22 января 2010 года.
1.
Борюсик спросонья хрипло залаял в ответ на разрывающий тишину кашель соседа по ночлежке. Из-за жуткого мороза мы безвылазно сидели в балке. Горючее давно закончилось, курево было на исходе, а спать не давал чахоточный татарин . Люська , его грелка, трясущимися руками достала с груди бутылку с болтушкой из жженого сахара, и та , как скорая помощь, снимала приступ кашля довольно быстро.
Одноглазый хозяин, которого все бомжи в округе звали Полководцем, смачно сплюнув в наш угол, чиркнув спичкой, зажег фитиль . По стенам вагона поползли врассыпную всполохи пламени, точно тени призраков, охраняющих наше убежище.
Собака, на своем хребте познавшая характер хозяина, свернулась в клубок, как забором загородившись от внешнего мира своим колючим позвоночником. Украдкой подглядывая на меня косящим взглядом , ловила каждый мой жест. Я пригрозил ей кулаком, дав понять, чтобы она замолкла. Уткнув нос в свое пустое брюхо, она полностью закрылась . Наверное ей снятся хорошие сны, на морде спокойствие, слегка дрожит пятачок носа .
Как я докатился до такой жизни? Да , как и все мы, жители помоек и подвалов, ночлежек и сараев, слетели с орбиты своей, а вернуться назад у кого нет сил, а у кого желания, как у меня….
С людьми, живущими наверху , меня связывают лишь воспоминания из моей прошлой жизни.
-Эй, Ботаник, поди сюда. Он назвал меня так,потому что я читал все, что мне попадалось в руки. - Эта сволочь уже спит, а мне теперь глаз всю ночь пялить ,- позвал меня Полкан . Он не был фраером, хотя и пол - жизни просидел на нарах, не злобствовал сильно, стращал, если надоедали , о нем никто ни чего не знал в округе, а сам он любил послушать байки других о прошлой жизни, будто сам в нее возвращался. Да и жил он здесь, один , который год отшельником, но на его беду меня сюда по близости занесло. В среде местных бомжей я не сильно прижился, ничего не умел, многим брезговал, ну и бабы сыграли свою роль, их наглое посягательство я не мог вынести . Эти вонючие подстилки с беззубыми рылами, даже в моем нынешнем положении, кроме брезгливости ничего не вызывали.
-Иди сюда, кому говорю,- мультики свои расскажи,- снова рыкнул Полкан , -Покурить дам.-
-Я с неохотой поднялся с пригретого места, собака встрепенулась, но увидев мой кулак перед носом, поняла все правильно, свернувшись еще круче.
В день нашего знакомства, когда он отбил меня от убивающих собутыльников, пригрел, привел мой разум в состояние причастности, я ему заявил сразу, - в душу не лезть, что надо, сам скажу. На том и порешили , два молчуна - не самая оказывается скучная компания.
-Давай, поближе ложись, не сожру ! - Курнешь? - Я всегда робел под его пристальным взглядом, он меня видел насквозь, как рентген. - Нет, я его не боялся, но с определенной долей уважения, старался лишний раз не лезть под прицел его вездесущего глаза.
Накинув на меня угол своего одеяла, он замолчал, как зритель перед началом спектакля. Сегодня, третью ночь подряд буду рассказывать картинки из своей прошлой жизни , мультики, как он говорит.
Осталась та жизнь на своей орбите, что меня с ней связывает? Память, - тоненькая ниточка, которая готова вот-вот порваться во время очередного бурного загула. Я давно поймал себя на мысли, почему-то даже в детство мне тяжело въезжать на санках воспоминаний! Эх, почему мы не ценим то , что имеем. Сейчас - то я отдал бы все только за глоток чистого воздуха из моего детства…
2.
Волны прибоя перекатывали пену , взбивая ее в как в миксере. Я бегал по песку наперегонки со своей собакой . Цепочки наших следов смывала волна, а мы носились без устали, догоняя друг друга с лаем и хохотом. Дедов баркас стоял на приколе, отдыхая после ночного рейда. Ветер переменился, с берега потянуло запахом вкусной ухи и печеной рыбы, волны расступились, оставив на песке окаменевшую пену, обессилевших медуз и щепки , невесть откуда прибитые из морской пучины. Уставшие мы с Джеком поплелись на зов родителей. Дома стояли на высоком берегу, волны в сильный шторм все глубже подмывали скалу, на которой стояла одинокая шелковица, превратившаяся в горбатую старуху. В глубине сада под огромным орешником притулилась мазаная летняя кухня, мой гамак , который дед соорудил из старой сети ,растянутый в тени деревьев. В доме летом редко мы обитали, близость моря и духота , выгоняли спать на улицу или под навес летней кухни. Бабушка хлопотала возле печки на улице, пекла блинчики, дед нанизывал рыбу на прутики для запекания на костре, мама накрывала на стол, отец колол дрова, только мы с Джеком беззаботно наслаждались бездельем. Детство - право данное самой жизнью…
Куры , в вечном поиске, сновали по двору, черный поросенок с одним белым ухом катался в пыли, норовя раздавить зазевавшегося петуха, зной полуденного солнца и тишина моря предвещали перемену погоды.
-Обедать, - крикнула мама, вытирая руки стареньким расшитым рушником. - Сынок, зови отца, устал он на жаре колуном махать, умываться идите и за стол.- Я побежал к отцу, он схватил меня в охапку, вскинул на плечи, держа лишь за лодыжки и мы весело смеясь , пошли к умывальнику. Мама поливала нам на руки, шеи, головы. Фыркая и хохоча, мы умывались студеной колодезной водой. Я вприпрыжку побежал к столу , а отец с мамой обнявшись стояли и о чем-то говорили. Бабушка, моя любимая бабушка, маленькая, мягкая, добрая, опираясь на руки , сидела на скамейке. Больные ее ноги не давали покоя, села намаявшись под навесом кухни в тенечке.
Дед принес прутики с рыбой, выложил их на поднос посреди стола, достал из подвала кувшин с вином, который стоял запотевший, еще не успел согреться от полуденного зноя. Потирая руки от предстоящего пиршества, подмигнул мне.- Радость то какая , -Вся семья в сборе! - Я сел рядом с бабушкой, обнял , она прижала меня к своей мягкой груди, смахнула слезу, набежавшую на глаза, подула на макушку моих белобрысых выгоревших волос, поцеловала ее, а слезы катились и катились из ее выгоревших от вечно палящего солнца, жаркого ветра и просто от жизни, глаз. Я с недоумением спросил, - Бабаня, ты че плачешь – то , обидел кто? - Да нет, сынок, слезы бывают не только от обиды, но и от счастья, радая я , что снова свиделись…
Дедушка сдвинул лохматые брови, стараясь своей суровостью скрыть повлажневший взгляд , -Хватит, старая, не поливай мальчонку сыростью, -Давай я тебе помогу встать. -Вот ведь делов -то ревмя- ревет, когда рядом все, что ж делать будем, как домой уедут?
-Ладно, ладно, пошли уж. Поправив ситцевую косынку, опираясь на нас с дедом, она встала, и медленно мы пошли к столу.
Мама разливала юшку, разварная рыба лежала на блюде, стопка блинчиков своей желтизной и светом соперничала с солнцем, помидоры красными щеками подпирали поленницы малосольных огурчиков, перья зеленого лука подчеркивали красоту зажаренной на костре рыбы, багровый цвет домашнего вина в стаканах источал аромат душистого винограда . Большие ломти домашнего хлеба, были белые и ноздрястые как облака, высоко в небе.
Многое, что и выпало из памяти, помню , мама как-то зарделась, на вопрос деда, бабаня взмахнула руками, и опять глаза ее наполнились слезами. Передником она стала вытирать их, качала головой, радостно улыбалась.
Собака лежала в сторонке, не показывая присутствия и , одновременно держала ухо востро, в ожидании своей очереди на обед. Меня так и подмывало стянуть что-нибудь со стола и угостить своего единственного здесь друга. Отец прерывал мои порывы, успевая вести беседу за столом и наблюдая за мной . - Как ему это удавалось, все дивился я?
Отобедав, наговорившись вдоволь взрослые стали собираться. Бабаня с дедом пошли отдохнуть, а маманя, стала убирать со стола. Остатки еды мне доверили отнести Джеку. Хвост его от нетерпения превратился в мельницу, но выучка была правильная, к столу он не приблизился ни на шаг. Миска с едой для него всегда как награда за верную службу, а уж как он рад был стараться!
Солнце стояло в самом зените, пекло. Жужжание мух, казалось, еще больше усиливало жар. Бабаня крикнула меня из кухни, - Ай - да, сынок, пойдем и ты отдохни, малец , я тебе скрадок какой покажу! Заинтригованный я пошел к ней. В комнатке стояли их с дедом два топчана. Высокие постели, с горами подушек, с кружевными подзорами, на пол-литровых стеклянных банках, под железными ножками, были в доме, а здесь, в летней кухоньке, холщевые половички, одеяла из кусочков разноцветных ситцев, украшали скромный быт. Откинув край одеяла со своего топчана, бабаня подтолкнула меня, - Давай, лезь под кровать, шибко там хорошо! Заговорщицки подмигнула,- И не найдет никто -. Второй раз меня просить не надо было! Шмыгнув под кровать, я нащупал там матрасик с подушкой, у самой стены в углу лежал дедов бушлат с настоящими морскими пуговицами!- Будет зябко, бушлатом укройся, сказала бабаня, опустив край своего одеяла. Наступила кромешная тьма. Ставни и дверь закрыты, от пола прохладно, нет мух, я начал придумывать себе приключения, радуясь сегодняшнему дню. Шепот моря убаюкивал, я не услышал, как хлопнули створки двери, старики давно уже похрапывали, да и я пребывал в каком-то состоянии отрешенности, кто-то сначала толкнул меня, облизал мою руку, высунувшуюся наружу из моего временного убежища, это бедолага - Джек потихоньку приполз навестить своего друга. Прижавшись ближе к стене, я впустил его в свою пещеру. Теперь мне не страшны никакие приключения , коли у меня такой друг и охранник, думал я, уже проваливаясь в бездну сна.
Меня не стали будить , когда отец с дедом ушли в море. Я проснулся от полной тишины и острой тоски. Выкарабкавшись из своего убежища, побежал во двор и стал звать маму, но в ответ никто не откликался. Я кругами бегал по саду, призывая всех их по - очереди, и тут догадался выйти на берег. Мама с бабушкой обнявшись стояли возле шелковицы и махали уходящему в море баркасу, Джека тоже не было.
Наш отпуск подходил к концу и напоследок отец уговорил деда сходить с ним в море. Ветер дул с берега, словно подталкивал лодку, она быстро уменьшалась в размере, и вот, только маленькая точка виднелась далеко на горизонте спокойного моря.
Я подбежал к маме, обнял ее округлый живот, и горько плакал от обиды, что меня не взяли в море, да еще и друга забрали с собой. Бабаня стала меня успокаивать, - Ты,сынок,- теперь у нас один мужчина, защитник, вот и охраняй нас, а плакать так не надо, а то сестренка или братик у мамы в животе тоже заплачут.- Вот я был рад тогда, что у меня будет еще кто-то! Я прыгал и спрашивал у мамы, а кто родится? Она в ответ звонко смеялась , закинув назад голову и спрашивала, - А кого ты хочешь?
Незаметно пролетел вечер, к ночи ветер усилился, черное грозовое небо опустилось прямо в море, изредка взрываясь отблесками молний. Ливень, словно стеклянная толстая стена отгородил надолго наше убежище от внешнего мира. Я сидел у окна и долго смотрел на стекающие струйки воды по стеклу, на разлетающиеся по сторонам от порыва ветра сломанные ветки, разбросанные по двору жердели и яблоки, на бледную маму и поникшую бабушку, они в предчувствии страшной беды не находили себе места и занятия в ожидании окончания разгула стихии. Бабаня зажгла лампадку под иконкой в углу комнаты и молилась беспрестанно, смахивая слезы, ручьем стекаюшие по щекам.
Связи с внешним миром в то время не было, прогноз погоды дед узнавал по своему верному барометру, но в тот день все сложилось так, что уходя в море на три дня, они ушли навсегда….
Отец с дедом и Джеком навсегда остались в моей памяти, поэтому картину того дня я часто восстанавливал по крупицам своих воспоминаний, счастливое детство в тот день для меня навсегда закончилось.
Лодка попала в эпицентр урагана, ветер с берега разгулявшись по морским просторам, подталкивал лодку прямо в водоворот взбесившегося моря, их искали долго, но никаких следов так и не нашли, а обломки каждый раз прибивало к берегу, в ту ночь пропали сразу три лодки из ближних деревушек.
Помню крик мамы, падая, она обхватила свой живот, а по ногам текла кровь. Из больницы она приехала бледная и сказала мне, что братика у меня уже не будет никогда.
3.
Первая оплеуха, которую мне судьба навесила в детстве, надолго лишила меня радостного восприятия жизни, все ушло под откос. Яркие краски жизни остались в том летнем дне, а потом серые-серые будни.
Мы уехали домой, мама всегда ходила в черной одежде и платке, жили мы с ней вдвоем, я в садике круглые сутки, и только на выходной день она меня брала домой, а радости почему-то не было, маму мне как будто подменили. Потом вскоре умерла бабаня , пришла телеграмма от соседей по деревне. На похороны мама уехала одна, я был на попечении соседей, пока она ездила , а когда вернулась, обняла меня и говорит, -Вот, сынок, теперь мы с тобой совсем одни на этом свете.
Видимо мама не смогла найти в себе сил, желания жить, даже со мной она была молчалива, окончательно потеряв вкус к жизни, таяла на глазах, быстро превращаясь в некрасивую, равнодушную старуху.
Бабки, которые окружили ее заботой и вниманием, окончательно нас с ней разъединили.
В школу я убегал ни свет, ни заря, и домой возвращался, чтобы плюхнуться скорее в свою кровать и не слышать этот бесконечный шепот молитв, который она читала в своих книжках. Наверно это было единственным пристанищем ее потерянной души на этом свете, но в то время я не мог этого понять.
Когда мне было одиннадцать лет, мамы не стало. Она выпила бутылку уксусной эссенции, умирала долго и мучительно, но я об этом узнал позже. В тот день, я бежал домой с соседом по коммунальной квартире Витькой, а у нашего подъезда сидел участковый милиционер с соседскими мужиками, бабы стояли немного в сторонке, при виде нас, они замолкли . Почуяв что-то неладное я медленно пошел навстречу им.
Детского дома в нашем городке не было, родственников у меня тоже не осталось, собирали меня не долго, разрешив взять небольшой чемодан с самым дорогим. Пуговицы с дедова бушлата я бережно хранил в его кисете, папины шахматы, в которые он меня обещал научить играть, несколько фотографий и мамина брошка, которую подарил ей отец . Она была в виде камеи из слоновой кости, профиль красивой женщины. Папа всегда говорил, что она похожа на нее . Мама любовно доставала ее, гладила в руках, а потом заворачивала в кружевной платочек и убирала в резную шкатулку.
Все эти дорогие мне предметы я бережно хранил долгие годы, они возвращали мне воспоминания, я слышал голос деда, лай моего четвероногого друга, помнил силу отцовских рук, нежность мамы и вкус бабушкиных блинов.
Как-то все устроилось в моей дальнейшей жизни само собой. В Осинском детском доме, куда меня привезли, встретили меня довольно тепло. Отвыкнув от участия и внимания к себе, я еще не очерствевшей детской душой откликнулся на заботу, не забивался в угол, и меня там полюбили. Особенно помню нянечку бабу Клаву, мне казалось, она была похожа на мою бабаню, такая же добрая, заботливая, мягкая.
Учеба давалась мне легко, старенький сторож, живший в детдоме, седой старик, который воевал еще за последнего царя, отсидев тридцать лет в разных лагерях-поселениях, научил меня играть в шахматы. Во время занятий он мне много рассказывал о своей жизни, но никогда не жаловался на судьбу. Мы подолгу разучивали и разбирали ходы известных мастеров этой увлекательной игры. Как же я ему благодарен за то, что он включил во мне механизм веры в себя, зажег азарт победы, да и просто оградил от безделья, которое привело многих детдомовцев в места не столь отдаленные. Петрович , так его все звали , был когда-то из рода зажиточных дворян, Раевских, он учился в гимназии, закончил кадетский корпус, на войне был контужен, остался хромым, а потом революция, гражданская, пересыльные лагеря и только вечный поиск и трезвый рассудок не свели его с ума и мельница перемен на размолола его окончательно. Здесь, он был незаменимым человеком, чистил снег, убирал мусор, делал мелкий ремонт, любил рассказывать байки , и пацаны , всегда крутились вокруг него. Мы с Серегой, моим долговязым белобрысым другом, стали его любимцами, наставляя нас на путь жизни, старик ненавязчиво учил жизненным премудростям.
-Запомни, Шурка,- говорил Петрович, - испытания даются для проверки на прочность, проверенный человек - верный, больше, чем ты сможешь вынести, тебе никто не даст!
Я вернулся за ним через несколько лет, но старик настолько устал от жизни, что ему не хотелось перемен. Он обнял меня на прощание и благословил своим немногословным напутствием:- Никогда не сдавайся, всегда иди навстречу ветру, какой бы силы он не был, ступай навстречу своей судьбе.
4.
Свет был ровный и чистый, я выходил на него из черного коридора, и он не ослеплял, а манил меня. Глаза, привыкшие к темноте, начали различать силуэты идущих мне навстречу людей. Что-то неуловимо знакомое мне показалось в походке пожилой маленькой женщины, седого старика. Ведь это отец! - промелькнуло у меня в сознании, - молодой, улыбающийся. Я сорвался к ним навстречу, но невидимая преграда не пускала. - Ты видишь, мы рады тебе, только рано еще тебе сюда, ступай обратно. - А где мама? - крикнул я . -Ты все узнаешь потом, а сейчас иди обратно, тебя там ждут.-
Сознание мое очнулось. Сквозь пелену в ушах я услышал девичий голос, писк каких-то приборов, глаза не могли открыться, только легкое дрожание ресниц и подергивание пальцев проявляли мое возвращение.
Медсестра пулей вылетела из палаты на пост, - Он пришел в себя -, кричала она.
-Миленький, ты слышишь нас, - тормоша мою руку, говорила молодая девушка, - Дай знать, если слышишь, - и взяла мою руку в свою ладонь, - пошевели пальцами, - подсказывала она мне, открой глаза. Я собрал все свои силы, пытаясь открыть их, но лишь слегка задрожали веки. Рука моя чувствовала теплоту ее ладони, я не хотел ее отпускать, чтобы опять не оказаться в одиночестве, усилием воли я напряг руку, но лишь слегка пошевелил пальцем . Давление на приборе стало увеличиваться, - Слава богу, - он вернулся , -снова услышал я этот молодой голос.
Время лечит. Маленькая девочка, медсестра Аленка, как ее все звали, сутками дежурила в моей палате, спала на соседней койке, чтобы не ходить в общежитие . Она выхаживала меня как младенца, поила из ложечки, протирала, убирала судно, массажировала мое залежалое тело. Я чувствовал свою беспомощность, бесконечную благодарность к этой маленькой девчонке, но меня терзали мысли - как я здесь оказался и кто я? Память упорно не хотела возвращаться. Какие-то всполохи, провалы, чернота, потом голова начинала кружиться, тошнота подступала к горлу, и всякий раз так, как только я пытался что-то вспомнить.
Молодой нейрохирург, Леонид Евгеньевич, смотрел снимки в моей палате. - Ну, что ж, молчун, будем готовить тебя к операции. Показатели все твои в норме, а блок мы успешно ликвидируем, чтобы ты смог вернуться в свою жизнь, вспомнить кто ты и откуда.
Аленка примостила мою голову у себя на худенькие острые коленки, брила лохматую шевелюру . Она сдувала с моего лица осколки волос, бережно выбривала щетину. Завтрашняя операция расставит все по своим местам, возможно, я не вспомню всю свою жизнь, но хотя бы узнать свое имя и откуда я родом, найти своих близких.
А потом я снова выплыл из небытия, тело было все так же беспомощно, но звуки доносились настолько отчетливо, что звук прибора возле моей кровати, раздражал как надоедливый писк комара. В реанимации были другие сестры, у них хватало своих хлопот, так что мое возвращение заметили не сразу. Боль, как звон набата, разбивала голову на части. Зачем эти муки, ради чего, думалось мне в отчаянии. Через три дня меня перевели в палату к Аленке. Ожидая ее увидеть , я смотрел во все глаза, когда меня перевозили на каталке. Но ни в лифте, ни в коридоре, ни в нашей палате, ее не было. Меня перевалили осторожно на кровать, укрыли штампованным одеялом, пожилая медсестра , поняв мой ищущий взгляд ответила мне коротко и ясно,- Не жди ее…- Утром ее смена-.
От счастья, что я ее скоро увижу, у меня закружилась голова, все поплыло, и я провалился в сон. - Я бежал по широкой дороге за отезжающим автобусом, вот-вот настигну его, но он снова ускользал, водитель смотрел на меня в свое зеркало, видел как я махал рукой, но не останавливался. Он знал, что я сам могу его догнать . На обочине дороги стояла Аленка, увидев ее , я обрадовался и перестал бежать…
-Алексей - , Александр, Сергей, Дмитрий, Николай, Михаил, Юрий, -я слышал имена, но ни одно из них меня не волновало, -лишь ее голос заставлял наполняться мои вены горячей кровью, в голове начал звенеть набат, я застонал от боли. -Миленький, я здесь, потерпи, сейчас я тебе укольчик сделаю. Миленький , - это то имя - обращение, которое меня с ней связывало. Я пошевелил пальцами руки, она взяла их в свою ладонь, наклонилась надо мною, я чувствовал ее теплое дыхание, хрупкость сухой ладошки, осторожно приоткрыв глаза, встретился с ней взглядом. Чистоту ее бездонных голубых глаз можно сравнить только с безоблачным небом, ее искренняя улыбка наполнила мое сердце покоем и уверенностью. Я впервые почувствовал радость своего возвращения.
-Ты, дочка, зови его ласковей, по - домашнему, может, скорее вспомнит,- сказала ей кривоногая уборщица - татарка, которая домывала полы в моей палате. Аленка, держа мою руку в своей ладони опять начала по порядку оглашать длинный список мужских имен.
-Коля, Миша, Алеша, Саша, - видимо я дернул руку, она снова назвала меня – Саша ? – Я открыл глаза, словно пытаясь ответить на голос меня зовущий.- Ты, Саша? Она наклонилась надо мною, я утвердительно кивнул ей в ответ, слезинка из ее глаз покатилась по щеке и упала на мой нос. Смеясь , Аленка смахнула ее рукой слегка щелкнув меня по носу и закружилась от радости по палате. -Ура, Сашка нашелся!—Саша, миленький, как я рада, что все идет хорошо, это настоящая победа!
Через месяц меня увозили домой друзья, их разыскала Аленка. Мне предстояло пережить еще не - мало потерь, о которых я не ведал, находясь в коматозном состоянии.
В бизнесе, которым я занимался, начались проблемы. В конце 80-х , когда миллионы грузили вагонами, грабили и подставляли на каждом углу, без помощи и связей, одним только желанием продержаться было не возможно. Моя упертость сослужила мне недобрую службу. Возвращаясь из командировки, меня встретила моя жена, я хотел пересесть за руль, но Танюха , ни в какую не дала,- она ловила кайф от вождения. Пока она была в аэропорту, братки , перерезали тормозной шланг. Наша дорога из аэропорта была короткой, сначала нас взяли в коробочку, потом подрезали, заставили убегать за поворот, а навстречу самосвал…Я выжил, даже смог вылезть из машины, а Татьяна навсегда осталась там, за поворотом…. Не знаю чего: Судьбы, Жизни или просто Дороги. Терять мне было нечего уже кроме бизнеса . Но сдаваться я не хотел. Мне помогли. Надолго. Убить, стереть меня с лица земли, как единицу человеческого рода им не удалось, но покуражились они на славу, отбили мне мою буйную головушку битой начисто, не оставив там ни намека на прошлое, да еще и вывезли на границу трех областей едва живого и выбросили как дохлую собаку на обочину дороги. - Выживешь, - твое счастье, - нет, - твои проблемы.
Вот такого красавца, словно натуральную отбивную с кровью, нашли случайные грибники-бомжи, которые промышляли в сезон по окрестным лесам. Обработав мои карманы, забрав все, что только возможно, они все- таки нашли возможность сообщить о полуживом человеке на 41 километре Андреевского шоссе. Так я оказался в этой больнице. Без памяти и без документов. Около года мне пришлось восстанавливать здоровье, первое время я сам прятался, а вскоре обо мне и позабыли. Уехал в глухую деревню и целое лето прожил на пасеке у знакомого старика . Природа взяла свое, силы начали возвращаться и я решил жить заново.
5.
К Сереге , на север я добирался целую неделю. Поселок, в котором он жил, был оторван от Большой земли на целых 10 месяцев, и лишь за пару месяцев зимника, туда завозили самое необходимое, а остальное на вертолетах, когда была летная погода. Каждое утро я ходил на вертолетную площадку , на окраину поселка как на работу. Деревянный сарай, который был местным аэропортом, набивался с утра желающими улететь, к обеду половина улетала, а на Приполярном , опять не было погоды. Здесь, в Комсомольском , стояла морозная устойчиво ясная погода, поэтому трудно было поверить, что за двести километров отсюда, где-то ее нет уже неделю. В гостинице познакомился с самобытным мужиком, Геологом, молчуном до первой стопки, а потом его было не остановить. Он много лет жил отшельником в горах один, в избушке. В поселок приходил за припасами, а остальное добывал в лесу. За зиму добывал соболей, ходил на лося, медведя, летом выручала река, рыба в ней водилась знатная: таймень, хариус, семга. В поймах рек были заросли дикого лука, щавеля, золотого корня, дичи тоже хватало. Со многими невзгодами жизни мужик справлялся, но слаб, был на стакан. Мне уже надоели его пьяные байки и уговоры насчет выпивки, да и денег у меня было в обрез на пару обедов. – Приполярный , - на посадку,- услышали мы и кинулись из сарая. - Сначала командировочные, дети, - второй борт идет Орсовский, - там будут места. - Уф, - наконец-то, с облегчением вздохнул я , погрузив на себя уже теплого Геолога, и пошел вслед за пассажирами. Нас посадили на второй борт, загруженный тушами с мясом, замерзшей картошкой и капустой. Геолог как упал на сетку с картошкой, подложив под голову шапку , так и проспал всю дорогу. Я первый раз летел на вертолете. Гул мотора , взлет, -смотришь на очертания уходящего вдаль поселка, а потом тундра, ничего примечательного . От однообразия начали слипаться глаза .Вот на какой то миг я очнулся, а внизу узкой змейкой проплывают извилистые очертания фантастически закрученных петель неизвестной еще для меня речки, где-то пологие берега, крутые петли изгибов, потом местность начала вздуваться, берега один свысока смотрит на другой, в стороне топчут дорогу тяжелые панелевозы с плетями огромных труб. Смотрю в чащу леса, пытаясь разобрать следы петляющие по перелескам, а там , в дальней дымке уходящего горизонта, начала проявляться гряда горных перевалов, первые из них остались далеко в стороне, потом плоская тундра вздыбилась крутыми холмами , меж ними протекала довольно широкая река, с еще более крутым чем у первой нравом, и вот уже цепь горного перевала стала разрастаться, в глубине виднелись довольно высокие горы с белыми ледниками, видимость падала, в иллюминатор , стали стучаться первые снежные заряды. Они, как рваные тряпки путались под винтами вертолета, ветер разрывал их на осколки, проясняя видимость. Экипаж шел на предельной высоте, лишь бы добраться до места . Пассажиры , молодая женщина с двумя детьми, да трое студентов из Воронежского училища, все мы беспокойно заерзали, лишь Геолог продолжал спать. - Садимся на Сосьве, видимость впереди ноль - , услышали мы из открытой кабины пилота, - и пошли виражом на посадку . Поселок был немного в стороне от трассы, на берегу одноименной реки, площадка для борта была на его краю , огорожена частоколом высокого забора. Емкости с горючкой охранял сторож, который вышел из вагончика на звук вертолета . Нас явно не ждали, борта здесь садились редко, поселок был промысловый, а вертушки были у газовиков и санавиации. Мы вышли размять ноги, мороз быстрехонько остудил наши разгоряченные лица, ветра на земле не было, пилоты предупредили далеко не расходиться, есть шанс улететь еще сегодня, а нам и идти то некуда. Протоптав дорожку до вагончика сторожа, вернулся к вертолету, разбудил Геолога. В остывающем брюхе железной стрекозы он так же мирно спал. Все еще мутным взглядом он огляделся вокруг, до него наконец-то дошло, что мы на земле, схватив шапку , он шагнул в открытую дверь и со всего маху рюхнулся лицом в снег, зацепившись своими долговязыми ногами за приставную лесенку. Смачно выругавшись, окончательно протрезвев, увидев меня, расхохотался своим беззубым ртом.- Сашок , че стоим-то, -Сосьва, что ль? - она ,вроде бы, кивнул в ответ. Из поселка набежала стая собак всех мастей и шерстей . Северные собаки любопытные, неизбалованные, добычу чуют за версту, а тут полборта мяса, вот и учуяли, примчались. Пилот крикнул в приоткрытую дверь, - свистать всех на борт, - диспетчер дает добро на полет . Я бегом в вагончик, там грелась женщина с двумя пацанами . Схватив мелкого на руки, вперед матери я бегом на посадку. Мальчишка завыл как сирена, пытаясь выскользнуть у меня из рук. Марина следом за мной, успокаивала, - Сынок , дядя не украдет тебя, успокойся. Тот, что постарше, тоже его подбадривал, - Эй , Сашка - промакашка, -Не реви, сейчас полетим,-
Зимний день короткий, сделав круг над поселком, я наблюдал за уплывающей вдоль реки пустынной улицей, ватагой ребятишек, и сворой лаек, бежавших вслед взлетевшему вертолету, первые махали руками, вторые с сожалением крутили хвостами , остался лишь запах мяса…Мы шли прямо на закат, темное небо низко опускалось на землю и лишь ярко красная полоса заката разрывала грань между небом и землей. Очертания гор своими вершинами сливались с ночным небом, первые звезды прорывались сквозь темноту ясной ночи. Сумерки опускались на землю, проявляя краски уходящего дня. На белом снегу отчетливые силуэты черных елок чередовались зарослями низких кривоногих берез, просека, похожая на дорогу уходила далеко к горизонту, мы шли прямо над ней, далеко впереди всполохами света у подножия гор обозначился пункт моего дальнейшего пребывания. – Ну , вот, почти прилетели, -сказал Геолог, окончательно протрезвевший, -А вот, там, показывая своим пожелтевшим прокуренным пальцем в распадок гор, я и буду жить, -На работу взяли, комиссию летал проходить, буду там работать линейным обходчиком. Вертолет подлетал к поселку, когда он погрузился в темноту , окутавшую его со всех сторон. Там кучка света, в другой стороне, в третьей и между ними лес, лес, лес. Времени было около семи часов вечера , все уже по домам разъехались на вахтовых автобусах, кто в новый поселок, кто в старый. На вертолетке , нас ждали две машины, Урал с теплушкой, и бортовая машина из Орса. - Экипаж свою задачу выполнил, - довольные, пилоты открыли дверь, приветствуя колоритную тетеньку, подъехавшую прямо на подножке грузовика, к приставной лестнице. - Соколикам привет, - заждались мы вас,- сказала «Стюардесса», одетая в незамысловатую фуфайку и соболью шапку.
Меня никто не встречал, наверно уже не ждут, куда идти, не знаю. Геолог сказал,- Давай в общагу, к Григорьевне, она все устроит, а утром тебя найдут. Я помог забраться в вахтовый Урал Марине с пацанами, мой тезка, уже не шугался меня, сам пошел на руки, когда я его подсаживал в автобус, - Ну вот, Санька и добрались , а вас почему никто не встречает? , -спросил я у их матери. Она отвернувшись в сторону, сказала сквозь слезы, - А , не кому нас встречать -то, мы сами с усами
- привычные мы сами управляться . К общежитию доехали быстро, -Айда , Сашок , выходим, -сказал Геолог, пойдем на постой к Григорьевне. От предстоящей ночи с Геологом меня заранее передергивало, - а он, словно угадав ход моих мыслей, сказал,- Сегодня я гуляю последний раз, к буровикам пойду, так что не скучай. - Попрощавшись с моими небесными попутчиками, мы вышли из автобуса. Двухэтажное общежитие замыкало периметр из вагончиков, опираясь на кромку леса. Из приоткрытых где окон, где форточек доносились запахи вкусной домашней еды, звуки музыки, смех, веселье , -Да, не скучно живут, подумал я, - Вот только чего бы поесть, говорил мой засохший за неделю сухомятки, желудок.
На вахте общаги, я понял, почему окна на распашку , духота стояла, как в бане. - Эй, Танюха ,- сказал Геолог косоглазой толстой тетке с комсомольским значком на необъятной груди, Гри- горьевна, где? Фыркнув в нашу сторону, и еще больше скосив свой взгляд, наполненная чувством важности и превосходства, - Домой ушла, тебя не дождалась -, процедила она сквозь зубы покрываясь малиновыми пятнами на лице и шее. - Вот, индюшка, не унимался Геолог, звони давай, парня надо устраивать на ночь, иль к себе пустишь? -, указав на меня- сказал он ей. Я попытался уладить спор, сказав, что приехал сюда на работу, меня должен встретить друг, Белов Сергей, как его найти? – А- а - , - Сергей Иваныч , -сосед мой, через стенку, приходя в себя, -сказала она, сейчас позвоню. Она наклонилась к ящику стола, доставая записную книжку, придавила его своей грудью , набирая номер Серегиного телефона, - Але, Сергей Иваныч, подобострастно сказала она, -вытирая уголки губ одним движением руки, -Это с общежития звонят, делая ударение на первый слог, сильно о -кая и нараспев протянула она, - К вам приехали.- Я взял трубку. - Привет, вот я и приехал, уже не ждешь?— Или еще не ждешь?— Ну, наконец-то, услышал я в ответ медлительный ответ, - Жди, перезвоню.
Договорившись с водителем Орса, тот уже заканчивал разгрузку продуктов на складе, мне оставалось только ждать на вахте, когда за мной приедут. Желудок раздражали запахи еды, жара разморила меня, откинувшись на спинку откидного кресла , я понял как устал и осознал свое бесконечное одиночество. Подъехала машина, - Наверно за Вами, - сказала мне вахтерша, я встрепенулся, схватил свой рюкзак и вывалился из общежития на улицу, - Тебя, что ль до Белова довезти? - Я кивнул в ответ, - Садись, Петром меня зовут. Он говорил быстро и много, я лишь успевал в ответ кивать головой, дорога до поселка пролетела за пять минут, подъехав к подъезду дома, посигналив, он сказал,- Ну, вот мы и приехали, десятая квартира , налево дверь, -Я вышел из машины, огляделся вокруг, несколько двухэтажных домов, раскиданных в хаотичном беспорядке со всех сторон были окружены лесом . Учуяв чужака залаяли собаки, в ответ им откликались другие, - Цыть , у меня,- сказал Петька, - направляясь к своему подъезду, - Всех на шапки порешу,- видимо угроза была не пустая, от него они действительно, разбежались в рассыпную. На высоком небосклоне мерцали тысячи звезд , пытаясь найти расположение Большой Медведицы,я крутился на месте, запрокинув голову зацепился взглядом за мерцание знакомого созвездия, услышал скрип входной двери . -Успел найти ее ? - , -Успел -, сказал я в ответ. - Значит повезет . -
-У нас в детдоме игра была, кто первый найдет созвездие Большой Медведицы, тому и удача на весь черпак, - это было в далеком-далеком детстве….
Серега налил мне настойки, от всего помогает, -сказал он, - золотой корень, родиола розовая, рюмочку прими, утром как рукой все снимет, -неосмотрительно он поставил банку с янтарно-коричневой жидкостью на полку кухонного шкафа. Я замахнул рюмку терпкой вяжущей настойки с привкусом розовых лепесков , и не раздеваясь лег на диване в отведенной мне комнате. Настоянная на самогоне жидкость теплым ручейком прошлась до моего урчащего желудка, ослабила взвинченные нервы , и загрузила мой мозг одной единственной мыслью, как добраться до той банки. Я лежал в темноте чужой квартиры, за стенкой слышался звук открывающейся подъездной двери, топот ног по лестнице на второй этаж,- снова тишина,- вот слышно как скрипит пол в квартире выше этажом, знакомый детский плач, прислушиваясь ко звукам , я понял, что все уже спят, вышел на кухню. Фонарь с улицы освещал ее довольно сносно . Я ориентировался по памяти, нащупав дверцу шкафа, достал долгожданную банку, налил в стоящую кружку. Душа-мера, а жил я всегда широко, глаза едва не выпали из орбит, закусив запахом своей несвежей рубашки, оставил следы преступления на месте, дошел и провалился, как казалось в сон, но, более бессонной ночи в жизни у меня не было. Тяжесть, подкосившая мне ноги и наполнившая все тело ватой, обрушилась бесконечным гулким набатом по голове. Сердце бешено бухало в груди. Тишину дома начали прорывать одинаковые голоса будильников, то тут, то там будившие своих хозяев. Сквозь одолевающий меня сон , я слышал женский голос , доносившийся из кухни ,медлительные нотки покаяния Серегиного тембра, мне было все равно, я отключился…
-Шурка , - ты давай вставай, тормошил меня за рукав, Серега. Я был в полной отключке минут пятнадцать, но это настолько прояснило мое сознание, только сердце колотилось часто и бешено,- Я у тебя похозяйничал, виновато сказал, -,- Да, Надежда , мне с утра всю плешь проела, стоял и оправдывался Серега, своей длинной, как у гориллы клешней, почесывая действительно заметно облысевший затылок. – Серый , дай поспать, а? -
Наспех выпив чаю с печеньем , я выскочил из подъезда в ….новый день, новую жизнь.
До рассвета еще далеко . Мороз покрыл инеем окна домов . Облокотившись на перила подъезда, я ждал Серегу . Рюкзак свой впопыхах я оставил возле дивана, на котором коротал ночь, а идти за ним не хотелось. Дверь со скрипом отворилась , и в проеме я увидел его с рюкзаком через плечо. Долговязый, сутулый, в полушубке с короткими рукавами, он прошел вперед косолапой походкой, махнув мне рукой, - Иди за мной. Вахтовый Урал уже стоял на площадке между домов, половина мест была занята, мы протиснулись на заднее сиденье и молча уселись. Смена была небольшая, рабочие из двух цехов, операторы с замерного , вахтеры, остальные на работу приезжали позже, на другом автобусе. Мое присутствие было замечено. Женщины с передних сидений , все как одна в собольих шапках , оглядываясь на меня шушукались и улыбались, а мне хотелось только спать. На короткое мгновение сон справился со мной . - Мама стояла в том летнем платье из далекого детства, озябшая и печальная, какой я ее помнил последний год, она смотрела в след моего автобуса, стоя босиком на обочине заснеженной дороги, проезжая мимо нее,проснулся от глухих ударов сердца, в холодном поту. – Шурка , вставай, выходим, - услышал голос друга,- я тебя в управлении оставлю, а сам на замерный, - сказал он, - в отделе кадров в курсе, остальное при встрече. Еще раньше, когда я восстанавливался после болезни и утраты документов, мне пришла в голову мысль, бросить этот чертов город, уехать на край света, который так Серый расхваливал, вот я и решился на этот поступок, о котором никогда в жизни не пожалел. Крайний Север-это великая территория , о существовании которой я до сих пор лишь догадывался, он меня встретил сдержанно , проверял мой характер не раз на вшивость, а потом никогда не предавал, у нас случилась с ним одна взаимная любовь….
6.
Пошел уже второй год после моей болезни, ничего кроме шрама и титановой пластины под волосами на макушке не говорило о моем кратковременном уходе из этой жизни , иногда ,на перемену давления ,чувствую слабость и желание встретиться с той сестричкой из больницы .Когда я был беспомощным ,общение с ней возвращало меня к жизни .Письма я писать не любил ,буквально пару открыток за полгода , -устроился нормально ,здоровье в порядке ,умудрился пройти комиссию при поступлении на работу , -зачем мне инвалидность ?Аленка писала много ,подробно , обстоятельно ,но только в ответ на мои письма .Отношения были доверительные ,но на расстоянии ,да и действительно ,расстояние разделяло нас немаленькое. В общежитии мне дали комнату в секции на двоих , вторая комната меняла своих постояльцев, командировочные долго не задерживались, отношения посему были поверхностными, пил я в то время редко, лишь с Вахромеем, да и то, для компании, как слушатель . Вахромей -совершенно невзрачный на вид , мосластый мужик с выгоревшими глазами, у него от ношения линз с разрешением хорошего телескопа, лицо становилось беспомощным и наивным, когда тот снимал свои окуляры протирая их тряпочкой, аккуратно сложенной в нагрудном кармане. - Мань, ты не шуми, мы с Шуркой и так расходимся, укладывая снаряжение в рюкзак, вставал нетвердой походкой навстречу своей жене Вахромей. Работал я в цехе слесарем, первое время поражали постоянные перекуры и чаепития, да и чем было еще заниматься на работе, если «фабрика работает, авралов нет». Это летом можно прошвырнуться окрест по лесу, поискать грибов, ягод, а зимой только в выходной день на лыжах до избушки с ружьишком через плечо. Ружье я вскоре купил за бутылку водки у Гришки Ковина , когда тот уезжал на Большую Землю. Трофеев на своем веку оно не помнило, со слов прошлого, вечно пьяного хозяина, а меня однажды выручило.
Окно моей комнаты выходило прямиком на свалку за общежитием, как у нас обычно , не дождавшись мусорки , тащили хлам в лес, вот и образовалась помойка .Чего-чего , а пищеотходов там хватало .Весна пришла как всегда разом ,уже тепло ,но снегу в лесу еще много, долго тает. Сначала увидели возле помойки медвежьи следы , ему было чем поживиться ,все бы хорошо ,но дети ходили по тропинке ,которая шла лесом за общагой в новый поселок ,-там школа. Дело не шуточное. Устроили схрон , караулили, приваживали сгущенкой. Десятикилограммовая банка сгущенки однажды дождалась своего гостя . На столе для пикника, который стоял в лесочке медведь расправлялся с нежданным лакомством . Снимки с косолапым , верхом на столе со сгущенкой до сих пор живы у старожилов поселка, а медведя охотники все-таки пристрелили.
7.
Марина, моя первая попутчица на Приполярный, как позже оказалось, жила над Серегиной квартирой, со своими пацанами. Работала она в лаборатории управления, приехав после окончания училища на первую очередь газопровода, совсем еще девчонкой. Через год вышла замуж, потом дети, хлопоты, заботы, бытовые неудобства, квартир тогда еще не было, жили в балках. Так в суете, и разошлись их с мужем пути-дороги, молодых, обеспеченных и свободных баб было в достатке. Сначала ее Николай пропадал на охоте-рыбалке, а потом все реже приходил ночевать, увела его беззаботная девица к себе навсегда. Я не вдавался в расспросы, она мне сама вкратце все и рассказала, когда мы стали с ней встречаться.
В ту субботу я направлялся в новый поселок к Вахромею. На завтра, он меня обещал взять на охоту до своей избушки, вот и предстояло собрать снаряжение, для меня это дело было новым. Начало февраля, морозы уже не лютовали, а метели еще не пришли. Выспавшись, на скорую руку позавтракав, я отправился по тропинке через лес в новый поселок. Хрусткий белый снег скрипел под ногами, ослепительно искрился бриллиантовыми россыпями под лучами яркого солнца. Чистый воздух расправлял легкие, словно меха в кузнице, прогуляться по лесной тропинке, длиною в пару километров было одно удовольствие. На полпути, навстречу мне шла Марина с Санькой, он восседал на санках. Поравнявшись с ними, остановился поздороваться, перекинулись ничего не значащими фразами. Тезка узнал меня и обрадовался. Что-то защемило у меня в груди. Повеяло участием, вниманием, теплом. Торопиться мне не куда, спросил, куда они направляются,- Та - а , мы на почту, нам посылка пришла от мамы, гостинцы послала, -слегка нараспев ответила Марина. -Дядь, Сань,- пошли с нами на почту, позвал меня Сашка, -я смотрел на Марину, а разговаривал с ним, по ее глазам, видно было, что она рада нашей встрече и не против прогулки вместе. А меня и подавно долго уговаривать не надо.- А ну-ка, Санек, давай прокачу с ветерком,- сказал я мальчугану, забирая веревку от санок из рук матери.- Держись покрепче! Эх, прокачу!-
Тропинка была не слишком широкая, вдвоем не разойтись, я рванул с места, хохоча и улюлюкая на ходу оглядываясь назад, не потерял ли седока, наблюдал за его матерью. Она неторопливо шла вслед за нами, в полном спокойствии и смеялась в ответ на наши крики.
Впереди тропинка слегка просела а я, все , глядя назад, со всего маху оступился, падая плашмя на спину, по инерции дернув на себя поводок от санок, Санька взлетел в небо и барахтая руками и ногами летел прямо мне в руки, я принял его и чтобы смягчить испуг, начал дурашливо кувыркаться с ним по снегу, пока испуганная Марина, падая и проваливаясь в снегу добежала до нас. Мы были по уши в снегу, да и она изрядно набрала его в свои унтята. Хохоча и дурачась, мы перекидывались снежками, разгоряченные, румяные и веселые. Перчатки мои намокли , ладони требовали свободы, с трудом стянул их с рук, положив рядом на сугроб , начал отряхивать Саньку . В короткие рукава его клетчатого пальто, по самые локти, набилось снега, ручонки покраснели, ресницы покрылись инеем, недалеко и до беды. – А пойдем - те ко мне в гости, вон до общаги сто метров, высохнем, на почту сходим, а потом я вас и домой провожу,- предложил Марине. Санька ухватился за эту идею первым, знаю по себе, как дети любят ходить в гости. Марина слегка смутилась от предложения, а материнский инстинкт взял свое, ребенка надо сначала согреть , а потом уж идти по делам. Мигом мы добрались до общежития. Ввалились с хохотом на вахту, где дежурила все та же косоглазая Татьяна. Пропуская Марину вперед , мы добрались до моей комнаты на втором этаже в дальнем углу коридора, вытряхнули остатки снега с одежды и из обуви, и тут я вспомнил, что перчатки мои так и остались одиноко лежать на снегу. Ну, да не беда, в шубенках похожу, а там глядишь, и в магазин завезут. Они бы так меня и дождались, никто сроду не возьмет чужого, а скорее, принесут на вахту, да вездесущие собаки, растащат любую находку по всему поселку. Соседи мои уехали , я уже неделю жил в своей секции один. Санька, раздетый до трусов, по - хозяйски ходил по комнатам, разглядывая казенный уют. Ничего привлекательного, лишь стопка журналов «За рулем», да гитара в соседней комнате, привлекли его внимание. Она одиноко лежала на заправленной кровати, украшенная переводными картинками с белокурыми красавицами , его так и манило провести руками, по натянутым струнам, но под зорким оком матери, он не решался к ней притронуться без разрешения. Марина развесила его одежонку на раскаленные батареи обеих комнат, примостила всю нашу обувь на просушку, присела на краешек кровати рядом с нами. – Саша , -давай чайку, что ли попьем -Да-да, дядя Саня, давай чай пить,- в ответ ей затароторил Санька. – Вот так хозяин, шлепнув себя по лбу,- сказал я. В гости позвал, а угощать то особо и не чем. Да разве дело в угощении, главное компания! Холодильника у меня еще не было, кой- какие продукты хранил я прямо за окном в авоське, кусок масла, селедка, коляска краковской колбасы, суп я доел еще утром, но и этого было достаточно, потому, что главным к чаю всегда был белый хлеб! Знаменитый хлеб из Приполярного развозили, как лакомство с оказией по всем поселкам. Пекарня у нас была особенная , нигде больше такой не было. А стояла она, рядом с общежитием. - Я мигом, вы только за чайником, следите, - сказал я на ходу, надевая на себя телогрейку,- Сахар, чай в тумбочке, там и посуда,- давая последнее указание,- побежал на пекарню.
Да, чего уж там, - девчата были мастерицами. Хлебушко уже дожидался на лотках Орсовскую машину, развозившую его по двум магазинам в поселке. В субботу пекари обычно баловали народ, пекли еще и булки и пирожки . Вспоминая это на ходу, думал лишь о том, чтобы и мне досталось чего вкусненького для угощения. Женщины уже прикупившие горячего ароматного хлеба, не торопились расходиться по домам, обсуждая вечные темы, обступили крыльцо пекарни . -Девушки-красавицы, пропустите голодного, холодного без очереди. – Иди, иди уж - вышла мне навстречу Наташа, главный местный пекарь , -Саша, тебе ,как обычно?- .-А я ей в ответ, - Натуль , -два хлеба, и чего к чаю, если осталось ,-передал я ей пакет и десятку .-Погоди, сейчас вынесу .-Из приоткрытой двери шлейфом на холодный морозный воздух вытекал аромат свежеиспеченного хлеба, запах плюшек с сахаром и ванилью , и чего-то еще неведомо вкусного, от прогулки на морозе разыгрался аппетит и казалось , что я готов проглотить весь этот душистый воздух.
С пакетом еще горячего хлеба, ароматных булок и пирожков с брусникой, я через три ступени махом, взбежал на свой этаж, навстречу мне шла Марина с чайником из общей кухни, - Ну , как вы тут, заждались?- спросил ее,- Санька- то как?-. Марина, прижав палец к губам, чтобы я не шумел, говорит, -Уложила на твою кровать, спать захотел. -Саша, ты пригляди за ним, а я мигом на почту, сегодня укороченный день, получу посылку и вернусь. Я кивнул ей , подавая ей легкую серую шубейку из искусственного меха,- Приходи скорее.-
На столе уже стояли чайные чашки, кусок масла и нарезанные кружки колбасы дожидались хлеба. Водрузив чайник на старый журнал, я выложил булки и пирожки, нарезал толстые ломти ноздрястого хлеба, при всем желании, его было невозможно нарезать тоньше, горячий и хрустящий, он был главным угощением стола.
Санька, отвернувшись от солнышка к стене, укрытый по самые глаза мирно посапывал в моей постели. От нечего делать я вышел покурить в коридор, оставив дверь приоткрытой, на случай, если ребенок проснется, прислушивался к тишине из моей комнаты. Вот и Марина, показалась в конце коридора, в руках, у нее ничего не было. – Ой , Саша, я ведь посылки на вахте оставила, еле дотащила на санках, обе по десять килограммов, я руки чуть не оборвала, -Сходи, пожалуйста, подними наверх. Санька, сквозь сон услышал голос матери, спросонья испугался одиночества, и заплакал . Она раздеваясь на ходу, кинулась к нему , успокаивая,- Сыночка, тут я, с тобой, с тобой.- Я прижался спиной к косяку двери, и это обращение к ребенку, вернуло меня в детские воспоминания. Прикрыв на мгновение глаза, очутился в своем детстве.
Посылки я занес в комнату , и мы начали пить чай. В заначке у меня был чай № 36, густой, крепкий, ароматный с концентрированным молоком это было что-то. Отсутствием аппетита мы с Санькой не страдали, намазывая хлеб маслом, в прикуску , с колбасой, запивали кто из кружки, кто из блюдца. Марина неохотно поддерживала компанию, украдкой поглядывая на будильник на подоконнике. – Ты спешишь?- спросил я. – Да , да,- скоро старший придет со школы,- а дома дел не в проворот.
8.
Я впервые поехал в горы на рыбалку. Вахтовый Урал был забит до отказа, дорога шла вдоль трассы, местами ее размывали ручьи, приходилось идти пешком, пока Сипливый виртуозно пробирался через промоины дороги. Первый привал устроили у подножья Яруты , и только здесь и впервые я увидел простор уходящий в горизонт, величие горного перевала. Дух захватывало от увиденного и никуда дальше не хотелось ехать в душном кузове, где ничего не видно. Вглядываясь вдаль сквозь слепящие лучи заходящего солнца можно было рассмотреть ледники на далеком перевале, через который проходил газопровод.
Сипливый уверенно вел машину по реке, он как толковый лоцман знал фарватер Щугора , объезжая ямы, в которых обычно прячется крупная рыба на пути к нересту, в кузове трясет, окна задраены от комаров и паутов , машина резко встала. Орлов открыл дверь, - Выходите, -остановка следующая, непредвиденная -взмахнул он рукой, приглашая к выходу.
Навстречу нам ехали буровики, река узкая. Генка на Камазе, не зная реки, со всего хода въехал в яму, кабина ушла по самую крышу. Мы вовремя подъехали, самим им бы было не выбраться. Водитель нырял в ледяную воду под свой Камаз , подцепляя трос для буксировки. Сипливый - виртуоз, в несколько заходов вытащил утонувшую машину . Полупьяные буровики уже наливали ему за освобождение машины из плена, но он не пил за рулем. Распрощавшись, мы двинулись своей дорогой. Река была порой совсем узкой и мелкой, из - под колес с грохотом летели камни, местами она меняла свой изгиб и водитель, по ему одному известному пути, переезжал на другую сторону, уверенно вел машину по мелководью. Берега местами были покрыты кустарником, или зарослями дикого лука и щавеля, единственной магистралью была сама река. На берег соваться было бесполезно.
В душном кузове вахтовки все устали от монотонной езды, безудержного курева и писка комаров. Солнце на севере в эту пору лишь присаживается на горизонт для короткой передышки и медленно раскачиваясь, начинает свой бесконечный ход по небосклону. Время словно перестало существовать. Бесконечная дорога, за окном ни намека на наступивший вечер. Что- то словно изменилось в звуке из - под колес, машина выехала на плес и остановилась. Приехали.
Петрович уставший травить анекдоты, открыл дверь. - Все, баста, приехали наконец-то . Ватными ногами, я выпрыгнул на пружинящую траву под ногами.
Кромка плеса песчаная, а потом пышное разнотравье предгорной долины. Разминая затекшие ноги, пошел на разведку. Я был первый раз в этих местах, в отличие от моих попутчиков. Щугор, в этом месте соединялся с Поньей . Шум от рыбаков разносился эхом по долине, большая черная гора вторила нашему присутствию. Орел уже стоял по - середине протоки в болотниках, закинув удочку, Григорьевна с дядей Колей, хозяйничали у костровища , доставая снедь , меня послали за сушняком.
Вытащив топорик из своего рюкзака, пошел в сторону чернеющей горы. Туман, опустившийся к реке, сконцентрировал ароматы разнотравья, воды , песчаного плеса. Задохнуться можно! В нескольких метрах по склону лес был непроходим, валежник искать долго не пришлось. Натюкав несколько охапок, спустился на разведку в распадок между холмами. Что-то в воздухе изменилось, терпкое, удушливое и манящее узнать его природу. Знакомые листья , закрытые на ночь бардово -красные бутоны. Сорвал один цветок. А их тут целая долина. Надо спешить, не за тем сюда пришел. Дым от костра прорвал пелену тумана , устремился вверх. Холодный воздух от горы быстро остудил его и он, как нашкодивший щенок, скрутив свой хвост, опустился вниз. А комаров столько, что невозможно было не только открыть рот, глаза держал в прищур. Связав вязанку побольше стропой, навьючил ее на спину, согнувшись от тяжести ,спускался со склона к привалу. На ходу сорвал несколько охапок лука, попробовав на вкус. Лук, как лук, суховат правда. Остается только благодарить невидимого садовника, вырастившего свой огород нам на радость. - Дров, я там наготовил, принесу еще,- сказал я , направляясь в лес. –Погоди, Санек, -сказал мне Димка , слесарь из нашего цеха, ребята решили отметить приезд, а потом по делам. На поляне, Григорьевна, собрала скатерть-самобранку. Каждый внес свой вклад в это застолье. Я полез было за своим пайком, да меня остановили. – Закуси пока хватит, успеется .- Хохмач Петрович, окружил девчонок, смех, хохот, байки . Девчата в москитных сетках. Им – винишка , мужикам водочки. Бутерброды с колбаской, салом, знаменитые Егофаровские котлетки, ворох сине-зеленого лука. Семен уже успел вычистить пару харюзов, пойманных на срезанную тут же ивовую ветку. Вытирая на ходу руки о мокрый ватник, говорит. – Ща-а-а- с , будет вам закусь, сей момент. – Крепко посолив выпотрошенную рыбу, густо посыпав ее черным перцем и мелко нарезанным чесноком, плотно завернул ее в целлофановый пакет. - Пять минут вам на подготовку.- Зови народ.- Сенька еще раз, прокатав пакет с рыбой по траве, словно гладильный валик по белью, принялся разворачивать закуску. – Закусь готова - . На пакете же разрезая на тонкие пласты, обмакивал в содержимое рассола из перца, чеснока, соли, подавал на пробу свое угощение. Я впервые ел еще теплую рыбу.- Во-первых , -она из горной речки и не заражена опестерхозом, - во- вторых ,где еще ты отведаешь свежачка , как не на рыбалке? ,- зудел в мое ухо, как комар Петрович, протягивая руку за повторной порцией угощения. Уговорив на компанию пару бутылок, обдуваемые дымком от костра, немного отдохнули от назойливого присутствия кровососущих тварей. Времени оказалось давно за полночь, лишь со стороны горы лес едва погрузился в пелену расстилавшегося от костра дыма и тумана над уже остывшей землей. Смех смехом, усталость давала себя знать, ближе к костру , начали собираться на ночлег. Бывалые рыбаки надули свои резиновые лодки, палаток ни у кого не было, но и спальники были не у многих. Наломав побольше лапника, одевали всю теплую одежду, расстилали припасенные для таких случаев ватные матрасы. Комары перед самым рассветом, хотя была белая ночь, растворились неведомо где, уснуть бы, да холод пронимал меня до костей. Все сгрудились поближе к огню. Ноги печет, бока греет, а голова покрывается инеем. Проворочавшись, не знаю, сколько времени одновременно и от холода и местами от жара, заснул на какой-то миг. – Горим, - сквозь сон услышал я . - Ворочаясь во сне, Сашка Чеченец,- пригревшись, подпалил свой ватник. У Сереги Краснощекова, задымил матрас, опять хохот, ругань, сна , как и не бывало, он растаял вместе с угасшей ночью. Утро просыпалось на звуки птиц. Ругань мужиков, заливающих свои тлевшие ватники, а Серега, не долго думая , оттащил матрас в речку и кинул в воду. Комары вновь объявили свое присутствие. Пока они все не кинулись на нас в атаку, пошел в распадок за сушняком. Обильная роса, сверкая на первых лучах солнца, покачивалась на листьях и бутонах цветов под ногами. Кедровки трещат , вторя звуку моего топорика. Нарубил сушняка, собрав его в одну кучу, чтобы днем не тратить времени. Хотелось попытать своего счастья с удочкой на реке.
Возвращались домой с охапками марьиного корня. От удушливого запаха которого все угорели .
9.
Весна на севере вступает в свои права мгновенно. Еще вчера мела очередная метель, но порыв южного ветра начал быстро будить природу от долгой зимней спячки. И незаметно трасса вспыхивает буйным цветом Иван-чая, обочины вдоль дорог прорывают бесчисленные ручьи, смывающие на своем пути остатки льда и снега.
Через пару недель, загулявший теплый циклон растворится в распадке гор, оставив после себя размытую глину трассы, почерневшие силуэты елей на фоне изумрудом окрашенных берез и надежду на теплое, плодородное лето.
После работы в пятницу, мы собрались с Назаром на Щугор , к Геологу. Солнце едва клонилось к горизонту на плечи, чтобы передохнуть, жар его теплых лучей опускался в озноб остывающих предгорий, легкий туман начинал подниматься в распадках , а мы катились на своих мотоциклах по просохшей дороге вдоль трассы газопровода и звук их моторов далеко разносился по окрестным горам.
Американские горки. Это понятие для меня пришло намного позже. Путь, длиною от замерного узла до Щугора, - вот это Русские горки. С непреодолимыми подъемами и спусками, с захватывающими дух просторами, спускаешься вниз в облако тумана от остывающей земли, пересекаешь очередной ручей в низине, а потом опять устремляешься вверх навстречу еще теплым солнечным лучам.
В рюкзаке, за спиной , снасть для рыбалки, соль, сахар - рафинад , чай, пара носков, свитер и кружка, флакон одеколона « Гвоздика» от мошки и комаров . Все остальное – дарит Природа.
Останавливаемся у ручья . Вода звонко течет сквозь промытую скалу. Намочив кусочек сахара в студеной голосистой воде, наслаждаешься вкусом, остужаешь свой пыл и впитываешь ее вековую энергию. Из чащи леса слышен скрип качающихся елей . Комариный писк, не прекращается ни на минуту, но на это просто забиваешь, когда вокруг тебя такая красота.
Ярута . Священная гора народов Манси , слева от трассы. Не высокая. Кинув свои мотоциклы , в камнях при обочине, решили подняться на ее вершину. Мелкий мох, покрывающий все вокруг, мягко пружинит под ногами, подъем дается легко, потому - что , глядя на открывающиеся взору просторы, захватывает дух от безграничного счастья и радости от увиденного.
Впереди гора Пеленер , справа осевшая Неройка, на закате солнца громада перевала Тельпозис --самой высокой горы Приполярного Урала. Ночь не может спрятать от нас красоту пробужденной от зимней спячки природы. Пришло время белых ночей.
На вершине скальные наросты, выветренные тысячелетиями, вымытые дождями, избитые грозами. Добравшись до самого ближнего, обнаружили вырубленную шахту, дело рук человеческих, геологи искали здесь кварц и золото, - это их работа. Незаметно оказались на самой вершине, как таковой ее и не было, но глядя вниз видишь обрывки проплывающих облаков, и безграничность просторов , сегодня нам повезло с погодой, далекие перевалы растворялись в бесконечности и готовы были к встрече с новым днем.
С неохотой, мы спускались с горы, еще пару спусков и мы на Щугоре.
Толик - Геолог, живший отшельником в этих горах несколько лет, поступив на работу линейным обходчиком, принялся обустраивать свой быт по-хозяйски и обстоятельно. Балок обогревался газом. С помощью бригады ЛЭС, он пристроил тепличку с подогревом, чуть поодаль балок - банька . Не жизнь-курорт. Наверно не хуже, чем в Альпах, но тогда нас туда не пускали.
В начале июня у него в теплице уже росла вся зеленушка: лук, укроп, редиска . Огурцы , зацепившись усами за натянутые бечевки, впервые в этих краях, обещали хороший урожай.
Мы приехали далеко за - полночь, это, если судить по часам, здесь, в горах, в условиях ясной погоды, белая ночь особенно была белой.
Толик жил одиноко, когда до него не было возможности добраться. Зимой, в распутицу, в бездорожье. А остальные два месяца, балок его гудел, как хороший придорожный кабак . Мужик он был хороший и все этим пользовались. Многие, по крайней мере.
С первого дня нашего знакомства с Геологом, у нас сложились особые отношения. Пригласив один раз меня на рыбалку, я всегда с радостью ждал пятницы, чтобы уехать к нему в горы на выходные. Мы приехали к нему с Назаром , заранее договорившись сплавиться в низовье Щугора вместе , но Толику вожжа попала под хвост, и он , забыв про обещание, куролесил с буровиками. Был очередной повод.
10.
Перетащив свой дрексель через Щугор, мы направились вдоль трассы в сторону Поньи. Дороги, как таковой не было, вездеход еще мог осилить скользкую глину на крутых подъемах, а нам приходилось вытаскивать свой мотоцикл на плечах вдвоем, чтобы добраться к своей цели. В этот раз мы решили пройти перевал до лагеря буровиков. Преодолевая бесчисленные скалы, промоины ручьев, мы наконец-то взобрались на вершину перевала, откуда отчетливо слышен был стук буровой. Вверху небо, вдали бесконечные просторы и далекие вершины с вечными ледниками, а далеко внизу ухала буровая . Звук ее раздавался по окрестным горам сквозь пелену разреженного воздуха, а определить, откуда он исходит, было не просто. Глубоко внизу мы наконец-то увидели желтый предмет , размером со спичечный коробок, -буровая.
На следующий выходной , соорудив плот из двух камер , мы пустились по течению до лагеря Геолога. Накануне он ушел на промысел . Раскатав голенища болотников, опустили ноги в воду, где выталкивали ими наше плавсредство, а где тормозили , если заносило на отмель. По перекатам мы шли пешком, воды было едва по колено . Хрустальной чистоты она была нестерпимо холодна. Даже в глубоких ямах, до пяти метров глубиной, виден был каждый камушек. Километров семь вниз по течению мы спускались до стоянки . За поворотом , на пологом берегу расположился Толик. Храп из его палатки известил нас о том, что тот на месте. Фуцик, его верный пес, узнавший нас , по- прежнему охранял хозяина, лишь приподнялся , потянулся, сыто облизнувшись. – Чего зря лаять, слышу, что свои,- скосил на нас свои умные зоркие глаза.
Мы вытащили наш катамаран на отмель.
- Вставай, лежебока, рыбалку проспишь,- громко кричу Толику, -
-Щас , вся рыба уже в бочке , вам ничего не оставил,- ворча расстегивая палатку вылезает из нее взъерошенный опухший Геолог.
-Добрались, тезки, наконец-то. А я уж готов обратно, мне сегодня хватит. Это бы донести.
- Разводишь?-
- Ага, - еще шире зевая, скрипит он. До сих пор рука не отойдет, как немая, все силы на «Семенову» семью положил .
- Семья – то большая ?
- Погодь,- скукожившись от холода и утренней надобности, он вприпрыжку убежал подальше в кусты.
- У-у-х – хорошо,- почесывая и хлопая одновременно себя по вспотевшей лысине, окончательно проснувшийся, Толик довольно потирая ладони, подошел к нам . Обняв меня за плечи, приветствуя, пустил слезу. Это так на него похоже. Когда он с похмелья.
- Есть чего?-
- Ты же знаешь. Но только для порядка и после.
- Давай, скорее. Трубы горят. Я уже все. Выдохся, сил нет. – Пошли, со мной,- взмахнув рукой, призывая следовать за собой, - покажу чего.
В стороне , за палаткой, у него был скрадок. Этот лагерь был давно им оборудован. В яме, бочка была полностью заполнена рыбой.
У меня наверно шапка на голове поднялась от удивления, а у Назара, усы поползли вверх.
- Да, нет. - Половина харюзов , - правда хороших . –Довольный своей добычей ,говорит он. - Ну , и этих, семь штук с икрой и два пацана. Икры с ведро . Как довезти ?- чешет он лысину,- Делиться придется. Да и место жалко раскрывать.- Набегут.-
- А то не знают?- сплюнув сквозь зубы , говорит Назар.
- Может, и знают, но при мне тут не стоят, идут дальше, к порогам. – И пусть, их, - присвистнул и махнул рукой в сторону реки.
- Давай, тащи скорее,- потирая руки, прикуривает он от головешки из костра.
- Я вас сейчас угощу чем.
Нырнув в палатку, он вынес жестяную банку из - под сгущенки, которая была походной кастрюлей на костре. Десятилитровая емкость наполовину была пуста.
- Лапшички отведайте, с семужьими потрохами. Мы с Фуциком наелись до отвала. Ждали вас.
- Нальешь, ты, в конце – то концов, - взвизгнул он.
Доставая замурованную сургучом бутылку спирта, следил за Геологом. Кадык у него ходил ходуном, в предвкушении.
- Давай, сам знаю сколько,- уже совсем протрезвевшим голосом говорит он, - Для куража, а то и впрямь, трясет от усталости. - Было вчера, не вру, было. Да у меня как пошла масть, я и не за метил, как и приговорил пузырь. Устал как собака, ломит все кости, не отпускает. Расслабиться надо, а остальное, ни – ни. До дома.
Он свернул своим острым ножом пробку, налил треть эмалированной кружки спирта и медленными глотками выпил его. Видно было, как спазмы отпускают его горло. Зачерпнул глоток юшки и скорее понюхал, чем закусил. Громко крякнул, дрожь прокатилась по всему его длинному мосластому телу , и обмякший он опустился на землю у костра. Осоловевшими глазами, глядя на нас , махнул рукой в сторону палатки, подложив кулак под голову, растянулся у шаявшего костровища. Фуцик , мягко ступая лапами по траве, подошел к хозяину, аккуратно разлегся возле него, согревая и охраняя одновременно.
- Давай, Шурка и мы соснем часок, а уж потом на рыбалку, - сказал зевая Назар, залезая в палатку .
Рокот мотора далеко разносился по реке
Толик поспешно прибирал снасти, маскировал яму от чужих глаз. Рыбалка рыбалке рознь, завистливые люди и до беды доведут, браконьерством попахивает.
Из-за поворота увидели, что едут свои . Рыжая будка Урала была только у Сипливого. Машина остановилась. Толик переговорил наскоро с шофером , и машина двинулась дальше.
- Урал придет через несколько часов, увезет меня домой, а вы оставайтесь тут до завтра. Обратным ходом они и вас прихватят.- Палатку и снасти оставлю, а камеры можно и сейчас забрать, порожние идем, - говорит он. – Там, в конце плеса, за вторым перекатом, яма большая, всех и взял с одного места. Может и вам чего осталось, глядишь новые пришли, попытайте счастья.-
11.
- Нет судьи выше Того , кем заповеданы законы жизни,- спокойным голосом прервал меня Полкан . - Но, нет же, - в его голосе появились ноты раздражения. - Мы живем по тем законам, которые создали нам подобные, по законам общества. А если ты их нарушаешь, оно тебя и судит.- Ты на кого обиделся? - кивком головы обращается он ко мне. Приподняв указательный палец вверх, спрашивает сурово: - На них! - Кому нужны твои обиды, если никто не знает о твоем присутствии, ты сам от себя прячешься, и понять не хочешь, что ответ держать будешь только там, наверху. - Ты задаешь себе вопрос: - За что, а надо бы,- Как ? Забывая уроки жизни, мы наступаем на одни и те же грабли.
- Помни, Шурка, проверенный человек верный, - вспомнил я слова Петровича.
- Не место тебе здесь, ступай в люди. - Силы духа в тебе нет, с этим тебе нужно разобраться.- Не каждому идти по жизни проторенной дорожкой. И ведь мы завидуем тем, у кого гладко, да сладко, не понимая, что иные испытания им не по зубам. У каждого в жизни свой урок. И экзамены у всех свои.
- А как же ты сам ? , - обращаюсь я к Полкану недоуменно.
- Грешен, каюсь, но не перед людьми, а перед собой, - тихим голосом, перешедшим в шепот, сказал он. - От себя не спрячешься, это уж я понял. До весны б дотянуть, а там уйду отсюда. Земля большая и у каждого своя дорога.- Хватит тебе валяться на обочине, ищи свой путь.- Отворачиваясь от меня , замолчал он.- Иди спать – сказал, как отрезал.
- Я все-таки решил зайти в этот дом. Столько раз блуждал по нему в своих снах и вот снова стою на пороге обшарпанной двери , за которой меня уже давно ждут, я чувствую это… Дверь, которая держалась на старых проржавевших от времени и сырости петлях, со скрипом и усилием моего плеча, отворилась. Сквозь грязные, запыленные окна, в глубину дома проникает тусклый свет, в полосах которого от ворвавшегося с улицы воздуха, словно обрывки прошлого всплыли нити паутины, пыли и разной взвеси, что является неотъемлемой частью нашей жизни…
Он сидел напротив окна, спиной ко мне и в этом сутулом, до боли знакомом силуэте я даже через дымку серого тумана, узнал его. Не вступая в разговор со мной, зная о моем появлении, ты выжидал. Я окинул взглядом этот дом, который так часто посещал, что изменилось здесь и изменилось ли мое отношение. Та же лестница вверх, по которой, как и раньше у меня не было желания подняться, и сейчас я туда не пошел, а внизу, в подвале, всякий раз хотел что-то изменить. Пролом, который возник при последнем посещении, не зиял своей чернотой, еще прошлый раз я постарался его заложить, и, только само помещение требовало капитального ремонта, и это было главнее тех призрачных планов, населявших меня ранее.
Я подошел к тебе со спины, ты все так же сидишь, лишь движением мышц на спине, зябко передернул, проявил ко мне свое отношение. Холодное. Обойдя полкомнаты, заваленной всяким хламом, присел на корточки напротив тебя, взял в свои ладони твои холодные руки, зажатые меж колен, пытаясь согреть их, заглянул в твои усталые глаза, обращенные в зияющую пустоту пыльного окна, приглашая к диалогу. Ресницы твои вздрогнули, взгляд отразил мое присутствие, по губам судорогой пробежало подобие улыбки, - Я устал тебя ждать, - хрипло прошептал ты, почти не размыкая губ. Все еще не разжимая своих ладоней, покачиваясь на корточках, я пристально вглядывался в серое лицо, испещренное морщинами прожитых вместе лет, наблюдая со стороны за необратимостью жизненных процессов, пытаюсь завести разговор с тобой. Или тепло моих рук передалось тебе, или холод твой проник в меня, но я уже не чувствовал разницы температур в кончиках наших пальцев, а все еще тусклый твой взгляд, отразил мой молчаливый вопрос. Нам с тобой и раньше не нужно было слов , но как часто я не прислушивался к твоему порыву и призыву о помощи. Твои попытки не были услышаны и не принимались во внимание. Застывшие за спиной нераскрытые крылья, уже не дадут обрести полет телу, мусор, заваливший твое жизненное пространство, можно еще очистить, если это тебе нужно, но для того, чтобы снять камни с души и облегчить ее полет, я к тебе и пришел. Поверь в меня и попытайся понять искренность моего желания. Ты всегда откликался с радостью на мой призыв о помощи, словно отмахивал от меня беду, а порой останавливал меня на самом краю пропасти, словно показывая, как я далеко зашел и возможно не туда, куда изначально стремился. Ведь ты не гордился, если меня спасал, а радовался, когда я слышал тебя. Незримый участник моей жизни. Безмолвный спутник моих желаний.
Мой дом - моя жизнь. Давным - давно, из первых воспоминаний о посещений этого дома , я помню свое желание и стремление изменить свою жизнь. Эта лестница, ведущая вверх, не манила меня, я всегда блуждал по подвалу. Что там наверху, мне еще предстоит узнать. Я решил навести порядок в своем доме и, наконец-то направился вверх по лестнице , открывая перед собой новые возможности.
Этот сон снится мне на протяжении последнего года скитания по ночлежкам и подвалам. Осознание безысходности и одновременно нежелание вернуться к прежней жизни, рвут мою душу на части. Проще забыться, напиться , и опустится на самое дно жизни. Пустота и одиночество.
Собака, свернувшись клубком, греет мою спину, в углу коптит свою цигарку Полкан. Ему тоже не спится.
- Что, не спишь?- прервал мои размышления сосед. – Мычал во сне, метался. А тут притих.
- Я всяких людишек повидал на своем веку. Отличить могу , что к чему. Про себя скажу, что свой выбор я сам сделал, а ты без выбора живешь. Несет тебя по течению, да все чаще прибивает не к тому берегу. Бьет тебя судьба, да отпускает каждый раз. Подумай, для чего?
- Я пытался в себе разобраться,- начал я, - Библию открыл, в надежде, что прояснит что – то мне, но только еще больше запутался. Голова ничего не соображает.
- Дурак - человек, - смешком произнес Полкан. Ее Душой открывают, а не грязными пальцами перелистывают. От того и понятие, или неприятие.
- Как нас учили в школе: - Религия необходима для одурачивания народа, для того, чтобы легче держать его в узде. Мы жили с неприятием ее, а нас тайком крестили. Мать молилась под образами , а я с удовольствием ел и красные яйца и куличи на Пасху. Сколько не запрещали, в народе жила вера в Бога. И осознание греха. У меня застряло осознание того, что я грешен во всем, даже в том, чего я не совершал, оттого и неприятие ее. Матушка моя, после смерти отца, меня позабыла, уйдя с головой в Бога, только и ей он не помог найти силы жить дальше - ответил я со злостью .
- На Бога обиделся? А ты пойми, голова садовая, от судьбы не уйдешь, коли сам не туда свернул. Мать вспомнил, а не поймешь, что своей верой она жизнь продлила. Другой стала, так вон она как к вам с ней повернулась. Судьба то.
- Сейчас не надо прятаться, даже модно стало тусоваться в церкви. Бандиты храмы восстанавливают. Думают , грехи их отпустят - сплюнул я в сторону.- Противно.
- О себе печалься, а не их осуждай. Вера в Бога – это путь Духа к нему. Это возможность ответить на многие вопросы в жизни. Только здесь ты не найдешь этой дороги. Туда путь через осознание себя.
- По образу и подобию своему Создатель тебя сотворил, а ты, как тварь , дрожащая от искушений низких , и глаза в небо давно подымал, помышляя лишь о ненасытной утробе?-
- Надо вновь учиться жить и дышать полной грудью и радоваться жизни, в которую он тебя всегда возвращает. А ты живешь страхами , ожиданием возмездия и с постоянным чувством вины.
- У каждого из нас свои понятия о грехе и морали . И для того разум нам вложен, чтобы самому искать свой жизненный путь. Служители церкви всего лишь люди. А людям свойственны пороки.
Исходи не от наказания, но от разрешения. От того, что можно получить в присутствии веры в душе.
Набитый тряпьем и разным хламом до отказа, вагончик рыжего татарина, долго незаметно шаял, а потом вспыхнул, как пороховая бочка. Рядом притулившиеся строения « шанхая», не смотря на усилия их обитателей, загорались один за другим.
- Кислор- о- о -д, у Веньки два баллона, -кричал татарин, - разорвет всех, - указывая на висячий замок на двери железного вагона.
Сарайка , стоящая рядом, обитая картоном и пленкой, упала подкошенная огнем в считанные минуты.
Выхватив из чьих – то рук топор, я начал крушить петли замка. Пламя от сарая разогрело стены вагона. Стекла начали лопаться, падая осколками внутрь . Тряпка, которая служила шторкой на окне, вот- вот вспыхнет и огонь ворвется внутрь жилища.
В тамбуре, за ящиками с гвоздями и электродами, стояли два баллона, прижатые к стене. Освободив проход, вскинул на плечи , вынес первый баллон, за ним второй. Бежать подальше от огня. Суматоха парализует.
- Наиль, твою мать, держи баллон, ноги уносим – кричу на ходу . В оборванной майке, подштанниках и валенках на босу ногу, тот еле успевал за мной, причитая на своем татарском наречии.
- Вай, вай, вай, сквозь слезы, - скулит обожженный морозом и закопченный пожаром, татарин.
Утащив баллоны за обочину дороги, в припрыжку возвращались назад .
Люська, подружка Наиля, рыдала над пропавшим скарбом. Ее надежда на новую жизнь сгорела в пожаре и улетучилась навсегда.
12.
Серые сумерки опускались на землю. Свет уходящего дня проявлял краски пустеющих улиц, глазницы домов пестрят разноцветными шторами в окнах, застывшие силуэты деревьев чернеют над искрящимися от белизны сугробами. Пройдет еще несколько мгновений и все вокруг померкнет и начнет сливаться с темнотой наступающей ночи.
Поздний вечер, свет зажженной свечи в глубине комнаты, проявляет силуэты пришедших воспоминаний. Я подошел к камину, взял спичку, поджег и опустил ее в готовую поленницу. Огонь медленно начал облизывать своим языком тонкие щепки , постепенно входя во вкус, переходил на основного своего соперника, поленья сопротивлялись не долго, это была их последняя возможность проявиться в этой жизни, схватка началась отчаянная .Искры с треском пытались выскочить из топки, комната наполнялась теплом и покоем, огонь свечи подмигивал разгульному шуму пламени в камине, я сидел напротив , отключившись от всего внешнего, очищал свои мысли от прошлого.
После пожара пошел уже третий год. В ту морозную ночь, когда сгорели почти все строения нашего поселка, остались на пепелище мы с Полканом , да татарин с Люськой , остальные подались в поисках пристанища. Начали мы с нуля, организовав пункт сбора металлолома, добра этого свозили тогда на свалку немеренно . С этого все и началось . Деньги сначала потекли тоненьким ручейком, и правильно организовав дело, наконец-то , занятый с утра до ночи работой, я вновь обрел надежду, на то , что не все еще потеряно. Приведя себя в порядок, мы с Полканом, крепко завязали с выпивкой, да и работы было невпроворот . Сняли на окраине поселка дом с банькой, поселились с ним вдвоем , наняли проверенную временем Люську вести наше хозяйство. Теперь его с уважением звали Петровичем. Он вставил себе искусственный глаз, помылся-побрился, приоделся, стал выглядеть довольно презентабельно, отчего на него стали заглядываться и вполне приличные женщины.
Мы с Петровичем стали равноправными партнерами и принимали решения только вдвоем. Так и закрутил нас водоворот.
Все сгорело в том пожаре, страхи , неуверенность, обида и отчаяние, то, что два года держало меня на дне жизни. Сейчас мы на плаву, и самое главное, что управляю я сам, а не сносит меня по течению жизни.