Нам было тогда по одиннадцать лет, и мы считали себя уже взрослыми. Зона наших свободных перемещений постепенно расширялась, открывая новые ландшафты для захватывающих исследований. Как же было интересно узнать: что находится за тем раскидистым тополем на горизонте, и какие секреты скрывает полуразрушенный кирпичный дом, едва заметный сквозь разросшийся кленовый кустарник. И подобно незабвенному Индиане Джонсу, мы обследовали все близлежащие стройки, в поисках древних гробниц.
Нас было трое, и наша дружба казалась нам чем-то незыблемым.
Каждый день мы узнавали друг о друге и о себе, что-то новое. Играя чужие роли, пытаясь походить на героев культовых боевиков, мы обнажали тем самым свою незащищённую суть.
Видеосалоны открывались по всему городу – в подвалах, обшарпанных домах культуры и кафе. Вход в рай стоил целый рубль, но как же трудно было его раздобыть. Едва ли не каждый фильм становился откровением, навсегда западая глубоко в сердце. Стены наших комнат были увешаны кустарными постерами, с блеклыми изображениями Сильвестра Сталлоне, Арнольда Шварцнеггера и Жана Клода Ван Дама, выменянные во дворе с большим трудом. Мы готовы были терпеть тесноту и духоту небольшого зала, жёсткие кресла, маленькие экраны телевизоров, гнусавых переводчиков только что бы увидеть вожделенный фильм. Видеомагнитофон «Электроника ВМ-12» был для нас недосягаемой мечтой.
Как-то одним июльским днём мы, все трое, отправились к морю (городок наш стоит на берегу водохранилища). Полдневный зной был изнуряющим. Чистота неба синела сквозь просветы ветвей. В своих рваных светлых босоножках мы шагали по пыльной извивающейся дороге, изрытой грязными колдобинами. Различные оттенки зелёного расцвечивали живой лесной купол. Еловый запах чудесно наполнял лёгкие. А шелест листьев и гомон птиц сплетались в естественную симфонию природы. Мохнатые жёлто-чёрные шмели, с едва слышным гудением, неподвижно застывали в густом, чуть влажном воздухе. Радужно-искрящиеся на солнце капли росы дрожали на перекрестьях паутины. Лилово-оранжевые бабочки порхали с василька на ромашку, росшие обильно у обочины. Надоедливые комары оставляли на белой коже розовые зудящие припухлости. Время от времени, страх перед клещами заставлял нас жаться к середине дороги, если кто-то о них вспоминал. Но вскоре мы опять забывали об угрозе и вновь храбро шастали по траве, озорно сшибая ивовыми прутьями головки одуванчиков, топча отряды муравьёв. Наши тесные майки и шорты были уже мокрыми от пота.
Мы шли, весело размахивая руками, и громко обсуждали вчерашний видеопросмотр. Это был «видик» «Империя наносит ответный удар». Рассказывали анекдоты. Смеялись, вспоминая, как дразнили престарелого сторожа детского сада, который вечно прогонял нас с веранд. И тут Серёжка, как обычно, начал сплетничать – вот мол, тот такой сякой, а этот ещё хуже. Сколько раз мы ему говорили, что сплетничать нехорошо, что это удел девчонок. Но куда там – всё бесполезно. Но чего у Серёжки было не отнять, так это какой-то врождённой интеллигентности, что ли, аристократизма. И платок у него всегда был чистый, стеснялся материться и говорить про «это».
Чем ближе мы подходили к месту назначения, тем явственнее ощущали прохладу морского бриза.
Вдруг Мишка начал чихать. Безостановочно, зажимая нос, брызгая слюной. Мы, с Серёжкой засмеялись и начали его передразнивать. Глаза у Мишки раскраснелись, из носа текло. Выглядел он жалко, но продолжал упорно идти вперёд. Ох уж этот Мишка – вечно сопли распускал по каждому пустяку. И любил же он жаловаться. Да ещё сочинять всякую чепуху. Но зато, когда я один раз серьёзно заболел воспалением лёгких, и целыми сутками не вставал с постели, он навещал меня, чуть ли не каждый день. На берегу ему стало легче.
Когда мы вышли на открытое пространство берега, широкая синь моря и неба предстала перед нами, наполнив радостью свободы наши сердца. Долгий путь был проделан. Ноги гудели от усталости, во рту пересохло. Сложив руки козырьком, мы обозревали нежно-голубую, аквамариновую палитру моря. Далеко на горизонте, едва касаясь глади, шибко шёл белоснежный катер. А справа, с пузатым алым парусом, чуть накренившись, неслась гоночная яхта. Хотелось тут же окунуться в прозрачную воду. Сюда на высокий берег, где мы стояли, доносились детские голоса, приглушённая музыка («Нажми на кнопку – получишь результат»), запах шашлыка. Недалеко от нас на светло-зелёной лужайке группа ребят постарше в чёрных плавках играла в волейбол. Басовитые возгласы оглашали округу. Ослепительно-белый мяч перелетал со стуком через натянутую сетку. Мы, с опаской, ожидая грозного оклика, обошли их и начали спускаться вниз по отлогому, глиняному берегу. Ноги вязли в обжигающем песке и мы, скинув сандалии и взяв их в руки, быстро, наперегонки побежали к воде. Повсюду были разбросаны гладкие коричневые коряги, лежали загорелые, лоснящиеся тела. Кто-то намазывал себя кремом, кто-то щурился из-за чёрных очков, кто-то курил, а кто-то разгадывал кроссворд.
Сбросив одежду, мы, поёживаясь, вступили в воду. Солнечные блики, отражённые от поверхности воды, слепили глаза. Непривычный холод скользнул по лодыжкам. И тут же, кажется Серёжка, начал, с радостным визгом брызгать на остальных, ладошками загребая воду. Мы схватили его вдвоём с Мишкой и окунули с головой. Отпустили. Он вынырнул, отплёвываясь и понося нас последними словами своим звонким контральто. Мы пустились вдаль, на глубину, по собачьи. Вспенивали воду порывистыми движениями. Вода уже казалась нам очень тёплой, хотя на глубине было прохладно. Он бросился за нами следом. Мы знали, что плавает он неважно. Серёжка изо всех сил грёб руками, вероятно, стараясь не показать своей слабости. Мы порядочно оторвались от него, но он не унимался. Чёрная точечка головы иногда скрывалась под поверхностью, потом вновь появлялась. Я нырнул на глубину, пытаясь разглядеть мутное дно. Почти ничего видно не было – ни затонувших городов, ни кораблей, потерпевших крушение, о которых столько рассказывал Мишка. Вода заполнила носовые пазухи, попала в рот. Я вынырнул на поверхность, отплёвываясь, оглядываясь по сторонам. Серёжки нигде не было, и я стремглав поплыл к тому месту, где заметил его в последний раз. Сердце неистово колотилось, а в голове всплывали жуткие рассказы об утопленниках и кадры из фильма «Челюсти». Обследовав дно, приблизительно, в нужном районе и не обнаружив тела Серёжки, я в состоянии близко к панике, бросил взгляд в сторону пристани, по левую сторону пляжа. И, к облегчению своему, увидел, как Серёжка и Мишка машут мне, уцепившись за красный буй. Я поплыл к ним, брасом, воображая себя Рэмбо, переплывающим тропическую реку, под свист пуль вьетконговских солдат.