На редакционной планерке главной темой номера решено было сделать зерно. Ну то есть хлеб. В смысле, как у нас сейчас обстоит дело со злаками, с экономической, а стало быть, каким-то образом и с политической точки зрения. Стали обсуждать обложку. А поскольку в журнале имеется штатный художник, бильд-редактор и еще куча разной креативщины - это почти всегда бедлам, истерический хаос, взаимные упреки в некомпетентности и просто образцы просторечного беспонтового стиля. Но тут как-то степенно прошло. Вяло даже. Короче, на обложке придумали изобразить смачную зеленую (правда, с отливом) муху, ползущую по ломтю хлеба, по возможности зырящую в объектив (крупный план).
Батон мы, ясное дело, приобрели. Нарезной. Но вот где в Москве отыскать живую, пышущую здоровьем муху?
Конечно! Есть фотошоп.
Однако наш фотохудожник Лена, которой было поручено исполнить обложку на дух не переносила все пластмассовое, специальное и куртуазное.
-Крылья говном измажешь, далеко не улетишь, - резюмировала она всегда, когда, например я, пускался в какую-нибудь денежную халтуру.
Фотохудожник Л. обладала удивительно "преломленным" взглядом на мир. Она любила метро и отраженную в лужах Москву. И главное, она была человеком выпивающим, иногда пьющим. Ну как пьющим. По-женски. С нырянием в лужи, истерикой, типа идите в жопу к своим блондинкам.
У них, у фотографов это вообще профессиональное, можно сказать, неотделимое. Но со сколькими бы я не колесил по долготе и широте родины... никогда... ни разу не было случая, чтобы кто-то ужрался в полнейшую зюзю... И потом, они всегда знают способы как сделать жизнь интересной... Даже в каком-то захолустье. С ними можно, так сказать влипнуть в историю. Например, задать такой вопрос невпопад, что у респондента становятся дыбом все имеющиеся волосы. И с серьезностью, не обращая внимания на твой шипящий мат и кулаки под столом, выслушивать и перебивать.
Или, находясь где-то на просторах , вызвать к себе в номер трех шлюх, и играть с ними в города.
- Ага, тебе опять на "а", - не давая ни на секунду задремать, будет сотрясать хрупкую стенку голос такого фотохудожника.
Когда все более или менее известные на эту букву города жрицами любви будут озвучены, одна из них вздохнет и басовито выдавит из своей устрашающе-вулканической груди "Аар-р-джаникидзэ!"
Убил бы!!!
Но речь не об этом.
Фотограф Лена приперлась ко мне на следующий день. В обед.
- Идем, - говорит, - героя искать.
- Какого еще, нахер, героя?- бубню я.
- Главного.
- А... ты про это...
Голову Лены украшала невыносимо прекрасная китайской выделки цветная панама, на носу колесиками ехали куда-то вполне себе гансовские очки. В руке - копье и флаг одновременно. То есть сачок для ловли бабочек, зашитый для надежности еще и куском марли.
Я тоже напялил свою козырную кепку. Чем-то похожую на шлем испанских колонизаторов. Перед выходом глянул в зеркало - та еще парочка.
-По кустам будем шариться?
- Да не. На ферму пойдем, - уверенно говорит фотограф Лена.
Ферма - да, у нас есть поблизости. За прудом, чуть в стороне от Тимирязевской академии.
- Там говна - хоть ложкой ешь. Я в гугле проверяла. Значит, и мухи имеются.
- А че так далеко-то, - умничал я.- У нас куда ни глянь - одно...
- Ну, не хочешь, не иди, - фыркнула барышня.
В горловине пруда азиатский гражданин привлекал к удочке с хлебным мякишем диких уток. Утки недоверчиво плавали поодаль. Прожженые, московские.
Какая-то пьянь по кустам, понты, полуголые барышни на пледах, с брительками соскользнувшими будто невзначай, но на масках, примеренных когда-то – тока попробуй, гондон, подойди. Меня на лексусе возют.
-Слушай, - говорю я фотографу Л. – Кличку придумал для дерьма. Интеллигентно -уважительную. Какашка Экскрементовна Говно. Звучит?
- Дурак, -вздохнула она.
Перелезли через забор. Миновали сад с экзотическими туями. Вышли к полю, как вдруг -пес. Белый, огромный, волосатый. Запрокинув голову, заголосил. Но к нам не помчался.
- Фу, - крикнул кто-то.
- Значит, близко, - пытался шутить я.
Потом мы увидели того, кто издал этот возглас. Бывают такие лица, с какой-то комсомольской холщевостью. Человек тебе еще ничего не сделал, а в морду почему-то дать хочется. Лицо носило брезгливый характер, штаны и живот, по которому рельсами тянулись подтяжки. Через переводчика оно вещало что-то малюсенькой компании японцев.
- Вы чо тут? - грозно обратилось к нам.
- Да нам муха нужна, - говорю.
- Какая еще муха? Вы вообще кто?
- Какая, какая - живая. Желательно упитанная и толстая, предпочтительно, чтоб с зеленым отливом.
Отчего то такие люди всегда думают, что над ними издеваются.
- А ну, пошли в жопу.
- Джопан? Джопан? - одобрительно зачирикали японцы.
- Не. Серьезно, - продолжил я. - Муха нужна. Чтоб ее сфотографировать на обложку журнала.
И тут дядьку, конечно, пробило, расплющило, взорвало.
Ну, там разными повелительными наклонениями вызвал охрану по рации. Прискакали
молодцы в черных джинсах на конях.
- Вот, - не унимался я. У вас же есть лошади. Они должны как-то какать. А на какашках, по идее, должны пировать мухи.
- Выведите этих уродов, - сказало лицо.
Охранники оказались ребятами вменяемыми. Когда мы им рассказали, ржали похлеще своего транспорта, который вели под уздцы.
И вдруг один говорит:
- Пошли.
Мы обогнули кирпичное здание фермы и со стороны навозной кучи долго гонялись кто с сачком, кто с курткой за заглавными героями. Сами все извачкались, но так и не поймали ни одной.
- Ветер, - разводили руками охранники.
-Ага. Серверо-восточный, - басил второй, молчаливый. Хер чо клюнет. - Капец. Рассказать кому - уссутся.
- Может, еще пару попыток, - ерничал я.- Мне-то что, у меня - выходной.
Они так посмотрели, что продолжать дальше не было смысла.
- Щас этот придет, кровопийца. И нам до кучи навешает.
- А он вообще, кто?
- А хрен какой-то из министерства, японцам про зону рискованного земледелия втирает.
Типа, ничо не должно расти, а у нас -вооот. Спишут потом миллиона три по шумок.
А поздним вечером фотохудожник Л. прислала смс-ку.
"Есть, паскуда! Мама у помойки подкараулила. Притащила трех штук. Две не годятся. Тщедушные какие-то, квелые. Гламурятся, типа, талии блюдут. А последняя - жиииирная. Я ей на брюхо моментом капнула. Сидит на куске батона, таращится. Башкой вертит. Лапы потирать не хочет. Капризничает. Что ты хочешь, звезда!"