Нина Викторовна неторопливо перебирала фотографии, которые нашла в мамином шкафу под стопкой белья. Их было немного, всего восемь штук, маленьких, пожелтевших, выцветших… Они, эти фотографии, почему-то были не в альбоме, а в старом почтовом конверте и, что странно, в шкафу зачем-то…
Вчера в осиротевшем родительском доме собралась вся большая семья: дочери с мужьями и чадами, двоюродные братья с семьями, соседи – поминали Марию Александровну в сороковой день её ухода в мир иной. Много добрых слов было сказано в адрес усопшей: и мамой она была хоть и строгой, но доброй и справедливой, и бабушкой заботливой, и соседкой неконфликтной, всегда готовой помочь делом, дать добрый совет, посочувствовать, поделиться. Работящая, непоседливая, она до последних дней то по дому что-то делала, то, опираясь на тросточку, в огороде грядки полола, то поливала пышные цветущие георгины и настурции, высаженные ею по весне.
И вот месяц с небольшим назад сгорела за неделю. Ни на что не жаловалась, никого не обременила – просто однажды утром не встала с постели, а через несколько дней тихо, во сне, ушла… Сердце устало биться, всё-таки восемьдесят восемь незадолго до этого отметили, за долгую трудную жизнь износился моторчик.
Старшая дочь, Нина, жила далеко от отчего дома, но, так как была уже на пенсии, своих детей вырастила, то, получив от сестры телеграмму о том, что мама слегла, сразу же прилетела и до последнего дыхания мамы находилась рядом с ней. Та иногда впадала в забытьё, чаще же была в светлой памяти, и всё вспоминала и рассказывала дочери истории из жизни: своей, детей, сельчан… Словно резцом по дереву вырезанные, истории эти запечатлелись в памяти Нины. Она и раньше их слышала, и от мамы, и от бабушки. Но тогда рассказы как-то не так ярко запомнились. А эти, предсмертные мамины… Может, потому, что они - последние? Или для самой Нины пришло время, когда начинаешь перелистывать страницы жизни?
Нина Викторовна ещё раз перебрала фотографии. Выбрав одну, остальные отложила в сторону. На фото – девочка с нахмуренными бровками в ситцевом платьице и мальчик с безмятежным выражением лица в цветастой рубашечке (перешитой из бабулиной кофты) и коротких штанишках на одной лямке через плечо. На обратной стороне фотографии надпись: «1949 год».
И перед глазами не молодой уже женщины возникла картинка, чёткая, яркая, с мельчайшими штрихами. Скорее даже не из собственной памяти возникла, а из рассказов взрослых, услышанных когда-то…
Послевоенная Украина, перепаханная войной, оккупацией, обездоленная бесконечной вереницей похоронок, посыпавшихся нескончаемым потоком после освобождения. До этого они, эти похоронки, где-то лежали, может, блуждали, дожидаясь своего часа, и давали хоть какую-то надежду. А теперь дня не проходило без того, чтобы в какой-нибудь семье эта призрачная надежда не умерла, не раздался душераздирающий крик со двора новоявленной вдовы, осиротевшей матери, не послышался глухой стон седобородого старика, потерявшего на дорогах войны сыновей – свою опору и продолжение.
Не миновала чаша сия и семью Нины: в сорок седьмом бабушке вручили в военкомате серую бумажку, из которой (Нина узнала об этом гораздо позже) та узнала, что «…ваш муж и отец в боях под Клайпедой… пропал без вести». Хоть мизерная, призрачная, но надежда всё же оставалась, во всяком случае у бабушки. Вернувшиеся с фронта пять сыновей и две дочери, пусть израненные, искалеченные, но вернувшиеся живыми, даже эту призрачную надежду потеряли. Они-то знали, что скрывается за словами «без вести пропал», видели, как упавшей бомбой, снарядом или миной разрывало человека в клочья, и даже эти клочья собрать воедино и похоронить не было возможности: Или отступление с позиций, или стремительная атака – и через минуту, может, и тебя та же участь ждёт…
Женщина вглядывалась в детские личики, гладила их рукой, и печальная улыбка невольно появилась в её глазах. Она вспоминала…
После возвращения фронтовиков домой дети в семьях посыпались, как горох из переспевшего стручка. Так было и в семье Нины. Первой появилась на свет она, в самом конце сорок пятого, в следующем году – трое двоюродных братьев и сестра. В сорок седьмом – ещё две двоюродных сестры, двоюродный братец и родная сестричка. Взрослые от темна до темна работали в колхозе, дети оставались на попечении бабушки. Она и за детьми приглядывала, и еду готовила на всё большое семейство, и в огороде копалась, и коровёнку доила, забеливая молоком похлёбку из лебеды, горстки отрубей и картофельных очисток. (Картофель весной высадили, предварительно очистив от кожуры, оставив только те участки, где проклюнулись ростки. А очистки высушили и потом добавляли в «суп»).
За такой оравой ребятишек, любопытных, непоседливых, углядеть бабушке было непросто: то в грядки залезут (ладно бы ещё только в свои, а то и в соседские с «ревизией» нагрянут!) и пообрывают едва завязавшиеся пупырышки огурцов, помидоров, тонкие хвостики моркови, редьки, свеклы. А то в пруд полезут и, не дай Бог, утонут! Или ещё какую беду на свою голову найдут – несмышлёныши ведь!
Так вот, утром, пока «детсад» собирался во дворе в полном составе, бабушка управлялась по хозяйству, растапливала печь, наливала по кружке молока всем, отламывала по куску лепёшки, кормила завтраком. Пока детвора жадно проглатывала еду, бабуля давала наставления своим беспокойным подопечным: туда не ходите, того не трогайте и тому подобное. Подкрепляла наставления страшилками, объясняя, почему нельзя.
Самыми ужасными и непонятными из этих страшилок были две: «В огород не ходите, а то вас там украдут и унесут туда, где Макар телят пасёт» и «Далеко от дома по улице не ходите. Там стоит железная милиция и заберёт вас». Куда заберёт – неизвестно и до сих пор, но было страшно. И до полудня дети боялись, помня бабушкины наставления, но потом страх куда-то исчезал, а неуёмное любопытство, жажда познания мира не давали покоя. И… ну, сами понимаете, тоже детьми были!
Однажды Нина с младшим на год братом Геной решили посмотреть, какой же он, этот страшный Макар, и чьих телят он пасёт. Пока бабушка полола луковую грядку, дети (Нине – четыре года, Гене – три), опасливо оглядываясь по сторонам, припустили тропинкой вдоль межи в конец огорода, где цвёл небольшой лужок по берегу заросшего пруда. Наверное, там, на этом лужке, и обитал Макар со своими телятами.
Прячась в густой траве, росшей на меже, малолетние естествоиспытатели осторожно крались к цели. Вот уже и лужок. Никакого Макара с телятами там нет. Только заросли камыша колышутся от лёгкого ветерка, да печальные вербы полощут ветки в теплой воде. И вдруг… из-за куста тальника вышло что-то непонятное, страшное, на тонких длинных ходулях, с длинной-предлинной шеей, чёрно-белое с вытянутым красным острым клювом! Неторопливо это что-то страшное вышло на чистую воду, подняло одну ходулю, вытянуло и без того длиннющую шею и стало оглядываться по сторонам. «Это Макар! Он нас ищет! Сейчас заберёт и утащит туда, где его телята пасутся!» – мелькнуло в голове Нины. Схватив за рубашонку братишку, девочка, обдирая коленки и локти, поползла по тропинке к дому. Удалившись на приличное расстояние от страшного места, дети поднялись на ноги и с громким рёвом «Там Макар! Макар!» помчались к бабушке. Та усмехнулась и, прижав к коленям дрожащие тельца, проговорила: «А я вам что говорила? Ладно, хоть убежать успели. В другой раз он вас поймает!».
Несколько недель «другого раза» не было. А потом постепенно всё забылось.
С другой страшилкой, про «железную милицию», связана не менее занимательная история.
В конце сороковых-пятидесятых детских садов в селе не было, о них никто и не слышал. За малышами приглядывали старики и старшие дети. Играть можно было во дворе или на улице, но только возле своих ворот. Дальше – ни шагу. Вот и собиралась детвора из соседних домов и развлекалась, как могла. Играли в прятки, догоняшки, просто в пыли кувыркались рядом с курицами, хвастались друг перед дружкой пёстрыми тряпочками, осколками цветных стёклышек (такие «игрушки» тогда были у детей).
В конце улицы, на которой жила семья Нины, был обсыпавшийся овраг, через который узкая тропинка выводила на другую улицу, где жил дядя Вася, старший мамин брат. У дяди Васи тоже подрастали два сына, примерно такого же возраста, что и Нина. Девочка любила ходить в гости к дяде, тётя Катя всегда угощала чем-то вкусненьким племяшей. Но ходили в гости только по праздникам и с родителями! А это случалось не так часто, в то время не до праздников было, работали в колхозе, пахали землю, хлеб сеяли, убирали. На ферме за скотом ухаживали. Да и дома огород надо вовремя обиходить: посадить овощи, прополоть, собрать урожай. Ведь и жили только с него, с огорода! В колхозе в конце года на трудодни выдавали сколько-то зерна, и то в том случае, если оставалось после сдачи государству. Но это происходило в конце года, а есть хотелось в течение его! Только огород и выручал.
И вот однажды Нина решила, что она – уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно сходить в гости к тёте Кате. Дорогу она помнила, не так и далеко идти: вдоль своей улицы, потом через овраг, а там и дом дяди. Не сообразив, что в это время все на работе, дома у дяди никого нет, девочка отправилась в первое самостоятельное путешествие. Это в пять-то лет!
Уже доходя до конца улицы, вспомнила, что бабушка говорила что-то о железной милиции, которая забирает непослушных детей. Страшновато стало: а вдруг? И тут возле последней в ряду хаты увидела какой-то большой железный ящик. «Милиция! Железная! Сейчас заберут меня!» – мелькнуло в голове девочки.
Ноги сами по себе повернулись в сторону дома, где бабушка, верная и надёжная защита, могла спасти от всех бед и несчастий. Как быстро Нина прилетела к себе во двор, она и не помнила. С криками «Железная милиция! Железная милиция!» забежала во двор и с разбега воткнулась в надёжные бабушкины коленки. А та опять улыбнулась и произнесла своё сакраментальное: «А я же говорила!»
Позже, уже взрослой, из рассказов той же бабушки, Нина узнала, какая такая «железная милиция» не позволила ей проявить свою «взрослость» и самостоятельность. Оказалось, что в то время проводилась тотальная борьба с вшами, которых было неимоверно много, практически в каждой семье. Поочерёдно на каждой улице ставили металлический куб, в котором прожаривали одежду, постели тех, у кого выявили наличие этих паразитов. Так сказать, термическая обработка. В путешествие Нина собралась именно в тот день, когда обработку проводили на их улице…
Нина Викторовна, вынырнув из воспоминаний, ещё раз погладила фотографию и положила её в конверт к остальным…