Сокращенно ХБП. Редакция 2012 года

Андрей Осипов-Другой
Закрыть Америку 2

Христофор Бонапартьевич Петропервов, сокращенно «ХБП»


РОМАН
                РЕДАКЦИЯ 2012 ГОДА

Земную жизнь, пройдя до половины,
 я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Данте Алигьери
«Божественная комедия»


ПАРАЛЛЕЛЬНАЯ ГЛАВА


- Хочу жеребенка! Хочу! Хочу! Хочу! - вот уже более получаса без остановки ныла кобыла Сьюзен.
- Но, Сью! Мне кажется, ты не вправе требовать от меня невозможного! - Сэм Хенсли, живо представивший себя качающим колыбельку, попытался погладить свою любимицу по морде, но та капризно замотала головой.
- Не прикасайся ко мне! Пока у меня не будет жеребеночка, даже не смей приближаться, грязный развратник! Это не я, это природа во мне кричит, а выше нее ничего нет! Понял? Мне нужен жеребенок, и ты мне в этом поможешь!
- Но как?! Как же я тебе могу помочь?! Ангелы небесные! Что за бес в тебя вселился? Куда подевалась моя кроткая лошадка, для которой я делал все, что мог?
Сэм Хенсли артистично рухнул на колени, сложил, словно для молитвы, ладони, и взгляд его замер на проплывающей по небу одинокой тучке. Но тучка от этого не остановилась. Скорее, наоборот, еще быстрее понеслась куда-то. Наверно, на ночлег.
- Вот что я тебе скажу, ковбой! - уже спокойнее заговорила лошадь. - Ты радио-то хоть иногда слушай. Газеты изредка читай, что ли, а то совсем тут у озера забурел! Я хоть всего-навсего кобыла, а и то про овечку Долли в журнале видела, а ты только и умеешь твердить, что невозможно, да невозможно. Раз сам не в состоянии мне помочь, обратись к тем, кто может. Люди называют это клонированием. Завтра же отправляйся в Баффало-сити и найди там Билла. Говорят, он многим хорошим людям помог. И смотри у меня, без жеребеночка в пробирке лучше не возвращайся.
- А как же ты? - вопросительно взглянул на лошадь Сэм. - Как я одну-то тебя здесь оставлю? Тут ведь всякие ходят...
Лицо Сэма выражало столь искреннюю тревогу, что лошадь не устояла и, слегка дернув ушами, довольно замахала красивым хвостом.
- За меня не волнуйся, дорогой хозяин! Поезжай завтра утром в этот город или, там, сити. На месте разберешься. Заодно и покупки кое-какие сделаешь. Думаю, туда-обратно за три дня уложишься. Лучше воспользуйся автостопом, чтобы в автобусе не затолкали. Глядишь, заодно и деньги сэкономишь. Ты их, кстати, подальше засунь. Договорились? - лошадь внимательно посмотрела в глаза Сэму.
- Договорились,- ответил тот, утвердительно кивнув. - Считай себя уже с жеребенком, если, конечно, все так и есть, как ты сказала.
- Ну, а коли договорились, садись ужинать. Я приготовила твои любимые бобы с беконом, ну, и кофе, конечно. Вы, люди, почему-то всегда это едите.
Сью аккуратно, чтобы, не обжечься и  не уронить , сняла котелок с костра, еще раз перемешала пищу и поставила аппетитно пахнущий ужин на пенек, заменяющий ее другу и хозяину стол.
- Вилку дать? - спросила она. - В городах принято пользоваться вилкой.
- Ты же знаешь, что бобы я ем только ложкой, - ответил Сэм и с наслаждением понюхал сытное варево. - Что-что, а готовить она научилась вполне прилично, - отметил он про себя. - Шикарная у меня скво.
Ковбой неторопливо ел, чему-то задумчиво улыбаясь. Неожиданно громкий голос Сью заставил его вздрогнуть.
- Дорогой! Ты там в городе обо мне не беспокойся. Но смотри, совсем не забывай! По авеню там их разным без толку не гуляй, да на телок тамошних не пялься!
Лошадь легла в невысокую траву напротив Сэма. Взгляд ее мечтательно замер на широкой реке.
- Я тут, пока тебя не будет, в траве у речки поваляюсь, так что, милый, и еда, и вода у меня есть. - Глубоко вздохнув, она взволнованно продолжала:
- И за что мне такое счастье?! Мне, простой северо-американской лошади, конем не битой, цыганами не краденой, маковым соком не одурманенной. Низкий поклон за это всем, кому следует!
От удовольствия лошадь, опрокинувшись на спину, согнула в коленях передние ноги и заржала.
- Как, ты говорил, река эта называется?
- Ты уже десять раз меня спрашивала. Ниагара! Запомни хоть теперь, - не переставая жевать, промычал Сэм Хенсли.
- А что это значит, любимый? - продолжала надоедать с расспросами кобыла Сью. - Почему название-то такое придумали?
- Ну, откуда я знаю?! Может, канадские индейцы постарались. Эти гуроны, говорят, большие выдумщики. Или, может, из-за водопада, - ответил Сэм и на миг задумался сам. - Да, точно! Водопад так же называется. Это если по-английски, а по-французски - не уверен. Наверно, так же, как ты думаешь? Там ведь сразу за рекой Канада.
- Это ты, милый, думай! Ты ведь у нас человек. Тебе положено головой работать. Я ж пока всего лишь лошадь. Могу и на слово поверить. Так ты говоришь, что это по-английски?
- Ну все, хватит! Не перегружайся и не скромничай, лошадка моя. Ты это и без меня знала.
- Ну, знала, знала, но и тебе бы не помешало побольше обо всем узнать. Может, ты бы подучился где, а, Сэм? Чтобы при случае хоть не стыдно за себя было. Как насчет вечернего колледжа?
- Слушай меня, лошадь! У людей есть золотое правило: «Если нечего сказать, лучше помолчать». Так что очеловечивайся помаленьку. Ты ведь, кажется, в Канаду хотела заглянуть? А там у этих франко-канадцев без бонжур-тужура шагу не ступить. Этикет, называется. И вообще, раньше я тебе и такой нравился, - отодвинув от себя пустой котелок, обиженно заметил Сэм.
- Ты мне и сейчас дороже всех людей на свете, но мне хочется, чтобы мой ковбой, мой Сэм Хенсли, был первым во всем. Кстати, помнишь, мы в кемпинге кино смотрели про ныряльщиков? Они там еще в глубоководное озеро погружались. Оно в том кино Титикака называется. Ну, а это что за название? Странное, правда? На мой взгляд, белиберда какая-то. Не правда ли, мой господин?
Сэм Хенсли настороженно взглянул на свою кобылу.
- Уж не переселился ли в нее дух какого-нибудь умершего академика? - с опаской подумал он и, пошарив в сумке, достал упаковку так называемой корейской моркови для лошади и распечатанную бутылку виски для себя.
Лошадка Сью наклонила голову и очень осторожно взяла зубами прозрачную коробочку. При этом, взглянув на бутылку, она недовольно дернула ноздрями. Как и большинство особей женского пола, она не любила, когда мужик прикладывается к скотчу.
- Джонни Уокер, - не обращая внимания на гримасы лошади, предчувствуя близкое удовольствие, прочитал вслух Сэм. - Интересно, что бы это означало? - добавил он, и сам испугался сказанного.

Вернулся Сэм лишь через неделю. Все эти дни лошадь буквально не находила себе места. Сначала - от нетерпения, затем появилась тревога, в свою очередь, сменившаяся на уверенность, что с хозяином что-то случилось. Растерянный вид приближающегося ковбоя и его блуждающий взгляд, который она никак не могла поймать, подтверждал ее опасения.
- Так и знала! Что-то случилось! Что?! Ну, говори же! Что там?! Спутался с какой-нибудь?
- Его нет, Сью, - еле выговорил Сэм.
- Не нашел? Может, он уехал, так подождал бы! Ты у людей-то спросил? Ну, мог же этот Баффало Билл куда-то отлучиться?! Тебя и самого, вон, неделю не было, так, может, и он... ?
- Его нет, Сью, - повторил совершенно растерявшийся ковбой. - Города нет. Вообще нет и будто никогда и не было! Только дикий первобытный лес, полоска песка и дальше - озеро. Нет ни сити, ни дороги к нему. И жителей тоже нет, понимаешь, Сьюзен? Все люди пропали. Только двух подвыпивших ковбоев с пустыми бутылками из-под русской водки и встретил. Минут пять с ними поговорил, не больше. Нет, просто поразительно! Ни людей, ни зданий, ни дорог, ни машин. Я и туда-то пешком шел. Даже не заметил, как дорогу потерял. Два дня шел. Дошел, а там пусто. Как в Сибири после Ермака, а может, и до.
- Феноменально, Сэм! Но с твоих слов выходит, что бутылки все же где-то принимают? Мы должны в этом разобраться. Может, еще удастся неплохо заработать.
Вопреки ожиданиям, услышанное от хозяина, наоборот, успокоило лошадь, а о клонировании в этот момент, казалось, она вообще забыла. Но Сэм олимпийским спокойствием похвастаться пока не мог:
- Деньжата - они, конечно, нам не помешали бы, но я тебе еще не все рассказал. Понимаешь, какое дело… - Он замялся было, но все же продолжил: - Эти двое абсолютно похожи. Ну, прямо близнецы! Даже одеты одинаково, только один без шляпы и побритый, а другой, так щетиной оброс, и штанина рваная.
- Ну, и что ж в этом такого особенного? Тоже мне невидаль - близнецы! - усмехнулась лошадь.
- А то, что, глядя на любого из них, ты бы решила, что это я. Точные копии. Один так даже лучше оригинала. И шрам этот, - Сэм провел рукой за правым ухом, - все в точности.
- Говорят, накануне встретились. И тот, и другой набрели в лесу на микроавтобус со спиртным. Там, правда, еще шоколадки были. Одну вот тебе прислали.
Сэм положил на пенек перед лошадью «Сникерс», затем снова взял его и, разворачивая непривычное для лошади угощение, продолжил:
- Выпивать я с ними не стал, хотя и надо было бы. Все-таки такое дело... Только они и за сутки друг к другу привыкнуть не смогли, а я вот так сразу… Короче, не стал. А они там остались, четвертого ждать, раз я третьим стать не захотел. Может и дождутся. Знаешь, смотрел я на них, а сам думал: «Кто же из нас троих больше всех я?», - и только потом сообразил, что, раз мне это в голову пришло, стало быть, чья голова, тот и есть настоящий. В общем, здесь совпало. Поэтому твой ковбой сейчас перед тобой, а те двое там дозаправляются. Их теперь не скоро с места сдвинешь. Жалко! Пропадут парни.
- Ну, надо же, а! - засмеялась чему-то лошадь. – Двигаем ка лучше на восток, дорогой, единственный мой Сэм Хенсли! - Авось и нам с тобой что- нибудь наконец отвалится. Пойдем, а то еще те двое нас, чего доброго, опередят.
- Как скажешь, подруга. Ты же у нас теперь главная по мозговым атакам.
И, быстро собрав нехитрые пожитки, без лишних слов, они тронулись в путь навстречу неизвестности. Так что, если где-нибудь встретите мужика с говорящей лошадью, передавайте им от автора привет. Отблагодарят!






Глава I
 
РАЗОГРЕВ


- Ты там случайно не заблудился? - не вставая из-за стола, крикнул я уже давненько вышедшему подышать Витьке Кутанову.
- Гр-р-рох! - оглушительно шандарахнуло вместо ответа. Потом свалилось еще что-то, уже потяжелее.
- Что это там у тебя? - вздрогнув от неожиданности, спросил Толик Скворцов.
- Спокойно! - отвечаю. - Мин нет. Это в чулане тазик со стены свалился. Он у меня чужие шаги чует, а заодно и вместо сейсмометра. Стоит соседке в своего мужика телевизором швырнуть, так он тут же срабатывает, - объясняю я слегка высокомерно.
- Ну и лежал бы себе на полу. Чего ты его снова-то вешаешь? Всю ночь теперь, что ли, греметь на чужих будет? - не унимался Толян.
- А мне, брат, в напряжении жить интересней. Импульсивней, я бы сказал.  На зиму вообще медвежий капкан выкладываю, чтобы не шатались тут всякие по дому. Так-то вот. И, кстати, когда у меня тазик падает, у бабы Зины, где я воду из колодца беру, тоже почему-то пробки вышибает. Так вот, пока она их в темноте меняла, уже дважды кто-то успевал провода прямо под напряжением срезать. Хорошо хоть столбы не повалили. В общем, привычный процесс. Но изменить ничего нельзя, да пожалуй, и не надо. Мы тут все посовещались и решили: Пусть все идет, как идет. Все равно, все уже привыкли. Даже тот, у кого провода эти следующей ночью из сарая украли. Значит, не судьба ему за них сидеть. К мужику утром с обыском приехали, а проводов-то и нет! Так он от обиды даже заплакал.  Мы потом за укрывательство  полмесяца без света сидели. Нет. Пускай уж лучше все так и остается. С электричеством шутки плохи, да и вообще.
- Ну, наконец-то! - Громко говорю я появившемуся в дверях Вите. - Наводнение нам, случайно, не угрожает? - не отстаю я от уже севшего за стол Кутанова.
- Нет, - невнятно пробурчал он, закрывая глаза.
Но, стоп! Лучше уж я расскажу все по порядку.

В первой половине октября 2001 года, приблизительно в 7 часов вечера в малонаселенном районе Псковской области в известном мне доме на берегу ручья начал созревать заговор. Только тогда этого еще никто не понял. Даже если бы мы не смели перед этим огромную сковороду жаренных, похожих на опята, грибов, это все равно бы произошло. Ибо у каждого из нас обязательно что-то наболело, накипело и, наконец, лопнуло. Где же еще и выплескиваться эмоциям, если не на встрече старых друзей?
На этот раз некоторым мужниным женам тоже захотелось грибков, так что заманить, кстати, и с их помощью, приятелей к себе в деревню оказалось делом совсем не трудным. Как-никак, у них с этим местечком были связаны весьма яркие воспоминания. И разве плохо снова побродить по притихшему осеннему лесу, перекрикиваясь и пугая линяющих серых зайцев в рыжих «штанах». Или, задумчиво глядя на огонь в печи, вспоминать найденных и потерянных, хороших не очень, женщин, а главное - себя вместе с ними. В общем-то, разговоры велись о чем и обычно. Разве что, встретились не в городе, а на природе. И так уж вышло, что все, что в наших душах напряглось, в эту поездку резко отпустило. Чпок, и все дела! Так всем поначалу и казалось.
Началось с того, что Витька Кутанов, знаменитый наш выпивоха со стажем и кино-генерал, неожиданно дал слабину и еще до темна заклевал за столом носом. Стареем, что ли? Или, может, артист в нем возобладал? О долге забыл, генерал хренов! Ну, не спать же мы за триста километров прикатили, это еще если от Питера считать.
Срочно требовался какой-нибудь неординарный ход. Видя такое дело, резко вскакиваю из-за стола, бегу за специальным тазиком и со всей силы шарахаю им по столу прямо у Витьки перед носом. Он, понятное дело, удивленно открывает глаза и недовольно бормочет:
- Рядовой! Займите пост и не мешайте спать. Я на пути к главным мыслям. Что-то я захмелел, господа офицеры. Помню, в детстве со мной такого не случалось.
Рядовой, это значит я, потому что почти все остальные - господа офицеры и прапорщики.
- Ах, вы так?! - думаю я обиженно. - Ну так и я с вами буду также. Не кайфово мне это! Не для того деды прадедов революцию делали, чтобы я теперь в один салат с золотопогонниками голову уронил. Пионеры в школьных музеях киноискусства не поймут.
- На правах хозяина принимаю командование на себя! - очень доходчиво заявляю я.
Остальные смотрят на меня и молчат. Ждут, что дальше за этим последует.
- Витька!!! - кричу я. - Я сказал, Витька! Встать, пьяная сволочь, когда с тобой командир разговаривает! - ору ему прямо в ухо.
Ну, чего там еще? Разорался тут, главное! Да ты такой же командир, как и я. То есть, я...м-м-м... Хамло деревенское! Все, отстань, - бормочет он , производя мизинцем какие-то изыскания в ухе.
Нет, не такой же! - кричу я уже в другое витькино ухо и прижимаю к столу свободную руку приятеля. - Я главнее, ты сейчас сам в этом убедишься. Бери два ведра и топай к соседке за водой! Она там в колодце, а не в доме. Тебе говорят, быстро встать и шагать, а то совсем стемнеет! На все даю тебе десять минут. Следы не запутывай, и к соседке не лезь. Ей уже 95, и у нее таких ухарей, как ты, выше крыши, плюс труба. А еще, ее кот пьяных не любит. Не загрызет, так исцарапает, - продолжаю слишком громко, даже для генерала, орать я, раскачивая Витю с максимально возможной амплитудой.
- Да как я пойду-то? Сапоги, вон, на печке сохнут, - просыпаясь, недовольно заканючил арт-генерал. - Может, не надо, а?
- Ничего страшного! Шлепанцы резиновые у дверей видишь? Пятки тебе я еще за месяц подогнал. И хватит! Нечего тут ныть. Быстро надел и пошел, слуг нет! - чувствуя, что своего добился, не ослабляю я натиск. - Давай, Витюля! Нам здесь три дня жить.
Продолжая обиженно бухтеть что-то вроде:
- Не дают уснуть, уснуть и видеть сны, - Витя ушел за пятьдесят метров в неуютные осенние сумерки.
- Так! - говорю я, радостно потирая руки. - Идем дальше! Мы здесь на полном самообслуживании. Поэтому, Саня...
Тот очень неодобрительно взглянул на меня.
- Да, да! И ты, Саша, тоже! Шлепанцы резиновые у двери видишь? Они еще с прошлого раза тебя дожидаются.
- Нет, не вижу! Их Кутанов надел, а босиком я не пойду, - пытается потянуть время Саша. - Ты, кажется, в гости нас приглашал?
- Будем считать это обманом слуха. Давай, Санек! Ты же не генерал, чтобы у нас тут плакать. Надевай тогда галоши, что за дверью стоят, и принеси со двора три, а лучше четыре вязанки дров. Так, чтобы голова у нас об этом больше не болела. Самому же будет приятно, что в общем деле поучаствовал. Я, вообще-то, тоже косить не пытаюсь. На мне печка и сушка оставшихся грибов. Думаю, к утру закончу. Вам я это дело все равно не доверю, слишком уж оно тонкое. Во-первых, можем тут все угореть, а во-вторых, с непривычки легко все грибы пережечь, а я к этой сушилке уже приноровился. Это еще папаня, когда работал, соорудил. Так что, в отличие от вас, мне спать за столом некогда.
- Ну, а ты чего примолк? - спрашиваю я Серегу Нечипоренко. - Чисти грибы! Найдешь в серванте пару мисок и кастрюли. Мало будет, еще что-нибудь дам. Главное, не забывай - червей отдельно, грибы отдельно, а не наоборот.
- Теперь, вижу, Толик у нас без дела. Ну так считай, тебе повезло. На тебе грязная посуда. Вода и раковина в коридоре. Ведро выливай к забору. И смотри, вовремя выноси, без напоминаний!
- Ну, вот, наконец-то и Леня! Ты ведь у нас спец по шашлыкам? Мясо, куда положил, там и найдешь. Мангал, если не украли, у стены за домом стоит. Можешь прямо сейчас разжигать. Пока прогорит, пока то, да се. Не мне тебя учить. Вино в холодильнике с утра было. Ну да, если что нужно, спросишь! Лучше быстрее все переделаем, а уже потом спокойно посидим.
Время летело незаметно. Спустя полтора часа, проверив, закрыта ли калитка и ворота, я вошел в дом и громко объявил:
- Как обычно по пятницам, в это время мы начинаем радиопередачу «Выпивка для всех». Сегодня профессор Осипов любезно согласился рассказать нам о некоторых доступных даже неспециалистам способах расширения сосудов. Вам слово, Андрей Геннадьевич! А лучше, дорогой Андрей Геннадьевич!
- Спасибо за внимание! - закончил я вступительное слово и сразу перешел к делу.
- Давайте, ребята, выпьем за то, что мы здесь. Пришло время собирать камни.
Выпили, закусили и снова наполнили. Ну, вот и хорошо! Беру рюмку и снова встаю. Надо продолжить.
- А теперь давайте выпьем за тех, кого сегодня по разным причинам нет за нашим столом. Они также могли бы налить и излить вместе с нами. Давайте, ребятушки! - предложил я следующий тост.
Саша с Толиком, роняя вилки, завозились на углу стола. Толя отодвигал от себя рюмку, а Саня возвращал ее на место.
- С каких это пор ты вообще не пьешь, трезвенник ты наш знаменитый?! - уже во всеуслышанье возмущался Саша.
- Ну, не то, чтобы совсем. Могу, но только в самых исключительных случаях. Смерть матери, например. Я до сегодняшних грибов и так уже целые почки камней насобирал! - с досадой проговорил Толя, позволив-таки себе налить.
- Нет, о матери ты, конечно, зря! Она у тебя, к счастью, жива-здорова. Тебя не было, так я сам целых полчаса с ней неделю назад разговаривал. На Люду твою все жалуется. Любит маманя твоя по телефону поболтать. Суть в том, что выпиваешь ты и по другому поводу. Как он вам, ребята? - обратился Саня уже ко всей компании. - За друзей своих выпить не хочет!
- И вот каждый раз так! Всегда находится причина. Ладно, давайте вздрогнем! - похоже, даже обрадовался аргументам приятеля Толик.
Закончив обсуждение, чокнулись и выпили.
Без лишних слов каждый из нас по-своему оценивал шашлык. Быстро убедившись, что он не хуже, чем обычно, мы еще какое-то время молча припоминали, кто и где сейчас может быть.
- А ведь это из-за тебя, Кутаныч, Димки с Жоркой-Куннилингусом здесь нет. Ты же их на ту авантюру подбил, - вполне, впрочем, миролюбиво первым подметил Толя.
- Да ладно ты! - вступился я за Виктора. - Люди денег захотели заработать. Не знаю, что уж там за работа такая, но получают они на озере прилично. Побольше многих из нас, на всякий случай. Они ведь всего километрах в тридцати отсюда. Меньше часа езды. И, кстати, можно им позвонить. Могли бы на выходные подъехать.
- Так что ж мы сидим?! Звони прямо сейчас! Нет, лучше я сам. Диктуй номер! Ну, давай же ты, скорее! - терзая от нетерпения свой мобильник, взмолился Саша Артемьев.
- Набирай! - говорю я ему, и найдя нужную страницу в своей записной книжке, называю номер.
Дозвонился он сразу.
- Берег, берег, я земля! Это ты, Димка? Привет! Как дела? Да, да, не удивляйся! Кунс-то далеко от тебя? А мы тут рядом у Осипова сидим. Да, пока на прямых. Здорово, Жорка! Ага! Да, все! Вы там у своего озера вообще как, выездные? Что? Что-что? Конечно! Вот и я о том же. Тогда через час вас ждем! Мы уже почти без галстуков. Не надо! Ничего с собой не берите! Ах вы, черти, где затихарились! Мы вам тут дадим жару! Что?! Ну, хватит болтать! Хорош, говорю! Давайте скорее! Ждем!
- Вот так! Скоро подъедут. Чего сразу-то им позвонить никто не сообразил? Может, притормозим слегка? - и вполне счастливый Сашка, причмокивая от удовольствия, пошел стрелять глазами по лицам, наполняющих рюмки, приятелей.



Глава II.

ВМЕСТЕ!


- Фу ты, черт! М-м-м... иди-ка сюда, иди! - продолжая издавать и более сложные звуки, возился под столом Кутанов.
- Да что ты там делаешь? Витька, ёхом-махом! Муха не туда укусила, что ли? - пробую я понять смысл телодвижений Кутанова.
- Вот зараза! Опять гриб под стол упал. Они что, специально у тебя все такие скользкие? - раздалось в ответ из-под скатерти.
- Нет, - отвечаю. - Исключительно для тебя смазывал. Все, хорош там наши коленки разглядывать! Здесь тебе ни Дом кино. Вылезай и ешь шашлык, раз грибы срываются, - говорю я под стол и пытаюсь вытащить Виктора за руку.
Уцепившись за ножку стола, тот все еще пытается ухватить непослушный масленок.
- Все, хватит интима! Садись и не мешай разговору. Вот послушай лучше, Витя, что люди рассказывают, или может тебе неловко?
- Как же, дождешься! Будет ему неловко! - вставил реплику Саша.
Все здесь мне, как в кине! - Кутанов сел на стул и лихо, по-генеральски, вытер рукавом нос.
- Нет, а серьезно? Объясните все-таки простым людям, что вы там на озере за два года такого понаделали? Неужели и вправду все время только сидели и погоду в журнал записывали? От такой работы, с тоски, небось, не только чай перед сном пьете? - пытался-таки выведать тайну Леня Романов.
- Ну, не скажи! - не согласился я. - Плеск волн и шелест листьев тоску вполне нейтрализуют.
- Так может, им подсобить требуется? За две тонны баксов в месяц я бы тоже временно на сто наркомовских перешел. Сорок восемь штук за два года, минус жратва, плюс свежая рыбка, - прикидывал в уме Ленька. - На билет до Ниццы должно хватить. Я тоже хочу в белых штанах! Не все же им одним.
- Так тебе же тоже предлагали. Скажи ему, Куня! Он ведь сам тогда не захотел, - повернувшись к Жоре, пытался что-то доказать Ракета. Так за былые бесспорные заслуги в сборке и разборке всего нашего космоса называли мы иногда Диму Ракитина.
- Ну, а если насчет места, то можем спросить и даже протеже составить. К вашему общему сведению, чаек мы уже допиваем. Скоро, теперь уже совсем скоро, серьезные дела начнутся. Думаю, что люди еще понадобятся. И с головой, и с руками.
Потирая щеку, Дима над чем-то задумался.
- Ну, а ты-то что скажешь? - спросил он у Жоры.
- Я думал, вы в курсе событий. Кто-то другой, может быть, и не понял, но вы-то должны были «тему просечь», - неожиданно серьезно, обращаясь ко всем сразу, говорит Жора. Ну, тот самый весельчак Жорка-Куннилингус, сокращенно Кунс, если кто забыл. При этом он как-то странно обвел всех взглядом, на две-три секунды останавливаясь на каждом из нас.
- Честно признаться, я тогда тоже сразу ничего не понял. Да и новости в последнее время стал смотреть не больно-то внимательно. Я их теперь фильтрую, - не торопясь, издалека начал Жорка.
- Да ладно тебе, герой невидимого фронта, - нетерпеливо перебил его я. - Хватит с нас загадок и тайн, тем более, что это было в новостях. Объясняй все серьезно!
- Хорошо, открою вам все карты! - многозначительно взглянув на Димку, продолжал важничать Жора. - И тебе, Андрюха, как принимающей стороне, да и всем остальным, пропорционально тугодумию.
- Давай, давай, не тяни кота за хвост, снова говорю я, вставая из-за стола, чтобы подложить в печку дровишек. - Обогати, - говорю, - нашу память знанием чужих богатств.
- Весной, кажется, на ОРТ, в вечерних новостях прозвучало весьма интересное сообщение. Диктор, не помню уже кто, рассказала, что в Англии сделано сенсационное открытие. Параллельно, независимо друг от друга, в двух лабораториях британским ученым удалось остановить свет! Понимаете, о чем я?! - Жора снова обвел всех взглядом, но на этот раз мы слушали не перебивая.
- Так вот сделали они это с помощью больших, со здоровенный аквариум, слитков из какого-то сверхплотного стекла. При этом диктор тут же пояснила, что особая сенсационность произошедшего события состоит в том, что, согласно теории относительности Альберта Эйнштейна, в случае остановки света, останавливается и время. То есть, внутри этих кристаллов время замерло! Ну, так что, первооткрыватели? Неужели никто не слышал?
Жора замолчал в ожидании нашей реакции.
- Ты, наверное, первого апреля эти новости смотрел, - с ухмылкой говорит Саша. - Так вот я в тот же день слышал, что теперь в отдельных городах отдельные бабули прямо в квартирах целые стада свиней разводят. По-моему, это даже сенсационней.
- Нет, не первого апреля. Я тоже это слышал и сразу же тогда о Ракитине с Жоркой подумал! - тут же перебил Сашу Серега.
- Точно, Нечипоренко! И я те новости смотрел, - подтвердил Толик. - Хотел в ночных новостях повнимательней послушать, да только сюжет этот уже сняли.
- Я тоже это видел, - отодвигая от себя тарелку, сказал Кутанов. - Если честно, так даже и не удивился. Нас же еще в позапрошлом году предупреждали, что в этой области англичане дальше всех продвинулись. Это теоретически. Ну, а теперь, выходит, уже и практически. Только что же из этого следует? Они что, тоже базы строят?
- Жора! Давай я им отвечу! - даже привстав, говорит тогда Дима Ракитин. - Ну так вот! Пока что это неизвестно. Космическая разведка ничего не засекла. Но только наши эксперименты по переброске техники сразу решено было перенести подальше от любопытных глаз на Белое море, но знать об этом вообще никто не должен, хоть все знают. По крайней мере считается, что пока это тайна.
- С техникой что-то у нас не очень получается. Людей же засылают сравнительно успешно.
- А почему, сравнительно? - спрашиваю я.
- Да потому, - отвечает Дима, - что если человека с Чудского озера отправлять, то он хоть при Петре Первом, хоть при Екатерине, хоть при Наполеоне на том же месте и окажется. До Санкт-Петербурга тут рукой подать. Если напрямую, то всего полмесяца ходу на лыжах. Это если зимой. А вот через всю Европу до Франции, к тому же во время войны, добраться довольно сложно. Но самое трудное в самой Франции на гильотину не попасть. Известны, правда, случаи, когда шпионов там просто расстреливали, но это надо под счастливой звездой родиться.
Дима замолчал. Все тоже призадумались, пытаясь представить себя в том и другом качестве.
- Не, ерунда все это! - нарушил я общее молчание. -У них, видать, с французским плоховато. Наверняка акцент и выдал. А вот я, - говорю, - прошел бы. Не надо всех ваших идиотских легенд. Сказал бы все как есть и меня бы поняли. На чистом русском поняли бы. И когда к Наполеону доставили, тоже не растерялся бы. Ох, и много же мне надо ему сказать! Уж я бы такого случая не упустил !
- А что, может, и впрямь попробовать? У меня бы получилось! - уже совершенно серьезно подумал я.
- У тебя, Андрей, еще будет возможность себя показать. Завещание только не забудь написать, - как-то уж слишком печально глядя на меня, продолжал Дима. - Хорошо бы тебе с одним нашим специалистом пообщаться. Он под переброску случайно попал. Кстати, ученый-физик. Ты-то с нами не был, а вот ребята его могут помнить. Он еще нам в палатке лекцию пробовал читать, прежде чем мы под обстрел попали. С ним тогда еще двое были, так что все трое и пропали. Всего-то около месяца в прошлом пробыли, а физик уже успел там женой обзавестись. Гражданской, правда. Такая любовь, что в будущее, в наше то есть время, за ним сорвалась. Прямо так, без регистрации. Выходит, поверила. Такая, знаете ли, не от мира сего барышня. Галю-то, небось, иногда вспоминаете? Тоже с прибамбасами была, но все же гораздо проще. А эта, просто надо видеть! Ну, как если бы Татьяну Доронину сложить с Ренатой Литвиновой, да помножить на Анастасию Вертинскую в роли Офелии, плюс все они еще и в эйфории. И вот это, с трудом поддающееся исчислению, существо, с огромными такими, знаете ли, глазищами, буквально молится на этого самого Лосева. Хотя и тот, прямо скажем, не вполне адекватен. Они уже два года, как у нас работают. Он - по своей специальности, а она на кухне. Ну и что вы думаете, адаптировалась? Да ничего подобного! Конечно, все это может воздействовать на психику. С этим никто не спорит. Но надо же, по крайней мере, самой захотеть найти свое место в новой реальности. Это ведь тоже очень серьезный вопрос, хотя и у нас самих проблем тоже добавилось. Представьте, этот Николай Лосев, светлая голова, пытается доказать, что даже с нашим нынешним оборудованием возможно перемещение не только во времени, но и в пространстве! Даже теорию свою вывел. Если допустить, что он прав, то с момента возникновения межвременного канала человек как бы утрачивает массу. Не хило? Это приводит к тому, что, потеряв инерцию, он перестает на время эксперимента вращаться вместе с поверхностью Земли! В общем, выходит, что человек или, может, что-то другое продолжают оставаться на тот же самом месте, где и находились. Не врубаетесь? Вроде бы и я то же самое вам говорил. Но по Лосеву выходит, то же, да не то!
Видно было, что Димка увлекается своим повествованием все больше и больше, да и мы слушали его более чем внимательно.
- Ну, какой напрашивается вывод? - снова спросил он нас.
- Какой, какой?! Да никакой! - отвечаю я за всех. Ты же, действительно, говорил, что, если с озера начнешь, то там же и окажешься. Ведь так? Правильно мы тебя поняли?
- Правильно! Если акустический удар длится доли секунды. Гроза, взрыв, звуковой барьер самолет преодолел. Ну, как у нас тогда! То есть нет, не совсем. У нас как раз была серия взрывов. Короткая, но все же серия. И вот теперь по Лосеву выходит, что, если резонанс поддерживать более-менее заметное время, например два часа, то где окажется перебрасываемый?
- Опять ты свое «где «! Тебе же сказали, где! - распалялся бывший второй помощник капитана и сам почти капитан Артемьев. Саша вообще не любит, когда из него пытаются сделать идиота. «Ты еще только подумал мне лапшу на уши повесить, а я ее уже съел и высрал!» - любимое его выражение в подобных ситуациях.
- Эх вы, умники-разумники! А уж тебе, Саша, морскому офицеру, и вовсе непростительно! - пристыдил нас Дима. - Мы и сами в это не верим, но Лосев считает и даже доказывает на цифрах и с картой, что через два часа нахождения в канале, человек оказывается в Швеции, а точнее - перемещается ровно на два часа поясного времени. Вот так-то! На той же самой параллели! Земля вращается, а Лосев, к примеру, остается на месте.
- Так, может, он тогда вообще в космосе окажется? В том месте, где планета наша два часа назад находилась? - попытался реабилитироваться в наших глазах Саша.
- А вот и нет! - вмешался в теоретический спор Жорка. - Ведь необходима одинаковая плотность окружающей среды. В данном случае, воздуха. В противном же случае, резонанс моментально прекратится. Таким образом, согласно гипотезе Лосева, человек может перемещаться по широте, на которой он находится, хоть вокруг Земного шара. Условие жесткое - только в сторону, противоположную направлению вращения Земли. Теперь, я полагаю, понятно почему? Ну и надо, чтобы организм выдержал.
Жорка с Димой победоносно смотрели на нас. - Ну, как вам теорийка? - спрашивает первый.
- Не хило! - отвечаю я за всех. - Но это же все лажа, не так ли? Вы же сами ему не верите! Ну, а вообще-то говоря, почему бы и не проверить? Работайте!
- Верно!-воскликнул Жорка. Даже не специалист писал, что опыт - сын ошибок трудных. Только вот наши начальники боятся, что если мы тех, кто в Москве сидит, еще этим перегрузим, то они вообще все работы свернут. А они только-только собрались себе дачки лет двадцать назад построить. Это когда доллар шестьдесят копеек стоил, ну и вообще была полная халява. Надо лишь материалы кой-какие перебросить, и дело, считай, на мази. Нет, что вы! Об этом они не проговорятся! Двое-то, что с Лосевым тоже переносились, баб своих новых там оставили. Вроде как наши связные они теперь. Жратву, бухалово им перебрасываем. Занесет, мало ли, кого в 1982 год, так будет к кому обратиться. Можно сказать, уже с блинами ждут. Очень, кстати, удобно, судя по их рассказам.
- А вы начальникам не докладывайте, - не отставал я от Жоры с Димой. - Проведите опыт хотя бы в минуту. Да можно и в пять секунд уложиться. Земля и за пять секунд повернется. Что скажете?
- Нас когда бомбили, из-за этих взрывов тоже процесс растянулся. В общем, сдвиг, похоже, действительно происходит. Вот только с какой скоростью - это пока вопрос. Кое-что разумное в доводах Лосева, видимо, все-таки есть. Мы теперь при перебросках обязуем всех одевать спасательные жилеты. Мало ли, окажутся в воде и без сознания. Так у нас никаких героев не хватит.
- О! Чуть не забыл! - воскликнул Дима. - Андрюха, а вы с этим Колей Лосевым случайно не родственники? Уж больно похожи! Он тебя года на три постарше выглядит. Ну, так что, не припоминаешь? В палатке тогда мы eго толком и не разглядели. К нам-то он спиной стоял, а Витька Кутанов должен был заметить сходство. Совсем рядом тогда сидел. Припоминаешь, Витя?
- Ну, как же! Прямо! Я там еще двойников чьих-то буду высматривать! И без того голова кругом шла, - почти обиделся Кутанов.
Сам-то я знаю, что никаких родственников Коль Лосевых, а тем более похожих на меня, в нашей семье раньше не замечалось.
- Это раньше, а сегодня я его поцеловала. Вот! - устало мычу себе под нос известную песенку. - Все, отбой! - взглянув на часы, объявляю я. - Детское время кончилось, а вставать завтра рано. Ночные горшки в 8 утра выдает дежурный по быту,  а до этого извольте гулять на двор. Там все найдете.


ГЛАВА III
ПРОБУЖДЕНИЕ


Ох уж эти дивные августовские ночи! Сколькими прекрасными поэтами воспеты они! Новые и новые измученные, растерзанные строки еще лягут на бумагу. Да и есть отчего, прямо скажем.
Сколько бы сладостных сердечных мук, того самого сметающего разум томления души, порой безнадежного, но все равно бесценного, густого и обжигающего, как пенка от только что сваренного малинового варенья; сколько бы их ни уносило год за годом, пресытиться ими невозможно. Если ты еще жив, конечно.
И все же эти, отвыкшие от звезд, осколки лета неумолимо темнеют и просыпаются по утрам с первыми желтыми листьями. А еще раньше кончились на твоих ладонях мокрые ягоды, что всего месяц назад исчезали, запиваемые парным молоком, оставляя белые капли на губах любимой.
Может быть где-нибудь севернее Архангельска все уже и не так поэтично, но на Псковщине, право же, рай! Так неохотно начинаешь привыкать к звездам на потемневшем небе. Куда вы так торопитесь?! Постойте! Ведь еще не все, еще не конец! Еще будет до зимней спячки что-то незабываемое! Надеемся, что будет. И снова полоснет по душе бабье лето. Снова закружит и понесет. Ведь еще черт-те где эти проклятые холода! Еще не готово задремать и замерзнуть сердце. Что с того, что, как всегда, начеку Илья-пророк, опять бросивший в воду свой камень? Зря старался. Круги на воде, как появились, так и пропали. А ночи по-прежнему полны звуков, запахов и надежд. Да, да! Именно надежд! На то оно и лето, лучшее из дарованных нам природой времен года.
Не знаю, как насчет надежд, а о ночи и тепле трое, неуютно лежащих на сыром песке мужчин, наверное, хоть и не сразу, но подумали. Очень медленно приходили в сознание эти трое. Они совершенно не чувствовали не только бестолково разбросанных рук и ног, но и вообще своего тела. Их, с огромным трудом раскрываемые под тяжестью свинцовых век, глаза, тут же снова закрывались. При ярком свете луны бедняги все же успели заметить, что рядом с ними лежит кто-то такой же беспомощный, как и они сами, но попытаться позвать на помощь или хотя бы просто издать хоть какой-то звук не было сил.
Вместе с возвращающимся сознанием, врезалась в виски чудовищная головная боль. Переносить ее было просто невозможно, и, наверное, потеря сознания была для них лучшей защитной реакцией организма. Будучи не в силах больше даже приоткрыть глаза, они снова провалились в заполненную яркими вспышками темноту. Несколько мгновений в их сознании еще отражались какие-то снопы разноцветных искр, но затем и они пропали.
Вновь очнулись они уже часов в шесть утра от назойливого мычания проходящих совсем рядом коров. Пастух с пониманием и даже завистью посмотрел на валяющихся на земле незнакомцев и, отчего-то тяжело вздохнув, пошел дальше. Впрочем, оно и понятно, - лежать - не работать. Мальчишка-подпасок огорчаться не стал. Его волочащийся по земле кнут взметнулся и лихо щелкнул над головами праздно разлегшихся городских дяденек.
Городские застонали, зашевелились и, нелепо крутя головами, уставились пустыми полубезумными глазами друг на друга, на уходящее стадо, на бесшумно накатывающиеся на близкий берег небольшие волны. Недавно взошедшее солнце неприятно слепило глаза, и, видимо, налюбовавшись вокруг себя вдоволь, вся троица мало-помалу стала пытаться сесть, и это, хоть и не сразу, но удалось. Уже сидя, окончательно пришедшие в себя, они еще с полчаса молча разглядывали друг друга, пытаясь понять, что же с ними произошло, и где находятся.
Слабо пытаясь встать, один из них угодил рукой в какую-то еще теплую липкую массу. Странно, но ему в тот момент показалось, что с чем-то похожим он в жизни уже встречался, к тому же не раз. Это неожиданное открытие заставило его поверить в то, что со временем он сможет припомнить и еще что-нибудь.
Для начала, назовем нашего героя просто Первый. Пообщаться не прочь были и остальные двое, но именно Первый наконец-то заговорил.
- Ну что, кажется, приплыли. Интересно было бы узнать куда. Что за станция такая. Вроде не так много вчера и выпили-то. Кстати, мы знакомы? Если да, то у кого это мы так лихо гостим? Если нет, то самое время познакомиться. А вообще-то мы случайно не на рыбалке? - предположил Первый, увидев лежащую рядом с ними дырявую перевернутую лодку. - Сыровато тут, - добавил он.
- Я-то уж точно не на рыбалке. Снастей не видно, - ответил Второй, секунду помолчал и добавил: - Но и не в Сочи - неограниченного контингента нет.
- И не на пляже у Петропавловки, - заговорил Третий. - А жаль! Отличное место для знакомств. Там тоже тот еще контингент. Только вот сдается мне, что физиономии ваши я где-то совсем недавно видел. Может, в объявлении: «Ушли из дома и не вернулись. Видевшему их, просьба не звонить''. Одно знаю - в рюмочной не знакомились, да и сейчас мы не в ней, - слишком уж воздух чистый. И вообще я этим не увлекаюсь. Кстати, никто не может меня представить? Если нет, позвольте, я сам. Как же это... А, вот:
- Щеглов Олег Борисович, доктор физико-математических наук из Петербурга. Сам не пойму, откуда я это знаю, но это так. Волею обстоятельств оказался втянутым, так сказать.
- Да, да! Что-то такое припоминаю! Точно! Вспомнил! В Петербурге сегодня дожди. Правильно? А у нас ясно, - оживился наш Первый. - Я в дождь светлые штаны не ношу, и вообще я, знаете ли, из Москвы. Черт возьми! Голова просто раскалывается!
Первый закрыл глаза и несколько секунд массировал себе виски.
- Николай Сергеевич Лосев, к вашим услугам, но лучше просто Николай. Я кандидат того же, что и вы, который из Петербурга. Да, да, пожалуй, того же. Научный сотрудник института имени... имени... Длинное такое! Ну, этого, как его... Он еще это... А, Лобачевского, вот кого! Старший, сотрудник, то есть. Сразу предупреждаю - пью редко и не метко, по чуть-чуть. Так что, похоже, сейчас наша общая истина не в вине. Только вот в чем же тогда? Как вы думаете, любезный? - спросил он, повернувшись ко Второму.
- Зовите меня просто - Психолог. А еще я знаю, что другие зовут меня Сергеевым Евгением Александровичем, о чем вам с радостью сообщаю. А может Сергиев? Мне сейчас почему-то кажется, что из дворян, но полностью не уверен. Тоже из Москвы, и тоже где-то вас видел. Мы с вами в Таиланд случайно вместе не летали? В секс-турах соседи всегда хорошо запоминаются. Чувствую, знаете ли, какую-то общую с вами причастность к некой тайне. И так же голова болит, а цитрамона нет. Ведь нет? О, господи! - тяжело вздохнул Психолог.
- Да, да, не удивляйтесь! - продолжил он. - Именно эта общая сопричастность и уложила нас на этот берег. Хотя какая уже тут тайна... Типичный путь в никуда. Его до нас многие прошли.
Психолог задумался и по очереди осмотрел с головы до ног каждого физика из тех, что были поблизости. Вид их ничего не убавил, не прибавил. Хотя нет! Мысль о том, что именно он должен помочь им выйти из этой, непривычной для всех троих психологической ситуации, побудила-таки его к решительным действиям. Да и посудите сами: одно дело поучать других, как это нехорошо, каждый день, проснувшись утром, ни черта не помнить, где, с кем и на что  вчера ложился, а тут, на тебе - примите тело! «До измены один шаг», - усмехнулся он про себя и уже совершенно другим, мобилизующим голосом скомандовал:
- А ну-ка, кандидаты в бомжи, быстренько напрягли мозг для контратаки! Вспоминаем, вспоминаем! Кто сам не вспомнит, пятнадцать суток помогут! Вы этого, что ли, добиваетесь?! Молчать! И не надо на голову указывать. У меня она не меньше вашего болит. Я сказал, молчать!!! - орал он на съежившихся, притихших физиков. - Я вам тут устрою шоковую терапию! Вы у меня вспомните, где песика зарыли! Сразу все пройдет. Я же сам прекрасно помню, как мы вчера где-то посидели. Вспоминайте же, хлюпики! Мы у выхода расположились. Там еще ветром дуло! - в целом правильно обрабатывал поклонников точных наук Сергеев, он же Психолог, он же Второй.
- Точно!- воскликнул Лосев и совершенно неожиданно и для самого себя, и для остальных, встал.
- Ого! Лихо это у вас получилось, а главное, без страховки. А что, если и я тоже попробую? Только бы мне тут остатком разума на камень не упасть, - с этими словами поднялся с земли и психолог Сергеев.
- Что ж, выходит, я засиделся. Ну, да мы у себя в Питере вообще всегда от вас отстаем. Да хоть что угодно возьмите! Хоть деньги, хоть много денег или вот еще шоу-бизнес...Зато дух устойчивей и архитектура целей. Мы это называем  здоровым консерватизмом. А питерских вы сами к себе пускаете. Не так ли, господа москвичи? Ну-ка, ну-ка, попробуем... Щеглов поднимается, Щеглов поднимается... Фу ты, черт! Падает Щеглов!
Опершись на пятую точку, доктор Щеглов быстренько ощупал большинство частей своего тела. - Так, попробуем еще разок. Все, Щеглов поднялся. Зафиксировали. Теперь я к вашим услугам, господа! Давайте лучше вспоминать стоя и по возможности без лишнего шума, - назидательным тоном произнес Олег Борисович. - Итак, развиваем мысль дальше. Лишь бы не потерять, мысль эту. Идем, значит, методом исключения. Мы явно вчера не перепили. Выхлопа нет. Потом, как это вот так сразу трое интеллигентных, я надеюсь, мужчин могли напиться до такой степени, что никто ничего даже вспомнить не в состоянии? Явно не могли! Разве что отравы какой-нибудь хлебнули, но, мне думается, тогда бы мы так легко не отделались. А так, к счастью, живы и красоту разную вокруг себя видеть можем. А там, надеюсь, и память вернется. Как все-таки полезно ничего не забывать, не правда ли, друзья? Но идем дальше. Клофелинщицы здесь вряд ли встречаются. Клиентов мало. Поэтому идем еще дальше, и лучше напрямик.
- Допустим, нас сюда зачем-то привезли и аккуратно выгрузили. - Щеглов замолчал. Чувствовалось, что как он ни напрягает воображение, развития эта неожиданная версия у него не получает.
-Зачем? Не помню, - хмуро промычал он. - Но начисто это не исключаем. Бывает всякое. С нашим братом порой еще и не такое приключается. Ирония судьбы, или кто откуда и куда.
- А я помню! - оживился Лосев - Версия-то богатая! Да, точно! Помню, нас еще в вертолете поучали, как с какими-то военными разговаривать и как легче потом пытки переносить... Какие пытки?! Хрен его знает! Что-то такое мы еще должны были объяснить, только, хоть убейте, не могу никак вспомнить, что именно. Какую-то железную дорогу разобрали, а зачем, ответ знает только ветер. Кажется, от Пскова до Гдова была дорога. Им-то я объяснил, зачем, а вот себе не могу. Вы, случаем, не путейцы? Тоже объяснили бы. Кто там у вас теперь шеф?
Последовавшее за этим усиленное растирание Лосевым наморщенного лба не принесло быстрого результата.
- Нам всем, а вам, Лосев, особенно, после этаких событий не помешает искупаться. Озеро в двух шагах, один я уже сделал, - направившись к кромке воды, не оборачиваясь, бросил через плечо Сергеев.
Несколько минут, раздевшись по пояс и закатав штаны, все трое молча смывали с себя прохладной утренней водой все лишнее. Казалось, еще немного и все в их потрепанном сознании встанет на свое место.
- Психолог! Вы уж, если что не так, извините меня. Все из головы вылетело, ну да теперь вроде маленько полегчало. Видать, сразу надо было окунуться. Вы, Щеглов, тоже особо не обижайтесь, - продолжил, уже выйдя не берег, Лосев. - Пойдемте-ка лучше за холмик. Порассуждаем на свежую голову, а заодно и от ветерка укроемся.
Все трое уселись в небольшое углубление между песчаными дюнами и переглянулись. Водные процедуры явно пошли всем на пользу.
- Ну что, продолжим дискуссию! - предложил Лосев. - Помнится, здесь, у Чудского озера, еще какая-то зона была. Там еще пленные немцы грехи отрабатывали. Вроде бы, вместе с партизанами, но последним почему-то впаяли больше. - Лосев крепко задумался. Чувствовалось, что еще немного, и он вспомнит что-нибудь очень важное.
- Зона, зона... Люди в зоне у Чудского озера, - размышлял он вслух. - Аптека, улица, фонарь - это у Блока, а «Если прижмут к реке, всем крышка» - это у Михалкова в фильме, где он еще и  в шляпе.
- Да, да! «Свой среди чужих»... Как и мы на берегу Чудского озера. Это, полагаю, вне всяких сомнений, - теперь уже восстанавливал события Щеглов. - Нас доставили сюда спецрейсом...
- Потому, что здесь пропадают люди, - подхватил психолог Сергеев - Здешние жители часто переносятся во времени, и мы должны были как-то объяснить это господам-офицерам. Выходит, объяснили хорошо, раз всех военных сразу, как ветром сдуло.
- Или нас, - поправил Лосев. - Я бы на вашем месте раньше времени особо не ликовал. Лично у меня с собой денег почему-то нет, а привычка к ним явно осталась. Странно! Везде, где только можно проверил. Все, что было в карманах, вытряхнули. Как после вытрезвителя. На свободу с пустыми карманами. Хорошо, хоть часы с руки не сняли. И шапку. Вам, кстати, тоже не мешало бы подсчитать убытки. Кто знает, что там еще будет, а главное, когда. Надеюсь, вы меня понимаете?
Вместо ответа Щеглов и Сергеев начали шарить по многочисленным карманам, и, не найдя ничего хоть сколько-нибудь примечательного, посмотрели исподлобья на Лосева и задумались. По всему выходило, что расстраиваться было от чего.
- А еще, уважаемые, - продолжил после паузы Лосев, - не кажется ли вам странным, что все мы одеты в одинаковую униформу? То, что головная боль одинаковая, это еще понятно. Но одежда-то наша гражданская где?! Если вы прямо в этом приехали, вам повезло, но я-то точно в джинсах и куртке был. Может, там и деньги остались?
- Я тоже не прямиком от Кардена, а одежда наша в палатке осталась, - почесывая темя, напрягал память Щеглов. - Большая такая была палатка. Я там еще в полный рост стоял. Но то было внутри, а сейчас я снаружи, в чужих штанах, а палатки той и след простыл. Главное, удочки взять не разрешили, сволочи! Сказали, что в базовом лагере все есть. Где их теперь искать прикажете?
- Так, может, они и сами нас уже ищут, а мы тут рассуждать пытаемся контрпродуктивно, - с увлечением озвучивал свои умные мысли Лосев. А приходило их в голову с каждой минутой все больше и больше.
- Надо бы людей спросить, где мы, как и что. Заодно, может, и палатку с нашим барахлом найдем. А вон, кстати, домик из-за сосен выглядывает! Может, там сельцо какое, а? Как думаете? Надо бы сходить и с народом пообщаться, а там, глядишь, и выводы сделаем. Заодно, хорошо было бы цитрамончиком разжиться. Если правильно подойти, дадут. Селянки очень душевные попадаются, правда, хоть убейте, не припомню, чтобы мне от них хоть когда-нибудь что-то перепало.
- Ну, это как раз легко объяснить. Вы, видать, книжку «Целина» из школьной программы читали, вот оно и отложилось, - профессионально объяснил Лосеву психолог Сергеев. - Но идея, учитывая наше положение, неплохая. Прямо сейчас пойдем, или подождем, пока народ проснется? Давайте это дело хотя бы до девяти отложим, - тактично предложил специалист по мозгам и этикету.
- Так! Оставайтесь на месте, я быстро, - решительно сказал Щеглов и довольно твердым шагом двинулся к озеру. Однако, не пройдя и десяти шагов, он наклонился, поднял какую-то палку и вернулся на место, где он только что стоял. Прямо на собственные следы. Далее, по-прежнему ничего не объясняя, острым концом палки Щеглов принялся с ожесточением рыть в сыром песке яму. Добившись определенного результата, он со всей силы всадил острие палки в углубление и навалился на торчащий тупой конец всем телом, да так, что могло показаться, будто он убивает в себе оборотня, а конец палки вот-вот вылезет у него между лопаток.
Тщательно присыпав ямку песком, плотно утрамбовав, и отойдя на пару шагов, Щеглов придирчиво осмотрел это некое подобие флагштока. Обойдя вокруг нехитрого сооружения, он многозначительно взглянул на друзей по несчастью и невесело спросил:
- Ну, что, все еще не въезжаете? Тормоза у вас хорошие, но мозгами все- таки пошевеливайте!
Физико-математический доктор Щеглов снова двинулся к берегу зачем-то считая вслух шаги:
- Раз, два, три, нос подотри. Шесть, семь, восемь... Сто сорок восемь! - крикнул он с берега. - Запоминайте, как следует. Сто сорок восемь шагов. На железной дороге по столбикам уточним, сколько это метров. Думаю, приблизительно сто. Эй! Что примолкли? Заскучали без меня? Послушайте, Сергеев! Что рекомендует нам в таких случаях «Вестник психиатрии», если такой существует?
- «Новинки шизофрении» советуют повнимательней к вам присмотреться, прежде чем делать окончательный вывод, - громко ответил Сергеев, с нарастающей тревогой продолжая разглядывать странные манипуляции Щеглова. Как ни пытался психолог понять скрытый смысл этих непонятных действий, непростая эта задача ему не давалась. А «экзаменующий» тем временем зашел по колено в воду, зачем-то внимательно разглядывая дно. Несколько раз он нагибался, становился на четвереньки и, опустив голову под воду, видимо, рассматривал рыбок.
- И все-таки мы чего-то худого хлебнули, - нашел ответ медленно соображающий Сергеев. - Надо же, как беднягу колбасит, - негромко сказал психолог второму физику.
- Думаю, дело не в этом. Просто он понимает, что и зачем надо искать, а мы пока что нет, - так же шепотом ответил Лосев.
А Щеглов, тем временем, не найдя ничего интересного под водой, принялся внимательно рассматривать берег. Внезапно он сорвался с места и побежал за небольшой песчаный холм. Дюны явно продолжали хранить свои тайны.
- С места не сходите! - снова крикнул он, высунув голову из-за островка зеленого тростника.
Озадаченно стряхивая песок с рук, сделав еще несколько непонятных зигзагов, Олег Щеглов вернулся к тому, что в тот момент, похоже, являлось для него центром вселенной - воткнутой в песок палке.
- Ну что, специалисты, призадумались? Так ничего и не припоминаете? Ведь вы же Лосев, сами говорили, что у входа в палатку дуло. Это-то хоть помните?! А как бомбы и ракеты на нас падали, а самое главное, где они взрывались, не запомнили?
- Ну как же, как же, припоминаю, - неуверенно ответил Николай Сергеевич.-А что, разве они еще и взрывались? По-настоящему?
- Да-а! Вам, я вижу, здорово голову отшибло! - начал раздражаться доктор Щеглов. - И вы, Сергеев, тоже на память еще жалуетесь? А ведь меня тряхнуло так же, как и вас. Неужели так ничего и не помните? Не помните, как мы в штабной палатке перед офицерами выступали? Не помните, как это озеро сначала артиллерия обстреливала, а потом еще и авиация добавила? Там еще генерал такой смешной был. Артист кино. Тьфу, черт! Да неужели же и сейчас не помните?! - Щеглов сплюнул на песок и покачал головой.
- Фамилию... фамилию-то его забыл. Вот зараза, не вспом... Кутанов! Точно, Кутанов! Петрович, генерал! Ну?! Помните?!
- Правильно, Олег. Конечно, генерал! Было такое дело. Только как-то все из головы вылетело. Вроде память возвращается, - согласно кивая головой, покусывая нижнюю губу, неторопливо, как бы сам с собой рассуждал Евгений Сергеев. - Да, интересные дела, прямо скажем. И как же теперь быть? А вы, коллеги, в курсе, что именно этот генерал Кутанов и настоял, чтобы его группе психолога прислали. Понимал уже, значит, с чем столкнуться придется. Ответственность за людей, выходит, чувствовал. Это, конечно, похвально, только мы-то где оказались?
- Вот и хорошо, что вы, Сергеев, наконец-то все поняли. - Физик Щеглов взглянул на Лосева и продолжил: - А мой коллега по искривленным пространствам так из загиба и не выходит. А?! Николай Сергеевич, мы здесь! Очнитесь! В другом времени мы, голубчик, так что больничный вам никто не выпишет. Дальше косить бессмысленно. Поймите! Если не найдем способа связаться со своими, так здесь и останемся! А чтобы вернуться к нашим баранам, нам надо знать мощность боезарядов и наше точное удаление от места взрывов. По крайней мере, ближайших к нам. Хорошо еще, что через вход в палатку все было видно. Жаль только, что воронки от взрывов, похоже в том времени остались, но место я запомнил точно. Как чувствовал!
- С другой стороны, нашим там легче будет все рассчитать. Также измерят расстояние, заложат заряды, благо мощность узнать нетрудно. Должны сообразить! Лишь бы, наоборот, дальше от озера взрывать догадались! Эксперимент, по сути, уже начался, так что главное, на что мы можем и вправе надеяться, - нас просто так уже не спишут. Иначе налицо будет недостача уже в самом начале. Могут ведь и финансирование перекрыть. Так что, со своей стороны мы должны выполнять все от нас зависящее. Поэтому, господа, сидеть мы будем здесь. Прямо вот на этом сыром песке и точно на этом месте. Отлучаться нам можно только по одному. В случае, если обратный переброс произойдет в отсутствие третьего, хотя бы один из оставшихся двоих должен будет объяснить, что товарищ их отошел по делам, но скоро вернется и будет ждать повторной попытки. Почему обратно в 1999 год надо возвращаться как минимум вдвоем, надеюсь, понятно? Коллега Лосев тому отличное объяснение, а нам там придется быстро в себя приходить. Все необходимые инструкции давать надо четко, и чтоб никакой отсебятины. Только одна конкретика и ноль эмоций. Надо будет все написать и каждому по экземпляру в карман. Так надежней!
- Олег Борисович! Олег! - прервал монолог Щеглова Сергеев. Чувствовалось, что он не на шутку взволнован.
- Вы хотите сказать, что мы должны будем сидеть на этом месте столько...
- Вот именно! - подхватил Щеглов. - Столько, сколько потребуется, Евгений Александрович! Ничего не поделаешь. Это, конечно, если мы вообще собираемся возвращаться. Лосеву-то, похоже, все равно.
Психолог присел и завязал покрепче шнурки на казенных ботинках. Затем стал бесцельно срывать один за другим тонкие стебли сиротливо растущего из песка тростника. Но, припомнив азы психоанализа, Сергеев довольно быстро все же попытался взять себя в руки.
- Месяц? Три? - начал перечислять он, глядя на Щеглова, но тот молчал. Неодобрительно молчал.
- Шесть? Может, год? Два? Пять? Сто двадцать пять? - не унимался внутренний голос Психолога.
- Прекратите паниковать, Сергеев! Через год о нас уже не вспомнят. Спишут-таки на естественную убыль. У них там и других дел будет невпроворот. Большое дело начинается! Только бы тех, кого из прошлого планируют забирать, с будущими не перепутали. Ну, типа, как в роддоме. А с нами, я думаю, за месяц вполне управятся. Пока с летчиками свяжутся, пока все согласуют и безопасность населения обеспечат. Нет, раньше чем через неделю ждать нет смысла, хоть и придется. На всякий случай. Как полагаете, найдем чем заняться? - постарался перевести разговор в другую плоскость Олег Щеглов.
- Найдем, когда поесть захотим, - не удивление толково «очнулся» наконец Лосев. - Помнится, еще Робинзон Крузо подметил, что с Пятницей веселей. Давайте, я схожу в ближайшую деревню и расспрошу народ, где мы, в смысле даты. - Николай тоже начал кое-что припоминать, и, как следствие этого, добавил: - Я слышал, что в войну местные барышни свихнувшихся немцев жалели. Так, может, и нам с голода помереть не дадут? Свои ведь, как-никак, а не агрессоры!
- Вот это дело! Давай, Коля! А заодно спроси, как деревня называется и далеко ли отсюда до Питера. Я мог бы за деньжатами быстренько смотаться. У Щеглова всегда в городе друзья водились. Надеюсь, что и в будущем не переведутся. Хоть в Ленинграде, хоть в Петербурге, разницы нет.
- Так! Стоп, Олег! Вы с этим особо-то не торопитесь. Надо сначала узнать, откуда вы поедете и куда. А вы, Николай, отправляйтесь! Прямо сейчас! И не забывайте, что мы вас здесь ждем. Главное, смотрите, лишнего там не наговорите, - благословил Лосева психолог Сергеев.
- Удачи вам!-крикнул вслед удаляющемуся коллеге Щеглов.
Какое-то время Олег и Евгений молча смотрели вслед ушедшему, затем психолог нагнулся, взял лежащий на песке полусгнивший сучок и старательно начертил вокруг торчащей палки окружность диаметром метра четыре.
- Насколько я понимаю, здесь какое-то время будет наш дом? - поинтересовался Олег.
- Точно! А дом наш – Россия. Надо как-то быт обустраивать, - перешел к делу Евгений.
- Да уж, пожалуй! Для лежанок тростника можно натаскать. Только подсушим его сначала. А так, прямо на сыром песке в два счета радикулит заработать можно. Костерчик надо, дровишки и т.д., Кто пойдет? Может, жребий бросим? - предложил Олег.
- Ну, это уже когда Коля вернется. Забыл, что ли, о чем только что говорили. Ты же сам и предложил, отлучаться только по одному, - напомнил Женя.
- Ах да, конечно! Молодец, что поправил, - согласился Олег. Вот вернется наш разведчик, соорудим шалаш. Осень, похоже, не за горами. Водичка то в озере уже прохладная, а ночью на берегу не вспотеешь. Насморк можно подхватить. Если удастся в Питер съездить, постараюсь привезти одеяла, ну и еще чего-нибудь согревающего.
- Уж не лаборанток ли? - усмехнулся Женя.
- Какой там! Они меня теперь могут и не признать! А что мне лучше привезти, все вместе обсудим. Пока что сидеть тут на берегу без денег как-то не комфортно. Есть такое ощущение?
- Конечно, доктор Щеглов! Спору нет, дома да с бабками лучше. К тому же, не знаю как тебя, а меня общество жены совсем не напрягало. Я ей сказал, что всего на две недели командировка, а вышло так, что, может, и на всю жизнь, - закончил на грустной ноте Женя.
Он уселся на песок, обхватил колени руками, и снова позволил тягостным думам охватить его.
- Не огорчайся ты так раньше времени! - поспешил сменить тему Олег, хотя думать о чем-то другом в их положении было весьма затруднительно. Однако, физик Щеглов решил-таки попытаться.
- Вот представь! Вернемся мы в наше время. Предварительно, конечно, здесь поковыряемся. Тоже ведь тема. Представляешь, какой материал для науки?! А главное, ты не какой-то там подопытный кролик, а самый что ни на есть активнейший участник поистине фантастического эксперимента. До нас туда-сюда мотало в основном несчастных солдат да малообразованных крестьян, готовых пациентов дурдома. Вот тут-то мы, специалисты, и возьмем наконец все возможные милости от природы. Мы же, действительно, здесь как мичуринцы! Нас вроде как в другую эпоху привили. Должны же быть и плоды! Так что домой вернемся с таким багажищем знаний, что никакой носильщик, кроме нас самих, с места не сдвинет. Это ж какая перспектива! Вот только Колю дождемся и вместе решим, что нам дальше делать. Ну и, в конце концов, мы даже не знаем, в какой угодили год. Так что, может, ты и не женат еще вовсе, или, чего доброго, наоборот, уже развелся. Такой вариант ведь тоже возможен. Веселей! Есть повод не скучать, друг Горацио!
- Спасибо! Кстати, ты не припоминаешь, была тут эта речка или нет? - Олег кивнул на прячущуюся в кустах реку, впадающую в небольшой заливчик. На другой стороне минутах в десяти ходьбы виднелась деревня. Лосев отправился именно в том направлении. Странно, но реки раньше они действительно не замечали и как перебраться на другой берег, естественно, не задумывались.
- Наверно, из-за тумана не приметили. Ну да ничего, дойдет! - поспешил развеять появившиеся опасения Щеглов.
- Не найдет мост, перейдет вброд. В крайнем случае, переплывет. Нам века не помеха, а тут всего лишь речка. Доберется!

ГЛАВА IV.

ЖИЗНЬ ПРИЯТНА.


Жизнь приятна, забудь про пятна, - частенько твердил про себя Билл Клинтон, пока однажды ему о них не напомнили, да так, что больше уж точно не забудет, - так думал физик Коля Лосев, идя ближайшее село, куда с родного института его сквозь годы занесло.
 «Наука превыше всего! Наука превыше всего!» - частенько шептал ученый, больно щипая себя при этом за ноги и отводя глаза от, провоцирующе разомлевших на залитых солнцем подоконниках, лаборанток. Но такой уж, видать, особенный был у них институт, что даже его строго регламентируемый взгляд, и тот предательски цеплялся за их разные мало-мальски выпирающие части тела.
- «Маккона» есть у меня дома!
Дома, хоть всю банку! - стойко держался он, вспоминая запомнившуюся рекламу кофе, и наступал при этом сам себе на ногу.
- Такие, как Лосев, только мешают нам жить! - может и думают некоторые на его вредной для здоровья работе. Так ведь это на работе! А в полевых условиях? Посмотрим! Давайте не будем забегать вперед.
Без труда перебравшись по сваленным ураганом деревьям через реку, Николай решил как следует осмотреться. А вдруг в этом селе есть почта?! Тогда купленная свежая газета сразу ответит на многие вопросы.
 «Крестьянская жизнь» от 12 августа 1982 года сообщала, что «отныне буренка Зойка дает не менее 3,18 ведра молока в день. Это стало возможным лишь благодаря неустанной заботе...» Также, газета призывала свести к минимуму потери при уборке хлеба. Из-за отсутствия мелочи Лосев решил просмотреть передовицу прямо на почте, благо газета висела на стенде. Статья называлась «Равняться на правофланговых». Из прочитанного физик так и не понял, убрали хлеб с полей или нет, но, даже если это все же случилось, то как, собственно, его предполагалось теперь потерять? Сгноить ли на элеваторах, рассыпать ли при транспортировке по придорожным канавам или же попросту сжечь, что, конечно же, легче всего? Как именно хотя бы попытаться сохранить великолепный, по мнению автора передовицы, урожай, для читателя тоже оставалось загадкой. Зато ссылками на Брежнева статья была явно перенасыщена. Для передовицы это нормально.  Кончалось все это глубокой убежденностью редакции, что все будет отлично, потому, что, как всегда, застрельщиками всего нового на селе выступают коммунисты.
- Интересно, что же такого нового они еще не застрелили? - язвительно подумал Лосев и поднялся на крыльцо сельсовета.
 «Дирекция совхоза «Советская погранзастава», а пониже «Нижнеяммский (с двумя «м») поселковый совет Гдовского района Псковской области», - прочитал Николай перед входом.
-Так, с этим тоже ясно. А ведь таких, как мы здесь, небось, уже много перебывало, - подумал он и открыл дверь. Миновав то, что находилось за обязательными в таких местах табличками «Местком» и «Бухгалтерия», не заинтересовавшись и «Кассой», он на секунду остановился напротив двери с цементирующей, черной на золотом фоне надписью «Директор», тяжело вздохнул и без стука вошел.
- Здравствуйте! Моя фамилия Лосев. Я из будущего, - представился он, сидящей за столом справа от входа, женщине лет двадцати пяти - тридцати. На совершенно безжизненном лице секретарши, как говорится, не дрогнул ни один мускул.
Ничего не ответив, она осмотрела визитера сверху донизу и обратно, задержав взгляд лишь на новых армейских ботинках. Затем, по-прежнему молча, слегка наклонив голову, женщина как бы попыталась взглянуть на его спину, но, протерпев неудачу, уставилась на висящую почему-то уже в приемной табличку с надписью «Без стука не входить».
Лосев развел руки в стороны, отбил чечетку и повернулся вокруг своей оси.
- Крыльев нет, как видите, а значит, уже и не будет. Отнеситесь ко мне повнимательней. Я, Лосев Николай Сергеевич, старший научный сотрудник лаборатории сверхплотных сред биофизического института имени Лобачевского. Прибыл к вам из 1999 года по заданию правительства, а также в результате проведенного научного эксперимента. Со мной еще двое коллег.
- Зачем вы мне все это рассказываете, гражданин? - нимало не удивившись, тихо спросила женщина.
- Извольте доложить обо мне вашему руководству! Я знаю, что удивлять вас наше появление не должно. Мы в 1999 году вообще знаем многое из того, что вам пока неизвестно. И если будете нас так негостеприимно встречать, мы вам тоже там у себя предоставим встречу. Имейте это в виду!
- Мы тоже, мы тоже, - абсолютно безразлично повторила секретарша, но все же оторвала себя от стула и приоткрыла дверь начальника.
- Владимир Иванович! Алина Викторовна! Опять гости прибыли. Три единицы, один в приемной. Какие будут указания? Ей-богу, вы  мне должны за вредность доплачивать! Уж лучше бы я так в школьной библиотеке и работала!
- Валя! Ты же знаешь, что есть тарифная сетка, и выйти за нее мы не можем. Я не то, что тебе, сам себе добавить не могу. Нет у совхоза денег! И так скажи спасибо, что тебе лес, как сухостой, даром привезли, да дровами обеспечили на пять лет вперед. Кстати, это ведь вместо библиотеки. А дефицит, что только для заготовителей? А удобренья, разве не ты первая получаешь? Чего же ты еще хочешь?
- Да, да! Правильно! Деньги мы тут не печатаем! У нас здесь не монетный двор, - подхватил женский голос. - Приглашай посетителя!
Лосев вошел, быстро огляделся и начал все сначала.
- Здравствуйте! Меня зовут Николай Сергеевич Лосев. Я кандидат физико- математических наук, ну и все такое. Со мной еще двое коллег, оба мужчины. Прибыли из 1999 года. Событие это всех нас, похоже, нисколько не удивляет. Сразу же уточню, - обратный переброс ожидаем приблизительно через месяц. Могу обрадовать. Там, в будущем, знают, что таких гостей вам приходилось принимать неоднократно. За вашу двурушническую позицию вас позже захотят отдать под суд, да представители науки вступятся. Занятное совпадение, не правда ли?
- Дело в том, что мы там, в конце века, как раз и занимаемся проблемой адаптации и нахождения контакта как в прошлом, так и в будущем. – Лосев умолк, искренне любуясь произведенным его словами впечатлением, да, скажем прямо, и самим собой.
Молчали и сельские начальники, с явной досадой переглядываясь и рассматривая гостя.
Неловкую тишину нарушил директор совхоза.
- Ну, что ж, добро пожаловать! Я, директор здешнего хозяйства, Прохоров Владимир Иванович, а это мой заместитель Комарова Алина Викторовна, одновременно председатель сельсовета, так что вы обратились по адресу. У нас, действительно, есть опыт приема таких гостей. Что вы, позвольте поинтересоваться, лично от нас хотите? Чем можем, так сказать?
- Что хочу? - усмехнулся Лосев. Может, это вас удивит, но я хочу вам сообщить, что как минимум до лета 1999 года вы будете живы, здоровы и в том же кресле. И имя ваше там, - Лосев почему-то указал рукой на дверь, - давно известно.
- Спасибо и на этом! Может, вы прорицатель или телепат? Откуда такая осведомленность? - насторожился директор.
- Могу объяснить! - ответил Николай. - Вы вместе с нами через семнадцать лет в одном эксперименте поучаствуете. Не все пройдет гладко, и вы со страху из штабной палатки выползти успеете, а мы вот нет. Перенесет там вас куда-нибудь или нет, точно сказать пока не могу. Может, повезет и не зацепит, ну а мы, сами видите, куда угодили. В «последнюю осень».
- В каком смысле, последнюю? - не понял директор.
- А это фильм с таким названием снимут. Песню такую группа ДДТ напишет. Весьма примечательная ожидает вас осень. Могу по секрету сказать: через несколько месяцев Брежнев вас покинет, а генсеком новым станет Андропов. Знаете, наверное, такого? Ну, из КГБ! Да знаете, знаете, сразу вижу!
- Спасибо, мы, действительно, знаем. Нам и до вас уже подрассказали. Хозяин ждет! Вы не забыли, Владимир Петрович?! - нервно воскликнула предсельсовета. - Я, или вы сами? Извините, мне надо выйти! - женщина резко убрала в стол лежащую перед ней конторскую книгу и встала.
- Подождите, Алина Викторовна. Сидеть!!! - неожиданно заорал директор. - Здесь я распоряжаюсь! Выйти вы всегда успеете, а вот о будущем своем не каждый день узнать можно.
- Вот вы и узнавайте, а я не желаю! Вам, видать, одного раза показалось мало. Опять по тюрьме заскучали?! Смотрите, доузнаетесь, что самого в «гости» запишут. Я ухожу, а вы как хотите, только письма потом не пишите! - истерично провизжала Комарова и, вскочив со стула, выбежала из кабинета.
- Стой, Аля! Не смей, слышишь! - Прохоров дернулся было вслед за ней, но тут же остановился. Он налил себе воды из графина и залпом выпил.
- Не желаете? - предложил он Лосеву.
- Пожалуй! - ответил Николай, кивком головы поблагодарив хозяина кабинета. Только теперь он по-настоящему почувствовал сильнейшую жажду. - Лет семнадцать не пил, - промелькнуло в его сознании.
Жадно выпив, Николай, не спрашивая, налил второй стакан и снова буквально проглотил теплую воду. Затем, отодвинув пустой стакан, он встал, подошел к двери и, убедившись, что секретарши тоже нет, плотно закрыл ее изнутри.
- Владимир Петрович! Хозяин, это психушка? Говорите, как есть! Поверьте, в конце века все здешние чудеса уже не будут такой сверхохраняемой тайной, как в ваше время. Все это, с научной точки зрения, вполне объяснимо. У нас там даже экспедиции в прошлое намечаются. Военные и спецслужбы совместно этим занимаются, а теперь вот еще и ученых подключили. А еще, они там разбираются, кто из должностных лиц, как раньше себя вел. Кто способствовал проведению репрессий против... ну, сами понимаете, кого. Ну так что, будем правду говорить, товарищ директор?
- Хозяин, это комитет, - глядя на пустой стакан, тихо сказал директор Прохоров. - Но встречать гостей приходится нам. Это уже потом мы вас туда передаем, ну а дальше они уже сами решают. Нам, как вы понимаете, не докладывают. За неделю до вас тоже тут двое появлялись. Рыбаки эстонские. Ох и скандалили! Страшное дело. Так разнервничались, что даже язык русский забыли. Буржуазные националисты! Мы так поняли, что в следующем веке вроде как и СССР уже не будет? Неужто правда? Ведь врут же, сволочи, врут!
- К сожалению, нет. Через девять с лишним лет Советский Союз действительно развалится. Добровольно-принудительно, на независимые государства. А Россия объединится с Вьетнамом, Северной Кореей и Китаем, а заодно и Кубой. Впрочем, мы к этому уже привыкли. Пьяниц, проституток и неплательщиков взносов на рисовые поля посылаем, как бы по обмену опытом. Они там книги по научному коммунизму круглые сутки сжигают, а золу - на удобрение. Зато после возвращения не то, что березки – пыль на дороге целуют! Вот как на чужбине-то несладко, директор. Ну да хватит об этом. Помогите нам, Владимир Иванович, а придет время, и мы вам поможем! Оно ведь придет, никуда от этого не денешься. Если вас там тоже куда-нибудь занесет, то мы вас назад даром вытащим. Лично прослежу! А так, чего доброго, к фараонам угодите, каналы копать, а они длинные! Долго там не протянешь. Вы сразу не отвечайте, подумайте!
Дело в том, что нам нельзя место менять. Ни в коем случае нельзя!  Если только нас гэбисты куда-нибудь увезут, не увидим больше ни жен, ни детей.
Поэтому двое других на берегу и остались.
- Вы в турпоходах бывали? Еду на костре приготовить сможете? - неожиданно спросил Прохоров.
- Случалось, а что?
- А то, что я дам вам свой котелок и палатку. Разбейте ее, где следует, и дожидайтесь помощи. А пока можете с женщинами нашими познакомиться, чтобы без еды не сидеть. У нас, кстати, дачниц из Ленинграда много. Некоторые аж до октября тут живут. Определенно, скучают барышни. Вы пройдитесь по домам, насчет молока поспрашивайте. Вот вам и повод для знакомства вполне приемлемый. А то, что вы все правду говорите, я и сам понял, давно уже понял. Больно уж все совпадает. Только вот ученых из будущего до вас здесь еще не было. А так, кого только не заносило! Месяц назад два немецких полковника в машине, как у Штирлица, объявились. Гнались наши за ними километров пятьдесят, пока у них бензин не кончился. Видимо, те надеялись отступающие немецкие войска догнать, но не тут-то было. Живыми взять так и не удалось, а может, не очень-то и старались. Трагедия! Ну да ладно, немецкие бабы новых полковников уже нарожали. Ну, а насчет Алины, вы не обижайтесь. Первого-то ее мужа посадили и вовсе ни за что. За две бутылки разрешил то ли азербайджанцам, то ли цыганам весь урожай капусты с поля собрать. Ну, это-то как раз ерунда. От обиды или сдуру такую речугу на суде выдал, что ему еще и антисоветскую агитацию припропагандировали, а это уже не капуста. Вот такие дела. Там срок затянулся, а мы с Алиной работаем вместе, целые дни здесь проводим, и однажды, сами понимаете, случилось. Я-то ведь женатый, а Алька все равно боится меня потерять. Слышали, наверное, я ведь раньше тоже отбывал. Поэтому она на всех на вас так и реагирует. Еще раз прошу, не обижайтесь. Дайте слово, что не обидитесь?!
- Ладно, по рукам! - пообещал довольный собой Лосев и вспомнил о просьбе Щеглова. - А как вы здесь до города добираетесь? Я о Ленинграде.
- Это в Ленинград-то как? - оживился Прохоров. - Есть два пути, даже три, но через Псков слишком большой круг. Значит, так: можно доехать на автобусе до Гдова. Здесь чуть больше часа езды. Ну, а потом уже прямо до Питера на «Икарусе» или на поезде. Раньше железка и здесь была, да сами не поймем, куда подевалась. Может, на металлолом, не знаю. На автобусе доедете гораздо быстрее. Поезд тут почти семь часов тащится. Дорога совсем раздолбана.
- Так, отлично! Все замечательно, вот только еще бы деньжат на дорогу взаимообразно? Коллега домой в Питер съездит, вернем.
- А сколько надо? - нахмурившись, спросил Прохоров.
- Ну не знаю. Я уже этих цен не помню. Считайте сами: туда-сюда, плюс в городе. Ну и потом, раз так долго ехать, не повредит перекусить хотя бы по разу в два конца. Ну, сколько на вокзале гамбургер с кока-колой стоит? Я знаю, кофе там вечно бочковой, так что уж лучше колу. Меню, сами видите, как для себя составил. Наверно, рублей сто пятьдесят надо, а то и все двести, чтобы уж точно хватило.
- Вот вам полтинник. Больше нет, уж не взыщите, - протягивая деньги, извинился Прохоров. - Этого вам вполне хватит и еще останется. С кока-колой у нас, знаете ли, пока туго. А что, Николай Сергеевич, вы там и кока-колу эту, небось, запросто пьете? Да?
- Без проблем, как у вас с пепси. Вы ведь выбрали ее, или предпочитаете тархун? Что мы пили-то в начале восьмидесятых? - попытался припомнить Лосев.
- Ну и как вам она, в смысле, кока-кола?
- А-а ..., как Никулин-Горбунков Семен Семенович, - ответил Лосев и, смеясь, похлопал Прохорова по плечу. - Поверьте, Владимир Иванович, это еще далеко не все Рио-де-Жанейро. Даже если пить ее в белых штанах. Через каких- нибудь семь-восемь, максимум десять лет здесь всякого колониального добра навалом будет. В каждый сельмаг все необходимое завезут, а бензозаправки фирмы «Супер-Пупер» даже на хуторах поставят. Вы не поверите... Мы и сами удивились. Оказалось, что все это действительно совсем не главное в жизни.
- Понятно, что не главное. А что же у вас будет главное? - озадаченно спросил Прохоров.
- Другое, - ответил Лосев, и, подумав, добавил, - когда все доступно, тогда другое. Причем, у каждого свое. Ладно, пошел договариваться насчет молока, ну и еды, конечно. Будем держать связь!
- Напоследок хочу дать вам совет, - притормозил директор ученого. - Для начала, загляните в зеленый дом напротив правления. Интереснейшая там, знаете ли, особа отдыхает. Художница. Со странностями, правда, но это ей, скорее, даже идет. И еще на одну ленинградскую дамочку внимание обратите. Эта, пожалуй, даже  пооригинальней будет! Насмотрелась где-то всякого страшного кино. Вы уж там сами разберетесь, по обстановке. А вообще, конечно, дура набитая. Прислонится иногда спиной к дереву и стоит так раскачивается полдня. Кому- то проговорилась, что пытается вызвать у себя раздвоение личности. Очень, говорит, режиссер ее какой-то задел. За живое, говорит, тронул.
- Уж ни Хичкок ли Альфред в нее вцепился? - улыбаясь, спросил Николай.
- Не знаю, не знаю! Только уж вы сразу-то особо не пугайтесь Пока что ничего у нее не раздваивается. А вообще, держитесь! - пожимая руку Лосеву, пожелал на прощанье директор совхоза Владимир Иванович Прохоров.
- Какой открытый, прямой и независимый в выборе своей позиции человек! - подумаешь ты сейчас, читатель. - И Алину свою не испугался! - добавят про себя читательницы.
- Все бы и так, друзья мои, если бы не далее, как позавчера сразу трое не вполне трезвых районных кэгэбешников не вывели из этого самого кабинета уже почти полюбившегося нам Николая Сергеевича Лосева, старшего научного сотрудника Института имени Лобачевского. Друзей его они, естественно, тоже учли. Разница заключалась лишь в том, что тогда Лосев заявился в мокрых, по самое выше некуда, штанах, потому, что по стечению обстоятельств, предпочел перейти реку вброд. Все! О том Лосеве забудем.
Это было позавчера, а сегодня ничего не подозревающий физик, радуясь солнцу и лету, стоял на дорожке у входа в правление и с интересом изучал на доске объявлений, что тут предлагают и чего хотят. Наиболее достойными внимания, ему показались следующие сообщения:
- Интеллигентная дама 39 лет материализует духовную близость. Спр. Анастасию Петровну.
- Люблю, хочу, чу-чу, чу-чу. Спросить Толика.
- Уборка картофеля. 1/10.
Ну и наконец:
- 100%. Василий.
- А что значит одна десятая, - спросил он у проходящей мимо женщины, и показал пальцем на заинтересовавшую его дробь.
- Так это еще в сентябре. Девять ведер собрал, десятое твое. А что, заинтересовался? - оценивающе осматривала она Лосева. - Пошли ко мне, я больше дам!
- Спасибо, подумаю, - поблагодарил Лосев, но думать не стал.
- Скоро осень. За окном август. От дождя почернели ручьи. Ты сказала, что я тебе нравлюсь, как когда-то мне нравилась ты, - напевал он, удаляясь от конторы. - От чего же ... Да, собственно, почему бы и нет?! - резко оборвал Коля свою печальную песню.
- Пройдемся по периметру!


Глава V

ОЛЕНЬКА

Что ж, раз так вышло, надо погусарствовать насчет молочка, - решил Лосев, поднимаясь на крыльцо указанного дома.
Дверь оказалась незапертой и податливо без скрипа открылась. - Первый шаг уже сделан, - с удовольствием отметил для себя Коля, заходя в прохладный утренний полумрак предбанника, то бишь, сеней. Внутреннее чутье подсказывало, что идет он правильным курсом. Не от невоспитанности, а исключительно повинуясь этому самому чутью, Николай постучал в следующую дверь и, не дожидаясь ответа, открыл ее.
- Тук, тук! Слышите, как стучит часть меня? - спросил он невидимую хозяйку.
- Кто там? - раздался из-за ширмы многообещающе глубокий, почти что, а-ля Аманда Лир, голос.
- Это идут «барбудос», - неожиданно для самого себя ляпнул Коля. Надо сказать, с ним такое частенько случалось, что, впрочем, нравилось далеко не всем.
- Чевойта, чевойта?! - спросили из-за ширмы.
- Чего-чего?! Того самого! Песня летит над планетой звеня, Куба - любовь моя! Петь надо чаще, а спать реже, хозяйка!
- Какой вы, право! Но мы же не на Кубе. К нам за мыло не причалишь! - За ширмой засмеялись. - А знаете, мне нравится, что вы не забываете кубинских товарищей. Им нужна наша поддержка. Располагайтесь! Налейте себе чего-нибудь, если принесли, а я сейчас.
Лосев осмотрелся в  помещении и остался вполне удовлетворен. Иконы в углу он, правда, не нашел, зато все стены просторной избы были завешены репродукциями с плохо узнаваемых картин модернистов. Впрочем, может быть, это были и оригиналы. Лосев в этом не шибко разбирался. Массивный старый стол располагался у стены. Букетик полевых цветов, симпатичная деревянная миска с черникой, пустая кружка, да заждавшаяся завтрака оса, - вот и все, что на нем было. Длинная лавка вдоль стены, пара кресел и три задвинутых под стол табуретки вполне могли завершить небогатый интерьер обычной русской избы, если бы не огромная неубранная кровать прямо посередине  в общем-то стандартного набора.
- Однако... Как у вас чисто! Все на месте, и вкус чувствуется, - похвалил все еще невидимую хозяйку Николай.
- Стиль и всуе не пропьешь. Тем не менее, благодарю! - ответила незнакомка и наконец-то вышла из-за ширмы.
- А что это, у вас постель готова, а завтрак в нее не подан? - самоуверенно разглядывая хозяйку, начал осваиваться Коля.
- Так ты голоден, друг мой? - все тем же ободряющим голосом обволакивала гостя незнакомка. Молодая женщина подошла к Коле, взяла его за руку и внимательно посмотрела раннему гостю в глаза.
- Кажется, я что-то вижу, - задумчиво проговорила она. - Вот только что?
- А она ничего. Живенькая! Даже симпатичная, - отметил про себя Коля, не отводя взгляда от ее лица. - То, что требуется! Лет тридцать семь. Прямо, как Анна Ахматова на портрете Натана Альтмана, - только сейчас уловил поразительное сходство Лосев. - Даже нос такой же с горбинкой. Фантастика! От такой женщины не отказываются. Вперед! - окончательно решился Коля. - Хватит с меня институтской зашоренности. Передо мной не осциллограф, и полоски не топорщатся. Разве что контрастность слегка убавить?
Вроде ничего такого особенного, кроме тюбетейки, утыканной льнами, овсами, колосьями ржи и даже засушенным укропом. Все эти заготовки очень удачно обвивали васильки. Один укроп осыпался и мусорил, а так, - трогательно босая, в легкой длинной юбке-брюках в голубых цветах на светло-бежевом фоне. А потом показался пупок, игриво обрамленный дивным животиком, от вида которого у Коли перехватило дух. «Все, грудь сдавило! Асфиксия!», - прошептал задыхающийся физик, глядя на лифчик от купальника, расположившийся для знакомства на небольших, но очень пленительных полусферах.
- Умоляю! Объявите антракт! - это последнее, что смог произнести Коля, в надежде восстановить дыхание. Еще мгновение, и вот уже совсем рядом эти блестящие черные глаза на немножко грустном лице. К нему так шли короткие выгоревшие волосы под смешной шапочкой-гербарием.
- Из-за таких глаз и поднимают алые паруса. А ведь точно, поднимают! - подумал в этот момент Николай. Чувствовалось, что за некой, нарочито выпячиваемой наружу «ботвой» спрятана такая глубина! Просто омут какой-то, поглотивший, видать, не одного многоопытного ныряльщика.
- Да она красавица! - глубоко вздохнув, сообразил наконец-то Лосев. - Надо быть начеку!
- Раз с утра не пьешь, налью-ка я тебе холодного молочка. Как ты на это смотришь, Николай? - предложила хозяйка, и, не дожидаясь ответа, вышла в коридор, где Лосев еще при входе заметил стоящий в углу небольшой холодильник.
Молоко перелилось через чашку.
- Попробуй с черникой, тебе понравится. Давай, Николай Эс. Лосев, выпей за маму, за папу, ну и еще за кого-нибудь. Ученым молоко полезно.
- А откуда ты знаешь, как меня... - удивился Коля, - Ничего, что мы уже
на ты?
- Нормально! Так даже лучше. Я - Оля, ты - Коля. Правда, смешно? Коля и Оля, Оля и Коля!
- Были здесь, - добавил Лосев. - Так ты не ответила?
- Господи, какая проза! Да секретарша из правления о твоем визите поведала. Не только имя, но и то, что ты из будущего, разболтала. Это что, действительно так? Если не секрет, из далекого?
- Какой там! Самая малость. Ну если, говоришь, секретарша, тогда понятно. А то ведь я уже бог знает, что подумал.
- Что там твой бог знает, мне не ведомо. Для меня он только один - Филонов!
- Спасибо за молочко. Очень кстати. Да, м-м-м! Филонов, говоришь? А как же Медунов или Гдлян-Иванов? - продолжая их странную игру, поинтересовался Лосев.
- Какой такой Медунов? Почему не знаю? Я вроде бы... Ну, так и как же Медунов-Иванов? - не найдя, что бы еще ответить, парировала Ольга.
- Да никак. Просто у нашей девочки еще нос не дорос. Она это еще только лет через семь узнает. Поначалу даже будет интересно. Вот этот красивенький носик все сам и узнает! - Нежно обняв женщину, Николай осторожно поцеловал ее в самый кончик носа. Затем, немного отодвинувшись, внимательно посмотрел в глядящие на него снизу вверх, наполненные тревогой, глаза.
Оля вдруг как-то съежилась, но, спустя буквально мгновение, уже сама прижалась к странному, но удивительно обаятельному гостю.
- Только не забывай, кто мой бог, а я здесь лишь настоятельница его храма, - прошептала она. - Слышишь, потомок?
- Я не забуду! Тебя никогда не забуду! - шептал Лосев, присаживаясь на край кровати. - Ближе! Ну, пожалуйста, стань ближе! - сквозь удары сердца донеслось до Ольги, когда с силой прижав к себе его голову и закрыв глаза, она послушно оказалась на мужских коленях.

Неугомонные птицы шумно радовались жизни и клевали покрасневшую рябину над открытым окном зеленого дома. Похоже, их совсем не пугали доносящиеся из окна звуки. Не смущал их и приближающийся отлет в теплые края.
- Эй, человек! Кто ты, человек? Где ты был все эти годы? - доносилось из дома.
- Что еще тебе нужно для счастья? - продолжал надорванный женский голос.
- Мир! Нам нужен мир! - пытаясь разобраться в охватившем его тревожном и радостном чувстве, с ходу ляпнул Коля, но тут же исправился. - Извини! Идиотская привычка.
- И куда же несется твоя лодка? - словно не заметив неуместного прикола, спросила женщина. - Когда отправление?
- Она разбилась о подводные камни, а камни эти - я сам. Не всегда оправданные максимализм плюс претензии на то же - вот в чем моя беда. Все это в прошлом, а сейчас я мечтаю, мечтаю, как никогда раньше, пересесть в другую лодку. Я, кажется, знаю, как и куда плыть, чтобы тоже служить в своем храме, и мне очень хочется взять тебя с собой. Туда визы не надо. Ведь ты согласишься грести вместе со мной? Главное, ничего не бойся, Оленька! Тот мир тебе может понравиться. Тебе и твоему богу Филонову будет там уютней. А я буду любить тебя и по возможности почитать твоего кумира. Ну и свою науку тоже. Ведь только благодаря ей и смог найти тебя. Ты ведь понимаешь, куда я тебя зову? Туда! «Невозможно», как прекрасно сказал Дантон, «унести родину на подошвах своих сапог». Но речь не об этом. Мы были и останемся в России. Только ты пропустишь несколько очень нелегких лет, когда далеко не каждый из нас был уверен, что завтра у него будет кусок хлеба и крыша над головой. Появятся безработные и бездомные. Дети, которых не в состоянии будут прокормить родители, займут в городах чердаки и подвалы. Кто-то будет бастовать и перекрывать дороги, а кто-то даже попытается взяться за оружие. Лишь на самом рубеже веков слегка полегчает. Нетерпимость и озлобленность постепенно пойдут на убыль. Вот туда я тебя и заберу. Сядешь со мной в лодку, а Оль? Филонова там уважают. На этом берегу.
Николаю показалось, что Ольга хоть и слушает его не перебивая, но думает о чем-то совсем другом, и он был не далек от истины.
- Ладно, так и быть! - прервала она наступившее было молчание. - Люби свою науку и передавай ей от меня с Филоновым привет и спасибо. Только меня ты обязан любить сильнее. Ты должен восхищаться мной. Говори, ты будешь восхищаться мной?! Мне это необходимо! Прижми меня покрепче и никогда больше не отпускай! Человек! Ты же не отпустишь меня больше?
- По жизни, не отпущу. Но, Оленька! Мне нужно будет ненадолго уйти. Там, на берегу, товарищи заждались. Они даже не знают, где мы находимся, и какой сейчас год. Ты же отпустишь меня? Ладно?
- Нет, не отпущу! Если ты сейчас уйдешь, мы уже никогда не увидимся! Я чувствую, нет, я знаю это! Зайдет солнце и ты опять исчезнешь! Человек! Я не отпущу тебя больше одного сквозь эти годы. Не хочу, чтобы ты теперь пропадал. Не могу я снова так долго тебя ждать! Лучше прижми меня посильнее и приласкай. Двумя руками, чтобы мне сделалось больно! Ты теперь каждую минуту должен помнить - без тебя мне станет просто невыносимо!
- Господи! - с силой выдохнул из себя Николай. - Я тебя сейчас всю зацелую! От черничных губ и носика вот до тех пальчиков. До этих маленьких согнутых пальчиков. - Николай большим пальцем своей левой ноги по очереди коснулся всех пальцев на ее миниатюрных ножках, и... Они вновь провалились в мир цветов и фантазий.

- И все-таки я должен дать о себе знать! Здесь же совсем рядом. К вечеру я точно вернусь. Только снарядим гонца в Питер да с едой определимся. Надо же и поесть что-нибудь купить. Отнесу им палатку, деньги. Газету свежую пусть почитают, лозунги вспомнят. «Революция продолжается!», «Звеньевой совхоза «Рассвет»...». Занятно почитать. А за меня не бойся. Обмануть тебя я уже не смогу! - Отпустишь ненадолго, девочка моя?
- А ты не уедешь с ними? - уже спокойней спросила разомлевшая Оля.
- Нет! Это просто невозможно. Дожидаться третьего мы должны здесь. Прямо на берегу, иначе нам не вернуться. По очереди, конечно. Ведь ты же такая умница! Чувствуешь, как я влюблен? Такая женщина обязана..., сама понимаешь. Ну же, говори?
- Есть кое-что, - улыбаясь, ответила она. - Не обманешь? Клянешься?!
- Клянусь! Клянусь, что в будущее вернусь либо с тобой, либо вообще никак.
- Эх, человек, человек! Сюда ты тоже не по своей воле попал. Что молчишь? Вот видишь, а еще обещаешь!
Глаза Ольги покрылись поволокой. Ресницы часто заморгали и, чтобы скрыть слезы, она отвернулась к открытому окну.
Казалось, даже птицы притихли в эту минуту. А Николай, действительно, не мог сразу сообразить, что ответить, и это лишь усугубляло напряженную тишину. Коснувшись мокрым от пота лбом ее щеки, он прошептал:
- Милая моя, посмотри мне в глаза. Ну! Как ты умеешь. Посмотри!
- Что?! - резко повернулась она к нему. - Ну, что?!
- Я, действительно, попал сюда случайно. Это правда. Но я ученый, и поэтому точно знаю, что и как мы должны сделать, чтобы вернуться обратно. Мы отправимся туда вместе, жрица моего нового храма!
- Да? - шмыгнув носом, тихо спросила она. - Только не ошибись со своими иксами-игреками. И вообще, если так, то вставай и иди. Знай, Коля! Если только ты меня здесь бросишь, такой женщины тебе не встретить больше никогда! Ты ведь понимаешь, что шутки наши давно закончились? На карте теперь судьба!
- Конечно, понимаю! Спасибо, дорогая моя девочка! Про игры я и сам хотел тебе сказать.
- Тогда не прощаемся. Иди, тебя там ждут!
На пороге Николай внезапно остановился.
- Послушай, Оленька! Чуть не забыл! Директор советовал к кому-то насчет молока обратиться, да имя из головы вылетело. Подскажи, пожалуйста, а я уж Женьку отправлю. Заодно хоть маленько осмотрится.
- Передай, пусть зайдет к Зинке-бригадирше. Спросит, ему любой покажет. Только чтоб ни так, как ты ко мне заявился. У нее мужик от искусства далекий, может не понять, а может, наоборот, понять.
- Ага, спасибо! Ну так я не прощаюсь! - Неожиданно, снова подскочив к кровати, Лосев принялся целовать теперь уже смеющееся лицо, игриво уворачивающейся от него женщины, и, нежно проведя, дрожащей от волнения, рукой по ее волосам, ничего не говоря, он встал и почти бегом вышел.                .            - Человек, до вечера!  - прошептала Оля ему вслед. - Возвращайся, а я буду за тебя молиться! 

Минут через двадцать из окна снова раздался Колин голос. Брошенная им ягода рябины попала Ольге в руку.
- Оленька! Пока там директор за котелком и палаткой ходил, я стихотворение сочинил. Не могу уйти, не прочитав. Оно само откуда-то в меня вошло.
  Вконец   растрепанное  от чувств, женское лицо показалось из подушек, и, прикрыв глаза, Оля кивнула. 
- Ну, говори, как ты меня любишь!
- Вот, слушай! - Волнуясь и поначалу сбиваясь, Лосев прочитал ей сами по себе сложившиеся в стихотворение строки:
Ты скажи, и я отвечу,
Ты шепни, и я услышу,
Что зарей согреты плечи,
Что туман тобою дышит.

Что в траве блестят росинки,
Терпеливо ждут наш вечер.
Что сойдутся вновь тропинки,
Предвещая нашу встречу.

Ты скажи, но только птицы...
Это солнце выше, жарче.
Ты шепни, что это снится,
Что все краски стали ярче.

А проснешься, улыбаясь,
Предвкушая нашу встречу.
Ты шепни, и я услышу,
Ты скажи, и я отвечу.

Даже не заметив, как Николай ушел, Оля зарылась с головой в подушки.
- Господи! Я влюбилась! Я люблю этого человека! Я люблю этого человека! - повторяла она.
- Лирики нас уделали, причем, не без нашей помощи, - думал, покачивал головой физик Лосев.
- Как-то уж очень все быстро?! - возможно, засомневается кто-нибудь из читателей.
- Да уж, пожалуй! Автор и сам, признаться, удивлен. - А может это потому, что Лосев из будущего?
- А что, если ему просто посчастливилось встретить Олю? Могло же у него просто хватить ума ее разглядеть?! - слышу я гневную отповедь некоторых читательниц. - Автору, небось, просто завидно?!
- Что, верно, то верно. Не все же одним донам да синьорам? Вот и я пока живу, надеюсь! Будь благословенна, русская земля, дарующая нам любовь!


Глава VI

КОНТИНГЕНТ

Головная боль давно и незаметно прошла. Чтобы хоть как-то успокоить пришедшую ей на смену душевную бурю, Лосев решил пройтись по деревне, протянувшейся вдоль шоссе метров на семьсот, не больше. Опять же, надо было хоть как-то оправдаться перед коллегами за столь продолжительное отсутствие. Короче, придется попытаться подсластить полученную информацию. Что-нибудь этакое, по методу директора Прохорова.
Сложенная как попало палатка и надоедливо долбящий по ноге котелок напоминали об отсутствие у его новых товарищей элементарного комфорта. Зато жизненного пространства было хоть отбавляй! Тем более, что экстраординарные обстоятельства отчасти оправдывали курортное поведение.
Не пройдя и пары сотен метров, Лосев увидел то, что искал. Представительницы других цивилизаций, причем исключительно для товарищей. Это хотелось бы подчеркнуть особо, цветной ручкой и, желательно, дважды.
Метрах в пятидесяти от шоссе, у домика под сенью липы явно скучали две инопланетянки. На легком пластмассовом столике перед ними стояли стаканы, небрежно накрытые газетой. Чувствовалось, что чтение «Гдовских зорь» в данный момент не является пределом мечтаний этих «существ разумных». И, как не менее разумный, Лосев сразу сообразил, что особы эти не слишком благодарны судьбе, забросившей их в такую глушь безо всякого сопровождения.
Приближающаяся к Лосеву труженица села, не останавливаясь, презрительно бросила:
- Слушай, мужик! Плюнь ты на этих про****ей! Корчат из себя образованных, а сами перед баней ногти на ногах ацетоном красят, лишь бы внимание к себе привлечь.
- Здрасте! - поприветствовал селянку Коля. Он знал, что в деревне даже с незнакомыми людьми принято здороваться.
- Здрасте, здрасте! - ответила, не оборачиваясь, прошедшая мимо него женщина, - Ты на рожи их взгляни! Противно смотреть, а еще трубку курят!
- Да, да, спасибо! - поблагодарил Лосев, открывая еле заметную в кустах шиповника калитку.
Кивнув сидящим за столиком, он подошел поближе и сразу перешел к делу.
- А что, барышни, есть ли жизнь на Марсе? В гражданском кодексе, молчание - знак согласия. Чувствуется, что в этом оазисе молочные реки в кисельные берега бьют без волнореза. Я же вижу, что бьют. Ну и вообще, как у вас дела на любовном фронте? - в присущей ему вне стен родного института манере общения, закончил Николай вводную часть.
- Мужчина! Я на вас полкана спущу, - улыбаясь, ответила одна из зеленолицых.
- Полкан подождет! Тем более что его нет, а предложение, как я понимаю, есть, - возразила другая, - Двигай только вперед и упрешься прямо в оазис, - порекомендовала она, гостеприимно выдвинув ногой из-под стола свободный стульчик.
- Присаживайся, прохожий! Расскажи нам о себе. Какие мысли тебя посещают? Любишь ли ты театр, как любим его мы?
- Спасибо, милые! Так о чем мы говорили? - с удовольствием усаживаясь в пластмассовое кресло, переспросил Николай.
- Простите уж меня, старую больную дуру, за полкана да анфас укропный. Это я из-за них так, - кивком указав на забор, смущенно извинилась первая. - Второй день Васька в колючках под забором ползает, на дискотеку в столовую зовет.
- А! Так тут и дискотека есть? Это хорошо! - обрадовался Коля.
- Это не дискотека, а полная монтана! Пока до нее идешь, раза три с тобой станцуют, - пожаловалась более «гостеприимная», - а несовершеннолетние рядом стоят, сумочку держат. Понятно что интересно, но зачем же одну сумку втроем держать? Куда только власти смотрят?! Это же разврат в чистом виде! Каждый сосунок норовит тебя и в ЖЭО, и в ПРЭО, и в нежилой фонд, как говаривал знакомый маклер. Повинность такую придумали. С этим обществом любителей природы каждый раз за лето черт знает в кого превращаешься. Очень почвенническая местность.
- Ну что вы, право?! - поспешил успокоить женщин Николай. - Подлинная интеллигентность и без жилконторы видна. Я, собственно, вот по какому поводу: Волею судеб два научных светила планетарного масштаба, этакие, знаете ли, альпийские стрелки, но без Альп, будут вынуждены, как минимум месяц бесцельно прозябать на холодном песке в двухместной палатке пляжного типа. И ведь это совсем рядом с вами прямо на берегу за рекой. «Ведь не любить - значит не жить!» - Помните «Три плюс два «? Зовите меня просто «Лишний Коля», зато двое других вполне соответствуют, особенно если в палатке и с вами. Только сумочки дома оставьте.
- Я поля влюбленным постелю, - негромко запел Николай. - Пусть живут во сне и наяву!
- Я люблю и значит я живу, - допела «строгая», - Какие правильные слова! Володю любите? Это очень приятно, Николай!
- Виктория Надсми, лучше просто Вика, - улыбаясь, она протянула Коле руку.
- Николай Лосев. Мне тоже очень приятно, - продержав руку ровно столько, сколько следует, представился «лишний» Коля.
- А я Марина! Дотянитесь? - Женщина привстала и, облокотившись на стол, тоже подала гостю руку.
- Ну, вот и познакомились, - оживленно сказала она, поудобнее усаживаясь в пластмассовое кресло. - Видите, как все удачно! Контакт уже есть. Когда сейшн?
- Прямо сейчас..., - Николай задумался на пару секунд, - ответить не готов. Может, уже сегодня. Мы тут, видите ли, без денег и сопутствующих продуктов оказались.
- А гитара у вас есть? - поинтересовалась Марина.
- Ни гитары, ни магнитофона, ни шашлыков. Такая вот невезуха. Буквально девушек не на что пригласить. Признаваться в этом подлинному интеллигенту, поверьте, крайне неловко, - с искренней досадой все же признался Николай. - Может завтра приятель в Питер съездит, тогда полегчает. А может, еще сегодня. Смотря как с транспортом. Раньше уедет, раньше вернется, а пока надо как-то выжить. А вы бы, девушки, пока в магазин наведались. Хотелось бы исследовать карту вин.
- «Имбирную», говорят, завезли. Боюсь только, мы от нее и без масок позеленеем. Тогда, прощай молодость и надежды на успех. Для женщины это трагедия. Ты-то как? - глядя на подругу, неуверенно спросила Марина.
- Ну что вы, что вы! - поспешил успокоить хозяек Николай. - С «Имбирной» все серьезные ученые в большую науку пробивались. Где бы без настоек был сейчас Лоренс с его уравнениями? Смешно представить! Возьмите хотя бы меня, кандидата физико-математических наук. Тема моей будущей докторской диссертации «Влияние крепости традиционных настоек на амплитуду волновых колебаний». В свете исторических решений XXVI съезда КПСС, естественно. Да, кажется, шестого. Впрочем, не уверен. Ну да это и неважно! Главное, что без этого, полный вакуум в вопросах практики, жуткие стрессы, болезни центральной нервной системы, да плюс ко всему, неправильная осанка. Это утверждаю я, Николай Лосев, ибо сказано - «Все болезни от недопития!» Прошу только не путать этого Лосева с другим. Ну да, надо полагать, меня, человека практически непьющего, от него отличить вы сумеете. Вот взгляните! Нет, вы только взгляните на мою осанку! Впрочем, как хотите. Об этом, при случае, мы еще поговорим. А пока простимся до вечера! Там без меня друзья изнемогают, там без меня тростник засох.
Очень естественно чмокнув обеих женщин в щечки, не забыв палатку, да закопченную железяку, похожую на котелок, Лосев двинулся к калитке.
- Николай! - остановила его Вика. - А я, признаться, сначала решила, что вы полный мудак. Очень рада, что это не так. Вы умеете нравиться женщинам!
- Спасибо, очень тронут! - поблагодарил Лосев и, уже не останавливаясь, зашагал на выход.
- Приходите! Будем ждать! И вас и ваших друзей, - раздавалось ему
вслед.
- Мы тут все сами сообразим. Приходите! - присоединилась к Вике Марина.
Уже выйдя и закрыв за собой калитку, Николай помахал женщинам рукой.
- Увидимся! - крикнул Лосев.
- Хорошо в деревне летом, - думал он. - И у меня теперь есть Оля.
Со стороны деревни поле подходило к самой реке. Пешеходный мостик, прямо у места впадения ее в озеро, был прекрасно виден. Лосев взял левее и быстро оказался на берегу Чудского озера. Здесь он остановился и решил осмотреться. Залив, в который впадала речка, глубоко вдавался в берег практически под прямым углом. Река в устье была совсем мелкой. Глубина ее здесь не превышала полуметра и наезженная машинами и тракторами колея спускалась прямо в воду.
- Перейду-ка я вброд! - решил Лосев и, не торопясь, двинулся вдоль берега. То, что он увидел, пройдя всего несколько шагов, заставило его крепко задуматься. В полном смятении огибал он глубокие свежие воронки, довольно кучно сгруппировавшиеся в нескольких десятках метров от берега. Не останавливаясь, он спустился к реке и благополучно перешел ее, замочив ноги лишь немного выше колен. Выйдя на другой берег, он остановился и осмотрелся еще раз.
- Чертовщина какая-то! Сначала нас, как рыбу, переглушили. Мало того, мы почему-то оказались на другом берегу реки. Ну ладно, допустим, тогда не заметили. - Лосев взглянул на солнце. - Попробую разобраться!
- Так! Юг, примерно там, - сообразил он, так как знал, что Чудское озеро вытянулось с севера на юг. - Значит, залив вдается в берег на восток версты, так наверно, на две. Тогда получается, что снаряды взрывались здесь, а мы оказались западнее. Где-то, примерно, на километр. Есть предмет для серьезного разговора, - подумал он и направился к заждавшимся его товарищам.
Разговор он решил отложить, ну а вечером ничего этакого у его новых друзей не сложилось, потому что уже через час доктор Щеглов садился в следующий из Пскова в Гдов рейсовый автобус. Олег Борисович ехал в Ленинград на встречу со своей молодостью, а быть может, и с самим собой.


Глава VII

РОДНЫЕ СТЕНЫ ДОКТОРА ЩЕГЛОВА

- Ну надо же! Прямо диву даешься, как вы все тут снова запустили! И Таллин с одним «н», - замечал ошеломленный Щеглов, подъезжая по одноименному шоссе к Ленинграду. Правда, самолеты из аэропорта Пулково взлетали те же самые, но вместо безвкусных трехэтажных цыганских коттеджей, под их крыльями проносились лишь скромные домики садоводств.
 -Какое ретро, однако. Я тут не приживусь! - мрачно подумал Олег. Перемахнув в Лигово через железную дорогу, пассажирский Икарус наконец-то въехал в город.
 «Ленинград» и «Храните деньги в сберегательной кассе!», - вот и вся рекламная информация, которую удалось увидеть Щеглову у поворота с виадука. Нет, вот еще одна!
- «Летайте самолетами Аэрофлота!»
А так, ни тебе кафе, ни магазинов, ни бесчисленных, бьющих в глаза огромных рекламных щитов. Город словно сжался километров на пятнадцать и это только по Таллиннскому шоссе!
- Ладно, я тут не для оценок и переоценок, - думал Щеглов, вспоминая, каким он был молодым повесой.
- На метро, до Площади Александра Невского, или, может, лучше до Ломоносовской? Нет! Поднимусь-ка я на площади у гостиницы «Москва». Знакомых могу встретить. Зайти, что ли, чашку кофе выпить? - всерьез подумал Олег Борисович, но взгляд его, случайно упавший на камуфляжного цвета штаны и серые от пыли ботинки, отогнал эту мысль, как  несвоевременную.
Выйдя вместе с половиной пассажиров автобуса у метро Московская, Олег спустился в ведущий к турникетам подземный переход. По пути он вспоминал, как же в то далекое «тогда» ездили. Ведь почти двадцать лет прошло.
- Помню, за деньги или по карточкам. Платишь, как и в автобусе, пятак. Обычный, медный, только где его взять? Жетонов тогда не было.
- Разменяйте червонец, бабуля! - обратился он к разглядывающей его старушенции. - Если можно, по пять копеек.
- У, твари недобитые! Будь моя воля, всех бы вас к стенке поставила! Сталина на вас нет! Он бы вас всех до единого! - брызгая слюной, проскрипела она, и, чувствительно ударив Олега палкой по ботинку, быстро поковыляла искать другую жертву.
- Странно! - удивился Щеглов. - На календаре у них 82-й год. А где же знаменитое ленинградское гостеприимство? Я, и то не забыл. Не понимаю, откуда столько агрессии?
- Парень! Не разменяешь десятку? - спросил он у туриста с огромным рюкзаком за спиной.
- Так вот же касса! - не останавливаясь, кивнул вежливый юноша на небольшую очередь рядом с газетным киоском.
Доехал до Гостиного Двора, затем, пересел на Невско-Василеостровскую линию, и вот уже Олег Борисович Щеглов, собственной персоной, выходит из метро напротив Александро-Невской лавры. Вроде бы, безо всяких приключений, как говорят военные, штатно.
Странное волнение охватило его. Раньше, в расположившейся дугой к Неве и площади гостинице «Москва» он бывал более чем часто. Интурист, как никак, а там в свое время неплохо думалось, хотелось и моглось.
Тяга зайти в восемьдесят второй год, выпить хорошего кофейку с фирменным пирожным была изрядная, но опасение все же быть кем-нибудь узнанным взяло верх. Объяснять потом что и почему пришлось бы долго.
Сдвоенный сто восемнадцатый автобус хоть и с предсмертным скрипом, но все же переваливает через мост Александра Невского. Нева остается позади, и вот уже как будто совершенно незнакомая Заневская площадь и такой же грязный, неуютный, застроенный хрущевками  Новочеркасский проспект. А это что? Ну конечно! Тот самый, уже подзабытый ядовито-желтый с запахом тухлых яиц дымок химкомбината, что так знаменито украшал жизнь на Правом берегу Невы в семидесятых - восьмидесятых годах. Аромат, скажу я вам, а все равно жили! И многим нравилось.
Позади остались гигантский зловонный отстойник и кладбище, а это значит, что приехали наконец в Веселый поселок. Названия улиц в этом новом спальном районе - прямо-таки какой-то мемориал расстрелянным и, расстреливавшим первых, большевикам. Уже в конце восьмидесятых к увековеченным в названиях, в самый что ни на есть неподходящий момент, добавили улицы Ворошилова и, как бы подводя черту под общей суммой, американского журналиста Джона Рида, написавшего сверх засекреченную позднее книгу «Десять дней, которые потрясли мир». Ульянов-Ленин высоко оценил ее, как самую правдивую книгу об Октябрьском вооруженном восстании. Правда ее была в том, что кроме Троцкого, у руля переворота в Петрограде, вроде, никого и не было. Ну а уж когда все изнасилованные в Зимнем матросами ударницы, обменявшись с насильниками телефончиками, повыбрасывались из окон или отправились спать, только тогда подошел с явки Ленин. Успокоил он, конечно, собравшихся. Не волнуйтесь, мол, товарищи! Все в порядке! Революция, о которой мы и раньше вам говорили, оказывается, уже совершилась. Мир теперь у народов, а земля у крестьян, так что расходитесь по домам. Все расходитесь, да поживее!
Того самого рулевого Троцкого, как будущего ярого анти-сталиниста, многие, между прочим, когда-то весьма уважали, но улицу в Веселом поселке его именем все же не назвали. Не назвали и фамилией. А вот Александра Коллонтай, это совсем другое дело. Еще бы! Дочь генерала от инфантерии, а это, сами понимаете, кое-что, да значило. Здесь уже не одни конфетки-бараночки. И тоже видная оппозиционерка, к тому же с образованием.
- Комсомолки не должны отказывать комсомольцам, ибо их неудовлетворенное сексуальное влечение будет мешать им в их совместной борьбе! - поучала она в своих брошюрках. О беспартийной молодежи, заметьте, ни слова.
- Мы гуманисты! - частенько говаривал Брежнев. Многие долго не могли понять почему? С какого бы это, собственно? Теперь все прояснилось. Секс, как одна из эффективных форм поддержки идеологии и общего курса. Партия сказала, комсомол ответил - сделаем! Так, может, еще чего надо? - спросил комсомол, получая очередной орден. - Вы спрашивайте, не стесняйтесь! - Тут им и подбросили другой лозунг:
«Начни с себя!», - это, наверно, для тех, кому комсомолок не досталось. Для австралийцев, что ли? Гвозди, сделанные из этих людей, можно вытаскивать, разгибать и забивать снова. Они еще послужат обществу. На парники, например, вполне сгодятся.
Впрочем, не отвлекаясь на экскурсы в историю, доезжает Олег до своей остановки. Постоял минутку у столбика. Дело, сами понимаете, предстояло не простое. А вдруг все дома? Нужен был какой-то особый психологический настрой. Стараясь войти в роль, да и из любопытства Олег обошел свой сложный формы дом. Грустно улыбаясь, смотрел он на деревья, которые снова стали маленькими. Опять вместо парка, заболоченный лесок с подберезовиками. Какое-то необъяснимое ощущение того, что он что-то делает не так, незаметно появилось у него. Оно так стремительно нарастало, что заставило Олега остановиться во дворе за домом. Усилием воли, заставив себя двинуться дальше, Щеглов почему-то уже точно знал, что в дом этот он не войдет.
- Интересно, что еще мне подскажет наитие? - уже спокойней подумал Олег, приближаясь к своему подъезду.
Сидящие на скамейке у входа бабульки, настороженно замолчали, разглядывая неопрятно одетого незнакомца.
- Не узнают! - сообразил Олег, и для вида посмотрев на номера квартир в подъезде, повернулся и двинулся к пустой скамейке у лесочка, небольшой островок которого чудом сохранился между домом и улицей Коллонтай.
Вот тут-то до Олега наконец и дошло! На скамеечке он и понял, откуда у него появилось то странное ощущение. Его частенько испытывают петербуржцы, стоя на противоположной от их дома стороне Невы у разведенного моста. Вроде бы рядом, но до утра, хоть ты тресни, домой не попадешь! Неплохая, кстати, отмазка?! Не удивительно, что столько людей стремятся переехать в этот город.
- Стоп!!!, - с тремя восклицательными знаками, - скомандовал Олегу его внутренний голос. - Фу ты, черт! Чуть в историю не вляпался, - вслух выругался он. - Приперся, как к себе домой! Я же здесь не живу! Год-то какой?!
Он провел рукой по вспотевшему лбу и, облизнув соленые губы, от досады сплюнул.
- Таких физиков надо на химию отправлять! - процедил он сквозь зубы.
Домой на улицу Антонова-Овсеенко, где он жил в восемьдесят втором году с теперь уже бывшей женой Верой, Олег пошел пешком.
- Всего две остановки. Может по пути еще какая-нибудь умная мысль посетит, - подумал он.
И она, действительно, постучалась:
- А что, если я сам, да-да, именно я, Олег Борисович Щеглов, родившийся в 1956 году в Ленинграде, - так вот, - что если я дома?! Или Верка с дочкой, а может, все сразу? Приду, значит, такой дядя, и что, буду все по порядку объяснять? Да это же чистая клиника! Там на берегу все казалось элементарным, как частица целого. Приехал, взял деньги и назад. А где взять? Заначку тогда он, как правило, держал в духовке. Верка пироги печь не умела совсем. Только однажды, помнится, попробовала. Рецептик у мамаши своей списала. С брусникой и яблоками. Пироги эти вообще-то выходят вкусные, но только ни в тот раз. Так когда же это было то? Нет, не вспомнить.
А помнил Олег лишь то, что ни чего тогда ни кому не сказал. Чего людей-то смешить? Сотни четыре рублей, да двести финских марок, плюс мука, яйца и так, по мелочи, тот пирог стоил. Ни куска тогда не съел. Даже пробовать не стал. Верка потом целую неделю допытывалась, у кого это Олег так пирогами объедается, что после этого дома даже кусок съесть не в состоянии. А для него это уже почти не имело значения. Все равно через три года развелись. Но сейчас? Что ждет его там сейчас? Самое обидное, что вспомнить, где он был вечером 15 августа 1982 года, не представлялось возможным.
В общем, умных мыслей у Щеглова хватало. Олег чувствовал, что ему, прямо скажем, не по себе. Да, что там говорить, откровенно страшно.
- Как не крути, а я на себя, тогдашнего, похож. Чертовски похож! По крайней мере, сам бы узнал. Ну, а если попытаться узнать себя в другом человеке? - незаметно притормаживая, спрашивал сам у себя Олег. - Ответ, скорее всего, отрицательный.
- Так! Попробуем рассуждать логически, - остановившись, разговаривал сам с собой Щеглов. - Нас создали в одном экземпляре. Это факт! А тут еще один. Снова я, и это тоже факт. Вот, собственно, и ответ. Объяснить ничего невозможно. Уж лучше каким-нибудь родственником назваться. Мог бы сойти за сводного брата, да родительское прошлое не позволяет. Ну, ни в десять же лет меня папа запланировал? А-га! Это мысль! На мне ведь возраст не написан. Скажу, что мне сорок лет, или около того. Тогда зазор будет приемлемым. Дальше! Значит, отец наш, помнится, на флоте служил... М-да! Севастополь, Очаков, крейсер Киров, - в разных комбинациях это уже было. Но другого варианта не придумать. А позвонить родителям для проверки подлинности «братца», тот «молодой я» не сможет. Они тогда каждый год в августе грибы на даче собирали.
Помаленьку успокоившись, Щеглов продолжил свой путь и быстро оказался у нужного подъезда длинного девятиэтажного дома, где он, собственно, и жил двадцать лет назад. Чтобы окончательно собраться с мыслями, Щеглов присел на свободную скамейку и стал мысленно «прокручивать» предстоящий непростой разговор.
- Зовут меня тоже Олегом, чтобы путаницы не было. Олегом Борисовичем Щегловым, что вполне естественно, - рассуждал он. - Живу в Вильнюсе, а чемодан, где находились деньги и документы, как всегда, украли на вокзале. Обычное дело. Хотел обратиться за помощью к родителю своему, да он с женой в отпуске. Это нормально, - убеждал сам себя Щеглов - а дальше так:
- Перезванивались мы изредка и раньше, только он всем ничего не рассказывал. Сначала огорчать не хотел, а потом, видать, уже стыдно было признаться. Адрес ваш и телефон он сам мне как-то, расчувствовавшись, дал. Честно говоря, не думал, что вообще когда-нибудь встретимся. Всему виной кража чемодана, и вот я здесь.
- Ну что ж, неплохо. В таком виде и сходство, пожалуй, заметят.
Довольный собой Щеглов, уже собирался было подняться к себе на четвертый этаж, но, увидев медленно приближавшегося к подъезду слепого старика с тросточкой, остановился.
- Да это же сосед мой бывший! Точно! Юрий, Юрий... Вспомнил! Анатолий Юрьевич! - обрадовался старому знакомому Щеглов.
Видимо, услышав рядом с собой дыхание, бывший сосед спросил:
- Подскажите время, если не трудно.
- Пятнадцать минут одиннадцатого, Анатолий Юрьевич, - спокойно ответил Олег. - Домой пора! Скоро совсем стемнеет.
- Олежка! Ну, здравствуй, сосед! Чего так рано приехал? Или простудился? Голос, слышу, осипший? На совсем приехал или обратно собираешься? Семейство-то с тобой?
- Жена с дочкой там остались. Поиздержались немного, да и продуктов каких-нибудь надо прикупить, - абсолютно естественно ответил Олег.
- Правильно! Летом надо на даче жить, раз есть такая возможность. Родители твои не появлялись. Видать, грибы идут. Угостишь, когда приедут?
- Само собой! Баночка, как обычно за вами, - пообещал Щеглов. Он явно входил в роль. Играть-то практически и не приходилось. Ему всегда нравилось слушать, как сосед нахваливает грузди матушкиного засола. Да, было время!
- Пошли-ка лучше по домам, а то что-то прохладно стало. - Анатолий Юрьевич, стукнув по скамейке тросточкой, медленно нащупал порог и двинулся в подъезд.
Олег быстро встал и, взяв незрячего старика под локоть, так, как он частенько и поступал двадцать лет назад, вошел в подъезд, вызвал лифт, и поднялся на общий со старым знакомым четвертый этаж.
- Ключи заберешь? - спросил тот.
- Давайте, а то я свои далеко запрятал.
Сосед снял ключи с гвоздика на стене в прихожей и передал их Олегу. Это было большой удачей, и сразу решало несколько проблем.
- Спасибо! Утром занесу. Ничего, что разбужу? - еле сдерживаясь от радости спросил Щеглов.
- Ничего! Старики долго не спят. Время жалко. Поезжай и спокойно догуливай, сынок, - пожелал ему на прощанье сосед. - Своим от меня привет передавай!
- Спасибо! Грибы за мной. Ну, я пошел!
Олег захлопнул снаружи соседскую дверь и подошел к своей.
Открылась она, по старой памяти, легко. Убедившись, что в квартире никого нет, Щеглов прикрыл за собой дверь и задумался.
В конце восьмидесятых с подлинно всенародным интересом, читая о процессах разных параллельно-перпендикулярных центров, Олег запомнил, как следователи задавали очередным жертвам вопросы, подкупающие своей конкретикой.
- Где вы были в 8 вечера 4 марта 1911 года, и с кем встречались 16 июня 1918 года между 9 часами 40 минутами и 11 часами утра, или что-то вроде этого. Те, кого выжили из Политбюро, отвечали без запинки, и это вполне объяснимо. Каждый час их героической жизни известен. Но что могли ответить простые люди?
Щеглов не помнил ни черта! Либо он с семейством был в отпуске на даче, либо в городе. Вот, собственно, и все. Помнил он другое. - Раз до десяти вечера никто не приехал, то уже и не приедет. Можно было расслабиться, перекусить и отдохнуть.
В холодильнике, на случай позднего приезда, всегда что-нибудь оставлялось. Но первое, что он сделал, так это залез в духовку. Отсчет времени велся им отдельно «до пирогов» и отдельно «после пирогов». Сейчас это решало многое.
К счастью, оказалось, что еще «до». Олег помнил, что по пути в Эстонию в Кингисеппе прямо у автовокзала охотно покупали валюту. Вместе с нашими набиралось 500 рублей. Вопрос с деньгами, стало быть, был решен.
Баночка с «Завтраком туриста» пришлась, как нельзя, кстати. Нашелся и молотый кофе. Когда-то он не ленился варить его.
Поужинав, Олег принялся бесцельно бродить по квартире. Хотел даже выйти на лоджию, да из опасения быть кем-нибудь замеченным, не решился.
Нет! Двадцатисемилетним он себя так и не почувствовал, а потому, не впадая в ностальгию, просто включил еще ту «Радугу», убрал звук и прилег на диван.
- Господи! Да как же такое может быть?! - тяжко прошептал Олег Борисович Щеглов, впервые в жизни вложив в это обращение изначальный смысл. - Если ты действительно есть, то почему все это допускаешь?
Внезапно в телевизоре, каким-то непонятным образом, сам по себе прорезался звук. На экране один из собеседников, обращаясь к другому сказал:
- Согласен с вами. Мы сейчас как раз над этим и работаем. К сожалению, пока это возможно лишь относительно ненадолго.
Словно в подтверждение этих слов раздался громкий щелчок. Изображение пропало, а через несколько секунд погасла и яркая точка в центре экрана.
- Знак! - понял Олег. - Конечно знак, но от кого и кому? Ведь здесь должен был лежать ни я. То есть я, конечно, но молодой. Могла быть и жена. Родители, дочь, - кому знак?!
- А может, речь шла о восстановлении старых подсевших кинескопов? Помнится, раньше этим занимались. И, действительно, хватало лишь на месяц. А может, скачок напряжения? В общем, могло быть все, что угодно. Или все-таки знак?
Спать не хотелось и Олег продолжать размышлять:
- Интересно! А если со мной больше ничего не произойдет, меня, то есть нас, так двое и останется? Это что же, выходит, так можно численность населения в стране удваивать? Скажем, раз в месяц?! Ну а если бы я попал в будущее? А что, если б ни я один, а все население? Что ж, тогда и людей в стране не осталось бы? А раз это в принципе осуществимо, то не слишком ли опасны наши замыслы? Вернусь, обсудим!
Кому и вообще на кой понадобились эти эксперименты? Чисто теоретически, конечно, любопытно. А что на практике? Плюс еще три кандидата в дурдом, вот и весь результат.
Еще на пути, можно сказать, домой, Олег пытался сочинить какое-нибудь послание себе - молодому. Это, конечно, если дома никого не будет. Пробовал начать его и так и сяк, но ничего толкового так и не придумал.
Лежа на диване, уставившись в потолок, Щеглов снова и снова пытался вернуться к письму в свое прошлое. Он встал и обошел всю квартиру, посмотрел в выходящие на разные стороны окна, как бы пытаясь найти подсказку, но ничего подходящего придумать так и не смог.
Чтобы хоть как-то собрать расстроенные мысли, Олег снова сварил кофе. Поставив чашку на кухонный стол, он положил перед собой чистый лист бумаги и стал думать. Все равно не то, что послание к поколению времен застоя, а даже коротенькой записки не удавалось сочинить. И все же, допив кофе, он написал:
Земную жизнь пройдя до половины,
 Я очутился в сумрачном лесу.
Данте.
Чувство юмора чем-то напомнило о себе, и он дописал внизу:
- Получишь ровно через семнадцать лет, - и поставил дату 13.08.82.
Записку спрятал в тот же самый тайник.
- Посмотрим, сгорит или нет? - усмехнувшись, подумал Олег и, с осознанием выполненной исторической миссии, не раздеваясь, улегся на диван и сразу же заснул.
Утром, оставив у соседа ключи, Щеглов поехал на автовокзал, взял билет в Гдов, и уже через полчаса он дремал в кресле, выезжающего из города его молодости, автобуса.


Глава VIII

ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ СОВЕТ

- Так! Я вижу, все в сборе. Отрадный факт! Тем более, что сегодня у нас вторая годовщина создания Чрезвычайного совета. Не забыли, надеюсь?!
Президент Российской Федерации Сомов Игорь Всеволодович обвел взглядом притихших членов совета и, помолчав несколько секунд, продолжил:
- Поговорим мы сегодня о разном и не просто поговорим. Очевидно, что многое удалось сделать, как, впрочем, и то, что большинство наших начинаний успеха не возымели. Так что, сами видите, пришло время тщательно проанализировать нынешнюю ситуацию и сделать из этого правильные выводы. Разговор нам предстоит долгий, так что, с вашего позволения, я сяду, - закончил своеобразное приветствие президент и, перевернув лист в лежащей перед ним папке, сел.
- Итак, что мы имеем на сегодня? - продолжил он уже сидя. - Первое, и, пожалуй, самое главное, это созданный и успешно функционирующий секретный спец. объект на Чудском озере. Этакий научный форпост на западной границе. Все предположения, все выкладки и расчеты наших ученых о возможности создания стационарного канала для транспортировки людей в межвременном пространстве получили блестящее подтверждение. Через несколько дней будет сдана в эксплуатацию новая, гораздо более мощная, база на Белом море. Первые испытания там уже проведены. Переброску больших групп со сложным оборудованием и военной техникой мы планируем осуществлять именно там.
К положительным результатам, вне всякого сомнения, можно отнести и нашумевшие гастроли по стране и за рубежом возвращенного нами Робертино Лоретти. Из соображений секретности, на афишах рядом с его именем приходится добавлять «младший», но все равно прошедшие концерты мало кого оставили равнодушными.
Но признаемся сами себе, ведь эта часть общего стратегического плана, совершенно секретного, как вы помните, может рассматриваться лишь как вспомогательная операция, такой своеобразный PR, и не отражает реального положения дел. А оно не может не внушать опасений. Ведь бесконечно выдавать юного певца за сына старого Лоретти нам не удастся. Конечно, он милый мальчик. Прекрасно поет. О sole, о sole mia... Криминальные авторитеты, как мы и ожидали, просто захлебываются от слез. Вместо отдыха с девчонками или в казино, зубрят теперь язык крестных отцов - основателей мафии. Да и так ли это хорошо, что мы «засветили» Робертино? Люди ведь послушают, послушают, а потом зададут себе вопрос: - А откуда он взялся-то? Это они сначала у себя спросят, чтобы в глупое положение не попасть. Остальные же смотрят и слушают без вопросов. Но ведь рано или поздно какая-нибудь паршивая овца непременно пронюхает, что у того Лоретти не было никакого сына Робертино, к тому же такого возраста. Журналисты раскопают все! И что мы можем ответить? Может, опять комиссию создадим? Какой же после этого будет режим секретности? Я вас спрашиваю!
- Это если мы попытаемся что-то объяснить, - ответил с места шеф ФСБ Становенков. - А можно ведь кошек в комнатах и не искать. Проведем пятиминутный брифинг с нашими вопросами. Заявим, как обычно, что президент взял это дело под личный контроль. У нас к этому привыкли и торопить с ответом никто не будет. Спешка нужна в других ситуациях.
- Пожалуй, вы правы! - согласился президент. - Я продолжу:
- Долгосрочная операция под названием «Христофор Бонапартьевич Петропервов,» сокращенно ХБП, не нами утверждена, не нам ее и отменять. Как раньше принято было говорить - «Трудящиеся Аляски нам этого не простят». Да и не только Аляски, сами понимаете. Так что договоримся раз и навсегда: - Смена маршрута не влияет на выбор цели!
- То, что мы имеем на сегодняшний день, те результаты, а вернее, их отсутствие, говорит о неправильном выборе не только самих исполнителей. Главная причина неудач, это ошибка при выборе точного исторического момента. Жаль, конечно, что из бывших членов Чрезвычайного совета в нынешнем составе практически никого не осталось. Однако, это вовсе не снимает с нас ответственности за постоянно повторяющиеся проколы. Вот, разве что, Анатолий Борисович Рузайс, возможно, в состоянии объяснить нам хотя бы некоторые, буквально чудовищные, ляпсусы. Или, может, мы не правы? Тогда поправьте! И уже, глядя прямо в глаза Рузайсу, президент продолжил:
- Вот вы, Анатолий Борисович, присутствовали почти на всех заседаниях Чрезвычайного совета, начиная с самого первого. Я специально не поленился просмотреть протоколы. Если не трудно, объясните, как, собственно, вы собирались убеждать Екатерину Вторую отказаться от продажи Аляски, если она этого делать и не собиралась? Представляю себе, как там наши посланцы ее с этой Аляской достали! Я надеюсь, присутствующие здесь не забыли, что продажа эта состоялась лишь при Александре Втором, названном в народе Освободителем? Да и продали-то ее в основном из-за предшествующей неудачи в Крымской войне. Мы слушаем вас, Рузайс! Объясните, если, конечно, сможете.
Анатолий Борисович Рузайс, на тот момент министр без портфеля, но с большим политическим весом, встал и, сокрушенно покачав головой, снова сел. Наверно, от веса. Но ответить хоть что-то было абсолютно необходимо, и он это прекрасно понимал, а потому, снова встал.
- Да уж, действительно! Я и сам еще на первом заседании засомневался, а когда дома проверил, уже поздно было. План был единогласно принят. Ну, а кто в этом виноват?.. Какая сейчас разница, кто? Если нужен козел отпущения, то, пожалуйста, наказывайте. Группу «Любэ», например. Это ведь они пели... Ну, помните, наверное? - Отдавайте Аляску, чего-то там, родимую взад. Любимую, то есть. Потом еще - Екатерина, ты была не права, - и снова - родимую взад . Назад, стало быть. И что теперь, судить их за это будем? Это бессмысленно! Они же все равно под амнистию попадут, а в популярности лишь прибавят. Главное, бывший наш руководитель ФСБ, не последний, а еще Загладов, уж больно сладко все нам приподнес. Говорил, стоит Григория Орлова задвинуть, а дальше все само, как по маслу пойдет. Выходит, не задвинули, не говоря уже о масле.
- Выходит, нет, только это ведь и не требовалось, - снова заговорил президент. - Отправили бы людей во вторую половину семидесятых годов, когда граф Орлов с двумя его братьями стал все больше дистанцироваться от двора и не пришлось бы зря столько копий ломать. Операция у вас была явно не подготовлена. Впрочем, кое-что уже и мы не додумали. Это ж вы у нас известный знаток дворцовых интриг. Ладно! Садитесь, Анатолий Борисович! В ногах правды нет. Головой работать будем, - продолжил президент Сомов. - Давайте пошукаем у мозгах усем коллективом, - как любит говорить наш белорусский друг Корзинченко. Но только раз уж решено отработать по Екатерине, не будем отклоняться от плана.
- Я посоветовался с несколькими серьезными историками, авторами многочисленных трудов о той эпохе. Так вот, все они в один голос советуют поработать в 1777 году. По свидетельству современников, Григория Орлова к этому времени явно стали тяготить обязанности фаворита. Оно и понятно. Он уже всего достиг. Жизнь одна, а матушка-царица стареет. Ничего не поделаешь, но нервы все чаще напоминают о себе. Орлов хоть и был добрым человеком, но до того пресытился властью, что бывало даже откровенно унижал императрицу! Да и вообще без причины обижал, отчего она жестоко страдала. Это императрица-то! Как вам это, а? Был такой случай. Приходит, значит, Орлов как-то вечером во дворец. С собакой. Вроде как на прогулку ее вывел. На вопрос Екатерины Великой, что это, мол, за чучело кабыбзду, и зачем оно на ковер сходило, граф ответил, что это его молодой жены. Так что собачка теперь на нем. Прогулять ее перед сном решил, а заодно и к царице заглянул. Надо же ей где-то погулять. В Англии, например, по вечерам все собаки гуляют и хоть бы что. - Вот примерно так беспардонно Григорий Орлов сообщил своей бывшей возлюбленной и благодетельнице, что женился. Подкупающая простота, не правда ли? Впрочем, говорят, она и сама была очень легкомысленна. Ну да это их дело. Не нам судить. Для нас важно, что в начале 1777 года акции Орловых при дворе стали стремительно падать, а будущим фаворитом все уже видели князя Потемкина. Но только будущим. А теперь, внимание!
- Вот в этот промежуток нам и надо вклиниться! Во-первых, царица еще не стара. Всего-навсего сорок восемь лет. Жизнь, можно сказать, только начинается, что она и стремится продемонстрировать окружающим. Ну, а во-вторых, есть еще время для активизации нашего присутствия в Северной Америке и, особенно, во внутренних районах Аляски. Вроде бы и тогда все делали правильно. Только через торговлю и можно было индейцев с эскимосами под себя подмять. Непонятно только, почему первое русское поселение купец Шелехов основал на острове. Это же искусственная изоляция! Наоборот, надо было осваивать именно материк, и, в первую очередь, Клондайк с пограничными с ним областями. Закрепимся поосновательней на границе с Канадой, а потом уже и вниз по Юкону двинем.
Возле царицы долго тереться нечего. Расскажем ей о месторождениях золота, предъявим карту, пару самородков и вперед! Времени у нас в обрез. «Соединенная американская компания», или как там мы ее назовем, должна изначально принадлежать нашим посланцам. Главой русских поселений тоже должен стать ни какой-то там Баранов, а наш человек. И скупиться здесь не надо. 20 процентов прибыли надо дать. Человек не на курорт поедет. Там на блюдце яичко никто не принесет. Понятно?
Так, идем дальше. Как договориться с императрицей? Да как обычно! Здесь как раз ничего не меняется. Томные вздохи и лесть. Больше лести. Не мне вас учить. Царица она была просвещенная, с Вольтером переписывалась, с Дидро под ручку прогуливалась. Целые дни могла с создателем знаменитой «Энциклопедии» - проводить. Вот и надо убедить ее заселить Аляску освобожденными крестьянами, чтобы они там за землю зацепились. Иначе нам в Америке не удержаться. Русскому крестьянину к рискованному земледелию не привыкать. Опять же, животноводство развивать можно, пушного зверя на фермах разводить. Рыбы навалом, а норка ее любит. Главное, как-то вовлечь в эти наши мероприятия аборигенов. Охота, рыболовство, добыча золота - это все им вполне по силам. Наладим нормальный товарообмен, и местные жители наши. Они нам в качестве союзников очень даже могут пригодиться. Да, чуть не упустил! Дороги! Без надежных коммуникаций дело погубим. Так что работы там на всех хватит. В связи с этим хочу вынести на ваше обсуждение следующее:
- Почему бы Российской империи не ссылать на Аляску своих каторжников? Ну, как Британия в Австралию. Отличный, я считаю, пример. Это было бы и для заключенных куда как интереснее, чем Шилка и Нерчинск. Там от них все равно толку было мало. А на Аляске обживутся, семьями обзаведутся. Дети пойдут, в конце концов. Американские русские дети, будущее этих территорий! Жили бы там все, как белые люди, свободными! Казаков можно туда послать, да мало ли кого еще. Немцев чуть не забыл! Не то, что в России 18 века, из нашего времени, уверен, желающие найдутся. Золото! За ним люди всегда хоть на край света шли. Нам в этом деле удача сама в руки идет, но нужны свои люди. Лобби. Вот над этим мы и должны работать. Политтехнологии те же.
Теперь то, что касается официальной версии о причине продажи Аляски. У них там, видите ли, конфликты из-за нее возникали! Может с Англией и США поссориться боялись? Так англичане с французами и турками и так за наш Севастополь почти три года воевали. Это что, спрашивается, тоже из-за Аляски? Русские люди немало крови за Крым пролили, за каждый метр нашей земли. А здесь мы возьмем и вот так запросто продадим?! С каких это пор Америка на Аляску глаз положила? А почему не на Канаду? Она во всех отношениях интересней. И с англичанами американцам воевать попривычней. Тем более, что они их и раньше уже побеждали. Нет! Я убежден, что дело здесь совсем не в том, что обороняться было нечем. Скорее всего, просто руки до Аляски не доходили, вот и продали по дешевке. Зря, выходит, старались российские первопроходцы. Себя не щадили, а могли бы в Санкт-Петербурге отсиживаться. И купцы наши зря компании в Америке открывали. Что же, все коту под хвост? Нет, не согласен! Это не по государственному. Если бы, действительно, Россия не могла от британцев тундру защищать, то и продали бы Англии, которая воевать среди айсбергов, похоже, не очень-то рвалась. А вот в покупке Аляски была, между прочим, весьма заинтересована. Тем более, совсем недавно войну с Россией выиграла, так, казалось бы, даром забрала, и все дела. Значит, не могла. Тоже силенок не было! Так зачем было Америке продавать? Землей разбрасываться, ума много не требуется. Она  нелегко нам досталась.
- Вы что-то хотите сказать, Андрей Вадимович? - спросил президент у, всем своим видом демонстрирующего желание высказаться, молодого, недавно назначенного министра по налогам и сборам Крючкова. Он был всего лишь месяц назад кооптирован в Чрезвычайный совет. То ли его ведомство таким образом решили приравнять к силовому, то ли энергичный чиновник просто понравился Сомову. По крайней мере, за ним никто не стоял, а это в наше время редкость.
- Игорь Всеволодович! - обратился молодой министр к президенту. - Вот вы, как все мы поняли, хорошо подготовились к сегодняшнему выступлению. Ведь так?
- Допустим! И что... ? - ответил вопросом на вопрос Сомов.
- Да нет, ничего. Все правильно. Но я тоже постарался изучить вопрос. И вот какой интересный момент я для себя отметил. Если не возражаете, я доложу Чрезвычайному совету?
Крючков вопросительно посмотрел на присутствующих в зале.
- Конечно, говорите! И все остальным, надеюсь, найдется, что сказать, - одобрительно разрешил президент. - Слушаем вас внимательно.
- Спасибо! Я недавно тщательно изучил книгу о ближайшем окружении, а стало быть, и интимной жизни Екатерины Второй. Так вот, была у нее такая, я бы сказал, слабость. Она, почему-то, стремилась каждому новому любовнику непременно тут же подыскать какой-нибудь важный государственный пост. Так, некому молодому человеку, поляку по фамилии Понятовский, для начала помогла даже стать послом Речи Посполитой, чтобы иметь возможность почаще с ним встречаться. Благодаря столь частым встречам, квалификацию Понятовского царица поднимает аж до короля! Хорошо, хоть, Польского. Многим видным государственным деятелям того времени это в Екатерине очень не нравилось. Ей даже настойчиво советовали выбирать себе мужчин из простолюдинов. Но ведь ей подавай образованных! Чтоб о «бессмертном Кандиде» можно было поговорить, хотя бы по-русски. Так вот, я уверен, что, используя слабости царицы, нашим людям удастся нащупать контакт. Главное, суметь ее заинтересовать и затем сохранить эту близость. Очень хорошо было бы в располагающей обстановке подсказать ей мысль о необходимости введения, как в Англии, поста министра по заморским территориям. Нужно также пообещать ей быстрый результат. Да, золото! Это вы абсолютно правильно сказали, Игорь Всеволодович. Показать ей несколько увесистых самородков, якобы купленных по случаю у знакомого американца. Штаты ведь тогда только-только образовались, так что другой информации у царицы, видимо, не будет. И, главное, просить-то особо ничего и не придется. Разве что, убедить ее, приказать экспедицию снарядить, причем за наш счет. Нам ведь надо на Аляске раньше купца Шелехова обосноваться. А там, глядишь, года через три, первое американское золото добавит блеска российской короне. И кому же при таких делах матушка-императрица доверит новый пост министра? Казалось бы, все ясно, нашему казачку. А что, если она с ним расставаться не захочет? На этот случай у него будет дублер. Лучший друг чуть ли ни с детского сада. Так вот, выбиваем тому портфель помощника министра и в таком качестве провожаем на подвиг. Все это, конечно, делается тонко и деликатно. Так, чтобы у царицы создалось впечатление, будто она сама это все и придумала, а наши ребята лишь исполняют ее волю. А как же иначе? Просвещенный абсолютизм! Ну а уж «просветитель» наш в Санкт-Петербурге должен постараться. Сумеем организовать активнейшее заселение русских колоний в Америке, будет и результат, а значит и золото. Игорь Всеволодович, со свойственной ему прозорливостью, выделил это в своем выступлении особо. Ведь на горизонте засверкала новая естественная монополия!
- Вижу наш министр по налогам готов и сам хоть завтра отправиться в 18 век. Я прав, Андрей Вадимович? - весело спросил президент.
- Ну-у... А почему, собственно, именно я? - Крючков даже сел от испуга.
- Так ведь я же, со свойственной мне прозорливостью, сказал, что для успеха дела потребуется лесть. У вас, мы видим, ее хоть отбавляй. Так что, записывать вас к Екатерине на новую должность?
- Нет, - опустив голову, тихо ответил Крючков.
- А почему, позвольте спросить? Дело ведь огромной государственной важности, а вы такой энергичный, предприимчивый! - Президент, да и остальные члены совета веселились уже вовсю.
- У меня жена, дети. Они не поймут, уже почти шептал Крючков. Он понимал, что шутка президента может привести к его скорой отставке.
- У наших разведчиков тоже были жены, и что? Встречались раз в двадцать лет в пивной и все. А вы у нас что, из другого теста? А где же зов сердца? Или, может, вы вообще для государственной службы не подходите? Наверно, вы сюда случайно попали? Ждем ответа, министр Крючков! - Президент резко встал и, не мигая, ледяным взглядом посмотрел на главного налоговика. - Поторопился я с его назначением! - уже решил для себя глава государства.
- Все, кобздец бывшему министру! - понял Крючков и, осмелев от этого, тоже встал.
- Вот уже двенадцать лет, как я полный импотент. В Чернобыле при ликвидации аварии облучился... Не повезло.
- Извините нас, Андрей Вадимович! Мы не знали. - очень неловко себя чувствуя, с трудом выдавил Президент.
- Зато теперь все знают! Разрешите мне удалиться. Заявление об отставке завтра утром будет у вас на столе! - И, не дожидаясь ответа, Крючков закрыл свою папку и вышел.
- Вот и посмеялись… - задумчиво сказал президент. А ведь настоящий мужик! Но что поделаешь? Интимное поле вокруг царицы должно быть заполнено только нашими людьми, причем безотказными.
Самое интересное, что я хотел предложить то же, что и Крючков. По крайней мере, насчет помощника министра. Так что очень рад, что здесь собрались единомышленники, - потирая руки от удовольствия, продолжил Сомов. -Крючкова, конечно, жаль, но ничего не поделаешь, - естественная ротация. Неужели никто не знал? А, кстати, некоторые из вас поначалу сомневались в возможности плодотворной совместной работы.
Игорь Всеволодович Сомов весело подмигнул членам Чрезвычайного совета, а те радостно заерзали в креслах.
Одни из членов совета, известный молчун, о должности которого мы тоже пока умолчим, тоже подмигнув всем своим знаменитым «третьим глазом», налил себе в стакан водички и предложил то же соседу справа, а это кое-что да значило, и все поспешили последовать его примеру. Вообще-то этот его, так называемый третий глаз, сильно настораживал окружающих.
Напившись вдоволь, все посмотрели на молчуна и почувствовали, что в данном случае он мигнул им «за». Это придало президенту Сомову, да и остальным дополнительной решимости, взяться наконец за дело, засучив рукава.
Кстати, из-за всех этих перемигиваний, кое-кто в правительстве с некоторых пор стал подозревать, а затем и вовсе уверился, что молчун, не кто иной, как агент влияния в российских властных структурах, но взять его с поличным не представлялось возможным. Ведь агент лишь молчал, причем так, как умел молчать только он. За или против.
Пока некоторые по инерции все еще продолжали ерзать, шумно отодвинув кресло, встал новый руководитель ФСБ Виктор Борисович Становенков.
- Разрешите доложить о плане предстоящей операции, коллеги?
- Пожалуйста, докладывайте, - разрешил «коллега» Сомов.
- Значит, так! - начал Становенков. - Для проведения операции «Екатерина», являющейся ключевым звеном стратегического плана «ХБП», мы задействовали четыре группы по четыре человека в каждой. Они почти готовы и ждут лишь последнего инструктажа, с учетом, скажем так, времени назначения. Все необходимые уточнения и корректировки также планируется совместить с этим инструктажем.
Далее. На период проведения операции решено забыть все фамилии и инициалы и дать всем участникам переброски двойной номер. Первая цифра в нем означает группу, а вторая - место в самой группе. То есть 1-1, 1-2, и так далее до 4-4.
Первые три группы войдут в Санкт-Петербург одновременно с севера, востока и юга, минуя заставы. Войдут тихо, безо всяких троек и бубенцов, и постараются внедриться в окружающий их столь непривычный социум, причем с учетом дальнейшей ориентации на высшие слои общества. На дно ложиться им не обязательно. Пусть пока погуляют, оглядятся. Но и высовываться особо до прибытия четвертой группы тоже не следует. Прибудет же она через неделю. На этот раз группа высадится с залива в районе Лахты. Сейчас это ближайший пригород северной столицы.
По мере следования в центральную часть города, члены последней группы попытаются разузнать что-либо о судьбе первых трех. Если по различным причинам разведать ничего так и не удастся, можно будет предположить, что внедрение прошло успешно, и, следовательно, все дальнейшие усилия по проникновению в ближайшее окружение императрицы будут осуществляться по общей схеме.
Упрощенно, наш план сводится к следующему:
До императрицы или кого-либо из приближенных к ней особ должен дойти слух о появлении в Санкт-Петербурге неких довольно молодых, еще почти никому неизвестных, героев-любовников. Хорошо воспитанных, с приятными манерами и совершенно непостижимой для той эпохи техникой занятия любовью. При всем при этом, эти удивительные незнакомцы абсолютно не говорят по-французски, что с учетом особенностей того времени, придаст им дополнительный шарм. В переводе на конец двадцатого века это будет что-то вроде «гарлемского стиля». Отсутствие каких бы то ни было титулов и признания в свете является для них лишь плюсом. Причем, большим плюсом, ибо никто из тамошних государственных мужей первоначально не заподозрит их в возможной серьезной конкуренции. Не исключено, что именно с подачи самих высших сановников, а не их супруг, и удастся быстрее всего получить, как говорится, доступ к телу императрицы. Гораздо сложнее, по нашему убеждению, будет там задержаться. Дамы, близкие ко двору, просто обязаны стать нашими союзницами, даже самыми рьяными помощницами в этом деликатном деле. И станут! Никуда не денутся. В результате мы рассчитываем на создание при дворе и, особенно, среди ближайших подруг Екатерины, ее фрейлин, модного лобби, объединенного, как бы, одной общей тайной. Усмирение Польши и Финляндии, война с Турцией и Пугачевым нас беспокоить не должны. Все эти события, как свидетельствует история, произойдут и без нашего вмешательства. А вот усилия по освоению Аляски следует преумножить многократно. Вся внешняя политика Российской империи должна в дальнейшем строиться на понимании того, что в перспективе нет для государства ничего важнее укрепления наших позиций, усиления нашего влияния на Северо-Американском континенте. Кстати, нашим людям настоятельно рекомендую играть на тщеславии императрицы, на ее нескрываемом желании оставить выдающийся след в истории Российского государства.
Мол, Петр Великий прорубил «окно в Европу», а она, Екатерина Великая, откроет «окно в Америку». Можно поискать какие-нибудь аналогии в трудах французских просветителей. На нее это наверняка произвело бы впечатление. Учитывая выдающееся значение творения Петра Первого, надо убедить Екатерину в необходимости строительства нового крупного города на тихоокеанском побережье Америки. А еще лучше - очень большого, соизмеримого с Санкт-Петербургом. Где взять для этого силы и средства, - не наших монархов учить. Поменьше в Сибирь отправят! Ну, а чтобы подтвердить при дворе реальность наших проектов, надо, по примеру Колумба, доставить в столицу группу индейцев с отлитыми из заморского золота диковинами.
Есть и еще один беспроигрышный ход. Кстати, тоже продукт коллективного творчества нашего ведомства. Сработает на все сто процентов! Тот из наших, кто первый завяжет более менее прочные отношения с императрицей, должен будет сообщить ей, что только что прибыл с друзьями из Америки. Дальше, немного экзотики и импровизация «на тему». И теперь, главное! Минут через двадцать светской беседы,  как  бы между прочим, Екатерине сообщается, что американские врачи, используя рецепты индейских шаманов, научились бороться со старением организма. Каково а?! Это вам ни «гипс снимают «!
Становенков победоносно взглянул сверху вниз на примолкших коллег по около - президентскому цеху, и, не затягивая, поспешил еще более усилить впечатление.
- А для того, чтобы не дать притупиться естественному интересу женщины, ей сообщат, что одного такого лекаря, они, как преданные подданные Ее Величества, захватили в Санкт-Петербург и готовы хоть завтра представить государыне. А чтобы слова не расходились с делом, в четвертую группу мы включили отличного хирурга-косметолога, снабженного всеми необходимыми инструментами и препаратами. Если царица пожелает, а она непременно пожелает, он сделает ей шикарнейшую пластическую операцию. Я уверен, что сбросить Екатерине лет десять, пусть даже только внешне, для него проблемы не составит. Где-нибудь что-нибудь подтянет и пообещает продолжить лечение через пару лет. И вот, если только мы все это провернем, императрица нам не только Аляску, но и Канаду заселит, если потребуется. Выражаясь современным языком, она на наших людей просто «подсядет». Какая же женщина откажется омолодиться, а уж тем более царица?! Она же, как никто другой, всегда на виду. А мы ей такой подарок. Только прими, матушка-царица! Все для тебя сделаем!
- Отлично! Четко сработано, Виктор Борисович! - не удержался от похвалы президент. - Я только попрошу вас очень серьезно отнестись к инструктажу. Еще раз соберите специалистов, и пусть они дадут нашим людям четкий и понятный психологический портрет Екатерины Второй, причем, именно с привязкой к 1776 - 1777 годам. Добавьте также как можно более полные сведения об окружении императрицы. Расскажите поподробнее ибо всех ее бывших и будущих любовниках. По крайней мере, об оставивших хоть какой-то след для ее биографов. Сводите их лишний раз в музей. Пусть полюбуются на портреты людей той эпохи. Может, и дамами заочно заинтересуются. Альбомами с репродукциями надо их снабдить. Ну, там, Левицкого, Боровиковского, Рокотова. Смотрите сами. Надо, чтобы наши никогда не забывали, что в восемнадцатом веке тоже были люди, причем, с большой буквы. Суворов, Нахимов, Румянцев, Потемкин. Забыть о них, значит переоценить собственные силы. А барышни тогдашние красотой поражали изысканной! Порой, взгляд от картины не оторвать. Чудные создания! Сам бы себя на экскурсию сводил, да занятость не позволяет. Так-то вот, коллеги!
- Ну а пока, у меня есть предложение объявить небольшой перерыв. Продолжим через тридцать минут! - Президент Сомов взглянул на часы и первым направился к двери.


Глава IX

ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ СОВЕТ. ПОСЛЕ ПЕРЕРЫВА

- Так, отдохнули? Тогда за дело! Продолжим, коллеги, - деловито начал президент.
- К нам присоединился глава нашей администрации Константин Сергеевич Толкунов. Он только что приехал из Думы, где вынужден был задержаться по весьма уважительной причине. Константин Сергеевич попросил сразу после перерыва дать ему слово. Думаю, возражений не будет? Пожалуйста! Слушаем вас.
Толкунов занимал этот пост около полугода, и пока что к нему, скажем так, присматривались. Его предшественник Сараев откровенно не любил появляться перед журналистами. Тот был немногословен, подчеркнуто деловит и предпочитал излишне замкнутый, можно сказать, келейный стиль работы, но дела свои при этом проворачивал прямо-таки виртуозно. Вот это последнее как раз и замечали неискушенные в политике граждане. Ну а то, что Сараев был неразговорчив, тоже вполне понятно. О чем, собственно говоря, много рассуждать, если и так все ясно. Время - деньги! Однако постепенно и новый президент почувствовал, что глава его администрации уж слишком часто что-то недоговаривает, причем не только журналистам. В конце концов, дальнейшая совместная работа с ним стала нежелательной, а возможно, и опасной.
Стиль же руководства самого президента менялся прямо на глазах избирателей. Того же ожидал он и от своей команды, и, как следствие, участились ротации «в рабочем порядке». Как и первый президент России, да и вообще большинство лидеров ведущих стран мира, Игорь Всеволодович Сомов старался сдобрить свои речи всевозможными остротами и шутками-прибаутками. Но в отличие от незабываемых, ставших классикой жанра, «парабол Рельсына», его любимое, должно быть привнесенное из далекого счастливого детства, выражение «кто не спрятался, я не виноват» весьма благожелательно воспринималось населением. Это, наверно, в том смысле, что президент очень не любил трущихся вокруг без дела высших государственных чиновников и всеми силами старался почаще отправлять их в народ, а то и вовсе «на картошку» или  на прокладку новых ЛЭП, где некогда бывал и сам. Пользы это, правда, не приносило, но и картошка не пропадала, а это уже серьезная подвижка.
Сомов старался возродить слегка подзабытый народом стиль общения еще первого и единственного президента СССР. Только вот народ, подбираемый для такого общения, стал другим. И вот уже на экранах телевизоров Сомов запросто забивает в козла с механизаторами, да так азартно, что дело чуть до драки не доходит! Охрана вовремя растащила. Или, припозднившись в дороге, в каком-то забытом богом урочище, застигнутый непогодой, просится он переночевать у хозяев, случайно встретившегося на пути дома, а те его не пускают! Ну, просто ни в какую! Нет и все тут! Вся компания, включая пару десятков журналистов с осветительной техникой, уныло бредет дальше и вдруг удача! На этот раз гостеприимные хозяева усаживают всю братию за столы, и на радостях, еще за двенадцать часов до появления путников, пускают под нож добрую половину своих барашков. Как чувствовали! Ведь не каждый день такое случается! Но самое удивительное, что никто этим хлебосольным людям компенсировать расходы не обещал. Короче, все шло от сердца, а не из холодного расчета.
А вот еще. Пускают три новых станции метро, и участвующий в церемонии открытия президент, вместе со всеми стоит в кассу за жетонами. В последний момент выясняется, что мелких денег у Сомова не нашлось, и в жетонах ему грубо отказывают. Сдачи нет. Президент делает кассиру замечание, но первый поезд по новой ветке так и уходит без него. Зато торгующие в ларьке у метро горцы подносят главе государства прекрасно инкрустированный рог с искрящимся молодым вином.
- В добрый путь, генацвале! А с Эдуардом ты построже! - напутствуют они Сомова, одобряя тем самым всю его деятельность. Чувствуя поддержку народа, главный гарант Конституции тут же садится на место штурмана в истребитель и несется на Кавказ одергивать Эдуарда. Пара минут и вот уже величественные горы завораживают его своей неземной красотой. Глубоко взволнованный от осознания своей исторической миссии, Сомов случайно катапультируется, и на лыжах, которыми, видимо, снабжают всех работающих в горах летчиков, он спускается по крутым откосам в долину, где его опять ждет барашек и традиционное кавказское гостеприимство. Поздним вечером у костра душу президента наполняют красотой и умиротворенностью многоголосые песни ашугов. Вот на какую работу настраивал молодой лидер страны свою команду. « Так победим!» - часто заявлял он с высокой трибуны своему окружению.
Ну а глава администрации президента Толкунов слыл в столице человеком новым, необъезженным. Этакая темная лошадка. Ставить на нее и хотели, и опасались одновременно. Какое-то время это вызывало некоторый паралич власти. Долго такое положение продолжаться не могло. Пора было определяться.
Про Толкунова знали только, что раньше в Питере, занимая весьма ответственный пост регионального масштаба, он считался лучшим тамадой и никогда без особой нужды не пьянел. На берегах Невы еще пару лет назад без него мало что обходилось, ну а теперь и вовсе встало. В отсутствии Толкунова питерские власти из принципа ничего не хотели предпринимать. Надо новый детсад открыть - зовут Толкунова, и счастливые дети поют на всю страну про трусишку-зайку. Недавно на одной из улиц асфальт новый положили, так и там, говорят, всероссийский тамада появлялся. Очень нужный был человек. Весьма ценное качество для молодого политического деятеля такого масштаба. И вот теперь он в первопрестольной. Работы  невпроворот, но уж очень много времени занимали эти постоянные разъезды.
Бывшая политическая элита, предчувствуя, что для притока свежей крови потребуются кадры из северной столицы, еще загодя занялась строительством скоростной магистрали из варяг в греки, как будто только это все и решало. Все - ни все, но как оказалось, многое. Денежные потоки тоже не текут куда попало. А тут всего за каких-то полтора года в столице образовалось такое мощное новое лобби, что хоть редакцию журнала «Весь Петербург» в Москву перевози.
Казалось, что вся эта возня не особо-то Толкунова и интересует. Энергичный, словоохотливый, с чувством юмора. Особенно ценились эти его качества у, выстроившихся в очередь, симпатичных тележурналисток. Говорят, что их бесчисленные ток-шоу и интервью имеют порой и продолжение. Связь с общественностью предполагалась, конечно, мощнейшая, но Константин Сергеевич, хоть и был развеселым, но все же умником и доверчиво, как ребенок, на запись скрытой камерой не спешил.
В общем, чувство меры его пока не подводило. И, надо сказать, у многих россиян он вызывал симпатию.
Начало его небольшого выступления вроде бы не имело никакого отношения к обсуждаемому на Чрезвычайном совете вопросу. Но это лишь на первый взгляд, и все присутствующие в этом быстро убедились.
- Здравствуйте?! - произнес Толкунов скорее даже с вопросительной интонацией, как бы удивляясь, что все сидящие перед ним, естественно за исключением президента, еще занимают свои кресла. - Сказал и замолчал.
Президенту это явно не понравилось. Щелкнув пальцами и громко хлопнув в ладони, он слегка привстал.
- Толкунов! Мы здесь! Алё?! Если вы уже все сказали, то садитесь и слушайте других.
- Еще раз, здравствуйте, - уже безо всяких интонаций повторил глава администрации президента.
- Здрасте, здрасте! Как говорил Билл Клинтон, ближе к делу, Константин Сергеевич. Я не оговорился. Именно ближе к делу. Может пить хотите? Хлебните морсика, он перед вами - предложил президент.
Но Толкунов в эту минуту и не думал о напитках.
- Сегодня в Охотном ряду я видел два пикета, - начал он наконец. - Решил постоять и послушать, о чем там они теперь говорят. Из первых уст, так сказать. Ну, так вот. На разных сторонах проезжей части стоят две очень приличные по численности группы. Явные, как обычно, антагонисты. Одни с красными флагами, другие - с голубыми. Одни - ультралевые, другие - ультраправые, а между ними милиция, то есть центр. О тех, что через улицу с портретами Ленина и Сталина стоят, вопросов нет. Там все тоже самое:  «Банду Рельсына под суд! Банду Рельсына под суд!» Какой суд, неважно. Это все уже давно не ново. А вот голубые, что у Думы, сегодня запели, и запели по-другому. Может, слышали по радио такой перепевчик, - и он, как смог запел
- А что это за девочка, и где она живет? А вдруг она не курит, а вдруг она не пьет? А мы с такими рожами возьмем да и припремся к Элис.
- Это песня такая, - переводя дыхание, пояснил Толкунов
- Тогда красные, вроде как в ответ, снова скандируют свое «Банду Рельсына под суд!», а голубые уже им в ответ поют дальше. Как бы издеваясь, поют, - и он продолжил терзать слух:
- Красиво одевается, красиво говорит, и знает в чем за Запад, вывозят простатит...
- А еще, пояснил он, я запомнил в конце такие слова: - Элис! Элис! А кто такая Элис?
- Прохожие и машины, знаете ли, останавливаются. Им тоже интересно знать, кто же такая эта Элис? И я видел по лицам людей, что они симпатизируют уже и тем, и другим, и при этом уже открыто недолюбливают эту самую Элис. Им теперь неважно, кто прав, левые или правые, лишь бы поскорее уже всех под суд, включая банду Элис, то есть, простите Рельсына. Короче, они смыкаются! И правые, и левые, и весь их электорат! А ну, как двинут вместе на общую антипатию?! А ведь о ком эта перепевка, только ребенок не поймет. Если сейчас мы с вами начнем копать... Если только пойдем у этих настроений на поводу, то после наших раскопок некоторые кресла в этом зале сменят арендаторов, да и арендодателю приятным это не покажется. Уж вы, Игорь Всеволодович, не взыщите. Я, как вы знаете, человек прямой. - и Толкунов вопросительно посмотрел на президента.
- Продолжайте! Я с вами абсолютно согласен. - Президент кивнул главе администрации. - Продолжайте! - повторил он.


Глава X.

БЕЗ ИЛЛЮЗИЙ!

- Иллюзий ни у кого не должно быть! - продолжил свою впечатляющую речь Константин Сергеевич Толкунов. - Нашему народу очень хочется знать, кто именно и чего ради помогал этой Элис красиво одеваться, причем с упором на «чего ради» в денежном эквиваленте. Я думаю, общественность это скоро узнает. Сами же бывшие политические тяжеловесы и помогут. Ну а где эта девочка живет, как вы понимаете, и вовсе не вопрос. Похоже, что выданная ей индульгенция ныне уже очень мало кого устраивает. Уж больно она самоизолировалась. А там на очереди и мальчики с сопутствующей публикой.
- Я это все к тому говорю, чтобы вы поняли: - Да, народ наш по-прежнему любит надеяться на чудо, только вот терпения у него сильно поубавилось. Желания, чтобы всем, всего, по-честному и быстро вновь очень даже распространены. А тут прямо под боком эта Элис и многие другие «наставники молодежи». Так чтo, теперь нам даже пятисот дней не дадут. Все должно было быть еще позавчера! И если быстрого успеха не добьемся, с костюмами у Элис, да и у всех нас, а себя я из общего числа не исключаю, могут возникнуть довольно серьезные проблемы. Не хватает нам еще только классовой борьбы! Всей остальной - в избытке. Лично я пару теплых носок приготовил. Поэтому призываю вас! Давайте, наконец, сегодня сотворим это чудо. Сдвинем-таки дело с мертвой точки! Люди должны снова поверить, а вернее, мы должны помочь им поверить, в возможность быстрого экономического чуда! Причем, с точной датой его начала и, конечно, размером ожидаемых дивидендов. Все должно быть предельно ясно и понятно! А не так, вокруг да около. Помните, может, как в старом кратком политическом словаре разъяснялось:
 «Волюнтаризм - тоже, что и субъективизм. А субъективизм - тоже, что и волюнтаризм». Такие объяснения уже никто не проглотит. Есть такая знаменитая картина Давида «Клятва в зале для игры в мяч». Только там французские депутаты, а здесь мы, представители исполнительной власти, должны твердо решить, что, когда и какой ценой мы сможем наконец-то принести и государству и нашему народу и без этого решения отсюда не выходить. Спасибо за внимание!
- Спасибо и вам, Константин Сергеевич, за ваше эмоциональное выступление. Когда человек болеет за дело, это всегда ценится. Лишь бы больной раньше времени не умер. Ха-ха!
Присутствующие, как по команде, громко засмеялись над шуткой президента, а Толкунов, покраснев, встал.
- Я, кажется, вас не понял, многоуважаемый Игорь Всеволодович! На что вы намекаете?
- Да успокойтесь вы! Не на что обижаться, ей богу. Вы во главе нашей администрации недавно, и я просто вслух понадеялся, что вы быстро не перегорите. Скажу прямо, мне нравится ваша прямота и натиск. Удовлетворяет вас такое объяснение? Думаю, что да, поэтому еще раз, спасибо за выступление и садитесь. Дальше работать будем уже непосредственно по Давиду, - улыбаясь, закончил с этим вопросом президент.
- А теперь я хотел бы как можно подробнее обсудить и вторую часть операции ХБП. В дальнейшем, с целью экономии времени, давайте будем использовать только аббревиатуру.
Итак, до перерыва мы достаточно конкретно поговорили о переброске наших групп к Екатерине Второй. Здесь все как раз выстраивается вполне предсказуемо. Психологический портрет императрицы в общем и целом ясен, и мы имеем все основания рассчитывать на удачу. А вот, что касается Наполеона, то с ним наши кавалерийские набеги успеха не принесли. Сам-то он всегда старался поддержать конницу пехотой, а у него есть чему поучиться. Значит, нужна долговременная осада и очень достоверная первоначальная легенда. Император французов должен поверить, что наши люди не просто лазутчики русских, а действительно ищущие сотрудничества посланники из будущего. Там, откуда они прибыли, понимают, что воевал он с феодальной Европой, свергал монархов и все такое. Можно добавить, что мы знаем, что против французской армии, состоящей из свободных людей, не знающих что такое палочная муштра, объединились армии, во много раз превышающие французов по численности, но почти сплошь состоящие из крепостных крестьян. История еще воздаст должное и императору и его армии, которые, несмотря ни на что, выступали под знаменами Великой французской революции и даже на Бородинском поле шли в атаку под звуки Марсельезы. Короче, для того, чтобы наших парней не повесили или расстреляли, как шпионов, им придется говорить там немного, но правильно.
Внедрение двух наших групп по три человека должно быть осуществлено в начале осени 1812 года в Прибалтике. Конкретно, южнее Риги. Выдвигаются они из района Пскова и далее по отдельности двигаются на юго-запад. Первая группа переправляется через Даугаву, по нашему Западную Двину, в двадцати километрах от Риги, выше по течению, а вторая – в  сорока. Ниже по течению - Рижский залив, так что не перепутают.
Несколько слов о грустном. К сожалению, и в этой операции у нас не обошлось без столкновения интересов различных ведомств. Каждый тянет на себя так, будто возвращение Аляски уже свершившийся факт. Осталось только посадить туда своего человека. Медики и историки, армия и спецслужбы. Все хотят, а дело стоит. Я принял решение ввести в состав Чрезвычайного совета Святославова Сергея Федоровича, министра среднего специального здравоохранения. Напомню, что задачей нового министерства является медико-психологическое обеспечение всей нашей долгосрочной программы. Так что, принимайте эстафету, Сергей Федорович! Пожалуйста, слушаем вас!
И он принял, сразу перейдя к делу.
- За Западной Двиной, практически не ведя боевых действий в сентябре 1812 года будет стоять франко-прусский корпус Макдональда. Вместе с ним наши группы позже отступят на Тильзит и Кенигсберг. В корпусе много самой разношерстной публики и особенно поляков. Так вот за последних, нашим и следует себя какое-то время выдавать. Придется даже вызубрить «Еще Польска не сгинала». По легенде, пробились к освободителям, чтобы вместе сражаться за свободу их многострадальной Польши с ненавистным царизмом. Это вполне сойдет за правду. Таких поляков в армии Наполеона было предостаточно, а воевали они так, что даже бывалые французские маршалы поражались. Один из них, генерал Понятовский в битве при Лейпциге даже маршальский жезл из рук самого Наполеона получил. Правда всего за полтора дня до гибели. А вообще, лозунги Великой французской революции были, да и остаются весьма привлекательными для всех слоев общества. Уж если наши дворяне воевали, воевали с французами, да только сами же этих идей и нахватались! Что же тогда говорить о порабощенной и униженной нации? «Свобода, равенство, братство», - это любого мыслящего человека может увлечь! Как- никак, основополагающие принципы демократического общества. Это еще от французских просветителей пошло. Вольтер, Руссо, Дидро. Имена-то какие! Екатерина Вторая, все-таки русская императрица, так и та даже пожизненное жалование Дидро назначила, а его знаменитую «Энциклопедию» всю жизнь читала и перечитывала. Дидро у нее в гостях в Санкт-Петербурге пять месяцев провел. Даже покрикивал на нее иногда! Так-то!
- Что же касается меня, я беседовала бы с ним всю жизнь без скуки! - писала она Вольтеру.
- В общем, гуманистические идеалы нравились всем. Чаще всего, конечно, абстрактно, а иначе - революция. Прошу меня извинить, что несколько отвлекся. Мне только хотелось, чтобы все здесь четко усвоили:
- В том, что поляки, которых всю жизнь делили - переделили, пошли служить в армию Наполеона, нет ничего удивительного. И вообще, буржуазный строй, насаждаемый, пусть даже силой, Наполеоном, прогрессивней феодального. С этим спорить не приходится.
В захваченных французами странах, вводились законы, практически полностью заимствованные из знаменитого кодекса Наполеона. Кстати, такие его положения, как отмена сословных привилегий, освобождение крестьян и священное право частной собственности весьма доброжелательно встречались населением. И совсем другая реакция у монархов. Царь Александр, например, имел все основания опасаться, что русские крепостные крестьяне выступят на стороне Наполеона и вооружить народ побоялся. Пугачева к тому времени еще не забыли, и если бы не беззаветный патриотизм русского народа, кто знает, как бы все обернулось.
Идем дальше. В корпусе Макдональда, что стоит под Ригой, надо разыскать генерала Яна Скокоффа. Это никто иной, как Иван Скоков, заброшенный нами полтора года назад. Тоже, знаете ли, так «заразился» бонапартизмом, что когда выходили с ним на контакт, ни о каком возвращении и слышать не желал. В помощи, правда, не отказал. Оказалось, что выдвинувшись у них за такой короткий срок в генералы, он теперь готов идти за своим императором до конца, хоть на остров Святой Елены! А ведь он знает, что их всех ждет при белом терроре, когда многих наполеоновских маршалов и генералов будут убивать без суда и следствия.
- «Смерть, - говорил Наполеон, - ничто, но жить побежденным и бесславным, значит умирать каждый день». - На это наш Ваня Скоков и купился.
Нужно четко представлять себе, какая это была поистине магическая личность, император французов Наполеон Бонапарт. А этого нашего генерала Скокоффа надо будет как-то снова убедить в том, что в нынешней России выдающиеся способности Наполеона смогут расцвести с новой силой, во славу и нашу, и Франции. Жаль только русским он не владеет. Ну да ничего, как-нибудь освоит. А там и наши министры, глядишь, с французским подтянутся. Разве ни приятно выдать где-нибудь при случае «бонжур, мадам», «кес кессе» и прочее «ол-ля-ля». Это вам не веником по заднице хлестать. Здесь налицо статус! Так что желающие постажироваться прямо у Наполеона, могут записываться сейчас.
- Ну, а для того, чтобы император нам поверил, нужно будет показать ему труды писателей и историков о нем и его эпохе, а главное, дать почитать его собственные высказывания и мысли, записанные находившимся с ним в изгнании личным секретарем Лас-Казом. И обязательно об унижениях и мелочных придирках, которые он будет вынужден сносить от жалкого английского генералишки, приставленного для его охраны. Вот на этом фоне мы ему и предложим перебраться в будущее, чтобы возглавить там дружественное Франции правительство России. Того самого евро-азиатского гиганта, союза с которым он так настойчиво добивался и даже подумывал жениться на русской принцессе. Только теперь он будет иметь дело не с феодально-крепостническим монстром, а с цивилизованным государством, имеющим конституцию. Ну а как вытащить огромную государственную машину из псевдодемократического болота, как заставить экономику и граждан работать, и это в стране, находящейся в сплошном кольце внутренних и внешних врагов, лучше Наполеона, по нашему мнению, никто не знает. Мне в присутствии президента страны может и не стоило этого говорить, но уж что есть, того не отнимешь. Вся жизнь императора французов предстает перед потомками, как одна величественная легенда, и интерес к его личности не угаснет никогда. Великий сын великой эпохи и разделить их невозможно. Более 200 тысяч книг написано о нем! Только в переломные моменты истории и появляются личности такого масштаба!
- Если бы мы востребовали только его военное искусство, это было бы, конечно, интересно, но сегодня для нас не очень актуально. К сожалению, как выдающегося государственного деятеля, с восторгом встретившего французскую революцию, члена якобинского клуба, а затем и главу самого передового в Европе государства, Наполеона у нас знают гораздо меньше. А ведь он не только Альпы, как и Суворов, переходил. Туннели под Альпами, это тоже его детище. Вроде бы и революционная Франция, и Бонапарт занимались экспортом революции в Европу. У нас к мировой революции отношение, я надеюсь, однозначное. Только ведь в отличие от коммунистической, буржуазная революция, явление, безусловно, прогрессивное. За исключением, разве что, методов якобинской диктатуры. Огромный творческий потенциал целых народов пробудила ото сна эта революция, как, впрочем, и Война за независимость в Северной Америке. Правда, последняя происходила слишком далеко, и поэтому, собственно, и не оказала на весь Старый свет сопоставимого по масштабам влияния.
Нашим посланцам надо крепко-накрепко запомнить следующее. - Общаясь с императором, ни в коем случае не надо смущаться разницы в общественном положении. Наполеон смело выдвигал на ключевые посты простолюдинов, представителей так называемого третьего сословия, этой жизненной силы французской революции. Для него предыдущие титулы и звания не имели никакого значения. Личные качества и способности человека Бонапарт великолепно умел различать и использовать на благо государства. Тоже и в отношении себя самого, а цену себе он прекрасно знал. Есть все основания предполагать, что, проиграв войну с армиями почти всех стран феодальной Европы, Наполеон предпочтет принять наше предложение. Ведь сдался же он в плен к англичанам, злейшим своим врагам! А посланные нами люди, вместо ссылки «чудовища» на далекую пустынную скалу среди океана, предложат ему перенестись почти на двести лет вперед в нашу страну, где он смог бы в полной мере реализовать свой выдающийся талант в условиях мира и, в общем-то, сравнительно корректных отношений с соседними государствами. Единственное, в чем он был бы ограничен, так это в самостоятельном принятии жизненно важных для нашей страны решений. У нас это прерогатива президента.
Я лично приму участие в завершающих инструктажах отправляемых нами групп. Что же касается внедрения людей в эпоху Петра Первого, то обсуждать этот вопрос во всех подробностях имеет смысл, как я считаю, лишь после успешного окончания испытаний по переброске во времени наших подводных лодок. Без надежной морской блокады Америку от открытия нам не уберечь! Насколько мне известно, министр обороны только вчера прибыл с очередных испытаний на Белом море.
- Игорь Всеволодович! - обратился министр Святославов к президенту. - Вы не будете возражать, если Феликс Рихардович Хмельницкий доложит Чрезвычайному совету о положении дел на флоте?
- Я не только не возражаю, а даже наоборот более чем охотно настаиваю, - со свойственной ему иронией ответил президент. - К тому же, насколько мне известно, адмирал флота Чистотелов прислал для Чрезвычайного совета видеоматериалы о ходе последних испытаний. Министр обороны любезно предоставит их нам прямо сейчас. Начинайте просмотр, Феликс Рихардович, а обсудим уже по окончании. Я надеюсь, сегодняшняя кассета без девочек, или опять захотите похвастаться?
- Да ладно вам Игорь Всеволодович! Раз в жизни перепутал, а вы уже полгода вспоминаете! - проворчал крепко сложенный пятидесятилетний военный министр. Даже на той злополучной кассете, где его засняли в бане в одной фуражке, он не забывал об укреплении обороноспособности страны. Бедные массажистки широкого профиля вынуждены были минут сорок ползать по кругу под его жизнеутверждающее «Поддать жару, сучки!» Не забывал он также и о военно-патриотическом воспитании членов Чрезвычайного совета.
- Прежде чем обсуждать дела на флоте, я считаю совершенно необходимым внести ясность в прозвучавшее до меня выступление. Так что возвращаемся к нашим баранам. Или к вашим? А может быть и к тем и к другим? - довольно резко начал министр обороны.
- По отсутствию реакции со стороны остальных членов Чрезвычайного совета, я могу сделать вывод о том, что некоторым здесь совершенно безразлично, на чьей стороне окажутся отправляемые в прошлое люди. Так, может, мы вообще пару дивизий с оружием и боеприпасами в наполеоновскую армию отправим? А там, глядишь, они нам и Октябрьскую революцию под Марсельезу в 1812 году сделают. Землю отдадут крестьянам, а заводы - рабочим. Какой был бы прогресс, не так ли?! А что? Идеи ведь заразительные, как здесь уже отмечалось. Что уж нам на одном генерале Скокоффе останавливаться. Отправим-ка, действительно, тысяч двадцать обученных сторонников демократии, а там при таком раскладе и корпусу ихнего Макдональда от Риги до Санкт-Петербурга будет рукой подать. Только пусть не перепутают. Вход в Зимний дворец через ворота с площади. А потом уж можно и в Париж, галопом по Европам. Ну, а если их еще и авиацией усилить, особенно палубной, то не только реакционную Европу, а и Турцию с Персией и Индией к ногтю можно прижать. Сипаев восставших по пути освободим. Хорошие дела на поверхности лежат. Надо их только взять и сделать. Для великого полководца Наполеона Бонапарта мы на все готовы! Это же он без нашей помощи в Египте обмишурился. Народ тамошний темноват. А то ведь как было бы хорошо на Ближнем Востоке идеалы свободы, равенства, братства привить. Глядишь, и американские авианосцы в Персидском заливе не понадобятся. Чего им там без толку на жаре-то плескаться, когда новый мировой порядок Наполеоном еще двести лет назад установлен. Ладно! Я прошу меня извинить, за уход от темы, но...! Еще раз повторю. - Но! А если кому-то это показалось недостаточным, скажу и в третий раз. - Но!!! Вот так вот! Думаю, на сегодня с меня хватит. Полтора года и генерал! А ты с мое послужи, тогда посмотрим! Я все сказал! - и Хмельницкий подчеркнуто громко опустился в кресло.
- То, что вы нам сказали, очень правильно и своевременно, - буквально буравя министра обороны своим пронзительным холодным взглядом, секунду подумав, произнес президент. - Тогда уж скажите и остальное, чтобы мы все до конца правильно поняли, а главное - не забудьте о цели вашего выступления и видеокассете, которую мы сейчас посмотрим.
Снова поднялся возмущенный министр обороны. А куда денешься? Кресло-то казенное могут и отобрать, а оно все-таки денег стоит.
- Раз вы все сами решили, я настаиваю на том, чтобы наших людей, засылаемых к Екатерине Второй, условно называли суворовцами, а еще лучше - кутузовцами. Тех же, кто предпочтет, пусть даже по заданию, влиться в ряды вражеской французской армии, именовать не иначе, как власовцами. Согласны? - военный министр исподлобья взглянул на президента.
- Согласны! - не раздумывая ответил тот. Назовем их так в честь знаменитого советского тяжелоатлета Юрия Власова. Кутузовцев тоже принимаем. Все, Аминь!
- А теперь, пожалуйста, повнимательней! Пошла кассета! - скомандовал президент и поудобней повернулся к ожившему на стене огромному экрану плазменного телевизора.


Глава XI

КАССЕТА

Сначала на экране запрыгало что-то зеленое, но вот в верхней его части появилась голова. Потом от нее не торопясь потянулось вниз туловище и наметились ноги, хотя и не все. Неизвестный оператор, видимо, сообразил это и отодвинулся от безногого подальше. Как-никак стоящий, судя по погонам, был адмиралом флота, и ноги у человека в таком звании должны быть видны полностью, включая ботинки.
Адмирал дал щелбана закрепленному перед ним микрофону, для порядка покрутил его и торжественно начал. Съемка велась явно любительской кинокамерой. Звук, выходит, записывали отдельно, но в целом получилось неплохо. И вот уже с экрана бодро произнесли:
- Здравствуйте, товарищи!
- Здравия желаем тащ. адмирал флота! - грянуло в ответ.
- Поздравляю личный состав Ленинградской военно-морской базы с Днем военно-морского флота!
-Ура-а-а!!!
- Что это такое? - нагнувшись к министру обороны Хмельницкому, шепотом спросил президент. - Опять взялись за старое? Банкет, небось, записали?
- Виноват, не знаю! Я еще эту кассету не смотрел. Поздно вечером доставили, вот и не успел. Давайте дальше посмотрим, а орг. выводы уже потом сделаем, - предложил военный министр.
- Ладно, продолжим, - согласился президент. - Потом, так потом!
А между тем отошедшего от микрофона адмирала, сменил другой, рангом пониже. Оператор, похоже, отодвинулся еще дальше, чтобы иметь возможность поместить в кадр и группу прибывших на праздник гостей.
- Честь открытия водно-спортивного праздника предоставляется нашим гостям и шефам из Куйбышевского райисполкома города Ленинграда, - торжественно произнес второй адмирал и тоже отошел, уступая место одетому в штатское молодому человеку. Видно не зря он где-то учился, учился и учился, раз оказался перед этим микрофоном. Кого попало туда не ставили.
- Сейчас в Питере такого района уже нет. Старая запись, ну да уж досмотрим, - снова шепнул президент Сомов Хмельницкому.
- Водно-спортивный праздник, посвященный Дню военно-морского флота СССР объявляется открытым! - улыбаясь, почти прокричал образованный молодой человек и, поаплодировав в микрофон, отошел к стоящей в стороне группе штатских.
Здесь оператор направил объектив своей камеры на залив, и члены Чрезвычайного совета увидели довольно занятное зрелище. Съемка производилась прямо на пирсе. В заливе не было еще  никакой печально знаменитой дамбы, породившей на свет первые неформальные объединения Ленинграда. Зато уж очень бросалась в глаза, переливающаяся всеми цветами радуги, толстая пленка мазута, нефти и еще черт знает чего. Бесподобный колорит всему этому добавляли плавающая бочка, ящики, бутылки и, согнутая в колене, нога манекена. Несмотря на набирающую силу июльскую жару, вся эта сверкающая на солнце палитра вовсе не манила своей свежестью и не соблазняла окунуться. Но не успели члены совета отвозмущаться на счет экологии, как в кадр медленно заплыл на спине человек, а за ним, так же не торопясь, еще пара сотен черных от нефти фантомов.
Лидер группы с трудом разгребал мазут одними ногами, ибо руки его были заняты. Изо всех сил стараясь не запачкать, он держал в руках портрет Леонида Ильича Брежнева. Силы же беднягу явно оставляли, и чувствовалось, что он вот-вот либо предаст портрет этим безжизненным отходам, либо сам скроется под ними.
Но человек, судорожно двигаясь, все плыл и плыл вдоль пирса, тяжело дыша, но стараясь при этом не показывать, как же ему с Брежневым хреново.
- Право проплыть с портретом Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного совета СССР, Леонида Ильича Брежнева по итогам соревнования завоевал старший матрос Валерий Лещев! - торжественно объявили присутствующим на празднике. Любопытно отметить, что, судя по выражениям лиц, отставших в соревновании с Лещевым матросов, они вовсе не завидовали победителю. И вообще, ему пришло время тонуть. Что поделаешь!
- А почему на портере у Брежнева нет ордена Победа? - спросил кто-то за кадром. - Вы что, забыли цену подобной расхлябанности?
- Виноват! Хотели вчера дорисовать, да художник краски где-то потерял, - упавшим голосом ответил проштрафившийся.
- Вот так войны и проигрывают! Мы к этому еще вернемся! - строго пообещали за кадром.
Неожиданно, более высокая волна накрыла старшего матроса Лещева с головой. На вновь показавшемся из мазута лице эмоции больше не отражались. Теперь уже матрос держал портрет одной только левой рукой, а правой малодушно боролся за жизнь. Брежнев стал все больше клониться влево, пока наконец не улегся в волны Балтики со всеми наградами.
- Напрасно старушка ждет сына домой. Ей скажут, она зарыдает, - продекламировал кто-то из членов Чрезвычайного совета.
- А волны и стонут и плачут, - пропел другой министр.
- Ерунда все это! Не переживайте! Я этот фокус знаю. Его аквалангисты за ноги поддерживают, вот он и не тонет. Видели, как он высоко из воды торчал поначалу? А когда все проплывут, адмиралы с гражданскими в Ленинград в  плавучий ресторан «Парус» отправятся,- просветил коллег еще кто-то из участников просмотра. - Тогда на флоте порядок был, и вообще, неплохое было время. Энтузиазм! У людей вера была, а теперь что? - закончил этот кто-то, и именно в этот момент закончилась историческая запись.
- Что ж, это очень интересно! Есть с чем сравнить, - подытожил увиденное президент Сомов, но продолжить не успел, так как на экране появилась стоящая недалеко от каменистого берега дизельная подводная лодка, а внизу, дата 20.07. 2001 года. Качество изображения стало гораздо лучше. Теперь уже съемка велась профессиональной видеокамерой.
Движения на экране не было, но голос за кадром произнес:
- До испытания хроносистемы осталось пять минут. Даем обратный отчет. В свободном нижнем углу экрана мелькнула цифра 5 с двумя нулями, и тут же время стало стремительно убывать. Затем раздался сухой, будто простуженный голос:
 
- Шестой! Как слышите? Я Первый. Подтвердите прием!
- Слышу вас хорошо, Первый. Есть легкое потрескивание. Похоже на дальнюю грозу. Ждем вместе с вами, - отчетливо прозвучало в ответ.
- Видимо, адмирал Пустозвонов чистую кассету пожалел, вот они там и записали не с самого начала. По крайней мере, хоть что-то посмотрим, - громко пояснил коллегам по Чрезвычайному совету министр обороны Хмельницкий, но реплика его осталась незамеченной; все напряженно смотрели на экран. Еще бы! Ведь им сейчас наверняка предстояло своими глазами увидеть нечто совершенно фантастическое. То, о чем все они столько слышали, но увидеть своими глазами так пока и не смогли.
Вновь раздался тот же простуженный голос Первого:
- Шестой! Я Первый! Слышите нас? Не замолкайте! Постоянно держите с нами звуковой контакт. Как поняли, Шестой?
- Я Шестой. Понял вас, Первый. Есть постоянно поддерживать контакт. Рассказываю анекдот: - Муж раньше времени возвращается из командировки. Открывает дверь и видит, что по квартире разгуливает голая подруга его жены, с которую  он сам трахал. Убью тварей! - думает он и проходит в спальню, а там в его кровати лежит другой мужик и приглашает присоединиться. «Ну и в переплет я попал, -думает муж. Что ж я теперь-то жене придумаю?...»
- Шестой! Отставить анекдот. Хроносистема включена. Есть пять процентов мощности. Каковы ваши ощущения?
- Я Шестой! Есть отставить анекдот. Чувствуем легкую вибрацию в районе рубки. Отдаленно это напоминает стук от сильного дождя по стеклам. Ого! Слышите меня, Первый? А вот похоже и град пошел! Как видимость? Прием.
- Я Первый! Связь нормальная. Видим вас отлично. Вокруг лодки появились небольшие, сужающиеся кверху столбы из водяной пыли, по форме напоминающие перевернутые смерчи. На высоте около ста метров они резко расширяются, и конденсирующаяся вода, как бы переливаясь через край, падает вниз. Интересное зрелище. Все пишем, так что сможете потом полюбоваться сами. Прием.
- Я Шестой! Вас понял. Добавьте еще пять процентов, а то капитан медицинской службы совсем у нас заскучал.
- Я Первый! Вас понял. Добавляем с интервалом тридцать секунд по одному проценту. Следите за хронометром. Напоминаю: Держите постоянную связь! Шесть процентов. Пауза тридцать секунд. Прием.
- Я Шестой! Вас понял. Есть шесть процентов. Все норме. Прием.
- Я Первый! Слышим вас хорошо. Семь процентов. Пауза - тридцать. Прием.
- Я Шестой! Вас поторопить? Прием.
- Я Первый. Как хронометр? Восемь процентов мощности. Пауза. Прием.
- Я Шестой. Есть восемь. Говорите быстрее. Что наблюдаете? Прием.
- Я Первый. Даем девять процентов. Меняется форма водяных воронок. Теперь они напоминают песочные часы. Но вот только вода... Десять процентов. Вода через узкий поясок, как бы, сыпется вверх. Именно так. На глазах меняется ее структура. При ее отрыве от поверхности моря наблюдаем очень быстрое образование очень крупных гранул. Примерно, с воздушный шар каждая. Изображение нечеткое, рябь. Шестой! Ответьте, как самочувствие? Постарайтесь описать ваши ощущения. Что наблюдаете на хронометре? Прием.
- Я Шестой. Слышу вас хорошо. Говорите быстрее и увеличьте паузу. Между девятью и десятью процентами мощности у нас прошло двадцать две секунды. Фиксируем замедление времени примерно на двадцать пять процентов. Чувствуем сильные удары по рубке и надводной части корпуса очень крупного града или даже камней. Ощущение такое, что находимся внутри барабана. Берег не наблюдаем. Как видите нас, Первый? Прием.
- Я Первый. Вас поняли. Есть открытие канала! Принимаем поправку на время с упреждением. Добавляем еще пять процентов с паузами по одной минуте. Вас по-прежнему неплохо видно. Усиливается рябь. Возможно, при ускорении времени, наоборот вы видели бы берег, а мы вас нет. Видимо, уже сказывается уплотнение среды и изменение гравитационного поля. Шестой! Вы готовы продолжать? Прием.
- Я Шестой. Уплотнение чувствуем, к продолжению готовы. Прием.
- Я Первый. Слышим вас отчетливо. Все в норме, продолжаем. Есть одиннадцать процентов. Пауза - одна минута. Повторяю: Пауза - одна минута. Что чувствуете? Прием.
- Я Шестой. Есть, все в норме, но от рюмки коньяка не отказались бы. Продолжайте. Прием.
- Я Первый. Мы тоже в порядке. Компот вам оставят, а то, что шутить в состоянии, это хорошо. Даем двенадцать процентов. Пауза - шестьдесят секунд. Прием.
- Я Шестой. Вас поняли. Есть двенадцать процентов. У всех головная боль. Поднимается артериальное давление. На цифровом хронометре пауза около сорока секунд. Как видите нас? Прием.
- Я Первый. Мы вас наблюдаем. По-прежнему сильная рябь. Появилось слабое розоватое свечение то ли воздуха, то ли мельчайших капель воды, точно сказать сейчас не можем. Как ощущения? Не забывайте о средствах индивидуальной защиты. Даем тринадцать процентов. Пауза - шестьдесят. Прием.
- Я Шестой. Вас поняли. Проскочите тринадцать. Спецсредства расчехлили, но с использованием повременим. Экономия тишины. Прием.
- Я Первый. Четырнадцать, пауза - шестьдесят. Повторяю, что чувствуете? Прием.
- Я Шестой. Работаем в наушниках. Подбавьте жару. Пауза быстро сокращается. Ощущаем что-то большое. Прием.
- Я Первый. Ирония неуместна. Даем пятнадцать процентов мощности и небольшой перерыв. Хроно система в норме. Запас мощности огромный, хоть горы сдвигай. Наблюдаем слабое мерцание вокруг лодки. Форма вихревых потоков изменилась. Теперь она близка к цилиндрической, и лишь в средней части еле заметные стяжки, в районе которых также наблюдается оранжевое свечение. Освещенность в районе местоположения лодки уменьшилась в несколько раз. Визуально наблюдаем у вас слабый дифферент на корму и киль. Странно! Такое впечатление, то корпус лодки в центральной ее части выгнулся вверх, а рубка немного вытянулась. Скорее всего, это лишь оптический обман, но все же проверьте. У нас здесь допускают такую возможность. И еще. Волнение моря нулевое. Поверхность гладкая, как зеркало. Нижние основания вихревых потоков оторвались от поверхности и начинаются теперь на высоте около пяти метров. Между основаниями завихрений и поверхностью моря свечение в виде горизонтальной радуги. Верхнюю часть рубки не видим. Она скрылась в одном из вихрей. Надеемся, что у вас все в порядке. Как самочувствие? Что со временем? Доложите пообстоятельней, прежде чем продолжим. Мы хотим услышать мнение врача. Прием.
- Я Шестой. Докладывает капитан медицинской службы Лавров. Пауза у нас минимальная. Чуть больше десяти секунд. Похоже, что время на лодке скоро остановится. Как врач, я настаиваю на исключении из дальнейшего активного участия в эксперименте всех членов экипажа, за исключением командира корабля, старпома, научного консультанта Кольцова и, естественно, меня. Всем остальным целесообразнее будет лечь. Это позволит им легче перенести повышенное давление. Сейчас у командира корабля 160 на 250. Речь сильно затруднена. Реакция заторможена. В целом же, должны выдержать. Гипертоников на лодке нет, но искушать судьбу все же не стоит. Весь экипаж принял понижающие давление препараты. У меня пока все. Даю командира.
- Я Шестой. Наш доктор слегка подстраховывается, однако экипаж отправляю по койкам. Ребята у нас на корабле крепкие, так что еще пять процентов им не повредят и увеличьте паузу. До встречи в прошлом! Прием.
- Я Первый. Вас поняли. Действия одобряем. Пожелайте экипажу спокойной ночи! Паузу увеличиваем до полутора минут. Согласны добавить еще пять процентов. Начинаем с шестнадцати. Пауза. Прием.
- Я Шестой. Наша пауза - девять секунд. Сильная вибрация, особенно в рубке. Повышается температура воздуха. Болевые ощущения в норме. Можем работать дальше. Прием.
- Я Первый. Вас поняли. Все идет нормально. В график укладываемся. Даем семнадцать процентов и пауза. Прием.
- Я Шестой. Слышим вас. Пауза на лодке шесть секунд. Становится тяжело говорить. Ощущение такое, что испытываем перегрузки в районе четырех «g», а может и больше. Повторяю, возможно, это лишь ощущение. Вокруг корабля очень слабая освещенность, как будто сейчас сумерки. Продолжайте работать! Прием.
- Я Первый. Слушали вас около двух с половиной минут. Паузу увеличиваем до трех. Восемнадцать процентов. Прием.
- Я Шестой. Вспоминаю фильм «Валерий Чкалов». Берегите время, как кислород. Прием.
- Я Первый. Держите связь. Пауза - три, мощность - девятнадцать. Видим вас не четко. Прием.
- Я Шестой. Вас слышу. Прием.
- Я Первый. Есть двадцать. Держитесь! Прием.
- Я Шестой. Пауза - две секунды. До конца вас не расслышали. Повторите и увеличьте паузу. Прием.
- Я Первый. Делаем паузу - пять минут. Повторяю, держитесь! Мы готовы прекратить эксперимент в любой момент. Прием.
- Я Шестой. Конец по-прежнему не слышим. Увеличьте паузу и работаем дальше.
- Я Первый. Слышим вас плохо. Прием на грани. Если перестанете нас слышать, это нормально. Время на лодке уже почти остановилось и, по нашим расчетам вот-вот повернет назад. Делаем паузу десять минут, затем добавляем еще пять процентов. Очень надеемся на вас! Прием.
- Я Шестой. Вот теперь слышали вас до конца. Доктора отпустили поспать. Прежде, чем совсем отключиться, он заверил, что еще пять процентов нам не повредят, а дальше посмотрим. Посоветуйте, как остановить кровь из ушей. Ваты под рукой нет, а железо пачкать жалко. Прием.
- Я Первый. Двадцать один. Прием.
- Я Шестой. Вас слышим. Прием.
- Я Первый. Теряем вас из вида. Двадцать два. Пауза десять. Прием.
- Я Шестой. Вас не расслышал. Мешает кровь из ушей. Работаю. Старпом, похоже, без сознания. Вечная память Чкалову! Живы будем, не помрем!
- Я Первый. Двадцать три. Прием.
- Я Шестой. Есть семнадцать. Пауза ...
- Я Первый. Вас не слышим! Двадцать четыре. Прием. Борис Петрович! Ты нас слышишь?! Не отключайся! Даем двадцать пять и останавливаемся. Слышишь ты или нет? Двадцать пять и все. Хроносистему отключаем. Ответь нам! Прием! Я повторяю: Прием!!!
Тягостное молчание затянулось. Затаили дыхание и члены Чрезвычайного совета. Вместо подводной лодки на экране осталось лишь быстро удаляющееся от берега, слегка мерцающее по краям темное пятно.
Внезапно пропало и оно. Теперь все обозримое пространство занимало только сверкающее на июльском солнце Белое море.
Неожиданно «картинка» изменилась. Теперь уже на экране появился пульт управления хроносистемы, или «хронодрома», как с гордостью окрестили свое детище создавшие его ученые. Затем в кадр попал ненормативно спорящий с кем-то адмирал флота Пустозвонов, который, повернувшись к камере, тут же стал давать необходимые пояснения:
- До момента отключения, мы продолжали добавлять мощность хроносистемы и достигли двадцати пяти процентов. Сведений о самочувствии экипажа не было, и мы решили на этом остановиться. - Адмирал поднял трубку одного из, стоявших на столе рядом с пультом управления, телефонов, что-то сказал, и, видимо, услышав удовлетворивший его ответ, кивнул головой и положил трубку на место.
- Перед отключением, система стабилизировалась на двадцати пяти процентах от расчетной мощности. Колебания выходной мощности, как и было запланировано, не превышали трех тысячных процента, что позволяет при переброске на двести лет допускать погрешность плюс-минус десять суток. Это очень хороший результат.
Лодка с экипажем в данный момент хоть и находится в прошлом, но максимум в пятидесяти одном часе от нас. Так что, выходит, что в пересчете на наше время для моряков, прошедших этот эксперимент, он реально как бы еще и не начинался.
Сейчас удаление лодки от берега составляет восемь миль. Далековато, а то они могли бы увидеть свой корабль и себя на нем. А еще, как буксир подтаскивает их корабль к тому самому месту у берега, где они и находились перед началом эксперимента. Да, да, именно, так! Известный парадокс. При дальнейшем увеличении мощности, дальность переброски во времени будет увеличиваться в геометрической прогрессии.
Теперь я предлагаю вам взглянуть на «картинку» в море, уже через оптику.
- Переключить камеры! - приказал Пустозвонов кому-то из подчиненных.
- Есть переключить камеры! - раздалось в ответ.
На экране снова появилась спокойная гладь моря, только горизонт стал раз в двадцать ближе.
- Похоже, нам придется немного подождать, - прокомментировал изображение узнаваемый голос адмирала. А далее, уже безо всяких комментариев участники просмотра увидели то, что осталось от подводной лодки. Она вновь оказалась у берега, а почему не затонула при буксировке, никто толком не объяснил, хотя следовало бы.
Дата в нижнем углу экрана изменилась. Теперь уже съемка производилась через трое суток после эксперимента.
Лодка и впрямь побывала в серьезнейшей переделке. У нее начисто отсутствовала рубка, а верхняя, надводная часть корпуса была как будто срезана, причем всего-то сантиметров на тридцать выше поверхности моря. Видимо, лишь благодаря внезапному уменьшению собственного веса, у лодки почти моментально уменьшилась осадка, и обрезанные края корпуса приподнялись над водой. Ну и, плюс к этому, полный штиль. Только поэтому субмарина и не затонула хоть и на малой, но все же вполне достаточной для этого, глубине.
Вновь появился адмирал флота Пустозвонов. Победителем он явно не выглядел, а потому, видимо, в пространные рассуждения решил не впадать:
- Я обращаюсь сейчас ко всем членам Чрезвычайного совета и лично к президенту Игорю Всеволодовичу Сомову, как к Верховному главнокомандующему. Для объяснения причины неудачи эксперимента вместе с кассетой к вам прибыл один из ведущих специалистов нашего ученого совета, профессор кафедры подводной акустики контр-адмирал Тополев Виктор Анатольевич. Отсутствие положительного результата, это, как известно, тоже результат. Поэтому, я очень просил бы Игоря Всеволодовича разрешить ему, после просмотра видеозаписи, выступить перед вами с разъяснениями и комментариями. Это поможет принять правильное решение. Честь имею! Адмирал флота Пустозвонов. На этом месте запись закончилась.
- Объявляю перерыв на тридцать минут! - встав с кресла, громко сказал Сомов. - Отдохнем, а заодно и обсудим увиденное. Феликс Рихардович! - остановил президент направившегося к выходу министра обороны. - Передайте адмиралу Тополеву, что сразу же после перерыва мы готовы выслушать его сообщение. Охрану я предупрежу сам.


Глава XII

КОНТР-АДМИРАЛ

- Здравия желаю, товарищ президент!
-Здравия желаю, товарищи члены Чрезвычайного совета! - поприветствовал присутствующих контр-адмирал Тополев. - Сразу перейду к сути вопроса. Просмотренные вами видеоматериалы наглядно свидетельствуют о крайней рискованности, а практически и невозможности переброски во времени кораблей вместе с экипажами, по крайней мере, в надводном положении. И дело здесь даже не в том, что людям приходится испытывать на себе совершенно запредельную мощность хроносистемы, необходимую лишь для переброски таких крупных объектов, как, например, подводная лодка. Мы сталкиваемся с одновременным проявлением совершенно разных физических законов. Акустические колебания под водой и в атмосфере распространяются и воздействуют независимо друг от друга, и пытаться использовать их влияние в совокупности невозможно. Недаром даже взрыв обычной глубинной бомбы засекается акустиками по всему мировому океану. И скорость распространения звуковых волн в воде гораздо выше. Колебания же звукового диапазона в атмосфере, вызванные даже взрывом или грозой, наоборот очень быстро уменьшают свою амплитуду и угасают. Вы убедились, что различная плотность воды и воздуха при наших испытаниях приводит к катастрофам, наподобие той, что вы только что видели. Это было уже третье наше испытание. В первых двух, произведенных без экипажей, мы испытывали воздействие импульсных акустических ударов с мощностью в 50 процентов максимальной. Испытания проводились на старых списанных кораблях. Часть их корпусов ниже ватерлинии лежат теперь на дне. При такой мощности, будь на кораблях люди, диагноз был бы один - разрыв сердца. Ну а где теперь их надстройки, узнают лишь школьники будущего, собирающие на дне океана металлолом.
На сегодняшний день мы видим два пути решения проблемы. Первый, это когда перебрасываются отдельно корабли и отдельно люди. Это, конечно, безопасней всего. Но вот найдут ли после переброски экипажи свои корабли, это очень большой вопрос! Мы до сих пор не можем вывести формулу для расчета дальности переброса во времени наших субмарин, находящихся в подводном положении. Здесь влияют сразу множество различных факторов. Особенно большие отклонения вызывают различная соленость воды и планктон. Но даже если мы затопим у берега лодку без экипажа, где гарантия, что там, в далеком прошлом, корабль удастся не просто поднять, но еще и оживить все его системы, включая, естественно, и реактор. О кодах ракет я уже и не говорю. Опять же, неизвестно, как поведут себя после акустического удара системы самонаведения торпед. Короче, корабль, даже если его и удастся поднять, надо будет сразу же ставить на серьезный ремонт в док.
- Так в чем же дело? Пусть туда и ставят. Мы специально для этого и запланировали строительство базы. Значит, надо ее сначала построить, а уж потом перебрасывать боевые корабли, в противном случае мы так все Белое море ими завалим, а оно нам еще послужит. А вообще, я вижу, вы без лишних проблем просто жить не можете. Побольше самостоятельности, контр-адмирал! - недовольно закончил президент. - Продолжайте!
- На счет самостоятельности, это вы совершенно справедливо заметили, - согласился Тополев. Только уж слишком серьезное требуется решение. Нашего статуса здесь не хватит.
Но вернемся ко второму пути. Суть его заключается в переброске кораблей, так сказать, «всухую». Для этого можно либо вернуть их на стапель, либо огромными воздушными баллонами приподнять «железо» над поверхностью моря. В этом случае, возможна переброска даже с экипажем, а риск возникновения неисправностей снижается на порядок. Сегодня вы могли убедиться в том, что двадцать пять процентов мощности человек выдерживает. Испытания на собаках показали, что животные выдерживают и тридцать пять. Вот, полюбуйтесь на наших героев.
Тополев положил на стол перед президентом несколько фотографий.
- Любопытно будет взглянуть, - с этими словами министр обороны пододвинул к себе пару снимков, повертел их в руках и даже взглянул на обратную сторону.
- Да это же Белка и Стрелка! - военный министр медленно перевел взгляд на контр-адмирала. - Подлогом здесь занимаетесь?!
И действительно, с фотографий смотрели уж слишком счастливые собачьи мордашки. Можно было подумать, что они только что рапортовали партии и правительству об успешном завершении орбитального полета, - столько радости было в их преданных глазах. «Мы первые!» - гордо светилось в них.
- Велика беда! - совершенно спокойно ухмыльнулся контр-адмирал. - Наши ничуть не хуже. Разве что, эти фотогеничней, да снято качественней.
- Понятно! Что еще имеете нам сказать? - по-прежнему невесело спросил Хмельницкий. - Президент и члены Чрезвычайного совета желают наконец услышать конкретную дату. Когда начнется основная переброска, и как скоро вы рассчитываете получить первое сообщение о результате?
- Подождите, товарищ министр обороны! Зачем же так быстро? - буквально балансируя на грани отставки, на удивление смело ответил контр¬ адмирал. - Хоть Игорь Всеволодович этого и не любит, но есть и еще одна очень серьезная и даже, в значительной степени, нравственная проблема.
- Нравственная, говорите?! - не скрывая удивления, переспросил президент. Сделав какую-то пометку в блокноте, он внимательно посмотрел на контр-адмирала. - Виктор Анатольевич! Ведь вы же сами сказали нам, что люди не пострадали?
- Совершенно верно! Хотя... В общем, их стало ровно в два раза больше, - испытывающее глядя прямо в глаза президенту, ответил Тополев. - Нормально, да? И что теперь прикажете с ними делать?
Сомов молча отвел взгляд на лежащий перед ним блокнот. Такой реакции президента давно уже притихшие члены Чрезвычайного совета не припоминали. Их шеф явно смутился.
- Объяснитесь с ним сами, Хмельницкий! Лично я отказываюсь это понимать. В конце концов, это ваш подчиненный, - негромко сказал президент Сомов министру обороны.
- А что тут, собственно, непонятного? - искренне удивился контр-адмирал Тополев. - Ведь простая арифметика! До испытания была лодка, а на ней пятьдесят человек экипажа. Они перенеслись на двое с лишним суток назад. Пока мы их заметили, а они, как вы видели, оказались значительно дальше от берега, пока не торопясь аккуратно подтащили, больше двух суток прошло. Выходят на берег. - А это, спрашивают, что? Недалеко от берега стоит однотипная лодка и тоже без бортового номера. Мы их при испытаниях на всякий случай закрашиваем, а то, неровен час, опять в Швецию финнам на  смех  занесет, так потом не расхлебаешь. Ну, так вот! Видят, значит, они, что моряки на лодке вроде бы готовятся к погружению. Такое впечатление, что через несколько минут люк задраят. А командир корабля, капитан второго ранга Харитонов, всегда перед этим выходил чаек покормить. Примета у него такая. Лиц моряков с берега не видно. Далековато. Но то, что на палубе стоит человек, а вокруг него летает стая чаек, все заметили, и что тут к чему, сразу сообразили. Чтобы разобраться с ситуацией, дали отбой. Экипаж, прошедший переброску, сразу же поместили в карантин. Десять дней в инфекционном бараке. Собственно, так после испытаний и было запланировано. А что потом? Другие- то с того же корабля, вокруг гуляют! И лодка у них опять, как новая. А ведь это те же самые люди и тоже у нас в штате на довольствии. Нельзя допустить, чтобы оба экипажа встретились! Народ у нас и так весь на нервах. Опять же у жен их и детей разом стало по два мужа и отца, причем абсолютно одинаковых. Потом, может, хоть причесываться по-разному будут, усы отрастят или наоборот сбреют, а пока внешних отличий никаких нет. У тех, что карантин проходят, ДНК на анализ взяли. Хочу вас обрадовать, - изменений нет! Точные копии. А права и обязанности супружеские отменять ведь никто не собирается! Так каким образом мы платить-то им будем? Беда наша в том, что они не из нейтрино, как в «Солярисе». Это самые нормальные наши люди, с документами в кармане. Моряки выполнили поставленную перед ними задачу. Допустим, продлим мы им карантин до 30 дней, а потом конечно же выпустим, так что сами видите, - есть нравственная проблема.
- Что мы можем предпринять, Феликс Рихардович? Действительно, не можем же мы теперь их семьи тоже того… размножить?! Ваше мнение, как министра обороны? – пальцами манипулируя ручкой, озадаченно спросил президент - Я полагаю, что следует объяснить суть дела командующему Тихоокеанского флота. Пусть у себя курсы переподготовки откроет. Будущие совместные учения где-нибудь у Антарктиды пусть обкатает. Придумайте там вместе какое-нибудь одиночное плаванье с заходом в Новую Зеландию. Надо дать людям встряхнуться.
- А кого именно отправлять, Игорь Всеволодович? - решил подстраховаться военный министр. - Может тех, у кого эксперимент отменили? Они ведь пока не знают, что и почему. Отбой, и все дела.
- Нет! Этих, как раз, лучше оставить. Те же, что кормящихся чаек заметили, наверняка теперь расспросами замучают, так что уж лучше их. Точно! Заодно и карантин сократим. А что? Шикарный поход! Экзотика! Там не то, что чаек, возраст свой забудешь! - продолжал как бы рассуждать вслух президент Сомов. - Ну а потом можно и оставшимся экипажем заняться. Мы их в далекое прошлое пошлем. Да! Пожалуй, так будет правильнее всего. Кого-то ведь посылать все равно придется.
- Мало ли кто первый птиц кормил. Что ж теперь и приказы не выполнять? - неожиданно подсказал контр-адмирал Тополев.
- А вот это правильно! Согласен. Министр обороны Хмельницкий все необходимые распоряжения сделает, - как бы подвел черту президент. Ну а пока пошли дальше. Мы ведь еще так ни шагу и не сделали! Так что пошли!
- Я извиняюсь, а с нами- то как? - нерешительно напомнил о себе Тополев.
- А что с вами? Кажется, все ясно. Начинайте наконец работать, - раздраженно ответил министр обороны. - Какие еще проблемы? Вы, главное, за дело беритесь, а на свои места все само встанет. Полагаю, вопросов больше нет?
- Я настаиваю на том, чтобы здесь и сейчас вы решили, какой из двух предложенных нами способов переброски станет для нас приоритетным? Какой путь выберем? - уже спокойней все же решил уточнить упорный контр-адмирал.
- Конечно же сухой. И начинайте строительство базы, - ответил Тополеву президент. - Все, решение принято! Значит, как и планировали, в заливе Святого Лаврентия. Очень здоровое место, а лес, так прямо под рукой! Начинайте пока переброску стройматериалов, а дальнейшее их производство наладим прямо там. Старайтесь все же по возможности частные вопросы решать самостоятельно. Необходимые корабли в ваше распоряжение выделят к завтрашнему утру. Главное, контр-адмирал, - держите выше голову! Ведь ваши люди встретятся с Христофором Колумбом. Надеюсь, он хороший человек! Вы уж с ним там как-нибудь поделикатней. Может, есть смысл его до мыса Доброй надежды проводить? Для полной уверенности. Пусть лучше его люди в Южной Африке шахты роют. А напоследок, передавайте ему привет от президента Российской Федерации. Скажите, что у нас его знают и уважают. Хотя нет, откуда?! Остальные же пусть намотают себе на ус, что пока мы только предупреждаем. Терра инкогнито останется таковой еще лет на триста лет. Это самое большое, что мы можем для них сделать. И мы это сделаем! - на оптимистической ноте закончил президент. Через восемь минут Верховный главнокомандующий вышел за ворота охраняемой территории, сел в первый попавшийся истребитель и был таков.


Глава ХШ

БОНАПАРТ В СТРАНЕ САНКЮЛОТОВ (БЫВШИХ)

- Так все-таки был Фуше причастен к заговору или нет? Вы-то сами как считаете? Нет, какая все же низость, в такой момент пустить слух о моей смерти! И ведь поверили! Дело здесь даже не во мне. Пока храбрые солдаты Франции отдавали свои жизни во славу отечества, пока они, подчинив нашей воле прогнившие европейские троны, шагали по дорогам этой варварской России, пока моя Великая армия, преодолев бешенное сопротивление русских, заняла Москву, этот трус Мале в Париже организует заговор, да еще и надеется на успех! Безумец! Нет, он действительно сумасшедший! Имена наших героев напишут на страницах истории золотыми буквами. Наши знамена навсегда сохранят в памяти человечества славу и честь Франции, ее Великой армии и свободного народа! Никому не под силу сломить наш дух! Но в семье не без урода, и он свое получил. Но где был Фуше? Этого гнусного интригана давно уже надо было повесить. Жаль, что сейчас уже поздно. Человек этот самой природой создан для заговоров. Либо он в них участвует, либо раскрывает. А знаете, весьма метко охарактеризовал Фуше наш брат Люсьен?
- «Чего ожидать от человека с лицом, словно украденным у скелета на кладбище» - Блестящее сравнение, не правда ли? А вообще, месье Фуше придерживается правила, быть всегда с победителем, а о том, что мы эвакуировались из Москвы, в Париже тогда еще не знали. И все же я уверен, что он предаст меня при первом же удобном случае. Даже если он и не был связан с генералом Мале, то отнюдь не из преданности своему императору, а исключительно потому, что не увидел в этом для себя личной выгоды. А других причин для него и не существует. Однако, как я уже говорил, будь он тогда министром полиции, никакого заговора бы не произошло. Этот человек слишком умен. Пожалуй, даже чересчур. Думаю, он опасен для нас даже будучи в отставке. Господин бывший министр полиции, наверное, надеется, что в случае возвращения Бурбонов, ему простят их, совместную с Коло, Д' Эрбуа, лионскую резню. В те годы один мой хороший знакомый по имени Огюстен рассказывал, что даже его брата Максимилиана Робеспьера смущали эти массовые расстрелы картечью. Представляете?! Уж чтобы самого Неподкупного озадачить, надо было, как следует постараться! Тем не менее, даже и сейчас некоторые неисправимые якобинцы все еще спят и видят возвращение 93-го года. Жаль только 94-й стали забывать. Я негласно распорядился удалить их пока из Парижа. Не прямиком в Гвиану, как при Директории, а недалеко и под деликатным предлогом. Не исключено, что еще смогут понадобиться. Добропорядочные буржуа от них шарахаются, но в парижских предместьях, в рабочих кварталах, кое-какое влияние у якобинцев еще осталось. По моему плану к осени мы поставим под ружье 800 тысяч призывников. Первые 400 тысяч будут подготовлены уже к середине лета. Парижские рабочие, да что там говорить, и многие крестьяне тоже никак не хотят смириться с окончанием революции. Естественно, вместе с новобранцами, а по моему указанию их теперь, чтобы быстрее опыта набирались да пороха понюхали, часто сразу в Гвардию зачисляют; так вот революционный дух вместе с этими молодыми солдатами продолжает подпитывать армию. Не удивительно поэтому, что для всех этих закостенелых королевских династий император Франции и революционер, это по-прежнему синонимы. Я для них всегда был и останусь «чудовищем». Как будто я собирался на императора Александра, как и на Людовика, фригийский колпак надеть! Жаль! После Тильзита мы бы с Александром все это болото в кулаке могли держать! С Англией вместе бы разделались. Осточертели мне их бесчисленные коалиции! Они все будто ослепли, особенно Александр. Ведь он же этих Бурбонов и сам терпеть не может! Вот ведь союзников нашел! Британия, Швеция, а теперь еще, может, и Австрия. А пруссаки? Они и от нас-то еще не все перебежали! Вот увидите, Россия еще получит урок от таких союзников! Невыносим более проклятый испанский узел! Надо срочно его разрубить и высвободить еще 60 тысяч наших ветеранов. Хватит им этих бандитов по горам вылавливать. Сейчас не до них. Но любым способом настоять, чтобы испанцы согласились выступить против англичан. Хотя бы пообещали, а мы это используем. Придется Талейрану потрудиться. Сможет ли министр иностранных дел сейчас предотвратить вступление Австрии в новую, шестую по счету коалицию? Не уверен. Вряд ли. Это у Фуше хорошие отношения с канцлером Меттернихом. Когда я выпроваживал последнего из Парижа, Фуше самовольно позволил ему не торопясь собраться, а затем даже предоставил свою карету и выделил для его охраны офицера. Какой гуманист! Надо попытаться этот момент сейчас использовать. В любом случае, мы должны всеми силами демонстрировать Австрии наше миролюбие, и если войны с ней все же не миновать, то всем должно быть ясно, что это лишь по их вине. Что ж, придется напомнить нашим врагам силу французского оружия. Я не случайно именно сейчас выехал в армию. Мои маршалы утратили былую уверенность в своих силах. Действуют излишне осторожно, медлительны, и как следствие - неудачи. Причем, порой и там, где победа сама просилась в руки. Ну да ничего! Европа быстро вспомнит и Маренго, и Аустерлиц, и Фридланд. Русская зима им больше не поможет. Несколько сражений и Пруссия будет разгромлена!
Экипаж императора Франции вновь, какой уже год подряд, двигался по дорогам войны. Великий, а по мнению большинства военных теоретиков и историков, и вовсе величайший полководец всех времен и народов Наполеон Бонапарт спокойно разглядывал проплывающие за окном саксонские деревни. Готовые к севу поля чернели по обеим сторонам дороги, но крестьяне встречались редко. Как и Франция, зависимая от нее Саксония изрядно обезлюдела. Если бы французы еще в начале этих бесконечных войн не отказались от призыва в армию женатых мужчин, пополнение вообще неоткуда было бы брать. А так эти повзрослевшие дети, родившиеся уже в свободной стране, но так еще и не узнавшие, что такое настоящий мир, сразу же восполнили собой, казалось бы почти полностью погибшую Великую армию. Ветеранам, рядом с которыми еще целый год предстоит сражаться этим мальчишкам, стыдно за них не будет. А еще, они твердо знали, что полководца, равного их императору, ни у одной вражеской армии нет. Армия Наполеона жаждала новых побед! Франция замерла в ожидании очередного триумфа. Будто бы и не было той ужасной переправы через Березину и отрыва от русских через слабо замерзшие болота.
Ничто не могло поколебать спокойствия и уверенности в себе этого поразительного человека! Нет числа убитым под ним на полях сражений лошадям! Свою железную волю и бесстрашие он старался воспитывать и в солдатах Великой армии, многих из которых он знал в лицо и по имени. Не часто у монархов встречаются присущие Наполеону качества! Его образ, предвзято созданный Львом Толстым в эпопее «Война и мир», не случайно считается до обидного слабым местом этого великого произведения. Подавляющее же большинство авторов, написавших колоссальное количество книг о Наполеоне, подчеркивают, как его личное мужество, так и постоянную заботу о своих солдатах.
- Дети мои! Доблестные сыновья великой Франции! - так он обращался к ним. И армия, несмотря ни на что, до конца верила в своего «маленького капрала». И когда во время «Ста дней» он снова без единого выстрела пройдет через всю Францию в Париж, восторженные люди будут стоять ночами с факелами вдоль дорог, освещая путь этого великого человека. Слишком много пафоса? А скажите, какого еще поверженного тирана и узурпатора хоть когда-нибудь за всю историю человечества встречал бы так, знающий цену свободе, народ. Даже десяток поражений при Ватерлоо не затмят такого величия! И не зря это беспримерное возвращение из ссылки в Париж будет названо «полетом орла». Великий сын великой эпохи - назовут Наполеона потомки. Хорошо известно также и то, что многим его ближайшим соратникам со временем начинало казаться, что император абсолютно точно знает, когда в действительности пробьет его час. Он и солдат своих научил не пригибаться под градом ядер и пуль.
- «Браво, браво!» - восторгался храбростью французов в Бородинском сражении Багратион.
Война эта началась в 1792 году, еще при жирондистах, когда плохо вооруженный народ под знаменами Великой французской революции станет отбиваться от регулярных армий коалиции европейских монархий. Враги стремились не столько придти на помощь их «брату», королю Людовику XVI, сколько утопить революцию в крови. Но совершенно новая революционная армия, состоящая из городских и сельских ополченцев, узнаваемых по красным колпакам и названных санкюлотами; эта необученная, разутая, кое-как вооруженная, постоянно предаваемая еще королевскими офицерами, армия выстояла и перенесла боевые действия на территорию соседних государств. Санкюлотами же очень скоро станут называть вообще всех патриотов и революционеров. Высочайшая сила раскрепощенного духа граждан свободной страны, а также, несомненно, и вера в их непобедимого генерала, Первого консула, а затем императора позволила армии Франции более двадцати лет воевать со всей Европой. И, конечно же, огромную роль в этом сыграло моральное превосходство французов. Ведь в их рядах сражались люди, похоронившие феодализм вместе с обломками Бастилии. Они уже имели представление о  правах человека! И против этих, не знающих, что такое палочная муштра, солдат, каждый из которых за боевые заслуги мог стать офицером, генералом и даже маршалом, воевали призванные на 25 лет, как в России, крепостные крестьяне, практически навсегда оторванные от своих семей. У французских же солдат семеро по лавкам, не помнящих отца, детей, дома голодными не сидели. Опять же, выплачивалось вполне приличное жалование, и многих военная жизнь вполне устраивала. Служить в Великой армии Наполеона было очень почетно, ибо какой бы захватнический характер война с годами не принимала, все равно солдаты шли вперед под трехцветным знаменем революции.
- Меневаль! Я, кажется, спросил вас, что вы лично думаете о Фуше? – громче обычного сказал Наполеон, переводя взгляд от окна на своего секретаря, которого часто, наряду с видным дипломатом Коленкуром, приглашал в свой экипаж, особенно когда того требовали дела. Так было и сегодня. По крайней мере, в нашем повествовании. И вообще, если вам покажется, что вроде бы что-то тут не так, не обращайте внимания. У нас – так! Альтернативная реальность.
- Сир! Я не смел вас перебить. Но если вы хотите знать мое личное мнение, то господин Фуше, человек, безусловно, очень осторожный и вступать в какой-либо заговор против вашего императорского величества, да еще именно тогда, когда ваша доблестная армия заняла Москву... Нет, сир! Я в это не верю.
- Благодарю вас за откровенный ответ, Меневаль! Я придерживаюсь того же мнения. Сейчас я продиктую вам письмо к Фуше. Его надо будет отправить через день после того, как наша армия займет Дрезден. Не раньше и не позже. Неприятель заявляет, что научился у нас воевать. Ну, так мы его еще подучим. Значит, фланговая атака? Что ж, пусть попробуют! Под Лютценом и Баутценом мы дадим им еще два хороших урока.
- Ваше величество! Неужели вы действительно верите этим русским? Подумайте! Вы же просвещенный человек! Как можно доверять подобным сказкам? Это, наверняка, какая-то спланированная акция. Ведь они же открыто пытаются заманить вас в Россию! Так что те, якобы предсказанные, случайные совпадения дат и мест ваших битв, ими просто каким-то непостижимым образом подстроены. Они даже готовы пойти на не слишком значительные потери, лишь бы заполучить вас в плен. Поверьте, ваше величество! Они здесь выполняют коварный замысел своего царя. Это всего лишь военная хитрость! На Березине упустили, так может хоть здесь повезет!
- Бросьте, Меневаль! Я тоже так думал поначалу. Но в книгах, которые они мне оставили, описана вся полнейшая история наших кампаний. То, что там есть описания бывших сражений, я еще могу понять. Ну а будущие? Что вы скажете о тех двух победах, которые я одержу в ближайшее время, и после которых мы вступим в Дрезден? Эти битвы там тоже подробно описаны. Наши силы, армия противника, количество орудий, их и наша дислокация. И знаете, Меневаль, что для меня самое удивительное?! Ведь я, действительно, действовал бы именно так! Мало того, я и выберу для сражения именно те позиции! На этот раз, непременно, сам буду командовать армией. Пусть мои маршалы вспомнят вкус победы и успокоятся. Их император еще не собирается на покой! Скоро! Теперь уже совсем скоро Европа снова будет у наших ног! А насчет этих русских я дал жесткое указание. Никаких трибуналов! Всех до единого лично ко мне! И, кстати, Меневаль, наши неудачи они тоже предсказывали, и все сошлось! С точностью до часа! Это уже не может быть простым совпадением. Тут что-то большее. А что если наши русские кассандры каким-то образом могут предсказывать судьбу? Ведь если им верить, то осенью нас ожидает трехдневная битва под Лейпцигом. Битва с троекратно превосходящим нас по силам противником. Они предупреждают, что на этот раз мы потерпим поражение! Правда, две трети нашей армии удастся вывести из под удара, но большая часть артиллерии будет потеряна. В книгах русских лазутчиков написано, что сражение это окрестят «Битвой народов». Подумайте только! Крупнейшее сражение за всю историю наших войн и мы его проиграем! А?! Как вам эта чушь?! Я и с десятью тысячами бил сорокатысячную армию неприятеля, но никогда не начинал сражение в столь невыгодных для себя условиях. В случае неудачи, там даже некуда отступить, а эти русские канальи утверждают, что так и будет. Нет, ерунда! Но всех царских шпионов все равно ко мне! Фантазии их, конечно, впечатляют. Кое-что они все же могут нам подсказать, но хватит об этом. Сейчас займемся Фуше. С этими русскими и о делах забудешь. Нет, право же, это очень мило с их стороны, пригласить меня занять пост премьер-министра России, да еще и через двести лет! Шикарная перспектива! Бывший генерал французской армии может стать первым министром в правительстве России в двадцать первом веке! Выходит, в будущем нас не недооценивают. Лучше бы император Александр сейчас не вел себя так вызывающе. Из мирного договора с Францией Россия могла бы извлечь для себя большую пользу. Что мешало бы ей раздавить до конца Швецию, исторически злейшего врага русских? А так, несмотря на приобретенные территории в Финляндии, в тылу у расквартированных там войск, Россия имеет крайне враждебно настроенное местное население.
Итак, Фуше. В случае неудачи на встрече с Меттернихом в Праге, а видимо так и будет, я отправляю его генерал-губернатором в наши Иллирийские провинции. Фуше, конечно же, расценит это, как ссылку, но учитывая его нынешнее положение, это вполне достойное его способностей предложение. Все равно министром полиции этот господин не будет больше никогда. По крайней мере, у меня. Я не доверяю ему! При всей его огромной шпионской сети, даже будучи в отставке, он наверняка получил информацию о готовящемся заговоре генерала Мале! А вел себя, как посторонний наблюдатель, по вполне понятным причинам. Ему хотелось доказать мне свою незаменимость. Он в отставке, вот и получите заговор! При нем такого бы не случилось! - вот что он хотел нам внушить. То есть, мы как бы сами должны были до этого додуматься. Ну и хитрая же лиса! Надо отдать ему должное, умом и способностями организатора природа его не обидела. Иначе, разве стал бы я терпеть его выходки. Знаете, Меневаль! Он ведь даже моего личного секретаря Бурьена сделал своим платным агентом!
- Прошу прощения, сир! Осмелюсь вам напомнить о последнем русском, которого наши перехватили две недели назад. Вы видели его и даже разговаривали, но уже после встречи с вами, император, встречи которой он так настойчиво добивался, этот безумный предложил то, что передать вам до этой минуты я просто не осмеливался.
- Я приказываю вам! Говорите! Чем еще на этот раз смог удивить вас этот несчастный?
- Император! Теперь русский просил меня предложить вам возглавить их будущее правительство, и при этом одновременно продолжать воевать здесь! Он утверждает, что в будущем наука позволяет делать и это. Я не решился передать вам этот бред. Прошу меня извинить, ваше величество!
- Да, тут вы правы, Меневаль! Это уже выходит за рамки любых разумных приличий, если такое понятие вообще может быть к ним применимо. Сколько же они еще их к нам зашлют, как вы думаете? Впрочем, сейчас не до этого, - раздраженно сказал император. - Вернемся к письму к Фуше. Вы готовы записывать?
- Слушаю вас, сир! - и секретарь Наполеона, понадежней закрепив на маленьком столике у окна кареты чернильницу, приготовился писать. А надо сказать, что делать это в пути аккуратно, смог бы далеко не каждый.
- Я сообщаю вам, - начал диктовать император, - о моем непременном желании, как только мы вновь войдем в Пруссию, назначить вас главой ее правительства.
- Успели записать? - спросил Наполеон, и, видя, что рука его секретаря замерла, продолжил:
- Я также желаю, чтобы вы срочно выехали в Дрезден. История ныне вершится в центре Европы. Я очень рад появившейся сейчас возможности вновь обратиться к вам, а также получить новые доказательства вашей преданности императору французов.
- Закончили? - спросил у секретаря Наполеон. - Давайте я подпишу, - и он размашисто, но четко написал внизу - Наполеон
- Перед тем, как запечатать пакет, поставьте на всякий случай внизу дату отправления. Думаю переписывать заново не придется. И все-таки проверим лишний раз предсказания наших русских нострадамусов.
Наполеон усмехнулся и, закусив губу, посмотрел в дальнее от него окно кареты.
- Так, а теперь возьмите чистый лист бумаги. На другой день после того, как увезут письмо к Фуше, отправьте также письмо императрице Марии-Луизе. Вы готовы? Тогда продолжим.
- Я весь во внимании, император, - ответил секретарь, оторвав взгляд от лежащего на столике листа гербовой бумаги с буквой «N» в лавровом венке.
- Начали! - сухо приказал император. После обычного приветствия, он быстро перешел к сути дела:
- Бывший министр полиции месье Фуше не привык к спокойной жизни, - продолжил диктовать Бонапарт. - Он никогда не упускает возможности быть участником какой-нибудь интриги, что в нынешних обстоятельствах может вызвать нежелательные последствия. Я не вижу причин, чтобы Фуше теперь оставался в Париже, и тем более во время моего отсутствия, а посему требую, чтобы герцог Отрантский (титул Фуше, авт.) немедленно выезжал в Дрезден.
Император внезапно помрачнел. Перед ним по-прежнему проплывали образовавшие красивую аллею, высокие деревья. На вид им было лет двести, но Бонапарт, не замечая их, смотрел куда-то в бесконечность. Все его мысли занял теперь его бедный маленький сын, продолжатель новой династии, внимание которому он так редко мог уделять и особенно в нынешнее непростое для Франции время. Как-то сложится его судьба? - Какой уже раз задавал себе император этот вопрос, но ответа не него, а с ним и возможного успокоения, он так и не находил.
- Отложите пока. Напишу из Дрездена! - резко отвернувшись от окна и как бы стряхивая с себя невеселые мысли, - неожиданно громко сказал император. Он внимательно посмотрел на своего секретаря. Тот, чувствуя, что на душе у императора опять скребут кошки, чуть заметно покачивая головой в такт движения кареты, также не отводил в сторону глаз.
Император, помассировав себе подбородок, выйдя из задумчивости, вновь бодро улыбнулся:
- Ну, так что, Меневаль, дадим хорошую встряску нашему маршалу Ожеро? Их светлость, герцог Кастильоне (титул маршала, авт.) нуждается в притоке свежей крови. Пожалуй, не будем придумывать ничего нового. Раз русские говорят - Лютцен, пусть будет Лютцен. Раз следующим они назвали Баутцен, уважим оракулов. Будет им Баутцен, еще как будет! А битву у столицы Саксонии они тоже не забудут. Считайте, что дорога на Дрезден уже открыта. Надеюсь, вы не возражаете, Меневаль? Ведь мы же не подведем наших провидцев, а, Меневаль?
- Я абсолютно в этом убежден, сир! Это было бы свинством с нашей
стороны. И потом, вся армия знает: - «Где вы, император, там победа» ! В Дрездене будем вовремя, ваше величество!
- А раз так, прикажите остановить карету и позовите Коленкура. Самое время немного перекусить! Письма оставьте. Я с ними еще поработаю.
- Слушаюсь, сир! - четко ответил понятливый секретарь и, открыв на ходу дверь, высунулся из кареты.


Глава XIV

ФУШЕ

Бывший министр полиции в правительстве Наполеона, как ему и было приказано, тотчас выехал в столицу Саксонии Дрезден.
Опасаясь «особой позиции» Фуше, император французов не погрешил против истины. Тогда, в октябре 1812 года, этот прирожденный мастер политического сыска конечно же знал о готовящемся в Париже заговоре. Знал он также от своих осведомителей и то, что люди, примкнувшие к этой авантюре, особой решительностью не отличаются, и, стало быть, при любом раскладе изначально обречены. Прекрасно изучив и несколько «театральный» характер народа Франции, понимал он и то, что пусть даже такой огромной ценой, но все же занявший Москву, эту древнюю столицу России, Бонапарт, может быть, как никто и никогда до него, прославил их родину. К тому же, о катастрофическом положении, в которое попала в этой огромной стране доселе непобедимая французская армия, а тем более об эвакуации из Москвы, всего за три дня до заговора, в Париже узнать, естественно, еще не могли. Вся Франция тогда пребывала в ожидании совсем уже близкой окончательной победы. И вот именно в такой момент, на волне этого всеобщего ликования, устраивать заговор?! Чушь! Жалкие недалекие люди!
Но сейчас, в начале лета 1813 года, Жозефа Фуше волнует совсем другое. Остановившись ненадолго в Майенсе, он встречается с маршалом Ожеро, и тот, несмотря на последние победы Наполеона при Лютцене и особенно Баутцене, стоившие французам больших потерь, утверждает, что нынешняя армия слаба. И вновь прозвучало, ставшее уже расхожим: - «Мы научили их нас бить.»
- Но ведь и сами, кажется, не разучились! - пытался успокаивать себя бывший якобинец, въезжая в Дрезден. - Неужели император снова двинется на восток?! Хватит ли сил у Франции? Ведь против нас сейчас вся, как никогда ранее сплоченная, Европа. Все их распри на время забыты. Надолго ли? На этот раз нынешней коалиции на его век может и хватить. К сожалению, похоже, что русский шпион не врет. Конец, действительно, уже не за горами. Вопрос лишь в том, каким он для нас будет.
Уезжая из Парижа, Фуше оставил у верных людей, захваченного недавно на подступах к Брюгге, вражеского агента, весьма наглядно расписавшего ему всю его дальнейшую судьбу, аж до самой смерти в изгнании. Названы и показаны были не такое уж далекое 26 декабря 1820 года, и даже удивительный, напоминающий офорт, рисунок с изображением его могилы в Триесте, да еще странная блестящая цветная картинка, на которой была воспроизведена уже другая его могила, во Франции. Да, прямо скажем, не каждому доставит удовольствие вид собственной могилы, а сразу двух, тем более. Русский, правда, объяснил, что это внук Фуше много позже перевезет прах своего знаменитого деда на родину и захоронит там. Что ж, спасибо и на этом. А пока пускай этот прорицатель посидит в погребе и подождет, пока, как следует из его слов, союзники и русский царь Александр войдут в Париж. Если все именно так и произойдет, то самому императору Александру он пленника и сдаст. В целости и сохранности. К этому все и идет. Скоро каждый, даже самый испытанный патриот, будет думать только о своей шкуре. Как бы фантастически это не выглядело, но русский сказал правду, - не сомневался более Фуше.
- Едем прямо во дворец Марколини! - громко приказал он.
- А как туда проехать? - не оборачиваясь, крикнул один из возниц. - Указателей то нет!
- Не знаю! - раздраженно ответил бывший главный полицейский. - Как говорят эти проклятые русские: «Язык до Киева доведет». Поезжайте пока прямо, а дальше определимся. Император Франции не иголка, найдем!
Чувствую, что у читателя почти срывается с губ вопрос:
- Почему автора заинтересовала личность Фуше?
Пока отвечу так:
- «Скоро вы все поймете». Пока же, дорогой читатель, попробуем вместе разобраться в том, что это был за человек.
Прежде всего, несомненно, главное. Роль, которую сыграл Жозеф Фуше в величественной исторической драме, именуемой Великая французская революция и империя Наполеона Бонапарта, ни каким очередным переписчикам истории не заметить не удастся.
В советской историографии принято было относится к Фуше резко отрицательно. Примерно, как к эсерам. А раз так, то на рубеже третьего тысячелетия это выглядит скорее как похвала. Начнем с того, что Фуше был революционером и членом Конверта. Очень быстро, еще в 1791 году, он перешел от жирондистов в лагерь якобинцев, бывших тогда в явном меньшинстве. Голосовал за казнь короля. В период якобинской диктатуры входил в группу левых якобинцев. Мрачно прославился как «палач Лиона», где вместе с другим левым Колло'д'Эрбуа, по решению Конвента подавлял контрреволюционный мятеж части населения этого города. Ими даже был изобретен новый чудовищный способ казни «врагов народа» с грозным названием «молния». Несчастных, зачастую ни в чем не повинных людей, выстраивали в колонны, устанавливали между рядами орудия и производили одновременный залп картечью. Чудом спасшихся от картечи, солдаты расстреливали из ружей, а раненых добивали штыками. В то время сомнения еще не посещали Фуше.
Чувствуете, где черпали вдохновение будущие большевики? Это же классика жанра! Подобный способ воспитания нового свободного человека был присущ большинству деятелей якобинской диктатуры и Конвента, принявшего историческое решение о том, что мятежного города Лиона более вообще не существует! Под конец якобинцы дошли до того, что мера вины гражданина и вовсе стала определятся революционной совестью одного прокурора. Даже не тройки! Естественно, очень скоро в этой кровавой мясорубке стали погибать и сами революционеры. После расправы над относительно умеренными жирондистами, дошла очередь и до самих вождей якобинцев. Именно на волне массового террора и всеобщей подозрительности и страха и обрел свою недолгую, но прямо-таки демоническую власть Робеспьер, именем которого и поныне названа одна из набережных Невы. Кстати, почему-то именно та, что расположена напротив знаменитой тюрьмы «Кресты». При Робеспьере революционеров стали казнить списками. Обезглавили Дантона, организовавшего в самый критический для молодой республики момент оборону от внутреннего и внешнего врага, но, в тоже время, призвавшего смягчить террор. Вместе с ним был гильотинирован друг молодости Робеспьера, пламенный революционер и журналист Камилл Демулен, в 1789 году первым призвавший восставший народ на штурм Бастилии. Казнен по смехотворному обвинению в том, что когда-то во времена полуголодной молодости принял у кого то в дар простыню, прокурор Парижской Коммуны, защитник бедных и обездоленных людей, друг Фуше, Анаксагор Шомет. И так еще многие и многие настоящие революционеры.
- Свободу можно утвердить только срубя головы негодяев, - не уставал повторять Максимилиан Робеспьер. И впервые в истории человечества революция в таком количестве «пожирала своих детей». Великие идеалы свободы поначалу незаметно подменили уничтожением всех недовольных методами диктатуры, а то и просто случайных людей.
Одним из первых, поняв весь ужас того, что происходит во Франции, Жозеф Фуше, избранный к лету 1794 года председателем Якобинского клуба, в обстановке ужасающего своей бессмысленностью террора, с трибуны Конвента решительно выступил против Робеспьера. Вынужденно уйдя на время в подполье, он приступил к организации заговора, ставившего своей целью свержение кровавого диктатора и его ближайшего окружения. Уж не припомнили ли вы сейчас «Иудушку Троцкого», уважаемый читатель? Нет? Ну, так вспомните и спрячьте ледоруб! Здесь не Мексика и вы не Меркадер.
Фуше писал о Робеспьере:
- Завистливое злобное мстительное создание, которое не могло насытиться кровью своих коллег.
Неправда ли, как поразительно точно подходит эта характеристика к отцу народов Иосифу Виссарионовичу Сталину?! Так еще бы после этого советские партийные историки надлежащим образом не оценивали Жозефа Фуше! Ведь один якобинец отрыто называл другого «чудовищем и извергом»! Неловко как-то и даже совестно.
Как известно, по решению Конвента, Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон и их ближайшие сподвижники были арестованы и казнены. И отправили их на гильотину не какие-нибудь, там, реакционеры, а другие якобинцы. Казнь состоялась на той же самой площади Согласия, где до этого простились с жизнью король, королева, жирондисты, правые и левые якобинцы. А сколько казненных и вовсе не имели никакого отношения к политике? Как говорится «мертвые все равны», так что лучшего названия для этой площади и придумать невозможно. Просто класс!
Точка под якобинской диктатурой поставлена. Во Франции установился так называемый режим Директории. Будучи в 1799 году министром полиции, наш герой участвовал в организации другого заговора, теперь уже с целью свержения Директории и установления Консульства во главе с Наполеоном. Оставаясь во главе полицейского ведомства, Фуше полностью поддержал проводимую Первым Консулом политику национального примирения. Уже много позже Бонапарт скажет о тогдашнем министре полиции:
- Я вижу в Фуше целую революцию в образе человека. - И еще. - Он до сих пор продолжает оставаться живым знаменем для многих революционеров.
И действительно, пользуясь предоставленной занимаемым им постом властью, бывший левый якобинец по возможности старался беречь своих. По некоторым важнейшим политическим вопросам он не боялся резко противопоставлять свое мнение позиции Наполеона. Но тот, не прислушавшись к настойчивым предупреждениям Фуше о возможных ответных действиях со стороны европейских монархов, все же отдал приказ расстрелять последнего французского принца-герцога Энгиенского.

- Мне никогда не приходилось встречать в одном человеке столько глубокого понимания вместе с такими стальными нервами, - скажет о Фуше секретарь британского посольства в Париже Юбер.
Роскошные «петушиные» наряды «новых французов» да и их самих старый революционер презирал.
- Я знаю Фуше. Он был и остается якобинцем. Но это богатый якобинец, - подчеркивал Наполеон.
- Пойдите к нему (Наполеону, авт.) и скажите, что вот уже 25 лет я привык ложиться спать с головой на эшафоте. Мне известно его могущество, но я его не боюсь, - ответил как-то Фуше, прибывшему к нему с угрозами от императора, посыльному. Достойно, не правда ли?
И все-таки Наполеон, не смотря на столь независимый нрав этого человека, постоянно продолжал прибегать к его услугам.
- А не прибегнуть ли и нам? - подумалось однажды и мне. А будучи по совместительству еще и автором, я постараюсь доходчивее рассказать о том, что у меня из этого получится. И вообще, все эти «межвременные культпоходы» от нашего непоседливого друга Вити Кутанова, с некоторых пор стали меня интересовать. С чисто практической стороны, между прочим. Мне-то лично на всех их планируемые ежедневные омоложения Екатерины Второй и ее фрейлин, глубоко наплевать. Как бы и самого омолаживать лет через десять не пришлось! Но у меня появился свой интерес, и, кажется, именно Фуше мог бы мне в этом деле посодействовать.
- А вот бы мне самому с Наполеоном пообщаться! Уж я бы ему врезал всю правду-матку! Ну, какого черта, скажите, его в Россию понесло? Вот французы и получили в конце концов и Эльзас с Лотарингией, и Верденскую мясорубку и парад войск Вермахта на Елисейских полях. Когда Неман переходили, надо ж было и о будущем подумать. Нет, правда! Меня лично, порой, это упрямство Наполеона уже достает, но видит бог, я ему все выскажу! По крайней мере, попытаюсь. Мне ведь за это ничего не будет?!
А пока не будем мешать кучерам Фуше. Отыскать в незнакомом прифронтовом Дрездене дворец Марколини, где разместился император французов, это вам ни в «О, счастливчик» сто рублей или китайский фен в «Поле чудес» выиграть.
Но вот, - о чудо! - резиденция Бонапарта найдена. Он, естественно, прибывает в неплохом настроении после двух, только что одержанных над русско-прусской армией, побед. Оно могло бы быть и лучше, если бы ни нелепая гибель его близкого друга, старого товарища по оружию маршала Бесьера, командовавшего гвардейскими кавалеристами. Это уже второй его погибший маршал. А первым еще четыре года назад он потерял Ланна.
Император только что запечатал письмо к вдове Бесьера. Оно заканчивалось уверениями в том, что глубокая привязанность, которую испытывал он к погибшему маршалу, перейдет и на его детей.
В это время вошедший адъютант доложил, что только что прибыл месье Фуше и просит у императора его принять.
- Приглашайте! - приказал Наполеон. После формальных приветствий хозяин предложил бывшему министру вместе поужинать, а заодно и обсудить дела. Фуше, естественно, не возражал.
Официальная часть их разговора была недолгой. Наполеон начал с того, что сообщил о своем решении назначить Фуше губернатором Иллирийских провинций. Поздравив с назначением, император пожелал, чтобы новый губернатор выезжал в Лайбах (ныне Любляна, авт.) завтра же утром. По пути в столицу Иллирии ему так же надлежит заехать в Прагу и встретиться там со своим хорошим старым знакомым канцлером Австрии Меттернихом и провести с ним переговоры.
- Противоречия между участниками шестой коалиции сгладились лишь на первый взгляд. Присоединение к ним Австрии и столь желанная, как им кажется, уже близкая победа над Францией, лишь ускорит появление в Европе новой великой державы. Я говорю о Пруссии. Меттерних должен прекрасно понимать, что в первую очередь именно для Австрии, перспектива оказаться в тени этого нового государственного образования более чем реальна. Я полагаю, это и для вас очевидно? - спросил император, испытывающее глядя на Фуше.
Не дожидаясь ответа, Бонапарт также сообщил, что во время объявленного перемирия сам встретится с канцлером, однако он был бы очень заинтересован, чтобы блеснул своими дипломатическими способностями и Фуше. Ведь Австрия не зря предлагает себя в качестве посредника на мирных переговорах. Держа наготове в Чехии двухсоттысячную армию, Меттерних пытается побольше выторговать и у Франции, и у стран коалиции. Ни русский царь, ни король Пруссии сейчас и не помышляют о полном разгроме Франции. Речь на переговорах пойдет лишь о возвращении Империи в ее бывшие естественные границы. Только вот сами союзники уже плохо скрывают желание урвать себе кусок пожирнее. Эти освободители себя еще покажут! Австрийцы открыто заявляют о своих претензиях на Иллирийские провинции и Итальянское королевство.
Чувствуете, какая сейчас интрига закручивается? Это же ваша стихия, Фуше! Такой опытный человек, как вы, в Праге будет себя чувствовать как рыба в воде. Особенно после наших последних побед, - с энтузиазмом говорил Наполеон.
- Напомните там при удобном случае, что этот выскочка и изменник, шведский кронпринц Бернадот, этот якобы либерал и противник деспотизма, облизывающийся при одном упоминании о Дании и Норвегии, перед тем, как дослужился до военного министра Директории, маршала и командира корпуса в моей армии, был все лишь старшим сержантом, а жена его и вовсе дочь мыловара. Я этого мерзавца вовремя раскусил и из армии выгнал за дело. Пустой человек, а амбиции королевские! Ну да ладно. Захотелось шведам избрать себе кронпринцем изменника, воля их. Извольте!  Но ваш старый знакомый Меттерних пусть не забывает: «Предавший однажды, предаст и в следующий раз». Надо лишь больше предложить. А что, если Бернадота опять перекупят? Плакали тогда английские денежки!
Фуше молча слушал императора и не очень-то ему верил. Холодные серые глаза Наполеона не выражали ни малейшей обеспокоенности. Французы, Великая армия, наполеоновские маршалы мечтали о мире, но император продолжал играть «ва-банк». Маршал Макдональд, шотландец по национальности, очень разумно предлагал эвакуировать разбросанные по городам Европы гарнизоны, и, отойдя к границам Франции, объединить их в мощный кулак.
- Сейчас нам дорог каждый солдат, и так, сконцентрировав вместе все наши силы, мы разобьем любого врага. Да они и сунуться к нам не посмеют! - доказывал императору всегда независимый в своих суждениях, а потому и не слывший фаворитом, маршал. - Тем более, что это его же, Наполеона, излюбленная стратегия, собрав все силы в каком то одном месте, наносить противнику смертельный удар. Второй десяток лет вся Европа содрогалась от этих ударов. Великая армия, собранная в такой таран, сметет на своем пути все. Но сейчас, для того чтобы вернуть армии былую мощь, нам надо собрать все, стоящие по всей Европе без дела, силы вместе, - настойчиво убеждал Наполеона уже более двадцати лет воюющий за Францию шотландец.
Император понимал, что маршал Макдональд абсолютно прав. Да и, прямо скажем, у всех наполеоновских маршалов был первоклассный учитель. Дружеские, лишенные высокомерия, отношения между командирами и их подчиненными в Великой армии были в порядке вещей. Это не просто сплачивало и укрепляло армейское братство, но и позволяло младшим по званию предлагать своим командирам порой очень смелые и оригинальные решения. Такого в армиях других государств не было, да и неизвестно, когда еще будет. Англичанин Веллингтон, например, не стесняясь, называл своих солдат сволочами и канальями. А о каком братстве могла идти речь в России, где еще почти полвека один человек оставался собственностью другого?
Но сейчас Наполеон не слушал посторонних советов, да и вообще мира в Европе он не искал.
- Еще одна выигранная битва и союзники вновь, как уже бывало неоднократно и раньше, разбегутся по своим норам. Но мирные переговоры все равно нужны. Это даст нам дополнительное моральное превосходство, а кто был прав, докажут пушки.
На этот раз Наполеон ошибался. Его очередная победа 27 августа 1813 года над австро-русской армией при Дрездене и стремительное отступление побежденных, ровным счетом ничего не изменили. Все победы Наполеона свелись на нет поражениями корпусов его маршалов, и отныне полководцы войск коалиции решили ни при каких обстоятельствах по отдельности в сражение с армией самого императора Франции не вступать. Его по-прежнему боялись. В столкновениях же с именитыми наполеоновскими маршалами, удача теперь гораздо чаще была на стороне войск коалиции.
Фуше не питал иллюзий по поводу своего нового назначения. Это была почетная ссылка, не более того. И все же император о нем не забывал, и это, как говорится, радовало. Какими бы разными людьми они не были, но тем не менее, не взирая на ранее нанесенные ему императором незаслуженные обиды, бывший министр полиции довольно болезненно переживал свою не востребованность и теперь рад был новой возможности энергично включиться в работу.
Только что назначенный губернатор Иллирии, этой искусственно созданной Наполеоном территории на берегах Адриатики, направлялся в Лайбах. Ничего хорошего от своей будущей двухдневной остановки в Праге он не ожидал. Нынешний канцлер Австрии Меттерних совсем уже не тот человек, которого Наполеон когда-то в недопустимо резкой форме приказал выставить из Франции. Правда тогда и дочь австрийского императора Мария Луиза еще не была женой Бонапарта, а их сыну, маленькому королю Римскому, мама не рассказывала о его дедушке Франце Первом. По сути говоря, если серьезно разобраться, во имя чего вновь собирается воевать австрийская армия? Неужели только для того, чтобы сбросить с престола Франции дочь австрийского же императора и ее мужа? Лишить великого будущего их сына, продолжателя новой династии, и все только для того, что бы вновь усадить на трон Бурбонов или Бернадота, как хотелось бы русскому царю Александру?
Это было единственным серьезным аргументом против вхождения Австрии в шестую коалицию, и на скоротечных переговорах в Праге Фуше его использовал. Также не забыл он по просьбе императора напомнить Меттерниху, что как то не вполне пристало царю России, королю Пруссии и императору Австрии сидеть, как с ровней за одним столом с их новым союзником Жаном Батистом Бернадотом, пусть даже и наделенным всей полнотой регентской власти в Швеции, но по натуре своей, да, пожалуй, и по воспитанию так и оставшимся старшим сержантом французской армии.
По поводу Бернадота, канцлер Австрии напомнил Фуше, что это избранный монарх. Ведь избрали же некогда французы на своем плебисците пожизненным Первым консулом корсиканца, который всего лишь несколько лет назад и по-французски то с трудом объяснялся. Ну а что касается судьбы Марии-Луизы и ее сына короля Римского, то канцлеру не составит труда напомнить господину Фуше, что Австрия настаивает лишь на возращении Франции в ее естественные границы. Потенциальные союзники Австрийской империи, по просьбе которых посредническую миссию на переговорах с Наполеоном и взялся выполнять канцлер, также желают мира и вовсе не собираются посягать на французский престол. Право французов, самим решать, кому быть главой их государства, не ставится союзниками под сомнение. Так что сейчас дело за Наполеоном. Требования коалиции более чем умеренные, а так, мира хотят все.
Фуше понимал, что Австрия уже приняла решение. Наполеон свою позицию также не изменит. Продолжать переговоры дальше не имело смысла. Перемирие заканчивалось, а впереди, по словам русского агента, всех их, независимо от принадлежности к тому или иному лагерю, ожидало еще больше восьми месяцев ожесточенной кровопролитной войны, а затем эти совершенно немыслимые «Сто дней», окончательно поверить в которые не хватало мужества даже у такого человека, как Фуше. Еще бы! Отвернуться от императора, дать присягу Людовику XVIII и вновь стать министром наполеоновской полиции! И что потом? Как после окончательного разгрома Бонапарта вновь идти на поклон к Бурбонам?! Согласитесь, это уже слишком! Успокаивало, да и то слабо, одно, - тот же самый путь, по поразительному рассказу русского, суждено будет пройти очень многим выдающимся людям Франции. А пока их императора не могло остановить ничто. Но прославленные наполеоновские маршалы - солдаты все же другой пробы, и они все более открыто задумывались о своей судьбе. Что-то всех их ждет в будущем?
В последний месяц существования своей поистине великой империи, Наполеон не будет биться в истерике, как, казалось бы, можно было того ожидать. Достойный сын своей страны, величайший в истории воин, с оставшимися у него 50, 40, 30 тысячами верных ему восемнадцатилетних мальчишек, дерущимися бок о бок с остатками Гвардии, опять будет бить, бить и снова бить по частям, стоящую уже у порога Парижа пятисоттысячную армию союзников, повергая в шок и величайшую растерянность всю Европу! А всего за несколько дней до окончательной катастрофы, его гордые, теперь уже вчерашние, мальчишки проведут по улицам Парижа тысячи плененных ими союзников, а затем бросят к ногам восхищенного народа захваченные в бою вражеские знамена.
Однако новые парижские буржуа, это уже не санкюлоты 1793-94 годов, которым нечего было терять, кроме обретенной недавно свободы. Столичные жители окажутся очень далекими от желания разделить участь, превративших свои дома в пепелища, жителей Москвы. Все прошедшие годы император Франции сам же и воспитывал в них уважение к собственности, принимал охраняющие ее законы. И вот уже парижане, те самые, что четверть века назад с одними старыми мушкетами и булыжниками в руках смели и королевских швейцарцев, и их пушки, да и саму Бастилию; парижане, среди которых еще оставалось достаточно много цареубийц времен революции, выйдут на улицы города с криками «Да здравствует король!» И это общее помешательство во многом все и предопределит. Ну, скажите, кто мог бы себе представить такое, чтобы прославленные бесстрашные маршалы тоже оставили их императора и, мало того, перешли на сторону врага, уведя с собой молившихся на них солдат. Предательство будет настолько массовым, что Наполеон, по требованию своих же маршалов, все же вынужден будет подписать отречение.
Обо всем этом сейчас, в июле 1813 года, Жозеф Фуше уже знал. Когда доставленный к нему русский доказывал, что Наполеона остановят ни император Александр, ни Блюхер и Веллингтон или еще кто-нибудь, а сами французы, Фуше долго будет отказываться в это поверить. То, что Бонапарта, в конце концов, все же разобьют, бывший шеф его полиции без труда мог бы догадаться и сам. Нельзя воевать со всей Европой одновременно! В этом был главный просчет Наполеона. И все же то, что продемонстрировал он всему миру во время французской компании в конце зимы - начале весны 1814 года, способно поразить любое воображение. В то, что император, по прежнему оставаясь во главе небольшой, но яростно сражающейся армии, раз за разом, совершенно непостижимым образом, громящей многократно превосходящего ее по численности противника, по чьему бы то ни было требованию отречется от власти и капитулирует, Фуше так до конца и не поверил. В страшное смущение поверг его русский лазутчик. Слушая его сомнительный английский, Фуше от волнения не мог вымолвить ни слова. Более чем скромное знание этого языка, и связанная с этим напряженная мимика на лице рассказчика, придавали его повествованию еще большую искренность и драматизм.
Но еще в Дрездене совсем доконал бывшего якобинца сам Наполеон. Не удивительно, что Фуше ни кому потом не рассказывал об этом эпизоде.
Уже простившись с новым губернатором Иллирии, император внезапно пошлет за ним адъютанта и попросит вернуться. При других обстоятельствах столь доверительный разговор не мог бы состояться никогда.
- Фуше! Я не хочу, чтобы между нами осталась какая-либо недоговоренность, - шагнув навстречу бывшему революционеру, а затем главе политического сыска, сразу же заговорил Бонапарт. - Как император Франции, я не могу не знать, что вы по-прежнему оплачиваете свою агентуру. Не сомневаюсь я и в том, что не происходит или не готовится в нашей империи ни одного хотя бы мало-мальски достойного внимания события, о котором вы бы не знали. Только не надо мне возражать, герцог Отрантский! Давайте уж будем говорить начистоту. Я также даю вам слово, что откровенно отвечу на любой ваш вопрос, но и вы будьте со мной откровенны. Поверьте, это не случайная моя прихоть. Что бы в империи, да и между нами не происходило, мы все равно оставались стоять по одну сторону баррикад и давайте постараемся как можно дольше этого не менять. Объяснимся прямо. Если вам угодно, как бывшие защитники возвысившей нас революции. Ситуация, как вы понимаете, уж больно необычная.
- Меня очень беспокоит будущее моего сына, короля Римского. Дело в том, что... Короче! Фуше! Что вы думаете об этих русских шпионах? Вы не могли не знать об их существовании! А если знали, то наверняка тоже с ними общались. Я хочу знать, не говорили ли они вам, что ожидает мою семью, да и вообще нашу династию?
Фуше не был готов к задушевному разговору с императором. Тем не менее, ответил он не задумываясь:
- Вы правы, ваше величество. И хоть я, действительно, по прежнему нахожусь в лагере тех, кто всегда готов приветствовать вас возгласами «Да здравствует император!», будущее ваше достаточно печально. Да надо сказать, что и мое далеко не блестящее. Видел я одного из этих русских. Говорил с ним. Он сообщил мне, что с подобной же миссией разными путями во Францию пытаются пробраться еще более десяти человек. Незадолго до вашего отъезда в действующую армию, мои люди задержали одного русского и, согласно данным им инструкциям, доставили шпиона в условленное место, где мы и смогли не торопясь о многом поговорить. Сначала объяснялись через переводчика, но затем русский предложил попробовать использовать для разговора довольно сносно понимаемый мной английский, причем продолжать беседу согласился исключительно тет-а-тет. Так что кроме меня, то, что я вам сейчас скажу, никто из французов не знает. Вы спрашивали меня, не знаю ли я, как сложится судьба вашей семьи? Пока, со слов русского, я могу передать лишь то, что в апреле будущего года ваша жена с наследником, опасаясь казаков, покинут Париж и направятся в Фонтенбло. Сир! Мне тяжело вам об этом говорить, но, опять же по словам русского, после зимы четырнадцатого года вы их больше не увидите. Мы же с вами умрем в изгнании, но отнюдь не в забвении. Задумайтесь, сир! Пройдут годы, улягутся страсти, время все расставит на свои места. Одно могу вам сказать точно: - Мы не будем прокляты нашими потомками, а что касается вас, император, то с годами ваша личность будет становиться для них все более и более притягательной. Вам забудут и простят моря крови, пролитые на бесчисленных полях сражений. Подлинные слава и величие, обретенные вами и французской армией, не сотрутся в их памяти никогда!
- И еще, сир! Я знаю, с какой целью ищут встречи с вами эти русские. Думаю, они действительно посланы к нам из будущего. А вот в том, что их предложения для вас абсолютно неприемлемы, не сомневаюсь. Ясно, что какие бы золотые горы они вам там у себя не предлагали, славу свою вы сможете достойно пронести до конца только здесь. Пусть даже смерть в изгнании! Ну, а прислушиваться к их рассказам нам, конечно же, следует. Может быть, это позволит вам в конце пути избежать каких-нибудь досадных промахов. Я тоже хотел бы кое-что в своей жизни изменить.
Вы интересовались судьбой вашей династии? Так вот, сир! Я осмелюсь вам посоветовать повнимательней присмотреться к членам вашей семьи. Они одними из первых нанесут вам удар в спину. Да, да! Предадут вас прежде всего те, кого вы возвысили не по заслугам, - ваши родственники. Пытаясь хоть как-то удержаться на плаву, они первыми вступят в тайные переговоры с противником. Талейрана я не считаю.
- Так что же нам теперь предпринять, дорогой Жозеф? - неожиданно мягко и по-человечески просто спросил император французов. - Нет, пожалуй я спрошу по-другому:
- Что бы вы стали теперь делать, оказавшись на моем месте?
- Император! Чтобы оказаться на вашем месте, мне нужно было бы родиться угрюмым свободолюбивым корсиканцем Наполеоном Буонапарте, а я ни таков. Многие тогда, как и мы с вами, зачитывались Руссо, многие шли в революцию. А знаете, ведь я иногда завидую вам! Мы жили в одно время, но вы, в отличие от меня, не вкусили в 93-м всей тогдашней кровавой вакханалии. Робеспьер преподал нам хороший урок! Вот тогда я и стал по-другому относиться к цене человеческой жизни. Вы же сию школу миновали. Это и хорошо, и плохо. Но вы такой, какой есть и ничего тут не изменишь.
Фуше замолчал и задумался. Затем, глядя прямо в глаза своему великому собеседнику, он продолжил:
- Враги Франции воюют ни с вашей армией, а лично с вами. Не разгромив вас окончательно, они не успокоятся. Все эти мирные договоры и перемирия для них ничего не значат. Их величие - пустой миф, пока их троны в любой момент могут придти и занять ваши ставленники. Как прикажете им себя вести, когда живут и здравствуют возвеличенные вами короли Неаполитанские, князья Московские, герцоги Гамбургские. Ваш покорный слуга и сам из того же списка. Я знаю ваше нынешнее пренебрежительное отношение к бывшим революционерам. И вообще, как мне кажется, я неплохо вас изучил, и тем не менее, после разговора с этим шпионом лишь укрепился в своем убеждении:
- Коалиция по-прежнему воюет с революцией. Мне рассказали, что в Лайбахе, куда я завтра отправляюсь, когда все уже закончится, состоится один из конгрессов стран - победителей. А подпишут они там очередной договор, обязывающий их вести в будущем совместную борьбу с любым революционным или освободительным движением. Таковы нынешние освободители Европы. Таков их «Священный союз». Так что же нам теперь встать перед ними на колени? Пока вы император, мира все равно не будет. Они вас боятся, и процарствовать всю жизнь в страхе не захотят. Боритесь! Бейтесь до конца, император! Только берегите по возможности наших мальчишек. В будущих революциях они еще скажут свое слово. Именно будущее поколение и сумеет вновь воздать вам должное. Французы всегда будут гордиться вами. Сейчас же они просто устали, но это быстро пройдет.
Император поднялся с кресла и, по-прежнему молча, подошел к окну. Перед дворцом царила совершенно другая, далекая от политики и тягостных дум, жизнь. Солдаты в очередной раз сделали свое дело, и Великая армия обустраивалась в, уже и не припомнить, какой по счету, на этот раз саксонской, столице. В данном случае, это можно было считать освобождением, ибо несколько месяцев назад король Саксонии, верный союзник Наполеона, бежал от наступающих русско-прусских войск. Это может показаться странным, но именно этот человек, считавший императора Франции своим другом, в отличие от гораздо более близких ему людей, не изменит их дружбе вплоть до самого отречения и, последовавшей за ним, ссылки на Эльбу.
Позади остались Неаполь, Каир, Рим, Вена, Берлин, Варшава, Лиссабон, Мадрид и, наконец, Москва. Так неужели при таком внушительном багаже, все, действительно, так плохо? Ведь, по сравнению с задыхавшейся в кольце врагов в годы революции, республикой, нынешнее положение дел уж никак нельзя считать отчаянным. Всего то и требуется решительным ударом отколоть от коалиции одну - две державы, а остальные, как уже и бывало, причем не раз, сами разбегутся. Так что достаточно веские основания для оптимизма летом 1813 года у Наполеона, действительно были. Требовалось лишь собрать распыленные силы и тогда... Как их собрать?!
Задернув штору, он резко повернулся к Фуше. Сейчас в глазах императора его собеседник вновь увидел железное спокойствие и бесконечную уверенность в своих силах. Только теперь в них читалось еще и презрение, причем ни столько к самому Фуше, сколько к чужой и собственной минутной слабости.
- Я вас больше не задерживаю. Как вам и приказано, выезжайте завтра же утром. Вам сообщат, когда я вновь разобью их, - сухо сказал император. - Прощайте, Фуше и читайте газеты!
И вот сейчас, двигаясь уже по территории, подчиненных ему указом императора, Иллирийских провинций, новый губернатор вновь и вновь дословно вспоминал весь их последний разговор. Место возникшего внезапно, скорее все-таки кажущегося, взаимопонимания, вновь заняла непробиваемая стена отчужденности, подкрепленная, к тому же, тяжестью от сознания неизбежности близкого конца.
- Как же все-таки несчастен человек, знающий наперед о себе все и не имеющий возможности хоть что-либо, в предначертанном ему судьбой, изменить! - с горечью думал Жозеф Фуше, человек со стальными нервами. - Если бы все¬-таки можно было хоть что-то поправить, хотя бы совсем немного изменить, скольких ненужных жертв и потерь это позволило бы избежать! Или вообще все начать с начала?! А вдруг русские и это могут?! Это затмило бы любые аргументы королей. Тот, кто сможет дать людям новую жизнь, будет обладать абсолютной, безграничной властью. Он стал бы могущественней всех правителей мира, - с ужасом представил себе бывший революционер. Впрочем, бывший ли? Ведь, по словам Талейрана, «он (Фуше) всегда был и навсегда останется человеком революции», а начни он жизнь заново, стал бы им снова.


Глава XV

В ОВАЛЬНОМ КАБИНЕТЕ

5 октября 2001 года в овальном кабинете Белого дома состоялось совещание, последствия которого, видимо, уже достаточно скоро, найдут отражение в нашем повествовании. Для автора это лишь вопрос времени, ибо небезызвестное ружье именно в тот день было заряжено.
Для начала, несколько слов о самом кабинете. Даже не представляю, у кого хватило воображения увидеть в абсолютно прямоугольном помещении этот самый знаменитый эллипс. Ну, не из-за кресел же, расставленных по углам? А может, это из-за формы стола, но ведь он, наоборот, совсем круглый?
За столом сидели пять человек. Начнем с президента Соединенных Штатов Америки, сорока восьмилетнего Роберта Макмерфи. «Наш Бобби - отличный парень», - характеризуют его простые американцы, и, наверное, так оно и есть. Особенно подскочил его рейтинг после недавних событий в Нью-Йорке и Вашингтоне, когда он занял непримиримую позицию по отношению к расползающемуся всемирному терроризму. По правую руку от него расположилась Ребекка Джонстоун, госсекретарь США. В большую политику эта темнокожая американка пришла совсем недавно, благодаря активному участию в феминистском движении «Женщины и не только». Слева от президента возвышался над всеми председатель Объединенного комитета начальников штабов адмирал Билл Палмер, здоровенный темнокожий гигант, ростом 2 метра 10 сантиметров. Ему в тот год принадлежал рекорд в росте среди всех прочих государственных деятелей, занимавших аналогичные должности, что и было отмечено в Книге Гинесса.
Напротив президента сидели министр обороны Тэд Лоуренс и директор ЦРУ Том Патерсон. Вот, вроде, и все. Присутствующий обычно на таких совещаниях помощник президента по национальной безопасности Наум Василенко в данный момент находился со специальной миссией на Ближнем Востоке. Там с лидерами некоторых арабских государств и Израиля обсуждался важнейший вопрос о ситуации, сложившейся в мире после последних терактов в Нью-Йорке. Но сегодняшнюю встречу решено было посвятить совсем другой проблеме.
- Прежде всего, я хотел бы напомнить вам, что ровно 188 лет назад 5 октября 1813 года наши доблестные войска разгромили на реке Темзе, Канада, англичан. В том бою погиб тогдашний союзник Англии, вождь индейцев шони отважный Текумзе. Предлагаю почтить его память минутой молчания. Прошу всех встать! Пять секунд, господа! - и, взглянув на часы, президент встал.
Он уже садился, когда Билл Палмер наконец-то поднялся во весь рост.
- Так! А теперь переходим к главному. Ребекка, видимо, не в курсе, так что изложу краткую предысторию вопроса.
- Более двух лет назад мне позвонил президент Эстонской республики господин Терве Мерве и сообщил о неких, по его мнению, подозрительных экспериментах русских на пограничном с Эстонией Чудском озере. Тем, кто не знает, объясняю, что это довольно большой внутренний водоем, соизмеримый по размерам, скажем, с озером Эри, милях в ста пятидесяти от Санкт-Петербурга. Граница там проходит посередине озера, примерно, как у нас с Канадой.
Мы дали в Москву запрос, но лично президент Рельсын заверил меня, что никаких передвижений по линии министерства обороны в том районе не происходило. Однако эстонский президент, через своего представителя в Брюсселе, передал нам вот эти поразительные фотоснимки. Они сделаны с патрульного вертолета с высоты..., в общем, с малой высоты. Посмотрите их внимательней. Снимки подлинные.
Президент положил на стол более двадцати увеличенных фотографий, разложенных в определенном порядке.
Сначала на фоне, расходящихся кругами под вертолетом, волн был снят совершенно голый песчаный остров. В верхнем углу белым фломастером была поставлена дата - 22 июля 1999 года. 12 часов дня.
Следующие снимки разительно отличались от первого. Остров, снятый примерно в том же ракурсе, был битком забит какими-то всадниками, а дата - 25 июля 1999 года, подсказывала, что прошло всего три дня. Следующая дата - 26 июля. Здесь уже снимали с более близкого расстояния. На увеличенных фотографиях отчетливо просматривались азиатские черты лиц всадников, стреляющих из своих небольших луков по вертолету. Перекошенные от злобы лица воинов в украшенных мехом шапках, а то и в бронзовых шлемах, производили жуткое впечатление.
- Упаси меня Бог таким попасться! В Бога я верую! - тихо прошептала миссис Джонстоун.
Береговая линия из-за страшной скученности этих, словно с неба свалившихся, басурманов, вообще не просматривалась, и от этого казалось, что дикое это войско стоит прямо на воде.
Собравшиеся в «овальном» кабинете руководители передавали снимки из рук в руки и не спеша молча рассматривали их, ожидая, как же прокомментирует все это сам президент.
- Вот и последний. На нем вы видите, что монголы, а это, по заключению наших экспертов, именно они, содрав шкуры с коней, сооружают лодки и направляются на них в сторону эстонского берега. Почти все утонули, но шестерых пограничный катер все же успел взять на борт. Повторяю, достоверность представленных вам снимков не вызывает сомнений. - Президент собрал фотографии и убрал их в папку.
- Пошли дальше. Два года назад, когда я приказал шефу ЦРУ разобраться во всем этом, сам факт наличия этих снимков был мною намеренно скрыт. Мне хотелось, чтобы разведка провела свое расследование, не будучи, если можно так сказать, сориентированной в определенном направлении. Незначительное изменение орбиты одного из наших спутников дало весьма существенный результат. Это привело к запуску нашего нового проекта «Кассандра».
Президент достал из папки еще три фото.
- Обратите внимание на небольшие темные полосы на всех трех снимках. Они строго параллельны друг другу. Том, покажите нам последние снимки и прокомментируйте их.
Патерсон развернул на столе карту. На северо-западе России вы видите Чудское озеро, - начал он. - Здесь Белое море, а это уже Сибирь и озеро Байкал.
Директор ЦРУ разложил на карте еще три снимка и продолжил:
- Здесь, как и на трех предыдущих, отчетливо видны прямые темные линии, ведущие от перечисленных водоемов строго на запад. За прошедшие два года они стали во много раз длинней. Как вы понимаете, это ни что иное как, следы в атмосфере от русских перебросок. Надо признаться, мы не ожидали от России такой прыти, но на снимках прекрасно видно, что они уже освоили переброски и на расстояние тоже. Заметили это явление они, скорее всего, случайно. Ну, как и мы. Однако факт остается фактом: механизм перемещения по параллели для них больше не секрет. Программу по их встрече на восточном побережье форсировать нет смысла. Наш человек сообщил из Москвы, что в экспериментах по переброске кораблей флота русские пошли по ошибочному пути, но это, видимо, продлится недолго. Рано или поздно они сообразят, что проще и надежней перемещать отдельные детали и узлы военной техники, а собирать их уже на месте. В противном случае, корабль, как боевая единица, при переброске выводится из строя. И, как следствие этого, они поймут, что делать ставку на атомные субмарины бессмысленно и к тому же очень опасно. Даже самые прочные материалы из-за разницы в их плотности, а, следовательно, и скорости перемещения, не выдерживают и разрушаются, угрожая радиоактивным заражением половине Европы. Благодаря нашему человеку удалось узнать также, что лица, участвовавшие в первых перебросках, ныне там выведены из игры, хотя сами они так не думают. Попытки русских заполучить себе Наполеона будут продолжены, но к успеху, скорее всего, не приведут. И вот сейчас, внимание!
- Анализируя последние шаги, предпринятые некоторыми бывшими участниками русской программы, мои люди пришли к неожиданному выводу. Мы считаем, что один из случайных участников событий двухгодичной давности, поняв, что это не слишком сложно, задумал перенести Наполеона с острова Святой Елены, где тот провел последние годы жизни, в Соединенные Штаты.
- И как же вы пришли к такому выводу? - удивилась госсекретарь Джонстоун.
- Очень просто! Один из, включенных в круг интересующих нас лиц, русских, часто посещает серьезную библиотеку, и на основании затребованных им материалов было не трудно разгадать его планы. По крайней мере, очевидно, что даже пытаться предложить бывшему императору какой-либо пост в России он не собирается. Это вполне совпадает с нашими планами, так что мешать осуществлению его замыслов нет резона. Любопытно также, что группа лиц, отсеянных из русской программы, вполне может попытаться осуществить первоначальные планы самостоятельно, прибегнув, правда, к помощи своих довольно влиятельных знакомых. Как это у русских говорится, «по блату». Настроения такие среди них витают.
- Прошу прощения, что перебиваю, но тогда у меня сразу возникает вопрос к президенту. - Тэд Лоуренс, в прошлом профессор Массачусетского Технологического института, а ныне министр обороны, достал из дипломата Конституцию США 1789 года и показал ее присутствующим.
- 10 поправок 1791 года - «Билль о правах», вполне гарантируют гражданам США все необходимые демократические свободы. Война с Англией закончилась в 1814 году, так зачем же нам сосланный в 1815 году на какой-то там остров Наполеон? Может, с лекциями перед студентами и пенсионерами выступать? Объясните, Боб!
Президент широко улыбнулся.
- Даже если бы только с лекциями, но дело не в этом. Для начала, мы бы его, как следует, подлечили. Современники полагают, что Наполеон умер от рака желудка, или же был отравлен, но, вмешавшись лет за пять до его кончины, мы, скорее всего, смогли бы ему помочь. Мы ему, а он нам. Представьте себе Америку первой четверти XIX века. Рабство! Жизнью одного человека распоряжается другой. Это же наш вечный несмываемый позор! Но было там и еще кое-что. Федералисты Юга очень сильны, и, как следствие, избирается президент Смит. Подавляющее большинство тогдашних афро-американцев так и не доживут до своего освобождения. И это в Соединенных Штатах Америки, самой демократической стране в мире! Что же скажут об Америке на Страшном суде? Даже в России, «тюрьме народов», как они сами себя называли, и то уже не было абсолютного рабства! В Голливуде нынче модно отдавать исторические долги. Все сценарии словно одними должниками пишутся, причем прямо в долговой яме. Так почему бы нам не скинуть с себя этот позор, не дожидаясь Линкольна? А у Бонни большой опыт в подавлении правых мятежей. Вот и помог бы нам! Уж если, глядя объективно, Гражданской войны Америке все равно не избежать, то и начали, и закончили бы ее на сорок лет раньше. Какой бы это вызвало экономический подъем! Правда, генерал Ли остался бы без памятника, зато, может, итальянцы Сакко и Ванцетти да Мартин Лютер Кинг подольше бы прожили. Ку-клукс-клан, я думаю, темнокожие американцы и без помощи правительства живьем закопают.
Есть и другое, господа. Наполеон ведь наш союзник! И вообще, не стоит забывать, что статую Свободы Америке ведь Франция подарила! Да, война с Британией к тому времени уже закончилась. Ну и что из этого? Нам все равно не стоит друзей в беде бросать. Тем более таких, как Наполеон, которому мы вполне можем помочь. Текумзе мы потеряли, так поборемся хотя бы за жизнь Бонапарта!
Тут уже не удержался адмирал Палмер:
- Отлично сказано, Боб! Честно говоря, не ожидал от вас! И откуда вы столько всего знаете? Ведь с Англо-Американской войны прошло уже столько лет, а вы еще о разных штуках помните. И вообще столько тут всякого наговорили. Я-то думал, мы с япошками воевали. У них с англичанами кружки на самолетах похожие. Вьетнамцы, что ли, Перл-Харбор разбомбили? Больше вроде бы и некому. А вообще, Боб, мало ли, на выборах не повезет, давайте к нам на флот. Нам головастые парни нужны! А что касается русских субмарин, то встречу мы организуем. Все будет как в плэй-оф 96-го года, причем на этот раз коктейли с меня! Помните тогда на 26-й минуте проход по левому краю?

Помнит! Президент США обо всем помнит. Только и мы о них не должны забывать. А песни наши тоже о многом напоминают. С вашего разрешения, я спою:
Мы мирные люди,
Но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!

(Взгляды автора не всегда совпадают с отдельными, взятыми вне контекста этой книги, высказываниями. Даже, если они принадлежат самому автору).


Глава XVI

МЕЛЬНИК

Почти каждый из нас хотя бы раз в жизни испытывал на себе завораживающую силу огня. И неважно, будь это походный костер или потрескивающие в печи дрова. Языки пламени жадно облизывают быстро темнеющие свежие полешки, притягивая своим уютным теплом наш взгляд и долго не отпуская его потом. Красные, с синими проблесками, они как бы останавливают его внутри себя, причем непременно в самом раскаленном месте. В такие минуты время, действительно, как бы замирает. Попытаться рассмотреть, что там, на другой стороне пламени может и можно, но надо ли? Центр вселенной сейчас в тебе самом. Теперь представьте себе то же самое, только в полной тишине в четыре часа ночи. Звон в ушах от этой тишины лишь на мгновения прерывается слабым потрескиванием догорающих дров.
Друзья мои давно уже спят, а я как обычно до утра занимаюсь сушкой собранных накануне грибов. Часа через три уже вставать, а мне еще и ложиться рано. Осталось полчасика. Кто-то всегда должен следить за, пропитавшими весь дом густым, почти осязаемым запахом, грибами, а иначе они наверняка сгорят. Жалко! Но этот кто-то, всегда я. Это уже, как почетная обязанность.
Утром идем на рыбалку, и поведу я друзей километра за три по самым что ненаесть, живописнейшим местам и нехоженым неделями тропам. Пока же на догорающих в печке углях все еще появляются синие язычки пламени, а значит на покой еще рано. Спать мне часа два, не больше. Зато не угорим.
Осенний рассвет еще не скоро. Октябрьским утром в лесу не очень-то уютно, и все же мысленно я уже в пути. Представляю, как поеживаясь от холода, мы идем по лесной дорожке в направлении реки. Зарастающая колея еле заметно спускается к пожне. Плавный спуск здесь растянулся аж на полкилометра.
Непуганых городских жителей до детского визга удивляют растущие по краям и даже прямо посередине дорожки здоровенные, уже успевшие состариться, белые и подосиновики. К общему возмущению, я сбиваю их ногами, призывая приятелей не отвлекаться на эти переростки. Конечно же, у ребят создается впечатление, что грибы тут вообще не собирают, хотя это и не так. Просто местные жители, выбираясь иногда за грибами, все-таки сворачивают с дороги в лес, ну а машины по этим бесчисленным лесным дорогам проезжают раза два в год, да и то в основном зимой, когда растет спрос на дрова.
А вот и знаменитое место. Ну, то, что слева от дороги под тремя раскинувшими огромные лапы елями. Здесь мы точно не удержимся и, побросав на землю снасти, надергаем за пять минут, как минимум, штук тридцать шикарных ярко-оранжевых подосиновиков. Они в этом месте почему-то всегда именно такого цвета. Сложим их, по моему полезному совету, в кучку, прикроем уже пожелтевшими ветками папоротника, и, оглядываясь на это маленькое чудо природы, пойдем дальше. Правда Жора и Толя Скворцов, наверняка, как и в прошлые приезды, уползут на коленях по мокрому мху под елки, выкапывать незамеченную нами красноголовую мелочь. Ничего! Общими усилиями как-нибудь приведем их в чувство и вперед. Грибы от нас никуда не денутся, а сейчас мы идем на рыбалку.
А вот, пожалуй, и самое крутое место. Таких поразительных природных образований в нашей, в общем-то, равнинной местности, мне встречать не доводилось. Дорога здесь в какой-то сотне метров от реки неожиданно резко поднимается в гору и сворачивает направо. Шум воды уже слышен, но реки не видно. Прямо перед нами лес, причем редкий и хорошо просматриваемый, и все же, перекатывающаяся через камни вода, шумит уже совсем рядом. Такое впечатление, что прямо у наших ног!
Еще несколько десятков шагов и дорога выводит нас на вершину практически вертикального обрыва, высотой метров сорок, не меньше. Дорога идет всего лишь в полутора метрах от летального исхода. От такого свежего ощущения дрожат ноги, и кружится голова, но все же, вся наша братия полу-ползком преодолевает эти полтора метра. Этакий массовый героизм. И вот перед нашими глазами предстает почти бездонная пропасть, а на дне ее действительно несущаяся через валуны вода и длинный-длинный след от уносимой течением пены. Зрелище это впечатляет всех, и вот уже у пораженных приятелей почти срывается с губ один и тот же вопрос:
- Почему машины вместе с дорогой не обваливаются вниз?!
Ответа нет. Удивительный обрыв, похоже, весь сложен из красной глины, и этот контраст с пожелтевшими березами подчеркивает поразительную красоту прямо-таки фантастической природной загадки. Как объяснить, что за сотни, даже тысячи лет, ураганы и ливни, смывающие щебенку вместе с дорогами, почему-то не могут справиться с этим обрывом? Прямо-таки скала какая-то, только не из гранита.
Бурлящая темная вода, оранжевая стена, высотой с половину Исаакия, да, венчающие ее, отливающие золотом в лучах утреннего солнца, мокрые от росы березы и масса оставшихся без ответа вопросов. Такая вот картина. Рерих плюс Рокуэл Кент минус горы. Теперь представляете?
Поеживаясь от утреннего холода, как-никак октябрь, вся наша, начинающая промокать, компания, еще какое-то время поерзает, лежа на серебрящейся дымчатой траве, вытягивая шеи, чтобы снова и снова заглянуть в пропасть. Страшно! Однако, время дорого. Шумно восхищаясь высотой, красотой и тем, что все это видим и сможем когда-нибудь показать другим, мы трогаемся-таки дальше.
Дорога вновь спускается под гору, и на этот раз, также круто, как и поднималась. Одолеть такой уклон под силу разве что трактору, внедорожнику и нам.
Речка резко поворачивает налево, и, попетляв в зарослях черемухи, возвращается практически туда же. Оба русла одной реки разделяет здесь всего шагов десять, а дальше за очередным поворотом пока еще спокойное течение внезапно устремляется под старинный, сложенный из здоровенных валунов, мост. Здесь я почему-то всегда представляю себе Кота в сапогах из сказки Шарля Перро, призывающего проезжающих спасти его тонущего хозяина маркиза Карабаса, но только времен агонии пост перестройки.
Средняя опора моста разделяет поток на две неравные части. Левая - более узкая, а правая - раза в два шире. Через нее неторопливый поток, образуя многочисленные водовороты, заворачивает в большую заводь. Судя по многочисленным всплескам, там уже вовсю завтракают окуни и щуки. Они, видать, тоже время ценят. Есть тут рыбка и получше.
Дорожка, по которой нам предстоит идти, переходит через мост и дальше, спрямляя изгибы реки, ныряет в молодой сосняк. Туда мы и направляемся.
На кучи маслят освоившийся народ уже почти не реагирует. Ну и правильно! Очень скоро мы вновь вполне отчетливо услышим шум близких перекатов. Пройдя еще метров двести, экскурсанты понимают, что где-то совсем рядом, может даже прямо за зарослями можжевельника, густо обступившими дорогу, скрывается самый настоящий водопад.
- Стоп! - командую я друзьям. - Если интересуетесь хариусом, это здесь. Мельница, господа!
- Хариусов мы такой оравой распугаем, а вот на мельницу взглянуть интересно, - резонно заметят приятели.
- Все равно, давайте поаккуратней! - также со знанием дела предупреждаю я. - Видите эти заросли камыша? Здесь раньше небольшой канал был. Мельник через него лишнюю воду спускал. Так что смотрите, в сапоги не начерпайте!
Я представляю, с каким трудом, преодолев канаву, чертыхаясь, плюясь, но раздвигая перед собой мокрущую высоченную траву, мы все же выберемся на песчаный берег.
- Давайте, ребята, просто посидим здесь, помолчим и подумаем, - предлагаю я друзьям.
Все рассаживаются, кто на валуны, кто на старые бревна, и начинают пропитываться атмосферой старой разрушенной мельницы.
Чуть ниже по течению, где падающая с двухметровой высоты пенящаяся вода постепенно успокаивается, расходясь по расширяющемуся раза в четыре руслу, реку перегораживают несколько упавших деревьев - следствие кипучей деятельности бобров. Им, видите ли, недостаточно оставленной мельником плотины. Природная тяга к строительству собственных гидротехнических сооружений превосходит у них очевидную, в этом случае, их бесполезность. Тем не менее, на лицо целый каскад водопадов.
Постепенно, привыкнув к заполняющему все вокруг шуму воды, нам всем начинает казаться, что где-то совсем рядом за нависшими над рекой деревьями, звучит музыка.
- Там у вас что, Даргомыжский в кустах сидит? - спросит актер Виктор Кутанов или кто-нибудь другой.
- Конечно! - с готовностью отвечу я. - Они с Дворжаком «Русалок» своих завсегда тут пиарят. Ремейки на них штампуют. - Тут мы, наверно, опять задумаемся, а я, сдуру конечно, копну глубже всех.
- Что же это был за человек, который с таким серьезным хозяйством один управлялся?
- Ни что, а кто! Мельник, вот кто! - подскажут мне прямо из грохочущей воды.
- Понятно, что мельник, а не шахматист, - шепотом отвечу я этому кому- то, прячущемуся, наверно, под полусгнившими остатками огромного деревянного колеса.
- Нет там никого! Показалось! - подумается мне. - Хорош глюков! Начинаем рассуждать здраво. Итак, мельник. Раз фигура его перед нами как бы сама собой возникла, попробуем разобраться, что же это за персонаж такой.
Первое, что приходит в голову, это фольклор. - Мельник на мельнице мелит муку, а в конце - окровавленные результаты помола.
Смысловой нагрузки, сами понимаете, ноль! Затем, снова довольно напористо замяукал незабвенный «Кот в сапогах». Там уже есть некоторый намек на характер мельника. Штрихи, мазки, не более. И все же, какой-то вывод мы уже можем сделать. Несправедливый человек - вот кто такой мельник. Одному сыну мельницу, а другому - помоечного кота Барсика. Такие отцы - мельники нам не нужны!
Еще, помнится, в «Тихом Доне» казаки с хохлами дрались. Бились честно, безо всяких букмекеров и ставок. Ни на деньги, а просто из-за очереди на помол. Одно плохо - мельника там вообще нет. Только мельница. Похоже, придется этот образ придумывать самому так, чтобы стал он таким, как я хочу. Шутка!
Начнем с того, что мельник, наверняка, неглуп. Иначе, откуда же у него такое хозяйство? Согласитесь, это уже кое-что. Далее, напрягаю воображение и пробую представить себе внешность мельника:
- Не слишком высокий, но и не сморчок. Да, рост у него, скорее всего, ближе к среднему. Иначе бы он своей головой всю мельницу раскурочил. О чем тогда писать?
Как выглядел чиновник, приказчик, купец, кабатчик, проститутка, наконец, знает даже ребенок. Мельник же, для подавляющего большинства наших людей, пока загадка. Мне он видится этаким плотным, но не толстым мужичком. Как- никак без дела не сидит, много двигается. Колесо крутится и он с ним.
Жаден ли он до денег? Да кто ж его знает! Видимо, кто как. Живут эти мельники уединенно. Малообщительные, неразговорчивые, почти всегда хмурые. Чего-то там такое все время соображают. Анализируют. Мозг тренируют. А вообще-то они, как и следователи, должны быть разными. Возьмем, как повелось, злого и доброго. Первый черта с два тебе помелит в долг. Не допросишься! Таков его принцип, но тебе при этом непременно скажет, что просто боится друга потерять. Дипломат и лицемер одновременно. Хотя, думается мне, с некоторых пор отдельные злые мельники начинают работать в долг, но только под залог и очень большие проценты.
Добрый же, наоборот, процентов не берет, даже когда предлагают. Отказывается порой так решительно, что даже люди пугаются, и это тоже принцип. Наорет иногда на человека, но зато потом мелит всем и все подряд буквально без разбору, и помол не хуже, чем у злого. Добряку нашему за это даже иногда попадает, и потом, он ведь мельницу портит. Жернова же не вечные! Механизму свойственно изнашиваться, а он все продолжает всякую дрянь в пыль перетирать и остановиться не может, потому что добрый. Однако, уединенный образ жизни след накладывает и на него. Что-то знакомое вроде начинает вырисовываться. Ну, как бы получше объяснить... Ба! Елки-палки, да это же я! Ну конечно! Я и сам, как добрый мельник! То-то сразу показалось, что нечто похожее я где-то уже встречал. А пока прочь сомнения. Решено! Срочно вхожу в роль доброго мельника. Образ мне знаком и близок. Никакой игры не потребуется. Вы еще увидите! Я им, сволочам, все, к чертовой матери, перемелю. Они у меня теперь попляшут! В смысле, сволочи. Те, что с большой буквы «М». Ну, а для простых людей мне ничего не жалко. Пускай все знают:
- Мелю круглосуточно! Уже и мельница развалилась, и осокой заросла, уже и землепашцы меня за десять верст объезжают, а мне все нипочем! Да что там говорить! Рыба, и та в реку заходить перестала. Рыбной мукой стать боится. Иногда, взгляну на себя со стороны, сразу все недостатки видны. Ну, какого, спрашивается, х... я все это делаю? На кой, спрашивается, все вокруг себя перемолол-то? Это что и есть показатель доброты?
Все! Портрет закончен, штамп стоит. О разводе.
Дрова в печке прогорели. Всё, спать!


Глава XVII

БЕСПРЕДЕЛ

И все же одного настоящего мельника я смутно припоминаю. Правда, с другой мельницы, но зато самого, что ни на есть настоящего, хоть и бывшего. Я даже сына его Сашку помню. Целыми днями, сидя на крыльце, на гармошке играл. Поет всякую ерунду, а сам смеется. Больной был пацан. Мать-то его после войны арестовали, потому что папаня ее, Сашкин дед, мельницу ту проклятую дочери в приданое определил. Вот и решили, что будет лучше, если, пока мельник колхозное зерно за трудодни мелит, жена его классово чуждая, тоже чем-нибудь полезным займется. Впрочем, что вспоминать! Несправедливостей и сейчас хватает. Подумаешь, арестовали! А Сашке только-только три года исполнилось, когда мать увезли. Уходя на работу, отец мальца на ключ запирал, а чтобы тот один целый день не скучал, гармонь ему свою оставлял. Так что годам к восемнадцати играл Сашка очень даже прилично. Вот только все время отчего-то смеялся. Слушая его гогот, колхозницы иногда даже плакали и из жалости угощали парня леденцами.
Батя его к тому времени уже давно снова женился, и у Сашки подрастал вполне здоровый братик.
Помню, приехало как-то наше семейство в отпуск, а мельника с семьей уже и след простыл. К родственникам его второй жены перебрались. Деревенских это сильно огорчило, да и дачников тоже. Сам-то я тогда хоть и мелкий был, а все же запомнил, как Сашка для нас играл. Ну, а попеть русские люди любят. Санечка-то пел совсем плохо и все больше просто играл и все равно его Бунчиковым прозвали, как знаменитого певца. Причем, прозвище это произносили довольно странно. Звучало оно так: - «Пунчыкав».
Разница в возрасте между Сашкой и его братцем была приличная, - целых двенадцать годков. И вот через несколько лет после рождения брата Сеньки, Бунчикова семья неожиданной уехала.
Назад вернулись только братья. Младший родителей почти одновременно похоронил и решил съездить на родину осмотреться. У них в деревне довольно приличный дом оставался. Отодрали доски на окнах и стали обживаться. Сашка хоть дурачком и остался, но конюхом в, теперь уже бывший, совхоз его по старой памяти взяли. А было это уже во второй половине девяностых годов.
Лошади у такого конюха за два года все передохли. Только, вроде бы, никто из-за этого особо не расстраивался, и Сашка, как на работу, каждый день продолжал ходить на свою конюшню, где он дремал, укрывшись от жары, пока сооружение наконец не разобрали на дрова. Бедный Сашенька даже не сразу это заметил.
Примерно в то же время одна из бабулек отдала бедолаге гармонь своего давно уже умершего мужа. Свою то он назад, конечно, не привез. И вот каждый вечер новый безработный разворачивал теперь гармонь и, демонстрируя былое мастерство, ходил с ней по деревне за директором, а когда тот скрывался за дверью дома, еще с часок смеясь наигрывал, сидя рядом с его двором на скамейке под липой.
Местный народ веселился от души, а директор, в свою очередь, промывал мозги брату слабоумного гармониста Семену, работавшему с недавних пор его личным шофером. Последнему можно было бы по-человечески посочувствовать, если бы...
Приходит однажды младший брат к соседям и запросто так заявляет. Главное, вроде, нормальный, не пьяней, чем обычно:
- Все! Вызывайте ментов! - говорит. - Отыгрался этот ублюдок. Башку я ему отрезал. Не верите, могу принести. Надоел мне этот недоделок! Сколько можно его терпеть?! Он и посрать уже нормально не может. Прямо у стола сегодня нагадил, но теперь все! Давайте прямо сейчас звоните, чтобы явку с повинной оформили. За него много не дадут!
Соседи сначала не поверили. Семен то ведь не отмороженный мужик. С чего бы это ему нашего Санечку убивать? Даже посмеялись над соседом. Думали, хоть и по идиотски, но шутит. Ведь грех то какой на убогого брата руку поднимать!
Как бы читая их мысли, Семен вынул руки из карманов, а они и впрямь были в крови. Оторвались тогда соседи от своего телевизора и решили на всякий случай сходить проверить. Ну, чтобы совесть потом не мучила. И что они видят?
Так братец Сашу по горлу полоснул, что еще чуть-чуть и голова бы отвалилась.
Случилось это весной, но то был лишь первый звонок. В середине лета в деревне убили еще одного человека, но здесь хоть более или менее привычную схему «прокатали».
Местная девчонка Зинка гуляла с парнем из этой же деревни. Было им тогда по семнадцать лет. Год повстречались, потом из-за чего-то поругались и разошлись, а еще через пару лет она замуж вышла. Тоже из соседней деревни парень.
То ли первого ее друга подначил кто, или он тогда совсем колес объелся, но только подъехал отвергнутый с двумя приятелями на отцовских «Жигулях», подозвал Зинкиного мужа поближе к машине, якобы поговорить, да прямо через окно в упор полголовы ему из обреза и снес. И это при том, что никакой вражды между ними не было. Всего за три дня до этого рыбу вместе ловить ездили, а тут, на тебе! Зачем стрелял, сам не понимает!
Поначалу ребята, конечно, побегали месяца четыре, а потом вернулись по домам и стали жить, как ни в чем не бывало. И только под Новый год их догадались там поискать. Нашли с первой попытки. Посадили на сколько-то лет.
Ну, подумали в деревне, теперь-то уже все. Хоть патроны есть, да стрелки побиты. Не тут-то было! Появились ближе к осени у людей деньги. Как обычно, грибы и клюква помогли. Жизнь кое-как наладилась и даже закипела. В общем, почувствовали себя люди при деньгах и даже как бы приблатненными. Ведь рядом с ними такие крутые ребята! А тем, кого зимой посадили, некоторые чуть ли что не завидовали. Одним словом, пошла в головах у людей полная шизуха. Началось состязание в крутизне. Стали за бутылкой друг другу обиды припоминать. Один идиот вспомнил, как другой его лет десять назад козлом назвал. Может, и больше, чем десять. Может, и не козлом вовсе, а бараном или мудаком, не важно. Главное, ничто не забыто в принципе, а значит кое-кто за все ответит. А этот разговор слушала также одна интересная парочка, но они до поры до времени помалкивали и только презрительно качали головенками. Это и понятно. Видел я крутых, но такого орла встречать не доводилось. Три сожженных в деревне дома и полтора года отсидки, это вам ни хухры-мухры! Так что бабу его чуть ли не к декабристке приравняли. Но наконец-то и они разговорились. Понесло по полной программе. Типа: - Слабак ты, Петька! Мы в свои пятнадцать лет таких обид не прощали, а он тебя тогда, считай что опустил, и до сих пор не ответил! Так ты сам или тебе помочь? А то ведь мы ему поможем!
Дальше началось самое дикое. Внезапно, пироман и его баба набросились с ножами на «не ответившего» обидчика, недавнего их собутыльника. Оскорбленный тоже не долго отсиживался. Минут пятнадцать все трое продолжали резать и резать уже мертвого человека. Утомившись, дружно решили спокойно посидеть, отдохнуть, а заодно и допить, что осталось. Потом, как обычно, не хватило и сбегали еще за спиртом. Устали, поспали, похмелились, опять сбегали, а труп все лежит, и никто его не уносит. Пришлось самим. Выволокли на улицу, закидали прямо у дома досками и обратно. Покойнику хуже уже не будет, благо скоро зима, а дома тепло и еще кое-что осталось.
Живут друзья, поживают, и не огорчаются. Деньги, правда, к концу, но на водку пока есть. А убитого никто и не хватился. Так бы там до весны и пролежал, если бы кто-то неизвестный не вздумал доски украсть. Воровать он сразу же передумал, зато слух по деревне пошел. Спрашивают тогда люди у этой троицы напрямик: - Так, мол, и так. Верно в деревне говорят?
- А чего, отвечают, нам скрывать? Там он и лежит. Небось, не ушел. Зато все будут теперь знать, как наших ребят обзывать. В другой раз подумают. - А закончили исповедь предложением плюнуть на это, и пойти лучше выпить. Так и сделали, а доски поправили и снова забыли. Так бы все это и продолжалось, если бы председатель сельсовета не заставил участкового самого пойти и во всем убедиться. Никто ведь ничего даже не скрывает! Могилу копать им лень. Ведь какая ни на есть, а это уже работа.
Я тут подсчитал:
- В деревне, где всего-то и населения - пятьдесят человек, семеро за год осуждены за убийство. То есть, каждый седьмой житель, кто?! Каждый седьмой!!!
Вот на такой невеселой ноте и заканчивался очередной дачный сезон, прямо скажем, полный тревожных раздумий. Ладно, этот год закрываем, а там посмотрим. Вот только пару дней с приятелями отдохнем, утром на рыбалку сходим, потом за боровиками в бор съездим, а там и домой. Пора в Питер, в мою милую сердцу криминальную столицу. Там мельники, вроде меня, теперь дольше живут, если не умирают. Так что все прекрасно, господа, да и чему собственно удивляться? Как-никак, трижды медвежий угол! Но, стоп! (Вкл. внутр. цензор, авт.) Никакой политики! Больше радости на лицах, и деградация отступит! А еще – спорт.


Глава XVIII

РАБОЧЕЕ МЕСТО ВОДОЛАЗА

Рыбалочка у нас вышла такая, что и врагу не пожелаешь. А ведь я предлагал обойтись обычными снастями. Донки, там, удочки, спиннинги, - все это можно было бы использовать с почти гарантированным успехом. На мой взгляд, именно любительские орудия лова и придают этому делу, ни с чем не сравнимые, азарт и романтику. Но Саша Артемьев, наш Александр Вадимович, будь неладна его морская душа, хотел не романтизма, а рыбы. Для этого он и привез из Питера здоровенный бредень, который, ввиду отсутствия каких бы то ни было плав. средств, предполагалось заводить вприпрыжку по дну. А хорошо ли это? Для тугодумов напомню: - На дворе начало октября и температура воды градусов шесть-семь, максимум десять, плюс, конечно. Сведет не только руки и ноги, - единственную башню от холода переклинит.
Но оказалось, что бывший второй помощник капитана предусмотрел и это. Хорошо хоть глубинную бомбу не захватил! Ни с кем не посоветовавшись, Саша припер за триста километров самый настоящий водолазный скафандр, причем с местом для головы. Все, конечно, знают, что это такое, а кто не знает, залезьте хоть раз внутрь. Там еще голова к туловищу прикручивается, а чтобы ногами вверх не всплывать, к ним свинец приделан. Нехитрое приспособление, а ноги сделались тяжелее воды, причем намного. Сколько вся эта забава весит, страшно и выговорить, особенно если учесть, что тащить ее пришлось по разным дорожкам и горушкам километра три с лишком. Пытался я их от этой затеи отговорить, но у всех в воображении уже были забитые рыбой трюмы сейнеров. Большой морозильный траулер, а меньше Сашке не предлагай! Нам бы хоть какую-нибудь резиновую лодченку! - Но зачем? - со знанием дела рассудил Саша. - Есть же скафандр, - объяснял он нам. - В нем хоть на тридцать метров без воздуха ныряй. То, что не раздавит, фирма пообещала, а воздух и через дырку для его выхода войдет. Ему что туда, что обратно, без разницы. Лишь бы идти.
Как мы все это по очереди тащили, описывать не хочется. Скажу пока лишь одно, - грибы по пути мы не то, что не собирали, а даже и не видели. Глаза от тяжести и пота помутнели. Роговицы сплющились, и информация в мозг не шла. Ну да ладно, дошли! Сидим на берегу реки да друг на друга поглядываем. Делаем вид, что говорить нам как бы и не о чем. Собственно, и так все понятно. Хреновину эту одевать никто не хочет. Пришлось самому Артемьеву. Сунулся он в скафандр, а никак. Не идет дьявольская одежка по сухому. Кто-то то ли в шутку, то ли всерьез предложил натереть Саню тальком или хотя бы мелом, но захватить их естественно, не догадались. В конце концов, общими усилиями мы его туда все же запихнули, правда, лежа и слегка намочив. Потом закралось сомнение, одевать Александру медную голову или нет. Спорили так, что чуть все не разругались. Прагматики, а я в этом случае выступил на их стороне, доказывали, что шлем не нужен. Нырять-то ведь ни к чему! Всего лишь и требуется, зайти в реку, пройти с сетью, как можно дальше от берега и назад. Но верх взяли чистые практики. Нашлись среди нас и такие. Они утверждали, что заводить бредень по поверхности воды, это самим себя не уважать. Дело в том, что колышек, к которому привязана сеть, если делать все по уму, действительно надо двигать перед собой по самому дну, иначе вся рыба уйдет, и рыбзаводы останутся без сырья. Так вот, чтобы этого не произошло, и цеха не встали, надо как минимум, нагнуться. Вот тут-то водичка за ворот и потечет. Помните, как в детской песенке? «Бежит, бежит водичка». В общем, дали мы себя убедить. Но я им прямо сказал, что с этой минуты умываю руки и с венком на место скорой Сашкиной гибели не поплыву.
Предупреждение мое не услышали, а наоборот, прикрутив вице-капитану вторую голову, поволокли его к воде, тем более, что до нее уже было рукой подать. Метров полста, не больше. А надеть скафандр ближе к цели почему-то не догадались. Наверно, у реки им показалось сыро. Такое вообще-то бывает, особенно осенью.
Те, кто знают комплекцию Артемьева, не удивятся, если я скажу, что вместе со скафандром он стал весить килограммов двести тридцать. Так что мы его не столько тащили, сколько катили. Хорошо хоть, что под горку, а то бы у нас головы закружились.
Люди мы Саше все же не совсем чужие, и поэтому время от времени поглядывали через стекло в шлеме, дышит ли наш приятель или уже окончательно наловился рыбы. Чтобы не задохнуться, Артемьев сообразил просунуть в отверстие для воздушного шланга конец обыкновенной трубки для подводного плавания. Но у трубки, как известно, два конца. Куда вставить другой, догадаться не трудно, но говорить наш водолаз уже не мог, а все больше глухо и невыразительно мычал, делая при этом страшные глаза.
Не скрою, иногда даже не особо напрягая воображение, во взгляде этом можно было усмотреть бегущую строку с надписью на траурной ленте, обрамляющей венок от друзей на его похоронах. - Прощай наш дорогой товарищ Александр Вадимович Артемьев. Прости, что вовремя не выловили! - вот что читалось в его глазах.
Порой Саша понимал тревожный ход наших мыслей и потому, наверно, начинал подмигивать и мычать уже более жизнеутверждающе. По характеру вибрации шлема, мы поняли, что он командует нам: «Вперед! На глубине будет легче». Азарт рыбака побеждал в нем смерть от удушья. Делать нечего и двое смельчаков без лишних препирательств залезли в холодную осеннюю реку, правда, пока только по пояс. Дело в том, что идти в воде самостоятельно, по крайней мере, рядом с берегом, Артемьев тоже не мог. Авторитет придавил!
Вода наконец-то достигла его груди, и улыбающийся Саня победоносно помахал нам своей огромной ручищей. Мол, что я вам говорил, салаги?! Ладно, не боись! Матрос ребенка не обидит, и рыбу поделим поровну! - Это он нам наверняка сказал бы, если б смог, а так лишь что-то промычал.
Саша пошел на глубину, где рыбы и впрямь побольше. Сеть была здоровенная, и тащил он очень медленно, не забывая при этом опускать ее поближе ко дну. Грамотно тащил.
- Хорош, заворачивай! Тащи теперь вдоль берега! - крикнул я ему. - Все равно всего не поймаешь! - Слышал он это или нет, спросить я позже забыл, но только Саша действительно повернулся к нам боком и на предельной глубине двинулся вдоль берега. Чувствовалось, что ему очень тяжело. То ли его засасывало, то ли еще какая нелегкая навалилась, но только двигаться он стал какими-то судорожными рывками и даже, как бы слегка подпрыгивая, хотя вода до торчащей из дырки трубки не доходила. Дергался он так, дергался, а потом внезапно перестал. Стоит, как ни в чем не бывало, живой и здоровый. Перекур, видать, решил устроить или перегрелся.
- Долго он, интересно, прохлаждаться так собирается? - громко, чтобы слышал и Саша, спрашивает, глядя на это безобразие, Кутанов. - Зацепился что ли? Рыба же вся уйдет!
- Может, бредень зацепил? - присоединился я. - А вдруг он вообще идти не может? Надо тогда к нему веревку привязать, а дальше сами вытащим.
- Не понял! К кому привязать? К Сашке или к бредню? - спросил Леня.
- Похоже, к обоим, - отвечаю и объявляю соревнования по бросанию арканов, лассо и просто смотанных в клубок веревок давно уже открытыми. Желающих поучаствовать хоть отбавляй, но дело не двигалось. Смотрит Саша на эти подлетающие к нему веревки, да как-то уж очень пассивно реагирует, и привязывать явно ничего не собирается.
- Артемьев, не перенапрягайся! Сами вытащим! - кричит ему Жорка. - Ближе к берегу подойди, а дальше поможем.
Тот молчит. Как будто воды в рот набрал. Смотрит на нас как-то отстраненно и совсем-совсем не шевелится. Если бы случайно не моргнул, точно решили бы, что уже покойник.
- Что-то не то, ребята! Может он замерз? Вода-то ведь в реке холоднущая. Ни то, что в чайнике, - говорю я, начиная волноваться.
- Ну, ты, братец, тоже скажешь! - почти возмутился Толя Скворцов. - А как же тогда зимой водолазы работают? В сетке он запутался или за корягу зацепился, вот увидишь!
Прошло еще минут десять, прежде чем все поняли, что пора приятеля спасать. Выбрали из своего узкого круга двоих, широко известных любовью к подводному плаванью, орлов и приступили к подъему приятеля. А и надо-то было для этого всего-навсего дойти до Сашки и, обвязав его и сетку веревками, выйти с ними на берег. Еще, правда, надо было умудриться не умереть за эти 10-15 минут от переохлаждения, но это уже зависит от количества выпитого для согрева. Опять же, пока часть народа готовилась распутывать бредень, незадействованные в этом быстро притащили дрова для костра. Наша запоздалая оперативность все же помогла, а то бы пришел Александру Вадимовичу конец.
На него одного обе веревки и потратили. Одну вокруг основания шлема завязали, а вторую - пониже пуза. Тащили все. Сначала Санек двигался по поверхности воды боком. Свинец там полегчал, что ли? Кто-то догадался тащить его головой вперед, чтобы уменьшить сопротивление. Хорошая мысль! Тянем-потянем - все равно медленно идет. Буквально со скоростью гусеницы. Что, думаем, за чертовщина такая?! Пришлось раздеваться и остальным.
За руки да за ноги мы все-таки кое-как подтащили чуть живого приятеля к самой кромке воды, но дальше сдвинуть уже не смогли. Скафандр его оказался целиком, кроме шлема, заполненным водой. Какой-то левенький, практически незаметный клапан на уровне груди тоже, оказывается, протекает не хуже газопровода на Украине. Это, наверно, для того, чтобы резиновый скафандр изнутри не пересыхал и не трескался. Вот оно изобретение века! Опять же надо отметить, что наполняется такой скафандр раз в сто быстрее, чем сливается. Система, похожая на ниппель. И по этой системе устройство это до такой степени раздулось, что не удивлюсь, если окажется, что внутри него помещается не меньше полтонны воды. Да плюс сам Сашка, и это без учета веса самого рабочего места водолаза.
Земля подо всем этим, конечно, не прогнулась, но речка, после того, как из нее вытащили Санька, заметно обмелела. Хорошо хоть вода обратно слилась, а то, как бы весной рыба на нерест прошла? А для аборигенов это, между прочим, голод и отсутствие вяленой рыбы к пиву или воде.
Отогревали мы Сашку долго. Что мы только с ним не делали! Разве что на вертеле над костром не обжаривали, а так все испробовали. Ну а потом мы ведь и сами за сеткой в воду лазали. Кстати, дружки почему-то в один голос заорали, что я лучше них всех коряги на дне знаю, а поэтому быстрее и отцеплю.
- Так и быть! - говорю. - Но мне нужен ассистент. Если не возражаете, я выберу сам.
А приглянулся мне Нечипоренко. Он, собака, громче всех про коряги орал. С ним мы бредень быстренько и вынули.
Делить рыбу оказалось совсем легко. Легче вообще не бывает. Зато ее отсутствие на обратном пути с лихвой компенсировали огромная мокрая сеть да ужасно тяжелый скафандр. Хорошо еще, что вынутый из него Артемьев смог идти сам, а то бы там и заночевали. Короче, не рыбалка была, а какой-то абсурд. А с другой стороны, если бы не вся эта катавасия, может и не придумали бы Жорка с Димкой очередную экстремальную затею, а было бы жаль! Она, как оказалось, много стоила.


Глава XIX

ВСТРЕЧА

Доковыляв кое-как до дома, все попадали, кто на что успел. Отдохнув минут пятнадцать, Жорка с Ракитиным ни с того, ни с сего заявили, что им, видите ли, надо срочно съездить на свою базу. Честно говоря, возмущаться ни у кого не было сил. К тому же, попросив их не провожать, уже выходя из дома, они пообещали очень быстро вернуться. По их словам, это займет у них часа полтора, максимум два, так что, если за это время мы тут после купания окончательно не окочуримся, то выпить и закусить они будут очень рады.
- Вас мы тоже не разочаруем, - бросил напоследок Жорка. Очень скоро все услышали звук выезжающей за ворота машины, а потом все стихло, и я на какое-то время даже задремал.
Уважаемая публика действительно по достоинству оценила приготовленный для нее сюрприз. А оказался им ни кто иной, как товарищ Лосев. Тот самый большой ученый по части физики тел и уравнений с буквами «X». Мы с вами, читатели, за будущие заслуги когда-то еще назвали его «Первым». Сам-то я до этого с ним никогда не встречался. Зато дружкам моим, когда их всех разом бабахнуло, он, по их рассказам, уже объяснял однажды, почему все это происходит и отчего.
Мои «мирные» приятели о нем и его коллегах давно забыли. Все, но только не Жора с Димой. Когда они приехали для прохождения дальнейшей «отморозки» на строящуюся на берегу Чудского озера секретную военную базу, «мозговиков» тех пропавших приятели сразу же узнали. По крайней мере, двоих, успевших в свое время перед ними выступить. И то, что Николаи Лосев похож на пишущего эти строки, также замечено ими было, но не более:
- Похож на Осипова? Н-да, кое-что есть. Несомненно. Хотя, смотря как взглянуть. Пожалуй, что и не очень, - рассуждали Жора и Дима.
Время шло, и стали приятели мало помалу с этими полубезумными учеными общаться. Выпивали иногда, хоть и вместе, но умеренно. А что там еще на озере делать? Задание у них было предельно простое: - Сидите и ждите, пока не позовут! - Так прошло целых два года, и ощущение того, что когда-нибудь они все же понадобятся, с каждым годом нарастало.
Сейчас нам уже не важно, кто там кому и что сказал. За пару лет, на которые в порядке карантина определили на этот супер-засекреченный объект, вернувшихся из 1982 года ученых, они там обо всем могли переговорить. Наверно, в разговоре с кем-нибудь из них кто-то из приятелей, так, между делом, поведал, что совсем рядом у одного их хорошего знакомого имеется дачка, куда они пару раз приезжали, и что человек тот на Лосева маленько похож. Он, вообще-то, особенно в молодости, много на кого смахивал, даже на певца Баскова, и все же любопытно. Почему бы Лосеву с ним не познакомиться, тем более, здесь совсем рядом?
Сам-то Николай, из-за вывезенной из прошлого любимой жены Ольги, ни к каким политическим ящерицам отправляться пока не собирался. Но прямой связи тут вроде бы не было, а сам по себе живущий по соседству двойник, его, как ученого, заинтересовал. Тем более, что с подобными явлениями он уже сталкивался.
Все это приятели рассказали мне уже потом. И что двое других, исчезнувших когда-то в штабной палатке, отскучав необходимый для реабилитации их психики срок, уже разъехались по домам. И что Коля и его молодая жена почему-то решили остаться на базе. И что он свободно перезванивается со своими родственниками, хотя и не слишком часто.
Если бы кто-то, наверно, самый любопытный на этой базе, не вздумал навести о Коле справки, мы бы с ним вряд ли когда-нибудь пересеклись. А так, за очередной вечерней поседелкой, у этого «кого-то» непрофессионально развязался язык, и он напрямую спросил:
- Вот ты, Николай, никогда не говорил, что у тебя приемные родители. А настоящие-то живы, никогда не интересовался?
- Сам ты, дядя, в помойке найден, а мои родители тебя волновать не должны! - резко ответил ему Лосев. Но, учитывая то, что задавший этот нетактичный вопрос, номинально значился в одной весомой организации и информацией мог владеть проверенной, физик позвонил близкому родственнику в Москву и прямо без обиняков спросил, почему и после смерти родителей ему не сказали, что он их приемный сын?
Москва не отвечала.
- Что молчишь, дядя Толя? Так это или нет? - снова спросил Лосев.
- А как ты об этом узнал? - ответили ему наконец.
- Неважно! Главное, узнал. Объясни, дядя! Теперь-то уж, наверно, можно?! Мать с отцом тебе бы разрешили.
- Тебе было года четыре или около пяти, когда тебя нашли. Сергей с твоей матерью детей иметь не могли, и попал ты к ним совершенно случайно. Возвращались они как-то из Прибалтики. Да ты знаешь! Ездил ведь потом с ними под Каунас. А в тот раз оставшиеся дней пять отпуска решили они провести под Псковом. Кремль посмотреть, церкви и пару дней провести у места, где было Ледовое побоище. Так вот там, прямо на берегу они тебя и нашли. Понятно, что потерялся, но кто твои родители и где живешь, объяснить ты не смог. Сергей с Татьяной тогда отпуск продлили и еще целых полмесяца на берегу в палатке прожили, надеясь, что твои родители объявятся. Не знаю, может они,  неровен час, утонули, но только тебя никто не искал. Ты уж Коля мне поверь. Я даже знаю, что уезжая в Москву и увозя тебя с собой, покойный брат оставил все свои данные в местном сельсовете. Так что можешь не сомневаться. Если бы тебя кто-то разыскивал, то нашли бы быстро. Сергей в ту деревню раз пять звонил и даже писал. Никто не объявился! А раз ты сейчас сам на Чудском озере работаешь, так можешь и на свою вторую родину заехать. Посмотришь, где тебя маленького совсем одного на берегу нашли. Название деревни я сейчас не помню, но не волнуйся, обязательно найду.
- Значит, на Чудском озере?.. Хорошо. Спасибо, дядя Толя. Я еще позвоню. Тетушке привет!
- Кажется, все понятно. Похожая история, - положив трубку, вслух произнес Лосев и почему-то сразу захотел поделиться своими соображениями с Жорой и Димой. Не ждали они тогда нашего звонка, а то бы сразу захватили Николая с собой. Теперь он передо мной.
Картинка, значит, такая. Все молчат. Я смотрю на физика, а он на меня. Сравниваем и даже понемногу узнаем. Молчат даже Жора с Ракитиным. Наверно, сомневаются, правильно ли они сделали.
Не, ну я-то, глядя на Лосева, сразу понял, что это не я. В том смысле, что не второй я и даже не третий. Выглядел он как то поизношенней. Лысоват уже. Потом, физиономия у него какая то дурацкая. Вон глаза как выпучил! И все же очень похож. Что есть, то есть.
- Ну что же, братец, заходите, раз такое дело. Будьте как дома. У меня, конечно, -  говорю я гостю. - Садитесь сразу за стол, и лучше давай перейдем на «ты». Заодно и познакомимся.
- Николай Сергеевич Лосев. По специальности физик, - говорит гость, протягивая мне руку.
- Жму руку. Андрей Геннадьевич Осипов, специалист широкого профиля. Кстати, 45 лет. Мать жива, а отца два года как похоронили. На сельском кладбище, как он и хотел. Здесь неподалеку. Присаживайся, Николай. Вместе думать будем. Матушку, я полагаю, беспокоить не стоит. Разберемся сами. Ты ведь поможешь? Наливайте, братцы! Жизнь продолжается! - бодрым голосом говорю я, показывая всем пример.
- Так мы его помним! Он нам тогда про то, да про это и рассказывал. Уверенно держался. Посмотрим, какой он физик. Предлагаю для начала выпить. Повод превосходный. Можно сказать, воссоединение семьи, - торжественно произнес Леня Романов и, ни с кем не чокнувшись, выпил.
Минут, этак, пару продолжалось обычное в таких случаях закусывание и подкладывание, а потом, отложив вилку, Николай говорит:
- А мы ведь с Андреем даже не братья. Тут дело не в этом. Так! Сколько, говоришь, лет то тебе? - повернувшись ко мне, переспросил он.
- Сорок пять, отвечаю я. - Больше пока не стало.
- Мне, вроде, столько же, - продолжает он. - Не припомнишь из детства ничего страшного? Лет, так, в пять, а может и в четыре. Терялся, находился, ничего такого?
- Был такой случай. Мы его в семье часто вспоминаем, - говорю я. - Я бы сам, может, и забыл, да мать любит вспомнить, как я тогда перепугался. Примерно в том возрасте, что ты и назвал. Подожди, подожди, сейчас получше припомню. Собрались мы, значит, с отцом лодку резиновую опробовать, а тут гроза. Мать говорит, почти сразу началась. Грохот, все небо от молний, как зеркало растрескавшееся, волны страшные. «Девятый вал», одним словом. Потом все сразу стихло. Солнце светит, птички поют, и родитель мой с сумкой откуда-то идет. Я в рев. - Поехали - реву - отсюда или сам убегу! - Так, рассказывала мать, тогда разошелся, что и впрямь быстро собрались и уехали.
- Это, Андрей, потому, что ты, видимо, на пару дней назад перескочил. Так что ты с родителями до грозы и уехал. Но ведь с ними был тогда и другой ребенок! Ну, тот, что за эти дни или часы до грозы никуда еще не переносился. Так что с одним из двух твои родители и уехали, ну а мне, выходит, не повезло. Вот такая история, - закончил Коля и наполнил рюмку. - «Second hand» - произнес он, опустив голову.
- Меня эти фокусы уже не трогают, - на удивление спокойно говорю я. - Но если вас, физиков, послушать, то выходит, у меня еще одни родители могут быть. Они ведь тоже куда-то перенеслись, те, что в грозу попали?
Николай медленно поднял голову и молча посмотрел на меня.


ГЛАВА XX
"Заговор равных"-2

Те из вас, кто знает, как выглядит звездное небо вдали от больших городов, наверняка помнят, потрясающее нас смертных, величие этой картины. Ни с сигаретой на балконе городской квартиры, а так, как мы тогда, словно ничтожные песчинки наедине с ошеломляющей бесконечностью космоса. Магическая бездна ночного неба заставляет на время забыть о всех радостях и печалях, удачах и провалах. Нет ни прошлого, ни будущего; только ты и вселенная. Будто бы нет даже тех двух ярких звездочек, что буквально мечутся туда-сюда над самым горизонтом в северном направлении. И потом, ко всему привыкаешь, хотя поначалу занятно, спору нет. Летают!
Ребята проследили за моим, неотрывно устремленным на север, взглядом, и Серега, видимо мстя за свое утреннее купание, ехидно спросил:
- Ты, конечно, хочешь сказать, что это НЛО? Может, война миров не за горами, а у меня соль к концу.
- Пока что вообще ничего не хочу, - спокойно отвечаю я. - Стою, как и все, смотрю и выводов не делаю. Но если уже тебе интересно, по секрету скажу, - в том направлении, аэродром Любимец. Километров двадцать по прямой. Так вот, они там частенько по ночам баражируют. Может, и днем тоже, не замечал.
Видавший в жизни всякое, "водолаз" Саша упрекать меня не стал. Ну и на том спасибо!
- Да их все так описывают, - подтвердил он Серегину догадку. - Такие резкие изменения направления и скорости полета, даже самым новейшим самолетам не под силу. Значит, какой вывод напрашивается?
- Самый что ни на есть обычный - это не самолет, а вертолет! Либо массовая галлюцинация, либо обман зрения, либо, действительно, НЛО. Ты ведь это хотел сказать? Ну, так или нет, Саня? - почесывая наметившуюся лысину, негромко говорит Сергей.
- Ты сам, Серега, это говоришь, - почувствовав поддержку, оживился я. - Помните, я рассказывал вам про Леху Колкина? Ну его еще здесь в округе "Другой Леха" прозвали. Кстати, и ученые тоже посмотреть на него приезжали. Уже несколько лет с одинаковым интервалом бедняга куда-то пропадает. Тут, правда, многие так теряются, но этот, только когда трезвый. Аномалия! Могу вам его показать, но только сразу предупреждаю, что зрелище будет не из приятных. А эти, - я кивнул на север - примерно с такой же периодичностью налетают. Пошакалят пару ночей, а там, глядишь, и Леха как сквозь землю пропадает. Его сейчас чистым спиртом пробуют лечить, так что у него сплошной постельный режим. Ну а эти суки зеленые, понятное дело, злятся, что Леха выздоравливает. Другим гадить начали.
Я замолчал, по-прежнему глядя на яркие двигающиеся точки. Внезапно одна из них как бы вспыхнула и исчезла.
- Все видели?! Пропала, падла! - почти крикнул Толя Скворцов. - Поняли, что их засекли. Ссут, значит уважают!
- Да уж, к уважению их тут приучили. Другие здешние мужики их тоже видели, а некоторым даже поговорить удалось, - все так же спокойно продолжал я. - Есть тут парочка алконавтов с крепкими нервами. Рассказывают, они буквально на днях в лесу припозднились, ну и, понятно, решили костерок развести и немножко передохнуть. Может, сперли чего, да за раз не донести. Короче, сидят, греются и вдруг чувствуют, что у этих тварей к ним какие-то поползновения начинаются. Вроде, как трогает их кто-то. Так что вы думаете?! Они, как люди с бурным прошлым, не будь сраными «голубыми устрицами», все им сразу и выложили.
- Стоять, - как заорут они в темноту - свиньи зеленые! В карцер захотели?! Быстро справки о глистах на пень, а то задницы наизнанку вывернем! Денег нет, а туда же! Научите сначала, спидоносы хреновы, как ничего не делать, но чтоб с утра всегда было. Да и вечером тоже. А то лезут тут всякие умники на халяву! Сначала самолеты, потом девушки. Такой у нас порядок, а не нравится, жалуйтесь в Страсбург. Сами вы из нас ничего не выкачаете. Ни капли! Тормоза проверенные, не подведут! И ни у таких обламывалось, слизняки зеленожопые! Вот проиграем вас в карты, тогда будете знать!
- Я уже не пойму, Андрей, когда ты всерьез говоришь, а когда стебаешься? - разволновался тут и Саша. - Доставать начинает, честно говоря. Анальный секс с инопланетянами, знаешь ли, перебор!
- А ты что, никогда ничего похожего не слышал? Вот слово даю! По крайней мере, мужики эти так всем в деревне встречу эту описывают. Пожалуйста, побеседуйте - живые свидетели! Если точно, десять дней назад это с ними произошло. Нормально, да?! Им с инопланетянами поторговаться, как на рынок сходить. До рынка, правда, здесь далеко. Говорю вам, мужики, только то, что слышал, но, если честно, мне и самому в это не верится. Такие вот, гости дорогие, дела, - более чем серьезно ответил ваш покорный слуга.
- И что им гуманоиды ответили? - Это уже заметно напрягся, неслышно подошедший Жора. - Здесь бакса дух, здесь баксом пахнет, - быстро сообразил он и навострил уши.
- Знаем мы, Жорка, твою любознательность. Так вот - громко заявляю я - рассказываю всем на случай, если их где-нибудь встретите.
- Их, это тех чебурашек зеленых, или местных мужиков? - сразу же поспешил уточнить Жорка.
- И тех, и других, Жорочка. Как только упрешься в них где-нибудь за кустиком, так сразу же рассказывай без запинки о нелегкой земной жизни, и не забудь про налоги. Квартплата, скажи, скачет так, что и в казино проиграть нечего.  Пожалуйся, что всю жизнь без невесомости мучаешься от тяжести бытия, а в космос у нас даром только гос. чиновники и члены их семей летают. Скажи им сразу, что деньги помогут. Много денег. Употреблю, мол, даже иностранные. Купюры за границей тоже неплохие бывают, как и витамины. Вот увидишь, они здесь словно золотые рыбки. Сразу же хвостиками шлеп,  только их и видели. Так-то вот, Жорушка. Зарабатываешь ты нормально на озере и продолжай в том же духе. С НЛО больше не получишь. Ибо сказано - довольствуйся тем, что имеешь.
- Я смотрю, ваши энелошники - довольно жадная публика, - донесся голос оставшегося на веранде Лени.
- А на добрых воду возят, - напомнил Димка. - Пошли-ка лучше в дом.
- Дело говорите, особенно про воду. Вот и ученый наш что-то заскучал. Пошли, Николай! Там и продолжим дискуссию. Открываем раздел "О разном", если ты не против, - говорю я и, взяв под локоть, легонько направляю его в сторону крыльца. - Аккуратно, здесь ступенька!
- А что, можно и о разном, - согласился Лосев и на ощупь прошел в дом, а за ним и все остальные.
Вошли, закрылись, расселись, взбодрились.
Постепенно разговор перешел в другое русло.
- Не хотел я вас, други, расстраивать, но и в себе удержать не могу, - мрачно заговорил Кутанов. - Видел я на днях бывшего президентского пресс-секретаря Лисицына. Он там у них сейчас не в особой фаворе, но и на орбиту пока не сослали. Зашли мы, значит, в кафе, выпили не так уж и много, он и разговорился. Явно теряет мужик квалификацию! Общается-то он с ними по-прежнему. Ни с президентом, конечно, новым, но и ни с его садовником. Так вот, говорит, PR нынче так далеко зашел, что на следующих президентских выборах решено мексиканца кандидатом выдвинуть, только обязательно грамотного. Такого, знаете ли, латиноса из бывшей мексиканской Калифорнии. В идеале, хорошо бы, говорит, потомка русского переселенца и какой-нибудь "рабыни Изауры". Это сейчас во всем мире стало тенденцией, чужие долги отдавать. Возьмите хоть литовцев и латышей. Тоже ведь президентов из-за океана пригласили. В Штатах, так и вовсе почти все в правительстве афроамериканцы. Звучит, конечно, похуже, чем англосаксы, но тоже ничего. Вроде, все даже довольны, особенно министры. Есть и другие крайности. Отовсюду повылезали гомосеки. А у нормальных словно крыша съехала! Им, видите ли, плевать, что те ни как эти. Лишь бы мода на них не проходила и чтобы только без ущемления их самых основных прав. Так что, думается, и у наших полит-технологов дельце выгорит. Ведь пол страны из-за Хуанов Антонио слезами заливается. Это ж надо, какая беда, - кофе с макаронами хуже у них покупают! Нет, вы только представляете себе, как бы это выглядело:
- Президент Российской Федерации Бандонио Антониос с супругом или без.
- Ты все прикалываешься, Кутанов? Этого не может быть! - возмутился Жора.
- Может, и даже запросто. У нас кого умело подсунут, того и выберут. Братья наши забайкальцы выбрали же себе в президенты какого то никому не известного Рютина, только потому, что он, видите ли, внук некогда знаменитого анти-сталиниста. Ну а сам-то он кто, они подумали? Никто даже не поинтересовался! «Дело Рютина» было? Было! Даже в кратном курсе истории ВКП(б) оно есть. Значит, быть новому Рютину президентом республики Забайкалье, вот и весь разговор! Логика здесь простая. Исторические долги надо отдавать, а он молодой - не подведет. Поживет подольше, глядишь, и отдаст долги-то! Дед его громко лбом об стену стучал, и этот синяков не испугается. Избиратели ведь так думали, а о том, что чем голову портить, легче, а главное полезнее, стеночку эту взять и отодвинуть, никто не догадался. А еще, можно назад повернуть или самому стать частью стены, слиться с ней. Но, похоже, что пока этот новый забайкальский лидер двигать ничего не собирается, да и зачем? Выборы прошли, деньги оправдали. Тоже и в центре. Вы еще, друзья, вспомните мои слова, да поздно будет! Ну, а потом наш знаменитый Народный Хурал возьмет, да и введет пожизненное президентство. Как у Туркменбаши или этого вашего Наполеона. Знаете, зачем вся эта игра ведется?
- Зачем? - говорю я, да так и остаюсь сидеть с открытым ртом.
- А затем, что, как мне сказал Лисицын, они так обезопасить себя хотят. Да! Ведь главное-то забыл сказать! Реальную исполнительную власть собираются передать представителям президента в округах, а они у нас, как известно, не избираются. Выберут какого-нибудь разнесчастного Педру, а он уже назначит, кого скажут, а иначе компота не получит. Власть его, конечно, сразу же увековечат, и сядут эти его представители новыми бессменными царьками. Тихий переворот! Спокойно, не торопясь, без танков, битого стекла и всенародных похорон. Никакой лишней суеты и ежегодных посланий. Раз и квас! А главное, народ поначалу двумя руками «За», будет. Очухаются, когда и газеты в киосках продавать запретят. Только подписчикам! Такой вот нас ожидает расклад. А вся эта хренотень с Аляской и Екатериной только для того, чтобы народ наш отвлечь да и запутать окончательно. Начинайте думать сейчас!
Здесь я даже вскочил от возмущения. Мне, демократу, пусть даже в первом поколении, с "матюгальником" за Рельсына у метро агитировавшему, в августе 91-го  года листовки по заводам развозившему, пытаются теперь всучить зиц-президента?! Нет, при прошлом гаранте такой пакости все же не было. Ну да не переживай, Борис Николаевич! Мозги у нас еще не все пропиты. Не все! Есть еще порох в пороховницах!
- Та-а-а-к! - растягивая до последней возможности, подозрительно говорю я, и еще подозрительней осматриваю всех своих приятелей, а заодно и похожего на меня Лосева.
- Кто за меня, встаньте!
Встали все.
- Ну и что дальше?! - смеется Жорка.
- Дальше? Дальше, говорите?! - переспрашиваю я, продолжая в поисках ответа рассматривать по очереди улыбающиеся лица, и в эту минуту снизошло на меня озарение. Все мне вдруг стало ясно, как дважды два - четыре. И что надо сделать, и как, и когда, и какими силами.
- Раз уж мы сейчас все вместе, тогда слушайте, а смеяться потом будем. Ты, уважаемый Виктор Петрович Кутанов, будешь президентом Российской Федерации, - торжественно объявляю я. - Дашь клятву на Конституции? Ну, что скажешь? Сумеешь дать отпор реакции?
- Как это? - удивился будущий глава государства. - Это у тебя что, от уединения?
- При чем тут это? Мы о тебе говорим. Все очень даже просто. У тебя когда был пик популярности? Как артиста, спрашиваю? - а сам при этом хитровато ему подмигиваю.
- 95-й и 96-й годы, - озадаченно отвечает Витька. - Ну и потом...
- Не надо нам ни каких потом. Лето 96-го года - это выборы. Если бы ты тогда свою кандидатуру выставил, кого бы выбрали тебя или Зюганова? Соображай скорее, и вы тоже мозгами пошевеливайте, - киваю я остальным. - Чуете, чем тут сейчас запахло? Правильно, властью, а она, как известно, развращает. Не забывай об этом, Кутанов! Во сне помни!
- Андрей Геннадич! Ты что всерьез решил время назад повернуть? - взволнованно вышел вперед Лосев. - Ты, стало быть, Виктору Петровичу да и всем нам предлагаешь снова в 1996 году оказаться? Так я понял, Андрей?
- Точно так, Николай! Они нас больше на угрозу коммунистического реванша не купят! А Виктор у нас любимец публики, и коммуняг еще с комсомола терпеть не может. Последнее, кстати, всем отлично известно, и это хорошо. Организуем инициативную группу. Сбор подписей, пикеты у метро, все как положено. Демократов опальных привлечем. Нечего им пенсии в одиночку проедать. Я думаю, многие нас поддержат, причем не исключаю, что и сам президент Рельсын. "Голосуй за себя!" Как вам такой лозунг? Тоже, конечно, своего рода PR, но нам, в отличие от них, медно-никелевых комбинатов за сто рублей не надо. Так что счета свои банковские им за голодного Педру не спрятать. Итак, я еще раз спрашиваю, кто со мной?
- Все! - дружно ответили приятели.
- Отлично! - вырвалось у меня и, доверительно обняв Лосева за плечо, глядя ему в глаза, я спрашиваю:
- Ну что, сделаем это, братишка?
- Наука это допускает, - отвечает Лосев и вместе со всеми хохочет.
- Ей богу, страшно рад, что мы встретились! - с трудом выговорил он прерывающимся голосом.
- А в 96-м году не окажется еще один Кутанов? С тем-то, что будем делать? - тряся перед носом пустой рюмкой, выдал вдруг Витька.
- Будь спокоен, коллега! Мы с ним, конечно, пошепчемся, а потом петь-плясать по стране отправим. В конкурсе каком-нибудь победит, - успокоил его и нас Ракитин Димка. Ты же в Москве и Питере с избирателями встречаться будешь. Если честно, двоих даже маловато. Чем больше вас будет, тем лучше мы спецслужбы запутаем. Это, кстати, для твоей же безопасности.
- А я считаю, нам не следует полностью отказываться от официальных перебросок. Я, например, твердо решил к Екатерине махнуть. Туда, сюда, ну а когда потребуется, и на выборы подскочить не долго. Тем более, что наука позволяет. - Жора отодвинул стул от стола и встал. - А что в этом, собственно, плохого? Хочу я там побывать, понимаете?! Другим можно, и даже нужно, а я чем хуже?
- Это его на озере так настропалили, - пояснил Дима Ракитин. - Я его уже устал отговаривать. Вы же все Жору знаете. Ему там, скорее всего, понравится. Так ведь, Жора? А нам без тебя, совсем наоборот, скучно будет. Правильно я говорю, ребята?                - Правильно! Золотые слова. Он нам здесь полезней. И потом, кровосмешение - вещь серьезная. Уж не династию ли Жора основать задумал? Надо бы сначала специалисту показаться. А так, еще какую-нибудь нелепицу там родишь. Об интересах государства ты ведь не подумал. Нет, сиди, дружище, здесь и не рыпайся! - резюмировал Нечипоренко.
- Надо же, какой ты бдительный! Тебе, случайно, значок "За двадцать лет бессмысленной вахты" не присуждали? - раздраженно огрызнулся Жора. - Да неужели же вам всем не понятно, что это просто интересно?! Ни Аляска, ни собачьи упряжки, а уже сам перенос в то время! Ведь это, может быть, покруче любого исторического блокбастера, и я в нем - главное действующее лицо! Да хоть бы даже и не главное. Все равно Марго и Монтекристо отдыхают. А все потому, что герой здесь не вымышленный, а более чем реальный. По крайней мере, я себя таковым считаю. Вы только представьте себе, мужики, что мы там замутим! Да у нас, вооруженных самой передовой теорией, эти графинюшки будут по ночам в очередь, как наши бабули на холодильники ЗИЛ, записываться! Крестики им на коленях ставить будем.
- А ты не забыл, mon cher, как Распутин кончил? В проруби, один и без МЧС, или, может, вы пойдете другим путем, как Ленин? - не унимался Серега Нечипоренко. - А что если ты тамошним продвинутым царедворцам не приглянешься? Кому этот ваш бардак понравится? Нева ведь рядом, гвардия ропщет, а менты все на съемках. Потом, у них ведь и дыба была! Ты подумай, дружок! Тебя ведь там точно порешат, и Катина слеза не поможет. Это же, брат, серьезная политика, с царицей шашни водить.
- Ты забываешь, Серега, что Распутин был авантюрист-одиночка, а со мной отправят еще пятнадцать, и, к тому же, ни кого попало, а надежных, испытанных ребят. В нашем случае, если с кем и придется переспать, так только для очевидной  пользы дела. Объединимся вокруг императрицы и за работу! В конце концов, Аляска, это не хрен собачий, который откусил и выплюнул. Здесь уже геополитика! Дело то, действительно, предстоит серьезнейшее!
Жора замолчал, любуясь произведенным его зажигательной речью впечатлением.
- Ну ладно, так и быть! - первым нарушил я затянувшуюся паузу. - Любим мы тебя, старого бабника! Только не вздумай Екатерину на выборы притащить. Она нам все карты может спутать. И вообще ты там не особенно торопись. А тропку к ней в норку пусть коллеги протопчут. Вот такой тебе наш, я надеюсь, общий наказ.
- Когда вы их отправляете? - спросил я у Лосева.
- Через неделю, максимум десять дней. Это первые три группы. Колядкина предполагаем в четвертой.
- Тебя это устроит? - спросил наш новый приятель у Жоры.
- Уже устроило, - ответил я за того. - Ты уж, Николай, погоняй его перед отправкой как следует. Завтра последний выходной и за дело!
Вся компания, понимая, что шутки уже давно закончились, притихла, и каждый размышлял о чем-то своем. Ощущение понимания общей причастности к чему-то грандиозному, до конца еще не понятому, ясно читалось на лицах моих друзей. Остатки хмеля окончательно выветрились из наших голов. А не зашли ли мы в наших планах слишком далеко, и не станет ли для кого-то из нас эта общая встреча друзей последней? Ведь, если честно признаться, личной безопасности никто нам не гарантировал.
- Что-то вы, друзья, скисли раньше времени?! - неожиданно бодро заговорил Лосев. - Напрасно! Может еще кто-нибудь желает присоединиться к Жоре?
- А сами физики сфер что ж отстают? Или вы только вдохновлять и направлять обучены? А как же практика, без которой мертва теория? - с нескрываемой иронией поинтересовался Артемьев. Похоже, что после затяжного купания он все-таки окончательно пришел в себя.
- Ну отчего же? Я и сам собираюсь. Просто думал несколько позже планами поделиться. Короче, я тоже в списке, - сообщил Николай.
- Раз так, пиши и меня. К Наполеону отправлюсь. С визитом доброй воли! - решительно заявил я. - Только никаких инструкций и провожатых. Это будет действительно частный визит. Без галстука, но зато со смыслом. Народная дипломатия, если хотите. Сможешь обеспечить, Лосев?
- Сделаем! - отвечает он. - Доставим в лучшем виде. Я тут одно оконце в Швецию прорубил. Проверенный маршрут, через него и пойдешь. Снабжу вас с императором электронными переводчиками, так что проблем с взаимопониманием не возникнет.
-  Дашь еще один? - спрашиваю я. - Мне надо еще для одного деятеля. Я решил действовать через Фуше. Знаешь кто это?
- Слышал. А что же напрямую не хочешь? - поинтересовался Николай.
- Прямой путь, как известно, не всегда самый быстрый. Есть у меня на этот счет кое-какие задумки. Если не возражаете, все подробности по возвращении. Вам так самим интересней будет. Но выборы без меня не начинайте! Тут у меня тоже есть свои соображения, - уклончиво ответил я. - Твоя задача сейчас - это материально-техническое обеспечение. Ну, там валюта, карты, приборы, оружие и, наконец, сама переброска. Раз канал опробован, то и подавно дойду. Долечу! Сначала к Фуше, а уже вместе с ним к Наполеону.
- За это самое время выпить! - разряжая чересчур уж деловую атмосферу, предложил Витька Кутанов.
- Согласен, присоединяюсь! Тем более, что сам-то я отправляюсь в другое место. К Александру Невскому, если, конечно, вы не возражаете. - Сказав это, Лосев взглянул на меня. - Что скажешь Андрей?
- И чем ты там собираешься заняться? - уже ничему не удивляясь, спросил я у Николая.
- Русь-матушку буду объединять! Как Минин и Пожарский с Богданом и Хмельницким. Да, да, господа! Вы не ослышались, и я полагаю, желающие помочь мне в этом, вот уж действительно серьезном деле, найдутся. Так-то! - и разом опрокинув рюмку, Лосев сел и задумался. - Правильнее всего - в границах 1913 года, - продолжал он. – На фига нам больше? Может, еще и пруссаков прикажете кормить? Нет уж, спасибо! Знаем мы их благодарность; до сих пор расхлебываем. Только мы - баланду, а они уху с осетриной.

ГЛАВА XXI
За дело!
 
Толик Скворцов подскочил как ужаленный.
- Вот это здорово! Это настоящее дело. А главное, цель-то святая!
- Что верно, то верно! - согласился Артемьев. - В добровольцах недостатка не будет. Думаю, за месяц дивизию соберем, а может и больше. В 96-й год мы еще успеем, а сейчас лучше этим заняться. И потом, такое дело сплачивает, а на выборы придем готовыми победителями.
- Отлично! Тогда объясню подробнее, как мне все это видится, - деловито сказал Лосев, и, раскрыв перед собой непонятно откуда взявшуюся тетрадку, нарисовал на первой странице два квадрата. - Первым делом надо съездить в Москву и Питер и связаться с тамошними толкиенистами. Они сейчас в силе. Если только их лидеры нас не поддержат, разом авторитет могут потерять. У них с этим, как и у анархистов, строго. Толкиенизм - отец порядка! Хватит им по выходным деревянными мечами по щитам в садиках колотить. Чем от безделья бороться с придуманным врагом, не лучше ли всерьез за Русь постоять? А заодно, пусть их вожаки в деле себя покажут. Врагов у Руси навалом. Здесь и монголо-татары, и немцы с ливонцами, и шведы, и печенеги с какими-то там хазарами-базарами. Работы на всех хватит! Сами русские князья тоже, знаете, еще те фокусы вытворяли. Все потому, что не было, как объединяющей силы, надежной мобильной армии. Опять же связь. Без нее там вообще делать нечего. Всех по отдельности перережут! Нам понадобятся  профессионалы. Но с пустыми руками особо не повоюешь! Есть у меня в Москве серьезные знакомые. Они обзвонят предпринимателей, ну и вообще пустят нужный слух. Надо ведь собрать деньги на оружие?! Тут одним легким стрелковым не отделаешься. Врагов надо разнести в пух и прах, так, чтобы на века запомнилось! Хорошо было бы иметь хотя бы штук шесть ударных вертолетов, чтобы могли на помощь, в случае чего быстро приходить. Пусть знают, что у русских быстрые кони и длинные руки!
Сначала все силы двинем в Великий Новгород. Это главный наш союзник. Нужны будут опытные ратники, хорошо владеющие холодным оружием. Свои же возможности мы им при первом удобном случае продемонстрируем. В конце концов, попросим у Александра Невского собрать Вече и устроим смотр. Полетаем, постреляем, что-нибудь ненужное взорвем. Постараемся произвести впечатление, а уже потом объясним, кто мы такие и зачем пожаловали. Думаю, нас поймут. Князю же можно сказать, что из-за феодальной раздробленности однажды наступит черный день, когда пришедшие из Москвы опричники царя и великого князя Ивана Грозного будут тысячами топить новгородцев в Волхове. Русские - русских! Так что, надо заново объединять Русь прямо сейчас, и лучше чем князь Александр Ярославович, сделать это никто не сможет. Авторитет в таком деле многое значит. Мы же поддержим его силой оружия. Русские люди должны друг другу помогать, а иначе еще целых восемьсот лет из нищеты не выберемся. А что, скажете, ни так?!
Соглашаясь с очевидным, мы промолчали, а Лосев, чувствуя нашу одобрительную реакцию, все же заметно волнуясь, хотел было продолжить, но его опередил Артемьев.
- Сначала надо по ливонцам ударить. Это же азы стратегии! - безапелляционно заявил бывший второй помощник капитана, уже видевший себя адмиралом флота и Верховным главнокомандующим. - Иначе, как только мы двинем на Орду, крестоносцы все наши города и села пожгут. Опять заложников в рабство угонят. Как же мы их потом бомбить будем? Своих, неровен час, заденем!
- Верно говоришь! - согласился я. - Так может французский корпус Макдональда используем? Они в 1812 году как раз рядом с Восточной Пруссией стояли. Перебросим их в середину XIII века, и все дела! С Наполеоном постараюсь договориться. Думаю, он не откажет.
- Да не суй ты Макдональда своего в каждую дырку! Сами как-нибудь управимся, Андрей Геннадьевич! - Коля Лосев выразительно посмотрел на меня и повернулся к сидящему рядом с ним Саше Артемьеву:
- Ну, скажи, капитан, неужто мы всяких разных хазар сами "Градом" не уложим? О чем тогда вообще говорить? Долбанем, как следует, разок, да так, чтобы они потом только в пустыне Гоби попадались, и то, как мираж! Надо только с десантниками нормально переговорить. Пусть они нам свои ракетные установки на годик одолжат, с возвратом, конечно. Заодно и боеприпасы в реальном деле протестируем. Кучность, дальность стрельбы, что там еще бывает? Не исключено, что и дембеля к нам присоединятся. Платить будем военной добычей, то есть сдельно-премиально. Бабы, золото, серебро, камни драгоценные, - все это монголы с половины Старого света собрали. Да, да! Вы не ослышались, и бабы тоже! И упаси нас боже от интеллигентской щепетильности! С ней надо на кухне сидеть, а не дела делать. Русь в белых перчатках не объединишь! К тому же, монголы этого не поймут. Хорошо бы было еще людей Батыя перехватить. У них как раз из Европы свежие поступления, так что здесь-то все вполне справедливо. А что, экспроприация экспроприаторов! Самих же на родину отправим. Северным морским путем, но без ледокола. По пути еще какой-нибудь комбинат построят. Освобожденных людей возьмем под свою защиту. Дружины княжеские, если потребуется, перекупим, а в городах оставим небольшие гарнизоны, человек по пятьдесят с пулеметами и рацией. Чуть что, вертолеты всегда поддержат, а в крайнем случае, эвакуируют. Ничего, мы там быстро наведем порядок!
Здесь уже подкинул идею и я.
- А знаете, мужики, что я еще придумал?! Может нам антиглобалистов привлечь? Почему бы и им с татаро-монгольским игом не побороться?! Это ведь, если вдуматься, тоже их тема. К тому же, за ними деньги серьезные стоят. С их помощью мы бы ни одну дивизию смогли снарядить и отправить! Засылали бы их по частям. Спешить нам особо некуда, и потом, всех сразу, наверно, усилители не потянут. Мощность же их не бесконечна, а перебросить желательно побольше народа.
- Да, это было бы не плохо. Я так двумя руками «За»! Союзники нам сейчас очень нужны. Местных тоже рассчитываешь подтянуть? - указав пальцем на бутылку водки, спросил Артемьев.
- Да ты, Саня, хоть думай, что говоришь! Откуда здесь антиглобалисты?! Тут и слова-то такого не слышали. Ты в местный музей краеведения сходи! Сторож там быстро все объяснит, - взлохматив рукой свои вьющиеся волосы, язвительно посоветовал Жорка.
- Ну не скажите! - Я встал со стула и, упершись руками в его спинку, принялся вместе с ним раскачиваться. - Я наоборот уверен, что антиглобалистов в деревне полно, только свистни. Проблема здесь только в одном; они этого еще и сами не знают. Латентные. Местному населению все эти "руки Москвы" или какого-нибудь другого Стокгольма здорово уже осточертели. Они этими самыми руками только брать умеют, но ничего не дают. Вот наглядный пример: «Когда я покупал этот дом, он был рядом с дорогой, рекой и лесом. Соответственно, столько он и стоил». Теперь считайте: «Лес вырубили, одни кусты остались. Дорогу лесовозы так разбили, что легковушка без трактора редко проедет. Короче, дороги практически нет». А здесь-то что людям останется? Они же только благодаря лесу и выживают! Цены на бумагу на лондонской бирже простого человека не волнуют. Ну не интересно ему это! Здесь как-то прожить надо и детей чем-то накормить. Нет, не прав ты, Жора! Здешним мужикам ты только подскажи и пару-тройку лесовозов Скания сходу спалят, а остальные и сами больше не сунуться. Костер этот разжечь как раз проще простого! - Закончив тираду, я снова уселся на стул и налил себе того, что подвернулось под руку.
- Ну, так и что же ты им не подскажешь? - пробормотал сидящий напротив меня Дима Ракитин.
- А что потом? Ну, скажи, что?! - согнувшись над столом, воскликнул я. - Вандея? Гуляй-Поле или Тамбовщина, а, может, вообще Кронштадт?! Новочеркасск даже не предлагай! Были до нас уже подсказчики.
- Ничего страшного! - как ни в чем не бывало, отвечает Димка. - Ты же книжки читаешь! Помнишь, небось, как твои любимые французские революционеры, восставшие парижане, чуть ли ни с кремниевыми ружьями Бастилию брали? А ты читал где-нибудь, чтобы хоть кто-то из них позже раскаялся?
- Были такие. Мало того, они даже воевали против Франции, но дело ни в этом. Тоже мне, сравнил! Еще бы Белый дом вспомнил! Это посвежее будет, хоть и не так бесспорно, - парировал я.
- А почему бы и не сравнить? Хотя, ладно, согласен! Но ведь от вас только и требуется, дороги перекрыть. Не пропускайте большегрузные машины и все дела! Забыл что ли, как совсем еще недавно голодные люди Транссиб перекрывали? Городки палаточные прямо на рельсах помнишь? И ни какая это будет не контр и не революция. Здоровый изоляционизм, не более. - Диментий встал и, обойдя стол, подошел ко мне. - Вот смотри! - и он загнул палец. - Это мы перекрыли дороги. Считай, один. Это, - он загнул другой палец, - по требованию избирателей, местные власти, до особого распоряжения, запрещают въезд на территорию района большегрузных автомобилей, а значит и лесовозов. Выборы здесь весной? Вот и пусть народ объяснит своим слугам, что если не пройдет такое решение, о депутатстве пусть больше не мечтают. Перекует их кресла в кабинетах на орала! Раз и навсегда перекует. А снова навоз на скотном дворе перелопачивать, это вам не в райцентре тусоваться.
- Димушка! Ведь это с их согласия лес продают! Прямо на корню, делянками. Небескорыстно, надо полагать, а как докажешь и кому? Ворон ворону глаз не выклюет, независимо от высоты полета, - озадаченно проговорил я. - Что теперь предложишь?
- Отлично! - ничуть не смутился Ракитин. - Сам ведь говоришь, что лес продают на корню, то есть без доставки. Покупатель должен его сам вывозить! Ну, так никто не запрещает! Договор подписан, так что пилите! Только вот вывозить придется на собственном хребте. Это ли не идеальное, юридически чистое решение?! Ни с армией же лесовозы пошлют? И даже ни с ментами. Им-то это на кой надо? Менты же здесь сплошь местные. Так ведь?
- Ладно, пока убедил! Что дальше? - уже всерьез заинтересовался я.
- Да! Есть-то что будете? Самим-то жратву как завозить? - подхватил Кутанов.
- А если промтовары понадобятся? Простое ведро да лопату кто привезет? - скептически покачал головой Толя Скворцов.
- Водяру тоже забывать не стоит. Политическая ошибка выйти может, - очень верно заметил Ленька Романов.
- Короче, очередной кошмарный сон Веры Павловны. Проснись, Дима! Давай-ка лучше выпьем! - и, подмигнув Ракитину, Сергей Нечипоренко потянулся за бутылкой.
- Для кого-то сон, а по мне так антиглобализм в чистом виде. На первый взгляд, ахинея, но уже на второй - трезвый экономический расчет, а посему, слушайте. Третье пошло. Значит так. Устанавливаете прямые торговые связи с населением приграничных с районом сел. Они закупают для вас промтовары, продукты, лекарства, горючее. Короче, все необходимое в хозяйстве, а вы, в порядке натурального обмена, доставляете им выращенную и заготовленную вами продукцию. На рынке продать все равно не дадут. Они же ее реализуют, компенсируют расходы, а разницу положат себе в карман. Появляется прибыль, интерес, то есть это уже не утопия. У вас же доход осядет в виде приобретенных товаров. Той же водки, в конце концов. Надеюсь, я могу загнуть очередной палец?
- Гни, Дима, только не перегни! - разрешил я. - Есть еще предложения? Не знаю, как все, а я так и не понял, при чем тут антиглобализм? Скорее уж бартер.
- А при том, что изоляционизм, это и есть один из стержней антиглобализма. Не надо только с ксенофобией путать. Так вот, во всем мире уже давно поняли, что если будешь сидеть у дома на лавочке, лузгать семечки и караулить свою картошку, это ни к чему хорошему не приведет. В одиночку тебя просто раздавят экономически, или кормись с огорода только сам. Абсолютно необходимо всеобщее участие в акциях всемирного масштаба! Тогда и к вам в трудную минуту придут на помощь, и это уже будет четыре. Сгибаю палец! А понаехавшие из Европы помощники-антиглобалисты, окажут нам материальную помощь для борьбы с трехсотлетним игом и объединения Руси. Кстати, этим они помогут и своим предкам тоже. Ведь монголы с татарами и до Парижа могли бы докатиться, если б поезда без рельсов ходили. Вы как хотите, но это пять! Вот они, все тут! - и довольный собой Димка показал всем кулак. - Поняли теперь, что такое подлинный антиглобализм и как вместе с ним побеждать? Уверен, будет у нас и оружие! Какое захотим и столько, сколько потребуется. Перебрасывать его можем, как и живую силу, частями. Прежде, чем закупать что-то, надо, действительно, с кем-то посоветоваться. Тащить туда все подряд не следует. Район потом и за сто лет от хлама не очистишь. Местные орлы наверняка захотят по древним захоронениям пошарить. Это ведь ни галоши с посудой у соседей воровать! Полезут, я их с лопатами уже вижу! Не хорошо, конечно, не красиво. А что поделаешь? Военная добыча. Но вообще-то говоря, надо будет за этим приглядывать, а то так русский народ и от татар освобождаться передумает. Ну да все, друзья! На этом лекция закончена. - Димка облегченно вздохнул. - Что, может, нальем, раз вопросов нет?
- Как это, закончена?! Есть вопросы! - возмутился Артемьев. - Налить и без тебя догадались бы, но надо ж сначала разобраться с военной стороной вопроса. Броня, конечно, крепка, и танки могут еще ездить, но не надо забывать одну очень важную вещь. Если только Орда нам по чему-нибудь влупит, ну там стрелами засыпят или подпалят, эвакуировать всех сразу не удастся. Дюнкерк здесь не повториться. Сбросят прямо в озеро, а еще хуже - в рабство угонят. Меня лично такая перспектива не прельщает. Не могу и не хочу! Знаете, ведь внучка совсем недавно родилась! На меня похожа. Дочь говорит, что, выходит, теперь я деда. Странно и удивительно, правда? Давно ли мы с Маринкой познакомились, а уже дед! Ну да ничего тут не поделаешь! Селяви, как таковая. Еще одно поколение подрастает, а сыновья, по прежнему, уходят в бой, и конца этому не видать. Ладно! Давайте лучше подумаем, как мы тех же новгородцев подставим, если пурги там нагоним, а сами смоемся?! Так, согласитесь, дело не пойдет! Надо генералов каких-нибудь пригласить. Объясним им, что мы задумали и тщательно спланируем операцию. Может, и прямо по ходу потом что-то поменяем. Мы ведь пока не знаем, как там нас встретят. А если, как в кино, за демонов примут? Они ведь там с разными физиками на брудершафт не пили. Хрен тут что предугадаешь! Будем надеяться на успех. Шансы есть! Вы то в военном деле ничего не рубите, особенно генерал Кутанов, а я как-никак шесть лет этому учился.
- Так ты же с торгового флота. Щук по сорок штук лови, а в адмирала Нельсона с детьми сыграешь. Сетку забросить не смог, а в командиры лезешь. Долго агитируешь, Саша! - уже откровенно злясь, замечаю я.
- А врачи у нас почему военнообязанные? Так же в точности и офицеры из Макаровки. В этом плане как раз можете не переживать, - отмел мои сомнения Артемьев. - Так вот, как настоящий офицер, а не такой генерал, тире, майор, как Витя, я вам всем точно говорю: «Нам нужен стратегический план предстоящей операции!». А значит и специалисты соответствующего уровня. Нужно определить плацдарм для высадки, прикинуть, удобен ли он для обороны. Ведь по мере накопления сил, нам, возможно, придется и защищаться. Надо поискать какие-нибудь старые карты и убедится, что в XIII веке мы не окажемся на дне озера или реки на радость ракам. Место высадки должно быть недалеко от дороги. Не прорубаться же нам все 200 верст до Новгорода через лес! Опорные пункты, склады боеприпасов, горючего и провианта, - все должно быть предусмотрено. Пиф-паф и "вперед, в атаку!" здесь не пройдет, тем более, что сначала впереди будут свои. Но и потом с нашими, скажем, десятью тысячами против миллионной Орды много не навоюешь. Опять же, крестоносцы в тылу, Ливонский орден. Не забывайте, что армии у нас пока нет, а ту, что будет, надо сначала обучить тактике ведения войны в то время. Атака рассыпным строем нам не подходит. Затопчут, как муравьев! И самурайские мечи, сами по себе не помогут, да и вертолеты тоже. Ну что, скажите, толку от отдельных точечных ударов? Предположим, взяли мы крупную крепость и город и удерживаем их. Месяц, год, десять лет. А подвоз продовольствия и боеприпасов? А болезни, наконец? Чума, к примеру?! Она ведь и наполеоновскую армию в Египте изрядно покосила, а тут вообще 13 век. Хорошо, хоть, спида  еще нет! Все равно, и без боевых действий люди погибнут, так что некого будет и обратно возвращать. Вы на берегу даже не представляете себе, что такое плавание в южных широтах! Сколько всяких прививок морякам делается, и все равно люди болеют, а иногда даже и умирают. Это в наше-то время! А так, безоглядно, вперед, нас чума не возьмет?! Людей погубим и отличное дело просрем! Опять же, если в занятых нами городах гарнизоны оставлять, плюс охрана коммуникаций, то уже через месяц от нашей дивизии и взвода не останется, а остальных уже фиг вместе соберешь. Я это все к тому говорю, чтобы вы на Варшаву да Краков не очень-то засматривались. С нашими скромными возможностями мы только Новгород и прикроем. Ну, может быть, еще Псков и это все. На остальное сил наверняка не хватит. Поэтому на первом этапе успешной для нас может быть только оборона. Здесь каждый наш ста басурманов стоить будет. Но при наступлении совершенно другой расклад. За примером далеко ходить не надо, но мы все же пройдемся. Наполеоновскую армию в 1812 году ведь не наши уничтожили. Французы сами тысячами гибли. От огромных расстояний, холода, голода и морального разложения. Ну, не от рук же наших мужиков с деревянными вилами! Это-то, надеюсь, понятно?! Шестьсот тысяч вошло, а тридцать вышло, и это всего за полгода! А мы ведь тоже в Россию собираемся, а не на лазурный берег. Задумайтесь над этим! Закон об отмене морозов еще не принят. Что с нашими людьми станет? И с нами.
- А ведь Александр Вадимович абсолютно прав! - вышел из оцепенения Лосев. - Что, если действовать немножко по-другому? Займем для начала Псков. Укрепим все подходы. Мины, там, инженерные сооружения, какие надо. Устроим  неприступную цитадель, и только после этого разошлем в другие города послов с предложением о заключении военного союза. Власть княжескую не в чем ущемлять первоначально не будем. Они все сами по себе, а мы тоже сами. Только договор о взаимопомощи заключим, не более. Пусть сами себя обороняют, но в случае нападения врага, гарантируем им быструю и эффективную помощь, а для этого нам понадобится гораздо больше вертолетов. Дипломатов хороших постараемся привлечь, и так, не торопясь, удельных князей и переманим. А еще, посадника псковского, на вертолете к хану послом переправим. Дары пошлем, как положено. Я ему шахматы свои отдам, а в придачу, мочалку.
- Это все интересно, если князья пойдут на союз, в чем я лично сильно сомневаюсь. А если нет? - предположил Романов Леня.
- Действительно! Может, нас уже и в Пскове да Новгороде с цветами не встретят? Допустим это хотя бы теоретически и просчитаем дальнейший сценарий, - предложил Артемьев. - Все наши нынешние рассуждения основаны на том, что нас, вроде бы, должны встретить как спасителей-избавителей. А вдруг Вече в Великом Новгороде по-другому решит? Мы что же воевать тогда будем? Опричники Ивана Грозного, это еще не скоро, а мы уже там, причем явно посягаем на их республику. Псков, вон, уже к рукам прибрали! А у них, пусть даже ограниченная, под татарами, но все же свобода. Ох и бились же они за нее! Нет, друзья! Города русские нам брать нельзя! Может снова начаться война русских с русскими, так что придется нам как-то обустраиваться прямо в поле. Зима на носу, морозы, жрать нечего и девушки не любят, а что поделаешь? Не воевать же и впрямь с самим Александром Невским?!
- Ох, ты, Саша, и загнул! Поднагнал пурги! Тебя, доблестного морского офицера, если послушать, то для общенационального блага надо сидеть со своей бабой на печке и не дергаться. Надежная позиция! - окинув взглядом всех приятелей, подтвердил я. - В конце концов, они там за триста лет и сами освободятся. Торопиться им вроде некуда. Но Лосев же собрался Русь объединять, и некоторые из нас взялись ему в этом помочь?! Ты сам-то как ко всему этому относишься?
Я пристально посмотрел на своего друга.
- Давай так, как и всегда. Только личная позиция и никакого показного патриотизма! По душе тебе все это или нет? Хочешь ты этим заниматься или нет? Лично я, так двумя руками под этим распишусь.
- Да нет, я ни против, но надо очень тщательно все продумать. Вот почему для начала нам нужен взвешенный стратегический план. От чего плясать будем и под какую музыку. Как доблестный офицер, я заявляю: «Войны без риска вообще не бывает, а то, чем нам предстоит заниматься - это война. Только риск этот надо соизмерять со значимостью выбранной цели. Он должен быть оправдан!» Мы же с вами сейчас не из окружения прорываемся! Есть время все спокойно и грамотно подготовить, а не просто бросаться головой в пучину. Крестового похода детей не получится? Сколько у нас будет людей? Больше, чем у Чегевары? Кто-нибудь вообще задумывается над тем, какие перспективы мы можем им предложить? Даже тем же антиглобалистам и вольным местным хлопчикам? Гарантия их возвращения назад, чем обеспечена? Как обычно, всем достоянием государства? В том-то и дело, что ничем! А ведь они, в отличие от тех же десантников, люди не военные. Просто так, по нашей прихоти, как бы в виде эксперимента, отправлять людей почти на верную гибель нельзя. Надо сначала самим понять, а затем и им объяснить, на чем, собственно, основана наша уверенность в успехе или хотя бы реальная надежда на него. Иначе же, это преступная авантюра! Давайте уж будем называть вещи своими именами. Одно дело, Осипов. Он, в конце концов, сам к Наполеону захотел, сам все это придумал, и рискует сам. Посылать же тысячи необученных людей без опытных командиров туда, где они погибнут под копытами монгольских коней, даже не сумев воспользоваться современным оружием, это что ли патриотизм? А по-моему, так это чистейшая компрометация самой идеи военной поддержки предков. Я полагаю, нам все же необходимо обратиться к государству. Возьмем его в долю. А почему бы и нет? 60 к 40! Шестьдесят, само собой, нам. Подумайте! На любительском уровне и голом энтузиазме такие дела не делаются, - закончил профессионал Артемьев.
-  Вы как хотите, а я и без государства сам с усам. – Лосев презрительно махнул рукой и уставился себе под ноги. -  Оно-то, как раз, необученных, как обычно, и пошлет. А что? Погибнут, новых пришлем! Большая проблема! Его ведь по судам не затаскают. Лучше уж я сам, без начальников, соберу отряд и отправлюсь партизанить, а уже там и пламя из искры разгорится. Чем мы хуже тех марксистов-пироманов? По времени рассчитаем все так, чтобы утром отправиться, а к вечеру уже дома быть, чтобы ужин не остыл, и никаких морозов, - летом все проделаем. Надолго меня Олька не отпустит. Повторный заброс подготовим основательней, а сейчас нам надо начать. Пусть новгородцы пока пообвыкнут. Ну так кто со мной? Давайте по порядку, начиная с хозяина, а затем по часовой стрелке.
- Первый, Осипов.
- Нет! Я к Наполеону.
- Кутанов?
- Воздерживаюсь. Пока не определился.
- Нечипоренко Сергей?
- Пожалуй, все же да. Да!
- Колядкин Жора?
- Нет! В эпоху Екатерины интересней.
- Артемьев?
- Нет! И другим не советую!
- Анатолий Скворцов?
- Да! Почему бы и нет?
- Ракитин Дмитрий?
- Да! Однозначно!
- Романов?
- Да! Запрягай лошадей!
- Итак, подведем итоги. Со мной в XIII век отправляются: Нечипоренко, Скворцов, Ракитин и Романов.
- К Наполеону - Осипов.
- К Екатерине II - Жора Колядкин.
- Воздержались: Кутанов и Артемьев.
- Техническую часть организации всех трех экспедиций беру на себя, а пока продолжим отдыхать. Не будем же терять время! - заключил Николай Лосев.
- Слышал, что ты можешь переместить меня на запад? Верно говорят? - спросил я у нашего домашнего ученого.
- Если по той же параллели, то запросто, - уверенно ответил Николай.
- Так вот! Мне нужны будут золото, драгоценности или что-то такое, что можно легко продать в любой стране, ну и, я полагаю, дня через три можно отправляться. Могу я на это рассчитывать, Николай? - преодолев неловкость, спросил я.
- Считай, что ты уже там! Бедствовать не будешь,  а детали давай уж обсудим завтра. Наука уже в наглую настаивает на отдыхе! - засмеялся он и оценил малосольный огурчик.
На крыльце послышался какой-то шум. Кто-то дергал закрытую дверь и стучался. Я вышел на веранду и открыл задвижку.
После ярко освещенной столовой, разглядеть стоящего человека сразу было невозможно.
- Вам кого? - спросил я.
- Могла бы я видеть Виктора Петровича? - раздался приятный, вроде бы знакомый, женский голос. - Мне сказали, что он может быть здесь.
- Милости просим, проходите! - пригласил я, освобождая проход.
- Какими судьбами, Галя?!!! Сюрприз! Смотрите, кто пожаловал! Одна и без охраны! - и еще много разного наперебой восклицали в доме.
- Господа, господа!!! Приемная дочь президента Рельсына! Без супруга! - громче других выделялся Жоркин голос.
- Вот те, на! - негромко пробормотал я и поспешил войти вслед за гостьей.
- Да с квартиры московской сбежала. Воспользовалась переездом с дачи, и вот… В общем, дала деру. Такая жизнь хуже горькой редьки. Не жизнь там у них, а тюрьма, причем добровольная! На киностудии мне сказали, что Виктор Петрович уехал за грибами, кажется, в Псковскую область. На неделю, примерно, а телефон он отключил. Вот я и подумала, что сюда. В моей-то деревне они бы меня сходу перехватили. Перед тем, как сбежать, я специально родственнику дальнему в Омск позвонила. Пусть там поищут! Приютите женщину на пару дней, мужчины?
- О чем разговор! Быстро присаживайся к столу! - Жора подвинулся ближе к Кутанову и поставил на освободившееся место, стоящий у раскрытой печки, стул.
- Галочка! Это здорово! Если б ты знала, как же это здорово, что ты снова с нами! Мы уж  и не надеялись больше встретиться! - расставляя перед уставшей с дороги женщиной чистую посуду и разную снедь, растроганно твердил Жора. - Хреново, говоришь, было?! Что ж, бывает и так. А как здоровье бывшего президента?
- Спасибо, сейчас уже хорошо. Отдыхает. Жалко мне его что-то, а то бы давно сбежала. Дедуля-то - мужик нормальный. Он ведь без кремлевской своры совсем другой человек. Рассказывает интересно. Как в деревне жил, как потом учился. Давайте выпьем за его здоровье?! Он ведь и хорошего много сделал. Давайте, а?!
- Друзья! Выпьем за первого президента России! За Бориса Рельсына, образца 1991 года! Ура! - вскочил я. - За нас тогдашних! Коммунисты пьют сидя. За то, что было и чего не было! Вперед!
К счастью, в тот вечер все оказались уже беспартийными. Время, как говорится, внесло свои коррективы.
- Не буду я за него пить! - попытался возразить Романов. - За что угодно, но уж только не за Рельсына! Всю страну с Мишаней просрали!!! Судить их надо!
- Не хочешь, не пей! Выпей за нас и за прожитые 10 лет. Какой бы она не была, но это наша жизнь! Ну не всегда же она у нас полное говно?! Давай, выпей со всеми, Ленечка! - Я похлопал его по шее и протянул наполненную рюмку.
- Эх, ребята!... Опять десять лет, как один миг! Ну и пусть... - и Леня вслед за всеми поднялся со стула.

ГЛАВА XXII
Последний день

Он прошел весело, этот наш последний день перед отъездом. Гуляли по лесу, вспоминали разные смешные байки. Хоть уже и октябрь, а солнышко еще заметно пригревало. После полудня стало тепло, как в августе, а то, что листья с деревьев почти облетели, в сосновом бору не заметно. Ну да, брали мы боровики! Те, что покрасивей. Мимо проходить, что ли? Попадалась ежевика. Здоровые, такие, черные ягодины. Брусника тоже цвета спелой вишни.
Все выглядели беззаботными и вполне счастливыми, по крайней мере, в тот день. И никому не хотелось задумываться, увидимся ли мы еще также все вместе хоть когда-нибудь.
Кутанов пол дня во всеуслышание клялся, что отныне заботу о Галине берет на себя отечественный кинематограф. Лосев, в свою очередь, доказывал нам, что у него все под контролем, все рассчитано до минуты, и все гарантировано вернутся назад. Может, даже и действительно к ужину не опоздаете! - уверял он нас.
- А если французы Андрюху возьмут и повесят, что тогда? Он ведь даже языка их не знает! - заговорил о грустном Артемьев.
- Тогда мы заберем его назад за недельку до печального события, хотя я уверен, что до этого не дойдет. Андрея Геннадьевича мы снабдим всем необходимым и назад получим в полном порядке. Пойдем, потолкуем, чтобы людям не мешать, - шепнул мне Коля.
Мы слегка отстали от остальных приятелей, и Лосев незаметно, вынув из внутреннего кармана куртки сложенную газету, протянул ее мне.
- Это "Московский комсомолец" от 24 октября этого года. Почитай!
- Как от 24-го?! Это же только через десять дней! Откуда она у тебя?!
Глядя на Николая, я уже почти наверняка знал, что он ответит и оказался прав.
- Ну, конечно, Андрей! Ты и сам все понял. Да, посылаем иногда и вперед! Обстановку там разведать, прессу свеженькую закупить. Мы же на государственные деньги работаем, поэтому порой и выполняем краткосрочные заказы их аналитиков. С некоторых пор они заказывают нам доставку наиболее читаемых газет с упреждением примерно в месяц. Выбирают в них наиболее скандальные материалы и печатают их в своих изданиях, причем под теми же названиями, но слегка смещая акценты. В результате какая-нибудь сенсационная разоблачительная статья превращается в нелепый фарс, домыслы, а то и откровенный прикол, короче, в то, что серьезно уже никем не воспринимается. После выхода такого материала сами же в обзорах прессы начинают над этим стебаться. Мол, видите сами, какую ахинею пишут, а ничего не поделаешь - свобода слова! Так-то вот, Андрей Геннадьевич, а ты говоришь, десять лет демократии! Рановато отсчет начал. Но есть во всем этом и плюсы. Не в газетках, конечно, а в походах в ближайшее будущее. Благодаря им, я и знаю, что никто из нас до Нового года не умрет. Все будут не просто живы, но и вполне здоровы, а некоторые еще и при деньгах. В последний раз, кстати, я и сам туда смотался. Интересно, знаешь ли, что-то мне стало. Все сейчас так неустойчиво. А вдруг, подумалось, талибы уже на Волге? Нет, ничего такого! И «жигули» по-прежнему делают. Во внешней политике тоже ничего сверхъестественного, за исключением разве что одного. - Международная изоляция России еще более усилится, зато и национальная идея окрепнет. Идея-то сама все та же - "Всех гасить на водопое!" Спорят все больше о мелочах - "Кто эти все, как их найти и чем гасить?"
- Не расходись так, Лосев! Отдыхаем ведь.
- Да, ты прав! Я газету-то тебе чего дал? А, вот! Почитай там статью профессора Колпакова "Силу тяжести скоро отменят". Ребятам тоже можешь показать. Там рассматривается гипотеза Хендрика Лоренца о замедлении времени в движущихся объектах, и автор утверждает, что человечеству вполне по силам уже в ближайшем будущем победить силу притяжения. Мы удивляемся, что НЛО перемещается так, будто на них не влияет гравитация, а значит и инерция. Так вот, этот профессор считает, что уже через каких-нибудь пару десятков лет и земные летательные аппараты запросто смогут преодолевать пространство и время. Здесь же все одно к одному, все друг на друге завязывается. Я, Андрей, это к тому, что, видимо, скоро мы сможем перемещаться не только по той же широте! Я уже сейчас считаю, что совсем не обязательно находиться рядом с озером. Здесь люди просто впервые обратили на это внимание. Решили почему-то, что дело именно в резонансе инфразвука в большой массе воды. Оно и понятно. На воде волны заметней и даже на глаз видны. На самом же деле тот же процесс происходит и в любой другой среде. Нам не понятен лишь механизм управления. Практическая сторона дела, понимаешь?
- А что будет, когда поймете? Всю планету к рукам приберете, что ли? - невесело спросил я.
- Ерунда! Бредни это этих новых наших! В этом деле у нас с Америкой такой же паритет, как и с ядерным оружием. Можете не сомневаться, все у них давно готово! И Колумба встретят, и моряков наших, только на пару лет пораньше. У нас ведь как повелось? Уходит очередной крупный гос.чиновник на другую работу и, еще не дойдя до нее, начинает пристраивать свои мемуары. А пишутся они обычно заранее. Как говорится, на черный день. Не удивлюсь, если и аванс за них заранее выдают. Так что за океаном уже давно в курсе. Одно радует. Их так называемая "Глобальная перспектива" не намного умнее нашей "ХБП". У них тоже отовсюду прет такая же уверенность, что все их возможные действия будут односторонними. Почему, непонятно! Да, похоже, скоро начнется перестройка-перекройка!
- Так что же теперь все-таки будет?! Новый виток гонки вооружений? Ведь, казалось бы, за полвека уже убедились, что путь это тупиковый?  Или опять, тут помню, а тут не помню?! Наши-то генералы где деньги возьмут, Николай?
- Память, говоришь? Она-то, как раз, есть, а выводов нормальных нет. О гонке вооружений помнят, да и оттуда опять напоминают. Американцы опять свою СОИ расчехлили, а инициатива, как известно, наказуема, особенно такая. В нашем же деле каждый считает себя впереди планеты всей. Ну, так и пусть опять взрослые дяди пошалят, правда, за наш счет. Пока носы себе не разобьют, никто сам не образумится. Ничего не поделаешь, Андрей! Требуется время. Нам же надо людей сохранить.
Все, хватит! Давай лучше о деле поговорим! Скажи-ка, дружище, как идти предполагаешь? Только уж рассказывай все, как на духу! Имей в виду, мне тебя обратно выцарапывать! Я же должен знать, откуда!
- Через Швецию. А там уж как-нибудь переправлюсь в Данию. В другие годы поступил бы иначе, но в 1813 шведы были союзниками России. Должны помочь! Как думаешь, Коля?
- Если ты хочешь там к властям обратиться, не советую. Зачем тебе это, Андрей? Действуй через простых людей, это же всегда надежней!
Лосев задумался и какое-то время, остановившись, рассматривал сверкающую от росы  пурпурную бруснику.
- Швеция, это только потому, что на той же широте? Правильно я понял?
- Ну почему же, не только! Дания, куда надеюсь перебраться, это уже союзник Франции, а особых военных действий между соседними странами нет. Это бодрит!
- Понял тебя! То, что не хочешь прямо во Францию, это хорошо. Так и надо! Но, может, все же куда поближе? Как тебе, к примеру, Люксембург? Не знаю, правда, был ли он тогда, но ближе не бывает. Может, передумаешь?
- Да нет, Коль, Люксембург не пойдет. Объясню, почему. Я начну со второго?
- Валяй! - согласился Лосев. - Можешь хоть с третьего.
- Славненько! Итак, второе. Не люблю маленькие страны. Люксембург твой в двадцать с лишним раз меньше той же Псковской области. Это если с площадью у ратуши считать, а без нее и вовсе собьешься. Ну, вот представь себе! - Сажусь я с теткой на мотоцикл. Пивко, ветер, сиськи ее за спиной о куртку поскрипывают. Лишний раз под коленку ей потянулся, поворот проскочил, и ты уже за границей! Это что, разве по-нашему? Нет, мне ближе широта, просторы, и чтоб вода была хоть какая-нибудь. Ну а на первое, кроме супа, другая параллель. Надо бы тебе атлас купить, Лосев!
- У нас на озере карт всяких полно. Дело не в них. Ты, Андрей, не допускаешь, что большинство наших перебросов – левые? Не учтенные, то есть.
- Как это? Без санкции из Москвы, что ли? Так это и так понятно! - усмехнулся я. - Помнишь, может, - "Социализм - это учет!" Теперь нет социализма, нет и учета. Кому же вы их втюхиваете?!
- Санкции их с социализмом нам не требуются! Мы на Чудском давно уже без звонка из столицы привыкли. Если спросят, говорим, что усилитель само-возбудился. Такое, действительно, бывает. А что бы ты сказал, если б узнал, что похожее оборудование есть уже и на Байкале? Малоприметный охотничий домик на пустынном берегу. Делай себе все, что только душе угодно! Любые эксперименты! Для нашей народной дипломатии это ой, как хорошо! Пробовал омуля, Осипов?
- Нет, Коля, спасибо. Уж лучше ряпушку. Я уже все продумал и менять весь план в последний момент не хочу. А вот обратно, другое дело! Прямо из Парижа, понятно, удобней. Уточним перед отправлением координаты цели и в путь! Месяц, скажем, на дорогу, а там уж, как сложится. Думаю, недельки через три начинай включать свою машину. Скажем, раз в пять дней в полночь по Гринвичу. Так нормально?
- Тебе решать, крестник. А французский ты все-таки там подучи! Не дело это через какие-то там электронные штучки с императором Франции объясняться. К чему дополнительные отрицательные эмоции? У него там и так не все гладко, а тут еще эти переводчики. И вот еще что! Приделай ка себе на джинсы эти пуговки. На всякий случай даю две. - Лосев протянул мне парочку маленьких, действительно похожих на "болты" от джинсов, вещичек. - Не забывай в Париже штаны одевать! С помощью этих датчиков мы будем отслеживать все твои перемещения, в том числе, и во времени. Плюс к этому добавлена и еще одна функция, - контроль пульса. Всякое может случиться. Как только пропадет пульс, сразу пора назад. Понял, дружище? А теперь пошли к народу! - и Лосев двинулся в сторону, мелькавшей в небольшом отдалении среди редких сосен, красной жоркиной куртки.

Перед сном я решил выписать на листок все французские слова и выражения, встречавшиеся мне так или иначе. Вот они:
О, Пари, пардон, мадам, селяви, коньяк, камю, наполеон, Наполеон (торт), мон амур, мон шер, же тем, парфюм, Мулен Руж, Па де Кале, оливье, сильвупле, Ришелье, пресс-папье, конферансье, конотье, канапе, консоме, реноме, резюме, буриме, кюре, аббат, кардинал, мушкетер, шевалье, лейтенант, капитан, женераль де Голь, маршал Петен, виши, маки, коллаборационизм, майонез провансаль, шампань, оревуар, амбре, одеколон, месье, комильфо, рено, пежо, ситроен, орли, синема, лонжерон...
На этом месте я остановился и перевел дух, сообразив, что иначе мне не закончить и до утра. Короче, полный карамболь и ой-ля-ля, включая мадмуазель. Явный перебор!
Покойный отец рассказывал, что в деревне, куда его отправляли после войны на откорм, в школе был учитель физкультуры, а заодно и французского. Наверное, потому что начинаются на одну букву "ф". Так вот, он учил четверых ребят в доверенном ему классе, что есть только два главных французских слова, которые они и должны запомнить на всю жизнь. Это самые великие слова - революция и коммунизм. Все остальные слова зависят от этих двух, так что объясниться несложно.
- А как же Ленин? - спросили дети.
- Да, конечно, и Ленин тоже. Но сначала Владимир Ильич выучил эти два слова и только после этого стал Лениным. Вот поэтому, ребята, вы и должны учить французский язык. Парижские коммунары на плохом языке говорить не стали бы.
В конце лета во время пожара у учителя сгорел протез. Он от огорчения запил и его уволили. Новый преподаватель учил детей уже немецкому - языку Маркса, Энгельса и Клары Цеткин.

Глава XXIII
 В Гамбург

1813 год, июль, 20-е числа. Лето только что перевалило за середину, но отпуск пока откладывался. Я в Швеции. Ничего себе местечко. Леса, озера, скалы. На Карелию похоже. Совсем рядом, за двумя холмами, довольно крупный городок Норчёпинг, но мне не до магазинов. Шопинг и аквапарк отложим на XXI век.
Хмурый рыжебородый чудила с ближайшего хутора за старый микрокалькулятор фирмы Шарп, ну такой, знаете, с жидкокристаллическим дисплеем на солнечных батареях, взялся довезти меня на телеге до моря. Там, если я добавлю к этому китайские пятидолларовые часы с запасной батарейкой, его младший брат Ларс переправит меня в Данию. Союзник по антифранцузской коалиции держался так, будто мы с ним уже под Полтавой, а Мазепа запаздывает. Похоже, что ждем только его. Ну, да и хрен с ним, лишь бы доехать! Тем более, что, говорят, гетман опять на съемках занят. Что ж! "Чёму он ни сокив, чёму не летает", пусть теперь шведам поет.
Ехали молча. Кормились, как и молчали, тоже по отдельности. Дорога, вроде, была неплохая, телега тоже не трехколесная, но через неделю от такой езды запел уже я. Просто не хотелось умирать молча. "Нам нет преград ни в море, ни на суше!" - пел я напоследок.
Еще в Швеции, в самом начале пути, я сообразил, что если с транспортом и дальше будет так же, то к Наполеону доставят, в лучшем случае, одни презенты. То же немногое, что от меня останется, рассыплется вдоль дороги на съедение воронам. Романтизма - ноль!
Впрочем, я не столько пел про преграды, сколько бубнил себе под нос знаменитую "Wish you were here", исполненную на благотворительном концерте в Нью-Йорке. Это мне как-то ближе. А вообще, летом 1813 года русскому в Швеции, наверное, лучше было помалкивать.
Внешне спокойный характер этого народа не помешал, однако, шведам убить в 1792 году своего короля Густава III, а его сына и преемника - в 1809-м, в результате очередного переворота изгнать из страны. Не стоило также забывать, что совсем еще недавно, в том же 1809-м, русские войска вторглись в северную Швецию, использовав, как плацдарм для нападения, Норвегию и Данию, а ведь в последнюю я и направлялся.
Допустим, я-то знал, что 13 июля, то есть буквально на днях, русский император Александр вынудит главу Швеции, бывшего маршала Франции Жана-Батиста Бернадота, направить свои войска против Наполеона, но возница мой, старший в своей семье, угрюмый Йохан Карлсон свежих газет, похоже, не читал. Странная высокая политика, это одно, а вездесущий топорик народной дипломатии, так по-русски торчащий у него из-за пояса, это совсем-совсем другое, и в нашем с ним временном союзе политику определял он.
На девятый день пути показалось-таки море, а точнее сказать, пролив. На другой его стороне - Дания, а она в то время противник Швеции и союзник Франции, за что ей особенно доставалось, почему-то, от англичан. Позже братья-освободители шведы приберут эту небольшую страну вместе с Норвегией к рукам, а пока, с 31 мая 1813 года, датские войска вместе с французской армией оккупируют Гамбург, а туда-то мне как раз и надо.
Побережье пролива представляло собой отталкивающего цвета массу из смеси песка, рыбьих пузырей, плавников и чешуи. В книжках написано, что начатые, было, в Швеции реформы в эти годы затормозились, и народ, чтобы хоть как-то прожить, почти поголовно занимался рыболовством. Вообще считается, что в XIX веке в Швеции жилось несладко, что и вызвало массовую эмиграцию из страны. Помните новеллу Джека Лондона "Всюду шведы!"? Это когда они уже и до Аляски добрались. Интересненький, кстати, моментик! Ныне же там, на первый взгляд, полный порядок, как, впрочем, и в Дании. Один мой приятель прочесал эти две страны вдоль и поперек. Вышло так, что он с другом оказался в Стокгольме 17 августа 1991 года. Вечером выпили за приезд, на другой день поправились, чем бог послал, а на третий, уже перед отъездом, хотели город посмотреть, а вместо этого, как и многие другие, навсегда разлюбили балет «Лебединое озеро». Пошли, значит, они, как всю жизнь страдавшие от коммунистов, в полицию, а там у входа из таких же, как и они, жертв тоталитаризма, уже очередь выстроилась. Заявления у них сразу же приняли и еще поругали, что они так долго чего-то дожидались. В Чехии, сказали, президент Вацлав Гавел для будущих эмигрантов из СССР, целый городок построил из 20 тысяч домов, так что можно и родственников с помощью Эмнисти Интернешенл вывезти, если, конечно, пожелаете.
В общем, разбираться там с ними особенно долго не стали. Берите, говорят, деньги пока на два месяца и попутешествуйте, осмотритесь. В следующий раз приходите уже в конце октября. Начнем вас языку и новой профессии обучать, а какой, подумайте пока сами. Не волнуйтесь, это тоже за счет нашего правительства. Необходимые средства на программу социальной адаптации политических эмигрантов из СССР сегодня выделены. Жить с сегодняшнего дня можете там-то, работать на конвейере начинайте хоть завтра там-то, пособие даем пока такое-то, но если возникнут проблемы - сразу же обращайтесь. А пока получите и распишитесь, - вон за вами какая очередь! До встречи, господа!
А дальше - просто анекдот! Пока они в барах деньги пересчитывали, путч уже провалился. Но ведь такая халява бывает лишь раз в жизни! - Поживем - увидим! - решили приятели. А, может, еще денег дадут?!
Намотались они тогда по этой самой Скандинавии на всю жизнь. Рыбы всякой наловились и как-то незаметно заскучали. Берега там слишком чистые. Все какое-то неестественное, даже водорослей, и то нет. Рыбы же, как назло, наоборот, слишком много. Приходилось ловить и отпускать, а она еще и уплывать не хочет. Корма требует. Но главное, девки там совсем отмороженные. Деньги им заплати, а руками не прикасайся! У самих, небось, родители - простые рабочие люди, а корчат из себя, черт знает кого. Перерожденки! - Нет уж, продажная любовь в Скандинавии - это не для нас, - быстро сообразили приятели. - И вообще, что за радость от такой их сытой жизни? Спать, так чуть ли не в девять ложатся. Стакан виски или водки на ночь выпьют, а "приход" уже во сне! Время им, видите ли, дорого. Вставать-то уже в 5 утра! Какой же в такой выпивке смысл?
Очень скоро все их там стало раздражать. Даже море это чистое водой нормальной не пахнет. Вся жизнь и все вокруг них как будто стандартное. Песок на берегу и тот, наверное, калиброванный!
Плюнули парни на хваленый шведский социализм, купили себе на оставшиеся деньги по подержанной машине и вернулись через два месяца на родину. Еще и на подарки родителям хватило.
Я это все к тому, что не всегда все в Швеции было до противного стерильным. И дорожки с урнами в глухом лесу не всегда были. Грибы сейчас ведь тоже собирать не принято. Еще, чего доброго, подумают, что ты бедный и тебе есть нечего! Понятно теперь, почему эти шведы так к нам рвутся! У нас грибы, где хочешь, собирай, даже если их там и нет! С чем-с чем, а с этим у нас точно либеральней.
А раньше можно было и в Швеции жить. По крайней мере, в XIX веке жили и там, как люди. В лес ходили, рыбу ловили. Чистить ее прямо на берегу тоже не стеснялись, и никто ее почищенную после этого в море не выпускал. Но, видать, и в доброе старое время предчувствовали шведы грядущие потрясения, а от того и постоянно хмурились, как Йохан Карлсон.
Посудина брата его Ларса, обычная длинная лодка с парусом, этакая шаланда, полная следов от недавно выгруженной салаки, к морским путешествиям не располагала, но выбора у меня не было. На прощанье я подозвал старшего из Карлсонов и достал бутылку «Абсолюта». Надо же было хоть попрощаться по-человечески. Оказалось, что потомки викингов и варягов тоже не прочь при случае улыбнуться. Позже, когда мы уже отошли от берега, Йохан еще долго махал нам своей шляпой и что-то кричал. На приличном расстоянии это напоминало знакомое еще с полей хоккейной войны "Хея-Хея!".
- Будь здоров, приятель и быстрей осваивай вычислительную технику, - подумал я, усмехнувшись про себя.
- Прощай, Йохан Карлсон! - привстав, крикнул я и тоже помахал ему рукой.
Пролив оказался нешироким. Немного шире, чем Финский залив в районе Кронштадта, и через шесть часов я уже выходил на другой берег. Тот же самый знакомый пейзаж. Мелководье с выступающими из воды валунами. Ровный песчаный пляж, а метрах в двухстах от берега дюны и причудливо изогнутые сосны. И все-таки это была уже Дания, более подходящая для успешного продолжения моего предприятия, страна.
Промежуточным пунктом своего непростого путешествия я избрал Гамбург. Прославленный "железный" маршал Даву был там в то время за главного. Перед этим город ненадолго переходил в руки наших казаков под командованием полковника Тоттенборна, произведенного за это в генерал-майоры. Пребывание их в городе довольно быстро отрезвило гамбуржцев от эйфории первоначальной восторженной встречи. Оказалось, что кроме бесчисленных подарков, которыми буквально осыпали бандитского вида дядек, освобожденные от варварского наполеоновского ига граждане, казачки еще и сами предпочитали выбирать, что им больше по вкусу. При этом они весьма беззастенчиво реквизировали имущество граждан, нарушая при этом все, то есть абсолютно все, нормы морали. Короче, очень скоро несколько растерявшиеся жители Гамбурга почувствовали, что каждый лишний день пребывания в городе русских казаков выливается для них в очень увесистую копеечку, а конца такого «освобождения» все не наступало.
В Гамбурге открыто зароптали. - Как же так?! - взывали отцы города к полковнику, ставшему генералом. - Император Наполеон, какой он ни есть чудовище и кровопийца, привнес в их жизнь гражданский кодекс, охраняющий незыблемость частной собственности, а тут такое бескультурье, граничащее с откровенным грабежом. Здесь же не Дон, а Европа! Фрау и фройлен наши очень расстроены и все время плачут. Они же на чистом немецком или французском объясняли, особенно девушки, что спасибо за честь, но у нас просто так это делать не принято. Может, они не понимают, что так делать нельзя? Вы бы им объяснили, господин генерал! Благодаря французам у нас крестьян освободили, а пришли русские и такой конфуз! Сегодня с утра опять у фрау Зибберт все в доме перевернули, да и у других тоже.
Служивший в русской армии казачий командир - австриец, преодолел несколько неловкое положение по-своему, по-солдатски откровенно.
- Вы уж их извините, господа! Что вы от них хотите? Темный народ! Они знают, что пруссаки вместе с французами вторглись в Российскую Империю и дошли до Риги. Это ведь было совсем еще недавно. А для них, что немцы, что пруссаки, разницы нет. Поэтому казаки и думают, что город ваш они не освободили, а захватили. Как и Берлин. Надеюсь, господа чувствуют разницу? - Тоттенборн, убедившись, что слова его произвели нужное впечатление, продолжил: «Пруссия, Саксония, Бавария, Гамбург, - какая разница? - У солдата ведь как? Тут друг, а тут враг, а между ними - поле боя. Но ничего, господа! Война скоро кончится, и они к вам привыкнут. Вы тоже привыкайте!»
Под конец он все же пообещал, что в дальнейшем за факты мародерства будет строго наказывать, но, видимо, то ли забыл, то ли не успел. Казаки его, выпотрошив город, разбрелись в поисках военных трофеев по окрестным селам. Когда же в конце апреля прошел слух о новом приближении французов, казаки - освободители буквально растворились и, не вступая с противником в дебаты, заблаговременно вывезли из города на редкость богатую добычу. В Европе им, определенно, понравилось. Еще бы!
Вновь занявшие Гамбург французы, теперь уже и вовсе плохо обошлись с его жителями. Вручавшего русским ключи от города они расстреляли, а на прочих "отцов города" наложили огромную контрибуцию. Вот так и остались некогда состоятельные граждане Гамбурга без порток и знаменитого наполеоновского кодекса. А прославленный маршал Франции Луи Никола Даву удерживал город еще почти целый год вплоть до самого отречения Наполеона.
Вот куда держал я путь, но сначала мне предстояло проехать почти через всю Данию.
Легенду я себе придумал стопроцентную. А выдам-ка я себя за тайного посланника от русского царя Александра к императору Франции Наполеону?! Цель? Прощупать возможность двухстороннего мирного договора между нашими государствами. Причина такой секретности тоже понятна. Ведь у России есть обязательства перед другими участниками 6-й коалиции, и в случае неудачи моей миссии был бы спровоцирован крупный международный скандал, что было бы на руку французам. Поэтому никаких сопроводительных грамот, подтверждающих мои полномочия, у меня с собой не было, да и быть не могло. Их в таких случаях оставляют дома, а вот несколько набольших сувениров для императора делу не помешают.
Стоп! Вы, кажется, сомневаетесь? Не может быть?! Кто же в это поверит?
Напомню известное изречение о том, что жизнь такая удивительная штука, что нет ничего такого, чего бы в ней не было. К крайне противоречивой европейской политике начала 19 века это относится в наиполнейшей мере. Вот, для примера, кратенький расклад:
1805 год. Британия и Россия объединяются в 3-ю коалицию. К ним присоединяются Австрия, Швеция и Пруссия.
1806 год. Русские занимают Бухарест, а французы - Берлин и Варшаву.
1807 год. Пруссия и Россия заключают соглашение об отказе заключения мира с Францией, а уже через два месяца Наполеон встречается с Александром в Тильзите и вскоре они подписывают мирный договор. Неувязочка получается! Так ведь подобного в истории предостаточно.
В том же году английский флот зачем-то обстреливает Копенгаген. Британия захватывает датский флот. Зато Франция получает союзника.
Франция и Испания договариваются о разделе Португалии. По договору с Данией, высаживают там объединенную армию под командованием Бернадота.
1808 год. Русские вторгаются в Финляндию. Дания присоединяется к России в войне со Швецией.
Александр обещает присоединиться к Наполеону для войны с Австрией.
1809 год. Австрия объявляет войну Франции и занимает Варшаву.
Россия объявляет войну Австрии.
Англичане входят в Испанию. Шведы заключают мир с Россией.
1810 год. Швеция заключает мир с Францией. Бывший наполеоновский маршал Бернадот почему-то становится принцем Швеции. Его потомки до сих пор там царствуют.
1811 год. Продолжается война в Испании.
1812 год. Россия заключает союз со Швецией и мир с Турцией. Америка объявляет войну Англии.
23-24 июня армия Наполеона вторгается в Россию, а уже в декабре ее остатки уходят в Восточную Пруссию.
1813 год. Австрия расторгает союз с Францией, русские занимают Варшаву, Пруссия подписывает договор о союзе с Россией. Русская армия входит в Берлин. Прибывший в заново созданную армию Наполеон наносит два серьезных поражения русским и пруссакам. Есть над чем подумать, и мысли в голову приходят разные.
4 июня по просьбе союзников Франция соглашается на перемирие.
Так что же удивительного в том, что после двух проигранных битв Россия вновь попытается прощупать возможность заключения мира с Францией? Ведь и Павел I и Александр уже заключали подобный мир. В русской армии еще не забыли предательства бывших союзников австрийцев, поставившего Суворова на грань катастрофы. А пруссаки? Давно ли они, вместе с теми же австрийцами, в составе наполеоновской армии вторгались в Россию? Так, чего ради вновь проливать в Европе русскую кровь?
Вот такая сложилась интересная композиция, так почему же не может быть?!
А пока, кто там на очереди? Ах да, датчане! Что ж, займемся ими.
Они-то, как раз, мою наживку заглотили легко. В общем, в Гамбург меня отправили хоть и под конвоем, но уже не на похоронной телеге.
В память врезались идиллические картины за окнами кареты. Не хватало разве что пастушек и белошвеек. Чистенькие, ухоженные, яркие, словно игрушечные домики с черепичными крышами. Большущие стада коров, пасущихся на необъятных лугах. Сытые, опрятные, улыбающиеся люди. Гармония, умиротворенность и достаток буквально во всем. Вот что значит свобода, дарованная датским крестьянам еще в 1800-м году. Смотрю и глазам своим не верю. С утра до ночи прямо какие-то сплошные пасторали! Все сто процентов!
Мне почему-то кажется, что так, как почти двести лет назад в Дании, наши деревни не смогут порадовать глаз еще очень и очень долго. А, между прочим, эта процветающая страна в то далекое героическое время участвовала в войне на стороне Франции.
Уже при подъезде к Гамбургу, разглядывая широко разлившуюся перед впадением в Северное море Эльбу, я вспомнил Неву, и меня тут же неожиданно охватила странная тревога. А что, если... Вроде бы все так складно получается. Французская армия, как и весь народ, ужасно устала от бесконечной войны. Буквально вся нация, за исключением разбежавшихся по всей Европе эмигрантов-аристократов, жаждала мира. Мечтой о скорейшем заключении мира, как в 1789 году, единым стремлением к свободе, равенству и братству, были охвачены все без исключения слои общества, независимо от социального положения. Теперь революционная война под лозунгом "Мир хижинам, война дворцам!" осталась в далеком прошлом. Вот и прославленные маршалы Франции так же хотели мира, пока еще не забывая, правда, о присяге и воинском долге. Следовательно, маршал Даву мне поможет. А почему будет лучше, если он прикажет доставить меня не прямо к императору, а сначала в Иллирию к тамошнему губернатору и бывшему министру полиции Фуше, я тоже вполне смогу объяснить. Жозеф Фуше известен, как человек не робкого десятка и частенько не боялся противопоставить свое мнение официальному. Именно поэтому, имея, после соответствующих объяснений, сопроводительное письмо от губернатора провинции, мне было бы легче добиться аудиенции у императора. Заодно, хорошо бы и маршал чиркнул пару строк. Так что, наверное, я раньше времени переживаю. Слегка переиначив любимый девиз Наполеона, мне надо смелее двигаться вперед, а уже там и действовать по обстановке. Лосев ведь говорил, что все обойдется, а ему, похоже, можно доверять. Языкам я ихним французским, жаль, не обучен, а так, вроде, все бы и ничего.
Вытащив из кармана куртки блокнот, куда я уже начал было заносить растущий как на дрожжах словарный запас, прочитал через силу пару словечек, и тут же окончательно потерял к этому занятию всякий интерес. Важно не забывать главное. - Конечный пункт моего путешествия - Франция. Поэтому смелее в бой, там ждет меня любовь! Эх, как же это, право, некстати!
После сверх бдительности и почти бессонных ночей в Швеции, я позволил себе расслабиться и, устав разглядывать многочисленные ветряные мельницы, задремал.
Проснулся уже в Гамбурге от стука колес по брусчатке. Жителей города почти не было видно, а те, что попадались, выглядели испуганно и забито.
Карета остановилась, и конный конвой сгруппировался у двери. Похоже, меня привезли прямо к маршалу Даву, вернее, к очень приличному двухэтажному особняку, где, судя по нескольким группам оживленно разговаривающих у входа офицеров, находилась его штаб-квартира.
Сказав, что-то вышедшему к нам навстречу адъютанту и передав пакет, мои провожатые, отдав честь и изобразив легкий поклон, удалились. Другой адъютант, быстро взбежав по парадной лестнице, уже через пять минут вернулся.
- Прошью, мсье! - почти по-русски произнес он и жестом предложил следовать за ним.
Рассматривать на лестнице статуи обнаженных богинь было некогда, и я смело вошел в раскрытую передо мной дверь.
У огромного стола стоял шикарно разодетый маршал, примерно моих лет, и вполне дружелюбно улыбался.
- Так вот вы значит какой, знаменитый маршал Даву! - восторженно прошептал я про себя. - Да это же настоящее чудо! Нет, вы только подумайте! Прямо передо мной как ни в чем не бывало стоит, да еще и улыбается мне, человек, с одним 26-тысячным корпусом разгромивший под Ауэрштедтом 70-тысячную армию пруссаков под командованием маршала Блюхера и самого короля Фридриха Вильгельма III, что даже превзошло по значению произошедшую в тот же день 14 октября 1806 года знаменитую битву при Йене. Корпус Даву повторил свой подвиг и в сражении при Ландсхуте, где 20-21 апреля 1809 года 60-тысячные войска австрийского эрцгерцога Карла примут его за основные силы Наполеона, но, так и не сумев поколебать ряды французов, отступят сами. Здорово, да?!
- Их высочество герцог Ауэрштедтский, князь Экмюльский, маршаль Франции Даву приветствует вас, - торжественно произнес то ли адъютант, то ли переводчик. - Маршаль Даву на просьба наш союзник получил радость оказать месье любой протекцион.
Настоящий, а не книжный маршал шагнул мне навстречу и протянул для рукопожатия руку.
- Похоже, что обошлось! - понял я, взволнованно пожимая ее. - Главное, здесь срослось, а дальше будет легче.
Мы довольно долго обменивались рукопожатием, без тени смущения, разглядывая, друг на друге непривычную одежду.
Выглядел маршал намного старше своих 43-х лет. Настолько же вальяжный, насколько и лысый. Тонкий аристократический нос, волевой подбородок и бакенбарды. Маршальские жезл и лента, ордена. Плотно облегающие белые штаны, заправленные в высокие сапоги. Завязанный бантом, широкий пояс, богато инкрустированная сабля, еще какие-то непонятные штуковины, но главное - шикарный, вышитый золотом, мундир, рядом с которым моя куртка Levi's и за углом  не стояла.
В общем-то, таким я его и представлял. Да, революция быстро возвышала своих талантливых защитников, а переживших террор - особенно. И вот этот лощеный маршал, князь и герцог черт знает чего, после отречения, как у нас сказали бы, "хозяина" еще довольно долго, не веря в это, будет продолжать удерживать Гамбург. Его солдаты обороняли бы город и дальше, если бы не получили подтверждение этого прискорбного для них известия от человека, которому они не могли не поверить. Интересно, не оттуда ли пошло известное выражение "по гамбургскому счету"?
Маршал, взяв меня, как старого знакомого под руку, жестом предложил присесть. И я, в свою очередь, по-дружески взяв его за локоть и слегка отодвинувшись, решил пропустить его первым. В конце концов, мы одновременно двинулись к столу.
- Салют, месье Осипофф! - открыто улыбаясь, без переводчика поприветствовал меня великолепный Даву.
- Ну, вот и о'кей! Хау ду ю ду, мистер Стенсон?! - также не скрывая радости, выдал пенку я. Базовый английский у меня из «Начальника Чукотки». Ни этого, а того.
Улыбка мигом исчезла с лица Даву. Он молча посмотрел на адъютанта, а тот, стремглав подскочив к двери, что-то громко крикнул и, тут же выхватив пистолет, подбежал ко мне.
- Ай ноу, ю а эн инглишь спай! - злобно прошипел он. - Английский шпион!
- Расстрелять! - приказал Даву. - Этот о'кей нам здесь не нужен. Хватит и того, что гамбургских сенаторов пощадили. Император с нас за это еще спросит. Переведите ему это полностью!
Видимо, прозвучало и что-то ненормативное, а попросту говоря, мат, ибо на дисплее моего карманного переводчика несколько раз появилось корректное "Не переводится!"
Адъютант же прогнусавил что-то и вовсе невразумительное. Ну, какое, скажите на милость, отношение я имею к каким-то там сенаторам? Однако их пощадили, а меня, значит, расстрелять?! Ничего себе правосудие, дурья башка!
- Капрал! - еще громче крикнул змеюга адъютант.
В зал вбежали три солдата и старый усатый мужик в треуголке и тоже белых, почти маршальских, штанах. В отличие от солдат, он был то ли в чулках, то ли в гетрах, но при одном виде его зверской рожи, мелочи эти отступали на восемнадцатый план.
Капрал что-то скомандовал солдатам, и те, заломив мне руки за спину, ловко выпихнули меня на лестницу и буквально за шиворот поволокли куда-то вниз. Успел запомнить только, что лестница была уже другая.
Залитый солнцем внутренний зеленый дворик, куда меня выпихнули, был бы воплощением умиротворенности, если бы не слишком уж сгустившиеся лично над моей головой тучи.
Припечатав меня со всей силы к красной кирпичной стене, солдаты разом отбежали и навели прямехонько на меня ружья.
- Да русский я, русский! Сволочи! - поняв, что дело и впрямь плохо, закричал я. - Ничего вы мне не сделаете! Наши уже близко! Вы свое получите, убийцы! По Робеспьеру соскучились?! Подонки! Узурпаторское отродье! Гады!
Капрал взмахнул рукой и даже что-то крикнул, но я этого уже не услышал; только вспышка и тупой удар. Падая, я обернулся на стену за моей спиной. Ангелов там не было, да, наверное, и быть не могло.
- Жаль!!! - резануло мне в мозг, и я как бы умер.
Но стена почему-то опустилась и, уже мертвый, я начал пятиться от нее, толкая спиной подскочивших солдат. Похоже, им это не больно-то понравилось, но, несмотря на заново заломанные мне руки, они продолжали ретироваться задом через весь двор. Капрал что-то ворчал, но третий солдат даже не пытался помочь своим товарищам. Я вновь выпихнул своих убийц на лестницу и, по всякому их обзывая, погнал наверх. Странно! Никогда не думал, что у меня такая крепкая спина! В одиночку, к тому же пятясь задом, я затолкал всех четверых французов обратно в приемную Даву!
- Так-то лучше! Поняли теперь, на кого тявкать вздумали! - победно вскричал я.
Униженный адъютант снова попытался перевести мне приговор Даву. Вышло это у него как-то гнусаво и вообще справа налево, но смысл я все равно понял. Потом, на каком то совершенно диком французском, попытался отыграть назад и сам маршал. Еще бы! Ведь и ребенку понятно, что Даву не прав! Ладно, прощаю, но язык у них, скажу я вам!
Засмеявшись, я тоже что-то пролепетал.
- фФаписо есьм тюлас, - обрадовался Даву и, видимо, в знак примирения вновь берет меня под руку и тут же исчезает.
Удивленно посмотрев на руку, которой только что касался Даву, я не увидел ничего, даже собственных часов. Ни кроссовок, ни джинсов, ни живота под футболкой, ни надписей на ней.
Стоя в полной темноте, я услышал совсем рядом чей-то разговор. Голоса было два, и оба, кажется, знакомые.
- Ну что, как сработала деза?! Глазастенький наш не подкачал. Не, в натуре потому что! Зачем нам их Квебек, когда есть Ведяево? Кто нас там отыщет? Так что не спорь с папой, малыш!
- А, может, все-таки не стоит прямо там? Залив ведь большой!
- Цыц, кашка, а то кроликам скормлю!
- Я уже все решил. Отсель грозить мы будем... - Дон Карлеоне! - воскликнула невидимая женщина. «Свит саф ми лав...» - зазвучала прекрасная песня.
- Кино смотрят, - успел сообразить я и только потом умер окончательно. Как бы.

Глава XXIV
Мысли «странного человека»

- Какой же вы, право, странный человек! Не возражаете, если я так и буду вас в дальнейшем называть? Так вот, месье «странный человек», я просмотрел почти все ваши книги. Верю, что все именно так и будет! Могло бы быть даже хуже. Но это еще не повод для того, чтобы срываться с места и мчаться неизвестно куда, разыскивать его по всей Европе. И потом, почему именно я? К Лазару Карно обратитесь! Я его очень давно знаю, практически с детства. Они тоже знакомы. Наполеон математиков, да и вообще ученых просто боготворит! К тому же, Карно гораздо больший республиканец, чем я. Он и армейские дела лучше меня знает. В 93-94-м годах Лазар отлично организовывал оборону, да и в Директории хорошо поработал. Не сомневаюсь, он и сейчас с радостью за это возьмется!
Фуше открыл заранее приготовленную книгу.
- Вот, пожалуйста! Вы же сами мне это дали. Здесь ясно сказано, что Карно и еще некоторые несгибаемые якобинцы после нашего будущего поражения при Лейпциге сами предложат свои услуги Наполеону. Помните, конечно, что ответил император? Вот! Я специально для вас это отметил:
- Пусть я паду, но не отдам Францию в руки той революции, от которой я ее спас!
Видимо, император имел здесь в виду диктатуру и террор. Такова жизнь и ничего с этим не поделаешь! Все течет, все изменяется, и Наполеон, сам бывший революционный генерал, тоже. Но вот пишут, что помощь Карно он все-таки принял, хоть и отослал его подальше в Антверпен. Слишком уж они разные люди, чтобы работать бок о бок. И потом, как можно лично ему помочь, если он никого не слышит? Для него же только все или ничего, без вариантов!
- А я разве предлагал вам помогать Наполеону? Речь шла только о Франции и неумолимо приближающемся белом терроре, который всех вас очень скоро ожидает. Вас, как француза, не смущает, что будет расстрелян гордость вашей страны - Ней, а маршала Брюна и попросту убьют без суда. Вы и сами будете первым вместе с Даву в списках лиц, подлежащих немедленному аресту. С кем вы все там надеетесь сотрудничать? Вы же для них цареубийцы! И потом, вся эта волна накроет не только вас. Реакция возьмет верх везде. В России крестьянин еще почти пятьдесят лет останется на положении раба, и это ведь тоже из-за вашего поражения. Тех же, кто у нас попытается против этого выступить, повесят или отправят на каторгу в Сибирь. У них уже не будет вашего былого величия духа. Так решайтесь, революционер Фуше! Он же в курсе наших дел, так что специальной подготовки не потребуется. Знает он и про будущее «Сто дней», а что толку? Вы, как умный человек, должны понимать, что сейчас весь народ вас еще не поддержит. Слишком уж Франция устала от войны. Но всего за год при Бурбонах вы все так здорово отдохнете, что достаточно будет всего одной искры. И ведь не самого императора будут встречать французы. В его лице они увидят возвращение своей Великой Революции. Вы все, как один, вспомните, что за нее, оказывается, надо будет еще побороться!
- Фуше! Вы же читали об этих первых, полных всеобщего восторга и надежд, днях после возвращения Наполеона из ссылки. И о том, как быстро вернулись к нему его самоуверенность и высокомерие некогда непобедимого императора Франции. А все почему? Ну же, Фуше?! Догадываетесь?
Губернатор Иллирийских провинций неуютно заерзал в своем кресле, однако кивком головы предложил «странному человеку» развивать свою мысль дальше.
- Он не может снова стать императором! Понимаете?! Ни при каком раскладе! В этом и кроется главная причина окончательного краха Наполеона и всех завоеваний революции. Отрекся, значит, отрекся! Больше он не император французов, хоть ему и сохранили титул. Главное, что у Франции снова появились и силы, и желание сражаться. Эти стряхивающие с себя пыль господа-аристократы так и не поймут, что вернулись совсем в другую страну. Судьба ее не должна больше зависеть от настроения или самочувствия одного человека. Наполеон и сам, вроде, высказывал пожелание продолжать служить ей даже простым генералом? Вот и пускай снова становится солдатом революции и республики. «Республика - как солнце! Тем хуже для тех, кто ее не видит». - Самый подходящий момент напомнить ему его же собственные слова.
Но вы, Фуше, обязаны будете его опередить, иначе все усилия так и останутся бесполезными. Я к вам потому и обращаюсь, что для истории вы были и останетесь человеком смелым и решительным. Уж если в Конвенте, где все уже были парализованы от страха перед бессмысленным террором, вы с трибуны открыто выступили против самого Робеспьера, то уж организовать и осуществить отстранение от власти Людовика XVIII наверняка не побоитесь. Подумайте сами! Ну, какой это монарх?! Дунул раз - и нет его, да и дуть то не надо. Сам умчится без оглядки со своими пропахшими нафталином аристократами, и еще счастлив будет, что уцелел. В 1815 году армия против своего народа еще не выступит. В ней еще не умрет революционный дух и, к тому же, уж слишком она после реставрации будет унижена. Кому-то нужно лишь снова поднять с земли знамя Революции, а уж армия его поддержит. Лучше всего, дней за десять до высадки Наполеона во Франции. Сделайте это, Фуше! Вам же наверняка известно, где искать старую гвардию революционеров? Знаете, я давно хотел вас спросить, к чему французам все эти возрожденные титулы? Будущие поколения будут знать Жозефа Фуше, а не герцога Отрантского. Кое-кто даже узнает, что вы были в тесном контакте с чуть ли не первым французским коммунистом Бабёфом, казненным руководителем так называемого «Заговора равных», и вас, лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств, не отправят на каторгу в Гвиану. Но то было в 1794-1795 годах, а теперь вы герцог. Нелепость какая-то! То же касается и остальных ваших «новых». За герцогами, графами и князьями народ Франции вряд ли теперь пойдет!
- Долго я вас слушал, странный молодой человек. Скажу прямо, мне не очень-то по нраву этот ваш менторский тон. Поверьте, я гораздо лучше вас знаю французов! Ни в этом дело! Выезжаем, я полагаю, в Дрезден? И, позвольте спросить, когда? У меня ведь здесь дочь, так не везти же ребенка с собой?! Опять же, надо сделать хоть какие-то самые необходимые распоряжения на случай... Ну, скажем так, на самый печальный случай.
- А ничего такого необратимого произойти и не может. Если что пойдет не так, просто отыграем все назад. На этот счет вы не переживайте!
- Ясно! Ну, а ему мы что скажем? Чем еще новеньким удивим и порадуем нашего императора? Надо ведь и его суметь обработать, а он ведь, даже представить себя окончательно побежденным, отказывается.
- Согласен! Во-первых, предложим ему срочно обследоваться у наших, в смысле, моих, врачей. Их для этого даже сюда можно доставить. Приедут! Это ж как повысится их статус?! Ведь потом, при случае, как бы, между прочим, они смогут сказать, что лечили самого Наполеона! Можете не сомневаться, точно приедут!
Во-вторых, расскажем, что благодаря его племяннику Луи, президенту, а затем и императору, носящему его имя, Наполеону Бонапарту III, бездарно проигравшему в будущем войну с пруссаками и попавшему к ним в плен, последние оттяпают у Франции важнейшие промышленные районы Эльзас и Лотарингию. Вот это уж, действительно, станет национальным позором, приведшим к очередной революции.
В-третьих, сообщим ему, что этот самый племянник будет довольно последовательно всю жизнь «гнобить», в смысле, зажимать, собственного сына Наполеона от польской красавицы Марии Валевской, графа Валевского, который, несмотря на все козни постоянно отправлявшего его послом куда подальше от Парижа, родственника, все же пробьется на посты министра иностранных дел, гос.секретаря и председателя Законодательного корпуса, то есть унаследует многие выдающиеся организаторские способности отца и будет, гораздо более Луи Наполеона, достойным стать во главе Франции, но не дадут. Император ведь мечтает о продолжении начатой им династии, его настоящим наследником, а не сыном падчерицы и брата. Так неужели же он не ухватится за возможность помочь собственному сыну от любившей его и любимой им женщины, приезжавшей к нему даже на остров Эльба?
 И наконец, пусть знает, что к моменту знаменитого «Полета орла» с Эльбы в Париж, его вновь, как и когда-то, будет встречать революционный народ, с радостью готовый принять его к себе на службу. Это, согласитесь, и лучше, и почетнее, чем мучительная агония и смерть на далеком, затерянном где-то в Южной Атлантике, острове Святой Елены. Уместно будет привести и его собственное письмо к Ожеро, где он уже в феврале 1814 года отчитывает маршала за нерешительность
- Будьте первым под градом пуль! Теперь надо шагать широко и возродить в душе мужество 1793 года! - напишет он.
А ведь и мы о том же! Ему же еще очень далеко до пятидесяти, так что есть возможность послужить Франции. Если нет, так Франция и без него обойдется! Пусть не забывает об этом!
Так что, значит, беретесь за дело, месье Фуше? Вперед, сыны Отечества?!
- Что ж, будь по-вашему. Вперед! А вы вполне сносный агитатор. Вам этого никто раньше не говорил? Не желаете ли на время к нам присоединиться, месье «странный человек»? Например, в армию комиссаром. Вас там и без переводчика поймут.
Фуше испытывающе посмотрел на собеседника.
- Только не в Лион. Там после вас любая пропаганда отдыхает.
- «А в комнатах наших сидят комиссары и девочек наших ведут в кабинет, - мечтательно пропел «странный человек».

Глава XXV
Тайна куриных окорочков

На этот раз американцев было трое. Это Роберт Макмерфи, известный также как президент Соединенных Штатов, госсекретарь Ребекка Джонстоун и директор ЦРУ Том Паттерсон.
Шеф разведки как раз заканчивал основной доклад.
- А что с русской программой Эйч Би Пи? На какой она сейчас стадии? - спросила госпожа Джонстоун и развернула небольшую карту России.
- Мы получили донесение, что русские решили разделить свою программу на части, и каждая из них в дальнейшем будет осуществляться самостоятельно.
- Прокомментируйте это, Том! - предложила госсекретарь.
- Да, это действительно серьезно, Томми! Возможно, это заставит нас внести встречные коррективы. Кстати, о чем шла речь на их последнем Чрезвычайном совете? - присоединился к госсекретарю президент.
- Что касается раздела программы, это не совсем так, Ребекка. Вы ведь, конечно, не назовете мне ваш источник информации? Только для проверки! Может, сегодня сделаете исключение из общего правила? Интересно, кто же это вас дезинформирует? Уж не сами ли русские, а, Боб?!
Том Паттерсон поочередно взглянул на президента и госсекретаря, но те молчали.
- Хорошо, пусть так! - вынужден был согласиться шеф разведки. - Тогда я ответственно заявляю вам, что это совсем не так. Русские и первоначально не предполагали задействовать все звенья программы одновременно. Сейчас они лишь растянули запланированные, весьма приблизительно, сроки. Что касается операции с их царицей, то первые три группы в Санкт-Петербург уже отправлены. Четвертая будет переброшена со дня на день, а, может быть, и уже там. Один из членов последней группы оказался близким другом интересующего нас эмиссара, только в отличие от него, он работает под кремлевским прикрытием, то есть на правительство России. Прогноз аналитической группы для русских довольно оптимистичный. Нам следует реально исходить из того, что с императрицей Екатериной II у них все получится. Но это только в части, касающейся операции в Санкт-Петербурге. К русской царице дорожку они, конечно же, проложат. Может, даже не просто дорожку, а восьмиполосную магистраль. Не они первые. В дальнейшем, слишком сильная концентрация власти в Санкт-Петербурге будет им лишь на пользу. Все важнейшие государственные посты прямо под боком. Совсем другое дело - Аляска. Тогда хоть и русская, но все же Америка. Народ там проживал непростой. Указы из российской столицы на алеутов и индейцев не подействуют. Значит, остается вмешательство армии или торговля. Армия занята с турками. Тогда остается только торговля. Оружие, конечно, и само по себе вселяет уважение, но ведь его туда еще надо суметь доставить. И опять же, смотря еще, в чьи руки оно попадет, и против кого его потом направят. А что, если довольно примитивная схема русских даст сбой? Известно, что на последнем Чрезвычайном совете было озвучено предложение, привлечь для освоения Америки казаков, а народ этот, как известно, дорожит свободой и склонен к бунтам.
Для справки: в первой половине 80-х годов XVIII века Российскую империю потрясло мощное народное восстание во главе с казаком Емельяном Пугачевым, объявившим себя царем Петром Третьим. В Европе тоже объявилась странная особа, называющая себя дочерью российской царицы Елизаветы, а, стало быть, законной престолонаследницей. И вот в это самое время, вместо того, чтобы охранять от врагов свою огромную малонаселенную страну, русская императрица Екатерина Вторая бросит часть армии и флота в Америку? Аналитики дали ответ на этот вопрос. Проанализировав весь период правления этой царицы, они единогласно подтвердили и такой вариант.
- Да, она отправит войска на Аляску! Уж слишком увлекающаяся и не без склонности к авантюризму у нее натура. Но есть в ней и другое. Увлечется, воспылает, людей отправит... и очень скоро об этом забудет. Особенно, если фаворит к ней подостынет. А долго изображать пылкую страсть к стареющей царице вряд ли удастся. В американских же поселениях за какие-нибудь год-два может произойти все, что угодно. Например, казаки возьмут и взбунтуются. Перебьют, как обычно, офицеров и провозгласят независимую казачью республику. Могут и наоборот, под командованием офицеров изменить присяге и, наплевав на то, чьи они подданные, присягнуть кому-нибудь, кто поближе. Впрочем, русскую царицу изменами и цареубийством не удивишь. Она сама через все это прошла и при этом сделала отличную карьеру!
- Так! Ну, с этим более или менее ясно. То есть, честно говоря, ни черта не ясно! Лучше подождем, приглядимся со стороны, а уж потом сделаем выводы. - Президент взглянул на госсекретаря и еле заметно кивнул. - Вот что, Том! - чуть помедлив продолжил он. - Мы тут с госпожой Джонстоун полистали в викэнд одну занятную книжицу. Оказывается, род древнерусских князей идет еще от варягов, скандинавов то есть! Сами славяне между собой разобраться не смогли, ну и, наверное, чтобы вконец не перессориться, решили пригласить себе в князья некого Рюрика с братьями. Норвежцы или шведы, что-то в этом роде. Типа датчан. Ты этих шведов и сам знаешь. Сто лет назад они весь Клондайк без приглашения запрудили! В общем, чтобы не отвлекаться на частности, есть у нас для этих варягов дело. Классный бизнес-план! Рюрика того с братьями раньше и в глаза никто не видел. Ни фото, ни портрета, ни рисунка, ничего! Чувствуешь, в какую игру мы сыграть можем?! Дадим этим Рюрикам отступного, чтоб помалкивали! А? Как думаешь, Ребекка, чувствует наша разведка тоже, что и мы на барбекю?
- Я не думаю, а вижу! Молодчина, Том! Оперативно реагируешь. Так что давай, формируй команду! Наши Рюрики должны быть покруче шведских. Только, Том, - миссис Джонстоун доверительно прикоснулась к руке Паттерсона, - давай уж на этот раз без политкорректности. Не включай ты в группу моих темнокожих братьев! В данном случае,неразумно.                - Вот и отлично, что объяснились! - Довольный президент сжал ладони, да так сильно, что раздался хруст суставов. - Ну а что слышно о неформальном русском эмиссаре? Не заскучал ли он без твоих парней, Томми?
- По поступившим сведениям, интересующий нас человек, действительно без санкции Кремля, уже две недели как переброшен с базы под Псковом в Скандинавию. Конкретно, в Швецию, в окрестности города Норчепинга. Легенда у русского, похоже, сработала, и с помощью местных жителей, а затем и офицеров датской армии, он попал в Гамбург в резиденцию французского маршала Даву. У маршала с русским произошел какой-то конфликт. И в результате этот человек, на котором строилась почти вся наша игра, был казнен. Однако своевременный возврат и его повторная заброска прошли более удачно. По самым последним данным, на этот раз в Гамбурге все сложилось достаточно гладко, и в настоящий момент он направляется в Любляну, в то время Лайбах, к тамошнему губернатору, по-прежнему пользующемуся большим влиянием во Франции, Жозефу Фуше. К моему великому стыду, нам неизвестно, с чем он к нему едет, но русский, определенно, имеет на руках какие-то серьезные козыри. По крайней мере, он абсолютно уверен, что сможет подключить Фуше к реализации его планов. На чем основана его уверенность, всем нам пока остается только гадать.
- Я бы сходил к гадалке, если б точно знал, что Наполеон направится к нам. Но мы ведь это лишь предполагаем? - Президент резко встал и вышел из кабинета, но тут же вернулся, держа папку с какими-то бумагами. – Лэнгли,  это вам не Лас-Вегас! Здесь правила другие. Мы не можем себе позволить пассивно наблюдать за приготовлениями русских! Это обречет Америку на отставание, что для нас совершенно недопустимо. А ваше ведомство, мистер Паттерсон, даже не потрудилось над разработкой собственной встречной программы! Почему президент Соединенных Штатов Америки должен выполнять за вас вашу работу?
Директор ЦРУ весь подобрался и хотел было встать, но президент Макмерфи опередил его.
- Нет уж, вы посидите и послушайте, а перед налогоплательщиками отчитаетесь позже. Прямо с сегодняшнего дня... Сколько там на ваших часах?
- 2.33 пополудни, - сдавленным голосом ответил шеф разведки.
- Так вот, считайте, что прямо сейчас, в 2.30... э-э-э, уже четыре, началась наша операция. Вы должны отныне знать об этом человеке и его окружении все! Раз он не работает на Кремль, он должен работать на нас, причем, даже не догадываясь об этом. В свое время идеолог коммунистов Ленин сказал, что вся их интеллигенция - говно. Если оставить в этой убийственной характеристике последние три слова, я под этим подпишусь! Поэтому, Том, работайте аккуратней. Он должен, как бы сам, понять, как ему дальше следует действовать. Вербовка, контейнеры с шифровками в бачках с мусором -  это, я уверен, не для него. А вот скажи, не вегетарианец ли он?
- Нет! Все подряд ест, - не задумываясь, ответил Паттерсон.
- Ну вот и хорошо! Значит, ест и курятину.
Роберт Макмерфи разложил на столе несколько листов с непонятными графиками и цифрами.
- Это планы наших поставок мяса птицы в Россию, - пояснил президент. - Срочно прикажите приостановить погрузку, а если продукт уже в пути, верните назад. Дальше поступим так! - Президент задумался. - Да, именно так! В каждую тушку через естественные отверстия надо поместить миниатюрные карты с маршрутом следования нашего всеядного русского. Швеция - Дания - Гамбург, снова Швеция - Дания - Гамбург - Любляна и далее, Франция и США. Непосвященные подумают, что это страны и города, где есть представительства куриных концернов. Наш же пилигрим, уверяю вас, все поймет правильно. Для него это будет, как глас божий!
- Господин президент! В XIX веке замороженных кур в упаковке не продавали. По крайней мере, американских!
- Зачем нам тот век. Он и в наш еще не раз вернется. Нашего друга там, наверняка, еще не единожды повесят, расстреляют и снова повесят, так что курочку нашпигованную он приобретет без проблем.
- А если ему и купить-то ее будет не на что? Он там у них в России официальный безработный, но без пособия. Так тоже, оказывается, бывает.
- Тогда организуем на всем их северо-западе бесплатные раздачи!
- Но, господин президент! В свое время это ведь уже опробовали, так практически все разворовали и все равно продали. Даже дороже обычного.
- Ну, не знаю... Миссионеров наших как-то подключите! Есть же, наверняка, какие-то благотворительные организации? И не делайте из каждого пустяка проблему! У вас что, уже не кому куриц русским раздать?! Так что же тогда мы вообще можем?! Операция ведь уже пошла, Том! На "Ролекс" свой почаще поглядывайте! Авторские права на название дарю ЦРУ. Итак, господа, операция под названием "Тайна куриных окорочков" идет уже 40 минут. За дело! Вы, Том, свяжитесь с помощником президента по национальной безопасности и договори...
Миссис Джонстоун, схватившись за голову, с ужасным криком скатилась под стол. Тот самый, круглый, что в Овальном кабинете.
- Господи! Ребекка, что с тобой?!! - Президент даже подскочил от неожиданности.
- Русские!!! Слышите?! Снова русские идут!!! Я уже слышу стук их сапог. Они совсем рядом, Боб!!!
- Госпожа Джонстоун! Вы просто переволновались, успокойтесь! Откуда здесь русские?! Мы сейчас вызовем врача, сделают укол и все будет в порядке! Боб вас в обиду не даст!
С молчаливого согласия президента, Том Паттерсон потянулся к телефону, но в этот момент госпожа госсекретарь, ловко проскочив между мужчинами, бросилась к окну.
Раздался звон разбитого стекла, победный вопль и чья-то ругань с улицы.
- Хорошо еще, что мы невысоко! Так, посмотрите, что с ней. Я не решаюсь, - с трудом выговорил побледневший президент. – Вы ведь знаете, с нашими такое уже случалось, так что, пока, чтоб никаких комментариев для прессы! Да оторвите вы, наконец, задницу от кресла!
Придя в себя от шока, Паттерсон подбежал к разбитому окну. Прямо под ним взволнованная группа туристов окружила двух лежащих на траве мужчин. На груди первого сидела рыдающая Ребекка Джонстоун. Второй, изощренно поливая всё и всех русским матом, стряхивал с себя осколки битого стекла. Это был бывший император Франции Наполеон Бонапарт, собственной персоной.
- Да отойдите вы все! Вам тут что, цирк?! - наконец заорал на туристов и первый. - Женщин никогда не видели?!
- Ну не плачь, не плачь, маленькая моя! - осторожно поглаживая мокрую от слез руку, пытался он успокоить незнакомку. Собственно, так, лежа на газоне под окном Белого дома, я и познакомился с госсекретарем США и просто дивной женщиной Ребеккой Джонстоун. – В молодости не повезло, так, может, хоть на этот раз? Начало, вроде, неплохое! Как считаете, император?
- Сама-то ты как? - шепнул я продолжающей всхлипывать темнокожей красавице.
- Why, no? - промурлыкала она и попыталась встать.
- Андрэ! Чем чушь болтать, пригласите даму на ужин! - с казарменной простотой, ляпнул Наполеон. - Позвольте представиться, мадам! Наполеон Бонапарт, так сказать, обломок империи, к вашим услугам! Мы с вами в Египте не встречались?
Конец второй книги

ОГЛАВЛЕНИЕ
1. Параллельная глава
2. Глава I. Разогрев.
3. Глава II. Вместе!
4. Глава III. Пробуждение.
5. Глава IV. Жизнь приятна.
6. Глава V. Оленька.
7. Глава VI. Контингент.
8. Глава VII. Родные стены доктора Щеглова.
9. Глава VIII. Чрезвычайный совет.
10. Глава IX. Чрезвычайный совет. После перерыва.
11. Глава Х. Без иллюзий!
12. Глава XI. Кассета.
13. Глава XII. Контр-адмирал.
14. Глава XIII. Бонапарт в стране санкюлотов (бывших).
15. Глава XIV. Фуше.
16. Глава XV. В Овальном кабинете.
17. Глава XVI. Мельник.
18. Глава XVII. Беспредел.
19. Глава XVIII. Рабочее место водолаза.
20. Глава XIX. Встреча.
21. Глава ХХ. "Заговор равных"-2.
22. Глава XXI. За дело!
23. Глава XXII. Последний день.
24. Глава XXIII. В Гамбург.
25. Глава XXIV. Мысли "странного человека".
26. Глава XXV. Тайна куриных окорочков.