Письмо длиною в жизнь часть 2

   


      Одна  часть  моей  жизни,  правда,  очень  небольшая  прошла  рядом  с  тобой,  и  это  были  беззаботные, 
счастливые  годы  юности.  А  до  этого  у  меня,  как  и  у  всех,  было  детство.  Вот  с  него, 
со  светлого  детства  своего,  я  понемногу  и  начну  рассказ.
   
   Самое  первое  и  самое  главное,  что  свершается  в  жизни  человека  это  его  родители. Они  создают 
ребёнку  его  первую  семью,  можно  сказать,  модель  дальнейшей  его  жизни,  где  будут  не  только 
радостные  взлёты,  но  и  горькие  падения.  Мне  повезло,  я  была  безгранично  счастливым  ребёнком. 
Я  жила  в  совершенном  комфорте  души.  Любовь,  юмор  и  требовательность  гармонично  царили  в  семье. 
Мне  ещё  не  дано  было  знать,  что  впоследствии  это  станет  стержнем  моего  характера,  без  которого 
в  жизни  можно  и  заблудиться.
      
    Первое,  что  я  могла  оценить  в  своей  юной  судьбе  это  то,  что  я  очень  счастливый  ребёнок, 
и  обладательница  счастливого  детства.  Родилась  я  в  ГДР  (сегодня Германия)  в  городе  Карл–Маркс–Штадт, 
кстати  сказать,  и  город  переименовали,  теперь,  он  опять  стал  Хемниц.  Так  что  мои  документы 
представляют  сейчас  исторический  факт.  Вот  так  в  течение  жизни  всего  лишь  одного  поколения 
могут  измениться  названия  городов  и  стран.  И  получается,  что  самые  главные  документы, 
ещё  живущего  человека,  уже  нереальный  факт,  а  как  парадокс,  факт  исторический.
      
    Что  касаемо  трудностей,  которые  выпали  на  долю  моих  родителей  в  чужой  стране,  они  мне 
были  неведомы  в  силу  моего  младенчества.  А когда  я  подросла,  мне  родители  рассказали, 
как  непросто  жить  в  чужой  стране  и  не  в  дипломатическом  корпусе,  в  лучшем  случае,  а  в  боевой 
танковой  дивизии,  что  и  говорит  само  за  себя.
   
   Первым  моим  домом  была  казарма,  а  колыбелью  большой  чемодан  похожий  на  сундук,  под  названием 
«Прощай Германия».  Всё  это  не  очень  весело,  но  мои  родители  были  молоды,  взаимно  и  страстно 
влюблены   поэтому,  переживая  все  трудности,  они,  всё  же,  находили  свои  радости  и  пусть  не  от  быта, 
то  просто  от  молодости  лет.  Потом,  в  городе  Веймар  родилась  моя  младшая  сестра  Лена, 
и  момент  её  рождения,  звёзды  обрекли  на  тяжёлое  испытание.  Это  были  так  называемые  в  истории 
социалистического  лагеря  –  «Венгерские события»,  это  была,  как  всегда  большая  политика,  с  сомнительно
благими  целями,  которая  для  людей  любой  национальности  и  в  любой  стране  заканчивается  большой  кровью.
   
     Мои  родители  попали  в  мясорубку  этих  событий.  Сколько  было  жертв,  это  тщательно  скрывалось, 
конечно,  есть  списки:  погибших,  пропавших  без  вести,  словом  страшная  бухгалтерия  войн  и 
конфликтов  всегда  имела  место  быть.  Но  гриф  «секретно»  был  надёжней  для  идеологов  станы.
– Нет  информации  –  нет  размышлений,  легче  управлять  умами.  Страшно  и  трагично  то,  что  имена 
наших  людей,  отдавших  свои  жизни,  быстро  забывались,  да  о  них  и  вовсе  принято  было  умалчивать.
Социализм  –  он  вроде  всем  мир  и  равенство  предлагает,  цели  благие  и  вопросов  быть  не  должно. 
А  для  тех,  у  кого  вопросы  есть,  то  для  них  имеются,  всё  те  же  кровавые  методы  ответов, 
места  великих  строек  и  лесоповалов.  Сегодняшняя память  людей  о  тех,  кто  отдал  свои  жизни,  за  нас, 
живущих,  это  и  есть  та  надежда  на  не  повторение.
   
     Наша,  отдельно  взятая,  семья  в  этом  трагическом  событии,  как  и  многие  другие  в  расчёт 
не  бралась.  Большое  горе  нашей  семьи,  что  сестра  Лена  родилась  с  повреждённой  нервной  системой, 
только  нашим  горем  и  осталось.  А  многие  люди,  попавшие  в  этот  конфликт,  в  конце  пятидесятых, 
вообще  не  вернулись  домой.  Вот  и  получается,  что  с  чем  сравнивать,  если  погост  –  с  жизнью, 
то  понятно,  что  жизнь –  лучше.  Продолжая  рассказ,  я  понимаю,  что  нам  повезло,  если  мы  живы. 
А   если  живы  значит,  мы  обязаны  быть  счастливыми.  С  этим  вечным,  Богом  данным,  заветом 
 –  «Любите – друг  друга»  мои  молодые  родители  стали  жить  и  со  своим  горем,  и  со  своей  радостью.

    Родители  из  Германии  переехали  в  город  Курск,  с  двумя  дочками:  одной  четыре,  другой  годик. 
И  как  не  рассуждай,  это  семья,  а  её,  как  выяснилось,  никто  не  ждал  на  новом  месте  службы. 
Папа,  как  и  положено,  приступил  к  службе,  а  мы  с  мамой  на  вокзале  в  комнате  «Матери и ребёнка».
Командир  полка,  куда  папа  был  переведён,  дал  ему  приказ  искать  частным   
порядком  съёмное  жильё 
там  и  располагаться,  а  в  полку  для  вновь  прибывших  офицеров  никакого  жилья,  в  ближайшее  время, 
не  предвидится.  И  это  была  действительность  многих  офицерских  семей.  Я,  это  жуткое  время  для  семьи, 
конечно,  не  помню,  но  я  и  не  помню,  чтобы  в  это  время  я  как-то  страдала.  Видно  родители 
умели  нас  от  этого  оберегать  и  создавать  радость  детского  бытия.

   Поиски  квартиры  были  очень  трудными  и  долгими,  ну  кто  захочет  взять  к  себе  семью  с  двумя  детьми.
Поэтому  родителей  везде  ждал  отказ.  Но  настал  тот  счастливый  случай,  когда  они  с  трудом 
нашли  хозяйку, которая  взяла  нас  на  постой. 
Мама  рассказывала,  что  когда  ей  с  папой  Наталья  Леонтьевна,  очередная  хозяйка,  отказала,  ввиду 
того,  что  они  сами  стеснены  в  проживании,  я,  в  момент  их  разговора,  успела  познакомиться  с 
хозяйской  кошкой  и  очень  её  полюбить,  что  называется  с  первого  взгляда.  И  когда  все  собрались 
расходиться,  я  устроила  настоящий  рёв,  я  не  выпускала  любимую  кошку  из  рук  и  не  хотела  никуда 
уходить.  Мама  долго  не  могла  со  мной  справиться,  что,  было  несвойственно  моему  характеру, 
но  в  этот  день  у  меня  случилось  совершенно  неожиданное  и  очень  упрямое  непослушание.  Моя  трагедия 
расставания  с  кошкой  была  последним  доводом  в  пользу  того,  чтобы  Наталья  Леонтьевна, 
всё  же,  взяла  нас  к  себе  жить.
 
    И  вот  у  нас  появилась  крыша  над  головой.  Мы  стали  жить  в  доме, который  стоял  на  тихой, 
старой  улочке  города  Курска  с  красивым  названием  Даншинская.  Сколько  же  неповторимого  колорита  в 
старых, чудом  уцелевших,  купеческих  уголках  города.  Мы  жили  в  одном  из  таких старых  домов,  поделенном 
на  двух  хозяев.  Мы  занимали  самую  большую  комнату  этого  маленького,  да  ещё  и  половинчатого  дома.

    Я  очень  полюбила  Наталью  Леонтьевну,  я  считала  её  бабушкой,  она  была  очень  доброй  и  ласковой.
Она  была  выпускницей  женской  гимназии,  была  образована,  воспитана  и  мудра. Мы  прожили  у  неё 
два  года,  для  меня,  два  счастливых  года,  когда  у  меня  появилась  не  только  мама  и  папа,
а  и  бабушка,  с  которой  я  жила:  в  любви,  в  ласковом  присмотре  и  согласии.

    Дом  Натальи  Леонтьевны  был  замечательный,  и кроме  дворика,  ещё  был  большой  фруктовый  сад, 
который  мне  казался  огромным  и  неизведанным  до  конца,  поэтому  таинственным  и  всегда  манящим.
В  саду  были  большие  фруктовые  деревья,  но  главной  волшебницей  в  нём  была  огромных  размеров  груша,
она  по  своим  размерам  больше  напоминала  дуб,  так  она  была  величава. И  вот  такая  мощь  дерева 
плодила  маленькими,  кругленькими  грушами,  но  собирали  их  огромными,  совершенно  нескончаемыми 
количествами,  и  варили  в  большой  кастрюле, а  после  остывания  это  было  лакомство  вкуснее  всех  десертов, 
мы  поглощали  их  в  огромных  количествах.

    Двор  у  дома,  являл  собой  тоже  свой  интерес  и  был  для  меня  большим  и  бесконечно  таинственным.
Забор  дома,  с  улицы,  был  весь  увит  диким  виноградом,  это  придавало  ему  красоту  и  сказочность. 
На  территории  двора  был  расположен  небольшой  палисадник,  ограждённый  низким  штакетником,  в  нём 
всегда  цвели  простенькие  и  весёлые  цветочки,  а  вечером  нежнейшим  ароматом  двор  наполняла, 
душистая  маттиола  и  высокий,  душистый  табак.  Рядом  с   палисадником  стояла  жёлтая  очень  крупных 
плодов  слива.  Она  была  медового  вкуса,  из  этой  сливы  никогда  не  варили  варенья,  её  ели  как  лакомство. 
Во  дворе  под  окном  террасы  рос  огромный,  а  вовремя  цветения  ароматный  и  похожий  на  невесту  куст 
чубушника,  поодаль  от  него  стояли  любимые  качели,  а  в  углу  двора  была  будка,  в  которой  жил 
пёс  «дворянского»  так  сказать  происхождения,  и  трудно  определяемой  породы,  но  для  меня  это 
не  имело  значения.  Он  был  белого  цвета,  с  черным  носом,  больших  размеров  по  кличке  Бельчик. 
Весь  его  облик  напоминал  белого  медведя  из  зоопарка.

    Однажды  он  меня  укусил. 
Качаясь  на  качелях,  у  меня  с  ноги  слетел  сандаль,  и  угодил  в  миску  к  Бельчику  и  я,  потеряв 
чувство  субординации,  по-дружески  залезла  за  своей  обувью  к  нему  в  миску  с  едой.  Пёс  видно 
в  этот  момент  не  разделял  со  мной  дружеского  настроя  или  скажем  неосмотрительно-панибратского 
отношения,  и  укусил  меня.  Бельчика  сильно  наказали,  а  ночью  он  сорвался  с  цепи,  и  попал  под  машину. 
И  я  его  больше  не  видела,  а  мне,  как  положено,  в  то  время,  сделали  сорок  уколов  от  столбняка.
Вот  так  и  закончилась  моя  дружба  с  собакой,  которая  охраняла  наш  дом.

     Ещё  во  дворе  меня  сильно  впечатляли  огромные,  деревянные  ворота,  они  были  очень  тяжелые  и 
закрывались  на  огромный  деревянный  засов.  И  была  маленькая  часто  открываемая  калитка,  но 
за  которую,  без  спроса,  нельзя  было  выходить,  словом  это  был  целый  мир,  в  котором  я  очень 
счастливо  и  беззаботно  жила,  как  Дюймовочка  в  большом  пространстве  сада,  двора  и  всяческих  в  нём 
волшебных  закоулков.

    Потом  мы  получили  своё  жильё,  но  разлюбить  Наталью  Леонтьевну  мы  все  единодушно  не  могли  и 
все  последующие  годы  поддерживали  тесные  отношения  с  ней.  Мы  ездили  к  ней  в  гости  и,  если  родители 
разрешали  мне  остаться  у  Натальи  Леонтьевны  на  некоторое  время  или  на  ночёвку,  то  это  для  меня 
было  подобно  празднику.  Вся  атмосфера  её  дома была  не  похожа  на  уклад  нашего  дома,  но  во  всей  этой 
не  похожести,  в  нём,  для  моей  души,  всегда  было  радостное  желание  пребывания  в  нём. 
В  аскетически  уютном  доме,  самым  главным  убранством  было  старинное  зеркало  в  резной  деревянной 
раме.  Оно  было  огромных  размеров  и  с  таинственной,  непрозрачной  поволокой  от  времени  и  событий, 
которые  пронеслись  в  его  серебре.  И  ещё  большой  фикус,  являвший  собой  гордость  и  предмет  уюта. 
Всё  было  просто  и  притягательно.  Я  очень  любила  спать  в  аккуратно  застеленной  кровати  и  в  наступившей 
тишине,  только  маленькие,  старые  ходики  приятно  нарушали  тишину,  отсчитывая  время.  Бег  времени, 
озвученный  тиканьем  часов,  наводил  меня  на  детские  размышления.  О  чём  они  были?  Наверно,  смею 
предположить,  о  чём-то  ещё,  пусть  смутно  понятном,  но,  всё  же,  прекрасном  и  устремлённом  в  мечты.

    Сегодня,  я  думаю,  что  тогда,  в  тишине  под  мирно-монотонное  стрекотание  ходиков,  я  размышляла 
только  о  лучшем,  я  –  маленькая  девочка.  Было  ещё  радио,  оно  никогда  не  выключалось,  и  имело 
такой  приятный  звук,  который  днём  совсем  не  мешал,  а  в  наступившей  тишине  приятно  вещал, 
и  я  засыпала  под  тихие  звуки.  А  порой  я  слышала  гимн,  после  чего  радио  замолкало.  Из  него  часто 
звучали  радио-спектакли  и  сказки,  их  читали  корифеи  русской  сцены  и  художественного  слова,  это 
было  очень  интересно,  их  голоса  завораживали  и  уносили  далеко  в  счастливые  мечты.
Сейчас,  как  говорится  «не носят»  такие  голоса  и  правильно  звучащую  русскую  речь уже негде услышать. 
Конечно,  по  радио  передавали  и  новости,  но  они,  в  моём  детстве,  меня,  надо  признаться,  вовсе  не 
волновали.  А  утром,  проснувшись,  я  слышала,  как  тихо  Наталья  Леонтьевна  хлопочет  по  хозяйству 
и  к  приятным  запахам  старого  дома  добавляется  свежий  запах  молочной  каши;  хлеба  с  вкуснейшим, 
сладким  маслом;  и  смородинным  чаем,  такой  неповторимый  чай  был  только  у  неё.  Потом  начинался  новый 
день,  мы  встречали  его  неспешным  и  таким  дружески-вкусным  завтраком,  что  от  этой  благородной 
размеренности  существования  и  мудрой  созерцательности  –  жизнь  мне  казалась  бесконечно  счастливой. 


    За  моё  счастливое  проживание  детства  и  за  сегодняшнее  тёплое  о  том  воспоминание,  низкий  поклон 
дорогой  Наталье  Леонтьевне,  моей  бабушке  не  по  крови,  а  по  счастливой  судьбе,  одарившей  моё  детство 
незабываем  теплом  и  любовью,  которую  испытывают  счастливые  внуки  от  доброй  и  ласковой  бабули.

* Мои любимые родители и я в 1956 году.