Запоздалое раскаяние

               
 В то утро разбудила меня жена рано: «Иди, помоги тёте Шуре, с  дядей Петей плохо, он в поле, за околицей лежит.» Я попросил соседа своего, Сашу, помочь: один я не донесу пожилого, довольно крупного человека. Выгнал дядя Петя корову в стадо, проводил за околицу, там его и скрутило. Лежал он на левом боку, весь какой-то деревянный, но глаза были живыми, в них застыли  боль и недоумение: «Как же такое со мной?» «Нажрался вчера, сволочь! Чё вы его подымате, ташшите прям по земле, волоком эту скотину!» - кричала на всю округу его жена. Мы с трудом донесли дядю Петю до дома, он так и оставался деревянным. «Бросьте вон под воротами, очухается через полчаса», - не унималась жена его. «Ты бы язык-то прикусила, вместо того, чтобы орать – скорую бы вызвала. По – моему, серьёзное с ним что-то», -  не выдержал я. Дядя Петя пытался издать какие-то звуки мычащие, и даже головой пытался кивать, но я скорее почувствовал это, а не увидел. Мы занесли его в дом, положили на кровать, жена всё не унималась, костеря мужа на чём свет стоит. Шумная семейка, пять дочерей и  сын у них, как соберутся вместе – песни и балалайку на всё село слышно. Тётя Шура пела в поселковом хоре, дядя Петя в нём же играл на балалайке. Хор наш удостоился звания Народного. Такой же шум и грохот, когда дети их ругаться начинают, имущество ещё живых родителей делить. Мне уже надоело быть меж ними посредником, устал давать советы, мирить их.  Дояркой  работала тётя Шура в колхозе, дядя Петя скотником. Дочки работали продавцами, правда, место работы часто меняли.
        Через час ко мне прибежал сын дяди Пети: «Всё, Фёдорович! Умер папа!» - едва сквозь его рыдания понял я. «Скорую» ему так и не вызвали - ждали, когда «очухается», Иван Петрович (сын) попросил меня омыть покойника, я отказался: мне стыдно было перед дядей Петей, да и вину свою чувствовал, что сам не вызвал скорую помощь.
……Могила дяди Пети ухожена: выложено всё плиткой, памятник мраморный стоит. Каждый раз на родительский день у его могилы, на столике, рядышком, разворачиваются обильные поминки, едва не переходящие в ещё что-то более непристойное. Со двора их больше не слышно балалайки – умер музыкант. Ворота, те, старые деревянные, заменили на новые, из листового железа. Тётя Шура с той поры  стала совсем не  своя, ко мне, за советом, на кого в очередной раз переписать дарственную, она не ходит теперь, резко сдала физически, заговариваться стала и часто бродить по селу, казалось бы без цели. Но всегда я вижу её на том самом месте, за околицей, где лежал парализованный дядя Петя. Александра Артемьевна стоит, низко склонив голову, устало сложив руки на палку – посох.
В последнее время не видно тётю Шуру: сначала сын хотел её в дом престарелых сдать, но одна из дочерей к себе забрала и живёт она теперь в чужом селе.