Арабеска

Алиса Самдевятова
                Добрый читатель,
                присядь ненадолго...

Эту историю я хочу рассказать тебе в двух вариантах. По ходу текста тебе встретится несколько абзацев в двойных квадратных скобках, вот таких - [[...текст...]]. Эти абзацы будут открываться надписью "Альтернативный абзац". Ты можешь прочитать рассказ, минуя альтернативные абзацы, и узнать историю нескольких дней, а точнее, ночей обычного стареющего гражданина - такого же, как сотни тех, что живут в твоём доме, и тысячи тысяч, что населяют твой большой город. Прочитав же рассказ с "альтернативными абзацами" в двойных квадратных скобках, ты узнаешь ту же историю, но под несколько другим углом, с лёгким налётом... Впрочем, наверно, не будем раскрывать все тайны, мы и так сказали больше, чем следовало... Итак, добрый читатель, сразу твоему вниманию...

[[АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ АБЗАЦ: Безлунной весенней ночью, когда едва ли не все жители тёмной панельной многоэтажки спали самым глубоким сном, дверь квартиры Теодора Акимовича окутала взявшаяся из ниоткуда серая дымка. Если бы кто-нибудь из соседей посмотрел в этот час в глазок, он бы непременно увидел, как серая дымка сначала окутала собой дверь Теодора Акимовича, а затем просочилась внутрь его квартиры сквозь щели и замочную скважину…]]

Вечером, когда Теодор Акимович вернулся домой полностью промокший, его жена, как всегда, готовила на кухне, а на огромном экране настенного кухонного телевизора  в прямом эфире транслировался концерт какого-то не совсем обычного ансамбля. Концерт проходил на огромном стадионе, полностью забитом людьми, и представлял собой нечто странное - по крайней мере, для Теодора Акимовича: невооружённым взглядом было видно, что стоящий у микрофона человек абсолютно пьян. На вид ему было лет тридцать пять, рваная майка-матроска и штаны цвета «фуксия». Он даже не пел, а просто произносил в микрофон какие-то рифмы, время от времени забывая слова и начиная подвывать. Сзади что-то бренчали четверо музыкантов - на его фоне относительно трезвые. Внизу экрана появилось название группы и песни: "Неудовлетворённые нимфоманы" - "Меня тошнит от твоих стихов". Песня закончилась, и музыкант попытался поклониться перед ревущей многотысячной толпой, но его повело в сторону, и он упал. Теодор Акимович отвернулся.
- Я не ждала тебя так рано, - поздоровалась жена.
- На улице дождь, я оставил машину на работе, доехал на метро…
Они вместе уже больше тридцати лет. Единственная дочь два года назад вышла замуж, и теперь жила за границей, нечасто навещая стареющих родителей. К примеру, годовалую внучку Теодор Акимович с женой пока что видели только по видеозвонкам и на фотографиях.
Теодор Акимович присел за квадратный стол и снова посмотрел на экран: музыканты на сцене продолжали играть, а человек с микрофоном лежал в углу сцены и, по-видимому, спал.

Несколько последних лет Теодор Акимович возвращался с работы домой, его ждала жена-домохозяйка, чаще всего на кухне с включенным телевизором. Всё было одновременно так, как не хотелось, и так, как и должно было быть.
- Ты купил шторку для ванны? - спросила она.
Теодор Акимович помнил, что жена просила его повесить новую шторку-занавеску для ванны. Он даже купил её по дороге домой, несмотря на ливень и грозу, третью по счёту, предвестницу купального сезона. Положительно угукнув, Теодор Акимович переключил канал, но на его удивление, по другой программе показывали того же музыканта, только сидящего в студии, трезвого и, вероятно, не в прямом эфире. "Наша музыка для тех, кто умеет думать" - говорил он, - "это музыка, идущая отсюда". Скорее всего, музыкант хотел показать на сердце, но камера снимала его с такого ракурса, что тот отчётливо показал себе на подмышку. Теодор Акимович переключил на спортивный канал и, не дожидаясь напоминаний жены, пошёл вешать новую занавеску.
 
Ночью, стараясь не проснуться окончательно, Теодор Акимович потащил своё обвисшее тело в туалет. Включив свет в ванной, он испугался и всё-таки проснулся - внешний вид и яркие цвета новой, купленной им занавески были настолько непривычны, что спросонья Теодору Акимовичу показалось, что это никакая не занавеска, а стоящая в ванной комнате женщина в цветастом платье. Теодор Акимович вздрогнул, справил малую нужду, ещё раз кинул взгляд на занавеску и вернулся в кровать. Жена тихо сопела на своей половине, а вот Теодору Акимовичу долго не удавалось заснуть. Он был как-то странно перевозбуждён, в голову лезли несвойственные ему мысли, воспоминания из прошлого, в голове вертелась песня вчерашнего ансамбля. Однако, вскоре Теодор Акимович почувствовал, как кто-то крепко схватил его за щиколотку. Он не испугался, поскольку знал - это долгожданный признак того, что ему всё-таки удалось ненадолго провалиться в сон.
Когда утром будильник заиграл свою надоедливую мелодию, Теодор Акимович приподнялся, нажатием кнопки оборвал музыку и двинулся в сторону ванной. Перед тем как открыть дверь, он остановился и попытался вспомнить что-то из прошедшей ночи. Вспомнил, нажал на выключатель на стене и открыл дверь. Обычная занавеска – может, чуть ярче, чем надо бы, но всё равно самая обыкновенная...
 
Когда следующим вечером Теодор Акимович вернулся домой ещё раньше обычного, жена готовила на кухне с включённым телевизором, который во все свои дюймы показывал небритое лицо популярного актёра. "В то время у нас не было денег даже на то, чтобы пойти в магазин" - говорил актёр, - "но потом жизнь как будто сама открыла перед нами все двери. Знаете, так бывает, когда..." Теодор Акимович посмотрел на жену в засаленном под грудью домашнем халате и забрызганном фартуке поверх него.
- Что-то ты рано сегодня, - поздоровалась она.
- Доехал быстро, машин мало, май, у всех отпуска, - объяснил Теодор Акимович...

Ещё во сне он услышал непривычные звуки, резко перекочевавшие из сна в реальность. Теодор Акимович открыл глаза. Полная темнота, светать ещё не начало - значит, время максимум три - полчетвёртого. Вот они, жёлтые цифры будильника: 02:51.

[[АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ АБЗАЦ: Звук вызванного лифта. Лифт, по всей видимости, едет вниз, едет долго, останавливается где-то внизу и едет обратно. Гул сильнее, лифт подъезжает к этажу, металлический щелчок, стоп. Теодор Акимович прислушался. Двери лифта открылись на его этаже, и по подъездной плитке звонко застучали тяжёлые каблуки. Это даже не звук каблуков, а знакомый до боли цокот из детства - деревенского детства Теодора Акимовича. Теодор Акимович приподнялся. Он явственно слышал, как кто-то процокал от лифта прямо к его двери. С неприятным трепетом в кромешной темноте Теодор Акимович понял, что это цокот копыт... По спине прошёлся неприятный холодок. Вскочив с кровати, Теодор Акимович подбежал к глазку.
Серая плитка подъезда, соседские двери и лифт стянуты в круглый объектив. И никого.... "Ну конечно, никого" - почти вслух проговорил Теодор Акимович и почему-то посмотрел себе под ноги. "По всем законам жанра - никого", - сказал он и отправился в сторону ванной. Вернулся, посмотрел в глазок. Никого.
Перед дверью ванной он снова остановился и потянулся к выключателю, но с площадки подъезда снова донёсся стук копыт и звук открывающихся дверей лифта. Теодор Акимович подбежал к глазку: серая плитка, двери соседских квартир и звук уезжающего лифта, по всей видимости, вниз]]

Войдя в ванную, Теодор Акимович уже не испугался занавески. Она висела в своём облегающем женском платье и покачивалась, шуршала без какого-либо дуновения ветерка. Теодор Акимович подошёл ближе и дотронулся до неё рукой. Тёплая. Приобнял, прижал к себе - упругая, пробежал пальцами - приятная на ощупь. Вздрогнул, отошёл, справил малую нужду, выключил свет, лёг в постель. Но в этот раз не уснул до звонка будильника, который неожиданно зазвонил новой, приятной мелодией, сразу привязавшейся Теодору Акимовичу. Мелодия казалась знакомой, но после полубессонной ночи ни названия, ни исполнителя он вспомнить не мог. Утром занавеска была холодной и вела себя никак, делая то, что полагается - висела. Засовывая в рот зубную щётку и проигрывая в голове мелодию будильника, Теодор Акимович внезапно понял, что это видоизменённая, замедленная и аранжированная версия песни "Меня тошнит от твоих стихов" группы "Неудовлетворённые нимфоманы".
 
В тот вечер Теодор Акимович ехал домой на электричке и наблюдал в окно странную картину. Возле железнодорожного моста стояла собачья будка, вокруг которой сновали несколько полицейских и один молодой человек в шортах и майке. Теодор Акимович мог поклясться, что молодой человек был привязан к будке поводком, а на шее у него был ошейник. Теодор Акимович подумал, что это молодёжь снимает смешной ролик. В любом случае, не кино, потому что никаких камер поблизости видно не было. Да и какое в нынешнее время может быть кино? Кино как искусство осталось где-то посередине жизни Теодора Акимовича, когда люди ходили в кинотеатры, когда делали кино со смыслом – с множеством взрывов и погонь на машинах, кино про роботов, пришельцев из космоса, про спасение человечества от глобальных катастроф, про маньяков с бензопилами – такое кино заставляло задуматься, а не просто просиживать сеанс в многомерных очках с бокалом "Турбо-шок-синема". Теодор Акимович помнил время, когда в мире проводились кинофестивали - мероприятия, на которые маститые и совсем юные режиссёры привозили свои новые кинокартины, их оценивало именитое жюри, картина получала призы и впоследствии заинтересованные пользователи могли её бесплатно скачать и посмотреть. Однако постепенно режиссёры стали уходить от кино про взрывы в сторону фильмов для избранных – нудных, затянутых лент без ярко выраженного сюжета, смысл которых понимал далеко не каждый. Теодор Акимович как раз не понимал. Появились режиссёры, которые на протяжении полутора часов снимали мигающую лампочку, капающий кран, пустые качели, вплоть до того, что один из них, в конце концов, проехал по всем кинофестивалям со своим новым фильмом под названием "Чёрный квадрат: Киноверсия". На протяжении полутора часов зрителям и членам жюри показывался абсолютно чёрный экран, после чего шли всего два титра: имя режиссёра и надпись иероглифом "Конец фильма". Будучи разгромленным критикой, режиссёр всё же получил три или четыре фестивальных статуэтки, а к его имени стали прибавлять эпитет "культовый", после чего кино он снимать перестал. Фестивали стали закрываться один за другим, и кино прекратило существование за полной ненадобностью со стороны зрителя.
Теодор Акимович приехал домой, жена на кухне, телевизор включен.

Зайдя ночью в ванну, Теодор Акимович увидел перед собой молодую смуглую женщину в том же пёстром вечернем платье, на высоких каблуках и с тесёмками на щиколотках. Чёрные чернильные волосы, собранные на макушке резинкой, льются водопадом вниз до самой поясницы. Теодор Акимович обнял женщину за талию и осторожно поцеловал.
От внезапного ночного грохота жена подскочила на кровати. Мужа нет рядом, в коридоре полоска света из ванной... Мгновенно сообразив, что мужу, вероятно, стало плохо, и он рухнул в ванной, ударившись виском об унитаз, жена вскочила и с колотящимся сердцем побежала туда. Теодор Акимович действительно лежал на полу, но представшая ей картина сильно отличалась от ожидаемой. Муж лежал, запутавшись в занавеске, совершая какие-то подозрительно странные движения. Сорванный при падении занавески карниз, издавший грохот, лежал рядом. На своё имя, трижды произнесённое женой, Теодор Акимович не отозвался и на вопрос, всё ли в порядке, не ответил. Сердце жены постепенно вернулось в привычный ритм, и решив, что сейчас будет проще объяснить случившееся внезапным приступом лунатизма, она как ни в чём не бывало легла в кровать и вскоре заснула. Жена не затронула тему лунатизма и утром, но для себя решила, что с сегодняшнего дня будет стараться отслеживать ночные бдения мужа. Сказано - не сделано: следующую ночь она проспала не просыпаясь, а Теодор Акимович дважды посещал ванную комнату. Теперь он старался сдерживать пыл и не набрасываться на любовницу, а овладевать ей аккуратно, не срывая, а лишь приподнимая платье.

[[АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ АБЗАЦ: В выходной день, пока жена была в магазине, Теодор Акимович принял видеозвонок от дочери. Всё как всегда - дочь беззаботна и улыбчива, на заднем плане мелькает суровый зять, на коленях у дочери - неугомонная внучка. Если бы не одно "но". По ходу разговора дочь с той же улыбкой неожиданно спросила: "Пап, а если мамы нет, то сзади-то у тебя кто?"
Теодор Акимович повернулся на пустую стену:
- Где?
- Ну вон, сзади, у стены. Я плохо вижу, но как будто стоит, в маске и с рогами...
Теодор Акимович оглянулся ещё раз, недолго помолчал и, сославшись на телефонный звонок, прервал связь]]

В одну из ночей Теодор Акимович, натягивая серые домашние шорты, поинтересовался у любовницы относительно её имени:
- А-ра-бес-ка, - ответила она по слогам.
- Арабеска... Арабеска, послушай, - начал Теодор Акимович, - я хочу, чтобы ты знала... Что бы между нами ни происходило, от жены я уходить не хотел бы.
- Тебе и не надо, - успокоила его Арабеска, залезая внутрь ванны. - Я тоже не так свободна, как может показаться. Несвободен ты, несвободна я - самый чистый вариант измены.
- Чистый вариант измены?.. Измены...
- Измены, - повторила Арабеска. - Мужчине от женщины нужно одно, так сложилось исторически, - фулл-контакт, полное проникновение. Если женщина не разрешает чужому мужчине проникнуть в себя, позволяя при этом всё остальное - абсолютно всё - его цель не достигнута. Поэтому женщина не считает себя изменившей. А вот мужчина может посчитать изменой даже брошенный взгляд жены в сторону возможного соперника. Потенциальная опасность для мужчины - уже измена. Про всё остальное я даже не говорю.
Взгляд Теодора Акимовича привлёк спускающийся в углу ванны паук. Для суеверных - предвестник несчастья. Теодор Акимович не верил в приметы, но по всему его телу всё же пробежали мурашки.
- Мне хорошо с тобой, - как бы подвела итог Арабеска, - Хочу тебя всегда, а могу только по ночам. Хочу тебя везде, а могу только здесь. Не подумай, что я какая-нибудь сумасшедшая ненасытная нимфоманка, но ты разбудил во мне жёлтый огонь бесстыдства.
Не спрашивая о смысле метафоры, Теодор Акимович поцеловал Арабеску в тонкие губы и отправился спать.

В один из вечеров жена уготовила Теодору Акимовичу неожиданный и малоприятный сюрприз. Прошлой ночью она записала происходящее с мужем в ванной на телефон. Сердце Теодора Акимовича ухнуло: на маленьком экране он предавался любви с облокотившейся на ванну Арабеской. Однако, как нередко бывает, жена сама предложила наиболее подходящую версию ещё до того, как Теодор Акимович успел придумать оправдание.
- Ты лунатишь не первую ночь, Теодор.
Теодор Акимович запнулся:
- Я? Луначу?
- А что это, по-твоему? Обвиваешься занавеской, дрыгаешься. Потом возвращаешься в кровать и продолжаешь спать.
Теодор Акимович посмотрел на телефон: на экране Арабеска обнимает его загорелыми руками, извивается.
- С занавеской? - переспросил он. - Или с Арабеской?
Жена выключила телефон.
- Я говорила с врачом. На твоё счастье, это не опасно, если ты не будешь ходить на балкон или выходить ночью в подъезд.
- Не буду, - сказал Теодор Акимович одновременно с ноткой вины и надежды.
- Однажды ночью ты вот так оборвал карниз, он мог ударить тебя по голове. Может, даже ударил. Теодор, это нужно лечить.
Первое, что пришло в голову Теодору Акимовичу в эту секунду, были доводы современных учёных относительно страсти. Учёные якобы доказали, что после восьми месяцев отношений страсть у влюблённых идёт на убыль.
- У нас сейчас запускается сложный проект в компании, - сказал Теодор Акимович, - некогда будет лечиться. Сразу после него - обещаю. Тем более, сама говоришь – это не страшно.
- Всё затягиваешь, как всегда... Я на дверь амбарный замок повешу, - сказала жена.
- Хорошо.
- И на балкон.
- Повесь.
- Не я повесь, а ты повесишь.
- Я, я повешу.

В следующую ночь Арабеска неожиданно предложила сделать в отношениях перерыв. Теодор Акимович хотел возразить, сказать, что если она имеет в виду его разговор с женой, то это ничего не значит. Но Арабеска приложила палец к его губам, и Теодор Акимович почувствовал запах мыла. В голубых глазах Арабески он увидел лёгкую озорную грусть и понял, что ему предложен не перерыв, а конец.
Их последняя близость была недолгой - Теодор Акимович неожиданно обмяк, поправил на Арабеске платье и вышел. На кухне у него полились слёзы, а когда он вернулся в ванну, то увидел обычную, разве что чуть более яркую, чем надо, шторку-занавеску.

Заходить ночами в ванную и видеть её такой было грустно, но менять занавеску Теодор Акимович не хотел.
«До следующей весны. Не придёт – сниму», - решил он и подставил ладонь ползущему вверх по шортам пауку.

[[АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ АБЗАЦ: Чей-то заезжий любовник, докуривая на лестнице сигарету, посмотрел на крайнюю квартиру справа - из неё определённо шёл дым. "Горят", - решил он и, бросив окурок в мусоропровод, кинулся к телефону. Но дым, а точнее, серая дымка, стелясь по потолку, подползла к подъездному окну и исчезла в его чёрном квадрате…]]