Мое первое, самое сильное потрясение в жизни, была смерть моей бабушки – папиной мамы. Тогда мне было девять лет, а бабушке семьдесят девять. Она была сильной женщиной и мне, кажется, бабушка прожила бы еще не один год, если бы не события предшествующие этому. Мы только чуть больше полу года как переехали в этот поселок, затерявшийся где-то в тюменских лесах. Нам сразу выделили большую трехкомнатную квартиру, родители устроились на работу, мы пошли в школу и папина мечта, чтобы мы росли на свежем воздухе сбылась. Жизнь в красивых местах по соседству с березовой рощей доставляла, нам детям, большое удовольствие. Но так было видно угодно судьбе, что радость наша была недолгой. Как сейчас помню эту страшную декабрьскую ночь. Нас разбудили стуками в дверь и криками:
– Горите!
Горела квартира на втором этаже прямо над нами.
Мы практически в чем были, выскочили во двор, на ходу пытаясь одеть на себя то, что успели схватить. Сбежалась вся деревня, многие помогали вынести пожитки из дома. Нас, детей, сначала посадили на матрасы и завалили одеялами, и мы со страхом наблюдали за огненной стихией, пожирающей наш дом. Из восьми квартир выгорело полностью шесть. К утру нас увели к себе знакомые, и мы отогрелись.
На следующий день кто-то из сельчан разрешил нам вселиться в их маленький домик. Смутно помню потом Новый год, и елку в этой тесноте, и как бабушка заболела. Она очень сильно простудилась и никак не выздоравливала. К февралю нашу семью поселили в освободившейся большой квартире в доме напротив того, сгоревшего. Казалось бы, жизнь должна была налаживаться, но бабушка угасала, она так и не оправилась от сильного стресса, в ней как будто что-то надломилось, и не осталось сил бороться за жизнь. В середине марта она тихо ушла из этой жизни. Мы все были очень растеряны, как жить без бабушки? Жизнь в деревне не получилась, и мы снова уехали в город.
Я очень гордилась своей бабушкой, особенно тем, что она прожила семьдесят девять лет. Мне казалось, что это целая вечность, я говорила своим подругам:
– Представляете, моя бабуля прожила семьдесят девять лет! Она долгожитель!
Благодарение Богу, прошло очень много лет, мы жили спокойной жизнью и в нашей семье все были живы и здоровы.
По настоящему я узнала, что такое долгожительство, став уже взрослой. Старшая сестра моей бабушки, маминой мамы, прожила девяносто шесть лет. Это была удивительная старушка! Дважды она была замужем, пережила своих мужей и, к сожалению, и своих детей. К старости у нее остался только один внук. Но доживать она вернулась в свою родную деревню, купив маленький домик по соседству с моей бабушкой. Она всегда была веселой, с неуемной кипучей энергией. С легкой руки моей сестры мы называли ее «бабушка вертолет». К семи часам утра, она, узнав все деревенские новости, заходила к бабушке пить чай и поделиться своими умозаключениями по поводу произошедших накануне событий. Энергично размахивая руками, она делилась своими впечатлениями, не скупясь на характеристики и свои выводы, так что бабушка, не выдержав, прикрикивала на нее:
– Уймись! Ну твое-то какое дело? Они и без тебя разберутся.
Со стороны казалось, что моя бабуля старше и мудрее своей сестры, несмотря на то, что у них была разница в возрасте около десяти лет. Если моя бабуля ни разу в жизни не брала в рот спиртного, то «бабушка вертолет» ничего в этом зазорного не видела и, маленькую стопочку раз в неделю могла выпить лечения ради. Она говорила, что это ее бодрит и дает силы. В ее избушке висели портреты Брежнева и Андропова. Мы смеялись:
– Бабуля, они, что тебе родственники, что ли?
– Пусть висят, мне с ними не скучно!
Она умерла совсем немного прохворав, в здравом уме, сожалея, что не сможет, наверное, выполнить обещание, данное моему отцу прожить до ста лет.
Мамина мама прожила девяносто семь лет. Она была средняя из трех сестер, самая мудрая и добрая, ее очень любили и уважали в деревне.
Каждый год к зиме она присылала нам большую посылку с лесными орехами, с огромным соленым гусем и вязанными белоснежными, пушистыми носками. Я брала в школу орехи и мы, положив под крышку парты, раскалывали их и ели с подружками на перемене.
Бабушка до девяноста пяти лет еще потихоньку выходила на улицу провожать и встречать гусей, и присматривала за бычком, пасущимся недалеко от дома. Но, однажды споткнувшись на крыльце, ушибла сильно ногу, после чего уже не выходила больше во двор. За два месяца до ее смерти мы с сестрой приезжали навестить ее. Наша милая бабулечка так радовалась, что увидела нас перед смертью.
– Утром просыпаюсь и думаю – ну вот, опять проснулась, живая. От людей уже не удобно, разве же можно столько жить? Пора уже, а я все еще тут.
– Бабушка, дорогая моя, ну что ты такое говоришь! Живи, не умирай, пожалуйста!
Я гладила её мягкие, бесконечно родные руки и радовалась, что застала ее в живых.
Она, так же как и ее сестра умерла в здравом уме, осознанно попрощалась со всеми домочадцами, и закрыла навеки свои глаза.
Через шесть лет умерла младшая сестра бабушки, в возрасте девяноста восьми лет. Но ей предшествовала смерть моей мамы. У бабушки было два сына, которых она пережила, к сожалению оба трагически погибли. Она очень любила мою маму, ее смерть так потрясла бабушку, что она, отрешившись от всего и от всех, через месяц практически ослепла и оглохла. В таком состоянии она прожила еще полтора года.
Я всегда была уверена, что мама будет жить так же долго, как мои бабушки, ведь она из рода долгожителей. Когда мама лежала в больнице я спросила доктора:
– Неужели ничего нельзя сделать?
Молодая врач, ей, наверное, не более тридцати лет, спокойно покачала головой, и сказала:
– Нет. Успокойтесь, она все-таки пожила уже, восемьдесят один год, это много. Она – долгожитель.
– Долгожитель?
– Конечно, долгожитель.
Мама словно слышала наш разговор, и в этот же день мне сказала:
– Не переживайте, дочка! И мне нечего роптать, мои одногодки уже почти все поумирали. А я видишь, до восьмидесяти одного дожила.
Она мужественно боролась со смертью, она хотела жить и у нее было еще много планов. Я часто вспоминаю, как она лежала и, превозмогая боль, читала стихи на своем родном языке. В самые тяжелые минуты, чтобы не кричать от боли она обращалась с молитвой к Аллаху, она знала наизусть большие суры, а в молитвах просила здоровья и мира не только для своих близких, но и для всех людей на земле.
Я очень долго не могла примириться с ее смертью. Я часто обращалась к Богу:
– Господи, как же так? Ведь она так тебя любила, почему же ты позволил, чтобы она страдала?
И тогда казалось, что мама, как бы укоризненно, смотрела на меня с портрета, и я слышала ее голос:
– Так нельзя, дочка.
Прошло несколько лет, о многом я передумала за это время, на многие вопросы нашла ответы, над некоторыми бьюсь до сих пор. Об одном прошу: "Прости меня, Господи, что роптала".