Егор Степанович ушел на пенсию лет двенадцать назад с должности начальника геологической партии. На долю его коллег-геологов выпали все экономические и политические бури России – матушки. Набедовали, как могли… Большинство экспедиций были вообще поставлены на прикол, другие сокращались, выживали, как могли. Партии переформировали в отряды. И когда Егора Степаныча по привычке называли начальником партии, он смеялся: «Это раньше в экспедиции были партии, много партий, а в России одна – политическая. Теперь у нас ни одной, а в России - тьма политических»…
И если когда-то, в зимний период, в камералке экспедиции собиралось до ста человек, то в перестроечные времена не насчитывали и тридцати. Раньше о зарплате не думали, делом занимались, планы на перспективу составляли. А в лихолетье денег не видели. Искали для заказчика и оценивали золото, а он выдавал им зарплату углем, который сами же геологи должны были реализовать. Такие вот приколы пережили. Да что там говорить? Вся страна «прикалывалась»…
И Молев – старший ушел на покой, переехав навсегда в Ольховку, уже вместе с внучкой открывая летний «полевой» сезон то на огороде, то на покосе, то на рыбалке да на охоте на рябчиков. Лишь изредка, зимой, будучи в городе, заедет к друзьям в камералку - повидаться да поговорить за жизнь…
…Егор Степаныч, встретил гостей в предбаннике с улыбкой священнослужителя, попросил все заботы и черные мысли оставить за порогом этого святого заведения. Молча подождал, пока вторая партия разденется, выдал белые простыни, банные треуголки, полотенца и провел в моечную, показав на флягу с теплой водой: «Омойте тело сначала ниже чресла, потом все остальное, обсушитесь и заходите в парную». Сам же взял черпачок, плеснул в него чуть пихтового масла, чуть эвкалипта, развел теплой водичкой и нырнул в парилку.
Притихшие гости обменялись взглядами с Евгением: «Ого! Вот так вот все серьезно?» Евгений развел руками: «А как вы думали? Ритуал»… И все по очереди принялись исполнять указания. Макс и Гога заходили в парилку осторожно, крякнули от непривычно горячего воздуха, чинно присели на нижнем полке, вдыхая хвойный аромат, исходящий от стен, слегка сбрызнутых таежными смесями.
- Расслабьтесь, ребята. – Подсел к ним и Егор Степанович. - Закройте глаза, положите руки на колени вверх ладонями. Дышите ровно. Баня, как не крути, а это лечебное заведение. Мой товарищ даже постчернобыльский синдром вылечил. Очистка идет на клеточном уровне. И дыхалка будет, как у новорожденного. Хоть в парной разговаривать не рекомендуется, так и быть, расскажу я вам одну историю, пока телеса свои греете…
…Было это в давние советские времена. У нас в экспедиции паренек один работал, якут. Васей звали. Его, в той самой Якутии, из школы исключили. Так он обиделся и уехал вообще из дома. К нам устроился подсобным рабочим, а мечтал учиться на геолога. Спрашиваем: « За что исключили-то?» «Да за сочинение» - говорит. « Тема трудная была? Или не так раскрыл?» «Да нормальная тема: «Якутия на карте России». Нормально раскрыл. Написал, что Россия на карте напоминает силуэт лежащей женщины: голова (запад) с большими ушами (Краснодарский край и Кольский полуостров) и двумя косыми глазами (Москва и Санкт - Петербург). Выпуклая грудь (Уральские горы). Округлый живот с необъятными ресурсами, которые кормят страну (Западная и Восточная Сибирь), где Красноярский край – пуп России. Скрюченные ноги (Сахалин, Приморье)». Меня учительница спрашивает: «А что же ты о Якутии-то ни слова?» Я и отвечаю: «А что говорить? Посмотрите на карту. Якутия в полной заднице. «Ходит» алмазами и по алмазам, а народ бедствует».
Рты парильщиков растянулись в улыбках, и никто не избежал испробовать соленого пота, попавшего тут же в расплывшиеся щели.
- Вай, молодец! – Отреагировал первым Гога. – И зачем ему в геологи, да? Ему сразу в депутаты! Нормальный пацан, вполне зрелый, понимаешь…
- В точку попал, Георгий! Он и стал депутатом. Отец Костика Лазарева, одноклассника нашей Ланы. Уважаемый человек. На геолога выучился, начальником партии работал, женился, живет по соседству, в одном доме с Евгением. Завтра на свадьбе будет…
Помню, как первый раз мы его на охоту взяли, на селезня. Какой геолог – не охотник, какой геолог – не рыбак! А новичка разыграть – святое дело. Вот и мы нашего разыграли по всем правилам. Видим, волнуется, боится сделать чего не так. Стреляет и мажет, стреляет и мажет… Другой, что рядом стоял в камышах, пожалел его, подбросил высоко перед ним дохлого селезня. Тот стреляет, радуется, что попал, счастливый. Потом весь вечер рассказывает, хвастает, как он все сделал правильно. А тот, другой, что рядом стоял, и спрашивает: «А ты в зад селезню заглядывал?» «Нет. А зачем?» «А вдруг он почтовый?» Наш Вася бежит, заглядывает, находит записку: «Меня убил Вася Лазарев»…
Все снова дружно почувствовали вкус соленого пота.
- У отца таких историй пруд пруди. Где свои, где чужие… Помнишь, батя, как два охотника зайца делили?
- Как не помнить. Забавная история. Вот лежат два охотника у костра, расслабляются. Другие зайцев загоняют, кричат, стараются. Тут рядом, в кустах, услышали шорох. Вскинули ружья. Появился заяц. Пальнули вместе. Лежат, спорят: «Я убил». «Нет, я убил». Поднялись, обследовали зайца. У одного мелкая дробь – попал в голову, у другого – крупная, попал в зад. Так и разделили пополам.
Макс, не выдержав, взмолился:
- Егор Степаныч, не могу больше. Я пойду, подышу… - И выскочил за дверь.
- Слабоват будет. Тело прогреть до костей надобно, иначе никакого проку. Понимаю, без привычки тяжело, однако…
- Бать, а расскажи москвичам, как вы первыми семью отшельников Лыковых обнаружили. – Подсказал Евгений. – А то кто только не записывал себя в первооткрыватели !
- Это история длинная, в другой раз, ребятки. Ну, у кого пот на пятки льет? Ло-о-жись на полок, подставляй правый бок! Чакры открывать будем! – И, надев верхонки, поддав на раскаленные камушки кипяточка, вооружился сразу двумя пухлыми березовыми вениками…
Распаренные тела новой четверки попадали в реку, шумно извергая дикий плеск из глубин, минуту назад спокойных и невозмутимых. Из груди сами рвались и разбивались о скалы первобытные звуки первобытного удовольствия. Макс и Гога, испытав настоящий шок от ожога уже холодом, не решались плыть дальше и повернули к берегу. За ними поспешили Серов и Молев. Но ступить на берег, где так притягательно уютно горел костерок, ни те, ни другие не успели, наткнулись на дуло автомата.
- Куда? Стоять. Руки в гору! – Дорогу им преградили два зэка, и не трудно было догадаться, что беглые. Один – высокий, седой, с автоматом, видимо, прихваченным при побеге, держал их на мушке. Твердокаменно и туполобо. Другой, пониже ростом и поуже в плечах, присев на корточки у костра, поигрывал заточкой, сбрасывая ее с ладони, как мальчишки играют перочинным ножичком. Землистый сибирский загар и красноватые блики от костра придавали его лицу почти дьявольское выражение, а нервные движения только подчеркивали сходство с бесноватым.
Георгий глянул на Серова, заметив, что тот даже не удивился. «А «зарница» - то, кажется, только начинается. Так проколоться! Надо было дожать Жеку…»
Все медленно подняли руки. Вода у берега была неглубокой, доходила чуть выше колена, и четыре, совершенно обнаженных торса напоминали бледные скульптуры в городском фонтане.
- Глянь, Плетень. Вот она, голая мужская правда…. - Ухмыльнулся тот, что с автоматом. - Стоит статуя в лучах заката… Дальше неприлично. Не для интеллигентных ушей. - Сидящий ощерился щербатым ртом и почему-то покраснел. – Которого из них тебе страстно хотелось… повидать? – И Высокий провел дулом по шеренге, чуть ниже пояса.
- А я знаю?- Каким-то визгливым бабьим голосом вскинулся Плетень. - Вот этот – папаня ейный. – Показал он издали заточкой на Евгения. – А эти три перца – чужаки.
- Кто из вас, любезные, женишок-то будет? – Осклабился Высокий и передернул затвор. – Староваты вы что-то для мужа столь молодой особы.
Никто не отозвался, не двинулся с места.
Высокий остановился взглядом на Серове. Но тот намеренно опустил голову, и длинные мокрые волосы не дали разглядеть лицо.
- Послушайте, Плетнев! Во-первых, жениха здесь нет. Недавно уехал на мотоцикле домой. И потом, зачем вам это нужно? - Заговорил с дрожью в голосе Молев и опустил руки. – Это же бессмысленно. Вам осталось два года отсидки. А за побег, тем более за убийство - пожизненное светит. Одумайтесь, пока не поздно.
- Руки! Я же сказал тогда: « Или моя, или ничья» - Зло выкрикнул Плетень. - Разводишь, папаня. Сосед ваш – не жених, а такой же отказник, как и я. Значится, здесь женишок. С ним разделаемся и до крали доберемся. Мне по барабану! - И он с силой метнул заточку под ноги. Встал, подбросил хвороста в костер. Ветки моментально взялись пламенем и осветили поостывшие фигуры теплыми бликами.
– Будем еще говорить? Или братскую могилу желаем? Так мы это мигом устроим. Уж мне-то точно терять нечего. А потеха в удовольствие… - Щедро улыбнулся Высокий и присел рядом, не опуская автомата. - Плетень, глянь, как дрожат. Может, их в баньку, да красного петуха пустить? Согреются напоследок … А потом и тех четырех, что в заимке заперты.
«Значит, Егора Степановича не обнаружили» - Серов моментально вскинул глаза поверх голов зэков, благо рост позволял, и увидел возле заимки неясно мелькнувшую тень в белых кальсонах, а на земле - мелкие красные всплески. Он переглянулся со своими, незаметно мотнул головой в сторону мостков, где парковались лодки, и крикнул:
- Ложись!
Голые тела плашмя плюхнулись спинами, перевернулись под водой и ушли вниз по течению. От неожиданного маневра Высокий слегка опешил, но потом быстро вскочил и все же не успел выпустить очередь, потерял всего лишь минуту, но именно в этот момент раздались треск, свист, пальба… Поляна озарилась разноцветным праздничным фейерверком. Такого салюта тайга еще не видела. В небе то с шипением, то с треском взрывались и расцветали огромные фонтаны звезд, невиданных, фантастических цветов…
Оба зэка сначала озирались, задрав головы, но тут Высокий не выдержал и стал в истерике палить из автомата по воде, в воздух, вокруг себя. Орал, палил и, не обнаруживая противника, плакал и хохотал, словно сумасшедший. Плетень, вспомнив почему-то маму, прилип к земле, закрыв голову руками…
А у мостков, словно буйки, по очереди всплыли три головы.
- Все живы? – спросила голова жениха. – А где Макс?
Под мостками что-то крепко стукнуло, застонало и заругалось на всех языках мира:
- Пся кошчь! Donner Wetter! O, Diablo! Твою же…
- Живой! – улыбнулся Серов и нырнул под доски, выплыв через минуту с Максом под мышкой, который тут же ухватился за мостки и, дрожа всем телом, тихо извиняясь, спросил:
- П-пардон, я не оп-поздал?
- В самый раз! – Бодро ответил Егор Степаныч, неслышно проявившийся из-за гаража. Он поставил на доски поднос с четырьмя гранеными стаканами, до края наполненными водкой и сел рядом в позе лотоса. – Похоже, мальчишник удался. Как вам мой салют?
- Своевременный… - Одобрил Серов. – Что команда Павла?
- Уже на свободе. Ну, за победу! И… милости прошу в баньку, на второй заход! Ишь, повадились нарушать местные обычаи…
Высокий, расстреляв все патроны, с силой жахнул автомат о землю. Увидев в свете догорающей в небе последней ракеты четверых мужчин с ружьями, крутанулся к реке, но броситься в черный холодный омут не решился и обессилено свалился рядом с Плетнем.
И все стихло. И погрузилось в ночь. Робкий месяц пытался пробить тьму лунным светом, но лишь слабо осветил четыре темные фигуры, неслышно взявшие в кольцо беглых зэков.
Вдруг ярко вспыхнули и прорезали темноту фары военных грузовиков, вынырнувших неожиданно из тайги на грунтовой дороге. Это подоспела поисковая группа, и «черные маски» посыпались с борта, мгновенно образовав второе кольцо.
В полосе яркого света появились еще две мужские фигуры, в бронежилетах и в касках. Один из них снял каску, пригладил седые волосы, и с сожалением посмотрел в глаза Плетневу, которого уже связанным вели навстречу.
- Дурень ты, дурень, и с чего навел тень на свой плетень? Пятнашку набегал себе, не меньше... - Полковник в отставке вздохнул, а второй махнул рукой.
- Пакуйте.
Подвели Высокого, и старик посуровел:
- Все. Тусовка окончена, Сивый. Прогулялся, подышал свободой, даже пострелял в удовольствие. Пора и честь знать….
Второй распорядился:
- Ведите его.
- Хотя… погодите. – Остановил седой. - Позовите Серова. Костя, оставь нас. – Положил он руку на плечо главному спецгруппы.
Зэк поднял голову, непонимающе глянул по сторонам и побледнел, будто увидел привидение. На него в упор смотрел дышащий паром, словно только что вышел из преисподней, угрюмый великан. Смотрел огромными серыми глазами… того последнего «клиента» на крутой деревенской дороге.
- Вот, племянничек, полюбуйся. – Дядя встал между ними, словно судья, разрешающий поединок на ринге и готовый в любую минуту сказать «брэк». – Этот Сивый мерин, видать, на свадебку к тебе «дружкой» наячивался, да не ведал, к кому. Знать, не судьба… - И, достав пистолет, незаметно вложил в руку Максима. – Сивый - твой, если хочешь. Ребята отчитаются. Мол, «при попытке к бегству»… Ну что, Сивка - урка? Сэкономим на тюремной баланде? Прощай… - Дядя махнул бойцам, чтобы отошли от зэка, повернулся и направился к грузовику.
В напряженном ожидании стояла у заимки команда Павла с ружьями наперевес. Остановились на полпути из бани и замерли, вытирая пот, Гога, Макс и оба Молевы.
Шальной ветер прошелся по верхушкам деревьев, заскрипел стволами старых елей, прошелестел в прибрежных кустах, и черная туча незаметно накрыла ущелье. Пошел мелкий неуверенный дождь, постепенно набиравший силу.
Внутри у Серова все клокотало. Снова, в который раз, перед глазами вспыхнуло искаженное в страхе лицо сестры на заднем стекле, распластанные маленькие ладошки… Он отбросил в сторону пистолет и со всего размаха врезал по бритому черепу, вложив в удар всю силу своего огромного тела, всю ярость, сидевшую глубоко в душе все эти годы.
Зэк мешком рухнул на землю, приподнял окровавленную челюсть, сплюнул и скривился в мерзкой улыбке:
- Кишка тонка, любезный?..
Максим, наклонившийся за пистолетом, чтобы вернуть его дяде, со стоном закрыл глаза, едва сдерживая гнев, но не справился: ноздри задрожали, дыхание перехватило, широкая ладонь сжала пистолет, и палец сам нажал на курок…
Небо прорезала яркая молчаливая молния, и звук пистолетного выстрела слился с громовым раскатом, гулко отлетел в горы, многократно размножился громким эхом над дремучей тайгой и спящими ущельями. И сразу обрушился плотный холодный ливень, будто природа взяла на себя финальную зачищающую роль в этой криминальной таежной драме.
И все пришло в движение. Окровавленное тело потащили к грузовику. Застучали грубыми бахилами о борта машин «черные маски». Ревели моторы, разворачивая на дороге военный транспорт. Кроша ботинками разбитое стекло, поскальзываясь на сырых окорочках, разлетевшихся в разные стороны при пальбе, бежали к берегу взрослые «мальчишки», к жениху, что недвижно сидел с застывшим лицом и отрешенным взглядом.
Первым, как ни странно, бухнулся рядом с ним Макс, взволнованный жуткой сценой:
- Ты в порядке? Кто они, Максим?
Серов очнулся, медленно убрал пистолет за пояс:
- Теперь никто. Тела минувших дней. – Он слабо улыбнулся, увидев испуг на лице француза и напряженное ожидание остальных. Тихо добавил: - Печенки отморозков в поганой грудинке «де валяй»…
Макс в ответ нервно изобразил натянутую улыбку:
- А куда попал?
- Не поверишь, в зад…
Оба рассмеялись. И этот, сначала тихий, натянутый смех, перешедший в общий мужской гогот, как-то сразу снял напряжение нелегкого дня.
Серов тяжело встал, расслабил руки, тут же плетьми повисшие вдоль туловища, закрыл глаза, подставив дождю усталое, измученное лицо и, продолжая улыбаться, запел под Высоцкого:
- В Ватикане прошел мелкий дождичек,
Римский папа пошел по грибы…
Наверное, вот так появляется блаженная улыбка на лице человека после жуткой мучительной процедуры изгнания бесов из его тела. И наступает благодать…
(продолжение следует
http://www.proza.ru/2013/06/10/365)