Ты был звездой, и как звезда, сгорел.
Кричал, когда тебя никто не слышал.
Голову поднял, рванул струны и запел,
Когда вокруг все прятались, как мыши.
Пришел ты в мир веселою весной –
Зима твоей вдовой-убийцей стала…
Ты сам ей напророчил эту роль.
Она ее лишь мастерски сыграла.
Ты, словно Данко, людям сердце нес,
Когда тебе на горло наступали.
И сердце растоптали… Меньше слез!
У нас всегда, похоронив лишь, понимали,
Кого лишились, кого не вернуть…
Ты это знал. И принимал, как данность.
Ты знал: придется в пустоту шагнуть,
Ведь выхода другого не осталось.
Зачем и почему? Не нам судить.
Нам не заполнить те пустые строки.
Из трусости? Не так. Не может быть.
Ты не из тех был, кто уносит ноги.
Твой поезд мчался, разрывая ночь,
И колокольчики заснуть не позволяли.
И струны пели, мысли рвались прочь –
Но тело и вагон не отпускали.
Жизнь эта каждого приводит на порог
Меж камерой тюремной и могилой.
Можно уйти, оставив пару сотен строк,
Или остаться – безъязыким и бескрылым.
Ты был певцом. Ты не умел молчать.
Ты не боялся высоты и грома –
И добрый ангел научил тебя летать,
И показал тебе домой дорогу.
И ты шагнул навстречу небесам –
А тело полетело на асфальт…
Не виноват никто. Ты сделал это сам.
Не виноват никто. Не виноват.
Ты улетел. А нам осталась боль,
Что скрыта в твоих гимнах и балладах.
Ты не один. Ты не забыт, ведь мы с тобой.
А что немного нас – что ж, значит, так и надо.
Нас напоили ржавою водой.
Мы не молчали - но проснулось Лихо.
А с ним и крик, наполненный тоской,
Хотя дожди косые просят сидеть тихо.
Сестра нам осень, и жена, и мать.
Зима – палач, тюремщик и убийца.
Зимою лёд на реках не взломать,
И в осень – ни напиться, ни умыться.
Осталось лишь подняться во весь рост
Да, руки для распятия раскинув,
Разбить решетки вазой черных слез,
И землю эту грешную покинуть...
Стоп. Время ведь еще не истекло.
Печаль святая только веки распахнула!
Вперед, дружище! Залечи крыло,
Пока морозом в минус тридцать не дохнуло!
Мы тоже с черными гитарами придем,
Мы – околдованные ритмом рок-н-ролла!
Мы в дыры черные не сразу упадем,
И встретимся на облаке не скоро.
Не вечны мы – пусть так. Пост вечен наш.
И в горле каждом задыхаются верлибры…
Мы будем жить. Нам это завещал СашБаш.
Спасибо тебе, Саша Башлачев! Спасибо!
Не за что-то, но – за нас.
16 июня 2002 года.