4
В частях СпН ГРУ есть программа воздушно-десантной подготовки. Её цель - высадка разведгрупп в тыл противника. Кроме воздушного - парашюты, есть другие способы доставки группы к месту назначения: высадка с вертушки на землю, высадка «по-штурмовому» с зависания вертушки над землёй, доставка разведгруппы БТР. Прыжки с парашютом входят в обязательную подготовку разведчика. Разведка спецназа ГРУ выходит в основном из вертолёта Ми-8 и самолёта АН-2, и пара обязательных прыжков из Ил-76. Прыжковая программа СпН ГРУ отличается этим от прыжковой программы ВДВ, ВДВ в основном выходят из самолёта ИЛ-76. Допуск на прыжки проводился в военном госпитале до присяги, и прыгали все, кто был годен.
Укладки парашютов приходилось делать в любое время года. Зимой в морозы, когда подмерзают пальцы, летом в жару по форме «голый торс», когда сгораешь и порой со спины и рук слезает кожа. Прыгали только с собственноручно уложенными парашютами. Максимально допустимый вес парашютной системы Д-6 серия 4 со всей экипировкой и оружием приблизительно сто сорок килограммов. Это предельный вес для купола и для не опасного приземления. При весовой нагрузке свыше нормы может не выдержать купол: либо вообще не раскроется, либо пойдёт по швам. Особые кренделя на стропах ты выписывать не сможешь, можно только вращаться вокруг своей оси. В плане безопасности - это то что надо.
На земле все герои и ужасно хотят в небо. И вот ты в воздухе, дверь открылась, и очередь перед тобой уменьшается. В голове тут же поднимается паника: «А оно мне надо?» А когда ты прыгнешь первый раз, то с неприкрытой тоской начинаешь думать: «Скорее бы повторить». В награду за шаг в пустоту, ты получаешь бешеный всплеск адреналина и полные глаза счастья. И совсем не прав тот, кто говорит: «Если первый раз прыгнул, то страх у тебя пропал». Самый страшный прыжок второй, когда реально понимаешь, как тебе обратно на землю хочется.
Летать рождённый. Грудью, по земле,
Сжимая под собой - и пыль, и травы,
По снегу, и по выжженной, в золе,
В войну играть - не детские забавы.
Татуированный десантом на плече,
Друзей в кругу по-братски обнимая,
С письмом до дома ночью... И вообще,
Взрослеешь, сложность жизни понимая.
Зовущий в облака - на взлёте АН,
Или вертушка, и: «Вперёд! Взлетаем!»
Летать рождённый. Над землёй в туман,
Мы с синевы небес себя бросаем.
АН-2 с первой группой взмыл в небо. Они стояли следующие, держа на плечах двадцать пять килограммов парашютной системы Д6. Волнение мурашками переходило от головы к пяткам и табуном назад. Погодные условия были сложными. Сибирский мороз поджимал, и по приказу командира они делали согревающие движения: пихались друг с другом, прыгали на месте. Старлей ещё раз проверил знания по действиям бойца во время прыжка и приземления, и напомнил последовательность выхода личного состава.
- На исходную. При выходе не забыть отсчёт: 501, 502, 503 - кольцо, 504, 505 - купол.
Отсчёт нужен для того, чтобы не потеряться во времени, чтобы от страха ты не начал отсчёт со скоростью и раньше положенного не открылся. Идущий следом может войти тебе в купол, и ситуация тогда будет печальной. Офицеры на земле всему научат, но как только самолёт оторвётся от земли, то ты останешься один и будешь действовать лично.
Очередной заход АН-ки на посадку и команда: «По местам!» Они повернулись к самолёту, десять секунд - и группа внутри. Подъём в небо, минуты ожидания, их взволнованные лица и подбадривающие шутки старлея, чтобы снять тревогу и напряжение. На лицах ребят больше нет улыбок. Вцепившись руками в скамью, все застыли в ожидании команды, и только офицеры сидели с невозмутимым видом.
- Чего притихли, бойцы? - крикнул старлей сквозь гул моторов. - «Кукуруза» даёт шанс почувствовать себя десантом. С него совершается первый прыжок налегке, следующие будут боевые с оружием.
Старлей встал у двери. Окинув их взглядом, он поднял вверх большой палец и на его лице появилась озорная улыбка. Внизу открывалась завораживающая картинка: в открытой дверке из стороны в сторону плыла земля. И чувство - словно качалась она, а не самолёт.
- Удачи! Первый пошёл, - крикнул старлей и хлопнул по спине первого.
За ним второй, третий... Ты подходишь к обрезу, это такой порожек перед дверью, смотришь вниз на землю и остаёшься один на один с собой. Захватывающее зрелище, а для решения прыгнуть пара секунд. Ничего не соображая, ты просто отделяешься от самолёта в пустоту. А кто струхнул - тому пендель. Потом всё равно никто в обиде не будет. Пинком под зад, и здравствуй бескрайнее небо. Прыжок, дело добровольное: хочешь - прыгай, не хочешь - вытолкнут.
Борт опустел. И всё... И под ногами - ничего. Первый прыжок - шаг к родимой матушке Земле. Летишь ты и про себя считаешь: «501, 502, 503 - кольцо, 504, 505 - купол». Рывок, так называемый динамический удар, хлопок раскрытия парашюта. Тебя подбрасывает вверх, и ты понимаешь, что купол раскрылся. И всё!.. И тишина. Такой тишины нет больше нигде, она только там. В отличие от земли, там не слышно отражённого звука голоса, нет эффекта «эхо». Сначала ничего не понятно и мысли в голове роем: «Блин, повис. Как снимать-то будут?» Ты не чувствуешь, что летишь. Ты не движешься в воздухе, а просто висишь, словно тебя за шиворот к нему прибили. Ты зависаешь в небе, как подвешенная на нитках игрушка. Хочешь - пой, а хочешь - кричи.
В первые секунды после раскрытия парашюта ты осматриваешь купол, удачно ли он развернулся, раскольцовываешь запасной парашют, чтобы на высоте трёхсот метров он сам не раскрылся. И тут вокруг себя ты видишь таких же пацанов, стремящихся, как и ты, к земле. Выпучив глаза, ты наблюдаешь за полётом, чтобы нечаянно не вписаться друг в друга. И всё... Ты летишь в небе, наслаждаясь красотами с высоты, и снова поднимаешь глаза и смотришь всё ли в порядке с парашютом. Раскинутый над тобой купол выглядит маленьким спасательным кругом. Поднимая глаза, ты невольно думаешь: сколько жизней сохранило это облако белого шёлка. Ты летишь там и начинаешь понимать, что птицы - это баловни эволюции. А тебе выпал шанс на короткое время попасть в их стихию, почувствовать высоту, которой они наслаждаются всю жизнь. Счастье, свобода, страх, адреналин, небо - всё смешалось и растеклось внутри приятным восторгом. И перед приземлением, почти у самой земли, ты вдруг слышишь, как не сдерживая эмоций от полёта, кто-то во всю глотку вдруг взревел: «Ё-ё-о!» Выпуская рвущийся из груди восторг, ты с диким хохотом подхватываешь вот это - «Ё-ё-о!», и принимаешь землю на себя. Прыжок с парашютом похож на какую-то параллельную реальность, на совершенно другую жизнь. Прыжок с парашютом - это испытание на мужество. После приземления, ты чувствуешь себя совсем другим человеком - ты стал с небом на «ты».
Приземление оказывается менее страшным, чем кажется. Ты летишь и думаешь, что земля ещё далеко. А на самом деле она близко, особенно на последних ста метрах. Основные травмы при приземлении идут от нахлынувших эмоций. Ты начисто забыл все наставления и правила, тупо уставился в землю и раздвинул ноги. И всё - привет растяжение, вывих, перелом. И только после приземления ты начинаешь думать о своих ошибках: надо было развернуться по ветру; при приземлении держать ноги вместе; сгруппироваться; помнить, что стопы должны находиться в параллельном положении к земле; ноги должны быть согнутыми в коленях под углом в девяносто градусов. Ты вспоминаешь, что руки нужно было скрестить на груди и держаться за стропы перед лицом, если приземляешься в лесной полосе. Ты вспоминаешь, что при приземлении в воду надо входить в неё солдатиком, а когда до земли останется метров пять, то ещё в полёте надо отстегнуть парашют, чтобы не запутаться в нём в воде. Позже они стали более опытными и знали, что в момент касания с землёй можно дёрнуть стропы вниз и, к своему удивлению, ты не упадёшь, а останешься стоять на ногах.
После первого прыжка новобранцев посвящают в парашютисты. Ты делаешь стойку, как перед прыжком, рука на воображаемом кольце, а двое опытных спецов, раскрутив парашютную сумку на раз-два, на третий от всей десантной души дают новоиспечённому парашютисту под зад с криком: «Пошё-ёл!» Ты летишь, дальше чем видишь, и под общий ржач успеваешь весело делать отсчёт: «501, 502, 503 - кольцо! Уря-а!» После этого новобранцы заслуженно получают нагрудные знаки парашютистов: личный состав реально доказал, что моральная и физическая подготовка позволяют им достойно выполнять боевые задачи. После прыжка с личным оружием они становились не новобранцами, а настоящими бойцами спецназа.
Ночные прыжки для зелёных неопытных пацанов, это тот ещё экстрим. Внутри АН-2 стоит рёв самолётных двигателей, и общаться можно только с помощью жестов. Сидения в АН-ке, в простонародье «кукурузник», похожи на квадратный железный тазик, а на тебе впереди и сзади груз и сидеть неудобно. Ночь, скорость самолёта около 140 км/час, чувствуется состояние нереальности происходящего. Когда прыгаешь в небо днём, ты видишь рядом ребят, видишь внизу землю. Когда падаешь в тёмную пустоту ночи, ты остаёшься по сути один. Ты прыгаешь, и тебя сразу сдувает в сторону, а сзади идёт дикий гул самолёта и воздуха. Краем уха ты слышишь, как благим матом орёт следующий, идущий за тобой в тёмное небо. Дальше ты ничего не видишь, не слышишь, и летишь один, как в чёрной дыре. Страшно, потому что инстинкт самосохранения никто не отменял, да и возможное схождение в темноте тоже. При приземлении бывает больно ногам и спине. Темно, ты не успеваешь толком подготовиться к приземлению, не чувствуешь землю, и вдруг - внезапный удар.
На первом ночном прыжке он приземлился боком, неудачно и не по инструкции, ещё и ноги немного раздвинул. Содрогнулся он тогда капитально, и хорошо, что ничего не повредил.
- Ванька, ты нормально? - подлетел к нему Колян после приземления. - У меня парашют раскрылся, а дальше - трындец. Землю не вижу, а она бац - и вот она, прилетела. Штаны пощупал, думал всё-ё.
- Аха, вроде нормально. Я вообще всё забыл. Земля так приняла, что зубы счакали. Щас потрогал, вроде все на месте.
- Вабще... Я так пропотел, что со спины в штаны всё скатилось, - у Коляна по лбу тонкими струйками стекал пот.
После прохождения прыжковой программы из АН-ки, все следующие прыжки проводились из вертолёта МИ-8. Разрезая морозный воздух винтами, вертолёт поднимал возле себя сильную вьюгу. Они вереницей шли к её эпицентру, было трудно дышать, и вдохнуть необходимый глоток воздуха можно было только со снегом. Подъём в небо, и тихое ожидание. Земля удалялась с невероятной скоростью. Совершая разворот вправо-влево, вертолёт делал сильный крен и ему казалось, что все органы из одной части тела плавно переливались в другую. Поначалу кружилась голова, даже укачивало немного, потом постепенно привыкаешь и всё приходит в норму. В вертолёте места много, несмотря на огромные топливные баки, и в сравнении с АН-2 комфортно, но тоже шумно. Высота восемьсот метров, только вышел за борт и потоком воздуха тело сразу толкает вниз. Здорово!.. Вращающиеся лопасти вертолёта сдуют тебя в сторону, бешеная скорость падения, ветер, резкое исчезновение звука вертолёта. Летишь и привычно уже считаешь: «501, 502, 503 - кольцо, 504, 505 - купол».
Большую часть прыжков делали затяжными, в разведке это обязательная программа. Здесь надо было считать необходимые секунды и только потом делать отсчёт. При выходе из вертолёта почти все забывали считать, из-за желания продлить секунды свободного полёта, а потом быстро очухивались и делали всё необходимое. А когда их скинули затяжным из ИЛ-76 с высоты тысяча шестьсот метров - вот это был настоящий восторг. Прыжки из МИ-8 и АН-2, в сравнении с ИЛ-76, как с табуретки упал. Двадцать секунд полной свободы падения. Адреналин хлещет через край... Ты отсчитываешь эти двадцать секунд и только потом начинаешь: «501, 502, 503 - кольцо, 504, 505 - купол». Спасибо небо - прими земля-я!..
Прыжок с парашютом - это такая моральная разрядка, что все неприятное кажется мелким и неважным. Земля с такой высоты кажется только твоей, и ты знаешь, что она ждёт тебя. Ты взлетаешь и понимаешь, что данная тебе жизнь - это щедрый подарок небес. После таких прыжков хочется летать в свободном падении с ещё большей высоты. Прыжки - это круто, это - наркотик. Чем больше прыгаешь, тем больше рвёшься в небо. И как у Высоцкого...
И оборвали крик мой, и обожгли мне щёки,
Холодной острой бритвой восходящие потоки.
И звук обратно в печень мне вогнали вновь на вдохе,
Весёлые, беспечные, воздушные потоки.
После прыжков все взахлёб и наперебой рассказывали друг другу о своих впечатлениях.
- Пацаны-ы, какая в небе тишина. Обалдеть!
- Всё-таки с «кукурузника» страшнее прыгать, там шаг делаешь в высоту и всё видно.
- А на ИЛ-ке мощь ощущаешь. Бежишь струйком, раз и в небо.
- С ИЛ-ка ощущения - зашибись! Гул, рёв, включается сирена, подскакивает адреналин, и побежали. Прыжок, рывок, и конкретное зависалово. Ё-ё-о...
- Для драйва и «кукурузник» хорош, он качается от каждого следующего отталкивания. И адреналина в нём больше, там земля близко.
- Да ерунда всё, пацаны. Главное, тишина. И мне фиолетово на тех, кто не испытал. Сиганёшь, тишина, и только аппарат жужжит под мышкой. Проходит три секунды, и ты король.
- Мне первые секунды нравятся, когда в свободном падении летишь. А ещё лучше, затяжным.
- Я лечу, довольный такой, а купол-то не осмотрел после раскрытия. Смотрю, что-то быстро я приземляюсь. Глядь на купол, а у меня все стропы перекручены. Вот я страха набрался. Пока раскрутился, и уже земля, даже не успел полёт почувствовать.
- Это вабще кайф. У меня глаза со страху закрылись. Потом моргал, как бешеный, когда купол раскрылся.
- А я всё видел, с первой до последней секунды, вообще глаза не закрывал. Прикольно так кружит, когда с ИЛ-юшки прыгаешь. Вабще кайф!
- С Ил-юшки летишь в напряге, чтобы схождения не получилось. Чтобы почувствовать кайф от прыжка, то, по-моему, лучше с МИ-шки прыгать.
- Так прыгаем толпой и в небе тесно становится. Вот и напряг.
- А я лечу и думаю: разобьюсь, не разобьюсь, - говорит вдруг кто-то робко.
- Во дурак! - дружным хором ему в ответ.
- Братуха, это наши прыжки. По мне так тут в кайф, чем дома по лавкам с пивом. Извини.
- Да нет, мне нестрашно. Подумалось так в тот момент, случаи всякие бывают.
- Не ври, что нестрашно. Всем страшно. В крайний раз будет так думаться, то крестись.
- А эта сирена, пацаны! Я её сроду не забуду. Помню только, что при прыжке головой об чё-то долбанулся. Думал зубы в крошево, аж мурашки побежали.
- Я вабще весь от страха присел. Башку задрал, а там половина от купола стропы открыты, а половина в канат. А когда раскрутило, то прям приход такой, что девчонок не надо. Замираешь от удовольствия, - и дружный хохот.
- Блин, парни, я хоть щас по новой. Главное, сесть на заднюю лямку. Если не сел, то паховые лямки так между ног зажмут, что хоть плачь и молись, и быстрей бы земля. У меня разок был такой прокол, - и опять дружный хохот и сочувствующие вопросы.
- Смотри, чтобы всё там работало, нам без этого никак.
- Если не мы - то никто!.. Па-ца-ны-ы!
- Пацаны, когда в самолёте перед прыжком страшно, то я о голых девках думаю. Помогает! - орёт кто-то с бешеными от пережитых чувств глазами, с очумелой улыбкой, и под совсем уже дикий ржач.
И пошло... Весёлый разговор про девчонок, и что он делал, когда летел к земле, успел или нет помечтать, с подробным описанием и слегка матерными шутками. Виновник рассказа ржёт вместе со всеми, ничуть не обижаясь на ребят и подтверждая их выводы.
- Да не мешало бы. С неба - на землю и к девочке. Э-эх, братухи!
Видели бы их в это время мамки, ох и дали бы они им по ушам. В конце ржача все приходили к единому мнению: «Кто был в этой шкуре - тот не забудет. Кто не согласен - пусть идёт полем по левому борту!»
По программе воздушно-десантной подготовки необходимо было сделать три боевых прыжка из МИ-8 с минимальной высоты раскрытия основного парашюта. Прыжок, перед тобой двести-триста метров вниз, из которых рискованные сто метров до земли остаются на крайняк, чтобы применить запаску в случае нераскрытия основного парашюта. Эти низкие прыжки были особо опасными. На первом таком прыжке, при отделении, его сильно закрутило и правые свободные концы захлестнули ствол автомата. После прыжка им приходилось карабкаться до пункта сбора по снегу с парашютами и личным грузом. На втором прыжке четверых унесло в сторону, и они лезли до лагеря по пояс в снегу как пингвины. Ох, как они там всех перематерили.
Третий низкий прыжок... Высота, экстремальная зимняя прогулка с неба на парашюте, высадка в лес и забазирование в условиях полнейшего холода. В лесу у них стоял небольшой палаточный лагерь. Палатка им досталась зашибённая, без утеплителя и с одной буржуйкой. А на улице минусы от двадцати и ниже. Просыпаешься утром, спальник весь в инее и спина примёрзла к доскам. Пока отлипнешь, то всех нехороших бабушек вспомнишь. Побриться в крепких минусах не получалось, замерзало всё вплоть до пены на щеках, и все ходили усато-бородатые, как лесные партизаны. В лесу они жили после прыжка две недели.
Каждый прыжок с парашютом был не похож на другой, и они запоминались своими подробностями. Были ровные прыжки, были и с ошибками. При неправильной группировке в момент отделения от самолёта, парашютиста начинает вращать воздушными потоками вокруг своей оси и стропы получаются в «косичку». Это твоя ошибка, и в этом случае надо быстро раскручиваться, иначе убьёшься. Возможно, что ты будешь раскручиваться до самого приземления. После отделения от самолёта, группировка должна быть, как у ребёнка в утробе матери. Нужно сжаться в комок. При десантировании из Ил-76, сразу после раскрытия парашюта необходимо расходиться от оси полёта самолёта, чтобы не было схождения. Схождение получается, когда ты влетаешь в соседний парашют, и тогда вся надежда на запасной. Разойтись с «косичкой» над головой почти невозможно. За эту «косичку» взводный потом благодарность объявит по полной: «Расслабился, епона тебя. Давай, без парашюта скачи, так быстрее будет». И дальше многообещающие слова русского разговорного наречия, которые в таких случаях обязательно бывают.
За время воздушно-десантной подготовки, они совершили четыре прыжка из АН-2, шесть из вертолёта МИ-8, и по два затяжных из ИЛ-76. Подготовка шла тогда в ускоренном темпе, и за год надо было пройти всю программу. Короче - скороварка. В то время сокращалось оснащение армии, была острая нехватка средств на необходимую подготовку, денежное довольствие частей было скудным. Им ещё повезло, что у них получилась такая десантная подготовка, в других бригадах бывало и хуже.
Они были срочниками, и всегда поражались своим офицерам, которые сутками работали с ними в полях. Зарплаты у офицеров были невысокие, карьеру в СпН ГРУ большую не сделаешь. Служи и воюй, и пахали они по полной. Офицеры не бежали от трудностей, многие из них в Афгане были, в первой чеченской. И если приходилось им по какой-то причине уходить из бригады, то для них это была трагедия. При них уходил один майор, его комиссовали из-за болезни позвоночника.
- Ребята, на прыжках не выделывайтесь, - с грустью говорил он им тогда. - И не старайтесь остаться на ногах при приземлении, падайте на землю. Посмотрите, к чему это приводит, - майор отдал честь и ушёл, а у самого в глазах стояли слёзы.
По прошествии какого-то времени они стали понимать, что может быть и так: с неба на землю, несколько минут и в бой. Повезёт, слава богу. Не повезёт, может быть и груз 200. А у них тогда дерзость играла в крови, и детство в одном месте. И всё-таки, отсчитав первый раз: «501, 502, 503 - кольцо», ты начинаешь ценить жизнь по-другому, и девиз - «За спецназ!» пройдёт с тобой по жизни. В такие моменты из зелёных сопляков рождались настоящие парни.
Дедовщина... Дедовщины в спецназе не должно быть в принципе, в любой бригаде это пресекается, и в лучшем случае переводом в другую часть всех, кто был замечен. Бывали и здесь крайние случаи, когда старослужащие могли отжать и поставить на место за тупость. Под благовидным предлогом будет это или не очень, но результат всё равно спишут на травмы при занятиях по рукопашному бою. И это твоя вина. Не тупи, за это могут наказать и командир роты, и командир взвода.
На выходах в поля и на учениях все бойцы были одинаковыми. «Старики» брали на себя больше задач, никто молодых не трогал, их наоборот старались подкормить. Запас физической и моральной прочности помогал хорошо, с ним можно было вытянуть службу в СпН. Иногда появлялось чувство, что тебя хотят тупо растоптать. Позже они стали понимать, что это была своеобразная подготовка: надо было вытерпеть физическую нагрузку, моральное давление и психологическую обработку. Кстати, психологи-криминалисты отмечали такую особенность, что отслужившие в СпН ГРУ и ВДВ сложно сдавались, если их брали за преступления на гражданке. Они чаще других предпочитали смерть, и это тоже результат такой психологической подготовки.
Дедовщину надо было осознать и принять как данность. Кто служил, тот поймёт. А кто не служил - считайте, что в любом случае было заложено воспитание. После случившейся мелкой стычки, командир роты заявил им однажды:
- Разведчик должен быть готов ко всему. А если плен? Как он там будет? А вы в части, каких-то стычек боитесь.
Формы проявления дедовщины зависели от командования и от того, какие боевые задачи выполняет часть или подразделение. Если она тыловая, то там может быть всё, если часть боевая и её постоянно засылают в зону горячих точек, то тут другое. В боевом подразделении, где все с оружием, где твоя жизнь часто зависит от других, дедовщина имеет форму жёсткой дополнительной физподготовки. В любой воинской части принципы выживания примерно одинаковы, за исключением боевых частей. Здесь идёшь в бой с человеком, с которым живёшь бок о бок. И не дай бог если он затаит на тебя злобу, а оружие даст возможность отомстить. Желающих получить очередь в спину за лютость в казармах здесь нет.
СпН ГРУ - боевое подразделение. Бойцы натасканы, стреляют здорово и не растеряются в своих действиях. Жёсткая система подготовки, уставщина, граничащая с дедовщиной, быстро делают из подходящей заготовки нужный материал. Обучить навыкам несложно, сложно из вчерашнего мальчишки сделать бойца спецназа. Все, кто проходил школу подготовки в частях СпН ГРУ и ВДВ, становятся настолько морально сильными людьми, что готовы к выполнению любой боевой задачи и к любым условиям жизни на гражданке. Ротный у них был правильный мужик, он говорил им:
- Удовольствия от кача и физо до посинения солдат я не получаю. Надо относиться ко всем по справедливости и доказывать это личным примером. Тогда и дисциплина будет железная.
Ко второму полугодию службы ты втягиваешься и проходишь психологический барьер. Все испытания кажутся увлекательными и интересными, основные нагрузки не доставляют таких проблем, как раньше. Самое сложное на первых порах - это бега. С гражданки тут ничего не пронесёшь, и поможет только здоровье и физподготовка. Если до призыва курил, как паровоз, и бегом не занимался, то ты об этом пожалеешь. Через шесть месяцев ты будешь носиться, как северный олень. Следующий период службы будет то же самое, только с одним отличием: ты начинаешь всё осмысливать. Спецназёры... Второе название разведчиков СпН ГРУ – волкодавы. Это к слову о сказочном представлении, как должен выглядеть боец СпН ГРУ. Разведка никогда не была псами, и никогда не будет на привязи. У них вздыблена шерсть, и шкура ходит буграми, как у волкодавов: «Если не мы, то никто!»
Принципиальное различие между спецназом и остальными войсками в том, что бойцы не тратят здесь время на кухню, уборку плаца и прочие работы. Времени на чистку плаца и покраску заборов нет, штаны они там не просиживали. Вот ПХД - это да! Парко-хозяйственный день. На армейском разговорном он имеет множество вариантов названия, из которых самое безобидное - пипец хорошему дню. Проводится ПХД регулярно по субботам, нерегулярно перед визитами проверяющих. В ПХД участвуют незадействованные на данный момент в боевых выходах подразделения, и готовятся они к этому основательно.
Накануне вечером сержантами проверялось наличие тазиков, вёдер, тряпок, мыла и щёток. Если чего-то не хватало, то к утру оно должно было внезапно появиться. И сержанта абсолютно не... Если мягко сказать, то ему абсолютно пофиг - где, у кого, и чё будет взято. Чтобы было, и точка! По обыкновению, чего-нибудь всегда не хватало, но оно обязательно к утру появлялось. Подъём, и во всех подразделениях и службах проводится генеральная уборка: наводится чистота в казармах, в парке техники и на территории части. Всё усердно ставится параллельно и перпендикулярно, посыпается песком, моется и чистится до блеска. Проводится вытруска одеял и подушек, смена постельного белья и мытьё всего и вся в казармах. Короче, начинается равномерное распределение грязи по казарме, гораздо лучшее, чем во время ежедневной утренней уборки.
Внутри тумбочек наводился порядок, отрывались обёртки от жвачки с голыми девчонками: была тогда серия жевательной резинки с таким картинками. Разглядывая очередную жертву, они обсуждали её прелести во всех тонкостях русского языка и лепили в дальний уголок тумбочки или на заднюю стенку в надежде, что проверяющий не заметит. Проверяющий всё находил. Под всеобщий ржач они убирали эти картинки, а ротный давал нагоняй:
- Что за бардак в тумбочке? Немедленно оторвать с горячей водой. Одну я убрал сам лично. Но я вам тут не пацан, отрывайте сами. Дежурный по роте, доложить потом об исполнении.
Короче, ПХД - и всё будет вроде бы чисто. Жизнь в казарме, это большая группировка мужского народа в одном помещении. Здесь нужна хоть какая-то гигиена и эстетика, чтоб взгляду было приятно и воинов дисциплинировало. Ближе к вечеру будет долгожданная баня с помывкой и переодеванием, и отдых в свежей казарме.
Любовь... О ней только мечталось в свободные минуты перед сном. После отбоя все падали в кровати и молились, чтобы в эту ночь не случилось очередной внеплановой войны. Кого-то в пятый раз просили прочитать письмо из дома, полученное накануне, кто-то с грустью вспоминал своих девчонок. А кого никто не ждал, те тихо вздыхали, может и жалея о том, что их никто не ждёт.
Их взвод располагался напротив комнаты отдыха, рядом с кабинетом дежурных офицеров. В комнате отдыха стоял телевизор и видик для общего пользования. Кто-то из их взвода умудрился достать затрёпанную кассету неприличного содержания, и они приноровились смотреть её иногда по вечерам. Кидался клич по кроватям: «Пацаны, пошли, посмотрим», и желающие шли в комнату отдыха. Включалась кассета и до упора приглушался звук, чтобы неслышно было в коридоре. Вечер, все устраивались поудобнее, в комнате выключался свет и стояла нужная тишина. Дистанционку держали наготове: палец бойца лежал на кнопке пульта, как на спусковом крючке автомата, чтобы в случае прихода дежурного офицера быстро переключиться на другую программу. Все были напряжены до предела, и только редкие вздохи прерывали тишину или кто-нибудь зло бросал:
- Не, пацаны, я больше не пойду, на... надо.
А пацаны сидели, уставившись в телевизор, и их освещённые экраном лица были сосредоточенно вытянуты вперёд:
- Не хошь и не гляди, а нам не мешай.
Девчонки... Они снились иногда, такие ласковые и нежные в этих снах. Взмокший, истосковавшийся по женской ласке, ты резко просыпаешься ночью и судорожно хватаешь воздух, как только что вынутая рыба из воды. Очнувшись, ты закрываешь глаза, переворачиваешься на живот и снова пытаешься уснуть. И хочется одного: провалиться в новый глубокий сон. Время быстро отстукивает часы ночного отдыха, чтобы ранним утром врезаться в новый день коротким криком: «Рота, подъём!»
Однажды они с Коляном были в увольнении в городке. Перед самым возвращением в часть, Колян забежал в стоявший неподалёку магазинчик за конфетами. Минут через пять он выскочил оттуда и весело замахал - иди, сюда! В глазах Коляна светились маленькие чёртики: его блестящий и нервно бегающий взгляд говорил, что он нашёл приключение на одно место. Они зашли в тот магазин и познакомились с двумя симпатичными подружками-кассиршами.
Он стоял на балконе десятого этажа и с улыбкой вспоминал...
«Колян, дружище. Где же ты есть? Так хочется увидеть тебя, посидеть, выпить, и всё вспомнить. Сколько мы с тобой хлебнули за те два года... Колян, ты помнишь наш призывной, как мы познакомились? И в бригаде - плечом к плечу. И делили мы с тобой всё, что можно было делить пополам. Помнишь, на марш-броске ты потерял ложку, и до прибытия на место мы ели моей. Ложка тебе, ложка мне... И всё было в порядке. А сколько перетаскали мы с тобой друг друга. Воля условно раненый, Батут прёт до места. Или наоборот. Колян, а эти минуты откровенных мужских разговоров. Да каких мужских?.. Мальчишеских, и иногда глупых.
А любовь!.. Ты помнишь, как мы ходили в увольнение к девчонкам? Кассирши из небольшого магазинчика: моя - русая Ксюша, твоя - тёмненькая Иринка. Обе замужем, обе старше нас на пять-шесть лет. Они отправляли своих полупьяных мужиков на рыбалку и встречались с нами, бравыми ребятами из спецназа, насквозь пропахшими казённой жизнью. Мы встречались у них дома. По-моему, Ксюшенька тогда влюбилась в меня. Она гладила мои коротко остриженные волосы, прикасаясь губами к закрытым глазам, медленно опускалась до губ, пальчиками складывала их в трубочку и целовала. Мне казалось тогда, что она отдаёт мне свою нерастраченную нежность. Ксюша смотрела на меня добрыми открытыми глазами, и в её взгляде скользила тоска и надежда на что-то большее, чем эти случайные встречи. Что я мог обещать? У неё был муж и дочка. Я жалел её и думал: «Нет, Ксюша, ничего я тебе обещать не могу».
Батут... А помнишь, как мы с тобой чуть не встряли в один из таких дней? У них мужики на рыбалку, а мы к ним. Был какой-то повод, мы собрались на квартире у Ксюши, а мужики вернулись домой раньше. Повиснув на перилах балкона, мы прыгали в снег со второго этажа и молились, что это не пятый. Хорошо ещё, что тогда немного стемнело, а то картинка для прохожих была бы зрелищной. А помнишь, в другой раз был мороз, мужики не поехали на рыбалку и опять вернулись домой. Хорошо, что один из них позвонил: «Что-то домой купить?» И в ответ: «Надо, конечно же: и хлеба, и молока, и сметаны, и к чаю». И ещё кучу всего. И хорошо, что у нас не случилось тогда рукопашной. Мы вывернулись из этой истории достойно и не подвели девчонок. Мы всё всегда успевали. Возвращаясь каждый от своей, мы встречались в пирожковой, как договаривались. Я улыбаюсь.
А помнишь, как они провожали нас в Чечню? Встретиться у кого-то из них дома не было возможности, и мы собрались в квартире их подруги. И низкий поклон всем девчонкам городка, пригревшим тоскующих по любви парней в солдатской форме. Помнишь, мы тогда выпили бутылочку шампанского. В тот день Ксюша была особенно щедрой на любовь и невыносимо грустной. Она гладила лицо, целовала каждую клеточку и плакала. Да и твоя Иринка тоже. Наверное, им хотелось тогда плакать.
Девчонки не забыли нас, была ещё одна встреча после Чечни. Батут, мы приехали оттуда другими. Мы приехали заматеревшими, серьёзными и молчаливыми, голодными по жизни и по женской ласке. До слёз... После дембеля, я ещё раза три ездил к Ксюше. В её жизни ничего не изменилось, разве что муж стал пить ещё больше. Нет, я не любил её, я её жалел. Может, тогда и принимал это за какие-то чувства, но только сейчас я понял, Колян, что такое - любить по-настоящему. Я был благодарен этой женщине за минуты счастья, которые она дарила. Мы простились с Ксюшей. Я оставил ей на память о себе, что-то из золота. Хорошие были девчонки, ласковые. Колян, когда-нибудь мы встретимся, и я всё тебе расскажу.
Мы научились рвать рубахи на груди и мечтательно смотреть в раскалённое или морозное небо. Однажды, не скрывая восторга, мы в первый раз заорали там: «Ё-ё-о!..» Мы научились рвать себя в ночи, выполняя приказы командиров, и петь песни так, что разрывало глотки. Мы научились падать грудью на землю и чувствовать ответственность за неё, носить на лицах маски и смотреть на мир сквозь прорезь для глаз. Мы научились мазать лицо маскировкой и подставлять его всем ветрам. Мы научились пороть всякую чушь и быть серьёзными там, где это надо было. Мы научились быть мужиками. Колян... Родная бригада. Там мы получили первые уроки суровой жизни, и душой своей мы всегда с ней».
Подразделение не раз подвергалось структурному реформированию: были развернуты отдельные взводы, сформирована единственная в вооруженных силах России особая рота, состоявшая из прапорщиков и офицеров - прототип войск специального назначения. Службу в бригаде за эти годы прошли около двадцати пяти тысяч солдат и офицеров. Более трех тысяч спецназовцев удостоены государственных наград. Шесть Героев России!
Мощная боевая единица спецназа России, позже - враз уничтоженная взмахом пера под грифом непонятного реформирования армии. Одна из лучших частей спецназа ГРУ, и под нож. Да ещё и первыми. Одна из наиболее боеспособных воинских частей российской армии исчезла на глазах, и осознание факта, что N-ской бригады спецназа ГРУ больше нет, убивает морально. А ведь на спецназе Афган и две чеченских войны вытащили. Война для спецназа - это работа, и делает он её хорошо. Что теперь сказать прапорщику, снайперу разведгруппы, лежащему под гранитной плитой?.. «Всё, товарищ прапорщик - Герой Российской Федерации, нет больше нашей бригады», - и глаза в землю. А он с фотографии: «Я сказал вам тогда, ребята - уходите, я прикрою. И я остался. И до конца уничтожал боевиков из своей снайперки. А потом меня забросали гранатами и изрешетили из автоматов. Я умер за спецназ и за Россию!»
Спецназ сделал своё дело. Да так сделал, что некоторым до сих пор икается. Нужно будет - он ещё сделает!.. Настоящие мужики никуда не делись. Спецназ - это люди, в которых вложены огромные средства: они прошли бесчисленное количество психотестов и морально готовы пожертвовать собой. Спецназ - это скальпель армии. Да, за окном идёт обычная жизнь, только спецназу в ней всегда есть место. Он обязательно появится, если придёт нужда. А она придёт рано или поздно. И, возможно, будет большая кровь, а потом тяжёлая победа. Всё повторяется.
Боевая бригада... Ты нужна была России всегда. Народ нас с тобой обучал, вооружал и кормил, чтобы мы его защищали. Чтобы в трудную минуту - как в царской присяге: «Живот свой на алтарь Отечества положивши». Нас с тобой содержал народ, чтобы при случае он мог позвать: «Помогите!» А мы уже здесь, и за землю свою кровью напишем: «Если Не Мы - То Никто!»