СОРОКИ
Сорок знают все. Они живут подле человеческого жилья повсеместно: что в городе, что в деревне. В городе им вообще раздолье. Свалки мусора и пищи во дворах сделали их ленивыми, пища достается им легко. И специфического говора сорок в городе почти не слышно, поскольку других шумов достаточно.
Другое дело в сельской местности. Здесь промышленных шумов меньше, как меньше и отходов человеческой жизни. У моего дома, стоящего на крутом берегу реки, поселилась пара сорок. Зимой они встречают меня рано утром, когда я выхожу с ведром и выплескиваю содержимое на снег. Такие ежедневные выбросы отходов в одном месте на чистом снегу далеко заметны. Они черны и образуют провалы, как карстовые явления. Теплая влага, вынесенная из дома, легко и с шумом уходит в снег, кромки ошпаренные водой мгновенно обмерзают. То острые, то округленные края разного цвета - как каленный шлак, выброшенный из вагранки.
Снегу зимой много, им покрыто все кругом, а подле огородных заборов его столько, что только макушки штакетин торчат. Вот на этих макушках, почти вровень со снегом сидят терпеливо сороки. Ждут. Они знают все движения человека. Взмах, плеск воды. Журчание. Человек ушел. Вот здесь у сорок начинается работа. Они склевывают остатки пищи на краях, а затем скачут в провалы, доставая оттуда что-то полезное, и оттуда, из глубины снежного кратера, торчат только длинные сизые хвосты. Но сорока-птица чуткая. При малейшей опасности она с криком улетает.
Живут сороки и живут, и на них внимания не обращаешь. Но, если присмотреться к птице, прислушаться то ее, пожалуй, можно сравнить с домашним сторожем. При появлении посторонней собаки или человека сороки начинают такой гвалт, что обязательно вызовут у хозяина беспокойство.
Получается, что сорока птица полезная в хозяйстве. Где они прячутся от мороза ночью, сказать затруднительно, но весной они устроили гнездо в зарослях черемухи моего огорода. Это неприхотливое дерево устроилось у меня как раз посреди огорода. Там, на спуске к реке, природа обнажила скалы-камни. Делать грядки в таких условиях невозможно, и черемуха разрослась густой небольшой рощицей.
Вот в этой рощице сороки учинили себе гнездо, и из спокойных соседей превратились в сварливых и злых бабушек на завалинке. Любое появление человека сопровождается трескотней-руганью: «Не подходи к черемухе, не ходи близко, че тут расшатался».
Отойдешь от них. Понятно. Чего кричать: дети, есть дети, их надо оберегать. Сороки контролировали всю округу. Собак они не боялись – штакетник плотный, им здесь не пройти. Другое дело кошка. Однажды сидел я дома у окна. Смотрел на реку. Перекидной мост был пуст. Но вот на переходах заметался темный комок шерсти, а затем, вырисовалась фигура. Кошка с противоположного берега решила прогуляться до нас. Висячий мост – пространство открытое. Животное прижималось к доскам, стремилось быть незаметным, робко продвигалось вперед, в любой момент готовое к опасности и защите.
Сороки заметили кошку издалека. Чиркнув что-то спокойно на своем языке, они поднялись в воздух и уместились одна на фонарном столбе, другая на ограждении моста. Я, наблюдая за этими перемещениями, подумал о кошке: «Наверняка бежит к нам в огород». Куда-то отвлекся по делу и, когда вернулся к окну, кошки на мосту уже не было. Но сороки спланировали на штакетник забора. И верно - серая сытая домашняя кошка протискивалась в пространство огорода между штакетин. Сороки сидели прямо над ней…
Интересно в огороде в начале лета. Там каждый час появляется что-то новое: то виктория расцвела, то всходы картофеля или сорняков. Остановишься – дивишься. А тут сороки затрещали, шумят, летают, садятся то на крышу дома, то на черемуху.
Кричат сороки.
- Что вы кричите окаянные. Я вас не трогаю, понимаю ваше положение, сам воспитывал детей, - разговариваю я с птицами.
Но они продолжают кричать. Тут и меня любопытство взяло. Осмотрелся, нет никого. Ни собак, ни кошек, ни людей, ни животных. Значит, они на меня кричат. Чем я им помешал?
А птицы все свое сорочье ругательство сыплют: то на черемуху сядут, и долбят ее так, что зеленые листья летят, то на крышу – кричат и долбят охлупень, будто хотят расколоть его в щепки. Самец полетел на столб и самка за ним, столкнула его с макушки и опять кричит-долбит столб.
- Не уйду я из огорода пока не узнаю причины вашей паники, – разговариваю я с птицами.
А они свое – ругаются. Я ищу причину крика. Вышел на улицу. Сороки за мной. Я подошел к старому заброшенному сараю, крыша которого уже провалилась еще весной под тяжестью снега. И тут – смотрю, сидят два сороченка, один к одному - похожи на маму с папой. Светлые с темно-синим отливом перья, а хвоста нет. Хвост-руль еще не вырос. Робкие такие сидят, жмутся к доскам. Родители кричат, а те, как все дети, не все сразу понимают. Но вот до них дошли крики родителей, птенцы короткими перебежками спрятались в расщелинах крыши.
Я посмотрел на столб, где в нервном испуге заливалась сорока. Посмотрел на провода и увидел трясогузку с полным, набитым насекомыми ртом. Трясогузка скромно пискнула, как комар, и посмотрела на меня. Я знал, что и у нее тоже здесь есть гнездо. Что ее остановило от обычных весенних забот: любопытство, шум, поднятый сороками, или она опасалась меня и не летела в гнездо?
- Ну, вас, - сказал я громко птицам, - не во-время вышел, всем мешаю, ушел в дом.
Сорочий гомон прекратился. Все стихло. Все занялись своим делом.