Валя пришла в сознание от подкатившей к горлу тошноты. Облизнув языком пересохшие губы, она огляделась. Светлая, тщательно прибранная палата внушала уважение к больничному персоналу. Две другие палатные кровати были аккуратно застелены.
«Кажется, всё прошло благополучно, – подумала девушка, – а-то висели бы сейчас на мне какие-нибудь капельницы, народ толпился бы».
Повернув голову, девушка увидела на стоявшей рядом с кроватью тумбочке глубокую тарелку с яблоками.
«Яблоки? Откуда они здесь? Девчонки вряд ли поедут в такую даль, мать тем более. Да и не говорила я никому, что еду на операцию! А что там за яблоками под салфеткой виднеется?..»
Приподнявшись на локте, Валя дотянулась пальцами до тарелки и повернула её другой стороной.
«Так это ж Олины булочки, как те! – девушка радостно улыбнулась. – Ой, и мягкие совсем! Дежурит она сегодня, что ли? Значит, опять будет Сан Саныча своей стряпнёй угощать. Интересно, а как там найдёныш? Наверно, имя уже получил, крикун».
За дверью послышались лёгкие шаги. Валя узнала их сразу, нисколько не сомневаясь. Вслед за мелодичным скрипом и нарастающим шумом голосов в проёме двери показалась милая головка Оли. Увидав, что Валя пришла в себя, Оля радостно улыбнулась и указала глазами на тумбочку.
– Съешь яблоко, а-то, наверное, во рту пересохло, а я сейчас чайку горячего принесу.
– Из родильного, что ли, понесёшь? – попыталась пошутить Валя, с трудом преодолевая слабость, но тотчас сделалась серьёзной. – Спасибо тебе, Оль! Ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть. Скажи, как всё прошло?.. Без… как их там… без осложнений?
– По-моему, да. – Оля перешла на шёпот. – Я в точности всего не знаю, но та врачиха из области сказала Санычу, что больше ей здесь делать нечего, и что ты через полмесяца сможешь скакать на лошади.
– Прямо так и сказала?
– Прямо так и сказала. Я когда это услыхала, – даже всплакнула от радости. Но только я тебе ничего не говорила. Договорились? Через полчаса обход, вот и спросишь сама у Сан Саныча. – Оля подмигнула и уже обычным голосом закончила: – Я за чаем!
Оля оказалась права: ровно через полчаса в палату вошли Сан Саныч, два больничных врача и старшая медсестра. Сан Саныч справился у Вали о самочувствии, пощупал пульс и долго вчитывался в поданный ему журнал. После чего удовлетворённо хмыкнул и отдал непонятные Вале распоряжения. Выпроводив врачей и старшую медсестру из палаты, Сан Саныч присел на краешек соседней кровати.
– Ну, голуба, как настроение?
Вместо ответа Валя расплакалась. Она не отворачивалась и не пыталась вытереть слёзы, она смотрела то на доктора, то на потолок, и молча плакала. Не ожидавший такой реакции Сан Саныч встал и, засунув руки в карманы, принялся ходить по палате. Прежде чем снова сесть, доктор на минуту задержался у окна, снял очки и, украдкой поглядывая на всхлипывавшую девушку, растирал натёртую переносицу.
Валя отыскала глазами висевшее на спинке кровати полотенце.
– Простите меня, Сан Саныч, не сдержалась. Просто я никогда не думала… даже не задумывалась, что в девятнадцать лет… Скажите правду: рак… возвращается?.. Я когда-то читала, что…
Сан Саныч наклонился к её кровати и погладил безвольно лежавшую руку.
– Не надо об этом, голубушка. Ты сейчас должна думать только о хорошем. Программируй себя, задайся целью, в конце концов! – Сан Саныч резко встал и принялся отмеривать шаги. – Сделай вид, что у тебя всё хорошо, что ты здорова, – и болезнь испугается. Бог испытывает тебя, посылает печали, а ты докажи, что сильна, что ниспосланные испытания не только не сгибают волю твою, а напротив, укрепляют веру в него.
Девушка не могла произнести ни слова. Наконец, она сглотнула слюну.
– Вы это серьёзно?.. По-моему, если организм нездоров, то ему уже никакую болезнь не испугать.
Сан Саныч остановился и покачал перед носом Валентины пальцем.
– Э, не скажи! Тот, кто не сдаётся, кто показывает болезни кукиш, уже… ну, если и не здоров, то, как минимум, готов к сопротивлению и даже к битве.
Валя вернула полотенце на спинку кровати.
– К битве?.. Да готова я к битве, доктор, вот только как выбрать эту самую цель? Как можно что-то программировать, если он…
Сан Саныч мягко перебил:
– Не «он», а Божий промысел.
– Хорошо, пусть будет Божий промысел. Но зачем? Какой смысл ставить перед собой цель и что-либо программировать, если Божий промысел уже всё предопределил, и главная моя в жизни цель – рождение ребёнка, не достижима?
– Божий промысел определил твой путь, но он пока не определил направление твоего движения. Выбор, голуба, за тобой!
Валя отвернулась к стене, её подбородок дрожал. Доктор видел, как побелели сжимавшие края одеяла девичьи пальцы, как на подушку сбежала крупная слеза.
– Известно, какой мой путь, – Валя повернула к Сан Санычу лицо, – за домом да за матерью следить, чтобы не натворила по пьяной лавочке чего.
– А замуж! – Сан Саныч хлопнул себе по коленкам ладонями и широко улыбнулся. – Ты ведь у нас вон какая: краса длинная коса. Парни-то вокруг тебя, поди, роями вьются?
Валя улыбнулась уголками губ, но тут же потемнела лицом, как если б за окном вдруг набежала грозовая туча.
– Замуж… А вы думаете, я посмею утаить от парня, что не смогу иметь детей?.. Не честно это.
– Да уж… – Сан Саныч встал и, помявшись, направился к двери, но, уже взявшись за ручку, он неожиданно обернулся. – У меня тут, Валентина, мысль на днях хорошая созрела. Не знаю вот только как об этом… – Сан Саныч отошёл от двери и взялся обеими руками за спинку Валиной кровати. – Знаю, скажу больше, уверен, что ты согласишься и будешь очень рада, но спросить тебя я всё-таки обязан.
– О чём спросить, Сан Саныч?
Доктор замешкался.
– Ты это… имя нашему найдёнышу придумала?
– Кто? Я?.. Почему я?.. Ой, а разве он всё ещё у вас, в родильном? – Валя подалась вперёд, и её глаза мечтательно засветились. – Я своего ребёночка Костиком назвала бы, Константином. К этому имени моё сердце ещё в детстве прикипело.
Сан Саныч удовлетворённо хмыкнул и ударил ладонями по спинке кровати.
– На том и порешим! А как только выпишешься из больницы, мы все вместе сходим в церковь и нашего найдёныша, теперь уже Костика, окрестим. Согласна?.. Ну?.. Вот и славненько! А чего ж ты теперь-то ревёшь?
– Не верится мне во всё это, Сан Саныч, будто сказка какая-то со мной происходит.
Доктор со значением посмотрел на девушку.
– И станешь ты, Валентина, матерью, и не просто матерью, а крёстной, отвечающей за ребёночка перед Богом. А я, если ты не возражаешь, стану для него крёстным отцом. Конечно, староват я для крёстного, понимаю, но другого претендента на эту… должность у нас пока нет. – Сан Саныч хитро улыбнулся. – Слушай, а может, возьмём с собой кого-нибудь из врачей? У нас в больнице совсем молодые ребята есть.
Валя вскинулась.
– Не надо! Никого другого не надо, Сан Саныч. Я хочу, чтобы крёстным были именно вы. Зачем нам какие-то чужие!
Доктор покачал ладонью, будто вознамерился уменьшить Валин рост, и оглянулся на дверь.
– Тихо-тихо, голуба, не горячись. Это я просто так спросил, для острастки. А насчёт моей мысли… Ты давай-ка отдыхай, сил набирайся да о Костике больше думай, а я прямо отсюда в РОНО. Там у меня хорошая знакомая работает, лечил её в своё время. Вот к ней-то я свою созревшую мысль и понесу. А уж потом с тобой потолкую.
Валя приподнялась над подушкой.
– Сан Саныч, а Костика не заберут? Ведь могут же его усыновить или, не дай Бог, отправят в дом малютки.
Доктор отворил дверь. На его лице не дрогнул ни один мускул, но в глазах, из-под нахмуренных седых бровей сверкнули озорные огоньки.
– Ребёночек недоношен, непонятная сыпь на теле, опрелости, так что на недельку-другую он у нас задержится. – Сан Саныч сделал шаг в сторону Вали и ещё больше нахмурился. – А вы, гражданочка, как я понимаю, здесь тоже на недельку-другую?
* * *