продолжение, начало http://www.proza.ru/2013/06/20/1770
Две чашки на столе и парой блюдца,
Стул колченогий и на спинке шаль,
Всё замерло, здесь больше не смеются,
Окутывает горе не спеша.
И маятник застыл на полушаге,
Спугнуть боясь. Душа пришла, встречай.
Лишь шелест - лист летит бумаги.
Всё замерло. Родного нет плеча.
Две чашки, чай застыл. Я здесь, ты слышишь?
Глаза открой, не плачь, ведь я с тобой
Остался. Ну, подумаешь, чуть выше.
Ну, улыбнись. Пройдет и эта боль.
Глаза родные, ласковые руки,
И сердце бьется, слышишь? Наш малыш.
Он – это я. Не будет нам разлуки.
Поспи, родная. Баю-баю…Шшшш…
Анна протянула руки и ощутила пустоту. Она открыла глаза. Захотелось выть во весь голос. Белый потолок, белая ткань ширмы, белые подушка – холодная, рядом – его… Мертвая белизна.
Аня присела на кровати, потянулась за зеркалом. Растрепанные волосы, темные, почти черные круги под глазами. Первая ночь дома после больницы. Две недели в огромной палате с десятком человек, редкие визиты Машки. Это она отвезла-таки Анну в больницу сразу после Нового года, когда уже ясно стало, что добром это не кончится. Вечером 28-го декабря Маша забежала к ней поболтать, а увидела лежащей на полу в беспамятстве. Мария привела Аню в чувство, напоила чаем с медом, уложила в постель. Ночью Аня металась, бормоча что-то бессвязно. Зайдя через несколько часов навестить больную, Маша нахмурилась: «Так не пойдет, соседка». Аня лежала, бесстрастно уставившись в потолок. Дыхание было неровным, на лбу блестели капельки пота. У нее был жар. Мария принесла горячего чаю с малиновым вареньем, укутала и убежала на работу. Все эти дни Анна молчала. Маша не добилась от нее ни единого слова. Не помог и новогодний праздник. И вот, утром 1 января она отвезла Анну в больницу. В ту самую, где та проходила практику, справедливо полагая, что за своей-то уход будет лучше.
И, правда, к Ане отнеслись как к родной. Только казалось, что все усилия прилагались напрасно. Днем она лежала, просто уставившись в потолок, ночью металась по больничной койке в бреду. Неизвестно, сколько бы всё это продолжалось, но через неделю в палату вошел молодой врач. Анна не узнала его, да и не могла. Он приехал из Москвы по распределению и попал в Больницу в память жертв революции уже после Нового года. Хирург по специальности, заинтересовался странной пациенткой. Егор Александрович услышал утром разговор медсестер отделения, которые говорили о том, что Анну хотят перевести в «психическое».
Температуры в этот день у нее не было, она также безучастно лежала на койке. Одно нарушало ее отрешенность – постоянная тошнота. Позеленевшая, Анна в очередной раз наклонилась над судном. Так ее и застал Егор Александрович.
- Ну-с, что у нас тут? – доктор присел у ее койки.
Анна разогнулась, легла, отвернувшись на другой бок и уткнувшись, по привычке, в стену.
- Какой срок? – он снова задал вопрос.
Аня резко повернулась. Ее лицо впервые за две недели ожило.
- Какой срок? – переспросила она.
- Вам лучше знать, Вы же беременны. Неужели не определили?
- Я…что?
- А что Вы так удивленно на меня смотрите? Не верите, давайте сдадим анализы, посмотрим.
- Конечно-конечно, - Аня оживилась. – Конечно. Он же… - Она осеклась. – Вот, значит, почему он приходил, - добавила чуть слышно.
- Что Вы сказали? – переспросил Егор Александрович.
- Аа, это я так.
- Так, будем делать анализы или нет. Лечиться мы будем вообще?
- Будем доктор, будем. – Анна в порыве вскочила с койки, сделала несколько шажков, пошатнулась и рухнула прямо на руки доктора.
- Нет, так нельзя, девушка, - сказал Егор Александрович, укладывая ее обратно. – Сил у нас совсем нет, я смотрю. Почему не питаемся? Это же вредно для вас…с малышом.
- Да доктор, я буду, конечно, буду, – в глазах Ани появились слезы. – Спасибо Вам.
- Мне? За что?
- За всё спасибо. Как Вас зовут?
- Егор Александрович. Можно просто Егор, - добавил он.
- А меня Аня.
- Знаю-знаю. Здесь все Вас знают. Вот и я даже, - он улыбнулся. – Сейчас позову сестру, сдадите анализы, а потом на обед. Договорились?
- Да, конечно, доктор.
Медсестра, пришедшая к Ане, не узнала пациентку. После ужина она попросила у медсестры бумагу и карандаш. «Здравствуй, Сережа! - Аня машинально вывела эти строки. К горлу снова подступил комок. Горечь потери сжала грудь и сдавила дыхание. Она переборола себя и продолжила. – Ты где-то рядом, я знаю. Поэтому пишу тебе эти строки. Увидишь, ведь, правда? Вот уже двенадцать дней ты приходишь ко мне во сне и пытаешься что-то сказать. А я дура. Ну, глупенькая, если хочешь. Ты ведь про ребеночка мне хотел сказать? Не понимала. Думала, мучаешь меня, не отпускаешь. Не отпускаешь, да. Я постоянно думаю о тебе. И днем, и ночью. Так, наверное, нельзя? Я же мучаю тебя. Душу твою. Просто не могу иначе. Ты прости, ладно? Подай мне знак, что простишь, и я не буду больше. Нет, думать, конечно, буду. Мучить тебя не буду. Буду писать тебе письма и рассказывать про нашего малыша. Это же будет мальчик, да?»
Анна вздрогнула от резкого стука. Форточка в палате раскрылась, словно от порыва ветра, и вместе с крупинками снега на пол упало белое перо…
**
Январская стужа, повсюду сугробы,
И город озябший укутался дымом,
Спешащие люди, стоять – и не пробуй,
А время замерзшее - льдинами мимо.
И встретились стрелки, и замерли в спячке,
Легли, не упали - пятнадцать-пятнадцать,
Прохожие мимо в бесфинишной скачке,
Вернулся я, слышите? Здравствуйте, братцы!
Вернулся. А город застыл и не слышит,
Всё мрачные люди – в глазах минус двадцать,
И звуки стихов моих тише и тише…
Вернулся я, слышите? Что же вы, братцы?
Не слышат. Галопом по улицам тупо,
И в рты подворотен как в жадные пасти,
В глазах – минус двадцать, ходячие трупы.
Очнитесь, вернулся я, слышите? Здрастьте!
Мело. Егор шел по Литейному проспекту и всматривался в дома. Месяц в городе, а привыкнуть к ленинградским улицам он не мог. Слишком прямые, слишком широкие, слишком…Не заблудиться бы. Впрочем, дорогу объяснит каждый. А то и проводят до дома. Это тебе не Москва.
Егор шел в общежитие и всё думал об этой странной женщине. Молода, ждет ребенка, а столько безысходности и грусти в глазах. Почему? Не иначе, случилось что-то очень трагическое. Впрочем, это не его дело. Захочет – расскажет.
- Извините, ой! – перед Егором стояла девушка. Она налетела на него, видимо, куда-то спеша. – Я такая…
- Что Вы, это я задумался и не увидел. Виноват.
- Да что…
- Вот именно, значит, на том и порешим, - засмеялся Егор. – Спешите?
- Да. А впрочем…Я домой иду.
- Я тоже.
- Дома муж, дети…
- Нет, - улыбнулась девушка и тут же нахмурилась. – А Вам до этого какое дело?
- Да нет мне никакого дела. Просто Вы спешили, я и подумал, что к семье.
- И вообще, что за привычка заговаривать девушек вот так, на улице?
- Будем считать – познакомились. Егор. – Он протянул руку. – И не обижайтесь, пожалуйста. Я человек в городе новый, не освоился ещё.
- А откуда Вы? Ой! – девушка стукнула себя ладошкой по лбу. – Ира.
- Я из Москвы.
- И что Вас сюда занесло, если не секрет?
- Не секрет, не секрет. Только, что же мы с Вами стоим тут на ветру? Давайте, в кафе, что ли, зайдем. Если Вы не против, конечно, - тут же добавил он.
- Не против. Погода, действительно, не подарок.
Егор подставил девушке руку, и они двинулись по проспекту. Кафе нашлось на проспекте 25 Октября. Ира оказалась девушкой общительной. Она стала расспрашивать Егора о том, зачем он приехал из златоглавой в северную столицу, сделав акцент именно на «северной столице». Доктор сидел и слушал Иру. Это был, пожалуй, самый удачный вечер после его приезда в Ленинград. «Нескучно, по-крайней мере, - подумал Егор. – Да и девушка приятная». Ира тем временем рассказала, что она заканчивает университет (остались только выпускные экзамены), и будет преподавателем русского языка и литературы. Он почти не слушал, о чем говорит девушка, кивал головой, отвечал односложно на вопросы, а сам просто погрузился в состояние отрешенности. Ира напомнила ему сестренку, такую же активную, целеустремленную. Сестра осталась дома, в Москве. «Дома, - усмехнулся Егор. – Дом теперь здесь. И, похоже, надолго».
продолжение здесь http://www.proza.ru/2013/06/27/1629