Настоящее произведение написано моим сыном Юрием.
Есть у меня один приятель, товарищ по детским хулиганским забавам. Яша – таково его редкое по нынешним временам имя – с младых ногтей был парнишкой смышлёным и изобретательным. В подвале у него была своя настоящая лаборатория, куда стаскивался всякий хлам с окрестных мусорок и школьного двора, заваленного собираемым пионерами металлоломом. Там мастерились мопеды, транзисторные приёмники и телескопы. Соседи смотрели на наши занятия сквозь пальцы и даже молчаливо одобряли – ведь у Яшки всегда можно было бесплатно починить будильник или сгоревший утюг.
В детстве все мечтают кем-нибудь стать: кто моряком, кто лётчиком, а кто космонавтом. Яша мечтал стать изобретателем. Но учился он из рук вон плохо по причине постоянных прогулов в школе, из которой после восьмого класса он и был благополучно отчислен. В институты дорога ему, понятное дело, была заказана. А бред, который Яшка постоянно нёс про гиперболоиды, надпространственные двигатели для звездолётов и прочие анигиляторы, освободил его и от всеобщей воинской обязанности, так как с диагнозом «шизофрения» в далёкие теперь уже советские времена священный долг выполнять не брали.
Я же, наоборот, отдавал свой долг Родине с большим усердием: стал кадровым военным, служил на подводных крейсерах на Краснознамённом Северном Флоте. Что такое служба подводника? Нырнул, походил три месяца подо льдами, вынырнул, тебя в другой экипаж прикомандировали – народу-то вечно не хватает. И всё по новой. Где уж тут помнить о друзьях-товарищах? Но как-то приехал я со своих северов в отпуск в родной Кёниг, весь такой крутой, блин, - морской волк, грудь в медалях, корма в ракушках, бабла полные карманы… Перед кем выпендриваться-то, как не перед друзьями детства? А друзей-то жизнь тоже поразмела, поразбросала по бескрайним просторам СССР, ни одной знакомой души, только пару одноклассниц встретил случайно на улице. Обе уже давно замужем, у одной даже пара весёлых мальчуганов, а вторая с громадным животом. Не оттого, что беременна, а раскабанела просто так – муж какой-то там крутой перестроечный бизнесмен. Да уж, а я-то, во времена оные, помню, на неё заглядывался.
Разговорились мы, стали вспоминать своё отрочество беззаботное и бесшабашное. Тут и узнал я, что Яшка-то совсем спятил, схиповался, взорвал что-то там, но не посадили его только благодаря озвученному выше диагнозу. – Представляешь, - рассказывала моя школьная зазноба, - Яшка письмо, говорят, Горбачёву написал, что изобрёл он, типа машину времени. Вот идиот, а?, - дико выпучивая глаза и крутя у виска пальцем, кричала сквозь приступы гомерического хохота Зинка. Я согласно кивал ей, но в глубине души я вдруг отчётливо уверовал, что не прикол ни какой эта история, а самая что ни наесть, правда. Яков имел одну замечательную черту характера – он не умел врать.
На следующий день я отправился к Яше домой. Жил он раньше в соседнем квартале, но застал я по знакомому адресу только вечно, сколько себя помню, пьяного его отчима, который, заняв у меня червонец, поведал, что пасынок его переехал в пригород в какую-то немецкую развалюху, которая досталась ему в наследство от бабки, ветеранки войны и блокадницы.Как-то классе в пятом ездили мы к ней с Яшкой за вишнями, у неё вокруг дома на Северной Горе росли замечательные старые вишни и сливы.
Прихватив с собой пару бутылок ямайского рома из валютного магазина «Альбатрос», нашёл я этот дом по памяти. Сад – запущен до крайности, дом снаружи напоминает руины Хиросимы. На окнах тростниковые ролетты, света не видно. И только звучащий где-то в глубине ранний «Pink Floyd» давал мне надежду на то, что дома кто-то есть и что я, возможно, не ошибся адресом.
Продолжительные попытки достучаться в дубовую обшарпанную дверь дали положительный результат – в недрах особняка произошли некоторые изменения: музыка замолкла, что-то с грохотом рухнуло, а спустя пять минут послышались неуверенные шаги. Дверь со скрипом открылась; на пороге появился Яша, имеющий весьма экстравагантный вид: длинные, до пояса волосы, приводимые в некоторое подобие упорядоченности при помощи кожаного хипейского, сплетённого в косичку хайратника, рваные джинсы и футболку с надписью «No War, make Love» гармонично дополняли длинные кришнаитские сандаловые бусы. Улыбка до ушей и теплота взгляда выдавали дружелюбие намерений, о том же свидетельствовал и хриплый восторженный возглас: - Юрка, ёкарный бабай, это ты?! Заходи же скорей, старый ты чертило! - с этим воплем он заключил меня в крепкие дружеские объятия. Радость его была столь велика и естественна, что моя неуверенность в тёплоте приёма в этом неуютном внешне месте рассеялась. Спустя несколько мгновений мы уже возлежали на подушках, утопая в мягком и уютном полумраке обставленной в индийском стиле комнаты.
Принесённый ром оказался кстати. Напиток был разлит в старинные, доставшиеся в наследство от бабки хрустальные бокалы. После первого тоста «за встречу», мы, нетерпеливо перебивая друг друга, предались воспоминаниям наших детских шалостей и забав. Вспоминали и друзей, и школьных учителей, и знакомых девчонок, и даже участкового, у которого украли свисток. Когда первая бутылка была успешно опустошена, Яша ловким движением фокусника установил среди комнаты громадных размеров кальян.
- Есть у меня замечательного качества гашиш, - загадочным голосом сообщил Яшка, - курить его много не рекомендуется…
- Да брось ты, Яш. Что я, ганджибаса не курил, что ли? Прошлый отпуск я в Таджикистане у однополчанина отдыхал, там план афганского сорта, сильнее не бывает.
- Ха, афганский! Фуфло всё это! Я тебя сейчас таким продуктом угощу, которого из ныне живущих на Земле никто не пробовал.
- Марсиане подогнали? – съязвил я.
- Нет, вполне земного происхождения, только возраст у него 285 000 000 лет.
- Где же ты его раздобыл?
- Вот этими вот руками ручник собрал с реликтовой конопли юрского периода. Период-то не в честь тебя назвали, а Юрка? – весело рассмеялся Яшка и достал из комода деревянную шкатулку внушительного объёма, которую протянул мне.
Недоверчиво раскрыв сей предмет, я заглянул внутрь. Там находился чёрного цвета, величиной с теннисный мячик, кропаль смолистого вещества, источавшего изумительный, дурманящий аромат каннабиола. Уже этого аромата было достаточно, чтобы понять, что предо мной – гашиш высочайшего качества и неимоверной силы.
Пока я любопытно принюхивался и присматривался, товарищ мой уже колдовал над кальяном, заливая в него зелёный с жасмином китайский чай. Далее он достал из кисета болгарский трубочный табак «Нептун», отделил от него щепотку, которой слегка (!) прикоснулся к находящемуся в моих руках веществу и перемешал всё это с большим количеством того же табака. Уложив профессиональными движениями полученную смесь в чашу кальяна, Яша спросил у меня про количество свободного времени, которым я располагаю. Я отвечал, что могу провести у него хоть две недели.
- Тогда присаживайся вот на эту подушку, поближе к кальяну, - с этими словами Яшка положил на табак тлеющий древесный уголёк и накрыл всю конструкцию медным, причудливой формы, конусом.
Мы раскурили кальян. Уже после первых двух затяжек я понял, что трип будет необычайным. По комнате залетали светлячки, всё погрузилось в какой-то розовый туман, сквозь который проступали время от времени странные, фантасмагорические пейзажи неведомых мест. Я видел горы, покрытые снегом их вершины, ниспадающие водопады, рассыпающиеся миллионами жемчужных брызг, среди которых летали громадные стрекозы и бабочки с крыльями самых необычайных перламутровых расцветок, я видел… я видел… что я видел? Не помню: я погрузился в глубокий сон.
В трипе и сне прошло два дня…
- Что это было? – первое, что смог я произнести после того, как сквозь вуаль сознания стали проступать очертания Яшкиной комнаты.
- Путешествие во времени, ангел мой! – серьёзным тоном отвечал Яков.
- Мы что, до такой степени обкурились?
- Нет. Но если бы мы не употребили гашиш, то ты мог бы сойти с ума от процесса перемещения во времени.
- Как же мы переместились?
- Посредством изобретённой мной машины времени.
- Где же она?
- В подвале стоит. Фокус действия хронополя приходится как раз на то место, где мы с тобой сейчас находимся. Устройство машины чрезвычайно просто, - Яков принял вид университетского профессора и начал пространно рассуждать о вещах, в которых я, человек с техническим образованием, ядерный энергетик, не понял ни черта.
***
И по сию пору живёт друг моего детства Яшка в Калининграде, на Северной Горе, курит реликтовый гашиш и совершает путешествия во времени. Он счастлив своим незамысловатым хипейским бытиём. И иногда я, задёрганный страстями бурного житейского моря, завидую ему, его простому быту и чистому мировоззрению.