он лежал на кушетке, вытянув ноги. Ступни упирались в холодную сырую стену с кое где оборванными серыми обоями с изображенными на них веточками мимозы. иногда по стене и потолку пробегали блики фар проезжающих машин. они были торопливы, ни разу не остановились на лишнюю пару секунд, как будто они презирали Виктора и всячески избегали контакта с ним. он же давно перестал обращать на них внимание. под половицей гремела музыка и хохот напудренных проституток. Виктор вспомнил мотив Вагнера из оперы Тристан и Изольда, беззвучно напевал его, одновременно вытягивая из памяти какие то обрывки.
где впервые он услышал эту музыку? ах, да. Ему было шесть или семь лет, мамочка любила, выходя в свет наряжать своего мужа и любимого сына в изысканные на ее взгляд костюмы.
- Ты самый чудесный мальчик, я говорю тебе это не как мать, я говорю это тебе как женщина.
в уголках ее губ дрожали морщинки. Мальчик любил прикосновения ее теплой ладони, они обладали чарующей силой, он улыбался, а глаза его закрывались, за дверьми загремел оркестр. Его детская фантазия вывела его, в какой то сказочный лес, он открыл широко глаза и тяжело выдохнул. Над ним склонилась фея, ее лицо освещал таинственный лунный свет. Как же она была красива. Ее глаза переливались, они были хрустальными. Из чащи леса послышался грохот труб.
- Варвара! пойдем же скорее в ложу. Так нельзя.
за голосом отца послышался треск, с криком бьющегося стекла осыпались декорации фантазий мальчика. гремели трубы. Родион Людвигович что то говорил, его не было слышно. чудесная фея, уже без своей искрящейся сказочной мантии, в бархатном темно синем платье манила Виктора идти за ней, он ошарашенный пятился назад, каблучок его туфли зацепился за складку ковровой дорожки, он потерял равновесие, упал, вскочил и снова упал.
- Виктор!
- Идем же Варя!
мальчик убежал и спрятался в пустой ложе.
пряди седых волос падали на ссохшееся лицо дирижера, жилы на его шее напрягались как струны. Кажется, тогда писали в газетах, что он не доиграл до конца. Умер со смычком в руках то ли от сердечного приступа то ли от истощения.
где еще он раньше слышал эту музыку? слыша ее, какие то тягучие не приятные чувства оплетали его голову. Что то горячее наливалось на темечко как смола растекалась долго и мучительно. Вот она уже залила глаза и ни чего не видно, вот он хочет спросить у самого себя, что с ним происходит, а она уже проникла в его рот.
в восемь лет маленький Виктор страдал бессонницей, случалось это редко, но в те ночи он ужасно страдал. он скомкал за ночь все белье, царапал стены и коленки, стонал и кричал. Варвара сидела в те ночи у изголовья его кровати
- Тише мой мальчик, тише..
иногда она ложилась рядом с ним и плакала. ее волосы падали на лицо Виктора, он вдыхал ее запах и целовал их кончики. он любил когда она проводила с ним эти ночи полные его детским страданием.
вокруг его больших серых глаз ложилась болезненная черная тень. Детские белые пальчики пытались оторвать ее, отбросить от себя. Но хуже этой болезни был его отец. он явно был недоволен своей пустой постелью.
- Варвара, спустись вниз
- Но Виктор все еще не засыпает
дверь хлопнула
- Я не буду долго ждать.
Лицо Варвары исказила грусть, она быстро взяла себя в руки и улыбнулась
- мой милый мальчик, постарайся уснуть, ты у меня сильный и храбрый. а я постараюсь скоро вернутся.
Виктор почувствовал прикосновение ее горячих губ. Тысячи иголочек закололи у него в груди, голова потяжелела и упала на подушку. Нарисованные мотыльки на стенах зашумели серыми крыльями. Варвара остановилась у двери на долю секунды и выпорхнула из комнаты наполненной любовью, разочарованием и болью.
Он долго ворочался и даже перелег на пол, уставившись в потолок. Моргал глазами и щипал себя то за бедро, то за живот. Не выдержал. Послышались ноющие визги скрипки, загремели трубы. Его потянуло к знакомой музыке. Скрипнула дверь и музыка стала слышна отчетливее.
Крутилась черная пластинка, ветер из открытого окна с тихим хохотком играл с хрусталем на люстре. Неподвижные стены вздыхали, но не могли сдвинуться. Прекрасная фея нагнулась над роялем, Родион Людвигович расстегнул блестящие пуговицы на ее спине. Спина обнажилась и показала свою болезненную белизну. Фея заломила над головой худые руки, собрав волосы и убрав их со спины. Седой Родион Людвигович спустил штаны и встал вплотную к Варваре. Он держал ее за бедра, потом откинул голову назад и схватил фею за волосы. Фея молчала. Гремели трубы.
Бессонницы прекратились. А фею он больше ни когда не видел. Еще в детстве он твердо решил смыть с себя свое проклятие. Первая женщина в которую он был когда то влюблен в один миг перестала быть самой прекрасной женщиной. Она осталась матерью. Просто обязывающая должность, обязанность таковой считаться. Иногда, ему, становилось, ее жаль, он не дал ее возможности искупить свою вину или даже объяснится, хотя со временем он понимал, что детский каприз исходил из его собственной больной фантазии. Между той чудесной сказочной феей и тем маленьким мальчиком осталась лишь фамильярность, возможно именно она довела ее до истощения. Долгие годы Виктор не мог решить, винить себя в скорой смерти своей матери или нет. Одно он решил точно, в смерти той феи, виновата именно она. Она сама. И грохот Вагнеровских труб.
Виктор спрыгнул с кушетки, потушил свечу, свернул коврик и припал к полу, его глаз видел сквозь толстую щель, кое-где им же покореженную, бал монстров. Солдаты вливали в себя из огромных кружек и чарок дешевое вино, плевались им же в друг друга и хохотали. Их накрученные рыжие усы щекотали шеи накрашенных девиц, которые задирали свои юбки и падали в кресла.