Украсть жизнь
Гл. 4. ЧУДО-ЮДО РЫБА - ЖИЗНЬ
Мамка металась со мной по казённым домам: то комиссия - то милиция. Отношение её к военкому изменилось, и этот клещ, наконец, пропал из нашей жизни. Но покоя ей всё равно не было, потому что в дверях нашего дома всё чаще стали появляться казённые люди.
Работник детской комнаты милиции на собеседовании нас сразу подкупил: если я заработаю где-нить хорошую характеристику, он похлопочет меня в военное училище. Можно было думать – снова здорово! Но всё как-то сразу пошло по-другому.
Ещё он сказал, что первые "правильные шаги" должен сделать я сам. Ну, так что ж? Была у мамы подруга, которая бедовала с сыном. Упустила она его совсем. Пить он начал регулярно, даже физиономия у него всегда была розовая, как портвейн за рупь с копейками. Околачиваясь у гастронома, он как собака ловил взгляды мужиков с деньгами, чтобы поучаствовать копеек на двадцать за неполный стакан. Увидит мужиков, подходит:
- Скинемся копеек по сорок, я щас возьму?
- Ну, давай, - обычно отвечали мужики, как-то безрадостно, но самим давиться в очереди не хотелось и начинали доставать рубли. Тут он и говорил:
- Только у меня двадцать пять копеек.
Иногда на этом он даже зарабатывал, зажимая сдачу, иногда собирал бутылки, и когда за этим делом его засекали старые друзья, говорил сонно поёживаясь: "Грубеть пора ". Поэтому мамина подруга приняла в моей судьбе самое деятельное участие, "пока не поздно". Определили они меня к ней в завод. Да и Серёга, друган из нашего дома, тоже малолетка, хотел в завод, он считал, что неплохо бы "деньги свои иметь". Только он всё не находил времени оформиться. Идти, говорил, надо в литейный цех "он всему голова", туда мы и попросились. Так и оформили они нас - дуплетом.
Стал завод на две души больше. Казалось мне тогда, в огромном заводе человек - что муравей. Являться на работу надо в страшную нечеловеческую рань. В потёмках вышли из дома в ощущении полного одиночества. Идём спотыкаемся. Видим, а мы во дворе не одни такие. Проплывают как во сне какие-то мужики из дома – мы их и не знаем, и видеть не видывали! То тут - то там, появляются люди в чёрном, отхаркиваются, откашливаются все до одного; закуривают, разговаривают мало, идут как по рельсам не торопясь по одному, где-то уже не по одному, так сливаются в ручейки, которые от шага к шагу становятся всё шире; кто-то едет на работу в переполненном общественном транспорте, на своих драндулетах подкатывает начальство, изредка "трудовая интеллигенция" … и все эти потоки казалось должны были слиться в человеческое море, но их поглощало чудище - ненасытная заводская проходная. Кто задумывался какая это мощь, думаю, всю жизнь остаётся поражен. Да и жизнь трудовая - это не пуговички драить.
Влились в этот поток и мы. Нам не далеко. Накануне в поликлинике получили справку "пригодности к трудовым подвигам", исходили день по инстанциям. Велели явиться уже к цеху. Приходим. Сидят какие-то мужики, курят. Ждут мастера. Плавильная печь была видна через огромные ворота цеха, мечтали посмотреть, но даже не узнали, куда дрова кладут. Говорят нам:
- Чево надо?
- Ученики.
- Вот и хорошо! Пока мастер не пришёл, вот вам ведро и мухой слетайте к соседям за "совковым маслом", кончилось маслице. Он разорётся, а тут вы и нарисуетесь, как спасители и сразу на хорошем счету будете!
Взяли мы это смешное битое со всех сторон ведро, ходим с ним за ручку по цехам, и везде чего-то нет: то масла - то кладовщика. Но всегда говорят: "Вот у соседей есть точно". Мы дураки и пошли по кругу светиться.
Потом нас поймал какой-то злой мужик. Подлетел на дороге в клубах пыли "Козел", был такой маленький автомобиль, отечественный джип. Это значило - начальник большой!
- Гуляем?
- Да нет, масло ищем.
- Какое масло.
- Совковое масло, какое ещё. Нам рабочие сказали в соседнем цеху спросить, но нас сюда послали.
- Никуда больше не посылали?
Молчим. Чувствуем лажа какая-то. Записал он себе что-то в бумажку или только вид сделал и развернул нас "взад без масла", но дал напутствие на всю жизнь:
- Работяг больше не слушайте! В заводе и так уже поняли, два новых долбо*ба ведро говна ищут. Идите в цех. В цеху найдите мастера. Слушайте только его. Всё ясно!
Наблутыкались мы по дорогам и кое-как вернулись назад. Работяги суетятся по работе, рожи прячут - а нас как первый раз видят! Но скрыть своё участие им не удалось, мастер уже всё знал, звонили. Поругал нас в первый раз не сильно и поставил какую-то грязь мешать. Я то думал к печи встану, искры будут, как в кино - и я! Куда там. Цех вспомогательный, хотя печь была же.
Потом было, конечно, всякое. Первую зарплату обмывали до нуля – сказали так положено. Закон. Да и вторую не хуже. Все любят молодых и глупых. Работяги в таких случаях говорили тепло и нравоучительно, и сначала это было приятно слышать. Но когда водки не было – они скучнели. Копеечную премию как-то всем выписали, так под это дело некоторые специалисты пропили ещё и зарплату. А мне хотелось деньги иногда и домой носить. Матери показать, что я не нахлебник! Как к столу сядешь – если денег домой не принёс? Стал я это дело избегать, и попал потихонечку в "коллективную" опалу. Возможно даже в позорный список "жлобов", потому что в глаза-то никто не говорил, так … подкалывали. Они это умели. Огорчался сначала, но потом увидел, что это не только плохо, но и в чём-то хорошо: не проставился раз-другой – пить не приглашают – "Свободен!". Не надо радоваться очередным открытиям травящих себя кулибиных – "Клей БФ - милое дело!" Не надо смеяться над вчерашними застольными шутками, таскаться после работы с собутыльниками вдоль магазинных дверей пока их не закроют. Много чего стало не надо, иначе не скажешь - свобода. То, что пьют не все, стало ясно как-то совсем не сразу. Люди дельный были в тени, почти все как бы стесняясь сознавались, что не пьют, носят деньги домой … как бы добровольно уступая права геройства дуракам.
Что же делали героические советские граждане с техническими средствами из хозяйственного магазина? Это были ещё не "синеглазки" и "незамерзайки" наших дней, это были клеи, политуры … короче развести водой было недостаточно. Перегонка не по уму сложна. Поступали примитивно: бросали в банку водного раствора клея или политуры большую щепоть поваренной соли и взбивали палочкой грязный сгусток, который удалялся, оставшееся и являлось искомым – вот и вся фильтрация. Из этой простоты так же легко вывести образ участников.
Под занавес заводской эпопеи случилось и происшествие. Разорвало однажды малую литейную форму после заливки металла. Ошпарился рабочий. Официальное заключение – форма не просохла. Мастер успел схватить выговор, но потом узнал, что в неё утром один весельчак отлил "вчерашнее пиво". Появлялся на соседнем участке в цеху такой вездесущий спец покурить чужие сигареты, да денег пострелять до второго пришествия. За это прозвали его "Лепила". Завидно смелый был. Пришёл, быстро со всеми перезнакомился, хотя возможно в заводе был новичок, новее меня. Он имел особое чутьё появляться к разливу. Только стаканы зазвенели – появляется Лёпа с улыбкой во всю рожу. Как такому откажешь, он - человек подарок, человек праздник! Есть такие люди, которые почти всем нравятся сначала. Оказалось, что проколы и у везунчиков случаются - получил в этот раз лопатой по ребрам. Лопата была тяжёлая, совковая в присохшем растворе, мастер сухой, крепкий. У Лёпы оказалось сломано сразу несколько рёбер. Назвали это "Производственной травмой". Он отбыл на больничку, где я его навещал в палате и во дворе на прогулках. Он оказался действительно весёлым парнем, и мы почти подружились. Но в завод он не вернулся. Около дежурных гастрономов, в свою очередь, уже не появлялся я. Тогда в учениках оставался я один. Я как-то продержался и дольше Серёги, сколько надо.
Когда настало время прощаться с моей первой работой, я ушёл и не обернулся. Всем чужой и никому не нужный. Когда в цеху из молодых я остался один, все как-то забыли про меня. Тогда я выпал из поля зрения "коллектива" ... и общества. Вольно - не вольно, пришлось определяться с кем я и куда мне стремиться. Сработало что-то, как бы не нужное раньше, ждущее своей поры, прошитое внутри: вдолбившиеся ли бесконечные наставления матери, прочитанные книги, слышанное-приснившееся; досада за бессмысленно потраченное время, какие-то мои представления о личном моём предназначении. От страха, что вот тут для меня лично жизнь может и закончиться, я поверил в мечту и рванулся на "оперативный простор", в дали несусветные. Для начала уехал учиться в другой город. Думал надолго - оказалось навсегда. Мне повезло, так я открыл светлую полосу жизни.
гл. 3
http://www.proza.ru/2013/04/29/1368
гл. 5
http://www.proza.ru/2013/10/20/983