МОЙ ДЕД КАЗАКОМ НЕ БЫЛ…
Эта фотография моего деда НИКИФОРА ПИМОНОВИЧА РЯСНОВА хранилась в нашей семье и, начиная с детства, периодически попадалась мне в руки. Иногда я рассматривал её, и думал о том, каким же он был – мой дед. Кто из этих двух бойцов мой дедушка я особенно не задумывался, так как мама овалом и некоторыми чертами лица была очень похожа на бойца справа. О дедушке я знал, что он родился и жил в начале прошлого века на территории нынешнего Еланского района Волгоградской области в селе Терновое.
После смерти мамы фотография осталась в моем альбоме и лежала до того времени как я начал заниматься родословием и писать историю семьи. Эта, почти столетняя фотография очень заинтересовала меня как единственный свидетель того времени. Вот тогда я попытался изучить её подробнее. На обороте оказалась надпись: «Никифор Пимонович Ряснов с товарищем». Почерк надписи похож на мамин. Но ни дата, ни место фотографирования не указаны. Фото сделано, видимо, во время действительной службы, летом, на фоне стены и деревьев. Судя по военной форме и шашке, служил он в кавалерии. В правой руке шашка, левая рука прижимает ножны к бедру. Сапоги: пятки вместе, носки врозь, к носку левого сапога воткнуто в землю острие шашки. У каждого на свой фасон заломлена фуражка. Но гимнастерки у бойцов разные. Если у Никифора Пимоновича пуговицы застегивались слева на плече (отворот слева), то у его товарища гимнастерка застегивалась прямо на груди. Ни кокарда, ни погоны подробно не просматриваются.
Было предположение, что дед Никифор был казаком и служил в кавалерийской части.
По воспоминаниям его дочери, а моей тети Екатерины Никифоровны, дедушка долго служил срочную службу: лет 6 или 8. Если принять, что родился он в 1896 году и призвали его на службу в 18 (17)лет, то есть в 1914 году, то служил он до 1920 года (минимум).
Угличский краевед Алексей Викторович Кулагин при анализе фотографии установил: бойцы одеты в полевую форму. При этом Никифор Пимонович одет в гимнастическую косоворотку, на фуражке кокарда низших чинов: возможно, что это кавалерия и тогда звание урядник, или же артиллерия – тогда фельдфебель (установлено по едва заметной полосе на пагоне); в руках они держат драгунские шашки, так как имеются темляки (кисточки).
Но такой анализ меня не очень устроил, и я искал возможность повторить исследование фото. О возможности сделать это с помощью Интернета я тогда не знал. Во время поездки на родину в Новоаннинском историко-краеведческом музее я познакомился местным краеведом Г.Ф.Широковой. Галина Федоровна давно собирает материалы о родном крае, написала и издала две книги «Во тьме исчезнувшие предки» и «С мечом и верой». За эту работу она награждена казаками Хоперского округа медалью «Во славу вольного казачества на берегах Хопра» и Союзом казаков России медалью «Слава женщинам казачкам».
По моей просьбе она передала копию фотографии сведущему человеку. Им оказался писарь при атамане Хоперского округа Сивогривов В.И., живущий и работающий в Урюпинске.
В своем письме он написал: «На снимке якобы казака Ряснова Н. П. запечатлены два солдата регулярной кавалерии русской Императорской армии в униформе образца 1912 года. Поясняю: На левобортной гимнастёрке «казака» четко виден обшлаг рукава, шитый «мыском». Такие гимнастёрки выдавались кавалеристам. На обоих «казаках» одношпильковые кожаные пояса - обязательный атрибут формы кавчастей. Брюки темного сукна и узкого кроя - одежда солдат регулярной кавалерии. Пагон без шифровки.
Шашки - драгунки размерами не соответствуют росту владельца. Особенно у «казака», стоящего справа. Казаки покупали шашку за свой счёт и только по своему росту. Шашка, и казачьи, и драгунская, да и офицерские последних образцов, имели пять размеров, в современном измерении - это от 90 до 105 см.
Вывод:
Рядовые казаки Хопёрского округа служили только в казачьих частях иррегулярной кавалерии, казачьей артиллерии и, во время войны 1914 - 1918 гг., в отдельных пластунских батальонах кавказского фронта. В регулярную кавалерию не призывались.
На фотографии может быть запёчатлён кто-то из жителей Хопёрского округа, но не казачьего сословья, как переписали казачий народ в 1864 году. Сословно - это либо из «донских», либо «иногородних» крестьян, так как мещане и купцы, в силу образованности, шли в армию вольноопределяющимися. Форма последних отличается от формы рядового состава.
Можно утешить хозяина фото фактом неказачьего происхождения Будённого. Семён Михайлович был «иногородним крестьянином», родившимся на землях Платовской станицы. 13 лет он прослужил в драгунском полку. На сверхсрочной дослужился до чина вахмистра, а в войну стал полным Георгиевским кавалером. Женат был на дочери казака, ставшей после брака, естественно, «крестьянкой», а вот сам казаком никогда не был, хоть в конце 1917 года, возвращаясь с фронта, и нарядился в казачью форму. С уважением, Сивогривов.»
Таким образом, это письмо полностью разъяснило ситуацию, что Никифор Пимонович служил в царской армии в регулярной кавалерии. Да и Екатерина Никифоровна позже четко уточнила, что семья Рясновых казачьей не была.
Ну а эта фотография позже помогла найти мне дальних родственников. Поскольку их адресов в Терновом не сохранилось, то я обратился в районную газету «Еланские вести» и попросил напечатать фото Никифора Пимоновича с просьбой родственников откликнуться. После публикации в ноябре 2008 года этой заметки первым на неё отозвался Петр Иванович Ряснов. Как оказалось, его отец Иван Артёмович был двоюродным или троюродным братом моего дедушки.
Позже откликнулась Белоусова Александра Трофимовна, которая также знала сестер Никифора Пимоновича. Также оказалось, что её дом стоит на месте старого дома Рясновых, в котором семья деда жила примерно до 1925 года. Но новым хозяевам Ковалевым долго жить в доме не довелось, так как вскоре они были раскулачены и бесследно выселены. Дом несколько лет стоял пустым, стал непригодным для жилья и был разобран в конце 30-х годов семьей Белоусовых.
В сентябре 2009 года по приглашению я посетил Елань и Петр Иванович помог мне побывать в Терновом на родине моего дедушки, постоять на месте бывшей семейной усадьбы по нынешней улице Ж.Сиротина. Во время переписки и при встрече мня заинтересовала следующая история, связанная с домом.. Когда его стали ломать, чтобы на его месте построить новый, то под крыльцом провались в яму. В яме нашли сопревшую ткань, полушубки и винтовку. Всё что вытащили, сожгли тут же во дворе. А что сделали с винтовкой, мужики женщинам рассказывать не стали: ответ был один – сожгли.
Первоначально появилось мнение, что семья Никифора Пимоновича была богатой, жила хорошо, и, спасаясь от местной власти, бежала из Тернового. Но эта версия сразу вызвала у меня сомнения, так как коллективизация началась позже переезда, в 1927-30 годах. Кроме того, по воспоминаниям моих тетушек никогда семья хорошо не жила, и даже воспоминаний об этом не было. Наоборот, всегда довольствовались тем малым, что было в семье. Иными словами способностями к обогащению Никифор Пимонович не обладал.
Ну а позже Александра Трофимовна написала, что перед коллективизацией в этом доме жили Ковавлевы, которых действительно раскулачили и выселили. Из них в Терновое не вернулся никто. Так что этот схрон делал, видимо, Ковалев, что больше подходит под описываемые факты.
И хотя из близких родственников удалось найти в Елани только троюродного брата Склярова Анатолия Николаевича, внука одной из сестер деда Акулины Пимоновны Скляровой (Рясновой), поездка была для меня очень полезной и интересной.
После этой, первой фотографии дед прожил непростую жизнь: женитьба на Добрыдневой Дарье Петровне, рождение сына и трёх дочерей, смерть в младенчестве сына и дочери, переезд из Тернового в хутор Свиридкин соседнего района, рождение ещё двух дочерей. Причины переезда не установлены, но ясно, что было не от хорошей жизни. Петр Иванович Ряснов обратил внимание на то, что Никифор Пименович на фотографии в военной форме. Форма эта царской армии и вполне возможно, что служил он в гражданскую войну в белой армии. А впоследствии, при установлении в Терновом Советской власти, чтобы избежать преследования или даже расстрела ему пришлось уехать. Стоит только вспомнить судьбу Григория Мелехова из «Тихого Дона» Шолохова.
А затем была смерть жены, после чего он остался один с четырьмя маленькими дочерьми от 1 года до 11 лет, повторная женитьба и приход в семью мачехи, переезд в Новокиевку Калининского района.
Но в октябре 1941 года Никифор Пимонович в 45 лет (по некоторым воспоминаниям 47 лет) снова надел солдатскую форму. Вроде бы он уже не попадал под призывной возраст, но он был призван или же сам ушел добровольцем. Запомнилось дочерям то, что после призыва песик Букет, с которым дедушка ходил на дежурство в МТМ, ушел из дома и больше не вернулся (пропал). Призванный первоначально в рабочий батальон он вероятнее всего оказался в списках 15-й Донской казачьей кавалерийской дивизии, сформированной на основе корпуса народного ополчения в Сталинградской области. А точнее, по материалам от земляка-краеведа Тараненко А.Ф., эту добровольческую казачью кавалерийскую дивизию формировали в Михайловке, а 33-й полк этой дивизии - в Филоново (Новоаннинке), куда вошли и жители хуторов Панфилово и Новокиевка. Да и по воспоминаниям дочерей Никифора Пимоновича после призыва он сначала находился в Новоаннинском.
В Интернете удалось найти следующие воспоминания бойцов этого полка: «Обком партии одобрил инициативу райкома и принял решение сформировать в Новоаннинске кавалерийский полк на основе народного ополчения. Иными словами, государство обеспечивало его только огнестрельным оружием и боеприпасами. Все остальное изыскивалось на месте. Один район не мог дать нужное количество людей для полка, поэтому по распоряжению областных властей в него привлекались ополченцы из соседних Алексеевского, Киквидзенского, Бударинского и Калининского районов. В основном в него попадали граждане непризывного возраста.
Ставилась задача в течение двух-трех месяцев оснастить полк всем необходимым для ведения боевых действий. Местные промысловые сельхозартели изготавливали седла, подковы, постромки, уздечки, сбрую. Всего было изготовлено две с половиною тысячи седел, несколько тысяч комплектов лошадиной сбруи. В артели «Труд швейника» сшили несколько тысяч ватников, пятнадцать тысяч теплых рукавиц, более десять тысяч комплектов нательного теплого белья, часть из которых передали в фонд Красной Армии.
В феврале 1942 года кавалерийский полк передали действующей армии. В составе 15-й Донской кавалерийской казачьей дивизии он вступил в боевые действия под Ростовом-на-Дону (в Сальских степях). Действия солдат и офицеров полка отличались неожиданностью и смелостью, как в конном, так и в пешем строю. Не избегали казаки рукопашных схваток, но не забывали и про огневые средства - карабин, автоматы, пулеметы. С февраля по август 1942 года полк находился в непрерывных тяжелых боях. В ходе многодневных изнурительных боев немцы несли огромные потери в живой силе и технике, но продолжали атаковать передовую позицию казаков, которые так и не отдали высоту 1010 врагу, держали ее до подхода других подразделений Красной Армии. В то время в одной из фронтовых газет командир эскадрона Н.Н. Овчинников писал: «Обороняя Кавказ, мы обороняли Сталинград». За успешное выполнение боевых заданий полку было присвоено звание «гвардейский». Знамя вручили в деревне Кулички Кущевского района Краснодарского края».
После боев на Кавказе приказом НКО № 342 от 27 августа 1942 года дивизия была переименована в 11-ю гвардейскую Донскую казачью кавалерийскую дивизию, позже входившую в состав 5-го гвардейского Донского казачьего кавалерийского корпуса. Именно эта воинская часть указана в ответе из Центрального архива Министерства обороны на мой запрос о судьбе деда. Сделано это по указанному в Книге Памяти номеру полевой почты 48435"В", откуда приходили его письма. А 33-й полк впоследствии стал 39-м гвардейским кавалерийским, в нем сражалась бывшая панфиловская сотня добровольцев из старших возрастов.
Как написал мне Тараненко А.Ф. «Посему, если кто-то из твоих родичей воевал в этой кавалерии или обслуживающих её полках (артиллерийском, например), то это - особая героическая история. Материал о добровольцах-казаках (а они так назывались, хоть были и крестьянами из наших мест) я посылал в Новоаннинку в краеведческий музей. Собрал много, но полностью не оформил для публикации. Про этих добровольцев есть стенд в музее Новоаннинки».Так что в моих ближайших планах изучение материалов этого музея, с надеждой на то, что удастся получить новые данные о судьбе деда.
Мой дед казаком не был, но судьба солдатская связала его НАВЕЧНО с 11-й гвардейской казачьей кавалерийской дивизией, ибо пропал он без вести в октябре-ноябре 1943 года в боях за освобождение юга Украины.
Но тогда в Новокиевку с фронта пришло письмо-треугольник, написанное карандашом. Боец-сослуживец сообщал, что Никифор Пимонович во время бомбежки был тяжело ранен, потерял ноги и перед смертью просил сообщить детям, чтобы его не ждали.
Запомнилось его дочери Екатерине Никифоровне, что якобы был похоронен он в селе Малая (или Новая) Маячка Цюрупинского района Херсонской области. Но из воинской части семья никакого документа, ни тогда, ни позже не получила. А письма дедушки, в том число и письмо сослуживца, к великому сожалению, были в послевоенные годы утеряны при переезде. Мама тогда сильно плакала.
Уже после войны военкоматы собирали данные о не вернувшихся с фронта и составляли документы, уточняющие потери. Анкету, оформленную в Калининском райвоенкомате, удалось найти в Интернете. В карточке военкомом сделано заключение – считать погибшим. Но в Управлении по учету безвозвратных потерь Наркомата обороны приняли другое решение – считать пропавшим без вести. Такое решение видимо было принято из-за отсутствия подтверждающих документов о гибели. Просматривая соседние страницы сайта с документами по другим бойцам, я установил, что погибшими тогда признавали тех, чьи семьи могли представить оригиналы писем с фронтов об убитых. Такие письма прилагались к карточке-анкете и высылались в Наркомат обороны, хранятся там, а теперь они отсканированы на этом сайте. Видимо мама или её мачеха не отдали упомянутое выше письмо в военкомат.
Вот в этих документах впервые Н.П.Ряснов вопреки заявлению семьи записан как пропавший без вести. Ну а как получилось, что при живом свидетеле его гибели он оказался в списках пропавших без вести – уже никто не ответит.
В Книге Памяти Новоаннинского района Волгоградской области (1994 года выпуска) есть запись: Ряснов Никифор Пименович. Р.1896, х. Новокиевка, кр-ц, пп 48435, стрелок. Пропал без вести 11.1943. Здесь уже отчество исправлено на звучащее более современно, хотя дедушка и его сестры были Пимоновичи.
В уже упомянутом ответе из ЦА МО РФ дословно записано: «Сообщаем, что в имеющейся на хранении книге учета безвозвратных потерь личного состава 11-й гвардейской кавалерийской дивизии (в/ч пп 48435) за 1943 г. Ряснов Н.П. не значится. Других документов, необходимых для наведения справки за 1943 г., на хранении нет».
Эта дивизия к концу Великой Отечественной войны стала Краснознаменной Волновахской ордена Богдана Хмельницкого 2-й степени, а 5-й кавкорпус – Краснознаменным Будапештским. Закончил свой поход корпус 9 мая 1945 года в Австрийских Альпах в районе Фишбаха, а для 39-го казачьего гвардейского кавалерийского полка война закончилась участием во взятии австрийской столицы Вены.
В шестидесятые или семидесятые годы Екатерина Никифоровна обращалась в школу к красным следопытам села Малая Маячка. Но письмо вернулось обратно нераспечатанным с припиской – уточните адрес. Вероятно, кто-то просто не захотел заниматься этим письмом. Ну а вскоре в газете «Красная Звезда» она прочитала о том, что на границе Николаевской и Херсонской областей после тех кровопролитных боев числится около 150 тысяч безымянных могил. И вполне вероятно, что в одной из таких могил похоронен Никифор Пименович.
На сайте ОБД «Мемориал» мне однажды попала на глаза информация о захоронении в городе Орехов Запорожской области рядового РЯСНОВА, который погиб 7 ноября 1943 года под деревней Малая Токмачка. Здесь совпадает примерная дата гибели, созвучно название населенного пункта, но не совпадают инициалы: в братской могиле похоронен РЯСНОВ Л.Ф. Но такое сочетание инициалов не сходится ни с одними из общего списках погибших РЯСНОВЫХ. Тем более что этот город также освобождал 5-й кавалерийский корпус. Но пока с сентября 2011 года ответа из Ореховского военкомата не получено.
О том, каким был мой дед, я никогда не спрашивал у мамы, а она никогда сама не рассказывала о нём – тяжело ей было вспоминать о тех годах. Всё, что удалось узнать о дедушке, мне рассказали мои тётушки: каким он был, как прожил свою жизнь. Дочери его хлебнули горя в войну и после неё. Не дожил он до внуков, родившихся уже в послевоенное время. А сейчас уже самый младший внук старше его, сложившего свою голову в 47 лет.
Иногда я пытаюсь представить себе то, как он был похоронен. Может быть, это была воронка от снаряда, куда сослуживец положил его тело и засыпал землей; или же вырыл для него небольшую могилу, забросал землёй и сверху набросал куски дерновины. Возможно, это была братская могила, но тогда могли сохраниться хоть какие-нибудь данные. Но со временем я всё больше понимаю что уже никто и никогда не найдет эту могилу, не расскажет о последних мгновениях его жизни.
На сайте Проза.ру у автора с ником Самарочка я нашел стихи её отца Вахтина Анатолия Ивановича, детство которого пришлось на военные годы:
«И многим не помнится облик отца.
Ушёл на войну, защищать от врага.
Ушёл, не вернулся…
Погиб на войне.
И знает о том только холмик в траве…».
Вот так, одной фразой о холмике в траве можно сказать о войне так, что других слов не нужно.
Мой дед казаком не был, но на войне бомбы, снаряды, пули жертвы себе не выбирали, было, им всё равно кого убивать и калечить.
Мой дед казаком не был, да и не важно это сейчас. Долг свой солдатский он выполнил до конца, как и многие его товарищи.
ВЕЧНАЯ ИМ ПАМЯТЬ…
Документы о судьбе моего деда можно посмотреть на http://www.proza.ru/2012/05/03/483.