Сонеты, менуэты, фантомы

Алекс Боу
Нам остается единственная возможность: в мышлении и поэзии подготовить готовность к явлению Бога или же к отсутствию Бога и гибели; к тому, чтобы перед лицом отсутствующего Бога мы погибли.

Мартин Хайдеггер









пилигримы энтропии бредут по тропам содомии
ребяческий восторг вытекающих глаз
незримый корень вопля
вакхический экстаз
ослепшие от наготы истлели тела
как игральные кости в зеркале пруда
в ожидании воскресениия или чуда
когда ВСЁ-лучезарный свет Будды



    О, знойная Куба! твои тростниковые губы взметнутся журавлями в лунном пламени. мы с миром теперь один на один. с этой известью ночной и слепым скрипачом истекающим седой кровью в оливковой роще. шёлковые виски ветра и полусмерти тени что в рыжеволосом сумраке танцуют и раскручивают ленты вальса в лавровом венке и отпевают повешенных монашек во сне. стынет небо Кубы чтобы приливом кровавого рассвета захлебнулись мои губы



Что же нас гонит постоянно в инфернальную ветренность ада?
кровь шагов по ступеням из камня
превращение слов в грохочущий испуг ангела
цепенеют пределы улыбки
нож безмолвия рассекает невижную гладь пруда
из глубин твоей и моей боли
поднимается молитва закипающих криков
и рвёт как простыни небеса



бронза погружена в сон ей неведом плач свечей и ребёнка стон
застыли флейты ветвей пергаментный ужас лунной безупречности
лимфома полого хрустящего тела
пентаграмма сумрака на ледяной наковальне где из бездны взывают обожжённые закатами лица и по прежнему хрустит вздорный хрусталь полых костей



когда пробивает полночь на циферблате проступает кровь
как умирает море поглощая остывшие тела
так оскоплённая принцесса медленно пробуждается ото сна
она комментатор кошмаров
видений с самого дна
пригубленная мною предсмертная земля
она смешает руины рук с твоей кровью
как лунный свет на залёный плющ
пал закат смытый росою изувечив рассвет
а инфернальная принцесса
она ходит лабиринтами ночи выхода из которых нет



рука ассасина взлетает как голубь
смотрит на меня в безумии молчаливом
она вопит и кричит так долго
эта роковая рука как пастырь в моём кармане
разбудит лик кровопийцы в
онирическом будуаре
и проснётся повешенный паж и откроет все двери
перед последней бандерильей
рука убийцы торчит из кровавой портьеры


как упивался Федерико моей кровью
любовался ей словно росою
как целовал мои раны
бьющие алым светом фонтана
как бинтовал мои губы
раздавленные шпорами седого тумана
как он упивался моей любовью
смыкая руки и вызывая страсть распростёртую в камне
смывая грехи свои искристою смертью


Траурный бархат радуги над катафалком снов
кровавый песок и бокалы рома
израненные ладони созвездий Содома
идиллия слов - falsas palabras
танец полусмерти
смех струится метастазами
мраморное глиссандо стереоскопического эха
картонный торреро комментатор фатального успеха
вздохи ран и праха
во мраке лунные пажи стреляются
и танец полусмерти тускло высвечивает арену - розарий ангельской скотобойни



когда высыхает кровь желтеют страницы память рук и ножей стирается пусть луна взойдёт багровей и прозрение милосердия капающее с лезвия в пятом часу пополудни Юбер принёс чистын простыни я направил на него пистолет немота птиц щебет эха змея вступила в схватку с гепардом удушье осеннее оцепенение я приставляю дуло к виску Юбера он снимает остатки одежды и готовится увидеть радугу праха опасная бритва в волосах накрахмаленная петля готовая ко всему бычий рёв и капли пота дождь и угли догорающие в камине бытиё не удержишь на мизинце поцелуи оставь в Сантьяго там где пляшут тени немых и печальные монахи поют во сне полуразложившимися губами


Ко всем чертям запреты и уют
долговечные соблазны я в ми миноре не так отважен
как вагинальный вепрь при плохохой погоде
бей зеркала режь провода
искусственный парадиз насигент тебя там где душа ещё не сверкала не стриптизничала...
вокруг острова твоего тела ангелы огненных сфер
ты приручила их
выдрессировала богов соблазна
приютила нагих сатиров и менад
пора на променад моя Богиня

Бог нетвёрдой рукой мечет в нас молнии но мы танцуем танго и опавшие листья хрустят в волосах как битое стекло на зубах/ как заразителен хохот падшего ангела и как мрачен взгляд распятого бога/ ночные гимны на струнах чёрных зелёных радуг Диониса/ о Хэлен тело твоё вечная идиллия молитвы бьющая струёй крови из груди девственницы


безграничный трепет тумана
треплет кудри заката так повешенный улыбается красоте агата
верблюжья шкура засохшие бабочки
дети бьют плетьми по глазам
распахнутым и дымящимся как раны
удавы и кольца
хрустальные бритвы разглаживающие кожу
культи тоски сжимающие горло
дуло луны восемьсот десятого года
мостовая споткнётся о колени нищих
и только кровавое эхо в глубинах перевёрнутого неба раскроется розой на моей остывающей ладони




тела плещутся в крови безупречные беззащитные
одна звезда у Истока
безначальный силуэт востока
развоплощённый менуэт снующей боли
дай ей развернуться в соборе твоего лика
не прячь голгофу в ладони солярной бойни
тебе не заглушить этого ужаса и крика



эти вопли раздавленные небесами
похоронный ноктюрн разбитых лиц
не плач а сновидение обесточенных глаз
фонтаны инея и крови
ангел захлебнулся слезами
сплелась агония и отравленные розы


мёртвые рты в ранах моего тела кричат
мальчики рядятся в праздничные наряды скелетов
скотобойня в пустотах сна
розы на рубежах полуяви
так рождается одинокий голос поэта в присподней увядших листьев


танец - агония пажей, перепачканных кровью ножей
вариативность истоков
так птица ищет свой голос в ночи
листва не скрывает грехи
и окончания погребального припева
эхо плывёт по лунным рекам
пока топор не раскроит ладони новобрачных