В узком коридоре военного бункера горел тусклый свет. Лязгнул замок гермодвери, в проеме показались три человека - рядовые Капаев, Гапешин и Бузанов. Капаев первым ступил на выложенный желтой плиткой пол коридора, Гапешин и Бузанов последовали за ним. В бетонную стену, выкрашенную в бело-голубые цвета, был вмонтирован широкий металлический короб, похожий на электрощит. Рядовой Капаев достал ключ, выданный ему в штабе, и вставил в замок дверцы, которой был закрыт короб. Там, согласно приказа, находился пульт управления пусковой системой противоракетной обороны - в те дни армия проводила масштабные учения.
По периметру коридора были установлены старые динамики ГШ, предназначенные для экстренного оповещения военнослужащих в случае нештатной ситуации.
Капаев повернул ключ. Щелкнул замок. В коридоре загорелся дополнительный свет - его источником был решетчатый светильник, расположенный над щитом. Тускло-голубые стены стали невыносимо яркими. За дверцей щита находился причудливый пульт с большим количеством кнопок; многие из них, однако, были механически заблокированы - Капаев сразу приметил эту особенность. Рядовые Гапешин и Бузанов стояли за его спиной и внимательно наблюдали. Им было приказано привести систему противоракетной обороны в действие по определенному сигналу, который должен поступить через систему оповещения. Обозначения почти всех кнопок были стерты, лишь одна из них - небольшой красный выключатель с вращающейся рукояткой - была подписана простым и коротким словом: "Пуск".
Сигнал поступил неожиданно - сначала пространство коридора заполнил "белый шум", после чего грубый мужской голос резко произнес: "Пуск!". Капаев без колебаний повернул красную рукоятку вправо, та издала приятный механический щелчок. Тот же мужской голос начал монотонно зачитывать числа. "Непохоже на обратный отсчет", - пронеслось в голове у Капаева. Голос продолжал произносить числа. "Девятнадцать." Пауза. " Двадцать". Пауза. "Восемнадцать". "Один". "Двадцать три". Программа повторилась трижды, после чего динамики отключились. В коридоре повисла мертвая тишина. Капаев, Гапешин и Бузанов стояли и ожидали сигнала на выход из бункера.
Пространство разрезал высокий и резкий звук, похожий на одновременный скрежет тысяч ржавых деталей. Сильная боль пронзила уши рядовых. Капаев тут же осел на пол, полностью потеряв ориентацию. Гапешин прислонился к стене: невыносимо болела голова, свет стал ярким и бьющим по глазам. Бузанов стоял, как вкопанный, закрыв уши руками. Звук становился сильнее и выше, от него невозможно было спрятаться. У Бузанова пошла кровь из ушей, Капаев потерял сознание и медленно сполз по стене - голова неестественно запрокинулась, на лице застыла гримаса ужаса, постепенно превращающася в безмятежную улыбку заснувшего человека. Лицо Бузанова посинело, кровь тонкими струйками стекала с его рук и капала на желтый плиточный пол.
Сознание постепенно покидало рядового Гапешина: он почти не понимал, где находится, слышал странные звуки, похожие на собачий лай, цветовое восприятие изменилось - голубые стены казались зелеными, военная форма товарищей - серой. Бузанов громко закричал и отшатнулся к стене, отняв руки от ушей; кровь хлынула с новой силой. Капаев лежал на полу: по его внешнему виду нельзя было определить, жив он или мертв. Гапешина накрыла волна клаустрофобии - сквозь помутневшее сознание он четко ощущал желание как можно скорее покинуть это страшное место. Краем глаза он заметил, что гермодверь, через которую они вошли в бункер, осталась открытой. Собрав в себе оставшиеся силы, Гапешин ринулся к двери. Бузанов, истекавший кровью, крикнул ему вслед: "Не надо! Подожди!", - и побежал за ним. За дверью виднелась бетонная лестница, которая вела наверх. Бункер находился на глубине трех этажей.
Не в силах оглянуться, Гапешин буквально взлетел на первый пролет лестницы - он казался бесконечно длинным и высоким. Где-то позади рядовой Бузанов издавал нечленораздельные звуки. Лестничную клетку окутала непроглядная темнота. Гапешину казалось, будто он перешагивает сразу через несколько ступеней, но никак не может добраться до выхода - на самом же деле он едва ли дополз до первой площадки, разбив в кровь колени и локти. Бузанов, оставшийся возле гермодвери, вскрикнул в последний раз и грузно упал на пол, разбив голову; на фоне желтой плитки его кровь выглядела черной. Гапешин начал слышать слова на непонятном языке, складывавшиеся из собачьего лая. Сделав последний шаг, он упал на лестницу, уже не чувствуя никакой боли. Перед тем, как потерять сознание, он увидел перед собой распахнутую гермодверь, в проеме которой лежал истекший кровью рядовой Бузанов...
...
В больничной палате было невыносимо светло. Рядовой Гапешин приоткрыл глаза и тут же поморщился, увидев ярко-белый потолок. В палате, кроме него, никого не было. Тихо открылась дверь - в комнату вошла медсестра с металлическим подносом. На подносе лежали шприцы.
- Вы уже очнулись. - Небрежно произнесла она. - Сейчас будем делать Вам укол.
- Что со мной произошло? - Гапешин сам не узнал свой голос, тихий и обессилевший. Рядовой попытался приподняться на руках, но слабость не дала ему этого сделать.
- Нештатная ситуация. На то и учения. - Бросила медсестра, наполняя шприц жидкостью из ампулы. Затем она взяла ослабевшую руку Гапешина и сделала резкий укол в вену. Гапешин невольно поморщился.
А... Где остальные? - Тихо произнес он. Ответа не последовало - медсестра бросила шприц на поднос, развернулась и ушла, неслышно закрыв дверь.
Сон начал одолевать рядового. Сквозь ускользающее сознание он успел услышать несколько долетевших до палаты слов, которые произнес грубый мужской голос. "Девятнадцать." "Двадцать." "Восемнадцать"...
Затем он уснул.