эпиграф http://proza.ru/2013/04/27/966
День рождения – день особый. Никогда не знаешь, что от него ждать. То он преподносит удивительные сюрпризы, то извиняется за то, что не придёт в гости. А порой он суёт в почтовый ящик циничную открытку и уезжает в другой город.
Но в любом случае невозможно предугадать, какой подарок он приготовил тебе в этом году.
День рождения у меня – 31 октября. Для американцев это было бы очень необычно – у них же Хэллоуин! А для нас нет. Просто не повезло – праздник в такой дождливый и скучный день!
Моя мечта – подарить композитору Раймонду Паулсу стихи. Но она упорно не желает осуществляться. И кто бы мог подумать, что сегодняшний день рождения её исполнит!
Но об этом позже.
Солнце начало улыбаться с самого утра. Во-первых, я только что побывала на конкурсе по английскому языку и держала в руках заслуженный диплом – второе место! А во-вторых – пока родители поедут покупать подарки, я буду пить чай с кем-нибудь из лучших друзей. Все остальные гости придут только вечером.
Короче, высадил меня папа около дома. И я пошла на пятый этаж, даже не догадываясь, что меня там ждёт.
Когда я отворила дверь, то услышала чей-то тоненький голосок. Странно знакомый голосок…
- Сюрприз! – закричали Денис, Диман и мой брат Вася, выскакивая в коридор.
- Спасибо, - сказала я, погружаясь в домашние тапочки. – А какой сюрприз?
Я чувствовала, что тоненький знакомый голосок – эт-то неспроста!
- Увидишь, - загадочно подмигнул Денис.
Я вошла в гостиную и чуть не упала: на диване сидели ТРИ МЕНЯ! То есть, можно было наблюдать, как я росла в течение тринадцати лет…
- Это что за шуточки? – строго посмотрела я на друзей.
- Это наш подарок, - хихикнул Диман. – Много нового о себе узнаешь! Вот этой Даре сегодня исполнилось три, этой – семь, этой – десять. А тебе – как я понял, тринадцать…
- Но как…- я не закончила фразу.
- С днём рождения, старая тётя! – закричали они.
Я чуть не поперхнулась. Это значит, тут сидят мои клоны? Ведь мальчишки не могли съездить в прошлое и привезти мне в гости этих троих!
Я вытащила их сумки телефон и набрала маму.
- Мам, привет…да-да, второе место…Что?...Да, конечно…тут мальчишки притащили меня в три, семь и девять лет…да правду я говорю! Как хочешь…
Не сумев доказать маме правдивость своих слов, я снова погрузила телефон в сумку и ещё раз посмотрела на своих посетительниц.
Семилетняя Дара листала старый журнал «Winx», десятилетняя читала мои стихи в тетрадке. Только трёхлетняя хмурила брови, полузакрытые длинной чёлкой.
- Принцесса, ты чего грустишь? – спросила я, потрепав её по головке.
И тут поднялся страшный рёв. Сначала я просто оглохла, а потом мне показалось, что звонит телефон, поют райские птицы, а Диман болтает что-то о математике. Но это просто орала трёхлетняя Дара.
- Ты чего? – спросил Денис, затыкая уши.
- Нельзя…говорить…это слово!!! – закричала малышка, вытирая крупные слёзы.
- П-ф-ф, - выдохнула я. – То есть как это?
- Нельзя – и точка!
- Ладно, замнём, - примиряющим тоном произнёс Диман.
- А это ещё кто такой? – спросила десятилетняя, указывая на заголовок стихотворения: «Моему любимому композитору Раймонду Паулсу».
- Очень хороший человек.
- Да вон он страшный какой! – сказала семилетняя, разглядывая его фотографию, напечатанную мной вместе со стихотворением и каким-то чудом оказавшуюся в журнале. Причём фотографию тридцатилетней давности!
- Слушай, - я начинала закипать. – Я же не говорю, что твои винксы – фигня полная! Что нормальные люди их не читают – только прибабахнутые!
У семилетней Дары задрожали губы. Она, кажется, тоже готова была расплакаться.
- Слушай-ка, - вмешалась десятилетняя Дара. – Ты что, влюбилась в этого Паулса…Пишешь о нём, как будто вы с ним в одном подъезде живёте…Ему хоть лет-то сколько?
- Да ты дочитай стихотворение! – взревела я.
Она покорно вперила взгляд в тетрадку.
Я снова оглядела своих посетительниц. Малышка занялась рисованием (она рисовала на обоях), семилетняя обиженно надула губы, а десятилетняя скептично читала моё стихотворение.
- Нет, ерунда какая-то, - сказала старшая, откладывая тетрадь. – Ну как с ним вдохновение может разговаривать? Оно же не умеет!
Я начала ходить по комнате и рвать на себе волосы. За этим наблюдал Диман и три Дары, а Вася и Денис зачем-то убежали на кухню.
- Вот доживёшь до тринадцати…- мстительно потёр руки Диман. – Тоже будешь мне рассказывать, что хочешь в Ригу.
Я внимательно наблюдала за изменением лица десятилетней Дары. Сначала оно приняло озадаченное выражение, потом извилины вроде зашевелились, а ещё через несколько секунд веснушчатое лицо озарила широчайшая улыбка.
- Ой, а я тебя сначала и не узнала! – обрадовалась она. – Дима, неужели ты тоже повзрослел?
- В седьмой пошёл, - важно кивнул тот.
Тем временем семилетняя Дара отняла у трёхлетней синий фломастер, которым на обоях была нарисована причудливая крокозябра. И занялась моими стихами.
Причём тетрадь-то осталась открытой именно на стихотворении про Паулса!
- Как ты плохо пишешь! – усмехнулась она. – Тебе бы Людмила Леонидовна за такой почерк двойку поставила!
И перечеркнула стихотворение жирной синей линией, здорово смахивающей на удава.
- Я круглая отличница! – показала ей язык я.
Удав мигом усох и свернулся в клубок.
- Да ладно? – удивилась десятилетняя. – А нам Светлана Витальевна говорит, что когда мы пойдём в среднее звено, то все скатимся!
- Да ладно,- пожала плечами я. – Посмотри-ка на это!
И я продемонстрировала ей свою разноцветную свежую грамоту.
- Класс! – обрадовалась та. – А меня вот Наталья Геннадьевна тоже отправила на олимпиаду по английскому! Очень волнуюсь!
- В районной ты займёшь третье место, а в городской – пятое, - скептически произнесла я. – И подсказка для городской: napkin – салфетка.
- Да ну? –недоверчиво ответила та.
- Там будет задание на столовые приборы, - продолжала объяснять я. – Вот с ним-то я и сплоховала. И не забудь повторить одежду. Кстати: не занимайся вперёд по нашему школьному учебнику: толку нет. Лучше пусть тебя Ирина Петровна подготовит…
И тут трёхлетняя Дара снова заревела. Она, наконец, поняла, что у неё что-то отобрали.
Я пулей взлетела в комнату брата и схватила весь пластилин, который лежал на подоконнике. А затем снова прибежала в гостиную и разложила всё на диване.
Чувствовала я себя после этого марафона не очень, но что не сделаешь для детей! Дети – цветы жизни!
- Дарочка, слепи папу, - сказала я ей.
- Я не Дара! Я – мама! – закричала та.
- Мамочка, - поправилась я.
- Ну, так-то лучше, - властно улыбнулась малышка и начала лепить что-то чёрное и трёхногое…
Как же я могла забыть! Ведь в три года я во всём подражала маме и требовала, чтобы меня так называли!!! Сумасшествие полное.
Хорошо хоть, Диман ушёл на кухню к Васе и Денису…
- Тили-тили тесто, жених и невеста! – запела семилетняя Дара, оторвавшись от чтива.
- Это ты про кого? – не поняла десятилетняя, которая разгадывала кроссворд в старом журнале «Детвора».
- Да про кого же ещё – про эту большую тётю, которой тринадцать и её любимого композитора! Тили-тили…
И тут я поняла, что сама себя не могу понять! Ну, естественно: как я в семь лет могу понять себя в тринадцать лет?! Хотя…Стоп, я запуталась. Поэтому ситуацию решила примерно так:
- Молчи! – заорала я. – У тебя с мозгами не всё в порядке?! А я сейчас всем расскажу, как…
Видимо, семилетняя Дара почувствовала что-то нехорошее и заткнулась. И ей не хотелось, чтобы аппетитно чавкающие пиццей на кухне Диман, Денис и Вася услышали все её секреты.
Хотя…Её секреты – и мои секреты, так? Поэтому разглашение государственной тайны для меня тоже невыгодно.
- Смотри, какого я папу слепила! – завопила трёхлетняя Дара, тыча мне в лицо чёрным куском пластилина.
- Очень красиво, - похвалила её я.
И тут в дверь позвонили. А потом ещё раз.
Наверное, после пронзительного крика Дары-младшей барабанные перепонки завязались в морской узел или что-то тому подобное. Поэтому мне показалось, что что-то противно зашипело.
Сорвавшись с дивана, я вылетела в коридор. А за мной – Диман, Денис и Вася.
Надеюсь, вы представили, как я испугалась: придёт кто-нибудь из знакомых, а у меня тут три клона в гостях! Тогда и знакомство-то придётся прекратить…
- Это кто? – полюбопытствовала я, прислонившись к двери.
- Раймонд Паулс.
Ноги внезапно подкосились. Если это кто-то из друзей решил подшутить, я его убью! Хотя…Ни у кого из моих друзей нет такого низкого голоса!
- Кто-кто? – не понял Денис.
- Откройте! Это Раймонд Паулс – пришёл в гости!
Я прислонила лицо к глазку. Так и есть! Настоящий композитор, только лет на тридцать или сорок моложе, чем сейчас…
Я быстро открыла дверь, желая убедиться, что это не галлюцинация.
На пороге стоял Паулс, как всегда, задумчиво прищурившийся. Его шею обвивал клетчатый шарфик, а руки были опущены в глубокие пропасти карманов старомодного пальто.
- Здравствуйте, - протянула я, выпучив от удивления глаза.
- Здравствуйте, товарищи, - коротко поприветствовал нас композитор.
Вы бы поверили, что у меня был в гостях Паулс? Мне и самой не до конца верится. Поэтому я и рассказываю эту историю.
- Пальто вешайте сюда, - суетилась я. – Проходите в гостиную! Мы вас не ждали…Я сейчас чай приготовлю…
Наверное, ему показалось очень странным, что на диване сидели три девочки, до боли похожие на меня…
И вообще, он как-то странно на меня посмотрел. Конечно, когда происходит что-то неожиданное, то я всегда предстаю перед людьми в невыгодном свете…
Да к тому же одна из лампочек на люстре мигнула и потухла.
Естественно, я не могла спокойно заваривать чай, пока у меня в гостиной сидит Раймонд Паулс. А к нему уже подскочила семилетняя Дара.
- Вот, полюбуйтесь, что она вам пишет!
Тот аккуратно отряхнул серые брюки и положил тетрадку к себе на колени.
А потом принялся вполголоса читать, не обращая внимания на извивающегося синего удава…
Говорю честно – я не люблю, когда мои стихи читает вслух кто-то, кто не является мной. Поэтому еле удержалась от желания схватить тетрадку и разорвать её в мелкие клочки.
Чайник булькнул и затих. Я так поняла, что чай готов.
Распределяя кипяток по чашкам, я залила весь стол, чуть не попав на праздничное платье (я ведь с олимпиады вернулась, помните?). А потом начала выборочно даровать чай гостям…
Вот тут и произошёл конфуз.
Паулс не задумываясь, по инерции, взял чашку, конечно же, обжёгся, выронил её на пол. По пути он успел ошпарить мою тетрадь со стихами, свои брюки и, конечно же, ковёр.
Но он ничего не сказал, потому что был очень воспитанный.
А ошпаренный ковёр не был таким воспитанным. Поэтому он что-то пробормотал. А тетрадь обиженно зашелестела.
Я - ненормальный нелюдь. И только я слышу, что говорят ковры и тетради.
- П-ф-ф, - выдохнула я. – Раймонд Вольдемарович, простите, пожалуйста! Может быть…
- Нет-нет, - печально произнёс он. – Я уже высыхаю.
- Высыхайте-высыхайте, - пробубнил Вася. – А хотите, прочитаю стихотворение до конца?
- Конечно, хочу, - ответил Паулс. Но я по глазам поняла, что он не хочет.
Вася уселся за компьютер и зашёл на прозу.ру.
- Что за хитроумная машина?- поинтересовался Паулс, запуская руки в карманы пиджака.
- Персональный компьютер, - с гордостью объявила я. – А какой у вас в Латвии сейчас год?
- Восьмидесятый, - ответил композитор. – Тысяча девятьсот. А у вас?
- Тринадцатый, - в тон ему ответил Диман. – Две тысячи.
Паулс виду не подал, но я заметила, что он очень удивился.
А вы бы не удивились, если бы кто-то сказал, что у нас, к примеру, трёхтысячный год?
- Ну, будете слушать? – прервал нас Вася.
- Конечно, - ухмыльнулся Денис.
- Итак, где я остановился? – задал риторический вопрос Вася. – А! Вот! А я с тобой, с тобой всегда, я – вдохновенье!
- Здорово! – похвалил Паулс. – Вы пишете даже лучше, чем Илья Рахмиэлич!
- Резник, что ли? – спросила я, пытаясь угадать, льстит он или нет.
- Ну да.
И тут нашу мирную беседу вновь прервали. Это была семилетняя Дара, которая орала из-за того, что в центре внимания теперь Паулс, а не она.
И орала она вот что:
- Эй вы, все! Смотрите, я – фея Винкс!
Она сделала несколько безумных пассов руками, а потом надулась и свалилась на диван.
- Кстати, а я скоро поеду к Тине Канделаки на «Самый умный»! – с гордостью произнесла она.
- Да-да, конечно, - пробормотала я. – Как зритель ты поедешь, но после первого тура у тебя заболит голова, и ты уйдёшь.
- Кстати, - вмешалась десятилетняя, закончив решать кроссворд в каком-то журнале. – Пора отправлять купоны в «Детвору».
- Совсем забыла, - произнесла я. – «Детвору» прикроют, когда ты пойдёшь в пятый. Так что выбирай другой журнал кроссвордов.
- А много я денег выиграю? – спросила меня десятилетняя с надеждой в голосе.
- Очень, - махнула рукой я. – Целую копилку!
- Вот здорово! – обрадовалась та.
Когда трёхлетняя Дара слепила ещё кого-то и побежала показывать, то до господина композитора начало доходить, что что-то не так в этом доме.
- Кстати, - кивнул он мне. – Это твои сёстры?
- Ну, можно сказать и так, - пожала плечами я. – Вообще-то, это я. Только разного года издания. У меня сегодня день рождения, и мои друзья притащили этих трёх меня из прошлого. Якобы, я с собой не слишком хорошо знакома.
- Знаешь, - вдруг задумался Паулс. – А ведь они в каком-то смысле правы. Да, точно. Если ты оглянешься назад, то увидишь свои ошибки и исправишь их. А если это сделаю я, то пойму, что этих ошибок уже не повторю. И восприму их как что-то прекрасное…
- У вас глубокие мысли, Раймонд Вольдемарович, - одобрила я. – Возможно, вам стоит написать песню на эту тему. Кстати, меня зовут Дара.
- Очень приятно, - произнёс композитор. – У тебя необычное имя. Думаю, мне представляться не стоит.
И тут наш диалог - уже в какой раз! – прервали. Говорил Вася.
- А тебе не интересно, как мы достали тебе Раймонда Паулса и трёх клонов?
Композитор поднял бровь, что означало какую-то эмоцию. Я не разобрала – положительную или отрицательную. Скорее, отрицательную – он тут махнул на тридцать три года вперёд, хотел поздравить меня с днём рождения, а оказывается, его специально притащили!
- Интересно, - кивнула я. – Я ведь уже спрашивала…
- Короче, - начал объяснять Диман. – Мы нашли в подвале машину времени…
- И привезли трёх тебя, - продолжил Денис. – Только не можем сказать, откуда этот дяденька взялся, - он показал рукой на Паулса.
- То есть как…- не поняла я.
Композитор пошевелил бровями.
- В смысле – не знаете? Я же сюда не сам прибыл!
- Но…- удивилась я.
И тут раздался ещё один звонок в дверь.
Теперь бежали все, включая Паулса.
- Это кто? – поинтересовалась я.
Нет, ну вы представляете такой сумасшедший дом: четыре одинаковых девочки, Паулс, который непонятным образом помолодел на тридцать лет, два прожорливых друга и брат, который знает мой пароль от «прозы.ру»!
Интересно, как бы себя повёл в такой ситуации нормальный человек? Я вот – ненормальный нелюдь. Так что меня отметаем. Хорошо, допустим, пришёл кто-то из моих учителей. Что происходит? Этот кто-то выпучивает глаза, стучит себя по голове, желая воззвать к Её Величеству Логике. Но Логика безмолвствует. Затем маленькая Дара орёт, средняя – изображает фею, а старшая – критикует мои стихи. Паулс поднимает бровь. Денис с Диманом и Васей уплетают пиццу. После этого, я думаю, ни один нормальный человек к нам не сунется. А если и сунется, то уйдёт, бормоча: «Какой странный сон!».
Ну, так вот. Я прошептала:
- Отойдите все от двери…
Конечно же, никто не отошёл. Зато Мистер Икс позвонил ещё раз.
Я решила быть решительной. Поэтому крепко обхватила ручку двери и распахнула её.
- Кхе-кхе-хе-хе? – вопросительно закашлялась я.
И было от чего закашляться! На пороге стоял двухметровый Илья Резник собственной персоной. На его плечах лежал точно такой же клетчатый шарфик, как и у Паулса, зато руки не норовили спрятаться в бездонных карманах. И пальто у него было чёрным, а не белым, как у Паулса. Лакированные ботинки удивлённо поскрипывали.
- Глазам не верю: неужели в самом деле вы пришли, - упавшим голосом произнесла я.
Паулс с распростёртыми объятьями бросился навстречу другу. А я смотрела с окаменевшим лицом на эту трогательную сцену.
Друзья наблюдали за ними с такими же окаменевшими лицами…
Конечно, я не верила во все эти россказни о машине времени, но…Вдруг это правда? А то откуда здесь взялись бы помолодевшие Раймонд Паулс и Илья Резник.
Когда они закончили радоваться встрече, то Паулс сказал:
- Илюша, этой девочке сегодня исполняется тринадцать, - он показал на меня. – И она посвятила мне стихотворение!
- Правда, что ли? – удивился Резник, небрежно кидая пальто на вешалку. Та затрещала от обиды: с ней ещё никто так не обращался.
- Читайте, товарищ поэт! – подсуетилась ехидная семилетняя Дара, потянув его к компьютеру.
Резник беспрекословно подчинился и затопал через всю гостиную.
Я поняла, что приближается гроза.
Но когда я прибежала в кабинет, Резник уже сидел за «хитроумной машиной» и внимательно читал.
- Раймонд, - покосился он на композитора. – Ты кому-то давал читать черновик нашей новой песни?
Тот отрицательно помотал головой.
- Она мою рифму стащила! – бушевал Резник. – Помнишь, как у нас в песне?.. Он пришёл, мой час, мой звёздный час, играю я для вас, маэстро! Вы в восьмом ряду, в восьмом ряду, и тот же зал, и то же место!..- протараторил он.
Паулс неопределённо пожал бровями.
- А дальше-то! – махал руками Резник. – Это что такое: «ты не стареешь»! Да куда тебе стареть?
Паулс снова неопределённо пожал бровями и отхлебнул чаю из чашки, которую притащил с собой.
- Да не буду я это читать – полная безвкусица! – поднял подбородок Резник.
- Дочитайте до конца, - вздохнула я.
Поэт критически посмотрел на строчки и решил рискнуть.
- Хорошо! – согласился он. – Чаю!
Десятилетняя Дара мигом подлетела к нему с новой чашкой. Резник так же задумчиво отхлебнул, обжёгся и зашёлся кашлем.
Мигом подоспевший Денис стал стучать его по спине увесистым кулаком. Резник кашлять прекратил, но зато окинул моего дружбанчика злобным взглядом.
Но ничего не сказал, а продолжил читать.
Когда он дошёл до последней строчки, то схватил мою руку и энергично её потряс.
- Браво, браво, браво!
- Браво! – присоединился к нему Паулс.
- Тебя как звать? – кивнул мне Резник.
- Дара, - представилась я.
- Очень приятно! Я – поэт Илья Резник! У тебя замечательные стихи. Поздравляю с днём рождения!
И он затряс мою руку ещё энергичнее.
- А хотите ещё почитать? – хищно улыбнулась семилетняя Дара.
- Не против! – отхлебнул чаю Резник.
Моя вредная клониха протянула ему ошпаренную тетрадь.
Но он так и не успел разлепить прочаенные листочки, потому что в дверь снова позвонили…
- Кому ещё чаю? – крикнула я, лавируя между Рэем Брэдбери и Андреем Вознесенским.
- Без сахара, пожалуйста! – ответил мне Владимир Маяковский.
Остальные гости (а их было очень много!) недовольно зашикали: они слушали, как играет Булат Окуджава.
Я вернулась на кухню и устало сползла по стене. За последний час пришли все, кого я ждала и кого не ждала. Но все эти люди безусловно мне нравились. Началось всё каким-то безобидным Паулсом, а когда Высоцкий прибыл, такой гам поднялся!
И самое плохое заключалось в том, что ехидная семилетняя Дара рассказывала про меня небылицы, трёхлетняя орала, а Резник читал моё стихотворение каждому новоприбывшему.
Десятилетняя Дара вертелась около меня, помогая разносить чай, которого в доме уже почти не осталось, как и чашек. От неё был хоть какой-то толк. Денис с Диманом и Васей просто преспокойно со всеми знакомились, как будто так и надо!..
Интересно, если вдруг вернутся мои родители, они сойдут с ума сразу или постепенно? От такого зрелища любой нормальный человек свихнётся. Нет, ну вы представьте себе: у меня по меньшей мере пятьдесят гостей! Большая часть из них сгрудилась вокруг компьютера или вокруг Окуджавы. И плюс литры, литры, литры чая!!!
Наконец, на глаза мне попался Денис. Я стремительным движением схватила его за шиворот и прошипела:
- Зачем вы их всех притащили?!
- Да никого мы не таскали! – рассмеялся тот. У него, по-видимому, было прекрасное настроение. – Я не знаю, откуда они все взялись. Но это же весело!
- Стоп, подожди. Вы нашли машину времени в подвале?
- Ну да.
Я устало отпустила Воронкова. Тот, улучив момент, скользнул в гостиную и был таков.
Измотанный чайник щёлкнул кнопкой. Сегодня у него нагрузка явно переливалась через край.
Предпоследняя чашка наполнилась булькающим кипятком, и я привычным движением её подхватила.
- Владимир Владимирович, вот ваш чай! – попыталась я перекричать Окуджаву.
Маяковский одобрительно кивнул, а остальные зашикали ещё громче.
Зато я твёрдо решила, что делать. Потому что всё это начинало походить на затянувшийся карнавал: всё те же смеющиеся лица в круговороте сюрпризов. Я так больше не могла. Надо было покончить с этим раз и навсегда.
Застёгивая пальто, я окинула прощальным взглядом всех присутствующих. Они даже не повернулись в мою сторону.
Ничего не сказав, я вышла за дверь.
…Тёмный подъезд ответил мне замшелостью и эхом. Он понял, что мне надо, поэтому крепко и по-дружески держал мою руку перилами. Подъезд знал, что мне просто стоит показать, куда идти. А дальше я пойду сама.
- Удачи, Дара! – свистнуло эхо.
- Спасибо, - ответила я.
Дверь не закрылась: она поняла, что не должна закрываться. И я оказалась на улице.
Осень моросила не «дождём облетавшей листвы», а самым что ни на есть простым дождём. Когда туча заметила меня, то зарыдала то ли в знак сочувствия, то ли просто так, как всегда.
В руку лёг холодный ключ от подвала. Раз поворот, два поворот…
Я быстро распахнула дверь и прислушалась.
Где-то далеко капала вода, а стены мрачно смотрели на нежданную посетительницу. Подвал не любит гостей. Ну ладно уж, приходится иногда изменять правилам.
Я спустилась по скользкой лестнице и остановилась перед огромной кучей песка. Так ведь и не успела спросить, где именно они отыскали машину!
Вдруг груда песка упала в нескольких сантиметрах от меня, образовав подобие стрелки.
Стрелка указывала на одну из дверей. Забыла сказать: у каждой квартиры в нашем доме имеется свой отсек в общем подвале. И песочная стрелка указывала на отсек №13.
Естественно, я не грохнулась в обморок или что-то тому подобное. Ну и что с того, что 13 – чёртова дюжина? Ну и что с того что в 13 квартире никто не живёт?
Я дёрнула за ручку. Дверь послушно отворилась.
Я нащупала выключатель, и тусклая лампочка осветила помещение…
Вау! Вряд ли я видела что-то подобное. Что-то огромное и смахивающее на душевую кабину, переливающуюся всеми цветами радуги.
Но времени любоваться не оставалось. Я подбежала к машине и стала внимательно её разглядывать.
Вдруг произошло неожиданное. Разноцветные дверцы распахнулись, и показалось озадаченное лицо Иосифа Кобзона.
Вот теперь я и вправду чуть не грохнулась в обморок. Нет, ну вы представьте себе: из ниоткуда вдруг возник Кобзон!
Мой взгляд случайно упал на одну из кнопок. Надпись на ней гласила «Возврат объектов».
И я со всей силы стукнула кулаком по этой кнопке…
В следующую секунду меня подхватил радужный вихрь, и стены подвала ответили утробным гулом…
Густой склизкий туман застилал глаза. Но я всё же разлепила их и прислушалась.
Невозможно в это поверить, но я сидела на кровати в своей собственной комнате! Рядом лежала нетронутая тетрадь со стихами и свежая грамота. Вот только…
Я вскочила. Неужели это был сон? Но почему я тогда в своём праздничном сером платье?
В комнате было темно. Очень темно. Только тусклые звёзды лениво подмигивали из окна.
Интересно, а машина времени всё-таки была или нет? И почему она вдруг взбесилась и стала плеваться людьми из разных лет?
Видели ли родители то, что натворили гости?
Где же три Дары, в конце то концов?!
Именно такие вопросы вертелись в моей больной голове, когда ручка двери неслышно повернулась.
В тёмном проёме показалось лицо Паулса. Паулса из прошлого.
И я поняла, что все ушли, а он остался…
- Идём, - кивнул он.
И мы пошли…
…Крыша приветствовала нас звёздной прохладой. Мы уселись на холодную черепицу.
- С днём рождения, - сказал композитор.
- Спасибо, - откликнулась я.
Мы помолчали.
- Иногда мне кажется, что звёзды – это глаза неба, - задумчиво произнёс Паулс. – Небо неусыпно следит за нами, и звёзды указывают нам путь. Причём у каждого из нас путь свой. Ты, к примеру, идёшь к большой медведице, а я – к Ориону.
Он поднял голову и устремил взгляд ввысь, к небу.
- Знаете, я даже рада, что всё так закончилось, - нарушила тишину я. - Это было похоже на карнавал, где все лица закрыты масками. И невозможно угадать, что под этими масками кроется.
- Да, это так. Твои друзья хотели как лучше – они думали, что смогут исполнить все твои желания сразу. Но всё и сразу – это не есть хорошо.
- Раймонд Вольдемарович, а можно вопрос?
- Слушаю.
- Скажите, а как вы здесь оказались?
- Это произошло неожиданно. Просто закрыл глаза, а когда открыл, то очутился совершенно в другом месте. В подвале. Но дом сам сказал мне, куда идти. И я пришёл…Даже не удивился, когда вы сказали, что у вас две тысячи тринадцатый год. И когда узнал, что ты у себя в гостях…
Порой я задумываюсь о том, что есть кто-то, кто управляет мирами. А миров – бесчисленное количество. И, как и во всякой системе, случаются иногда сбои: из одного мира человек перемещается в другой…
- Знаете, мне кажется, в этой истории есть свой смысл. Разные люди глядят на разные вещи по-разному. Ну, возьмём хотя бы моё стихотворение. Когда вы его прочитали, то что хотелось сказать?
- Спасибо.
- Спасибо?
- Да. Просто спасибо. Без похвалы и лести. Просто спасибо от чистого сердца. Спасибо – это же значит «спаси Вас Бог»! Именно это я и хотел сказать.
- И вам спасибо за ваше спасибо, - улыбнулась я. – Ну, так вот. Трёхлетняя я воспринимает стихотворение, как какую-то непонятную дребедень. Семилетняя ищет в нём недостатки в силу своей вредности. Десятилетняя критикует его из-за того, что просто завидует. Я – такая, какая есть – считаю его идеальным. А Илья Рахмиэлевич Резник видит в нём изъяны с высоты своего жизненного опыта…
- Меня это стихотворение трогает, прямо до слёз. Я знаю, у тебя в гостях было Вдохновение. Именно оно помогло увидеть во мне кого-то, кому можно посвятить стихотворение…И в самом обыденном явлении оно всегда открывает что-то новое…Я думаю, что это происходит с годами…С каждым годом мы замечаем новое Нечто, видное только нам…
- Да, каждый из нас заново открывает Америку и изобретает велосипед. Только мы не всегда замечаем красоту в обыденных вещах. «Небо в чашечке цветка» или лучик солнца в улыбке.
- Это печально, но исправимо. Каждый должен научиться это делать.
- Да. Вот, к примеру, если посмотреть вниз…
- То можно увидеть, как там бродят наши тени…Счастливые и умиротворённые. Потому что ночью они могут оторваться от хозяина, и улететь куда глаза глядят…
- А сидя на крыше, можно почувствовать дыхание дома. Вы слышите? Он спит. Он хранит наш покой.
Паулс сидел, подперев рукой подбородок и задумчиво глядя вдаль. И в его глазах отражалось то, что увидеть больше никто, кроме него, не в силах…
В его глазах расстилалась во всём своём блеске и великолепии Америка.
Его Америка.
Америка, которую он открыл…
- Послушай…- вдруг тихо произнёс композитор.
И до меня донеслась музыка…Песня ушедшего дня…
Ветер пел приятным баритоном, а листы деревьев трепыхались в такт мелодии…
И в этой песне было Самое Главное, то, что мы долго ищем, но непременно находим…
Паулс внимательно посмотрел на меня и выдал экспромт:
- Да, Дара! Твоя жизнь не пройдёт даром…
И от этих слов мне стало намного теплее, чем от самого навороченного обогревателя…
…Мы сидели на крыше, в звёздной тишине, вне времени и пространства. И каждый из нас видел свой млечный путь. А может, он у нас был один, один на два непохожих и противоречивых мира?..
Ветер тихо прошелестел голосом Гребенщикова:
- Так в безлунную ночь нам откроется суть Поднебесной…
Ах, запомнить бы суть, и Россия опять спасена!..