Игра без правил. Главы 12-23. Эпилог

 Глава 12      
 

  Трухин метался, как раненый зверь в клетке. Друзья сочувственно смотрели на него.   

- Где, где она может быть? Ведь она же ничего не знает, а я не могу ей рассказать, потому, что не знаю, где ее можно найти!  После вчерашнего выстрела в Щукину, для меня, лично, уже не секрет, кто виновен во всех преступлениях. Но она ведь этого не знает, даже не может предположить!  Эта гадина,  играет с ней, как кошка с мышкой. Я боюсь развязки, которая может наступить в любой момент. Боря, - он повернулся к Борисову, - позвони еще раз Насте, вдруг, она ей звонила?   
  Борисов покачал головой, но трубку снял. 
  - Вы же знаете, что Настя сразу же позвонила бы сюда. – Он набрал домашний номер, - Настя, никаких известий от Татьяны не было? Да, я знаю, но Александр Анатольевич волнуется. Хорошо, Пока. – Он положил трубку и в ответ, на выжидающий взгляд Трухина, развел руками.   

Власов, бодрым голосом произнес: - За этой сумасшедшей мы ведь установили слежку. Если что, ее ведь сразу возьмут. Не волнуйтесь вы так. Найдется Татьяна Ивановна.   

  - Да, вчера вечером тоже взяли?  Ты понимаешь, что вчера Таня могла погибнуть? Ведь подтвердилось, что настоящая мать Лены не приходила к Анне. Значит, это была Татьяна.    Ведь эта женщина могла выстрелить и в нее.      

  - Шеф, не теряйте голову. Ну, зачем ей было стрелять в Татьяну Ивановну? Ведь она все это время пытается представить так, что именно Татьяна Ивановна является этим монстром - убийцей. Ей просто не выгодно убирать ее. Так, что успокойтесь. Не в такие переплеты попадали и всегда выбирались и к тому же выигрывали. И сейчас будет именно так.   

  А в это время, Татьяна из своего укрытия следила за всеми входившими и выходившими из подъезда людьми, поджидая Ксению Николаевну.   

  - Да что же это такое? Где она гуляет так долго?  - Нервничала она.   

Шел уже одиннадцатый час утра. Уже давно должно было закончиться дежурство. 

- А может, она осталась и на день?   

Хотелось,  есть и пить. Ныла спина и поясница.  Ночью, она не много подремала, поэтому, чувствовала себя бодрой.   

- Вот глупая женщина, - ругала она сама себя, - трудно было зайти в булочную и купить плюшку и пачку сока? А вдруг, именно когда я выйду на несколько минут, она и придет, а я не буду знать. А мозолить глаза на площадке лишний раз не хотелось.   

- Ладно, потерплю, не велика барыня. Никто еще без завтрака не умирал. Пусть у меня сегодня будет разгрузочный день. – Уговаривала она не на шутку разбушевавшийся желудок.   

В очередной раз хлопнула дверь,  и Татьяна увидела входившую в подъезд, Ксению Николаевну.   В ее руках,  была сумка с продуктами. Она стала тяжело подниматься по лестнице.   

- Вот, почему ее так долго не было, она заходила в магазин. Ну, что ж, как раз,  кстати, вместе и позавтракаем. И я, наконец-то получу ответы на все свои вопросы.   

Она вышла из своего укрытия и начала подниматься вслед за Ксенией Николаевной.   

Та, оглянулась, увидела бедно, но чисто одетую женщину, в очках и, успокоившись, снова продолжила свой подъем.   

Татьяна чуть-чуть приотстала, дождалась, когда Ксения Николаевна откроет входную дверь,  и бегом преодолев несколько ступенек, втолкнула ее в квартиру и вошла сама, закрыв за собой дверь.   

- Вы, кто? Что вам надо от меня? Вы грабительница? – Ксения Николаевна бросила сумку и в испуге прижала руки к груди. – У меня ничего ценного нет и денег нет тоже. Хотя, можете сами посмотреть и убедиться. Только не убивайте меня!   

- Ах, вам страшно? Оказывается,  убивать легко, а самой умирать страшно?   

- Что вы говорите?  Кого я убила? Я никого не убивала. Я наоборот лечу людей. Я врач.   

- Да, что вы говорите? Неужели? – Татьяна сняла очки и берет.   

- Татьяна? Башева? – Ксения Николаевна побледнела. Глаза ее испуганно заметались из стороны в сторону.   

- Да, Это я, собственной персоной. Не ожидали? Думали,  не вычислю вас? Вычислила, вот. Правда,  это стоило жизни нескольким людям.   

Гарина перебила ее: 

- Вы и меня хотите убить? За что?  Что я вам такого плохого сделала? Мы с вами недолюбливали друг друга, но это же не повод для убийства, правда? – Она умоляюще смотрела на Татьяну.      

- Что вы такое несете? – Татьяна с удивлением смотрела на дрожащую женщину.         

- Я не собираюсь вас убивать. Я хочу, чтоб это вы признались в своих преступлениях. Не стройте из себя невинную овечку. Вы – волк, в шкуре овцы. Притворяетесь вы профессионально. Вам бы в актрисы пойти, успех бы был колоссальный. Но вы выбрали не сцену, а жизнь и стали играть в ней свой спектакль, в котором вашими жертвами становились невинные люди и дети. – Татьяна в ярости сжала кулаки. -  Если бы я не обязана была сдать вас милиции, я бы сама судила вас и мой приговор был бы куда суровее Уголовного кодекса. Вы сделали из меня чудовище, которое бояться, ненавидят и ищут все в городе:  от мала -  до велика. Не считая милиции.   

Ксения Николаевна опустилась на пол.   

- Я не пойму, о чем вы говорите? Как это я сделала из вас убийцу? Какое я,  имею ко всему этому отношение?   

- Прямое.  Ведь,  все убийства, это дело ваших рук! Не пытайтесь меня разжалобить и обмануть. У меня есть улики. И потом, больше просто не кому. Я знаю, что я не убивала. Остальные подозреваемые, отпали. Остались только вы, совсем не уважаемая мною гражданка Гарина. - Татьяна наклонилась  к ней и посмотрела ей в глаза.  -  Молчите, не чем крыть?  Вставайте и пошли в комнату. Сейчас вы возьмете бумагу и ручку и напишите признание о всех совершенных вами злодеяниях. Попробуете отказаться, пристрелю.   

Татьяна покрутила в кармане пальто рукой, показывая, будто там есть пистолет.  Она блефовала, но другого выхода не было. Гарина изображала из себя жертву и играла эту роль очень убедительно.   

- Ну, долго еще будите сидеть на полу? Поймите, игра окончена. Вы, проиграли. Больше ни один человек не пострадает от вашей руки. Попробуйте только сделать лишнее движение,  и вы пожалеете. Вставайте, аккуратно снимите пальто и оставьте на полу. И помните, я слежу за каждым вашим движением.   

Ксения Николаевна тяжело поднялась с пола и дрожащими руками начала расстегивать пальто. Оставшись в шерстяном платье и платке, накинутом на плечи, она вопросительно посмотрела на Татьяну.   

- Отойдите и встаньте лицом к стене. Руки на стену, выше головы. Не двигайтесь. 

Гарина выполнила все указания   и замерла. Татьяна нагнулась поднять пальто, когда Гарина бросилась на нее. Завязалась борьба. Гарина оказалась  сильной и жилистой. Она кусалась, царапалась, извивалась, как уж, но Татьяна была моложе и к тому же совсем недавно прошла курсы самообороны. Поэтому, спустя две-три минуты, борьба была окончена. Татьяна связала руки Гариной за спиной шелковым платком,  который до этого был на Ксении Николаевне и сидя на ее пояснице, подтянула к себе ее пальто. 

В карманах было пусто!  Она вытряхнула все, что было в сумке. Но там, были только продукты.   

- Где пистолет?  Куда ты его спрятала? – Татьяна толкнула в бок Гарину.   

- Какой пистолет? Ты, сумасшедшая. Если хочешь убить, убивай сразу, нечего надо мной издеваться.   

- Нет, дорогая, так просто уйти в мир иной, у тебя не получиться. Я теперь поняла, почему ты затеяла драку. Думала уйти от возмездия так просто? Не выйдет. Пока ты не напишешь признание,  и я не сдам тебя милиции,  не мечтай об этом.   

Гарина, вдруг, в голос зарыдала.   

- Давай, давай, по причитай, гадина. Скольких людей ты заставила так причитать в голос. Сейчас ты мне все расскажешь и напишешь. За что, ты лишала их всех жизни? По какому праву? Т почему выбрала козлом отпущения именно меня? – Татьяна сама испугалась той злости и ярости, что горела в ее сердце и душе. – Я ведь действительно могу убить ее!? Надо поднять и отвести ее в комнату. Иначе, за все страдания, что она причинила мне и всем остальным, я могу не выдержать и сорваться. А тогда, я чем буду отличаться от нее?   

Она поднялась и заставила подняться Гарину. Подталкивая ее впереди себя, она зашла в комнату. 

Усадив Ксению Николаевну на стул и пристроив ее руки за спинкой стула, она села напротив нее. 

- Сейчас, вначале, ты мне все расскажешь, а потом уж напишешь. Давай, начинай, я тебя слушаю. Сразу, чтоб не было недоразумений, скажу, что тебя видела Аня, в тот вечер, когда ты входила на наше отделение, в то время, когда я разговаривала со Звнем и  меня не было там. Вот тогда-то ты и подсыпала снотворное в чайник. Поэтому, ты вчера и пыталась Аню убить. Только у тебя ничего не вышло!  Аня будет жить,  и она подтвердит этот факт. Ясно?      

Гарина затравленно посмотрела на Татьяну и потрясла головой.   

- Нет, это не может быть правдой. Это кошмар. Какая Аня? Какое снотворное? Я никого не убивала! Это ты убила их всех, а теперь хочешь свалить на меня? Не надейся, я ничего не напишу. – Она гордо вскинула голову, - можешь убить меня, как остальных, но наговаривать на себя напраслину, чтобы спасти тебя, не  буду.   

Татьяна встала. 

- Ничего, у меня время есть. У тебя тепло, уютно и еды навалом. Это не одно и то же, что ночевать под лестницей или в котельной. Могу устроить по старой дружбе, чтоб ты на своей шкуре испытала, что это такое. Сиди, думай, вспоминай, а я есть хочу.   

Она встала, отключила телефон и поставила его на шкаф. Достала простынь, разорвала ее на полосы и крепко привязала Гарину к стулу. 

- Это на всякий пожарный, чтоб у тебя соблазна не было. Надумаешь кричать,  и в рот засуну, поняла?   

 Гарина кивнула головой. 

- Ну, вот и хорошо. Можешь даже подремать, собраться с мыслями, все вспомнить. Я скоро вернусь.   

Татьяна вышла на кухню. Поставила на огонь чайник,  и пока он закипал, проверила все баночки и закутки. Пистолета не было, пуль, тоже.   

- Где же она его хранит? Может после вчерашней неудачи с Анной, выбросила?   

Сделав себе бутерброды, она плотно покушала, потому, что не знала, когда это ей удастся сделать в следующий раз. Если она получит от Гариной признание, значит,  вызовет милицию. Ей придется естественно ехать тоже.  А какая волокита бывает в таких делах, это она знала и от Саши,  и испытала когда-то на себе. Хорошо, если к вечеру все закончится.   

Зайдя в комнату, она начала осматривать и проверять все шкафы, ящички, белье.   

Гарина следила за ней испуганными глазами.   

- Что ты ищешь?   

- Улики, дорогая, улики. Пистолет, записи какие-нибудь. Дневник Наташи.   

- Я же говорила тебе, у меня ничего нет. Ты ошиблась. Я не убийца. Если ты мне хочешь подкинуть эти улики, то знай, они все равно будут не действительны. Ты это делаешь без присутствия милиции и понятых. Именно тебя, а не меня подозревают в убийствах. Так кому поверят? Так, что можешь не стараться. Ничего у тебя не получится.   

Татьяна подошла и замахнулась на нее рукой. В последний момент ей удалось сдержаться. Она, вдруг, поняла, что запросто могла ударить эту женщину! Это она-то, никогда не повышающая ни на кого голоса и испытывающая настоящую, физическую боль, если при ней мать шлепала своего ребенка или кто-то бил простую бродячую дворнягу.   

- Господи! До чего же я докатилась! Конечно, всегда легко ударить человека, зная, что он не сможет тебе ответить тем же. Ударить связанного человека. Таня, Таня… .  А, что Таня?  Это не человек, это монстр, в образе человека. Она убивала беззащитных младенцев и не задумывалась о нравственности и порядочности. Так, что нечего распускать нюни.   

Татьяна вдруг наткнулась на кожаную тетрадку. Открыв ее, она поняла, что это дневник Гариной. 

- Так, так, интересно и что же мы тут пишем? – Она бегло начала просматривать его, надеясь найти доказательства причастности Гариной к убийствам. Но в дневнике были только записи о коллегах по работе, о соседях, знакомых. И в каждом, Гарина находила какой-то изъян. Злоба, так и сквозила в каждой написанной строчке.   

- Ой, как мы не любим людей! За что же вы так нас всех, а , Ксения Николаевна? Семена Абрамовича, так просто размазали по стенке, что называется.  Чем он вам так уж не угодил? А Ляпина-то, Ляпина, дорогого нашего начмеда, вовсе с грязью смешали. Пишите, что со всеми врачами женского пола и медсестрами переспал. Вы на него обиделись, что вас пропустил? Не обижайтесь, со мной он тоже не спал. Не предлагал почему-то. Я бы, конечно, не согласилась, но обидно, что оказывается,  со всеми переспал, а нас с вами игнорировал. А вот и про меня. Ну, неправда, волосы у меня свои, могу продемонстрировать и зубы тоже, пока на полку не кладу. А детей я действительно люблю, а не изображаю любовь к ним. Ну, а тут уж вы совсем перегнули палку.  Ну,  какая же я лесбиянка? У меня жених есть, майор милиции. Вы не знали? – Она кинула презрительный взгляд на Гарину.   

Та, сидела,  закрыв глаза и сжав зубы так, что на лбу выступили капельки пота. 

- Интересно, а кого же вы мне в любовницы определили, если были так уверены в моем не традиционном  сексуальном уклоне? – Татьяна продолжала листать страницы дневника. – Боже мой! Не может быть! Свету? Так из-за этого вы ее и убили? Подумали, что я прибежала прятаться к своей любовнице?  Какой извращенный ум может додуматься до этого?  К вашему сведению, Света бала очень  счастлива в своей семье. Она обожала и любила своего мужа и сына, а они ее. А вы, лишили их этой любви!   

Гарина замотала головой и с ненавистью посмотрела на Татьяну.      

- Я ненавижу всех вас! Красивых, холеных, счастливых женщин. Вам никогда не понять меня. Вы не знаете, что такое быть уродиной, на которую ни один мужчина не посмотрит с восторгом и любовью.  За всю жизнь, ни один из них не сказал мне ни одного ласкового слова, не поцеловал и пригласил в свою постель. Да, я старая дева! И нечего меня жалеть.   

Татьяна онемела от такой исповеди и почти с жалостью смотрела на эту отчаявшуюся и обозленную на свою судьбу женщину.   

- Поэтому вы и пошли на все эти преступления? От того, что эти женщины имели мужей и детей, а вы были этого лишены?   

- Сколько раз можно повторять? Я никого не убивала! Не пытайся меня убедить в том, в чем я не виновата. Я понимаю, ты сумасшедшая и не ведаешь, что творишь. Я слышала, что у тебя тоже была не сладкая молодость,  и ты наоборот, натерпелась от мужчин по самую макушку. И детей у тебя тоже нет, как и у меня. Мы с тобой похожи, как близнецы. Только ты - стала выплескивать свою злобу,   убивая людей.  А я -   записывая о  них в дневнике гадости. Я, конечно, не намного лучше тебя, но все же, я не убийца, в отличии от тебя. – Выговорившись, Ксения Николаевна  закрыла глаза и замолчала.      

Татьяна задумалась.   

- А, может, это правда не она убивала и я ошибаюсь? Уж очень убедительно она говорит. И в доме, ничего указывающего на ее виновность, нет. Но, если не она, тогда кто? Я зашла в тупик. Нет, ведь и Аня сказала, что видела худую, высокую женщину, со злым выражением лица. Ксения Николаевна, - позвала она Гарину, - вы будите отрицать, что были в тот вечер на моем отделении?   

Гарина тяжело вздохнула. 

- Нет, не буду отрицать. Была. И действительно столкнулась в дверях с какой-то девицей, о чем и сделал выговор вашей медицинской сестре. Она вам об этом не доложила? Вы совершенно распустили свой младший медицинский персонал. Ваше отделение. Это вообще было сборище чокнутых. Сюсюканье, фамильярность, ахи – охи. А зашла я по делу. Одна из моих больных порезалась. А у меня на отделении не оказалось перекиси водорода. У вас же ее всегда полно,  для обработки пуповины. Вот я пришла попросить один флакончик. На следующий день, я, конечно, сделал выговор своей старшей сестре, за халатное отношение к работе. Все необходимые медикаменты, в том числе и для оказания первой помощи, должны присутствовать на отделении. Это проверить не сложно. Кстати, когда я брала перекись, пришла Валентина Георгиевна. Она тоже может это подтвердить.   

- Конечно, вы же знаете,  что не может. Хватит врать. – Татьяна устало закрыла глаза.   

- Почему это не может? – Удивилась Гарина.

- А то вы не знаете, что вчера она покончила с собой? Неужели в роддом не сообщили об этом?    

- Нет, по крайней мере, я ничего не слышала. – Вдруг, она побелела, - ты и ее убила, да? Даже свою подругу не пожалела. А она всегда тебя защищала, жалела, рассказывая о твоих страданиях. Вот и до жалелась! Башева, ты знаешь, что ты чудовище? Давай, убивай и меня, только скорее, я устала ждать и бояться.   

Татьяна уже ничего не понимала. Она почувствовала такую нечеловеческую усталость и безразличие к своей судьбе. Молча, она подошла и  начала развязывать Ксению Николаевну.   

- Если я ошиблась, то и поделом мне. Пусть она убьет меня или сдаст милиции. Я больше не могу. У меня нет сил. – Она не замечала, что говорит это вслух, - я обычная, слабая женщина. Я не могу больше подозревать всех и каждого. Я не могу больше прятаться и ночевать под лестницами, только потому, что кто-то так ненавидит меня так, что пытается убедить всех, что я чудовище, убийца и еще бог знает кто. Все, надоело. Пусть меня:  повесят, четвертуют, расстреляют – лишь бы всему этому,  пришел конец. Может хоть это остановит настоящего убийцу от последующих преступлений. Ведь тогда он или она не смогут прикрываться мной. Как я не подумала об этом раньше?!  - Татьяна вдруг встрепенулась и поглядела на Ксению Николаевну. – Конечно же! Если бы я сразу была арестована и сидела за решеткой, то и Вера и Света и Галя – были бы сейчас живы. Скрываясь, я сама дала шанс убийце делать его черное дело.   

Она расхохоталась. 

- Все, дорогая моя коллега. Больше никаких убийств не будет. Сейчас, или вы убьете меня, но я стану последней вашей жертвой. Я готова к этому. Или должны будите позвонить в милицию и сдать меня властям. Но это тоже свяжет вас по рукам и ногам. Я же не могу убивать, сидя в тюрьме, не так ли? Давайте, принимайте решение.   

Она села на диван и закрыла глаза.   

Спустя пять минут, она посмотрела на Ксению Николаевну. У Гариной на лице было написано изумление и растерянность.   

- Ну, что же вы, Ксения Николаевна? Не решили еще,  как поступить? Или переживаете, что я лишила вас наслаждения и радости, лишать людей жизни? Вы же,  наверное,  чувствовали себя при этом чуть ли не Богом?   

Гарина закрыла лицо руками. 

- Ничего не могу понять. Значит, это не вы убивали? Я была уверена, что вы пришли убить меня. Таня, извините, что я разговаривала с вами так грубо. Тыкала вам, как сопливой девчонке. Извините за мой дневник. – Она отняла руки от лица и посмотрела на Татьяну. – Вся моя бравада, это от страха. Оказывается, это так ужасно, ждать, что через несколько минут тебя не станет. Сколько раз я кляла,  на чем свет стоит,  свою никчемную жизнь и даже мечтала заболеть и умереть. А вот, когда, как мне казалось, смерть подошла совсем близко, жизнь показалась мне такой прекрасной! Мне так захотелось пожить на этой земле, еще хоть немного. Вся моя зависть, злоба, показались мне такой мелочью. На что я потратила лучшие годы своей    жизни? А ведь я могла усыновить ребенка. Сколько раньше было «отказников», сами знаете. Я бы любила его, а он меня. Давайте попьем чаю, у меня пересохло в горле.   

Она встала и прошла на кухню. Татьяна осталась сидеть на диване. Спустя  несколько минут, Ксения Николаевна зашла в комнату, неся на подносе чашки, чайник и печенье.   

  - Присаживайтесь Татьяна Ивановна. Давайте спокойно поговорим. Вы знаете, я  впервые в жизни чувствую себя легко. У меня, как будто с глаз спала пелена. И это благодаря вам. Я наверное, не случись бы сегодняшнего дня, до конца своей жизни прожила бы в злобе и ненависти ко всему человечеству, за свою неудавшуюся жизнь. Я не знаю, в кого я такая уродилась, но мои родители были обычными, приятными и на лицо и в общении людьми. Пока я была маленькая, моя некрасивость, как-то не имела ни для кого значение. Я была веселым и общительным ребенком. Потом, когда мальчики начали заглядываться на подружек, а на меня никто не обращал внимания, у меня постепенно стал складываться комплекс неполноценности, который постепенно перерос в последующую злобу и ненависть ко всем, более-менее симпатичным женщинам. Может быть,  постоянная злоба на моем лице и отталкивала от меня мужчин? Ведь даже самые некрасивые женщины выходят замуж. Через мои руки прошло столько разных женщин,  и не все они были красавицами. Но их любили, переживали за них, приносили им цветы и целовали им руки. Они рожали детей и смеялись над своей  полнотой, или худобой, или невзрачной внешностью, а не злились. Они знали, что их любят. А я, ненавидела их за это подшучивание над собой, за то, что они желанны. Я превратилась в бабу Ягу. Я забыла, когда я улыбалась в последний раз. Меня надо лишить диплома врача. Я дошла в своей злобе и ненависти даже до того, что специально сделала так, что две женщины, которые лечились у меня от бесплодия и смогли бы потом рожать, никогда этого не смогут сделать. Я не продула, а перевязала им трубы. Я решила, а почему они должны иметь детей, а я нет? Чем я хуже их? Я обязательно найду этих женщин и сделаю все, что от меня зависит, чтобы они родили детей. И я обязательно возьму на воспитание ребенка. Я ведь еще не очень старая? Почему вы не пьете чай? Не бойтесь, я не собираюсь отравить или усыпить вас. Видите, я пью из этого же чайника.  Простите меня за мою болтливость, это последствия стресса. А сейчас, когда мы обе немного успокоились. давайте вместе подумаем, кто же пытается уничтожить вас, пытаясь всем доказать, что это именно вы – убийца?   

Татьяна тяжело вздохнула. 

- Пока получалось так, что все, кто пытался мне помочь,  и разобраться в этом запутанном деле,  – погибали. Вы, у меня,  были последней подозреваемой Ксения Николаевна. А когда Аня, вчера мне сказала, что видела вас входящей на отделение, я была твердо уверена, что это именно вы и есть тот человек, которого я ищу. А теперь я не знаю, что мне делать.   

- А кого вы подозревали, если не секрет?   

- Вначале я думала, что это сделала бывшая жена Звеня. Его вторая жена лежала у нас, после родов. Он бросил Галину из-за того, что она не могла иметь детей. А у Лены (второй жены) были тяжелые роды,  и ей пришлось удалить матку. Больше она не сможет иметь детей. Я думала, это месть. Но, когда я пришла к Галине, она была уже мертва. Ее убили.   

Я подозревала любовницу Звеня. Да, да, у него еще есть и любовница. Но в нее вчера стреляли. Сейчас она в больнице. И это случилось после разговора со мной.   

Потом я подозревала Валентину Георгиевну. Удивлены? У меня есть письмо ее дочери, я дам вам его прочитать и вы все поймете. Вы знаете о том, что ее дочь и внучка покончили жизнь самоубийством? Вот и я не знала. Никто об этом не знал. Когда я пришла к ней, она была уже мертва, а на столе лежала записка. В ней она писала, что потеряла смысл жизни и больше жить не хочет. Да и потом, в Аню стреляли уже после ее смерти. Поэтому Валентина Георгиевна здесь ни причем.   

Я думала, что это могут быть разборки между мафиозными структурами,  и проверила всех мужей, наших рожениц. Там, тоже все оказалось чисто

Вы были моей последней «надеждой». Теперь я не знаю, как доказать свою невиновность и где искать убийцу.   

Хотя, подождите,  есть еще одна зацепка, но я раньше никак не могла ее проверить. Вы можете помочь мне в этом.

- Что надо сделать? – Ксения Николаевна вопросительно посмотрела на Татьяну.   

- Наташа Зверева (медсестра, которую убили в ту ночь), вела дневник. Этот дневник, она хранила не дома, а у своей подруги Веры. Я разговаривала с Верой,  и она обещала мне принести этот дневник, но ее убили. Если мы сможем найти этот дневник, может, тогда мы сможем узнать, кто убийца? Раз Веру убили из-за этого дневника, значит,  убийца знал или подозревал о том, что там что-то может быть о нем. Надо узнать остался ли этот дневник в доме Веры или нет. Если она успела его принести из дома и убийца забрал его, значит,  и последняя ниточка будет потеряна. Если же нет, то пусть маленький шанс, но у меня есть.   

- Хорошо. Где жила эта Вера? И, что мне сказать, когда я приду?   

Татьяна задумалась. 

- Может попросить сестру Наташи (ее зовут Аня), и пройти вместе с ней? У меня есть адрес.   

Ксения Николаевна поднялась и начала одеваться.   

- Пишите адрес,  и пока я хожу, поспите. Вы ужасно выглядите. Не бойтесь, я,  не приведу милицию. Я вам верю.   

- Спасибо. Только будьте осторожны. Убийца, пока на свободе. Еще и вашей смерти, я просто не переживу.   

- Ну, меня не так-то просто взять, как вы убедились.   

Ксения Николаевна ушла. Татьяна, свернувшись на диване калачиком, задремала.   

Во сне она снова входила в детскую палату и видела Наташу, которая смотрела на нее мертвыми глазами и детей, которые тянули к ней руки. Она подбегала к каждой кроватке, но только стоило ей протянуть к ребенку руки, как тот рассыпался у нее на глазах, превращаясь в кучку пепла.   Она металась по этой комнате, а кто-то хохотал у нее за спиной. Она пыталась разглядеть, кто это смеется,  и не могла. Этот смех окружал ее со всех сторон. Странно знакомый голос, насмехаясь над ее тщетными усилиями,  говорил ей: 

 - Ты никогда не сможешь доказать свою невиновность. Это ты убила их! Ты!   

- Нет, нет, это не я! – Татьяна открыла заплаканные глаза. Все тело ее сотрясала дрожь.    

Она посмотрела на часы. Прошло уже почти три часа, после ухода Ксении Николаевны. Значит, скоро она должна вернуться.   

- Интересно, удастся ли ей получить дневник Наташи? И если удастся, поможет ли это в моем расследовании?   

Она встала, зашла в ванную, умылась, привела себя в порядок и пошла на кухню. Она решила к приходу Ксении Николаевны  приготовить ужин. Открыв холодильник и выложив необходимые продукты на стол, она занялась той работой, по которой уже успела соскучиться. Оказалось, что простая, рутинная, домашняя работа, может доставлять удовольствие.   

Так, напевая, про себя, какой-то незамысловатый мотив, она чистила морковь, лук, картофель и ждала Ксению Николаевну. 

                Глава 13   

   Она наблюдала за домом Гариной издалека. Татьяна обязательно должна была здесь появиться. Ей больше некуда было идти.   

Она видела, как Гарина, с тяжелой сумкой, нагруженной продуктами, зашла в свой подъезд. Прошло уже достаточно времени, но Татьяны не было. 

- Я не могла ошибиться. До этого времени у меня все шло, как по маслу. И сейчас, все будет так, как я хочу. Она придет. Я узнаю ее в любой одежде. Танюшину походку нельзя спутать ни с какой другой, будь на ней хоть туфли, на высоком каблуке, хоть валенки.   

Вдруг, она увидела Гарину, выходящую из подъезда. На ее лице сияла улыбка!?  Такую Гарину она не видела никогда. Ее лицо стало даже хорошеньким!   

- Что с ней случилось? Куда это она направилась? Да, жизнь, иногда, преподносит нам сюрпризы. Надо же, крокодил, крокодилом, а стоило улыбнуться и такое преображение.   

Она не знала почему, но пошла следом за ней. Ей было интересно, что могло так изменить эту баба Ягу? 

- Если пошла к мужику, то погляжу хоть, кто мог на нее польститься. Пусть порадуется напоследок. Такие уроды не должны жить на этой земле. Они не доставляют не эстетического, ни какого-либо другого наслаждения. Такие, как Гарина – это сорняки жизни. Они бесполезны и вызывают раздражение. Иди, дорогая, иди, радуйся последним часам, проведенным на этой земле. Как только на твоем горизонте замаячит Танюша, ты уйдешь в небытие. Надо же Тане сделать очередной подарок. Она уже, наверное,  заскучала.   

 Да, вчера так неудачно получилось с этой шлюшкой – Анной. Как я могла промахнуться? Правда было уже темно, а у меня уже не те глаза, что прежде. Но в милиции ведь не все дураки. Они, конечно уже выяснили, что никакой Лениной мамы, на самом деле, не было в тот вечер у Анны.   

Ах, Таня, Таня, ты так предсказуема, что иногда становиться просто скучно. Правда,  хорошо, что ты предсказуема только для меня. Иначе, вся мои замыслы, полетели бы к черту. Пока ты на свободе, у меня развязаны руки. Совсем скоро город содрогнется от очередной серии убийств и в этом,  будишь,  виновата именно ты, моя любимая красавица. 

 Нет, я не сумасшедшая! Я абсолютно нормальная женщина. Просто именно на меня возложили миссию, очистить эту землю, от бесполезных, никчемных и не нужных существ – людей. И я горжусь этим!   

Так и куда же это она направляется? По-моему, это дом, где жила Зверева?  Точно, она входит в их подъезд! Это становится уже интересным. Что этой сушеной вобле понадобилось у Зверевых? А, может, просто совпадение? Мало ли к кому она могла здесь прийти? Заходить нельзя, меня здесь знают. Значит,  придется подождать на улице. Хороша же я буду, если, окажется, что у нее здесь живет любовник. На улице не июль.      

Она вошла в магазин напротив дома и подошла к окну.   

Буквально, через десять минут, Гарина вышла вместе с какой-то женщиной,  и они направились вместе, вниз по улице. 

- И куда же вы, милые мои так спешите?   Так, это становится уже интересным. Я и сама хотела попасть в этот дом, но не получилось. Неужели вы направились в дом к покойной ныне Верочки? Значит,  Ксюша,  узнала про дневник?  Откуда?  Неужели я что-то пропустила?   

Она видела, как женщины вошли в подъезд и,  устроилась на детской площадке, под грибком, чтобы, самой в глаза не бросаться, но все видеть. Спустя минут двадцать, женщины вышли. В руках Гариной была тетрадка в черной обертке.   

- Значит, нашли? Это плохо. Я надеялась, что известие о дневнике, умрет вместе с Верой. Что ж, дорогая моя, Ксенечка, придется тебе умереть раньше, чем я думала. Оставлять в твоих руках, такую улику против себя я не могу. А нет, дневника, нет и улики.   

Женщины, зашли на почту, но, вскоре вышли, тепло распрощались,  и Гарина пошла одна. Она улыбалась во весь  рот. Шагала широко и размашисто.   

- Как же я сразу не сообразила? Значит, Татьяна все же была у нее!  И сумела убедить ее в своей невиновности. Да, извини Таня, я тебя недооценила. Тут, ты меня провела.  Значит, ты ждала ее уже в доме. И,  скорее всего, ты и сейчас там. Тогда, тем более, я должна позволить встретиться тебе с твоей вновь обретенной подругой. Не говоря уж о том, чтобы позволить тебе прочитать записи этой глупой девчонки.   

Ксения Николаевна с улыбкой вошла в свой подъезд, предвкушая, как покажет сейчас дневник Татьяне. Она уже успела пролистать его и теперь знала, кто виновен во всех злодеяниях и бедах Татьяны. Она забыла о предупреждении Татьяны, быть осторожной. И не обратила никакого внимания, что следом за ней кто-то вошел в подъезд.   

Вдруг, она почувствовала, как, что-то впилось ей в горло и она начала задыхаться. Ей хотелось крикнуть, но она смогла только прохрипеть. Свет стал меркнуть, меркнуть и погас совсем.   

- Ну,  вот и все дорогая, ты уже на небесах. Господь сам распорядиться, где твое место. Прощай.   

Она оттащила труп Гариной под лестницу, забрала у нее дневник и не спеша,  вышла из подъезда.    

Трухин метался по кабинету. Власов, стоял, виновато опустив голову. 

- Как вы могли ее упустить? Объясни мне, как?   

- Черт ее знает, как она смогла выйти из квартиры незаметно? Свет в окнах горел, играла музыка. Входная дверь не открывалась?   

Трухин показал рукой на окно. 

- Может, она, как ведьма на метле вылетела, через окно и вы не заметили?  Черный ход в ее доме есть, ты проверял?   

Власов растерянно посмотрел на него. 

- Нет, не проверяли.  Мы даже предположить не могли. Ведь она же не подозревает, что нам о ней известно. Вот мы и решили…   

- Да, решили, что она сумасшедшая, дура тетка,  и от вас великих сыщиков никуда не уйдет.  И где теперь прикажешь ее искать? Ты хотя бы предполагаешь, что она за это время может натворить? Мы ведь до сих пор не имеем ни каких данных о том, где сейчас находится Татьяна.   

Власов развел руками. 

- Мы, думали, что она пойдет к Гариной. Но та, вернувшись с работы,  побыла дома, потом собралась и куда-то ушла. Татьяны мы там не видели. 

-  А за Гариной вы не проследили?   

- А зачем? Раз Татьяна к ней не пришла, какой смысл в наблюдении?

    Трухин помолчал, потом, надев куртку,  произнес:   - Не знаю, но что-то мне подсказывает, что надо поговорить с Гариной. Татьяна подозревала ее. А раз подозревала, то обязательно  должна   у нее  появиться. И мы обязаны обнаружить ее там раньше, чем Сергеечев и Сивахо   со своими ребятами. Я поехал к Гариной. Надо предупредить ее о Татьяне.   А ты, где хочешь и как хочешь, но должен найти «утерянный объект».  Последующие убийства, если вдруг это случится, будут уже на твоей совести. Понял? 

- Так точно! – Крикнул вслед Трухину Власов.

                Глава 14   

   Татьяна начинала понемногу волноваться. Прошло уже более пяти часов, как ушла Ксения Николаевна. Борщ уже давно остыл и успел обветриться нарезанный хлеб, ее все не было.   

- Что-то случилось. Час на дорогу туда, час-полтора, там и час обратно. Может,  не было дома Ани? Или Вериных родителей нет дома? Но, тогда бы она позвонила. Ведь мы договорились, если она будет задерживаться, то позвонит. Что-то случилось!   

Вдруг, она услышала громкие голоса на лестничной площадке. Выглянув в глазок, Татьяна заметила несколько женщин, собравшихся на площадке. Одна из них плакала, прижимая платок к лицу. Они, то и дело поглядывали на дверь, за которой стояла Татьяна. Вдруг,  к ним подошел мужчина и о чем-то сказал. Женщины, сразу разошлись по квартирам.   

У Татьяны гулко стучало сердце. Она не знала, что произошло, но чувствовала, что ей грозит опасность и надо срочно уходить. Наверное, ее узнали женщины, когда она поднималась вслед за Гариной,  и  сообщили милиции.   

- Нет, тогда почему одна из них плакала? И потом, я в этой квартире уже более семи часов. Нет, это не то. В любом случае, надо уходить.   

Она быстро оделась. Проверила, все ли выключено на кухне и стараясь не шуметь, тихо приоткрыла дверь и выскользнула на площадку. 

Низко натянув берет на лоб и опустив голову, она быстро стала спускаться по лестнице вниз.   

У выхода на улицу, на площадке стояли двое мужчин. Татьяна кинула быстрый взгляд в их сторону и увидела,  что на полу кто-то лежит.   

Вдруг, будто, кто-то со всего размаху  ударил ее ножом в сердце. Она даже пошатнулась и схватилась руками за перила.   

На цементном полу лежала Ксения Николаевна! Она узнала ее по пальто и ботинкам.   

Один из мужчин, глянув на побелевшую Татьяну, грубо сказал: 

- Ну, чего вытаращилась? Труп не видела? Вот, любопытные варвары! Только бы языками почесать. Убили человека, а они готовы стоять и глаза таращить, а потом сплетничать, обсасывать каждую подробность. Тьфу,  на вас! Иди давай отсюда, быстро.   

Татьяна на негнущихся ногах вышла на улицу. В голове у нее гудело. Тело сотрясала крупная дрожь.  Ее просто колотило от ужаса.   

- Еще один человек погиб из-за меня! Я послала ее на смерть. Я же знала, что убийца следит за мной. Я ведь предупреждала ее, чтобы она была осторожна!   

Она вдруг вспомнила просветленное, улыбающееся лицо Ксении Николаевны. Ее мечту о приемном ребенке. О том, как она говорила, какую жизнь она начнет с этого дня. И вот уже все. Она больше ничего не начнет. И все по ее, Татьяниной  вине!   

- Я, словно притягиваю к людям, которые хотят помочь мне, смерть. Все, больше ни одна душа не пострадает по моей вине! Отныне, я никого не попрошу о помощи. Что же ты за монстр такой? - Мысленно обратилась она к человеку,  бесстрастно и методично, убивавшему людей. Ни в чем не повинных людей. – Как мне тебя найти? Как остановить? Где гарантия, что если я сама пойду и сдамся милиции, ты прекратишь эти бессмысленные убийства? Нет, я обязана тебя найти! Этой мой долг перед всеми погибшими. 

Она не заметила, как дошла до остановки трамвая. Сев в первый подошедший трамвай, она села на сиденье и закрыла глаза.   

- Удалось ли Ксении Николаевне получить дневник Наташи? Скорее всего, да. Иначе, какой смысл был ее убивать? А какой смысл был во всех остальных  убийствах?  Если только убийца знал, что я нахожусь в доме Гариной. Если бы я не увидела и не услышала женщин, разговаривающих на площадке,  и не поняла, что произошло нечто ужасное, я и сейчас находилась бы в этой квартире ничего не подозревая. Приехала бы милиция. Вскрыли бы квартиру, а я там! Вот тебе и смысл.   Еще одно убийство бы было на мне. Господи, помоги мне разобраться во всем этом! Помоги остановить этот беспредел! – Она даже застонала от отчаяния.   

- Женщина, вам плохо? – Услышала она чей-то голос рядом с собой.   

Не открывая глаз и не поворачивая лицо, Татьяна буркнула:

- Нет, не беспокойтесь, со мной все в порядке.   

А про себя, чертыхнулась. 

- Давай, разрыдайся, собери вокруг себя народ. Тебе сейчас только всеобщего внимания и не хватало.   

-  Конечная. - Громким голосом объявил вагоновожатый. 

Татьяна вышла и огляделась. Она приехала к 16-ому  родильному дому. Она знала здесь несколько врачей, общались на конференциях и совещаниях. Это было здание – близнец, с ее родильным домом.   

Татьяна почувствовала, что ей надо где-то посидеть и в тишине подумать и переварить все произошедшее. Решить, что делать дальше.   

- Надеюсь, что здесь все так же, как и у нас и еще не начали отопительный сезон.   

Она немного походила вдоль дороги и только после того, как не заметила ничего подозрительного прошла во внутренний двор и подошла к двери, которая вела в котельную.  Потянув ее на себя, она с облегчением обнаружила, что та не заперта. Но внутри уже кто-то был! 

На улице почти совсем стемнело и поэтому не яркий, мерцающий свет, видимо свечи, был хорошо заметен.   

- Вот так, мое место уже кто-то облюбовал. Может бомж, может еще кто, но сюда мне уже хода нет. – Она быстро прикрыла дверь и отошла к старой брошенной машине, спрятавшись за нее. Ей не хотелось, чтобы кто-то увидел ее.   

Спустя некоторое время, когда Татьяна уже собиралась покинуть свое убежище, дверь котельной слегка приоткрылась и в проеме показалась какая-то фигура. Приглядевшись, Татьяна увидела, что это женщина. Та, осторожно огляделась по сторонам,  и ни кого не заметив, снова вошла внутрь и закрыла дверь.   

Что-то знакомое показалось Татьяне в ее походке.   

- Я знаю эту женщину, - вдруг подумала она, - да, я ее знаю. У кого я видела этот жест, когда она поправляла на себе платок?  Нет, не могу вспомнить! Что она тут делает? Тоже от кого-то скрывается? Но, от кого? И почему, здесь?   А что, если зайти туда и посмотреть? Ну, не убьет же она меня?   

Татьяна уже пошла к двери, когда ей на ум пришла мысль: а, что если она там не одна?   

- Что же делать? Как поступить?   

Какая-то подспудная мысль не давала ей покоя. Она не знала почему, но чувствовала, что не должна уходить отсюда. Этот жест, заправляющий волосы под платок, то и дело прокручивался у нее в голове, раздражая и не давая сосредоточиться,  на чем-либо,  другом. 

И вдруг, она вспомнила,  кому принадлежит этот жест! Но, тут же,  отмахнулась от своей догадки. 

- Нет, этого не может быть. Это чушь. Мало ли кто еще может  так делать? Я, например, люблю думать, закрыв глаза, потому, что тогда, никто и ни что не отвлекает меня от мыслей. Мало ли на свете  людей с такой же привычкой? Кто-то, задумавшись, дергает себя за ухо, кто-то потирает лоб, кто-то потирает руки. Ну и что из того?   

Но, сколько бы она не пыталась себя уговорить и доказать себе, что увиденный и узнанный ею жест, это просто случайность, ничего не получалось. Уверенность все больше овладевала ею. Эту уверенность необходимо было проверить. 

- Я никого и ничего не боюсь. В приведения я вообще не верю. Я сильная и смелая женщина. И сейчас, я спущусь в эту котельную и посмотрю этой женщине в лицо. А, если она там не одна, ну и что ж. Не съедят же они меня? – Бормотала она себе под нос, приближаясь к двери. 

Осторожно приоткрыв дверь, Татьяна  зашла внутрь. Она не сразу поняла, что что-то изменилось. А, когда поняла, что в котельной больше не горит свет, было уже поздно. Что-то тяжелое обрушилось ей на голову. В глазах сверкнули яркие звездочки, а потом, все утонуло в темноте и она потеряла сознание, кубарем, скатившись вниз по ступенькам. 

                Глава 15      

  - Вот и молодец Танюша, молодец девочка, тебя-то я и ждала. Сама судьба привела тебя сюда, куда надо.  А я-то гадала, проследив за тобой, сообразишь ли ты спуститься сюда? Мне надо обязательно «привязать» тебя к тому, зачем я сюда пришла. У меня, конечно, еще есть пара твоих вещей, которые я могу «забыть» на месте преступления. Но, одно дело, какая-то тряпка, а другое – сам человек. Тем более, что, очевидно, это будет мое последнее дело. Я устала. Я выполню до конца свою миссию и уйду на покой. Двадцать никчемных людишек, это не малый подарок Богу, прежде, чем я предстану перед ним сама. А ты, Танюша, будешь двадцать первой. Но, тебя я не буду убивать. Тебе предстоит суровое испытание. Ты будешь гнить в болотах или на руднике (ведь у нас нет смертной казни), мечтая о смерти. И ты до конца своих дней не узнаешь, кому ты всем этим обязана. Это тебе за предательство. Это тебе за твою красоту. Это тебе за твою показную добродетель.   

Она спустилась вниз и зажгла фонарь. Подойдя к Татьяне, ничком лежащей на полу, она поднесла фонарь к ее лицу.   

Лицо Татьяны было в крови. Она была без сознания. 

Взяв ее руку, женщина попыталась найти пульс. Пульс был, но слабый и прерывистый.    

 - Эй, подруга, ты не вздумай умирать! Ты мне так всю игру сломаешь. Пока можешь побыть в отключке, но не долго. Скоро нам с тобой идти. Тебя обязательно должны увидеть, потом, и задержать. А чтобы ты не сопротивлялась, я тебе помогу. Сейчас я введу тебе хорошее лекарство,  и ты станешь у меня, как шелковая. Ты, вроде и будешь что-то соображать, но на самом деле,  ни черта ты соображать не будешь. Тебе будет казаться, что ты спишь и видишь сон. Я буду в твоем сне рядом с тобой. Это будет кошмарный сон. Но я думаю, что тебе сейчас часто снятся кошмарные сны, ведь так золотко мое?   Так, все готово, давай сюда руку. Молодец, не сопротивляешься. Очень хорошо, что ты еще без сознания. Так бы брыкалась, ругалась, дралась, скорее всего. А так, лежишь передо мной: тихая,  спокойная. Просто сердце радуется. 

Она набрала полный шприц лекарства и ввела его в вену Татьяны.      

Татьяна застонала и с трудом открыла глаза. Все было как в тумане. Кружилась голова. Руки и ноги были налиты свинцовой тяжестью. Ломило все тело. Неясные блики и тени плясали на стене.   

- Что со мной? Я снова сплю, и мне снится сон?   

- Конечно сон, деточка.   

Услышала она над собой чей-то очень знакомый и дорогой голос.   

- Ой, как я рада вас видеть. Я так переживала за вас. Мне очень хотелось поговорить с вами о многом.   

- Вот сейчас и поговорим. Я отвечу на все твои вопросы, дорогая моя. А ты, ответишь  на  мои. Скажи, зачем ты убила этих маленьких деточек?   

Татьяна попыталась пошевелиться и не могла. Тело не слушалось ее.   

- Так всегда бывает во сне, - подумала она в слух, - я скоро проснусь и все будет хорошо.   

- Конечно,  все будет хорошо. Но ты не ответила на мой вопрос.   

- Я не убивала их. Да, вы же не знаете об этом. Сейчас я вам все расскажу. – Язык с трудом ворочался во рту. – В горле пересохло. Так хочется пить. Странно, во сне и хочется пить?   

- Ничего странного. Во сне и едят и пьют. Разве с тобой такого раньше не случалось?  Во сне, порой даже занимаются любовью. Скажешь,  с тобой такого не было?   

Татьяна обрадовалась. 

- Конечно,  было. Но пить все равно страшно хочется. 

- Раз хочется, значит сейчас и попьешь.  На, выпей.   

Татьяна с жадностью припала к стакану и захлебнулась на первом же глотке.    

-  Это же водка! Не надо, я не хочу водки.   

Она попыталась сопротивляться, но у нее ничего не получилось. Через несколько минут, она глупо хихикала, зажимая рот рукой. 

- Ой, как хорошо! Мне хочется взлететь и парить над землей. Я такая легкая и невесомая. Как здорово! Почему мы можем это делать только во сне и никогда наяву?    

- Таня, ты мне обещала рассказать, почему ты докатилась до такой жизни? Зачем ты убила всех этих людей?   

- Я же вам уже говорила, это не я. Кто-то постоянно пытается меня подставить, но ему пока это не удается. Я его обязательно найду. Да, найду и убью,  и пусть меня посадят. Ик, - икнула она и засмеялась, - я даже вас вначале подозревала. Я всех подозревала. – Она засопела.   

- Поспи, дорогая, у тебя есть еще несколько минут. Это даже хорошо. Когда я тебя растолкаю, ты вообще перестанешь что-либо соображать. Подозревала она меня, смотрите, Америку открыла. Я и так, без тебя это знала, дурочка. Но я умнее тебя и играю с тобой, как кошка с мышкой. И тебе никогда не удастся переиграть меня!   

Она потормошила Татьяну. 

- Просыпайся, пора идти. Давай, давай, вставай. Сейчас мы протрем твое личико, кровь на нем нам совершенно ни к чему. И прическу приведем в порядок.   

Она расчесала и протерла лицо Татьяны носовым платком, смоченном в водке. Отряхнула ее пальто. 

Татьяна сидела, безвольно опустив руки и покачиваясь из стороны в сторону. Взгляд ее был пустым и безжизненным.   

- Молодец, умница девочка. Вот, мы какие красивые и чистые. А сейчас мы с тобой пойдем. Вставай, дорогая. У нас с тобой очень важное дело и нам надо его сделать. Вернее тебе надо его сделать, а я буду рядом. Когда ты проснешься, ты будешь помнить, что я была только рядом, а все делала ты, своими руками. А я, плакала и отговаривала тебя. Запомнила?   

Татьяна согласно кивнула головой. 

- Запомнила. Вы плакали и отговаривали меня.   

Мозг отказывался думать и соображать. На голову,  словно,  натянули тяжелый мешок. Он тянул голову вниз, не давая ни повернуть ее, ни сосредоточиться. В ушах стоял шум, а глаза сами собой закрывались.   

-   Пошли, пошли. – Поторапливал ее чей-то голос. 

Татьяна наморщила лоб, пытаясь вспомнить, кому он принадлежит. Мысли путались и сбивались в кучу.   

- Я не хочу никуда идти. Я хочу спать. Отстаньте от меня. – Она попробовала оттолкнуть того, кто пытался ее  поставить на ноги.   

- Не дури, Татьяна. Вставай, быстро, кому сказала!  - Голос женщины приобрел угрожающие нотки.

Татьяне, вдруг стало страшно.   

- Мне страшно, я хочу проснуться. – Заныла она. – Я всегда просыпаюсь, когда мне становится страшно.

- Скоро ты проснешься. Совсем скоро, дорогая моя. А сейчас, не капризничай, пошли. 

Татьяна с трудом поднялась  со стула и начала подниматься наверх. Женщина шла за ней, придерживая ее со спины, чтобы она не упала. 

Они вышли на улицу. У Татьяны закружилась голова. 

- Совсем как в жизни. Холодно. Разве во сне бывает холодно?   

- Бывает, бывает. Во сне бывает все, я тебе уже об этом говорила. – Женщина открыла дверь и втолкнула ее в помещение. –

- А теперь тихо, моя дорогая. Давай снимем сапожки и пальто. Тебе ничего не должно мешать.   

Татьяна нехотя разулась и разделась.   

- А теперь наденем халатик. Вот так. Шапочку. Молодец. Ты же знаешь, что к маленьким деткам  нельзя заходить без халата и шапочки? И я одену. Вот мы с тобой и готовы. Пошли. Только не разговаривай, помолчи немного, хорошо?   

Татьяна закивала головой. Она рада была тому, что не надо ничего говорить. Язык плохо слушался ее,  и говорить было трудно.   

Они начали подниматься по слабоосвещенной лестнице наверх. Кругом было тихо и пустынно.   

Они подошли к какой-то двери. 

- Открывай, - услышала она шепот за своей спиной.   

Татьяна подергала ручку, но она была закрыта.   

- Закрылись, значит, - тихо рассмеялась женщина. – Ничего, это для нас пустяк.   

Татьяна увидела, как она достала связку ключей и начала подбирать ключ. Уже четвертым ключом дверь была открыта.   

- Ну, вот и всех делов. Глупые люди, они думают, что от меня можно закрыться? Пошли. – Она толкнула Татьяну вперед себя.   

Они зашли в коридор. На стене горел один светильник, слабо освещая каталки, тележки, расставленные вдоль стены.   

Татьяне все здесь казалось знакомым до боли. Она открыла рот, пытаясь сказать об этом своей приятельнице,  и повернулась к ней, но так и осталась с открытым ртом.   

В руках у женщины, она увидела пистолет!  В ее мозгу, вдруг что-то щелкнуло. Она с ужасом начала понимать, что это не сон! Что сейчас произойдет убийство и не одно, а она будет соучастницей этих убийств. И подруга, ей не снится и не чудится. Она живая и здоровая, стоит с пистолетом в руке, собираясь делать свое черное дело. 

Мозг, вдруг стал работать четко и ясно, избавляясь от лекарственного и алкогольного дурмана.   

- Что же делать? Как предотвратить все это? Да, это не сон. Я зашла в котельную,  и она меня ударила по голове. Потом, по-видимому,  накачала лекарствами и напоила водкой. Поэтому я ничего и не соображала. А теперь, мне надо соображать быстрее, иначе случиться не поправимое. На отделении, скорее всего врач и дежурная сестра. Она убьет их быстро и бесшумно. Выбора нет. Не трусь Татьяна! Как говориться в твоем любимом стихотворении? «Держись мой мальчик. На свете два раза не умирать! Ничто нас в жизни не может вышибить из седла….»    

И Татьяна, набрав полные легкие воздуха, закричала, толкнув убийцу (теперь она уже точно знала, что это именно она) и пытаясь выбить пистолет из ее руки.   

Что-то обожгло ее плечо, словно кипятком и Татьяна начала падать куда-то вниз, с обрыва. Она падала долго, пока не провалилась в полную темноту
 
                Глава 16 

  Сознание возвращалось  медленно и тяжело. Вначале появились звуки. Они раздражали своей громкостью и бесцеремонностью. Они били по барабанным перепонкам, отражаясь в голове эхом.   

Татьяне хотелось закричать, просить, умолять, чтобы прекратили эту  звуковую пытку. Но голос не слушался ее.   

Она с трудом приоткрыла глаза и быстро зажмурилась от боли. Яркий, слепящий свет ударил по глазам, вызывая слезы.   

- Где я? Что со мной? – Метались  в голове мысли, путаясь и не находя ответа.   

Она попыталась пошевелиться, но резкая боль в правом плече, заставила ее снова потерять сознание.   

Тяжело вздохнув, Трухин отошел к окну, у которого стоял Власов. 

- Что будем делать?  Татьяна не приходит в себя, а время уходит. Через несколько часов,  Сергеечев выпустит эту ведьму, которая ранила Татьяну и все, она уйдет от наказания. Ее не в чем обвинить. У нас нет доказательств. И все повесят на Татьяну.   

Власов, развел руками. 

- Не знаю, что делать. Вы же знаете, что во всех роддомах, на отделениях новорожденных, дежурили наши люди. Когда Михалев выбежал в коридор, то увидел борющихся  женщин. Одна из них выстрелила, другая упала. Теперь эта, как вы говорите, ведьма, утверждает, что она случайно увидела Татьяну и стала за ней следить. А,  когда увидела, что та,  пробирается в отделение новорожденных с целью убить детей, то стала кричать, зовя на помощь. А потом, рискуя своей жизнью, попыталась вырвать из рук Татьяны  пистолет. Чтобы предотвратить преступление, ей пришлось выстрелить в свою бывшую коллегу и приятельницу, которую она так любила. Это ее слова. Мы-то с вами понимаем, что было все наоборот, но попробуй, докажи это Сергеечеву. Он рад до смерти. Преступница задержана, да еще с поличным. На пистолете отпечатки пальцев есть? Есть. Что и требовалось доказать. А то, что на нем есть отпечатки пальцев и другого человека, он даже слышать не хочет.   

Разговор проходил в тюремной больнице, в которую, после операции, по настоятельному требованию следователя прокуратуры, привезли Татьяну. Как особо опасной преступнице, ей не позволили даже прийти в себя в послеоперационной палате. 

 Хирург, делавший операцию, очень ругался и кричал, что снимает с себя всякую ответственность за дальнейший исход дела. У Татьяны была большая  потеря крови и задета кость. Требовались капельницы, восполняющие недостаток крови в организме. Комплексное лечение антибиотиками, анальгетиками и  другими  препаратами.  Он кричал, что когда больная начнет приходить  в себя, может наступить болевой шок. В любой момент может начаться заражение крови.   

Но Сергеечев, не взирая ни на что, все же добился ордера на арест Татьяны,  и привез ее в тюремную больницу. 

И вот теперь, спустя двое суток, Трухин с Власовым, добившиеся пропуска в тюремную больницу, беспомощно смотрели на метавшуюся и пылающую от температуры Татьяну и впервые не знали, что дальше делать.   

Правда,  они добились того, чтобы Татьяне поставили капельницу с физ. раствором  и начали колоть антибиотики, но этим, пока и заканчивалась их помощь ей.   

В палату заглянула медицинская сестра.

- Товарищ майор, вас к телефону.   

Трухин быстро вышел из палаты и подошел к столу дежурной. Звонил Борисов. 

- Получено заключение анализа крови Татьяны. 

- Что там? – Трухин затаил дыхание. 

- «Аминазин» там в лошадиной дозе. Это психотропный препарат, дающий полную расторможку организму. Если более доходчиво, то человек, принявший такую дозу этого «Аминазина» становиться вялым, послушным, заторможенным, плохо ориентируется во времени и пространстве. А если сюда добавить еще и алкоголь, то получается полная каша в голове, с галлюцинациями и прочей дребеденью. Вот так.   

- Ты Сергеечеву показывал это заключение?   

- Показывал. 

- Ну и что он говорит по этому поводу?   

- А ничего. Говорит, что она окончательно спятила. Наколола себя всякой гадостью, у нее окончательно «поехала крыша», вот она и пошла,  снова убивать. Сказал, что это очередное подтверждение ее вины. И только благодаря бдительной мадам, которая убивается по своей любимой,  свихнувшейся подруге, новые убийства были прекращены, а преступница поймана. 

Трухин  чертыхнулся. 

- Ладно, Боря, спасибо, что сообщил.   

- Как Татьяна?   

- Пока, без изменений. Боря, что тебе удалось узнать по Гариной?

- Ничего хорошего. В квартире Гариной, всюду отпечатки пальцев Татьяны. Соседка сверху, говорит, что в тот день слышала громкие женские голоса в квартире Гариной, падала мебель. На запястьях Гариной синяки. Похоже, ей связывали руки. Есть синяки на теле, царапины. Видимо, между ними возникла драка. Но, Гарина вышла из квартиры одна, это видела другая соседка. Она еще очень удивилась, потому, что Гарина впервые за десять прожитых вместе в одном доме лет с ней поздоровалась и улыбнулась. Татьяны с ней не было. Она ушла одна. Убили ее, видимо, когда она возвращалась домой. А вот куда она ходила и зачем, это вопрос вопросов. А самое главное, что возле ее трупа лежала перчатка. Экспертиза подтвердила, что эта перчатка принадлежит Татьяне. Вы же знаете, что в квартире Татьяны был обыск. Взяли ее вещи на экспертизу. Теперь доказать принадлежность той или иной вещицы Татьяне – не проблема. Вот такие новости.               

- Да, новости, хуже не бывает. Ладно, держи меня в курсе дела. Я пошел к Татьяне.   

Он вернулся в палату. Власов, все так же,  хмурясь,  стоял у окна. Татьяна металась по постели.   

- Ну, что там?   

- Плохо. Татьяна была у Гариной, это уже доказано. Возле трупа была найдена перчатка Татьяны. Все против нее! И ни одной зацепки. Вот, если бы узнать, куда перед смертью ходила Гарина? Но на этот вопрос может ответить только Татьяна, если она в курсе. Вов, ты помнишь, я говорил тебе о дневнике Зверевой Наташи? Что тебе удалось узнать? 

Власов пожал плечами. 

- Да, ничего. Меня просто не пустили в квартиру. Мать Веры сказала, что если это обыск, то я должен предъявить ордер, а если нет, то она копаться в вещах дочери не позволит никому. Я попытался доказать ей важность этого дневника, но все в пустую. Она мне ответила, что если Наташа хранила этот дневник у ее дочери, то значит,  на это имелись особые причины и теперь после смерти обеих девочек, она тем более не вправе разглашать их секреты. А, что, вы думаете, там действительно что-то было об убийце?   

- Да, нет, я так не думаю. Скорее всего, обычные девичьи секреты. А Веру она убила просто потому, что ей все равно, кого убивать, лишь бы это каким-то образом касалось Татьяны. А Татьяна была у Веры, разговаривала с ней. Вот и повод. Может, я не прав?  Может попытаться еще раз сходить к матери Веры? Нужна хотя бы маленькая зацепка. А у нас,  ее нет.   

Татьяна начала бредить. Мужчины наклонились над ней, пытаясь понять, что она говорит. 

- Нет, не надо.  Зачем? Что вы собираетесь делать? Боже, помоги мне! Как мне ее остановить? Это не сон? Нет, это не сон. Ксения Николаевна…    Дневник, вы принесли дневник?  Я же просила вас быть осторожной… Господи, она мертва!?  Бежать, надо бежать… Дети, дети в опасности!  Помогите! Помогите!  - Она снова обмякла и замолчала.   

Трухин посмотрел на Власова. 

- Вова, что ты понял?   

Власов взъерошил на голове волосы и задумчиво произнес:

- Вам не понравиться, что я понял. Вы и сами это поняли. Скорее всего,  Ксения Николаевна ходила за дневником. Татьяна предупреждала ее об опасности. Если дневник был у Гариной, когда она возвращалась домой, то он для нас потерян навсегда. Он у «Мадам». Проверить это не трудно. Сейчас,  я быстренько слетаю на «Звездную»,  и выясню это. Но, если это так, то мы лишились последней улики и доказать невиновность Татьяны будет практически невозможно.   

Власов ушел. Трухин сел на кровать и взял Татьяну за руку. 

- Любимая моя, дорогая, очнись, хоть на мгновение. Я клянусь, что вытащу тебя отсюда, чего бы мне это не стоило. Ты будешь жить! Ты сильная и бесстрашная женщина. Я, горжусь тобой. Ты спасла, рискуя собой девять маленьких людей. Они вырастут,  и кто знает, может кто=то из них станет знаменитым певцом или ученым. Ты это увидишь, обязательно увидишь. Только ты постарайся,  я тебя очень прошу, постарайся. Борись за свою жизнь. Я был не прав, когда предлагал тебе спрятаться, затаиться. Ты – борец! А я хотел сделать из тебя пассивного, трусливого наблюдателя. Прости меня. Теперь, мы будем бороться вместе и обязательно докажем твою невиновность. Только я тебя очень прошу, выживи. Иначе, победа останется за твоей так называемой «подругой». А этого нельзя допустить. Ты согласна со мной?   

Татьяна молчала. Только воздух с хрипом и свистом, тяжело вырывался из ее груди.   

Время тянулось медленно. Для Трухина казалось, будто оно остановилось вовсе.  По стеклу монотонно и глухо стучал дождь. Небо серыми, ватными клочьями нависло над крышами домов. Одинокие листья,  кружась,  падали на землю. Бродячий пес, ковыляя на трех лапах и дрожа всем своим худым телом, крути головой в поисках сухого и теплого местечка.   

Осень. У большинства людей она вызывает чувство неуверенности, тревоги, сожаления. Сожаления о прошедших годах, неудавшейся любви, жизни. Природа умирает и кажется, что и ты умираешь вместе с ней. Особенно в такие вот ненастные, серые и дождливые дни, тоска поселяется в твоем сердце, вытесняя все надежды и забирая уверенность,  в лучшее будущее.   

Трухин вздрогнул от громкого голоса. Он подумал, что это очнулась Татьяна. Но это медицинская сестра снова звала его к телефону.   

Звонил Власов. 

- Гарина была  вместе с сестрой Зверевой Наташи – Аней у матери Веры.

- Ну, и? – холодея от нехорошего предчувствия,  спросил Трухин.       

- Она отдала им дневник Наташи.   

-  Ты говорил с Аней? Она читала этот дневник?   

Голос Власова звенел.   

- Она не только прочла его. Она еще и пересняла его на ксероксе. Этот экземпляр у меня в руках. Сейчас мы с Аней подъедем к нам в Управление. Она согласилась дать показания.   

- Володя, подожди. Ты сам смотрел этот дневник? Там есть что-то, что может помочь Татьяне?   

- Есть, товарищ майор, есть!   Если можете. То подъезжайте тоже. У нас осталось мало времени. Через три часа «Мадам» будет на свободе. Нам,  надо успеть,  этому помешать.   

 Трухин зашел в палату и склонился над Татьяной. 

- Ну, вот, любовь моя, я же говорил тебе, что мы еще поборемся. Держись. Я скоро вернусь. – Он поцеловал ее и вышел.   

А Татьяна падала и падала куда-то в пропасть и никак не могла остановиться. Она пыталась найти хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться, но вокруг была пустота и темнота.   

Вдруг, падение остановилось,  и она начала подниматься вверх, к солнцу и свету. Она летела, как птица, легко и свободно, паря над землей. Солнечный свет заливал все вокруг,   и сердце Татьяны сжалось от восторга. Такой красоты она никогда не видела в своей жизни. Земля внизу казалась грязной и  темной. Ей не хотелось возвращаться туда обратно. 

Вдруг, чей-то голос громко и властно произнес: - Возвращайся обратно. Ты еще не завершила свои дела на земле.    

И она снова стала стремительно падать в бездну. Ветер свистел в ушах, замирало сердце. Она кричала, пытаясь возражать этому голосу, сопротивлялась, но все так же падала и падала вниз.   

Вдруг, перед ней стали появляться лица. Наташа, Галя, Света, Вера, Ксения Николаевна, малыши. Все они укоризненно качали головами и говорили ей: 

- Ты бросила нас. Мы все хотели жить, но мы умерли. А ты хочешь умереть сама? А убийца останется безнаказанным? Мы погибли зря? Как мы разочаровались в тебе. Мы думали, ты сильная, смелая, а ты – трусиха. Умереть  - легко. Жить – трудно.   

Они исчезали одна за другой. Татьяна пыталась удержать их, объяснить им, что она пыталась, но больше не может. Но, они не хотели слушать ее. И вот, она снова одна, в темноте. Только боль, сплошная боль. Боль заполнила всю ее целиком. От этой боли не было спасения.   

Она застонала и открыла глаза.   

- Вот и молодец. – Над ней склонилась пожилая женщина в белом халате. – Очнулась?  Вот и хорошо. Значит, будешь жить. Пить хочешь? На, попей немного водички. А майор-то твой, только что ушел. Весь день возле тебя толокся, вздыхал все, за руку держал. Чего ж ты девонька натворила-то?    

- Где я? – Татьяна попробовала приподняться и со стоном упала на подушки.   

Женщина вздохнула. 

- В больнице ты. В тюремной больнице. А я – санитаркой здесь. Сейчас доктора кликну.   

- Подождите. – Татьяна умоляюще посмотрела на санитарку, - давно я здесь?   

- Да третьи сутки уж пошли, как привезли. А до этого, тебе операцию в больнице делали, пулю вытаскивали из плеча. Крови ты много потеряла. Думали, что не жилица ты уже на этом свете. Бредила, температура за сорок зашкаливала. А ты – молодец. Раз пришла в себя, заговорила, значит,  жить будешь.   

Санитарка вышла. Татьяна,  повернув голову, посмотрела в зарешеченное окно, пытаясь вспомнить, как она здесь очутилась. Голова горела, словно в огне, память путалась, не давая сосредоточиться, тело разрывалось от боли.   

- Значит, меня все-таки арестовали? Как и когда это произошло? Ничего не могу вспомнить. Я ведь была у Ксении Николаевны. Значит, она меня выдала? А кто же тогда в меня стрелял? Эта санитарка сказала, что из меня вынимали пулю. Может, я убегала,  и меня подстрелили? 

Вдруг она ахнула.       

- Ксению Николаевну ведь убили! Я сама это видела.   

Вошел мужчина в белом халате, лет сорока пяти, грузный  и насупленный. Волосы его топорщились на голове ежиком. Руки были засунуты в карманы халата.    

- С возвращением вас с того света, красавица. – Пророкотал он. – Ну-ка, давай посмотрим, как ты.   

Он заглянул в лихорадочно блестевшие глаза Татьяны, посчитал пульс и удовлетворенно кивнул головой. 

- Терпимо. Могло быть и хуже. Сейчас буду делать больно, потерпи. Надо посмотреть, не загноилась ли рана.   

Он надавил с силой на правое плечо Татьяны. Боль была такой резкой и пронизывающей, что она закричала. 

- Ну, ну, знаю, что больно. Терпи, ты же женщина. А женщина должна быть привычна к любой боли. Вот, видишь, все нормально, гноя нет.   

Но Татьяна ничего не видела и не слышала, она снова потеряла сознание.   

Повернувшись к медицинской сестре, врач сказал: - Сделай ей укол анальгина и «Но-шпу», все равно больше ничего в аптечке нет, но ей станет немного легче.  – И вышел.

                Глава 17   

 - Мерзавка! Провалила мне все дело. Хорошо еще, что удалось представить все так, что это я спасла этих малявок от убийцы Башевой. Следователь, как не странно, ненавидит Татьяну не меньше моего. Он,  рад,  слушать о ней какие угодно гадости и верить любой ерунде, которую я несу. Жалко, конечно, что не вышло так,  как я задумала, но,  по крайней мере,  следователь меня  ни в чем не подозревает. Всю воду мутит, этот, так называемый,  жених Татьяны. Но у него ничего не получиться. Даже если он вытянется в ниточку, все равно ничего доказать не сможет. У него нет улик против меня. А если мне удалось отправить на тот свет еще и Татьяну, то  это очень хорошо. После того, как меня выпустят, я преподнесу нашей родной милиции, последний «подарок», от которого они долго не смогут опомниться. -  Она хрипло засмеялась.

- Как легко мне удалось провести эту наивную дурочку. Она так убивалась, когда увидела меня бездыханную, так искренне переживала. Во сне она меня,  видите ли,  увидела. Блаженная. Хорошо, что дневник   спрятан в надежном месте. Как я тогда смогла проколоться пред этой Наташкой? Сопли распустила, наговорила лишнего. А она все в тетрадочку и записала. Прилежная ученица. Хорошо еще, что я вовремя узнала об этом дневнике. Осталось несколько часов,  и я на воле.  А как следователь извинялся передо мной! Просил прощение, за причиненные неудобства. А как он    Танькиного мужика ненавидит! Даже  слюной брызгал, когда рассказывал, что это Трухин настоял, чтобы меня задержали до выяснения всех обстоятельств дела. Ну, и что он этим добился?  Ну, не санаторий здесь, конечно. А я не сахарная, не растаю. Зато, с каким удовольствием я выйду отсюда с гордо поднятой головой и рассмеюсь ему в лицо. – Она представила растерянное, беспомощное лицо Трухина и снова рассмеялась.   

А Трухин в это время торопился  к себе в кабинет, где его ждали Анна и Власов.   

Он вбежал, быстро сбросил мокрый плащ на спинку стула и протянул руку молодой женщине, сидевшей за столом. 

- Майор Трухин.   

- Аня.   

- И так, Анечка, что вы нам можете рассказать? А главное, показать?   

Анна, протянула Трухину небольшую пачку листов.   

- Вот. Почитайте.   

Трухин взял у нее листы, но, отложил их в сторону.

- Если можно, то вначале расскажите: когда к вам приходила Гарина, что говорила и как себя вела?    

- Она, вначале позвонила мне и попросила разрешения приехать. Сказала, что есть один очень важный разговор. Я согласилась. Вы знаете, я представляла ее себе совсем иначе. Наташа, иногда рассказывала о ней. Бывало,  передразнивала ее походку, выражение лица, речь. Гарину ведь не любили в коллективе. Она была злой, высокомерной. Особенно она не любила молоденьких и симпатичных девчонок,  какой и была Наташа. За глаза ее называли бабой Ягой. А тут, открываю дверь,  и заходит улыбающаяся женщина. Она вся светилась изнутри как-то. Я бы даже назвала ее симпатичной.   

Трухин бросил быстрый взгляд на часы. Аня смутилась. 

- Я, наверное, не то говорю?   

- Нет, нет, все то, Анечка. Продолжайте. Это вы извините меня. Слушаем вас внимательно.   

- Так вот, она сказала мне, что у нее в гостях сейчас, находится Татьяна Ивановна Башева. ( Это врач, которая дежурила с Наташей той ночью,  и которую подозревают во всех этих убийствах). Гарина сказала мне, что они с Татьяной Ивановной пришли к выводу, что разгадка всех этих убийств, которые произошли за это время, хранится в дневнике, который вела Наташа. Гарина сказала,  что верит Татьяне Ивановне. Ну, в то, что она не виновна. Я, честно говоря, тоже не верила, что Наташу и всех остальных убила Татьяна Ивановна. Наташа так ее любила, Она во всем ей подражала, восхищалась ею. И поэтому я, с удовольствием,  согласилась помочь ей.  Мы пошли к Марии Сергеевне (это мать Веры, подруги Наташи). Она мне сама перед этим звонила и просила забрать Наташин дневник, говорила, что за ним уже приходили, вроде даже из милиции, но она им его не отдала. Сказала, что не может распоряжаться чужим имуществом. А мне сказала, что боится его хранить у себя. А тут, то похороны, то поминки, в общем,  дел накопилось, я и не ходила. Пошли мы с Гариной, забрали Наташин дневник. Да, Мария Сергеевна нам сказала, что была еще женщина с Наташиной работы и тоже просила ей отдать этот дневник.   

- А она назвала себя? – Трухин вопросительно посмотрел на Анну.   

- Мы спросили об этом. И знаете, как она назвалась? Башевой Татьяной Ивановной. Но, по описанию, даже близко не она. Возраст ведь не спрячешь. Это из молодой,  можно сделать старуху, а из пожилой,  никак молодую не сделаешь. Это была она, точно. – Аня кивнула в сторону листов дневника Наташи. – Я уверена.   

- Что было дальше? – Трухин пододвинул к себе листы и начал просматривать.   

- А дальше, мы вышли и пошли к остановке. Проходили мимо почты, а там,  на окне,  вывеска: производим ксерокопирование документов. Мне, вдруг захотелось, чтобы Наташины записи, мысли остались у меня. Я старше Наташи, у меня своя жизнь и последнее время я мало с ней общалась. Захотелось почитать, осмыслить. Я сказала об этом Гариной. Она не возражала. Мы зашли на почту,  и я перекопировала тетрадку. Оригинал отдала Ксении Николаевне, а это, забрала себе.   

- Когда вы прощались с Гариной, она уже знала, что в этом дневнике или нет? 

- Да, мы пролистали его вместе. Она никак не могла поверить, в то, что там было написано. Очень торопилась домой. Правда, она еще заходила в телефонную будку и звонила в родильный дом, что-то хотела там уточнить. А потом, уехала. Вот и все.   

- То есть, вы официально можете подтвердить, что Гарина и Башева, перед смертью Гариной, были в дружеских отношениях?   
- Да, я могу это сказать определенно.   

- Тогда подпишите этот протокол, пожалуйста. Прежде, прочитайте,  все ли правильно записано.   Анна внимательно прочла запись их разговора с Трухиным и подписала.   

- От меня что-то еще требуется? 

Трухин встал и протянул ей руку. 

- Нет, спасибо. Пока, все. Только, если разрешите, эту ксерокопию дневника, мы оставим,   пока у себя. Потом, мы обязательно вам его вернем.      

Проводив Анну, Трухин взял листы дневника,  и начал быстро просматривать его. 

- Так, вот! Слушай Володя.  Запись месячной давности.    

«Даже и не знаю, как написать о том, что я сегодня увидела и услышала. Это страшно. Просто не укладывается в голове. Может, она действительно пошутила? Хотя, это совсем не похоже было на шутку. У меня уже закончилось дежурство,  и я почти дошла до дома, когда вспомнила, что тетрадь с лекциями по  анатомии оставила на работе. А я, вечером собиралась основательно подготовиться к зачету. Я вернулась назад. По дороге встретила Татьяну Ивановну, она поинтересовалась, что случилось. Я сказала. Посмеялись с ней над моей рассеянностью, и я пошла дальше. Как я ее обожаю! Она такая красавица и такая добрая. Другие врачи ведут себя с медсестрами высокомерно, а Татьяна Ивановна никогда. Если я получу высшее образование и тоже стану врачом, попытаюсь вести себя так же, как Татьяна Ивановна. Пишу обо всем, потому, что боюсь писать дальше. Даже рука дрожит. Когда я вошла на отделение и зашла на свой пост, в комнату новорожденных, то увидела, как какая-то женщина в белом халате, стоя ко мне спиной, держит за ноги, вниз головой малыша, раскачивает его и смеется. Ребенок уже весь покраснел и задыхался. Он уже даже не плакал, а только хрипел. А женщина, смеясь,  говорила: 

- Ну, мерзкий лягушонок, как тебе, нравиться? Зачем ты пришел на этот свет? Кому ты нужен? Проживешь никчемную жизнь,  и все равно умрешь. Так лучше раньше, чем позже.      

Я вскрикнула. Женщина резко обернулась ко мне,  и я  обомлела. Это была… 

Резко зазвонил телефон. Трухин снял трубку. 

- Майор Трухин, слушаю. Да? Хорошо, сейчас же еду! – Он повернулся к Власову, - Татьяна пришла в себя, я поехал. А ты, быстро со всем этим к начальнику отдела. Убеди его задержать эту сволочь под стражей, хотя бы еще на сутки. Скажи, что улики есть и будут еще. Хорошо? Давай, не подведи, друг. – Он хлопнул Власова по плечу и выскочил из кабинета.

Влетев пулей в тюремный стационар, он  столкнулся с врачом.

- Ну, доктор, что скажете? 

- Пока, ничего определенного. Но одно то, что она пришла в себя, это уже хороший знак. А главное, нет нагноения раны. Правда, она снова впала в забытье, но я думаю, скоро очнется.   

-  Как впала в забытье? Вы же сказали, она в сознании. 

- Была в сознании, а сейчас без него. А  ты майор  думал, что,  потеряв столько крови, после операции, да  еще,   будучи простуженной, такая хрупкая женщина будет плясать краковяк?   

Трухин,  осторожно открыв дверь, вошел в палату. Татьяна лежала неподвижно. Лицо ее пылало. Возле нее на стуле сидела санитарка. При виде Трухина, она встала.   

- Допрашивать пришли? Не получиться. Вот племя мужичье! Дали бы хоть девке немного в себя прийти. Ведь одной ногой на том свете стоит. Нет, толкутся тут, не дают ей покоя.  Один,  за одним,  шастают.   

- А кто еще был?   

Женщина пожала плечами.

- А я откуда знаю? Вы все начальники, а я простая санитарка, срок отбываю. По старости здесь пристроили, чтоб раньше времени «коньки не отбросила».  Так что мне никто о себе не докладывает: кто, куда и зачем. До тебя был начальник, так даже по щекам ее бил, чтобы в себя пришла. Уж очень ему надо было от нее что-то узнать. Самого бы вот так положить чуть тепленького, да по щекам нахлестать. У нее температура под сорок, а он ее по щекам. – Поджав губы и продолжая ворчать, женщина вышла за дверь. 

- Сергеечев, сволочь, больше не кому. Ну, ничего, дай срок, ты у меня не только по щекам получишь. – Руки сами собой сжались в кулаки. Трухин, даже застонал, представив, как следователь бьет по щекам беззащитную,  чуть живую, Татьяну.   

Он сел на кровать, взял руку Татьяны в свои руки  и прижал ее к лицу.

Татьяна открыла глаза и застонала. 

- Танюша, как ты? Ты узнаешь меня?   

- Саша? Где я? Что со мной? 

- А ты не помнишь? – Трухин озабоченно посмотрел на Татьяну.   

Татьяна на минуту закрыла глаза и поморщилась от боли.   

- Вспомнила. Я в тюрьме? Меня арестовали? Но, почему? Ведь я пыталась помочь, задержать  убийцу. Ее задержали?   

Трухин тяжело вздохнул. 

- Не все так просто. Видишь ли, она говорит, что это она пыталась задержать тебя от серии очередных убийств. Ты помнишь, как ты с ней встретилась, когда и почему пошла с ней?    

Глаза Татьяны потемнели. 

- Значит, я не ошиблась? Это был не сон? Она жива?   

- Живее не бывает. Ты не звонила, и я никак не мог сообщить тебе эту информацию. Почему ты не позвонила мне, или Насте? Мы так ждали, волновались за тебя.   

- Я хотела сама ее поймать. Я не хотела ставить под удар всех вас. Особенно Настю  с ребятами. Она сумасшедшая и не пожалела бы никого. И так столько людей погибли,  помогая мне. Ксения Николаевна мертва?      

Трухин кивнул головой.   

- Вот, видишь? А ты спрашиваешь, почему?   

- Но, если бы ты позвонила, я бы предупредил тебя кого следует опасаться.  Мы вычислили ее еще три дня назад. Следили за ней. Потом, ей каким-то образом удалось уйти. Мы потеряли ее. И тут это убийство Гариной. В ее доме, всюду твои отпечатки пальцев. Естественно, что это убийство, тоже повесили на тебя. В каждом родильном доме дежурили наши оперативники. И тут, появляетесь вы обе, боретесь, на виду у оперативников. Ты получаешь пулю, а она говорит, что только благодаря ей,  не произошло очередное преступление. Поэтому ты здесь. Если можешь, расскажи, как все было. Конечно, если можешь. Если тебе тяжело говорить, то не надо.   

Тяжело дыша, Татьяна произнесла: - Нет, я расскажу. Сколько смогу. Я пошла к Гариной, считая, что это именно она виновница всех моих несчастий. Больше не оставалось ни одного подозреваемого. По моим расчетам все сходилось. Любовница Звеня, сказала мне, что видела ее выходящую из отделения в тот вечер (Аня была знакома с Наташей). Я решила, что Гарина заходила подсыпать снотворное в чай. Она ненавидела меня. Как я узнала, жила одна. Никогда не имела ни мужа, ни ребенка. Понимаешь, все сходилось! Я дождалась Ксению Николаевну, когда она пришла с дежурства и поднялась вместе с ней по лестнице. А когда она открыла дверь, втолкнула ее в квартиру и зашла сама.  Между нами завязалась борьба. Я связала ее. А когда мы выяснили отношения и поговорили по душам, то обе поняли, что ошибались на счет друг друга. Она оказалась несчастной женщиной. Озлобившаяся,  от одиночества  и мечтающая о любви и привязанности. После нашего разговора, она как бы обрела второе дыхание. Она просто расцвела! Честное слово. Она решила начать жизнь заново: без зависти и ненависти.  – Татьяна закрыла глаза. 

Трухин нагнулся к ней. 

- Не надо больше, отдохни, ты устала.   

Татьяна слабо улыбнулась. 

- Нет, я должна тебе все рассказать. Слушай дальше. Потом, я вспомнила,  про Наташин дневник. Она сама вызвалась сходить за ним. Я предупреждала ее об опасности. Я осталась у нее. Начала готовить обед. Ее все не было и не было. Я начала волноваться. Часто подходила к двери. И вдруг, увидела женщин на площадке. Одна из них плакала. И они все смотрели на дверь, за которой я стояла. Я поняла, что, что-то случилось и мне надо уходить. Я видела Ксению Николаевну, лежащую на полу. Не помню, как я дошла до остановки. Села в первый подошедший трамвай и поехала. Конечная была у роддома. Время вечернее. Куда мне деваться? Я решила переночевать в котельной. Я уже ночевала одну ночь так же. Но, когда я открыла дверь, там горел свет. Я, решила проверить, кто там есть. А дальше помню уже смутно. Что-то тяжелое обрушилось на меня, а когда я очнулась, то подумала, что мне снится сон. Все было так не реально и женщина сидящая передо мной, как я знала, была мертва. Она мне говорила, что мы должны пойти к детям. Они там одни и плачут. Мне очень хотелось пить. Я еще удивлялась, что во сне может быть такая жажда. Она дала мне выпить водки. И вот тут, она ошиблась. Водка подействовала на меня иначе, чем она рассчитывала. Может, потому, что я,  ее не пью? Я наоборот, начала приходить в себя.  И когда мы с ней поднялись по лестнице в отделение, я уже окончательно пришла в себя,  и поняла, что сейчас произойдет непоправимое. Но у нее в руке был пистолет. Я начала кричать, чтобы меня услышал,  хоть кто  ни будь,  и попыталась выбить у нее пистолет. А дальше удар, темнота. Вот и все.  Саша, каким же образом она оказалась жива? Ведь я же сама видела ее мертвой?      

Трухин поцеловал Татьяне руку и вздохнул.   

- Она инсценировала это именно для тебя. Она понимала, что рано или поздно, ты догадаешься. А так, ты сбросила ее со счетов и она могла делать все, что ей вздумается.   

- Но почему именно я? Я считала, что она любит меня.  Значит,  у меня нет ни единого шанса оправдать себя? Все улики против меня? Она победила?   

Нет, Танюша, мы с тобой еще поборемся! Ты только выздоравливай. Борись за свою жизнь. Я очень тебя люблю.  И ты  мне,  очень нужна, понимаешь?   

- В тюрьме?   

- Ты нужна мне везде. Но, лучше всего, дома. И я, надеюсь, что ты скоро будешь дома.   

- Если только свершится чудо.    Больше мне ничто не поможет.

- А оно, обязательно свершиться.  И помогут тебе люди. Знаешь, когда Гарина забрала дневник Наташи, ее сестра, Аня, успела сделать его ксерокопию. Она у нас. И там есть факты,  обличающие не тебя, а именно ее, твою лучшую, старшую подругу и коллегу по работе - Сизову Валентину Георгиевну!

Татьяна закрыла лицо руками. 

- Я не могу в это поверить! Это никак не умещается в моем сознании. Именно она учила меня любить свою работу, гордиться и дорожить ей. Именно она поддерживала меня в трудные минуты моей жизни. Именно с ней я делилась своими радостями и тревогами. Как такое могло случиться? Ведь это она помогла мне убежать тогда, после той ночи из роддома и я ночевала именно на ее даче.   

- Таким образом, она открыла себе зеленый свет. Чем дольше ты была на свободе, тем больше людей она могла лишить жизни, оставаясь вне подозрений.   

- Но зачем? Почему? Я не могу этого понять! 

- А вот это нам и требуется узнать и доказать. А почему ты стала подозревать ее? – Трухин вопросительно глянул на Татьяну.   

- Ну, во-первых: она знала о моей жизни  все и имела ключи от моей квартиры. (А ты говорил о найденных вещах на месте преступления, принадлежавших мне). Потом, только ей я говорила о дневнике Наташи, и что он находится у Веры. И последнее, я нашла письмо ее дочери, которая писала его ей не задолго до смерти. В этом письме, она советует матери обратиться к врачу психотерапевту. Сетует на озлобленность матери и удивляется тому, с какой злостью она пишет обо мне. Я когда прочла его, была поражена тому, что оказывается,  Валентина Георгиевна ненавидела меня. У меня даже мелькнула ужасная мысль, а не сама ли она убила свою дочь и внучку?   Я решила все выяснить до конца и поехала к ней домой. Вот тогда-то я  и увидела ее посмертную записку и ее лежащую на диване. Саша, я же сама убедилась, что она мертва! Пульса-то не было! Как же она смогла ожить?   

- Она хороший врач, Таня и все сумела рассчитать до мелочей. Она выпила снотворного ровно столько, чтобы ее смогли спасти. Она специально сняла телефонную трубку с аппарата, предварительно договорившись со своей приятельницей о встрече, время которой они должны были уточнить в телефонном разговоре. Та, пыталась дозвониться, не смогла и поехала к ней на квартиру. Естественно, вызвала скорую помощь,  и все окончилось хорошо. Ты, считала ее умершей, волноваться больше было не о чем. У нее были полностью развязаны руки.    

- А как она узнала о том, что я именно в это время приду к ней домой? Ведь я тоже не могла до нее дозвониться, поэтому и поехала. 

- А вот это и мне хотелось бы узнать. Но, это знает, только сама мадам Сизова.  У нас, с ребятами, именно после этого спектакля, возникли подозрения на ее счет. Мы стали за ней следить. Навели справки. Выяснили, что она той ночью тоже была в роддоме. Да, да, не удивляйся. Об этом вспомнила Юлия Сергеевна, врач с послеродового отделения. Сизова,  ее не видела. А у Юлии Сергеевны было свидание. Они с ее другом стояли под лестницей, целовались. Это было около трех часов ночи. Она прошла мимо них и вышла на улицу. Ты понимаешь, что рассказать об этом, ей было не просто. Она замужняя женщина. Но, когда мы, после удачного воскрешения Сизовой, стали снова расспрашивать твоих коллег, делая упор именно на  Валентину Георгиевну, Юлия Сергеевна и рассказала нам об этом эпизоде. Вот так-то моя дорогая. 

Татьяна покачала головой. 

- Никак не могу в это поверить. Я ведь так уважала, любила, доверяла ей. 

Трухин вдруг нахмурил лоб и посмотрел на Татьяну.   

- Таня, ты сказала мне о письме дочери Сизовой. Где оно?   

- Я забрала его с собой. Я хотела показать его Валентине Георгиевне и попросить объяснить строчки, связанные со мной. Я же тебе уже говорила, что у меня даже возникла мысль: не причастна ли сама Валентина Георгиевна к смерти своей дочери и внучки? 

- А почему у тебя возникла такая мысль?   

- Я сопоставила числа и вспомнила, что именно на эту неделю, когда они погибли, она брала больничный и не была на работе. Говорила, что отдохнет на даче, на свежем воздухе. А вот была ли она там или нет, это уже вопрос. Ведь она никому не сказала об их смерти и вела себя, после этого, как ни в чем не бывало. Разве это не подозрительно?  - Татьяна вдруг тяжело задышала, побледнела, на лбу ее выступили крупные капли пота.   

- Таня, тебе плохо? – Засуетился Трухин. Он выскочил в коридор и крикнул, чтобы позвали врача. 

Вошел врач,  и сердито посмотрев на Трухина, буркнул:   

- Говорил же, что она слабая, нельзя ее пока допрашивать. Нет, не терпится. Я не знаю, может она и убийца,  и монстр, но я – врач. И пока она лежит у меня и не придет в более или менее приличное состояние, я никаких допросов больше не позволю. Ясно? Можете жаловаться на меня куда хотите.   

Трухин примиряюще,  улыбнулся.   

- Я буду только этому рад. Не пускайте к ней больше никого. Она действительно, пока, очень слаба и путается в мыслях. То -  говорит совершенно нормально, то - начинает бредить  и нести всякую чушь. Так я на вас надеюсь, доктор?               

    Тот, удивленно посмотрев на него, хмыкнул.

- Надейтесь. Я привык в своей работе, надеяться. Иногда, больше ничего другого и не остается.   

- Доктор, а где вещи, в которых поступила к вам Башева?   

- Все на ней.   

-  Как это? – Не понял Трухин. 

- Так это. Она к нам, как новорожденный младенец поступила, закутанная в какую-то простыню. А где ее вещи, спросите у себя или своих коллег.   

- Спасибо, доктор. – Трухин быстро пошел  к выходу. 

                Глава 18    

 
  Трухин забежал в свой кабинет и,  захватив показания Анны и ксерокопию дневника Зверевой Наташи, прошел на прием к полковнику Коломейцу Андрею Степановичу – возглавлявшему Уголовный розыск, в одном из отделов которого и работал Трухин.   

Ждать пришлось не менее двух часов. Коломеец,  встретил Трухина настороженно.   

- Если вы пришли хлопотать за свою пассию, то зря. Ее участь решит суд. – Он внимательно посмотрел на Трухина и пожал плечами, - не понимаю, как можно еще о чем-то просить за эту женщину? Ее и женщиной-то трудно назвать. Какая-то машина, для уничтожения людей.   

- А я и не собираюсь просить снисхождения к этой женщине. Наоборот, я хочу, чтобы она понесла самое суровое наказание.   

Коломеец,  удивленно приподнял брови. Трухин, продолжал: 

- Я хочу просить вас подойти к этому делу серьезно,  вдумчиво, не предвзято,   и помочь ни в чем не повинной женщине восстановить свое доброе имя. 

- О какой женщине вы говорите?   

- Я говорю,  о Башевой Татьяне Ивановне, которую подставили и оклеветали преднамеренно и у меня есть этому доказательства.      

- Какие еще могут быть доказательства? Весь город в ужасе от ее злодеяний. Сергеечев,  говорил мне об ее психической неуравновешенности. Я сожалею, что ей пришлось пережить в молодости, но это не спасает ее от ответственности за совершенные  преступления.   

- Товарищ полковник, разрешите все же доложить вам о расследовании, которое провела наша группа по этому делу.   

- А кто вам разрешил заниматься этим расследованием? Я ведь временно отстранил вас от дел?  Или вы считаете, что ваши коллеги работают хуже вас? Кстати, на вызовах работали три группы и только после того, как поняли, что все совершенные преступления дело рук одной и той же женщины, их передали группе Полуэхта. От прокуратуры, как вам известно, этим делом занимается Сергеечев. И вы хотите мне сказать, что все они ошибаются? Против Башевой столько улик, что хватит на десятерых человек, не то, что на одну.   

- А вас это не настораживает? – Трухин,  пытался сдержать себя. У него это плохо получалось,  и он злился на себя, боясь навредить своим поведением Татьяне,  и настроить еще больше против нее Коломейца.   

-  Что вы имеете в виду?   

- Такое количество улик? На месте каждого преступления, она как будто специально оставляла,  что-то из своих вещей. Стоило ей прийти к кому-нибудь, после,  всегда обнаруживали труп,  и повсюду отпечатки ее пальцев. Вы считаете ее настолько глупой и наивной?    

- Нет, я просто считаю, что у этой женщины не все в порядке с мозгами. Она совершала все эти преступления в состоянии аффекта.   

- Она их не совершала, товарищ полковник. Это делала другая женщина. Разрешите доложить о том, какими фактами располагаю я?   

- Ну и настырный же ты майор! Ладно, давай, что там у тебя. Учти, у меня мало времени. Через двадцать минут мне надо быть у начальника Управления, чтобы доложить именно о завершении этого дела.   

Трухин протянул ему ксерокопию дневника. 

- Прочтите, пожалуйста, вот здесь. А это, показания сестры Зверевой. 

Прочитав, полковник несколько минут сидел молча, потом, бросил листки на стол.

- Ну и что ты мне дал? Это улики против Сизовой? Где сам дневник? Ты же понимаешь, что ксерокопия, это не документ? И потом, то, что Башева и Гарина расстались в хороших отношениях, еще ничего не говорит. Башева была на квартире Гариной? Была. Гарина убита? Убита.  Башева хотела получить этот дневник? Хотела. Вот, она его и получила.   

- Но о Башевой в этом дневнике написано только хорошее. А о Сзовой, вы сами прочли. 

   - Ну и что? Ты же мне показываешь ксерокопию. Может в оригинале написано еще бог знает что, а отснято именно это?   

- У меня еще есть показания врача послеродового отделения, которая видела Сизову той ночью в родильном доме, где-то около трех часов ночи.          

- Где?   

-  На выходе. 

- Ну и что? Она имеет право зайти на работу в любое время. Может, она что-то забыла или засиделась с подругой. Вот если бы она увидела ее выходящую из отделения новорожденных, да еще,  если именно она сразу после этого обнаружила там труп Зверевой и детей, тогда, это была бы улика. У тебя есть что-то еще?   

- Да. В пальто Башевой должно было находиться письмо, адресованное Сизовой.   

- От кого?   

- От ее дочери.   

- В этом письме есть что-то указывающее на причастность Сизовой ко всем этим преступлениям?   

- В какой-то мере, да.   

Полковник набрал номер телефона.

- Зайдите ко мне. Да, срочно.   

Вошел майор Полуэхта  и,  кинув быстрый взгляд на Трухина, обратился к полковнику. 

- Слушаю, товарищ полковник.   

- При задержании Башевой, в карманах ее пальто было какое-нибудь письмо?   

Полуэхта покраснел и пробормотал: 

- Вроде нет.   

Коломеец побагровел. 

- Вроде Володи, на подобии,  Кузьмы. Вы, что не проверяли? Так. Быстро сюда эту пальто.   

Полуэхта,  выскочил из кабинета, как ошпаренный. Через несколько минут, он зашел с  пакетом и,  развернув его,  достал пальто. Пошарив по карманам, он достал из внутреннего кармана конверт.         

Коломеец, окинув его уничтожающим взглядом, выдернул из его руки конверт  и,  достав из него лист бумаги,  быстро проглядел его.   

- Так. Очень интересно. А с ее дочерью вы разговаривали по поводу этого письма?   - Он повернулся к Трухину.   

- Нет.   

- Почему? Раз уж вы самовольно занялись параллельным расследованием и знали об этом письме?   

Трухин помедлил и,  кинув взгляд на Полуэхта,  произнес: -  Дочь и внучка Сизовой с месяц назад покончили жизнь самоубийством. Они спрыгнули с крыши высотного дома. Очевидно, это ее последнее письмо. Я пытался поговорить с майором Полуэхта и рассказать ему о наших подозрениях, но он не захотел слушать. Поэтому я и обратился к вам. У нас есть подозрение, что в смерти дочери  и внучки Сизовой, замешана сама Сизова. Мы выяснили, что именно на эту неделю, перед их гибелью, она брала недельный отпуск. Объясняя это плохим самочувствием. Была ли она на даче или ездила к дочери, нам не известно. Это надо запрашивать наших коллег, того города, где они жили. Официально, я не имею на это право. После выхода на работу, Сизова никому из сотрудников родильного дома не сообщила о гибели своих близких. Вам не кажется это странным?   Товарищ полковник, разрешите сделать запрос? Может,  соседи видели ее? И нужен ордер на обыск квартиры Сизовой. С Сергеечевым об этом разговаривать бесполезно. Он уверен в виновности Башевой,  и больше ни о чем не хочет слышать.      

Коломеец задумался.   

- Да, интересный поворот. Ты  знаешь,  майор, - он посмотрел на Трухина, - ты нам всю малину испортил. Мы ведь уже отрапортовали по инстанциям, что опасная преступница, на счету,  у которой одиннадцать убийств, задержана. Благодарности уже  некоторые собрались получать, - кивнул он в сторону Полуэхта, - а тут ты со своими письмами, дневниками  и протоколами допроса, на которые ты не имел права, а? 

Трухин молчал. Коломеец встал,  и подошел к окну. Несколько минут в кабинете стояла напряженная тишина.   

- Хорошо, - полковник повернулся к Трухину, - дам еще один шанс тебе и твоей Татьяне. Мне импонирует то, что ты не сдался, не бросил ее в трудную минуту, когда все было против нее. Но, учти, если окажется, что она все же виновна, то нам с тобой придется распрощаться. Устраивает такое решение?   

- Вполне. – Трухин уверенно кивнул головой.   

- Так, - он полковник посмотрел на Полуэхта, который сидел,  вжав голову в плечи, - с сегодняшнего дня дело ведете совместно с группой Трухина, но старшим остаешься  все же – ты.   Распоряжение я дам, правда устное. Все понятно? И я надеюсь не увидеть раппорта об этом на столе начальника Управления. – Полуэхта побагровел. -  Благодари Бога, - Коломеец повернулся к Трухину, - что пока, официально, к Башевой ты не имеешь ни какого отношения.  А знакомство, охи,  вздохи, еще доказать надо. Но,  на все про все  даю вам всего  три дня. Ордер на обыск квартиры Сизовой будет. Если за эти три дня никаких весомых улик не отыщите, Сизову отпускаем, извиняемся перед ней за причиненный моральный ущерб. Ты будешь извиняться, - он посмотрел на Трухина, - и дело передаем в суд. Все, можете быть свободны.   

Трухин с Полуэхта вышли из кабинета.   

- Если ты будешь ставить мне палки в колеса, а особенно, если я выясню, что это ты бил Татьяну по щекам, когда она была без сознания, - Трухин взял его за грудки. 

- Ты, что спятил? – Полуэхта оттолкнул его. – Я даже не был еще в больничном изоляторе. Я звонил, мне сказали, что она еще без сознания. Чего бы я туда поперся?  И вообще, раз взялся доказывать невиновность своей подружки, так доказывай. Я, лично, палец о палец не ударю. Мне еще послужить хочется. И потом, я считаю, что это Башева виновна во всех совершенных убийствах. Ты считаешь по-другому, вот и докажи это. Материалы следствия я тебе передам и флаг тебе в руки.  Ясно?   

- Яснее некуда. Спасибо и на этом. Не хочешь посмотреть, что у меня есть на Сизову?   

- Нет. 

- Отлично. Пошли, познакомишь меня с материалами следствия. И передай своему другу – Сергеечеву, что   удастся мне доказать невиновность Татьяны или нет, но он  ответит за свое хамское поведение.   

Забрав необходимые материалы себе, Трухин быстро пошел к себе в кабинет.   

- Ребята, у нас всего три дня, чтобы доказать невиновность Татьяны, - он посмотрел на своих коллег и друзей – Власова и Борисова.

 – Володя, ты летишь в город, где жила дочка Сизовой. Постарайся выяснить, была ли Сизова там, когда погибли ее близкие,  или перед этим. Если надо, обойди все квартиры. Возьми фотографию Сизовой.      

- Борис, а мы с тобой сейчас получим ордер на обыск и поедем на квартиру Сизовой. Нам во что бы-то ни стало надо найти у нее дневник Наташи. Может, записи какие. Хоть что-нибудь. Наведаемся в Зудино, на ее дачу. Вдруг там еще что-нибудь удастся откапать. Вопросы есть? Нет?  Тогда, за дело.    

                Глава 19      

 Татьяна металась в горячечном бреду. К ранению присоединилось воспаление легких. Она что-то бормотала, кричала, а то – затихала и лежала, как мертвая, пугая этим санитарку.   

- Не жилица, нет. Видать умрет. Жалко. Молодая, красивая такая женщина. – Вздыхала она. 

А Татьяна видела себя маленькой девочкой. Она шла с мамой, держа ее за руку,  и что-то напевала. Мама смеялась. Волосы ее были распущенны и переливались на солнце, словно, расплавленное золото. Вдруг, мама взяла ее на руки и прижала к себе.   

- Как я скучала по тебе доченька моя. Теперь ты со мной. Сколько бед выпало на твою долю. Ничего, теперь все будет хорошо. 

Татьяна прижалась к матери, но она неожиданно вспомнила, что мама давно умерла и начала вырываться из ее объятий.   

- Ты же умерла! Я знаю об этом. И я уже давно не маленькая девочка.   

Мать на глазах начала стареть, седеть,  и рассыпалась в прах. Татьяна  закричала и побежала. Но, кто-то не давал ей бежать. Она пыталась оттолкнуть мешавшего ей человека, но тщетно. Подняв глаза, она увидела, что это Валентина Георгиевна. Ее лицо было злым и неприятным. 

- Я уничтожу тебя! – шептала она  перекошенным от ярости ртом. – Я тебя ненавижу! Ты – предательница!   

- Что вы говорите? В чем я провинилась? Я же всегда относилась к вам с любовью. Вы были моей второй матерью.   

- Ты променяла мою любовь на любовь мужчины. И за это ты ответишь своей жизнью!   

Татьяне удалось вырваться и она вдруг, оторвавшись от земли,  полетела,  подальше от этой страшной женщины. Но ей не хватало сил, лететь становилось все тяжелее и тяжелее. Она упала на снег, но не почувствовала холода. Снег был пушистым и мягким, как тополиный пух, на нем было так приятно лежать.   

- Держись, Таня, борись! – Чей-то очень знакомый и родной голос кричал, умолял ее, - ты должна жить! Ты нужна мне!   

Татьяна начала озираться по сторонам и увидела реку, на другом берегу которой стаял Саша. 

- Саша, иди ко мне. Я боюсь. Мне плохо. – Звала она. Но, Саша покачал головой и начал удаляться, удаляться, пока не исчез совсем. Татьяна кинулась ему в след и начала захлебываться. Воздуха не хватало. Жгло легкие,  и боль разрывала ее изнутри.   

- Саша, Саша, - кричала она, но вокруг была сплошная темнота.   

В это время врач докладывал о ее состоянии начальству.   

- Я снимаю с себя всю ответственность за ее жизнь. Ей срочно требуется переливание крови, сильные антибиотики. У нас этого нет. Ей нужна госпитализация в специализированную клинику. Я не понимаю, чем эта хрупкая, маленькая и беспомощная женщина может угрожать безопасности населения. Поставьте пост у ее палаты,  если вы находите  это необходимым. У нее есть еще три-четыре часа, потом будет поздно.   

После долгих согласований, Татьяну переложили на носилки и,  погрузив на машину, отвезли в больницу.   

Когда Татьяна пришла в себя была уже глубокая ночь. На тумбочке горел ночник. Татьяна огляделась. Возле нее стаяла капельница,  из которой по прозрачной трубке в ее правую руку, через катетер, капала какая-то жидкость. Палата была другая. Татьяна помнила маленькую, зарешеченную комнату, где она лежала прежде. Окна были темные,  и поэтому за ними ничего не было видно. Болело в груди и в правом плече. Татьяна попробовала пошевелиться и застонала. 

Вдруг, скрипнул стул и кто-то начал приближаться к кровати. Татьяна затаила дыхание. Ей было так страшно. Она была одна, беспомощная, прикованная к кровати, не способная сопротивляться.   

- Танюша, слава Богу, ты пришла в себя. Как ты меня напугала!  – Над ней склонился Саша! Татьяна перевела дух,  и попробовала улыбнуться.      

- Здравствуй, Саша. Где я? Что, со мной было так плохо?   

- Здравствуй, любимая. Ты в больнице. Тебе действительно было очень плохо. Но, теперь, я надеюсь, ты пойдешь на поправку. Здесь хорошие врачи. Они быстро поставят тебя на ноги.   

- Чтобы потом, снова отвезти в тюрьму?   

Трухин покачал головой, улыбнулся и поцеловал ее в запекшиеся и потрескавшиеся от температуры губы. 

- Ты не должна об этом думать. Ты должна думать только о выздоровлении. Все идет нормально. Твоим делом сейчас занимаемся и мы, совместно с группой Полуэхта. Мы с ребятами работали до позднего вечера. Я только час назад узнал, что тебя перевезли сюда. Мы с Борисом были и на квартире Сизовой,  и в Зудино, у нее на даче. Вовка улетел в Ижевск. Все идет, как надо. Не беспокойся. Спи, набирайся сил, я буду рядом. И ничего не бойся, поняла?   

- Поняла. Вы нашли что-нибудь?   

- Нашли. Нашли дневник Наташи. Спи любимая.   

Татьяна облегченно вздохнула и закрыла глаза. Через минуту она уже спала. 

Трухин снова сел на стул и вытянул уставшие ноги. Им с Борисом пришлось сегодня попотеть. Они обыскали квартиру Сизовой от и до и ничего серьезного, указывающего на причастность Сизовой к убийствам,   найти не смогли. Она не вела никаких записей. Даже писем дочери они не смогли обнаружить. Либо она их выбрасывала, либо прятала где-то в другом месте.   В альбоме были только фотографии ее самой, дочери, внучки и несколько фотографий  с работы. Ни одной мужской фотографии в альбоме не было. Ни одной мужской вещи тоже. В квартире царил безупречный порядок и чистота. Они уже собрались уходить, когда Трухин, вдруг зацепился взглядом за деревянную подставку, находившуюся под деревом лимона. Он снял растение и под днищем деревянной кадки обнаружил тетрадку, которая и оказалась дневником Наташи. Это была удача! Осторожно упаковав его в целлофановый пакет и оформив протокол изъятия и подписи понятых, они поехали на дачу.   

Они осмотрели там все: комнаты, чердак, сени. Безрезультатно. И только в сарае, в железном ящике из-под угля, им удалось обнаружить  несколько вещей принадлежавших Татьяне. Трухин узнал бархатную завязку для волос, которой Татьяна любила завязывать волосы и маленький газовый шарфик, цвета морской волны. Довольные,  они вернулись в город.   

И тут,  Трухин узнал о том, что Татьяну перевели в городскую больницу. Сразу же он помчался туда и вот теперь сидел и с нежностью смотрел на спящую Татьяну, на долю которой выпали такие серьезные испытания.   

Он не заметил, как наступило утро. В палату вошла медсестра со шприцем в руке и попросила Трухина выйти.   

Кинув прощальный взгляд на спящую Татьяну, Трухин быстро вышел из палаты.   

В рабочем кабинете его уже ждал Власов. 

- Ну, где вы ходите? У меня такие новости, а вас все нет,  и нет. Домой вам звонил,  телефон не отвечает. 

- Я у Татьяны был. Ее перевели в городскую больницу, - Трухин устало провел ладонью по лицу, -  ей стало хуже, вот и вынуждены были перевести. Я ночь дежурил у ее постели. Что узнал? Давай, рассказывай.   

- Вы сейчас просто упадете! Наша Сизова, оказывается, в Ижевске числится в розыске.   

- Не понял, - Трухин выжидающе посмотрел на Власова, - что значит в розыске? По какому поводу?   

Власов зачастил:   

- Ну, я приехал в Ижевск и зашел сначала к участковому. Кому, как не ему знать, что твориться у него на участке? Спросил о смерти дочери Сизовой и ее внучки, а он мне и выдал такое, что я отпал.   

- Вов, давай без эмоций и словесного мусора. По делу. Хорошо?   

Власов любил театральные эффекты, из-за чего друзья постоянно над ним подшучивали. Но сегодня. Трухину было не до шуток и длинных вступлений.   

- Вот так всегда, - Власов сделал обиженное лицо, - стараешься, стараешься. Ночь в самолете, без завтрака и сразу сюда, а благодарности ни какой. Все, все, рассказываю по существу дела. Значит, спросил я его об этом самоубийстве, а он мне отвечает, что это было не самоубийство, а убийство. Как вам это? Короче, как в кино. Дочь Сизовой жила в районе новостроек, на девятом этаже,  двенадцатиэтажного дома. Люди в таких домах редко знают даже своих соседей. И нам никогда бы не узнать правды, если бы не один начинающий оператор. Парень учиться в Москве в институте кинематографии на кинооператора. Приехал домой на каникулы. Родители купили ему кинокамеру, вот он и снимал все подряд: птиц в небе, плывущие облака, людей. Его дом находится прямо напротив дома, где жила дочь Сизовой – ее фамилия по мужу Крохина. Квартира Юрченко Сергея (так зовут этого парня), находится на одиннадцатом этаже. Он говорит, что погода в тот день была солнечная, жаркая, ему не хотелось никуда идти,  и он вышел на балкон с кинокамерой. Хотел снять панораму города. Вдруг увидел на крыше напротив его дома трех женщин. Вернее двух женщин и девочку. Женщины боролись. Он начал снимать, просто ради интереса. Потом, говорит, уже не мог остановиться, хотя и было страшно. Девочка кинулась их разнимать. Одна из женщин прижала ее к себе и тогда другая женщина толкнула их,  и они полетели вниз. Оставшаяся на крыше женщина побежала и скрылась из поля его зрения. Юрченко, отсняв все это, был в шоке. Он решил снять стресс и выпил водки. Его развезло, было очень жарко. Он уснул. На следующий день, родители рассказали ему о самоубийстве женщины с дочерью.   Он, ничего им не сказав, взял пленку и решил идти в милицию. А так, как был с похмелья,  голова трещала, да и репетировал,  что скажет, то вышел на красный свет светофора,  и попал под машину. Почти месяц отвалялся в больнице. Было уже не до чужих смертей, как бы самому выкарабкаться. Поэтому  и считали, что Крохина вместе с дочерью прыгнула с крыши сама. А неделю назад он вышел из больницы и принес эту пленку в милицию. Там прокрутили, увеличили снимки и показали по местному телевиденью. Но никто этой женщины не опознал. Я показал им фотографию Сизовой. Это она, товарищ майор! Она столкнула свою дочь и внучку с крыши. Представляете? Копия пленки у меня с собой. Я не знаю, сможем ли мы доказать причастность ее к «нашим» убийствам, но убийство дочери и внучки на ее совести.   

- Погоди Вова, а она что, на похоронах не была?   

- Может,  и была. Тогда же никто ничего не знал. Никто и внимания не обратил. С мужем Крохина была в разводе. Мужики сказали, что он на похоронах не был, у него теперь другая семья. Сволочь, даже на похороны дочери не пришел.    

- А кто же их хоронил?   

- Сослуживцы Крохиной. Я поговорил с несколькими, они говорят, что матери на похоронах не видели. Вроде была телеграмма, что она больна. А уж позже, приезжал кто или нет, они не в курсе. У каждого, полно своих забот и хлопот. Вот такие вот новости. Коллеги с Ижевска, конечно рады. Они уже и не надеялись найти убийцу.   

Трухин покачал головой. 

- Да, а додуматься пригласить мать, в связи с изменившимися обстоятельствами гибели ее дочери и внучки, они не могли? 

- Посчитали, что тревожить старушку, пока не найден убийца ни к чему. Бывшие сослуживцы дочери ведь сказали, что она настолько больна, что не смогла приехать даже на похороны.  Они же даже представить не могли, что это она их убила. Такое даже в голову не может прийти!   

- Молодец! Пошли, посмотрим твое кино и на доклад к начальству.    

                Глава 20      

 Татьяна со страхом смотрела на склонившегося над ее кроватью человека. Его лицо выражало ярость и презрение. Свистящим шепотом, брызгая слюной, он выплевывал в нее страшные слова.   

- Стерва, ты у меня заговоришь! Ты у меня признаешь все преступления,  что совершила. И никто тебе не поможет: ни твой любовник, ни его начальник. Поняла? – Схватив Татьяну за рубашку, он приподнял ее над кроватью,  и приблизил к своему лицу. – Сейчас ты подпишешь признание. Только попробуй сопротивляться и быстро отправишься за своими жертвами на тот свет.   

Татьяна зажмурилась. Ей было тяжело дышать. Плечо разламывалось от боли, кружилась голова. Что-то обожгло щеку, как огнем, потом вторую. 

- Открой глаза шлюха! Нечего притворяться. Меня не проведешь. Бери ручку и подписывай! 

Щеки снова обожгло огнем. Татьяна сжала зубы, чтобы не застонать.   

- Пусть хоть убьет, - билось у нее в мозгу, - но я ничего не подпишу.   

Мужчина совал в ее крепко сжатый кулак ручку и матерился, из-за того,  что у него ничего не получалось.   

- Я не убивала. Это не я. Вы ошибаетесь. – Простонала Татьяна.   

- Нет, это ты ошибаешься,  если думаешь,  что я попадусь на твою удочку, как попался Трухин. Красивая мордашка не всех мужчин делает идиотами, поняла? Бери ручку и подписывай. Считаю до трех, а потом пожалеешь, что родилась на этот свет. Ну!   

Татьяна глубоко вздохнула,  и с ненавистью поглядев в багровое от злости лицо,  твердо произнесла: 

- Нет. Я ничего не подпишу. Делайте со мной что хотите.   

Плечо пронзила острая боль,  и Татьяна потеряла сознание. Она не видела, как в палату вошел врач и,  увидев  беснующегося мужчину,  бьющего лежащую без сознания женщину, подбежал и,  оттащив его от кровати ос всего размаху врезал ему по челюсти, отправив в нокаут.   

Она не видела, как спустя двадцать минут,  следователь Сергеечев, которому наложили на челюсть шину, грозился упечь врача в тюрьму, за нанесение телесных повреждений и просил подписать дежуривших врачей и медсестер свидетельские показания против их коллеги. Как не получив ни одной подписи, уже грозил разобраться со всей больницей и ее сотрудниками, потворствующими и сочувствующими бандитам.   

Она не чувствовала, как ее снова повезли в операционную, потому, что у нее от удара разошлись швы  и открылось кровотечение.   

Она пришла в себя спустя два часа после операции. Осторожно открыв глаза, она увидела, что в палате никого нет. Часы, висящие под потолком,  показывали половину четвертого, вот только дня или ночи, Татьяна понять не могла. Она вспомнила все.   

- Значит,  у Саши ничего не получилось. Он говорил, что больше меня допрашивать не будут. Раз допрашивали, значит, Саша не смог доказать мою невиновность. Неужели придется провести остаток жизни за колючей проволокой? За преступления, которые я не совершала! Нет, лучше умереть, чем такая жизнь.       

   Дверь открылась,  и Татьяна быстро закрыла глаза, сердце гулко застучало в груди. Татьяне казалось, что этот стук слышен далеко за пределами этой комнаты. Кто-то осторожно взял ее за руку. Татьяна приоткрыла глаза и увидела мужчину в белом халате. У него было приятное располагающее лицо. На вид ему было,  лет тридцать пять.  Серые, внимательные глаза  с тревогой всматривались в Татьянино лицо.   

- Вы не спите. Не бойтесь, я не причиню вам боли. Я  - хирург. Меня зовут Валерием Ивановичем. Фамилия моя - Стёпин. Я хочу поговорить с вами. Вы слышите меня?   

Татьяна открыла глаза. 

- Слышу.   

- Ну, вот и отлично. Как вы себя чувствуете?   

Татьяна поморщилась. 

- Как будто меня переехал танк или меня прокрутили в стиральной машине. 

Стёпин,  довольно рассмеялся  и,  в его глазах засверкали маленькие искорки. 

- Раз шутите, значит,  все будет хорошо. Скоро пойдете на поправку, станете, как новенькая.   

Татьяна невесело усмехнулась. 

- А зачем? Какая разница теперь, год я проживу или десять? Чем меньше, тем лучше. 

 Стёпин присел на кровать и внимательно посмотрел на Татьяну. 

- Я, честно говоря, не верю, что вы могли убить столько людей, тем более детей. Или я не прав? Вы не похожи ни на сумасшедшую, ни на «отморозка», которому все равно кого убивать и когда. Странно, майор, который сидел у вашей постели прошлой ночью, сказал, что вы ни в чем не виновны и настоящая виновница задержана. А следователь из прокуратуры кричал, что именно вы являетесь преступницей. Что скажите?   

Губы Татьяны задрожали, на глазах появились слезы. Стёпин легонько похлопал ее по руке. 

- Э, а вот этого не надо. Вам вредно волноваться. Если вам тяжело об этом говорить, то не надо. 

- Я никого не убивала.    

- Хорошо, хорошо, я вам верю. Успокойтесь. Если вам станет от этого легче, то могу сообщить вам, что ваш обидчик ушел отсюда со сломанной челюстью.   

Увидев не доверчивый взгляд Татьяны, он улыбнулся.   

- Я говорю совершенно серьезно. Я врезал ему так, что он надолго теперь запомнит, как бить беззащитную женщину.   

- Зачем вы это сделали? Он же не оставит теперь вас в покое.   

Стёпин встал,  и подошел к окну. 

- Да, погодка, будь она не ладна. – Он повернулся к Татьяне. – Знаете, я как-то  не привык смотреть на то, как на моих глазах избивают женщин. Наверное,  мама так  воспитала. – Он развел руками.   

- Значит, хорошая у вас мама.   

- Хорошая. – Стёпин тепло улыбнулся. – Вот только сердится на меня за то, что никак не делаю ее бабушкой. Все ее приятельницы в захлеб рассказывают об успехах своих внуков, а ей нечем перед ними похвастаться.   

- Так в чем же дело? – Татьяна поняла, что тоже улыбается. Ей отчего-то было легко с этим доктором. Даже боль как будто отступила и перестала терзать ее плечо.   

- Жду встречи   со второй половинкой яблока, как сказано в писании. Ни на что другое, я не согласен.      

Он снова подошел к кровати и,  став серьезным, тихо спросил: 

- Что же мне с вами делать? Мое дежурство заканчивается и если этот садист вернется, я ни чем не смогу вам помочь.    

Татьяна закусила губу, глаза ее снова наполнились слезами. 

- Спасибо вам за все. Не беспокойтесь за меня. Видно такая моя судьба. Слишком много против меня улик. Я не смогу доказать свою невиновность. И потом, уже и так столько людей пострадало, которые хотели помочь мне. Я не хочу, чтобы и вы попали в их число.   

- Расскажите мне все, только честно. Мне это необходимо знать.   

Татьяна рассказала ему всю свою невеселую историю,  и какую роль во всей этой истории сыграла ее так называемая «старшая подруга». 

Стёпин   долго молчал,  потом    произнес:  -   Да, веселая история, ничего не скажешь.   

Он снова подошел к окну, вглядываясь в темноту,  и побарабанил пальцами по стеклу. Потом, как будто приняв какое-то важное решение, обернулся к Татьяне. 

- Я не могу оставить вас на съедение этому волку. Может,  я и ошибаюсь, жизнь покажет, но я не позволю вам сгнить в тюрьме из-за ошибок нашей доблестной милиции.   

- А что вы можете сделать?   

- Выкраду вас отсюда и увезу туда, где вас не найдут. Да, именно так я и сделаю. Я заметил, что ваш охранник, каждые полчаса уходит на пять минут курить. Он особенно не беспокоиться, потому, что знает, что вы после операции и не способны сами покинуть палату. Сейчас я уйду, чтобы не вызвать подозрений. Через две двери от вас находится перевязочная. Как только он пойдет на перекур, я вывезу вас туда. Сделаем из вашей головы небольшой белый шарик, после чего на кресле я спущу вас вниз в лифте к моей машине. Она стоит во дворе. А дальше, посмотрим.   

Татьяна испуганно посмотрела ему в глаза.   

- Может, не стоит? Зачем вам неприятности? Вас могут за это посадить, как соучастника преступления.    

- Все, разговоры закончили. Отдыхайте, пока, набирайтесь сил. Я скоро буду. – Он вышел из палаты.   

Татьяна закрыла глаза. Она не знала, как ей следует поступить в этой так неожиданно создавшейся ситуации. Ей не хотелось втягивать этого честного и порядочного человека в свои проблемы, но и провести свой остаток жизни в тюрьме, за несовершенные  преступления тоже не хотелось  Саша не появлялся, значит,  все получилось не так, как им хотелось. И Татьяна решилась.   

- Больше, чем сейчас, мне уже все равно не дадут. По крайней мере, хотя бы окрепну. В таком состоянии, как сейчас, я не смогу противостоять свалившимся на меня бедам. А как только я окрепну, я уйду от  Валерия Ивановича, чтобы не подставлять его.   

Скрипнула дверь. Татьяна закрыла глаза.   

- Татьяна Ивановна, это я. Давайте, быстренько,  пересаживайтесь вот сюда. 

Татьяна открыла глаза. Возле кровати стаяло кресло на колесах. Стёпин, помог ей подняться. В глазах у Татьяны потемнело.   

- Что, кружится голова? Ничего, сейчас пройдет. Только опустите голову пониже. Вот так, хорошо. Поехали.   

Он быстро вывез Татьяну из палаты. В коридоре никого не было видно. На вопросительный взгляд Татьяны, Стёпин улыбнулся. 

- У нас же хирургия. В основном все лежачие. А медицинскую сестру я отправил в аптеку. Так, что не волнуйтесь.   

В перевязочной, он помог надеть Татьяне теплый байковый халат и быстро перебинтовал ее лицо бинтами, оставив только глаза и нос.   

- Чудненько. Хоть на обложку журнала. – Пошутил он. – Ну, что, с Богом. 

Охранник сидел у двери, лениво поглядывая по сторонам. На проезжавшую мимо него Татьяну, он не обратил ни какого внимания.   

- Вот и еще один человек пострадает из-за меня, - подумала Татьяна, представив, что ожидает этого охранника, после того, как обнаружится ее исчезновение. – Может, я зря все же это затеяла? Но назад дороги уже нет. Если я сейчас поверну назад, то лишусь последней надежды доказать свою невиновность. А так судьба дает мне еще один шанс и грех им не воспользоваться.   

Они спустились на первый этаж и,  Стёпин подвез ее  к запасному выходу из больницы. Взяв ее на руки, он быстро вышел на улицу.  Устроив ее на заднем сидении «Жигулей», он ободряюще улыбнулся ей. 

- Ну, вот, а вы боялись. Сейчас я укрою вас пледом и уйду. Вернусь где-то минут через десять - пятнадцать и мы поедем. Постарайтесь не высовываться.   И главное, не волнуйтесь. Теперь все будет хорошо.   

Он накинул на нее плед, закрыл дверцу и ушел. Татьяна не заметила, как задремала.   

Она очнулась и вздрогнула от звука захлопнувшейся дверцы. Осторожно отодвинув с лица плед, она посмотрела по сторонам.   

- Не пугайтесь, это всего лишь я. Сейчас мы выедем за ворота и,  тогда вы можете сесть или лечь, как вам удобнее. Все пока идет так, как надо. Охранник ничего не подозревает. Мое дежурство закончилось. Будем надеяться,  что он обнаружит вашу пропажу не так скоро. Чем позже, тем лучше. Меньше подозрений в мой адрес.   

- А куда вы меня отвезете? – Татьяна попробовала сесть, но от острой боли закусила губу и снова легла.   

- К маме. По крайней мере,  на первое время. Я не сомневаюсь, что нас всех будут проверять. Поэтому, отвезти вас сейчас ко мне, все равно, что снова отдать вас в руки милиции. А у мамы, вас искать никто не будет. Я надеюсь. Я, взрослый мужчина. У меня своя квартира и прописан я в ней, а не у мамы.   

- А она не будет возражать? Может, она не захочет видеть меня в своем доме?   

- Мама? – Стёпин  рассмеялся. – Вы просто не знаете мою маму. Мужчина, поднявший руку на женщину, перестает быть мужчиной, в понимании моей мамы. Я рассказал ей о вашей ситуации и поведении следователя.  Мама была в шоке.  Она пылает праведным гневом и,  будет теперь защищать вас ото всех, в том числе и от меня. 

-  Почему от вас? 

- Ну, я же тоже, как никак мужчина, а не только врач. А вы – красивая, молодая женщина.   

- И мне стоит вас опасаться? – Татьяна затаила дыхание. Ей подумалось, что она совсем не знает этого человека. А вдруг,  он окажется не таким, каким она его себе представляла.   

- Успокойтесь Татьяна Ивановна. Я, пытаюсь немного отвлечь вас и развеселить, но,  наверное,  не удачно. Вот и приехали.    

Татьяна увидела старый  сталинской постройки четырехэтажный дом с большими окнами и массивными встроенными балконами.   

- Ваша мама живет одна?   

- Да. Отец умер два года назад. Хотя, я выразился не очень точно. Мама живет не одна. С ней вместе живут кот Ален и королевский пудель Делон.  Татьяна рассмеялась. 

-  Очень удобно звать. Ваша мама поклонница Алена Делона?   

- Еще какая. Она вам покажет вырезки о нем, которые она собрала,  эдак лет за тридцать. Давайте я разбинтую вас, а то нас могут не понять. – Он ободряюще улыбнулся Татьяне.   

В квартиру, находящуюся на втором этаже они  поднялись,  не встретив никого из соседей. Это была удача. Лишние любопытствующие взгляды и вопросы были бы  сейчас  совершенно некстати. 

Дверь им открыла высокая, худощавая женщина, лет пятидесяти, с большими,  лучистыми карими глазами. Ее волосы были уложены в красивую прическу. Строгое сиреневое платье украшала красивая брошь.   

- Так, наверное, выглядели дамы начала двадцатого века, - подумала Татьяна.   

- Ну, что же вы стоите? Проходите в дом. Давайте знакомиться. – Женщина улыбнулась. – Меня зовут Софья Леонидовна. Деточка, вы такая бледная и худенькая. Валера, что ты стоишь? Быстро приготовь пастель. Иначе, она сейчас упадет в обморок. Пойдемте дорогая, комната для вас уже готова.   

Татьяна зашла в небольшую, квадратную  по размерам комнату и огляделась. Большой книжный шкаф  занимал   половину стены. У окна стоял тяжелый письменный стол. Старое массивное кресло с журнальным столиком  на гнутых ножках притаилось в углу. Над ним, на стене, висело красивое старинное бра из бронзы. На другой стене, над диваном, который расстилал для нее Валерий Иванович, висели портреты в тяжелых, позолоченных рамах. 

-  Это бывший кабинет моего мужа, - пояснила Софья Леонидовна. – Он был профессором медицины. Я думаю,  вам здесь будет удобно. Правда,  здесь нет телевизора, но зато много книг. Вы любите читать?   

Сын перебил ее.   

 - Мама, Татьяна всего несколько часов назад была на операционном столе. Ей сейчас необходим покой и отдых.  Я сделаю ей несколько уколов и дам снотворное. Ей надо поспать. А вот когда ей станет лучше, тогда ты и будешь расспрашивать о том, что она любит, а что нет. Договорились?   

Софья Леонидовна подбоченилась и грозно посмотрела на сына. 

- Умник, ты как разговариваешь с матерью? Я, между прочим, проработала невропатологом не один десяток лет и лучше тебя разбираюсь,  как надо разговаривать с больным человеком. И уколы я делаю ни чуть не хуже тебя. А вот тебе здесь дольше оставаться не следует. Поэтому, оставляй лекарства, желай нам спокойной ночи,  и мы тебя больше не задерживаем. Так ведь, деточка? – Она посмотрела на Татьяну.   

Татьяна сдержанно улыбнулась. Валерий развел руками. 

- Ну, раз я больше не нужен, придется удалиться и в гордом одиночестве страдать из-за того, что две самые очаровательные женщины на свете без сожаления отвергли мою заботу и любовь.   

- Шалопай. – Софья Леонидовна шутливо шлепнула сына по спине. – Иди и дня два,  чтоб духу здесь твоего не было. Если нам что-то понадобиться срочно я тебе позвоню. 

Стёпин,   попрощался с Татьяной,   и вышел. Софья Леонидовна,  пошла,  его проводить. Татьяна осталась одна. Она осторожно сняла с себя халат и прилегла на диван. Когда Софья Леонидовна вошла в кабинет, Татьяна уже спала. Постояв рядом с ней, Софья Леонидовна отложила на стол приготовленный шприц и выключив свет тихо вышла.

 Зайдя на кухню, она налила себе чай,  и задумалась. Ей было жаль эту красивую, хрупкую и беззащитную женщину. Она так же успела заметить, какими глазами  на нее смотрел Валерий. Было очевидно, что она зацепила его сердечко.   

- Ждал, ждал свою единственную  столько лет   и вот,  дождался. Что-то из этого будет? Ах, мальчик, мальчик и угораздило же тебя влюбиться именно сейчас и именно в женщину,  за которой гоняется вся милиция города. – Она тяжело вздохнула.   

 
                Глава 21    

- Что значит исчезла?!  Как она могла исчезнуть? Куда? Ты для чего здесь находишься? Кого ты охраняешь, пустую кровать? Какая лежачая? Что ты бормочешь? Ответишь по всей строгости закона!   

Трухин метался по палате, как раненый зверь в клетке. Охранник,  стоял,  потупив голову,  и что-то бормотал себе под нос. 

 Исчезновение Башевой обнаружили тридцать минут назад, когда дежурный врач зашел проверить ее состояние,  и застал под одеялом не больную, а две подушки. 

 О ЧП было сообщено в Управление внутренних дел. И вот теперь Трухин в отчаянии метался по палате, пытаясь выяснить, что могло случиться с Татьяной. Он уже был в курсе того допроса  «с мордобоем», который проводил следователь прокуратуры. Он был в ярости. Представляя состояние Татьяны, ее беззащитность, ее боль, он скрипел зубами.   

С раннего утра он занимался сбором информации, допросами, оформлением полученных данных. Время поджимало, да и к тому же он считал, что Татьяна находится в  больнице под присмотром врача, который обещал никого к ней не пускать для допроса. Вечером он собирался поехать к ней, чтобы порадовать ее хорошими известиями и вот теперь его сердце сжималось от страха за любимую женщину. Ему представлялись картины одна страшнее другой. Он видел, как Татьяна раздетая, окровавленная замерзает где-то на холодной и мокрой от дождя земле. То ему представлялось, как ее выкрал какой - ни будь маньяк и теперь издевается над ней, а она не может противостоять ему. 

- Она не могла уйти сама, ей кто-то помог в этом. 

 Трухин повернулся и увидел мужчину в белом халате.   

- Я сегодня дежурю по отделению. Моя фамилия Скворцов. Я говорю, что после операции и в таком состоянии, она не могла уйти отсюда одна, без чьей либо помощи. Даже скорее ее вынесли. С такой раной, да пневмонией и температурой, да при такой потере крови, она бы не дошла и до двери. Я знаю, что говорю. Я проработал хирургом двадцать лет.   

- Но у двери сидит охранник. Не вылетела же она через окно? – Трухин снова повернулся к охраннику. – Из нашей конторы  ее точно ни кто не забирал? Сергеечев приезжал еще раз?   

- Нет, я же вам докладывал. После драки с доктором, он уехал,  и больше я его не видел. И потом, я уходил всего минуты на три четыре, не больше. Я же живой человек. Мне и в туалет надо и перекусить. А доктор мне сказал, что она после наркоза будет спать не меньше трех часов. Откуда же я мог знать?   

- Если  с ней что-нибудь случиться, я тебя собственноручно…, понял?

Трухин посмотрел на Скворцова. 

- Расскажите мне подробнее о вашем хирурге, который вступился за Башеву. Мне сказали, что он сломал ему челюсть, это так?   

- Стёпин?  Нормальный мужик. Если бы я был на его месте, я,  наверное,  поступил так же. Бить раненную, беззащитную женщину? Это только в вашей конторе не делают различия между мужчиной и женщиной. У вас они все преступники. Но даже преступники имеют право на человеческое отношение со стороны стража правопорядка. Или не так?   

- Так, так. Только  у нас, как и везде есть свои уроды. А мог Стёпин увезти ее отсюда?   

- Зачем? Он же не дурак. Понимает, что подозрение сразу же падет именно на него. Да и потом, к чему ему все эти проблемы? Одно дело вступиться за женщину, которая сама не может за себя постоять и другое дело укрывать преступницу, автоматически становясь соучастником. Нет, не думаю. Да вам это не сложно проверить. Поезжайте к нему на квартиру и проверьте.   

- Обязательно проверим. Но согласитесь, кто-то должен был обязательно видеть, как увозили Башеву. Постовая сестра, врачи, больные,  наконец.   

- Если вы в курсе, у нас хирургическое отделение. Больные у нас, в основном, лежачие. Сестра могла зайти в палату сделать укол, или проверить капельницу. У врачей хватает работы в ординаторской. Столько писанины, вы бы знали. Лечить некогда, оперировать некогда, а вот заполнять истории болезни ежедневно, обязаны. Поэтому, если человек предварительно рассчитал и знал когда и насколько уходит охранник, то без проблем мог вывезти вашу Башеву вниз на лифте. И к тому же, если его у двери ждала машина, то теперь они уже далеко.   

Трухин закрыл глаза и поморщился, мысленно застонав.    

- Вы как будто радуетесь, а доктор?   

-  Честно? Радуюсь. Гестаповские методы допроса никогда не вызывали у меня уважения. Будь эта женщина даже сто раз виновата, но это должен решить суд, а не один человек, будь он хоть следователем, хоть прокурором. И уж избивать женщину, это самое последнее дело. Я чем-то еще могу быть полезен?   

Трухин открыл глаза.   

- Можете. Скажите мне ваш домашний адрес.   

- А  мой-то  зачем? Я, как пришел на работу, никуда не отлучался. Это могут подтвердить сотрудники. Хотя, пожалуйста, проверяйте.   

Трухин записал адреса сотрудников отделения, дежуривших в этот день, их телефоны. Уходя из ординаторской, он повернулся к собравшемуся там медперсоналу. 

- Да, это для справки. Нами установлено, что Башева,  не виновата,  во всех преступлениях, которые ей приписывали. Преступница нами арестована и находится в данный момент в тюрьме. Я приехал сюда, чтобы сообщить Башевой  об этом. Мой телефон вам известен, если у кого-нибудь будет что мне сказать, буду рад.

  После отъезда Трухина Скворцов набрал домашний телефон Стёпина. 

- Валера, это я, Скворцов. Ты не в курсе, что твоя подопечная, на защиту которой ты бросился,  как лев, сбежала? Так вот, ты – подозреваемый номер один. Жди гостей. Нет, я ничего не имею в виду. Конечно, оно тебе не надо. Я так им об этом и сказал. Ну, до встречи.   

Стёпин положил трубку и задумчиво потер ладонью подбородок.   

Когда через какое-то время в его квартиру позвонили сотрудники уголовного розыска, то в открывшейся двери они увидели Стёпина,  в состоянии сильного алкогольного опьянения. Из-за его плеча выглядывала молодая женщина, которая,  постоянно хихикая и периодически икая, начала приглашать всех за стол, выпить по рюмочке. На всю квартиру гремела музыка, и Маша Распутина сетовала на безденежье любимого и на толстый кошелек лысого старика.   

Трухин с Власовым быстро обошли квартиру. Кроме пьяной в стельку парочки, никого в доме не было.   

- Да, Вов, - Трухин посмотрел на целующегося с женщиной Стёпина, - здесь нам делать нечего. С ним даже поговорить не получится. Он,  по-моему,  не понимает кто мы и откуда. Мужик отдыхает и выпускает пар. Поехали, завтра вызовем его к нам, там и поговорим.  У нас еще три адреса. Давай не будем терять время.   

Они вышли за дверь. Стёпин быстро подошел к окну. Увидев, как они сели в машину, он выключил музыку и облегченно вздохнул. 

- Ксюша, все, концерт окончен, кончай икать. Здорово у тебя это получилось, поделись секретом. 

Женщина мелодично рассмеялась и икнула.   

- Секрет прост, втолкни в себя кусок черного хлеба и не запивай водой. А вот теперь мне необходимо выпить крепкого чая и много. А ты мне пока объяснишь, что ты натворил, что к тебе приезжает милиция и не просто милиция, а уголовный розыск. Ты кого - то зарезал на операционном столе или убил в подворотне, защищая честь женщины? Ничего другого на ум не приходит.   

- Девочка моя, ты не далека от истины. Как же хорошо ты меня знаешь.   

- Не мудрено. Я знаю тебя с детского сада. А это уже ни как не меньше тридцати лет. Ладно, не буду лезть тебе  в душу. Мне пора домой. Скоро вернутся из школы мои «цветы» жизни. 

- Ксюша, ты мой спасательный круг. Спасибо тебе за все. Детям от крестного привет.   

Ксения ушла. Стёпин убрал со стола,  после чего проветрил комнату  и,   лег на диван. Ему страшно хотелось позвонить матери и узнать, как у них дела. Но он понимал, что этого делать не следует. Он вспомнил худенькое, одухотворенное лицо Татьяны и мечтательно вздохнул.   

Трухин проехал по всем адресам, дежурившей бригады врачей и медсестер. Результат был нулевой.   

Вернувшись в управление, он столкнулся с Полуэхта. 

- Ну, что улетела твоя канареечка? Что будешь шефу докладывать? Не завидую я тебе майор. Не виновные люди не скрываются от правосудия. А у твоей подружки видимо рыльце все же в пушку, да и сообщники на лицо. У такой сладкой бабенки всегда найдутся защитники, мечтающие затащить ее в кровать. – Он ехидно рассмеялся.   

Трухин побагровел. Власов вцепился ему в рукав. 

- Не надо, шеф. С дураком связываться, самому дураком стать. Ваши слова. Он же на это и рассчитывает.   

В кабинете они долго молчали. Резко зазвонил телефон. Все трое вздрогнули. Трухин схватил трубку.  Звонил Коломеец.   

- Так, допрыгался? Чертов сукин сын! Себя подставил и меня по монастырь подвел. Быстро ко мне!   

Трухин, положив трубку, посмотрел на друзей. 

- Фенита ля комедия, господа, товарищи, баре. Где папка с документами?   

Борисов протянул ему папку.   

- Я пошел. Ждите у телефона. Вдруг она позвонит. У меня мозги плавятся от страха за нее. Где она, что с ней?   

Лицо Коломейца было чернее тучи.  Мельком взглянув на Трухина, он кинул:   

-  Садись, рассказывай. 

- Товарищ полковник, можно, я вначале доложу о расследовании, а потом уже о ЧП? 

- А стоит ли? Раз твоя подопечная сбежала, значит,  чувствует за собой вину!  Просто так от правосудия не скрываются. Или я не прав?   

- Извините, но я думаю, что конкретно в этом случае, не правы.   

- Ну, ты и нахал, майор! Я знаю, что для тебя не существует авторитетов,  и ты живешь по своим законам, резко отличающимся от законов, по которым живут твои коллеги, но все же, уважай хотя бы погоны. 

- Если вы имеете в виду пьянство на рабочем месте, взятничество, продажность, подтасовку улик, то да, я живу по другим законам. 

- На самоубийцу вроде не похож, - задумчиво произнес полковник, - на дурака тоже, а несешь такую ахинею. Ты вообще соображаешь, в чем ты сейчас обвинил меня,  своего начальника?      

Трухин растерялся. Он понял, что в запальчивости ляпнул что-то не то.   

- Я же не конкретно вас имел в виду, товарищ полковник.   

- Да, ты всего лишь говорил об Уголовном розыске, который я,  имею честь возглавлять и о его сотрудниках, безусловно,  не ангелах, но тянущих на себе воз с дерьмом, который больше никто не хочет тянуть. Куда проще и выгоднее,  служить охранником  в банке.  Или охранять «тело» важного и никому не нужного, кроме его конкурентов, «нового русского».  Наверное, приятнее   ездить на джипе,   а не на разбитом газике.  Вкусно есть в ресторане, а не в буфете.   Париться в бане с девочками, а не принимать на спех душ после полуночи.    Чем гоняться  с пистолетом на боку,  за убийцами и насильниками,  да еще за гроши? Да, в семье не без урода, но зачем же всех под одну гребенку, а майор?   Или ты у нас один такой чистый и безгрешный?   

- Извините, товарищ полковник. Я был не прав.   

- Ладно, давай закончим эту демагогию и приступим к делу. Докладывай, что узнал. Только учти, если твои улики против Сизовой, окажутся мыльным пузырем, мы погорели с тобой оба. Упустить серийного убийцу, да если еще дело стоит на контроле у самого главного прокурора?  Надеюсь,  это тебе объяснять не требуется?   

     Трухин разложил на столе документы.   

- Первое: дома у  Сизовой  нами был обнаружен дневник Зверевой Натальи, а на даче: некоторые вещи Башевой: заколка, шарфик, перчатка.   

- Ну и о чем это говорит? Насколько я знаю, Башева скрывалась на этой даче после ее побега из больницы. Соседка Сизовой это подтвердила. Может,  это она сама спрятала эти вещи там?   

- А вы почитайте дневник Зверевой. Там, о Башевой написано только хорошее, а вот о Сизовой, просто вещи,  не укладывающиеся в голове. Потом, зачем Башевой прятать свои вещи? Тем более одну перчатку. Вы знаете, что на каждом из убийств было обнаружено что-нибудь принадлежащее Башевой: шарфик, перчатка, резинка для волос. А у Сизовой были ключи от квартиры Башевой.   

- А откуда известно, что эти вещи принадлежат Башевой?   

- Наши эксперты это подтвердили. Но, это не главное. Старший лейтенант Власов, летал в Ижевск. В этом городе жили дочь и внучка Сизовой. Так вот, мы располагаем любительской кинопленкой, где запечатлен момент убийства дочери и внучки Сизовой, самой Сизовой. Товарищ полковник, это просто не укладывается в голове. Как можно убить своих самых близких людей? Мы прокрутили эту пленку Сизовой и она не выдержала. Вот ее признание во всех, совершенных ею преступлениях.    

- Ты получил признание и молчал? Да тебя за это четвертовать надо! Я уже, понимаешь, готовлюсь к отставке и наказанию, а он мне тут  про заколки и шарфики рассказывает, когда признание на руках! Силен. Каким образом удалось заснять момент убийства родных Сизовой? 

- Случайность. Просто повезло. В то время, в Ижевске находился студент института кинематографии. Приехал к родителям на каникулы. Решил попрактиковаться. Он учится на оператора. Вышел на балкон и увидел людей на крыше дома напротив. Начал снимать. Вот таким образом.   

- Ну, это просто, как в сказке. Как вела себя Сизова во время показа этого фильма?   

- У нее было шоковое состояние. Это был удар судьбы. После этого она практически мгновенно сломалась. Но сколько в ней ненависти, вы бы только видели.   

- Она сказала, почему выбрала Башеву на роль убийцы?   

- Сказала. Не поверите, в этом оказался виноват я. Она узнала, что Татьяна собирается выходить за меня замуж. Она расценила это, как предательство. По ее понятиям, каждая женщина любящая, а не ненавидящая мужчину, это тряпка, подстилка, используемая мужчиной,  и она должна быть за это наказана. Да вы почитайте ее признание,  и вам все станет понятно.

 Полковник взял протянутые ему листы бумаги и начал читать. 

Сизова Валентина Георгиевна. Родилась в 1940 году в городе Ленинграде. В 1942 году была вывезена из блокадного Ленинграда на Большую землю. Родители погибли. До 1946 года жила в Детском доме в Новосибирске. В 1946 году была взята на удочерение ленинградской семьей, знавшей ее родителей,  и вместе с ними вернулась в Ленинград. В 1963 году окончила медицинский институт, педиатрический факультет. В 1962 году вышла замуж за офицера Советской Армии. В 1965 году родила дочь. В 1989 году муж погиб при выполнении боевого задания в Нагорном Карабахе. Дочь и внучка были убиты в июле 1994 года.   

Вопрос. – За что вы убили свою дочь и внучку?   

Ответ. – Для этого надо рассказать о всей моей жизни с самого начала. Блокаду я, конечно, не помню, была слишком мала. Детский дом…, было не сладко, но жить было можно. Все началось с того, как меня взяли на воспитание в семью Радченко. Как я узнала в последствии, инициатором удочерения была жена Радченко Валерия Степановича – Людмила Сергеевна. Оказывается, в юности, она любила моего отца, была с ним близка, но он предпочел мою мать. Поэтому, она,  рассказывая мне о моей матери, выливала на нее ушаты грязи. Она ее ненавидела даже мертвую. Ну, а Валерий Степанович, зная о любви своей жены к моему отцу, тоже старался выместить всю свою злость на мне. Я жила между двух огней. Каждый мой проступок был расценен, как плохие гены родителей и сурово наказывался. Я ненавидела их обоих, но мне некуда было уйти. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, Валерий Степанович изнасиловал меня. После, он использовал меня постоянно, унижая и оскорбляя меня при этом. Я хотела покончить жизнь самоубийством, но однажды подумала: а почему я? Мне было семнадцать лет, когда я решила убить его. Седьмого ноября у нас в доме собралась большая компания друзей Радченко. Валерий Степанович хорошо выпил, он любил это дело. Он шепнул мне на ухо, чтобы я вышла на улицу, в сквер. Ему,  видите ли, приспичило. Я вышла. Когда он вышел на улицу и стал звать меня, я подошла сзади,  и накинула ему на шею леску от удочки. Он был очень пьян, поэтому, почти не сопротивлялся.   Я вернулась и незаметно прошла на кухню. Поэтому, когда стали искать хозяина, все видели, что я на кухне мою посуду. Да,  меня даже и не спрашивали ни о чем.  Людмила Сергеевна,  после его смерти  запила и спилась за два года. У меня осталась квартира и деньги. Я была счастлива!
Уже учась  на четвертом курсе института, я познакомилась с Сизовым Андреем. В то время,  он  окончил военное училище. Я – влюбилась. Он казался мне героем без страха и упрека. Мы поженились. То, что я оказалась не девственницей, мой муж принял, как личное оскорбление. Начались упреки, скандалы, побои.   Он называл меня шлюхой, падшей женщиной. Но родилась Анечка, да и развод для офицера Советской Армии в то время  влиял на служебное положение, поэтому муж сказал, что о разводе и речи не может быть, но жить он будет так, как пожелает, а я – как он позволит.   

Вопрос. – Почему вы не рассказали ему о своем приемном отце?   

Ответ. – Да, вы что? Если бы он узнал, что я уже в четырнадцать лет была не девушкой, он бы вообще меня убил. Он обвинил бы во всем меня. А потом, не забывайте, на мне ведь было убийство. Он мог бы догадаться, что это сделала я. Так потянулась моя серая, несчастная жизнь. Я не хотела такой же участи для своей дочери. Я поняла, что все мужчины – это дьяволы, исчадья ада. Я воспитывала Анечку так, чтобы она  с детства ненавидела мужчин. Но она не послушалась меня и выскочила замуж за такого же идиота, как и ее отец. Я порвала с ней все отношения. Я не была на ее свадьбе, на рождении внучки. И только когда благословенная пуля убила моего мужа, дочь приехала ко мне. Она думала, что я страдаю. А я была счастлива. Второй раз в жизни я была  счастлива,  как никогда! Один Бог знает,  сколько унижений и горя мне принес этот так называемый муж. Он,  не стесняясь,  приводил домой женщин и на моих глазах занимался с ними сексом. Заставлял прислуживать им за столом. Не знаю, почему я столько терпела и не убила его, как Радченко?   

Вопрос. – С дочерью отношения наладились? 

Ответ. – Мы стали переписываться. Я пыталась в письмах объяснить ей, что женщина не должна зависеть от мужчины. Предлагала ей развестись с мужем и переехать жить ко мне. А она начала мне советовать обратиться к психиатору. Дура! А потом, прислала слезное письмо, что муж влюбился в молодую девочку и бросил их. Я поехала к ним. На работе сказала, что взяла больничный лист и побуду на даче. Не хотелось говорить о несчастьях дочери чужим людям. У нас ведь только порадуются чужому горю, а пожалеют единицы. Приехала в Ижевск. Анна в полном ступоре, на грани помешательства. Твердит только об одном, что муж скоро поймет свою ошибку и вернется к ним. Внучка тоже повторяла то и дело, какой у нее хороший папочка и как она его любит. Лили слезы по этому ничтожеству. А в тот день, Аня проснулась веселая. Сегодня, говорит, муж вернется.  Я сон видела. Нарядилась, дочку нарядила и потащила ее на крышу отца выглядывать. Я поднялась за ними. У нас началась ссора. Я сказала ей, что он никогда к ней не вернется. Она кинулась на меня драться. Внучка начала разнимать нас. Я не знаю, как так случилось, что мы оказались на краю. У меня мелькнула мысль, что лучше им умереть, чем оказаться в психиатрической больнице одной и в детском доме другой.   

Вопрос. - Почему в детском доме? Вы не взяли бы на воспитание свою внучку, если бы с ее матерью произошло несчастье?   

    Ответ. – Нет. Не взяла бы. Она уже была испорчена воспитанием дочери. Она обожала отца, который ее бросил и не вспоминал о ней! О чем тут можно говорить?   

Вопрос. – И что же было дальше?   

Ответ. – Я толкнула их вниз. Меня в этом городе и доме никто не знал. Я приехала к ним впервые. Когда мы поднимались на крышу, нам никто не  встретился и когда я спускалась вниз, тоже. Я вернулась   в квартиру, собрала свои вещи, забрала свои письма и  фотографии,   и уехала.    

Вопрос. – И вы даже не поинтересовались, что стало с вашими близкими?   

Ответ. – А что с ними еще могло стать?  Упав с двенадцатого этажа,  еще не одному не удалось выжить. А присутствовать на похоронах в этом случае, было бы смешно.  Я приехала, закрыла больничный и вышла на работу. И вот, как-то в одно из дежурств, я зашла в комнату новорожденных,  и мне подумалось, а зачем они родились на свет? Что их здесь ждет, кроме мучений, болезней и унижений, особенно девочек.  И потом, посмотрите, кто сейчас рожает? Бывшие молодые любовницы «новых русских». Жены, отдавшие им силы, молодость, любовь, здоровье, выбрасываются на свалку, как старое трепье. Возьмите, хотя бы, Звеня? Я не права? Первую жену бросил, женился на любовнице и снова завел любовницу. Его сын вырос бы точно таким же. И может, та же Опарина  стала бы его жертвой. Этот мир устроен для мужчин. Они правят миром. А женщины – рабыни, безмолвные и забитые. Посмотрите на женщин Востока. Их можно назвать людьми? Они ублажают своего господина, они не имеют права голоса. Даже их лицо завешано тряпкой. У наших женщин, по крайней мере,  есть выбор. Они могут прожить и без мужчин. За что я уважала Таню Башеву? Ослепительно красивая женщина, тоже,  в свое время,  натерпевшаяся  от мужчин. Они лебезили перед ней, заискивали, а она смеялась им в лицо. Сама всего добилась в жизни. Я уважала ее, а она предала меня. Она, видите ли, влюбилась. Да еще в мента! Среди них нет ни одного нормального человека. Они все, как и военные, садисты. А она вся светилась от счастья. Мне больно было думать, что вскоре, эта улыбка превратиться в гримасу боли и разочарования. Я пыталась образумить ее, но безуспешно. И вот мне приснился сон, что Господь говорит мне, что я пришла в этот мир, чтобы избавить людей от боли разочарования. Что младенцы, умершие  вскоре после рождения, попадают в Рай,  и я могу им в этом помочь. Проснувшись, я задумалась и тут увидела на столе шарфик, оставленный Татьяной. Это был знак свыше. Я поняла, что я должна делать.   

Вопрос. – А за что вы убили Наташу Звереау?   

Ответ. – Она застала меня, когда я хотела убить одного из детей. Я перевернула его головой вниз и   через несколько минут, если бы она не вошла в комнату, он был бы мертв. Потом бы поставили диагноз: кровоизлияние в мозг. Так бывает. Она помешала мне. Мне пришлось выкручиваться, придумывать черт знает что. Она была для меня опасна. Если бы я знала, что эта идиотка ведет дневник, в который записывает все. Я просчитала, когда они будут дежурить вместе с Татьяной, купила к этому времени на рынке пистолет с глушителем и незаметно вернулась в ординаторскую, после своего дежурства. Я знаю, что обычно, где-то после двенадцати ночи, чтобы не уснуть, все пьют чай. Я подсыпала в чайник для заварки снотворное и немного кодеина и спряталась в пустой палате. А дальше все было просто. Я заглянула в ординаторскую. Татьяна спала. Я зашла в комнату новорожденных, Наталья спала тоже. Я выстрелила в нее. Она так и осталась сидеть за столом, только голова дернулась и потекла кровь. Вначале я хотела и детей застрелить, но потом, вдруг, вспомнила своего приемного отца. Я хотела просто оставить шарф Татьяны в одной из кроваток, но затем решила, что все дети умрут так же, как умер этот подонок.    

Вопрос. – Что было дальше?   

Ответ. – А дальше я ушла домой и легла спать. Утром пришла на работу, как все. Там был такой переполох! Но, когда я поняла, что Татьяну арестуют и на этом все закончится, я подкинула идею кому-то из коллег, что Тане надо помочь прийти в себя, что она в шоке от произошедшего и ничего на данный момент не соображает. Для этого ей надо выспаться. Ляпин,  предложил сделать ей укол со снотворным. Все суетились, нервничали,   и я смогла подменить ампулу. Ей вкололи не снотворное, а успокаивающее. Потом тоже я подкинула мысль, что ее надо перенести в отдельную палату. Все знали, что после снотворного в такой дозировке, она будет спать не меньше четырех часов, поэтому убедили следователей и Татьяну перенесли в отдельную палату. Я знала, что она не спит и все слышит. Поэтому зашла к ней и сказала, что у нее есть возможность скрыться,  и предложила свою дачу. Мне было нужно, чтобы она мне доверяла и была под присмотром.   

Вопрос. – И вам не было жалко ее? Ведь вы сознательно обрекали ни в чем не повинную женщину на позор, лишения и пожизненное заключение.   

Ответ. – Она сама в этом виновата. А потом, вся жизнь, это своего рода тюрьма и страдания, так какая разница:  где мучиться?    Кстати в смерти подружки Зверевой виновата  Татьяна. Именно она сказала мне, что Наталья вела дневник, который находится у этой подружки. Что она собирается встретиться с этой подружкой и   получить этот дневник. Я поняла, что весь мой план может рухнуть в одночасье. Да и потом, этой малолетней проститутке нечего было делать на этой земле. Вульгарная, пропитая, прокуренная девка. И потом, Татьяна там «засветилась», мне это было только на руку. Единственное, мне не удалось получить этот проклятый дневник. Девчонка оказалась хитрой  и не принесла его на работу. Я предлагала ей сделку, но она отказалась. Думала, что она очень умная. Сказала мне, что дневник спрятан в надежном месте. А мне больше ничего и не надо было знать. Раз дневник спрятан, то его и не найдут. Но, очевидно, после этого, проанализировав ситуацию, Татьяна (а она умная женщина, этого не отнимешь),  заподозрила меня. Видимо, про дневник Зверевой она не говорила больше ни кому. Она не вернулась на мою дачу. Я приезжала туда ночью. Поэтому, мне и пришлось изобразить самоубийство. Из меня получилась бы не плохая актриса, не так ли?   

Вопрос. – Но, перед этим, вы убили первую жену  Звеня. Зачем вы это сделали?   

Ответ. – Я помогла этой женщине избавиться от мучений. Она не поняла, какой подарок ей был подарен судьбой. Ей был дан шанс самой распоряжаться своей жизнью, ни имея никакой зависимости от  мужчины. А она начала ныть, проклинать судьбу, умалять этого подлеца о крохах внимания и жалости. Она убила себя сама. Я просто не помешала ей перерезать вены, а наоборот посодействовала этому разговором. И потом, я знала, что Татьяна пойдет к ней.   

Вопрос. – Ну, а чем вам не угодила Митина Светлана? Ее-то вы за что убили?   

Ответ. – Я ненавидела ее за ее жизнерадостность, за то, что ее любили. Она постоянно хвасталась, как ее любит муж, сын, как она счастлива. Почему она должна быть исключением? Я не думаю, что ее муж будет долго оплакивать ее. Вот увидите, не пройдет и года, он уже будет другой носить цветы и петь серенады о вечной любви. И потом, она взялась помогать Татьяне и в последующих разговорах могла сказать, что я не умерла, а жива и здорова. И тогда, игра бы была проиграна. Если бы она не лезла в помощницы, то,  может быть, была бы жива и сейчас.  Ведь не даром говорят, что добро наказуемо.   

Вопрос. – Ну, а зачем вы стреляли в любовницу Звеня?   

Ответ. – Нет, вот тут уж увольте. Чего не делала, того не делала. Зачем мне эта свиристелка? Я думаю, что тут не обошлось без его второй жены или ее родственников. Насколько я знаю, она больше не может иметь детей и естественно становится не нужной господину Звеню, у которого уже есть замена. Это еще раз подтверждает мое мнение о мужчинах. Ему ведь не важно, что испытывает женщина: горе, отчаяние или боль. Ему нужен наследник, а от какой плесенной коровы, какая разница, лишь бы была здорова. Если бы стреляла я, то промашки бы не было. Поэтому, это, так называемое покушение на убийство, я на себя брать не собираюсь. Кстати. Я видела там Татьяну в таком наряде, умориться можно. Вообще-то, честно говоря, я восхищалась ее умением обводить вас вокруг пальца. Ей все время удавалось выскользнуть из ваших лап. Я каждый раз вызывала милицию и наблюдала, что из этого выйдет. И каждый раз Татьяне удавалось оставлять вас с носом. Плохо работает наша милиция, плохо, не профессионально. Да если бы не я, вам бы никогда не удалось задержать ее. Она жива? Если мне удалось убить ее, я буду считать свою миссию выполненной.   

- К нашей радости и к вашему глубокому сожалению, она жива и надеюсь,  будет жить долго и счастливо. 

- Да, удача отвернулась от меня. Но я надеюсь,  ей еще долго будут сниться кошмары.   Жаль, что мне не удалось осуществить свой последний план, перед тем как уйти из этой жизни. Вот это бы была сенсация, если бы Татьяну нашли снова в таком же состоянии, среди мертвых детей уже в другом родильном доме. Она стала бы самой известной убийцей двадцатого века. Я рассчитывала после этого дела уйти из жизни, уже серьезно, так, чтобы это выглядело убийством и подозрение упало именно на Татьяну. И тогда, она бы никогда не смогла доказать свою невиновность. Но мне не повезло. Ее организм оказался сильнее, чем я предполагала. Водка и наркотики одновременно, это страшная сила и я не думала, что она сможет так быстро прийти в себя. Да, она была так поражена, что ее «лучшая подруга», которую она так любила, по ее словам, могла сделать все это. Я не прощаю предательства,  и теперь она об этом знает.   

Вопрос. – Гарину вы убили из-за дневника?   

Ответ. – Да. Я проследила, что Татьяна пошла к ней. Потом увидела, что Гарина вышла из дома и пошла за ней. Когда она вошла в дом Зверевых, я поняла, что Татьяне удалось сделать своей сообщницей и эту сушеную воблу. А дальше было уже не сложно. Она даже не смотрела по сторонам, так торопилась показать этот дневник Татьяне. Мы вместе вошли в подъезд,  и через секунду дневник был уже у меня. Я видела, как из дома вышла Татьяна и проследила за ней. Ну, а дальше вы уже знаете. Если бы не эта пленка из Ижевска, я бы никогда не призналась бы. Вам просто повезло. Какой смысл отпираться? Я не жалею ни о чем. Все, что я делал, я делала во благо. И Татьяна получила по заслугам. Мне даже стало легче, после того, как я вам рассказала свою жизнь. Умирать мне не страшно. Я не боюсь смерти, Я жду ее. Даже если мне не вынесут смертный приговор, я все равно найду способ,  свети счеты с жизнью. Она мне больше не нужна.   Все, я устала, больше ни на какие вопросы отвечать не буду. Единственное, о чем я вам хочу еще сказать,  если бы не ваши личные отношения с Башевой (а я,  так понимаю, что вы и есть тот самый мужчина,  за которого она собиралась замуж),  никто бы не стал докапываться до истины.  И Татьяна,  закончила бы свои дни,  на тюремных нарах. Так что разговоры о справедливости   не уместны.   Но я думаю, вы такой же, как все ваше мужское племя и рано или поздно покажете ей свое истинное лицо.  И я надеюсь, что Татьяна однажды пожалеет, что променяла свою свободу и независимость на вашу так называемую любовь.   

Коломеец поднял лицо от протокола и посмотрел на Трухина. 

- Да и в кошмарном сне такое вряд ли  приснится,  может. Она же просто психически ненормальная женщина. Больная женщина. Вы пригласили специалиста для  освидетельствования ее психического состояния?   

-  Да. На завтра. 

- Теперь давай поговорим об исчезновении  твоей Татьяны. Ты  имеешь к этому отношение?   

- Нет. Но я хочу доложить вам, что предшествовало ее исчезновению.  Её состояние резко ухудшилось,  и ее срочно перевели в городскую больницу. Я был у нее  и заверил, что улик против Сизовой  уже достаточно и с нее скоро будут сняты все подозрения. После моего ухода, пришел следователь из прокуратуры – Сергеечев и начал избивать Татьяну. У нее лопнули швы, и открылось кровотечение. Врач, заглянувший в это время в палату,  и увидевший это издевательство над больной женщиной не выдержал и ударил его, сломав ему челюсть. Сергеечев пообещал ему «за нападение на сотрудника при исполнении»  срок и уехал. После этого Татьяна вскоре исчезла из больницы. Я разговаривал с врачами, они утверждают, что одна она уйти не могла. Просто физически не смогла бы. Мы проехали по всем адресам сотрудников отделения больницы, дежуривших в то время, но безрезультатно. Я очень переживаю за нее. Хорошо, если это сделал человек из благих побуждений. А вдруг, ее увез человек, который считает  именно ее виновной во всех злодеяниях совершенных Сизовой,  и сам решил судить ее,  и привести приговор в исполнение?   

- Ну, майор не раскисай. Будем надеяться на лучшее. А в отношении Сергеечева, я разберусь. Напиши подробный раппорт и оставь у секретаря. Давай, действуй. А ты молодец, крепкий орешек. Повезло твоей Татьяне, что у нее есть такой защитник. Иди, работай. А я пойду докладывать об изменившейся ситуации к начальству. Главное, что преступница у нас, а Татьяну мы твою найдем.   

Трухин вышел из кабинета и подошел к окну. Дождь монотонно бил по стеклу. Ветер рвал с деревьев листья, бросая их прохожим под ноги. 

- Где ты, Таня? Что с тобой?

                Глава 22   

 

     А Татьяна в это время сладко спала. Впервые за все эти страшные дни, которые выпали на ее долю, она спала крепко, без сновидений. 

Софья Леонидовна уже дважды заглядывала к ней в комнату. Пора было делать уколы, да и не мешало бы поесть, но,  видя спокойное, умиротворенное выражение на лице Татьяны, она не решалась ее разбудить.   

Утром, открыв глаза,  Татьяна почувствовала себя отдохнувшей и полной сил. Плечо болело по-прежнему и хрипело в груди, но ум был ясный и настроение превосходное.  Желудок настоятельно требовал пищи,  и это тоже радовало Татьяну. 

- Раз организм требует еду, значит идет на поправку. Как хорошо лежать на мягком диване, на чистом, хрустящем белье, в уютной и теплой комнате, не боясь, что в любую минуту может зайти незнакомый человек, который может причинить боль и вызвать страх. Спасибо, что на этой земле еще есть порядочные и бескорыстные люди, способные прийти на помощь.   

В дверь заглянула Софья Леонидовна. 

- Проснулись, деточка? Вот и хорошо. Ну, как вы себя чувствуете?   

Татьяна счастливо улыбнулась.   

- Спасибо, гораздо лучше.   

- Вот и славно. Сейчас я вас уколю,  и будем завтракать. Что вы предпочитаете на завтрак: омлет, овсяную кашу или глазунью?   

- Я съем все, что вы мне подадите. Я голодна так, что кажется смогла бы съесть даже слона.   

Не смотря на то, что было ранее утро, Софья Леонидовна выглядела  так, как будто собиралась встречать гостей. Прическа была безупречна.  Красивая синего цвета блузка и в тон ей юбка ладно облегали фигуру. На ногах не домашние тапочки, а туфли-лодочки.   

- Софья Леонидовна, вы куда-то собираетесь? Я отрываю вас от дел?   

- Что вы деточка, какие у меня могут быть дела? Это вы так решили из-за моего внешнего вида?   Просто привычка, выработанная годами. Теперь уже поздно от нее избавляться, да и честно говоря,  не хочется. У нас, знаете ли, когда был жив муж, всегда дом был полон гостей. Студенты, аспиранты, коллеги мужа, друзья. Вечером за стол садилось   не менее пятнадцати человек.    Всегда надо было быть на высоте, хорошо выглядеть.   

Татьяна ахнула. 

- Как же вы со всем этим справлялись?   

- Ну, честно говоря, в то время, у нас жила дальняя родственница, которая помогала мне по хозяйству. Поэтому, во всем этом моей заслуги как раз и нет. Моя роль сводилась к приему гостей, общению с ними. Это было так интересно. Я не ощущала своего возраста. Я чувствовала себя молодой, энергичной, неотразимой. Но, первой умерла Катя, за ней Иван и вот я одна. У Валеры своя жизнь. Он, конечно,  не забывает обо мне. Навещает, звонит, но… . Ладно, о грустном не будем. Жизнь продолжается и мне грех на нее жаловаться. Готовьте свою очаровательную попку, я поработаю медсестрой. Готово. Вот вам влажное, теплое полотенце, оботрите лицо, руки. Через пять минут будет готов завтрак.   

Софья Леонидовна вышла. Татьяна с удовольствием протерла лицо, руки, тело. Увидев на столе массажную щетку, она попыталась расчесать свои волосы, но через минуту отказалась от этой затеи. Одной рукой не получалось ничего. Волосы слежались,  и разодрать их требовались не малые силы. 

С удовольствием,  позавтракав, Татьяна почувствовала приятную  усталость. Ее снова начало клонить в сон. Софья Леонидовна сказала, что это очень даже хорошо. Сон – это самое целительное лекарство. Поэтому, закрыв глаза,  уже через несколько минут, Татьяна спала безмятежным сном ребенка.

Так потянулись дни, которые Татьяна вместе с Софьей Леонидовной, проводили  в приятных, легких разговорах о книгах, кино, живописи.   

Татьяна быстро шла на поправку. Спокойная, доброжелательная обстановка, хорошее питание, лечение делали свое дело. 

Обе старались не затрагивать тему, которая могла бы нарушить спокойствие и безмятежность их существования. 

У них было много общего во взглядах на жизнь. Им обеим нравились картины Иванова и Поленова. Обе зачитывались романом Шарлоты Бронте «Джен Эйр». Обе,  бессчетное количество раз могли смотреть фильм «Офицеры».   

Софья Леонидовна часто рассказывала о сыне, его детских шалостях. Она обладала легким характером и юмором. 

Валерий за это время приезжал дважды. Быстро осматривал Татьяну, хвалил, за то, что быстро поправляется, шутил, целовал мать и уезжал.

Татьяна чувствовала его скованность, напряжение и от этого сама чувствовала себя неловко. Когда он забирал ее из больницы, она была не в том состоянии, чтобы что-то замечать и тем более обращать внимание на его внешность и возраст.

Они оказались почти одногодками. К тому же, Валерий был красивым мужчиной, стройным и широкоплечим.   

Софья Леонидовна посмеивалась,  глядя на них. А однажды вечером завела разговор о том, как было бы чудесно, если бы Татьяна осталась с ними навсегда. 

- Танюша, я вижу, что Валера не равнодушен к тебе. Я знаю своего сына. Он влюблен. Я так долго ждала этого. Мне казалось, что он никогда не встретит женщину, образ которой придумал себе еще в юности. Я так и умру,  не понянчив внуков. Но, наконец-то, свершилось! И я счастлива. Тебе ведь тоже он нравиться?   

Татьяна растерялась. Ей не хотелось обижать  и разочаровывать эту добрую, хорошую женщину, но и обманывать ее она не имела права. 

- Софья Леонидовна, дорогая, мне очень нравиться Валерий, но я люблю другого мужчину. Я благодарна вам за приют, любовь и тепло, которым вы меня окружили, Но это было бы неправильно обмануть вас и вселить в вас надежду, которой не дано осуществиться. Перед тем, как произошли все эти события, я собиралась замуж. Мы строили такие грандиозные планы, мечтали о ребенке, счастливой жизни… . 

- Он бросил тебя в беде? Отказался от тебя? Поверил в твою вину?   

- Нет,  что вы! Как раз наоборот. Он делал все, чтобы доказать мою невиновность. Но, видимо, у него ничего не получилось. 

-         Почему ты так решила?   

- За день до того, что случилось в больнице, он был у меня,  и сказал,  что моя невиновность практически доказана.   Сказал, что мне больше нечего бояться,  и никто больше не придет ко мне с допросом. Но, он ошибся.   

- Деточка, он имеет какое-то отношение к милиции?   

- Да. Он майор уголовного розыска.   

Софья Леонидовна всплеснула руками. 

- И ты лежишь здесь все эти дни в неизвестности! Почему ты не позвонишь ему?   

Татьяна невесело усмехнулась. 

- Я и так доставила ему столько хлопот и неприятностей. Его ведь отстранили от дел из-за меня. Грозили уволить с работы. Зачем же мне снова ставить его и вас в том числе, под удар. А если его телефоны прослушиваются? Если ему не удалось доказать мою невиновность, то вы, если меня обнаружат у вас, автоматически становитесь соучастниками преступления. Я не могу ответить вам на вашу заботу обо мне черной неблагодарностью. Мне и так тяжело сознавать то, что в смерти моих коллег, друзей, пытающихся помочь мне, есть доля и моей вины. Если бы я не впутала их в свои проблемы, они были бы живы и здоровы и по сей день. Нет, не хочу.   

Софья Леонидовна ласково погладила ее по голове. 

- Я вижу, ты готова поговорить о том, что с тобой произошло. Расскажи мне, может, я смогу чем-то тебе помочь. Одна голова хорошо, а две, лучше.   

Татьяна начала свой невеселый рассказ.   

- Да, дорогая моя, сколько же испытаний выпало на твою долю. Просто невероятно,  сколько человек может вынести на своих плечах. Ты,  сильная и смелая девочка. Я горжусь тобой. А эту женщину, остается только пожалеть. Скорее всего, после смерти дочери и внучки, у нее помутился рассудок,  и она стала видеть мир в перевернутом свете.  Женщина с нормальной психикой на такое просто не способна. Почему она выбрала именно тебя в качестве жертвы? Это тоже можно объяснить. Ты, была ей ближе всех, насколько я понимаю. Но ты тоже собиралась покинуть ее. Для нее твое замужество, было равноценно твоей смерти. Она теряла тебя, твое внимание, твою любовь. Это не я так думаю. Это она так решила. Деточка, я всю жизнь провела среди медиков и смею надеяться, что научилась разбираться в психологии и поступках людей. Я думаю, что у этой Валентины Георгиевны, что-то в жизни не сложилось с самого начала. Скорее всего,  в детстве или юности ей кто-то нанес сильную душевную травму,  и она затаила злобу на весь белый свет. Нужен был лишь небольшой толчок, чтобы агрессия, копившаяся в ней столько времени, вырвалась наружу. И я думаю, что этим толчком послужила смерть ее близких. 

Татьяна покачала головой. 

- Не уверена. Человек с ненормальной психикой не может так планировать, расставлять ловушки, рассчитывать все до мелочей. Она предвидела каждый мой шаг, каждый мой поступок. И потом, человек, решивший изобразить собственное самоубийство и сумевший рассчитать дозу до мелочей? Нет, при этом надо было обладать стальными нервами и трезвым умом. Хотя в последнюю нашу встречу я обратила внимание на ее глаза,  они были пустыми, мертвыми.  А что касается убийств, так кому как не вам знать, что именно врачу легче всего переступить эту черту. Он чаще всего встречается в этой жизни со смертью других людей и привыкает к этому, не считая смерть чем-то из ряда вон выходящим.   

- Не скажите, Таня. Вы ведь так не считаете? Лично я за свою жизнь повидала не мало смертей. Хоронила близких, друзей, у меня умирали больные, которым я не могла помочь, но я до сих пор не могу привыкнуть и смириться с этими потерями. Постоянно думаю, может,  я что-то упустила, где-то не доглядела?  Нет, я не смогла научиться спокойно,  воспринимать смерть.   

- Простите меня Софья Леонидовна, наверное,  я просто устала. Устала от потерь, страха, боли. 

- Ничего, Танюша, все образуется. Не может быть так, чтобы она победила со своей черной душой и делами. Правда всегда торжествует на земле. Правда бывает поздно, но торжествует! Будем надеяться, что в нашем с тобой случае, это будет вовремя. Давай спать. Утро вечера мудренее. Глядишь, может к утру решение придет само собой. Хорошо?

Поздно вечером Софья Леонидовна позвонила сыну. 

- Валера, есть какие-то новости?   

- Да, сегодня в больницу снова приходил майор из Уголовного розыска. Вешал лапшу на уши, что настоящая убийца арестована, с Татьяны сняты все подозрения,  и что если кто-то знает о ее месте нахождения, чтобы сообщили ему. Оставил номер телефона. Думает,  поймал на дурочка. Так мы ему и поверили. Все они там сволочи. Могут только издеваться над людьми безнаказанно.   

- Валера, а как его фамилия?   

- Зачем тебе это? Я надеюсь, ты не собираешься ему звонить? Или тебе есть что рассказать?   

- Мне просто интересно. Скажи его фамилию и телефон.   

- Мама!

 - Ты перестал доверять соей матери?   

Валерий сдался.

- Ну, хорошо.  Записывай.   

                Глава 23    

 

Утро выдалось ярким и солнечным. Татьяна открыла глаза  и,  глядя на синее безоблачное небо, улыбнулась.  Сладко потянувшись, она с удовлетворением отметила, что боль в плече почти исчезла. В легких уже не сипело и не хрипело. Дышалось легко и свободно. Почувствовав аромат  сваренного кофе, она ощутила зверский голод. 

Быстро поднявшись с постели, она накинула на себя халат, расчесала волосы и пошла на кухню. 

- М-м. Как вкусно пахнет. Доброе утро Софья Лео, - она запнулась на полу слове.    В кухне никого не было.   

Татьяна прошлась по квартире – никого. Она вернулась на кухню, налила себе кофе и задумалась.   

- Хорошая возможность покинуть этот гостеприимный дом, пока я не принесла ему несчастье. Я уже, почти здорова. Значит, пора уходить.   

Она быстро оделась, написала записку и вышла за дверь, осторожно прикрыв ее.   

Софья Леонидовна возвращалась из булочной, неся в руках торт и коробку конфет. Она улыбалась, представляя, как сообщит Татьяне  замечательную новость, которую она узнала сегодня рано утром. 

Вставив ключ в замочную скважину,  она с тревогой поняла, что дверь не заперта. Открыв дверь, она вошла в темную прихожую. В доме стояла гнетущая  тишина. Заглянув в кабинет, она увидела сложенное в угол постельное белье и лист бумаги, лежавший на нем. Поставив торт на стол, она взяла лист в руки.   

- Дорогая Софья Леонидовна, спасибо вам за все. Я много думала после вчерашнего нашего разговора и пришла к заключению, что не хочу больше ставить дорогих и близких мне людей под удар. Вы не можете всю жизнь скрывать беглую, хоть и не преступницу. Подвергать себя  и Валерия Ивановича опасности. Я очень благодарна вам и Валерию Ивановичу за вашу доброту, любовь и бескорыстную помощь. За меня не беспокойтесь. Я практически здорова и со мной все будет в порядке. Софья Леонидовна я позаимствовала кое-что из ваших вещей, простите. При малейшей возможности я все верну. Еще раз спасибо вам за все. Я вас очень люблю.

                Таня

Софья Леонидовна тяжело опустилась на диван.   

- Вот и сделала сюрприз. Ах, Таня, Таня.   

Раздался звонок в дверь. Софья Леонидовна пошла открывать.

На пороге, с большим букетом цветов стоял  улыбающийся Трухин.   

- Софья Леонидовна?   

-     Да, это я. А вы – Саша?  Проходите, пожалуйста. 

Трухин зашел в квартиру и,  оглядевшись, шепотом спросил: 

- Таня еще спит?   

Софья Леонидовна молча протянула ему листок бумаги, зажатый в руке.

Трухин быстро пробежал его глазами и застонал. 

- Нет, не может быть. Я искал ее больше десяти дней и вот снова потерял. Почему вы отпустили ее?   

- Пойдемте, поговорим спокойно. Раздевайтесь и проходите в комнату.   

Они прошли в гостиную. Софья Леонидовна принесла кофе и злополучный торт. Показав на него, она сказала:   

- Вот виновник происшествия.  Пока Таня спала, я решила сходить в булочную. Думала,  отпразднуем ваше воссоединение и благополучное завершение дела. Таня не знала, что я звонила вам. А после вчерашнего разговора, она, видимо подумала, что своим присутствием в этом доме, она создает для нас с Валерой угрозу. Ей не хотелось, чтобы мы пострадали от органов правопорядка безвинно (так она говорила).   

Трухин закрыл глаза.

- Вы не представляете, что я пережил за эти дни. Боялся думать: жива она или нет. Ведь она была в очень тяжелом состоянии, когда исчезла из больницы. Потом, я не знал, хорошие люди забрали ее или какой-нибудь маньяк, решивший отомстить ей за ее предполагаемые преступления. Когда вы сегодня утром позвонили мне, я чуть не сошел с ума от радости. И вот, я снова ее потерял. Куда она могла пойти? Что она предпримет на этот раз? Она ведь еще не совсем здорова, не так ли?   

- Так. Ей, конечно, стало гораздо лучше, но сказать, что она здорова полностью, я не могу. И куда она могла пойти, не имею ни малейшего представления.   

Трухин покинул квартиру Стёпиных, предварительно заручившись словом Софьи  Леонидовны, сообщить ему, если вдруг Татьяна ей позвонит или зайдет. 

А Татьяна, в это время,  стояла недалеко от его дома, надеясь увидеть его перед работой и узнать о последних новостях. Она даже от себя скрывала, как ей хочется услышать хорошие новости. Узнать, что она признана невиновной. Она завидовала спешащим на работу людям. Им не надо было ни от кого прятаться и скрываться. Они могли делать все, что им заблагорассудится. Пойти вечером в театр или в кафе, а может просто посидеть дома перед телевизором. Она так устала от бесконечной погони. Она устала скрываться, прятаться и бояться.   

  Время приближалось к девяти часам, а Трухина все не было видно. 

Прождав,  его,  еще минут двадцать, она поняла, что ждать бесполезно.  Или он ушел раньше, или вообще не ночевал дома.   

 Она замерзла, устала и очень хотела есть. Уходя от Стёпиных, она не взяла с собой никаких денег, рассчитывая на Александра и вот теперь не знала, что ей делать.   

 Ждать до вечера не было смысла. Он мог оказаться в командировке. Возвращаться назад,  к  Стёпиным,  было нельзя.   

Татьяна медленно побрела по улице, пока не увидела автобус с номером 160. 

- Ну, конечно, как же я забыла о Насте? Она должна быть в курсе всех дел – это первое. И она никогда не откажет мне в помощи – это второе. Вот только дома ли она?   

Настя была дома. Болел младший сынишка. Открыв дверь, она в первый момент опешила. Потом, обняв Татьяну, затащила ее в квартиру.   

- Господи, откуда ты прелестное дитя? Мы уже потеряли надежу увидеть тебя. Раздевайся. Больше я тебя никуда не отпущу.    

Татьяна торопливо произнесла:   

- Настя, я на минуточку. Я только хочу узнать о Саше. Я была у его дома, но не встретила его. Он здоров?   

И тут раздался звонок в дверь. Татьяна заметалась по прихожей.

- Настя, что делать? Видимо кто-то увидел и узнал меня. Ведь не хотела приходить к вам, так нет, пришла и вот результат. Настя, я скажу, что ты тут ни при чем, что ты ничего о моем приходе и местонахождении не знала. 

Настя  взяла ее за плечи и легонько встряхнула. 

- Таня, Таня, успокойся. Это,  скорее всего,  врач из детской поликлиники. У меня заболел младшенький, поэтому я и дома. Пройди на кухню, выпей чаю, я скоро. 

Татьяна  быстро прошла на кухню, оставив дверь приоткрытой. Она слышала, как Настя открыла дверь. Послышались женские голоса. Поняв, что это действительно врач, Татьяна тяжело опустилась на стул. Вошедшая,  спустя несколько минут Настя, так и застала ее сидящей на стуле, с бледным лицом и закрытыми глазами.   

- Таня, тебе плохо? Чем тебе помочь?  Может, тебе надо лечь?   

Татьяна открыла глаза. 

- Спасибо Настя. Ты и так помогла мне тем, что приняла меня. А помочь? Мне уже, очевидно, никто не сможет помочь. Такая видно моя судьба. Расскажи мне последние новости,  и я пойду. У тебя ребенок болен, а тут еще я со своими проблемами. Если можно, я бы что-нибудь поела.   

Настя покачала головой. 

- Ох, Таня, Таня, опять забилась в свою скорлупку и никого не хочешь к себе пускать.  Когда ты поймешь, что ты не одна. У тебя есть друзья, которые любят тебя, переживают о тебе и для которых твоя судьба не безразлична. Друзья, которые никогда не бросят тебя в беде, может даже рискуя при этом своей жизнью. Ладно, воспитывать тебя я буду потом. А сейчас иди в душ, я вижу, что ты замерзла. А я за это время приготовлю поесть.   

Видя сомнение в глазах Татьяны, она продолжила: - Быстро и не раздумывая. Вот тебе чистое полотенце и вперед. Все разговоры отложим на потом. – Она подтолкнула Татьяну  к ванной комнате.   

Стоя под горячими струями воды, Татьяна думала о том, что сказала ей Настя. Может она и права в том, что все ее беды от того, что она все пыталась выяснить и доказать сама, не слушая никого. Сколько хороших и добрых людей погибли из-за ее гордыни и глупости, стараясь помочь ей. А если бы она сделала так, как говорили ей Настя, Саша, может, эти все люди были бы сейчас живы?

Слезы смешивались с водой и тонкими струйками стекали по ее лицу. Накинув на себя теплый махровый халат, висевший на крючке, она замотала голову полотенцем и вышла из ванной.  Войдя в кухню, она на мгновение замерла и обессилено прислонилась к стенке.

 За кухонным столом сидел Саша и с улыбкой смотрел на нее. 

- Саша? Как ты здесь оказался? 

Трухин встал и подошел к ней. Нежно прижав ее к своей груди,  он прошептал: 

- Как же ты меня напугала. Я боялся, что больше никогда не увижу тебя. Я уже начал терять надежду, ведь после твоего исчезновения прошло уже десять дней. Спасибо Софье Леонидовне. Она позвонила мне сегодня рано утром,  и я помчался к тебе. Но застал там не тебя, а твою записку.  Я был просто раздавлен. Я не знаю, что бы со мной было, если бы не позвонила Настя и не сказала, что ты у нее. Софья Леонидовна так расстроена твоим исчезновением. Я  сказал ей, что я у нее в неоплатном долгу и что мне не хватит всей моей жизни, чтобы отплатить ей  и ее сыну за их доброту, порядочность и любовь, которой они тебя окружили. Надо позвонить ей и сказать, что у тебя все в порядке.    

- А куда она уходила? 

- Она пошла в булочную за свежими булочками  и тортом к завтраку.  Она хотела устроить для нас праздник.   

Татьяна осторожно высвободилась из его объятий и заглянула ему в глаза. 

- А у нас есть, что праздновать?   

- Конечно, любовь моя. Я,  счастлив,  сообщить тебе, что все подозрения с тебя сняты. Теперь ты проходишь по этому делу только в качестве свидетеля. Если бы твой добрый гений не умыкнул тебя в тот день из больницы, ты бы уже вечером знала об этом. 

-    Но…

- Я знаю,  о чем ты хочешь сказать мне. Сергеечев,  уволен из прокуратуры за превышение служебных полномочий. К сожалению, Таня, такие люди есть везде. Оказывается,  на него уже были жалобы на грубое обращение со свидетелями и подследственными. Но обо всем этом мы поговорим с тобой дома. Суши волосы, пей чай,  и поехали.      

Татьяна побледнела.   

-   Я боюсь.

- Чего? Или кого? – Он снова обнял Татьяну и поцеловал ее, - Все позади. Неужели ты не веришь мне? Ты думаешь, я мог бы обмануть тебя? Таня!   

Татьяна покачала головой.

- Ты мне сказал в больнице, что меня больше никто не будет допрашивать, что вина Валентины Георгиевны практически доказана. Но пришел человек, который начал оскорблять и бить меня и если бы не Валерий, то не знаю, была бы я сейчас жива или нет. Тебя рядом не было.   

Трухин тяжело вздохнул. 

- Да, меня не было в тот момент рядом, иначе бы уже меня судили за убийство. В тот момент я как раз занимался получением признания в совершенных преступлениях твоей «подруги». Как только все документы были у меня в руках, я помчался в больницу, но тебя там уже не было. 

-   Она призналась во всем?   

- Практически да. Кроме выстрела в любовницу Звеня – Анну. Но Анна жива, поэтому этим делом мы займемся позже. Я тебе расскажу обо всем подробно, в деталях, но позже. А сейчас дай мне просто посмотреть на тебя. Я так соскучился по тебе.   

Татьяна подошла к нему и обняла его. 

- Саша, прости меня.   

- Мне не за что тебя прощать, любовь моя. Это ты прости, что не уберег тебя от всех страданий, выпавших на твою долю. От разочарований, боли, страха и неуверенности в будущем. Я оказался негодным защитником. Настоящий мужчина никому не позволит обидеть свою любимую женщину. Прости. Я пойму, если ты…   

Татьяна прижала руку к его губам. 

- Мне не за что тебя прощать. Если бы не моя глупость, самоуверенность  и неверие  людям, окружающим и любящим меня, все могло бы быть иначе. 

Зашедшая на кухню, спустя какое-то время,  Настя   увидела  смеющихся:  Татьяну и Александра, кружившего ее на руках по комнате.  Она  облегченно  улыбнулась.   

-    Ну, вот и славно. Все беды позади?  Мой Борис всегда говорит, что любое зло никогда не устоит перед любовью и я полностью с ним в этом согласна.   

- Да здравствует любовь! 

В голос закричали,  появившиеся с цветами в руках   в дверном проеме,  Борисов и Власов.

Татьяна со слезами на глазах посмотрела на своих друзей,  и на душе ее стало тепло и радостно.   

  Как хорошо, когда есть люди, которые верят в тебя, в то время, когда,  кажется, что все обстоятельства против тебя,   когда ты готова опустить руки и покориться судьбе.  Они, эти люди, рискуя своей свободой, жизнью и спокойствием, спешат тебе на помощь. Иногда надо пройти сквозь жизненные испытания, чтобы понять это. Понять, для чего ты живешь. И если за свою жизнь ты помог хоть одному человеку, сделал его жизнь светлее, радостнее, значит,  ты прожил эту жизнь не зря.

 
                Эпилог   

 

Спустя  несколько дней, Татьяна давала свидетельские показания в суде. Она смотрела на Валентину Георгиевну, сидевшую на скамье подсудимых и,  не смотря на причиненные ей,  этой женщиной,  столько горя и неприятностей, чувствовала жалость. 

Это уже была не та полная энергии и сил яркая женщина, а сгорбленная, седая старуха, смотревшая на всех пустыми, ничего не выражающими глазами.    Она ни как не реагировала на вопросы судей. Даже при объявлении  фамилии и имени Татьяны, она не подняла головы.

Суд был закрытым, потому, что слишком много людей были настроены агрессивно и требовали высшей меры наказания для женщины, забравшей жизнь стольких людей. 

Татьяна смотрела на Валентину Георгиевну и вспоминала подругу, которая учила ее лечить малышей, бороться с невзгодами. Вспоминала женщину, которую считала своей второй матерью,  и из-за которой  чуть было,  не лишилась жизни и свободы.   

По ее просьбе, Трухин устроил им очную ставку.  Но Татьяне не удалось добиться ничего. Валентина Георгиевна смотрела на нее, как на пустое место. Она смотрела сквозь нее и молчала.

Медицинская экспертиза доказала, что Сизова вменяема, хотя кое-какими   психическими отклонениями  страдает.

В день, когда должно было состояться вынесение приговора, Валентине Георгиевне удалось покончить жизнь самоубийством. Ей удалось сделать так, как она задумала заранее. Изобразив сердечный приступ, она дождалась врача,  и когда та стала делать ей укол, вырвала из ее руки шприц, набрала туда воздуха и ввела его в вену. Смерть была мгновенной.  Таким образом,  она  избежала участи, которую она готовила Татьяне.    

В один из выходных дней, Татьяна пригласила к себе всех кого счиатала  теперь настоящими друзьями: Трухина, Власова, Борисова, Настю, Валерия Ивановича и Софью Леонидовну Стёпиных,  Сергея Юрченко.   

Юрченко  снимал это знаменательное событие своей знаменитой кинокамерой.  Софья Леонидовна веселилась от души над шутками Власова. А вот Валерий был печален, потому, что видел какими глазами смотрят друг на друга Трухин и Татьяна. В конце вечера он отзвал Татьтяну и   сказал ей, что, очевидно, теперь до конца жизни останется в холостяках, потому, что  единственная женщина, которая смогла затронуть его каменное сердце, видимо «на век другому отдана».  Но, он будет ждать и надеяться.