По шиповник или странная встреча

Нелли Мельникова
(Фрагмент автобиографической повести «Память – мой злой властелин).

Конец августа – начало сентября в Нарыме – это утренние туманы, холодок, прошибающий до костей, особливо, если на них напрочь отсутствует сало, да и мяса не густо; это лужицы и ручейки, ледовые зеркальца которых матово поблескивают от пробивающегося с трудом сквозь густую вуаль тумана солнечного луча. Раннее утро. Мы с мамой идем босые по шиповник, которого надо собрать не меньше, как по ведру, чтобы получить в сельпо пайку хлеба.
После сна в хоть и не очень теплой, но все же, постели, ступать по холоднющей земле и колоть голой пяткой ледок ручья – уфф!!! – аж зубы ломит, но идем... Все время хочется постоять, как цапля, на одной ноге, грея вторую под дыроватой мешковинной юбкой, хотя знаешь, что от такого сугрева  толку нет, одна иллюзия. А вот и первый куст на берегу протоки, весь алеющий спелыми ягодами. Даже зубная дробь не мешает полюбоваться его красотой и совершенством. Плоды крупные, мясистые, яркие.
Проворные руки быстрыми, ловкими движениями начинают свою работу. Обращать внимание на кровоточащие уколы шипов некогда: – скорее, скорее и больше!!!
О ногах забыли, они задубели, побурели и потеряли чувствительность... По всем человеческим и иным законам природы при таких ситуациях неизбежны серьезные простудные заболевания, но... даже не кашлянули! Кто и что нас хранило и оберегало?
Правда, старость всё выдала с процентами!
Бегая от куста к кусту, пробираясь через колючую чащобу к более рясным, теряем ориентир. Обе горожанки, в лесу, на природе ориентируемся плохо, скорее – никак. В поисках обратной дороги долго бредем наугад. Солнышко стремительно завершает свой дневной путь, а на нас устрашающе темной стеной надвигается тайга – непроходимая, девственная, загадочная.
Нет, что-то не то; не туда мы идем! А плечи уже до крови растерты тяжелыми торбами на тонких веревочных лямках. Поставили... Решили оглядеться, пробежаться порожними во все стороны. Вдруг перед мамой, как из-под земли – незнакомый мужчина. Обросший, в потрепанной одежде, с горящими глазами затравленного волка, он внушал страх. (В этом безлюдье, в военное время, незнакомый мужчина в тайге – вообще редкость).
– Мамаша, не дашь ли пару спичек? (Их мы всегда брали на всякий случай).
С испугу мама забыла, где оставила мешок и начала суетиться.
– Да вон он стоит у тебя под той раскидистой сосной! (Значит он давно следил за нами!).
– А дочку-то зови, я вам дорожку домой покажу.
Мама долго рылась в торбе, оттягивая время и боясь звать меня.
– Да ты не бойся, я вас не обижу; спички-то у тебя в куфайке. (Сколько же времени мы были под надзором, если часа три назад зажигали костерок, чтобы испечь несколько картофелин на обед!) Почувствовав  в аукании мамы тревогу, я бросилась со всех ног на ее голос, и тут всё и увидела, хотя поняла и осмыслила позже. Пугаться не было смысла – мы были в воле божьей.
– Ну вот, спаси Бог! – как-то не по-современному изрек наш странный встречный, бережно складывая в свой коробок несколько спичек. А теперь айда, а то дотемна домой не доберетесь.
Легко, играючи он подхватил обе наши мешковинные торбы, закинул на плечо и пошагал, широко расставляя ноги.
– Вот и ваша тропка; да всё бережком, да всё на солнышко. Ну,  бывайте. Обо мне забудьте.
Взяв торбы, мы зашагали, боясь оглянуться,  и всё чего-то ждали. Когда всё же оглянулись, лишь роскошные пихты приветливо кивали в сторону солнца.
 Никого...