Сладкая отрава. Главы 7-10. Эпилог

Глава 7

  На это раз спала я без сновидений, и проснулась от громкого голоса Шуры, тарабанившего  в мою дверь, и кричавшего во все горло: - Подъем! Просыпайся, засоня! Весь день проспишь. Даю тебе на сборы пять минут, и ни минутой больше. Через пять минут захожу с ведром ледяной воды, и выливаю ее на тебя. Утренние водные процедуры хорошо бодрят, и закаляют организм. Лучше поверь мне на слово, если не хочешь испытать на деле.
Я резко соскочила с постели, и начла одеваться. Мне совершенно не улыбалось искупаться в ледяной воде. С Шуры станется.
   Выглянув в окно, я увидела, что  вчерашнего, погожего дня, как не бывало. Небо снова было затянуто серыми, дождевыми тучами. Накрапывал небольшой дождик. И просвета не предвиделось.
Погода сейчас непредсказуема. Если раньше по календарю был февраль, то и на улице мела метель, трещал мороз, и люди ходили в шубах и теплых шапках.  Теперь же, в феврале запросто может пойти дождь, быть плюсовая температура, и на улицу без зонта, в песцовой шапке и такой же шубке до пят, вряд ли кто рискнет выйти. Вернее выйти - то может каждый и сейчас, но это только если ему захочется показаться оригинальным, или он приезжий. Страна наша большая, и, к примеру, из Магадана в декабре месяце ехать в демисезонном пальто в Москву не только смешно, но и опасно для здоровья и жизни.
 Вот и лето сейчас совсем не такое, каким было во времена моего детства. Июль, это середина лета, самое теплое время. Я любила после теплого летнего дождя бегать по лужам босиком. Это было ни с чем не сравнимое удовольствие. Бабушка всегда на лето снимала дачу в Подмосковье, чтобы я дышала свежим воздухом, и пила парное молоко, которое я ненавидела. Но зато я могла делать все остальное, чего нельзя было делать в городе: купаться до посинения, целыми днями валяться на песке, не заботясь о внешнем виде, с растрепанными всклокоченными волосами и облезшим носом, спать до полудня. Да много чего такого, чего я не могла себе позволить  в городе. И вот тогда, если вдруг небо заволакивали тучи, и начиналась гроза, сопровождавшаяся ливнем, то это безобразие длилось от силы полчаса, после чего небо снова сияло голубизной и солнцем. Шли годы. Поездки за город перестали приносить мне удовольствие. Я помню, как изнывала от жары, прячась на чердаке, когда стала старше. Две мои «летние» подруги, жившие по соседству, продали дачу и уехали, а новых я завести так и не смогла. Мальчиков я в то время стеснялась, и боялась до дрожи. Бабушка в красках обрисовала мне, чем могут закончиться подобные контакты. Поэтому, стоило мне только увидеть впереди особь противоположного пола, я летела стрелой в противоположную сторону. День словно резиновый, растягивался, и никак не кончался.  Сидеть на солнцепеке одной не хотелось, и я забиралась на чердак. Там, я садилась в старое скрипящее кресло качалку, и закрывая глаза, мечтала. Каждый год, по мере взросления,  мечты менялись, как оказалось вместе с погодой.
Такие резкие перепады погоды, как сейчас, просто выбивают из колеи. Во-первых, не знаешь, как одеваться, и на что рассчитывать. А во-вторых, запросто можешь попасть впросак, как это недавно получилось со мной, когда я выскочила в легком платьице под проливной дождь и шквалистый ветер. И самое противное, что нет стабильности. Погода меняется на дню по сто раз, как наше настроение, и цены в магазине.    Метеорологи врут напропалую, ни мало не смущаясь. Сколько раз, включив телевизор, и наблюдая за очередной «киской», улыбающейся с экрана,  и вещающей о том, что сегодня ожидается теплый, безоблачный день, я подходила к окну, и видела, что дождь идет стеной, и просвета в облаках даже не наблюдается. И наоборот. Если они не знают правды, может, лучше вообще ничего не говорить? Пусть постоят, покрасуются перед телезрителями, продемонстрируют все свои прелести, и все? Или скажут ориентировочную погоду. Допустим: температура воздуха сегодня будет колебаться в пределах от +10 до +30. Дождь вполне вероятен.  Ветер слабый, умеренный, до сильного. Вроде и предупредили, и не соврали.
Я услышала скрип открывающейся двери, и отскочила от окна. В комнату зашел Шура, в руках у него было половое ведро до верху наполненное водой. Увидев меня, он просиял.
- Молодец! На ногах уже. А я думал мне придется поднимать тебя при помощи этого, - он кивнул на ведро.
- Это половое ведро! – возмутилась я.
- Ясно, что не питьевое, - невозмутимо отозвался Шура.- У вас здесь по близости ни колодцев, ни колонок не наблюдается. Разбаловали вас, москвичей. Кран открыл, вода потекла. В туалет далеко бежать не надо. Печку топить тоже. Спичкой чиркнул, и на тебе – газ. Готовь, не хочу. Вот вы и не приспособленные ни к чему.
- А ты, можно подумать, живя в Новосибирске, в многоквартирном доме, печку топил, и в туалет на улицу бегал? – съехидничала я.
Шура поставил ведро на пол, и сел, с интересом оглядываясь по сторонам.
- А у тебя уютненько. Ладно, не лови меня на слове. Могу я побухтеть на тебя с утра? Имею право, как старший, да к тому же мужчина. А твое дело, слушать, и кивать головой. 
- Ща-с! – процедила я сквозь зубы, - не дождешься. Без тебя учителей и воспитателей хватает. Я и сама учительница.
- Вижу я, какая из тебя учительница, - хмыкнул Шура. – Бедные дети.
- Это почему же они бедные? – начала заводиться я.
Нет, это просто уму не постижимо! Мало того, что не дал проснуться нормально, притащился сюда с ведром воды, начал учить жизни,  упрекать в лености, так еще и задевает мою профессиональную честь!
- Пока еще никто на мои профессиональные качества не жаловался. Меня любят и дети и коллеги, и родители учеников, - гордо вскинув голову, процедила я сквозь зубы.
- Особенно папы учеников, наверное? – подколол Шура.
Я начала хватать воздух ртом. Шура похлопал меня по спине.
- Ладно, угомонись. Я пошутил. Зато ты в полной боевой готовности, и сна ни в одном глазу, и расслабухи  утренней никакой. Пошли пить кофе, и составлять план на день. – Он рассмеялся, и вышел за дверь, оставив меня стоять с пунцовым от злости лицом, и открытым ртом.
Нет, каков нахал! Бесцеремонный, наглый, тупой хам! Никакого уважения к женщине. Врывается в спальню, предварительно не узнав, одета я или нет, грозиться облить ледяной водой, да еще насмехается надо мной? Это моя квартира, в конце концов! Хочу – сижу. Хочу – лежу! И никто мне не указ!  Много на себя берете Шура – молоток! Вы мне пока не муж, не сват и не брат!
Я вдруг рухнула на кресло, пораженная пришедшей мне в голову мыслью. Я как-то никогда не задумывалась над тем, как меняется жизнь женщины, вышедшей замуж.  Все свои двадцать пять лет, я прожила с бабушкой. Предо мной не было наглядного примера супружеской жизни как таковой. Родители не в счет. Я была слишком мала, когда они жили с нами. Да даже когда и жили, их вечно не было дома, они приходили только переночевать. Конечно, я что-то брала из книг, что-то из кино. Но мне почему-то всегда  представлялась следующая картина: солнечное утро, я просыпаюсь от поцелуев любимого мужчины, в его объятиях. Он шепчет мне о любви, а потом берет меня на руки, и несет на кухню. Там он усаживает меня к столу, а сам варит кофе. Потом, сажает меня к себе на колени, и мы пьем этот божественный напиток с одной чашечки, чередуя глотки напитка с поцелуями. Дальше этого мои фантазии пока не заходили. Мне не хотелось думать о быте: стирке, уборке, мытье посуды. Там, где начинается быт, там заканчивается романтика.
И вот теперь я подумала о том, что наше совместное проживание с Шурой  в какой-то мере похоже на брачные отношения между людьми. Мы завтракаем, ужинаем, общаемся, ругаемся, наконец, спим  в одном доме, хоть и в разных пастелях. А если все мужчины таковы, и мой будущий муж,  окажется похожим на  Шуру? То есть, грубым, бесцеремонным, толстокожим. Он будет указывать мне: когда вставать, что одеть, куда идти, о чем думать? Нет уж,  спасибо!  Лучше провести остаток жизни в гордом одиночестве, чем в такой компании.
- Ты там заснула, что ли? – услышала я крик Шуры.
Тяжело вздохнув, я встала, и пошла на кухню. Нет, я действительно рохля, и трусиха. Позволяю вертеть собой, командовать, орать на меня. Люди делятся на две категории: ведущих, и ведомых. Так вот, к моему большому стыду,  я принадлежу ко   второй.
Когда я вошла на кухню, Шура окинул меня внимательным взглядом, и крякнул:
- Да, видок у тебя еще тот. Ты на себя в зеркало смотрела?
- Зачем? – брякнула я, не подумав.
 - Вообще-то, любая нормальная женщина, едва разодрав глаза, несется к зеркалу наводить красоту, чтобы не дай бог, ее никто не увидел такой, какая она есть на самом деле. Но я забыл, что ты отличаешься от всех живущих на этой грешной земле женщин. И наносишь на свое лицо только боевую раскраску, как индеец, вышедший на тропу войны, какой я и увидел тебя впервые, когда ты кулем рухнула к моим ногам. – Шура впился зубами в бутерброд с колбасой.
Я вспыхнула, и выскочила в коридор. В ванной комнате, я подошла к зеркалу, посмотрела на себя, и застыла от ужаса. На меня смотрело всклокоченное существо, с заплывшим правым глазом, и с перекошенным лицом.  Видимо от вчерашнего удара по голове, образовалась гематома, которая перешла в отек правой стороны лица. Сейчас я очень напоминала тех спившихся, неопрятных женщин, неопределенного возраста, спящих на остановках в любое время дня и ночи. Они всегда вызывают у меня чувство жалости, брезгливости, и раздражения одновременно. Милиция отчего-то не трогает их, и людям, ожидающим городской транспорт, приходится стоять в сторонке, чтобы не дышать ароматами этих «красоток», и не слушать их брань.
Так, ну и что теперь делать? Встречаться с Тучиным в таком виде просто смеш…. Нет, именно в таком виде я и могу встретиться с Тучиным! Сейчас меня просто невозможно узнать. А повод, повод я найду!
Я быстро причесалась, и довольная побежала на кухню. Шура посмотрел на мою сияющую физиономию с удивлением.
- Еще одна загадка природы, - хмыкнул он, - девяносто девять женщин из ста, увидев  себя в таком виде, начали бы биться в истерике. Но ты же исключение из правил, поэтому ты цветешь, и пахнешь. А я уже приготовил валерьянку, - кивнул он на флакончик с какой-то жидкостью, - думал отпаивать придется.
- Не придется! – хихикнула я, и набросилась на еду. Шура только покачал головой.
Когда с бутербродами было покончено, он довольно потянулся, и протянул:
- Ну, вот, теперь можно и о деле поговорить. Значит, сейчас я пойду в магазин, куплю дрель, и все, что может понадобиться для вскрытия нашего тайника. Новый дверной замок, потому, что от старого замка у взломщиков есть ключи.  Ты будешь ждать меня дома. Никому не открывай. И не вздумай никуда уйти! Закройся на внутренний замок, и сиди, как мышка. Когда я вернусь, то позвоню три раза. Поняла? Да, еще зайду в аптеку, куплю тебе бодягу. А то с перекошенным, одутловатым  лицом ты не вызываешь во мне чувство эстетического удовольствия.
- Смотрите, какие мы эстеты, - обиделась я, - не хочешь, не гляди, тебя никто не заставляет. Конечно, сидя на нарах с уголовниками, ты привык лицезреть их тщательно выбритые физиономии, напомаженные волосы,  белоснежные рубашки, и начищенные до блеска штиблеты. 
Шура раскатисто расхохотался.
- Молодец! Видишь, как я на тебя благотворно влияю? Когда я тебя впервые увидел, ты напоминала беспомощного, беззубого щенка, способного только скулить. А сейчас ты начинаешь помаленьку тявкать, и даже пробуешь кусаться. Все, сиди, жди, я пошел. – Он махнул мне рукой, вышел.
Я осталась одна.  Так, теперь можно спокойно подумать, каким образом мне подобраться к Тучину. Просто так, «для разговору», Тучин со мной встречаться не станет. Раз он не стал искать со мной встречи, после смерти Вадима, и не сделал этого  до сего времени, значит, был в курсе дел друга. Знал, что я обычная «подсадная утка», и убивать Вадима у меня не было  повода. Но, раз он знал обо мне, значит, знал и об Ангелине, и той, другой женщине, с родинкой. А если так, то я любым способом должна  это у него узнать. Интересно, к нему приходили из милиции, и, что он им рассказал? Скорее всего, ничего. Иначе, этот Зуев не пришел бы ко мне с этим дурацким фото роботом. Тогда, я тем более, должна с ним встретиться. Но вот захочет ли он со мной говорить? Это вопрос вопросов. 
  Сегодня, когда я увидела себя в зеркале, мне в голову пришла одна гениальная идея, которую надо попытаться воплотить в жизнь. Какое место, практически в каждой  в фирме вакантно? Правильно, место уборщицы. Кого практически в каждой фирме не считают за человека, и не стесняются обсуждать  любые вопросы, не замечая его? Правильно, уборщицу. Отчего это происходит,  мне трудно сказать, но это факт. А это большая ошибка!
 Я сама недавно столкнулась с этим. У Вадима на фирме работала уборщица, женщина лет пятидесяти. Тихая, спокойная, не суетливая. Она молча делала свою работу, и уходила. С ней практически никто из сотрудников не разговаривал. Но все рабочие вопросы, и не рабочие тоже обсуждались в ее присутствии без стеснения. Иногда, кто-то из сотрудников просил ее вытереть стол, или убрать накопившийся мусор, и все. И вот, однажды, я задержалась на работе, стараясь выслужиться перед Вадимом, и закончить перевод договора, и мы оказались с ней в комнате одни. Так получилось, что я, ее спросила о чем-то, она ответила, мы разговорились. И тут я с удивлением узнала, что  Клара Сергеевна имеет два высших образования, кандидатскую степень, а работает уборщицей, потому, что после сорока пяти уже никто не хочет брать женщину на серьезную ответственную работу, будь ты хоть профессором, это раз. А второе, это то, что за час уборки утром и два вечером платят больше, чем преподавателю в высшем учебном заведении за целый день работы. Торговать, стоя на улице, не позволяет здоровье. А больше в нашей стране кандидату наук пойти работать некуда, кроме, как в уборщицы. Через самолюбие можно переступить, хотя это и тяжело. А у нее двое внуков, и неработающая дочь, вкупе со студентом зятем.
Я помню, что весь вечер, после этого разговора думала, смогла бы я пойти, работать уборщицей, или нет? Во всех нас сидит сноб, который считает, что профессия дворника, уборщицы, нянечки в больнице и в детском саду, посудомойки в кафе, это профессии для низшего сословия, окончательно опустившихся людей. И мы цепляемся за свои никому не нужные, мало оплачиваемые, но престижные, (в нашем понимании) профессии, только бы не скатиться до уровня, который мы считаем, находится ниже плинтуса.
 Клара Сергеевна, как, оказалось, получает в полтора раза больше меня, учителя немецкого языка московской школы. А ведь чтобы махать тряпкой, не надо учиться пять лет, и корпеть над учебниками.  Парадокс!
Врач, принимающий за смену тридцать больных человек, и проучившийся до этого шесть лет, получает копейки, и, поэтому вынужден брать взятки, чтобы прокормить семью. Государство само толкает его на преступление, игнорируя его тяжелую работу.
 Учитель бегает по частным урокам с той же целью, отработав перед этим свои часы в школе. Поэтому и срывается потом на домашних и учениках. Выдержать пятнадцати – шестнадцати часовой марафон ежедневно, без отдыха способен не каждый.
   Я не говорю уже о своих родителях и бабушке. Она никак  не могла понять, и смириться с тем, что на свою профессорскую зарплату не может прожить двух недель, тратя ее только на продукты.
А что уж упоминать о пенсиях.  Старики с протянутой рукой, стали привычным атрибутом столицы. Зато хозяин водочного ларька, кавказской национальности, имеющий пять классов образования, но и одновременно капитал, полученный в свое время от продажи цитрусовых, содержит не один десяток работников славянской национальности, каждый день питается в ресторане, и ездит отдыхать с любовницей за границу на самые престижные курорты. Я не политик, поэтому мне трудно понять политику государства, унижающего цвет своей нации, и  позволяющего наживаться, и богатеть гражданам теперь уже других государств, за счет россиян.
Ладно, философские размышления опять увели меня в сторону от моей собственной проблемы. Так вот теперь я должна решить, смогу ли я переступить через себя, и пойти, пусть и временно, дня на три, четыре,  поработать уборщицей к Тучину в офис. Если я не буду прикладывать к своему лицу бодягу, рекомендуемую Шурой, то, надеюсь, отек не пройдет у меня раньше, чем я узнаю,  что-нибудь из того, что хочу узнать. И Тучин не успеет разоблачить меня. Надену на себя старые джинсы, футболку, на голову кепку с козырьком, и,  чем не уборщица? Решено! Лучше три дня помахать тряпкой, чем десять лет спать на нарах. Сейчас позвоню этой Маше, выясню адрес фирмы, а потом уже поеду туда.
Раздался звонок в дверь. Я замерла. Кто бы это мог быть? Шура обещал позвонить условным звонком, да и рано ему еще возвращаться. Кочкин уехал. А, может, это лже Кочкин, который шарахнул меня по голове? Он же не успел сделать свое черное дело. Нет, он бы не стал звонить. Он бы попытался открыть дверь сам. Да, но я же закрылась изнутри! А вдруг это Зуев? Или майор Пронин? Что, если они пришли арестовать меня?
Мысли метались в моей голове, как тараканы, застигнутые  ночью, внезапно включенным ярким светом на кухне. Я осторожно подошла к двери, и заглянула в глазок. На площадке, с букетом цветов стоял Костя Минин, мой вчерашний спаситель.
Вот это да! Неужели я так ему понравилась, что он примчался ко мне буквально на следующее же утро? Да еще с цветами!
Я уже кинулась, было открывать дверь, когда вспомнила, как я выгляжу. Да он просто упадет в обморок, увидев мою перекошенную, заплывшую физиономию. Вот так всегда! В кои-то веки, я понравилась мужчине, молодому, красивому, холостому, и вынуждена скрываться от него. Мне хотелось зареветь в голос от такой несправедливости.
Костя позвонил еще раз, потоптался у двери, и пошел вниз. Я, размазывая по щекам слезы, побрела в комнату, к телефону. Набрав номер офиса Тучина, я услышала мелодичный женский голос:
- Фирма «Компакт». Слушаю вас.
- Здравствуйте, - зачастила я, - я хотела бы переговорить о покупке компьютеров на свою фирму. Как  к вам подъехать?
- Мы можем выслать по факсу наши предложения, - ответила, как я подразумеваю, Маша, - или по вашему электронному адресу.
- Нет, я хотела бы подъехать, и посмотреть лично, - капризным голосом протянула я.
- Пожалуйста, - вежливо отозвалась Маша, - записывайте.
Фирма находилась на том же Ленинградском проспекте, где и квартира Тучина. Ну, что ж, это от меня не далеко. Не надо пилить через весь город в метро, ловя на себе осуждающе-брезгливые взгляды. Я повеселела. Только бы место уборщицы было свободно. У меня была  надежда еще на то, что сейчас лето, и многие подрабатывающие этим ремеслом женщины разъехались с детьми и внуками на дачи.
Я нашла старые, потрепанные джинсы, футболку, натянула все это великолепие на себя. Волосы безжалостно стянула резинкой на затылке, жирно накрасила губы, и натянула на голову модную у тинэйджеров кепку с огромным козырьком. Кто-то из учеников оставил ее в парте, и мне пришлось забрать ее до осени домой. Вот теперь она мне пригодилась.
Я подошла к зеркалу, и ахнула. На меня смотрела отвратительная тетка в помятой бесформенной футболке, с перекошенным лицом и ярко накрашенными губами. Видели меня сейчас мои ученики! Как сказал бы Левкин: «Полный отстой»!
А вдруг, я перестаралась? Брать на работу алкоголичку не каждый рискнет. Нет, мне надо давить на жалость, Муж дерется, а у меня дети. Готова на любую работу, чтобы прокормить их. Я должна выглядеть бедно, но опрятно. Да, надо менять имидж. Я сняла с себя все, что надела, и вытащила из шкафа простое ситцевое, старенькое платье. Нашла платок, повязала его на голову, и стерла помаду.
Теперь на меня смотрела совсем другая женщина. Затравленный, испуганный взгляд, чистенькая, и жалкая. Это именно то, что мне надо!
Я посмотрела на часы. Время приближалось к одиннадцати, а Шуры все не было. Я начала нервничать. На работу ходят устраиваться утром, когда начальство, чаще всего на месте. А потом  они разъезжаются по встречам, и все, день будет потерян.
Я подождала еще полчаса, но Шуры все не было, и я решилась. В тайнике, даже если это действительно тайник, не может быть ничего сверх естественного. Даже если там лежат какие-то драгоценности, то они все равно не спасут меня от тюрьмы, и не помогут найти настоящего убийцу Вадима. Я вспомнила высказывание бабушки: «Если перед тобой стоит несколько задач, и тебе надо  их решить, определись, какая в данный момент важнее, и все остальные  отпадут сами собой, либо передвинутся на другое время».
Я сразу повеселела, и схватив сумочку, кинулась к двери. Перебегая через двор, я боялось  только одного: встретиться с Шурой. Но Бог миловал меня. Двор был пустынен. Серые, свинцовые облака, больше подходившие к осени, нежели к лету, низко ползли над крышами домов. Я зябко передернула плечами. Опять понадеявшись на лето, я не взяла с собой никакой кофты.
Нет, возвращаться не буду. Единственная примета, которая срабатывает со мной безотказно,  именно эта. Даже, если я буду пялиться в зеркало полчаса, а не просто гляну в него мельком, как советуют, чтобы нейтрализовать невезение, все равно произойдет именно то, что должно произойти. То есть, дело по которому я вышла из дома обязательно сорвется по любой, не зависящей от меня причине. Разные: черные, серые, белые кошки могут перебегать мне дорогу сто раз, и все будет нормально. Встану ли я утром с правой или с левой ноги, тоже  не сыграет в моей жизни ни какой роли. Но стоит  мне вернуться домой за забытой вещью, все, стопроцентная неудача гарантирована.
Обхватив себя руками за плечи, я решительно направилась в сторону Белорусского вокзала. Выйдя на Ленинградский проспект, я села в троллейбус, и облегченно вздохнула. В троллейбусе было тепло. Можно даже сказать жарко. Мои ноги обжог горячий ветер. Я наклонилась вниз, и увидела, что в летнем троллейбусе во всю работает печка. Это тоже необъяснимая странность нашего городского транспорта.  Зимой, в двадцати градусный мороз, в них холоднее, чем на улице. Остановки разглядеть невозможно, из-за того, что окна разукрашены морозными узорами. Ноги просто пристывают к полу, а о поручень можно «обжечься». Водители объясняют это неисправностью печей. Зато летом печи работают как миленькие.
Вскоре я уже начала задыхаться от духоты. Кто-то из пассажиров попробовал поговорить с водителем, чтобы тот  отключил «жаровни», и тут же получил ответ, который я лучше здесь озвучивать не буду.
Это еще одна примета нашего нового времени. Теперь тебя могут обматерить не только алкоголики в подворотне, и малолетние хулиганы, но и люди  при «исполнении»: продавцы в магазине, на рынке, водители общественного транспорта, и даже милиционеры. Мат органично влился в нашу разговорную речь. Его печатают в журналах, книгах, газетах. Вместо связующего звена между словами и предложениями, его употребляют в театре, в кино, на телевидении. Иногда, правда пускают вместо нецензурных слов пищалку, но мозг русского человека устроен так, что он уже безошибочно может понять, что «запиликали» на этот раз.
Наконец, я увидела номер нужного мне дома, и облегченно вздохнув, выскочила на улицу. Резкий порыв ветра чуть было не сбил меня с ног. Начался не просто дождь, а настоящий ливень. Я бегом кинулась в спасительный подъезд, над которым красовалась вывеска  ЗАО «Компакт». 
На входе меня тормознул охранник.
- Ты куда прешь, мокрая курица? Смотри, с тебя вода ручьем льется. Вымочишь весь палас.
- Так дождь на улице, - начала оправдываться я. – Просто потоп какой-то.
- Ты к кому? – охранник подозрительно посмотрел на мое «разукрашенное», опухшее с одной стороны лицо. – У нас здесь не ночлежка и не богодельня. Иди, давай отсюда по-хорошему.
- Да я на счет работы, - залепетала я, - хотела узнать, уборщица не требуется? Я тут рядом живу.
Охранник хмуро покачал головой.
- Мы пьющих в фирму не берем. Деньги на выпивку закончились что ли?
Я громко шмыгнула носом.
- Да я непьющая вовсе. Это муж у меня сильно зашибает. А как напьется, так драться начинает. Вот видите, какой фингал мне под глазом нарисовал? Все деньги пропивает, а детей ведь кормить надо. Их у меня двое.
Охранник смягчился.
- Эх, бабы, бабы. Гнала бы его в шею, так и жила бы, как человек. А то и детей покалечит ведь. Не жалко тебе детей-то?
- Так ведь какой-никакой, а отец, - промямлила я.
Охранник махнул рукой.
- Чего с вас баб возьмешь? Говоришь – дуры, обижаетесь. А как вас еще назвать? Ладно, сейчас вызову Надежду, с ней будешь говорить.
- А кто это – Надежда? – робко поинтересовалась я.
- Да она у нас кадрами ведает. Заместитель шефа. – Пояснил охранник. Он нажал какую-то кнопку, и проговорил, - тут женщина пришла на счет работы. Вы же Верку уволили? Выйдите или нет?
В ответ раздалось какое-то шипение, урчание, но охранник видимо все понял, потому, что улыбнулся мне.
- Сейчас выйдет. Погоди немного. Чаю хочешь?
- Нет. Спасибо вам, - поблагодарила я.
К нам шла высокая, молодая женщина, лет тридцати, с идеальной фигурой, упакованной в дорогой сиреневый брючный костюм. Короткая модная стрижка, неброский макияж, выгодно подчеркивающий большие карие глаза, и полные губы. Я всегда завидовала таким женщинам. Это были королевы! Почему природа так не справедлива?  Кому-то и рост, и фигура и внешность, и ум, а кому-то ничего. Меня как не наряди, как не накрась, я все равно буду выглядеть среднестатистической серой мышкой.
Женщина подошла к нам, и посмотрев на меня, повернулась к охраннику.
- Сережа, ты кого мне подсовываешь? От одной пьянчужки кое-как избавились, а тут другая появилась. Ты, что  ее лица не видел?
Охранник кинулся на мою защиту.
- Да это муж ее разукрасил. Смотрите, она хоть и бедно одета, но чисто. И перегара нет. Я алкашей за версту чую. Она тут рядом живет. Двое детей у нее.
Я запаниковала. Я ведь даже не предполагала, что охранник начнет пересказывать Надежде мои жалобы. Открыв паспорт, она сразу разоблачит мой обман. Ни в графе дети, ни в графе семейное положение, нет ни одной записи. Но если муж может быть гражданским, то детей, при их рождении и регистрации всегда вписывают матери в паспорт. А то, что она обязательно будет смотреть мой паспорт, я не сомневалась. Кто же примет человека на работу, не проверив его прописку, и все необходимые записи?
Надежда кивнула мне.
- Хорошо, пошли, поговорим.
Я поплелась следом. Предчувствуя скорое разоблачение, и позорное изгнание. Выяснила, называется, что хотела. Теперь сюда не сунешься, а каким еще образом подобраться к Тучину, я не знаю. А главное, я не знаю его ни в лицо, ни его домашний адрес. Как я не подумала о правдоподобной версии? Не зря Шура говорит, что если мозги куриные,  то это навсегда. У меня так всегда, вначале делаю, а потом думаю.  Вот и с Вадимом вышла такая же история. Нет бы, мне подумать, что в такую «крутую» фирму с «улицы» не берут, и тут есть какой-то подвох. Нет, я кинулась в эту авантюру, как в омут с головой. Вот теперь и расхлебываю эту кашу, которую сама же и заварила. 
Надежда завела меня в небольшую, светлую комнату, как я поняла, предназначенную для приема пищи, и отдыха, усадила на диван,  сама села на стул. Я огляделась. В комнате стоял большой холодильник, кухонный стол, микроволновая печь, электрический чайник, маленький телевизор, круглый стол, диван, на котором я сидела, и несколько стульев. 
Да, я не знаю каков бизнесмен Тучин, но то, что он заботиться о здоровье и отдыхе своих работников, это очевидно.
- Тебя как зовут? – спросила Надежда.
- Жанна, - коротко отозвалась я.
- Где работала до этого? Трудовая книжка с собой? – Она посмотрела на мою сумочку.
- Нет, трудовой книжки с собой нет, - помотала я головой. – Я в школе уборщицей работаю, а там сейчас каникулы. Меня в отпуск выпихнули. А чего же дома сидеть? Вот, решила к вам обратиться, может, на время возьмете? А если приживусь, то и после могу. Утром и  вечером буду здесь убирать, а днем в школе. Мне лишняя копейка не помешает.
Надежда задумалась.
- А, что, может так даже и лучше. Оформлять не надо. Меньше волокиты. Да и потом, знаешь, у нас фирма серьезная, к нам солидные клиенты приходят. А ты, - она снова окинула меня внимательным взглядом, - не обижайся только, но может в школе со своими синяками и общим видом, ты еще и ничего, а здесь ты будешь бельмом на глазу. Да и начальник у нас такой, он любит, чтобы «фасад» был у женщины красивый. Не так важно, что внутри, главное, чтоб снаружи все было тип-топ.
Я встала.
- Ну, раз не подхожу, что ж… , - я направилась к двери, радуясь, что все закончилось хоть так, без скандала и выяснений. Но Надежда остановила меня.
- Погоди. Давай так договоримся, ты будешь работать у нас временно, пока мы не найдем постоянную уборщицу. Приходить будешь рано утром, и поздно вечером, чтобы тебя никто не видел из сотрудников. Согласна?
- Так, а если никого не будет, как же я сюда войду? – удивилась я.
Надежда снисходительно улыбнулась.
- У нас охрана круглосуточная. С охранниками я тебя познакомлю, а остальным тебя видеть ни к чему. Дожились, она преувеличенно тяжело вздохнула, - чтобы менеджером  к нам устроиться, очередь на год вперед, а уборщицу не найти.
В комнату заглянула молодая эффектная девушка, и блеснув ровными белоснежными зубами, прощебетала:
- Извините, что прерываю ваш разговор. Надежда, вас требует к себе шеф.
- Хорошо, Маша, иду, - Надежда соскочила со стула, и повернувшись ко мне, быстро произнесла, - пошли, я скажу Сергею, что ты придешь вечером убирать офис, а он уже передаст остальным про тебя.
- Так я принята? – запинаясь, произнесла я.
- Да, да, - нетерпеливо произнесла моя новая начальница, - пошли скорее.
Мы снова подошли к охраннику. Надежда кивнула ему на меня.
- Я ее приняла временно. Будет приходить по утрам, часиков в семь и после десяти вечера. Скажешь остальным ребятам. Все, мне некогда. Да, - она повернулась ко мне, - мы не оговорили с тобой оплату, но я думаю, сто долларов тебя устроит?
- Конечно, конечно, - закивала я, изобразив на лице радость.
Сергей улыбнулся мне.
- Ну, вот, видишь, как все хорошо устроилось. Я сегодня сутки дежурю, так, что подходи к десяти. А утром я тебя с Николаем познакомлю, он будет меня менять.
- Спасибо вам, - я постаралась изобразить на лице глубокую благодарность за его участие ко мне. – Как вас и благодарить-то, не знаю.
- Да, ладно, - махнул рукой Сергей, - чего там. У меня сестра с таким же уродом мается. Сколько раз уже говорил ей, чтобы уходила. Боится, как жить без него будет. Как будто с ним живет. Не живет, а мучается. Помогаю, чем могу, но у меня своя жизнь и свои запросы. Давай, до вечера.
Я вышла на улицу. Дождь прекратился, но зато ветер просто сбивал с ног. Я вернулась к Белорусскому вокзалу, и спустилась в метро. Мне надо было спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. В кафе в таком виде не пойдешь, да и денег на кафе у меня нет. На улице холодно и промозгло. Дома Шура сразу наброситься с руганью, почему ушла без его спроса. А в метро, таких, как я, море. Все спешат, никто ни на кого не смотрит. Никому ни до кого нет дела. Особенно на кольцевой. Сяду, и буду кататься, пока не решу, как быть дальше.
Я зашла в вагон, села на сидение, и закрыла глаза. Хорошо, что не надо прислушиваться какую станцию объявляют. Я расслабилась, и начала анализировать свой поход на фирму Тучина.
И так, чего я добилась, устроившись туда уборщицей? Получается, ничего. Я шла туда, чтобы послушать разговоры сотрудников. Узнать, что это за фирма, и главное, увидеть Тучина, и попытаться что-то выяснить о его планах в поисках убийцы Вадима. Узнать, что ему известно. Ведь все равно, он должен же с кем-то делиться своими мыслями и планами? Если не с сотрудниками, то с друзьями. Говорить по телефону в конце концов!  Но, если я буду работать рано утром, и поздно вечером, когда  в офисе никого нет, то я ничего не узнаю. Тогда зачем мне эта работа?
Серьезная фирма, как же! Надежда даже не удосужилась посмотреть мой паспорт. А ведь  я не на шутку  испугалась разоблачения. Нет, а если бы я была террористка, или «засланный казачок» из налоговой, или от конкурентов? Сколько не тверди нашему человеку о бдительности, бесполезно. Мне-то эта безалаберность сыграла на руку, но что мне это дает?
А это дает мне доступ в кабинет Тучина! Ну, и что? Вряд ли у него на столе валяются бумаги с  домашним адресом подруг Вадима. Мне надо узнать его домашний адрес, и попасть к нему в дом!  Хорошо, узнаю, попаду, и, что скажу? «Здравствуйте, я одна из трех дур, которым ваш бывший друг морочил голову? Двух я знаю, скажите мне, кто третья?»  Но это я могла бы сделать, и не устраиваясь на работу. Просто  пришла бы к нему на прием и все.
Так, я выпустила одну деталь из моего разговора с Ляной! Она мне сказала, что Тучин рвет, и мечет, обещая найти убийцу Вадима. Но, если бы он знал,  адрес этой женщины, то найти ее ему не составило бы никакого труда. Получается: или он не знает, или она скрылась. Тогда и мне ее адрес ничего не даст.
 Нет, я не права, почему же не даст? Это будет моим алиби для Пронина и Зуева. Если у нее еще и окажется родинка, то тогда тем более.  Значит, надо сегодня вечером ехать в офис,  а там  посмотрю, что из этого выйдет, если  выйдет, конечно.
Приняв окончательное решение, я открыла глаза, и прислушалась. «Парк Победы». Так, скоро мне выходить.
К дому я бежала бегом, обхватив себя за плечи, чтобы создать какую-то видимость тепла. В квартире никого не было. Войдя в библиотеку, я увидела, брошенную дрель, банку с водой, и записку.
«Ушел в магазин. Сломалось сверло. Где тебя носит? Чтобы к моему приходу, была дома!»
Я рассмеялась. Вот в этом весь Шура. Если меня нет дома, то, как я прочту эту записку?  Телепатией на расстоянии я не обладаю. А если, я ее читаю, то я и так уже дома.
Я пошла на кухню, поставила чайник, и закутавшись в теплый жакет, стала ждать, когда он вскипит.
Раздался звонок в дверь. Я насторожилась. Опять начинается! Шура звонить не будет, у него есть ключ. Теперь  это уже точно  из милиции! Сердце ухнуло куда-то вниз, сразу стало жарко. Вот сейчас меня арестуют, и все! Да, это точно они!
Я вздрогнула от засвистевшего чайника. Вода вскипела, но мне было уже не до чая. Звонок в дверь не прекращался. На ватных ногах, я пошла к двери, и глянула в глазок.
Это снова был Костя Минин! Странно, почему он не на работе? С самого утра торчит у моего дома. Неужели я так понравилась ему?
Я снова глянула в глазок. Костя стоял, переминаясь с ноги на ногу, с нетерпением поглядывая на мою дверь. На этот раз в его руках не было цветов. Я решила открыть.
- Костя? – изобразила я сильнейшее удивление на лице, - что случилось?
- Господи!  Кто это вас так разукрасил? – вопросом на вопрос ответил он, с изумлением глядя на мою физиономию. – Неужели, это вчерашний поклонник, от которого я вас отбил?
Я совсем забыла о том, как выгляжу, и теперь не знала, что ответить. Я  представила себя со стороны, и содрогнулась. Ужас! Какой удар по самолюбию! Старое, выцветшее платье, толстый вязаный жакет серого цвета, и разноцветная, отекшая физиономия, с заплывшим глазом. Хороша невеста. Просто загляденье. Если он вчера в темноте я и могла показаться ему симпатичной, то сегодня, увидев меня во всей красе, у него уже не останется никаких иллюзий по поводу моей внешности. Я бы на его месте, бежала сломя голову от такой «красавицы»,  пока не поздно.
- Так, что случилось? – выдернул меня из моих мыслей Костя. – Я могу войти?
- Да, да, конечно, проходите, - пригласила я. – Ничего страшного, неудачно упала, и стукнулась лицом.
- Это откуда же можно так упасть? – не поверил мне Костя.
Мы вошли в бабушкин кабинет. Не знаю, почему я повела его именно сюда. По инерции, что ли?
Увидев стремянку, дрель, разбросанные книги, и шведскую лестницу, лежащую на полу, Костя протянул:
- Теперь понятно. Упали со стремянки? Как же вы так не осторожно? Ведь так и на смерть разбиться можно. – Он покачал головой, - неужели вам некого попросить просверлить отверстие в стене, что вы сами работаете дрелью? 
Я схватила его за рукав пиджака, и потянула к выходу.
- Пойдемте на кухню. Я как раз собралась пить чай. А дрелью работаю не я. Я вам говорила, что у меня живет дальний родственник, это его дрель. Я действительно упала со стремянки, потому, что полки расшатались. Вот он их и ремонтирует.
- Может, я могу помочь? Я умею. – Попытался удержать меня в кабинете Костя.
- Нет, нет, спасибо, - я вытащила его за дверь, и повела на кухню. Не дай бог, сейчас придет Шура, и увидит еще одного добровольного помощника именно здесь. Он меня сразу убьет! Да и к Косте начнет цепляться, подозревать его во всех мыслимых и не мыслимых грехах.   
Заварив чай, я поставила на поднос сахарницу, печенье, и пригласила Костю в гостиную. Расположившись на диване, он взял в руки чашку, и оглядевшись, сказал:
-  Как давно я не был здесь. Удивительно, но ничего не изменилось. А ведь столько времени прошло, страшно подумать.
Я удивилась, но промолчала. Моя бабушка никогда не приглашала студентов в гостиную. Она принимала их только в кабинете. Там, где она работала. Гостиная была для парадных гостей, а не для студенческой братии. Даже аспирантов, она никогда не приглашала сюда.
Костя продолжил:
- Жанна Игоревна была прекрасным, но суровым преподавателем. Но все знали, что она просто обожает свою внучку. Она так гордилась вами.  Вы сейчас живете здесь одна?    
   Я нахмурилась. Этот разговор мне нравился все меньше и меньше. Во-первых, бабушка никогда не выставляла свои чувства напоказ. Поэтому она не могла рассказывать студентам о своей внучке. И тем более, когда учился Костя, я была еще слишком мала, чтобы мной можно было гордиться. Да, тогда бабушка наоборот все время ворчала на меня, потому, что я была толстой, прыщавой девчонкой в переходном возрасте, которая все время пыталась противоречить ей, стала хуже учиться, дерзила. Именно тогда, бабушка поняла, что из меня не получиться великой ученой, наподобие моей матери, и ее.  Именно тогда, она решила, что я буду заниматься языками. Потому, что по единственному предмету, немецкому языку, у меня в школе не было ни каких проблем.
Странно, почему Костя врет? Хочет произвести впечатление, понравиться? Да, он спросил о квартире. Вернее, с кем я сейчас живу. Вот оно! Все дело в моей квартире! Боже, как тривиально. Скорее всего, он действительно, когда учился, приходил сюда, и знал, что квартира в центре города, большая, четырех комнатная. А вчера я сказала ему, что бабушки не стало. Он сложил два плюс два, и получил четыре. Цены на жилье сейчас выросли неимоверно, особенно в центре. Моя квартира тянет на большие деньги. Вот он и раскатал губы. Посмотрел, увидел перед собой «клушу», и решил меня «осчастливить». Нет, дорогой мой, не получиться, не на ту нарвался. А как все хорошо начиналось!
Я сделала удивленное лицо.
- Почему, одна? У меня есть родители, сейчас они в командировке. У меня есть брат, правда не родной, сейчас он живет со мной, я вам говорила.
- Да? – Костя, как-то странно посмотрел на меня, - а где ваши родители? За границей?
- Почему за границей? – пожала плечами я, - здесь, в стране.
- И когда они вернуться? – спросил Костя.
- А почему вас это интересует? – я не могла понять, почему он прицепился к моим родителям. Очевидно, не верит мне. Думает, я вру.
Костя смутился.
- Да, нет, я просто никогда не слышал о них. Мы знали, что у Жанны Игоревны есть внучка, и они живут вдвоем. Считали, что ваши родители погибли. Поэтому я и удивился. Хорошо, что мы ошибались. А чем они занимаются?
- Они ученые, - коротко ответила я.
- Ясно, - кивнул Костя. – Жанна, а можно я буду за вами ухаживать? Вы мне очень понравились. Я не спал всю ночь. А утром позвонил на работу, и взял отгул. Мне так хотелось вас увидеть. Я ведь был уже здесь утром, но вас не было дома. Я так долго искал родственную мне душу. Конечно, пока рано говорить о чем-то конкретном, но мне кажется, что мы с вами очень похожи. Вы верите в любовь с первого взгляда?
Я растерялась. Теперь уже я точно ничего не понимала. Ведь я русским языком сказала ему, что в квартире прописана не я одна. Теперь он знает, чтобы продать квартиру, надо «облапошить» не только меня, а получить согласие еще двух человек. А это уже проблематично. Неужели он, правда, в меня влюбился? Нет, это тоже чушь! Сейчас даже я сама на себя в зеркало без содрогания не могу смотреть. Даже, если я ему вчера понравилась, то сегодня-то он увидел меня во всей красе. Ни моей души, ни моего характера он: ни узнать,  ни  разглядеть не успел. Бывает у человека неказистая внешность, но прекрасная душа, и хороший характер: легкий и уступчивый, тогда становиться понятной и привязанность, и даже любовь. Но для того, чтобы это выяснить, нужно время, и не малое. А мы знакомы с Костей всего ничего, несколько часов.
Я покачала головой.
- Нет, не верю. – Я, конечно, покривила душой. В Вадима я влюбилась с первого взгляда. Но у него была такая внешность, что не влюбиться было просто невозможно. И Зуев привлек меня вначале именно внешне, хотя его характер оставляет желать лучшего. Он так меня раздражает своей все понимающей улыбкой и ехидством. И потом, я же женщина.  Натура влюбчивая, и не постоянная. А вот Костя, хоть и хорош собой, но не волнует меня ни чуточки. Он вызывает у меня… .
Что  он у меня вызывает? Чувство тревоги, и подозрительности. Но это потому, что он обманул меня,  рассказывая о том, что бабушка расхваливала меня своим студентам. 
Нет, у меня начинается паранойя. Наверное, заразилась от Шуры. Ведь вчера он мне понравился?  Я даже решила поддерживать с ним отношения и стать его другом.
 Все, я устала, запуталась. Мне нужна передышка. Где же Шура? Вечно, когда он нужен, его рядом нет!  Он бы быстро спровадил моего нового поклонника.
- Очень жаль, - протянул Костя, - мне почему-то казалось, что вы романтик, как и я. Но все же, позвольте мне видеться с вами? Наверное, я сегодня просто не вовремя пришел. Вам не до меня. Вы себя плохо чувствуете, стесняетесь своего синяка. Женщины не любят, когда у них что-то не так с лицом, или фигурой. Я прав?
Я неопределенно пожала плечами. Костя, уверенным голосом продолжил:
- Конечно, как я сразу не понял. Извините меня. Я ухожу. Можно, я позвоню вам вечером? Мы просто поболтаем, чтобы лучше узнать друг друга. А когда вам станет лучше, сходим куда-нибудь, или погуляем по городу.
Я закивала головой. Костя облегченно вздохнул.
- Ну, вот и хорошо. Поправляйтесь. – Он встал, подошел ко мне, взял мою руку, и поцеловал ее.
Его губы были горячими и влажными. Мне отчего-то стало неприятно. Закрыв за ним дверь, я пошла на кухню, и тщательно вымыла руку под краном.
- Ну, и где ты шлялась? – услышала я прямо над ухом голос Шуры. Я даже, почти не вздрогнула. Наверное, начала привыкать к тому, что он появляется внезапно и бесшумно. 
- Что это за хмырь выходил из нашей квартиры?
- Это не хмырь, а бывший бабушкин студент, - буркнула я в ответ.
- И чего ему было тут надо? – не унимался Шура, - он на студента уже давно не тянет. Или он «вечный» студент?
- Он приходил ко мне. В любви объяснялся, - мне вдруг захотелось похвастаться.
- Тебе? – удивился Шура.
- А, что тут удивительного? – возмутилась я, - почему это мне нельзя объясниться в любви? Мне пока не сто лет, и я не уродина какая-нибудь!
- А ты на себя в зеркало  смотрела? – фыркнул Шура. – Или это давний поклонник? Так ты, вроде в этого, нашего убиенного была влюблена.
- Ну, и что? – начала снова заводиться я. – Я в того, а этот в меня.
Не знаю, почему я решила скрыть, что мы познакомились только вчера вечером? Видимо это уязвленное женское самолюбие. Каждой женщине хочется, чтобы ей восхищались, любили ее, ухаживали за ней. Можно ли ее за это осуждать? Вот и мне захотелось, чтобы Шура увидел, что и у меня есть такой молодой, красивый поклонник.
- Кстати, его любовь безответна. И он влюбился в меня с первого взгляда, - похвасталась я.
- Если с первого, то, конечно, - хмыкнул Шура, - со второго это уже не любовь, а расчет. А какая в тебе корысть? Что с тебя взять можно?
Я нахмурилась. Шура, сам, не зная того, задел больное место. Что же все-таки Косте надо от меня? Или я дую на воду? 
- Чего набычилась? – спросил Шура. – Не обижайся. Это же я, шутя, любя, нарочно. Ты очень даже ничего, и в тебя, конечно же, можно влюбиться  с первого взгляда. Правда не сегодня, - ухмыльнулся он, окинув меня насмешливым взглядом, - но, раз вы с ним давно знакомы…. Погоди, ты сказала, что его симпатия к тебе безответна? Если тебе надо отвадить этого парня от себя, ты только скажи.
- Не надо, - буркнула я, - сама разберусь. Это тебя не касается.
- Сейчас, когда мы в одной упряжке, меня касается, все, что касается тебя, - отрубил Шура. – Этот твой хахаль знает про твои беды и заботы?
- Нет, - сердито отозвалась я.
- Вот и хорошо, - примирительно проговорил Шура, -  чем меньше людей в курсе, тем лучше. Ладно, забыли. Пошли делом заниматься. Слушай, я не знаю, что это за металл, но я уже два сверла сломал, а толку ноль. Сейчас купил со специальным наконечником.
Мы пошли в кабинет. Я была рада, что Шура, забыл о своем вопросе: где я была. Я не хотела говорить ему о Тучине. Хотя, скорее всего, придется сказать. Иначе, чем я объясню свое отсутствие дома поздно вечером? Мне на работу к десяти, пока я там уберу, пока доберусь домой, будет уже за полночь.  Ладно, об этом я расскажу ему позже.
Снова раздался звонок в дверь. Шура вскинул на меня глаза.
- Ты кого-то ждешь?
Я помотала головой.
- Нет. Может, это Костя вернулся?
- Иди, посмотри, - распорядился Шура. – Плохо, если милиция. Тогда вместе погорели. Теперь они уже просто с разговором не придут. Если только с обыском. – Он вздохнул, - но тут уж ничего не попишешь. Значит, судьба.
Я тяжело вздохнула, и пошла к двери. Моя квартира в последние дни стала напоминать проходной двор.

Глянув в глазок, я увидела на площадке, перед дверью, незнакомого мужчину, лет сорока. Мужчина был один, и без формы. Значит, не из милиции. Тогда, кто?
- Вам кого? – крикнула я через дверь.
- Жанна Заяц здесь проживает? – услышала я сочный баритон.
- Здесь, - отозвалась я, и подумала, значит, все-таки по мою душу.
- Моя фамилия Чудаков, - прокричал мужчина, - я привез привет от ваших родителей.
Надо же! Маменька с папенькой вспомнили о своей дочурке. С чего бы это? Решили, наконец, поинтересоваться, как там их доченька поживает одна, после смерти бабушки? Какое счастье!
Я негодовала! Моя обида на них выплеснулась отчего-то именно сейчас. Я и сама не подозревала, что так обижена на родителей, за их молчание, и на то, что они не приехали на похороны бабушки.
Первым моим порывом было желание не открывать дверь. Потом, я подумала, что стоящий перед дверью мужчина ни в чем передо мной не виноват. Он, жертвуя своим временем,  пришел сюда, чтобы повидать меня, и что-то передать, а я выплескиваю свою злость на него, ни в чем неповинного человека.
Я открыла дверь.
- Проходите, пожалуйста.
Мужчина улыбнулся.
- Здравствуйте. Вот вы оказывается какая? Совсем взрослая. Я представлял вас совсем девочкой.
Я хмыкнула про себя. Ну, конечно, мои ненормальные родители, скорее всего, говорили обо мне, как о ребенке. Я не удивлюсь, если они забыли, что я уже не учусь в школе, а преподаю в ней.
Мужчина представился:
- Меня зовут Василием Пантелеевичем. А фамилия моя, как я уже сказал – Чудаков.
Василий Пантелеевич был мужчиной среднего роста, плотного телосложения, с редкими светлыми волосами,  выцветшими голубыми глазами и крупным мясистым носом. Одет он был в темно-синий костюм и светлую рубашку. На ногах его были тяжелые осенние черные туфли. В руках он держал давно вышедший из моды дипломат.
Окинув его взглядом с ног до головы, я сразу же поверила, что он приехал именно оттуда, где живут мои родители. Он был похож на моего папеньку, как брат близнец. Я не имею в виду внешность. Я имею в виду одежду.
- Куда позволите пройти? – вежливо поинтересовался Василий Пантелеевич.
- Проходите, пожалуйста, в гостиную, - пригласила я, - присаживайтесь, я сейчас, только чайник поставлю.
Я усадила его на диван, и вышла. Забежав в кабинет, я наткнулась на вопросительный взгляд Шуры.
- Это от родителей приехал мужчина, - пояснила я.
- Зачем? – шепотом спросил он.
- Не знаю, - пожала я плечами, - привет передать, а может, еще что.
- Он надолго?
- Не знаю. Я же с ним еще не разговаривала, - недовольно отозвалась я. Он, что, думает, я сразу с порога начну спрашивать человека, когда он уйдет?
- Ладно, иди, поговори, - кивнул Шура, - про меня пока ни гу-гу. Я, надеюсь, он не будет претендовать на твое жилище?
- Я тоже на это надеюсь, - огрызнулась я, и вышла.
Как не во время появился этот гость! Тут проблем выше головы, не знаешь куда бежать, а придется развлекать его разговорами, поить чаем, и выслушивать его разглагольствования.
Собрав очередной раз, за сегодняшний день, поднос с чаем, печеньем, и сахаром, я вошла в гостиную. Мои продовольственные запасы тают с каждым днем. Если так дальше пойдет, мне скоро самой не с чем будет пить чай. На такое количество гостей я не рассчитывала. Шура делает покупки, но это в основном пиво и колбаса. Зато сахару сыплет в чашку немереное количество, и заварки тоже. Просить у него денег, я стесняюсь. А отпускных осталось совсем немного. Заработанные же в фирме Вадима деньги, я профукала на наряды, которых уже нет и прическу с макияжем, которые Шура сравнил с боевой раскраской индейцев.
С таким вот совсем не радужным настроением я появилась перед Чудаковым.
Он, поймав мой сердитый взгляд, обеспокоено произнес:
- Жанна, я вас задерживаю, наверное? Вы собирались куда-то? Извините, ради бога, я могу прийти и позже. – Он начал подниматься с дивана.
Я остановила его.
- Нет, нет, сидите. Просто я не очень хорошо себя чувствую. Упала вчера, и сильно ушиблась. Видите, какой синяк на лице? – решила я сразу расставить все точки над i. А то еще подумает, что я алкоголичка, или еще чего.
Чудаков смущенно улыбнулся.
- А я не решался спросить, что это с вами. Может, нужна какая помощь? В аптеку сходить, или в поликлинику? 
- Нет, спасибо, - успокоила его я, - все нормально уже. Лекарства у меня есть. Угощайтесь, пейте чай, и рассказывайте. Как там мои родители поживают?
Василий Пантелеевич взял печенье, размочил его в чае, и отправил в рот, довольно щурясь.
- Чудесно! Давно не ел такого вкусного печенья. И чай такой горячий и ароматный. Знаете, на улице так промозгло. Я продрог до костей. Не ожидал, что будет так холодно, и не взял с собой плащ. У нас там, когда я уезжал, стояла такая жара. Костюм одел, потому, что просто не прилично ехать в столицу  без него. И вот, видите, пригодился.
Я с жалостью смотрела на него. Если уж самое дешевое печенье кажется ему таким вкусным, то чем же он питался в этом «закрытом» городе бедолага?
- Вы в командировку? – поинтересовалась я.
- Нет, - замотал головой Василий Пантелеевич, - в отпуск. Правда, краткосрочный. Всего на неделю. Видите ли, та работа, которую я веду, не предполагает длительного отсутствия. Тут уж ничего не попишешь.
- Вы проездом, или к родственникам? – спросила я.
Чудаков замялся.
- Да я, собственно говоря, к вам. Ваши родители сказали мне, что вы не будите возражать. Жилплощадь позволяет, да и вам веселее.
Так! Еще один претендент на мою площадь, и мой досуг. Прекрасно!
Я разозлилась не на шутку, но внешне постаралась этого не показать.
- Вы мне не ответили, как там мои родители?
- Работают, - коротко ответил Чудаков. – Мы очень дружим. Они у вас чудесные люди, и прекрасные ученые. 
- Они в отпуск не собираются? – я выжидающе посмотрела на гостя.
Он покачал головой.
- Нет. У них так плотно расписан график работы, что они не смогли вырваться даже на похороны вашей бабушки. Они просили вам передать свои соболезнования.
Я чуть было не взорвалась. Нет, вы только подумайте – они мне выражают соболезнование. Словно она им была чужой.
- Они очень переживают за вас, - продолжал Чудаков, - вы совсем одна в таком большом городе. Вот они и просили меня, вас немного поддержать, подбодрить, помочь, если надо. Вы не думайте, я вам в тягость не буду. Я днем буду гулять, а по вечерам работать. Я знаю, у вас большая библиотека, и в ней есть все необходимые мне книги. Я  сейчас работаю над одной темой, которая требует большого труда, и фундаментальных теоретических знаний. Ваши родители были так любезны, что разрешили мне пользоваться всем, что может оказать мне в этом помощь. Специальной литературой, монографиями, сборниками.
- Вы сказали, что родители просили вас мне что-то передать? – я не знала, как мне быть. Отказать ему некрасиво, и оставить его у себя я не могу.
Чудаков удивился.
- Так я уже передал. Привет.
Ну, конечно, что еще могли передать мне мои родители, кроме привета? Спасибо, хоть денег не просят.
- Да, еще они просили забрать меня кое-какие книги и материалы, необходимые для их работы, - «вспомнил» Василий Пантелеевич, - и купить Нине Яковлевне осеннее пальто, на ваш вкус.
Я встала, и подошла к окну. Меня всю буквально колотило.
Они что, считают, что я получаю больше их двоих? Они, на каком свете живут? Вместо того, чтобы помогать своей «маленькой», как они считают, дочурке, они ждут помощи от меня!?
Я повернулась к Чудакову, собираясь высказать ему все, что думаю по поводу моих родителей, и его в том числе, но тут открылась дверь, и вошел Шура.  Широко улыбаясь, он проговорил:
-  О, у нас гости, оказывается? Жанночка, ты, почему мне ничего не сказала? А я заработался в кабинете, не слышу ничего, не вижу. Разрешите представиться – Александр, близкий друг Жанночки. Очень близкий. А вы, кто?
Я опешила. Это еще что за новости? С чего это он решил представиться моим любовником?
Чудаков растерялся.
- Извините, я не знал. – Он встал, - Чудаков Василий Пантелеевич. Я работаю вместе с родителями Жанны. Вот в отпуск приехал.
- Отпуск, это замечательно, - Шура подошел ко мне и по хозяйски обнял меня за плечи. – Где решили отдохнуть? На море едете, или к родственникам?
- Да я в Москве хотел отдохнуть, - пробормотал Чудаков.
- Москва, это тоже хорошо, - продолжал щериться Шура, - а мы вот с Жанной решили на море податься. У нас тоже сейчас отпуск. Завтра уезжаем. Знаете, люблю посидеть вечером  у воды, послушать прибой, посмотреть на закат.
Чудаков закашлялся. 
- Да, да, конечно. – Он посмотрел на меня, - вы не волнуйтесь, поезжайте. Я присмотрю за квартирой. В наше время опасно оставлять квартиру надолго. Я и цветы буду поливать, и влажную уборку делать. Я все умею.
Шура нахмурился.
- Мы на две недели уезжаем.
Чудаков замахал руками.
- Это ничего. Скажите, куда ключи отдать, я отдам. Какие проблемы? Зато вам спокойнее будет.
Шура отошел от меня, и сел в кресло, напротив Чудакова.
- Вы привезли письмо от родителей Жанны?
- Нет, они мне велели на словах передать привет. А в чем проблема? – с недоумением спросил мой гость.
- А паспорт у вас есть?
- Естественно, - повел плечами Чудаков, - как же без паспорта?
- Покажите, пожалуйста, - попросил Шура.
Чудаков покопался во внутреннем кармане,  достал целлофановый пакет, вынул оттуда паспорт, и протянул его Шуре. Тот, раскрыв, начал внимательно изучать его. Чудаков посмотрел на меня.
- Вы сомневаетесь во мне?
Шура перебил его.
- А почему прописки нет?
Чудаков покраснел.
- Так у нас почтовый ящик. Нашего городка на карте не существует. И потом, сейчас прописка отменена.
- Да, - кивнул Шура, - но регистрации никто пока еще не отменял. Где-то же вы должны числиться?
- Наверное, - задумался Чудаков, - но я как-то об этом раньше не думал. У меня есть жилье, работа, что еще надо?
Шура посмотрел на меня.
- Ты знаешь номер почтового ящика родителей?
Я кивнула головой.
- Знаю.
- Погоди, - жестом остановил меня Шура, - пусть вначале он скажет.
Чудаков побагровел.
- Видите ли, я живу один. У меня нет семьи, родственников. Я сирота. Мне писать некому и я никому не пишу. Мне просто ни к чему был этот почтовый ящик.
- И вы хотите, чтобы мы оставили вас в квартире одного? – усмехнулся Шура. – А почему мы должны вам верить? Ее родители, - он кивнул на меня, - ей не звонили на счет вас, письма не прислали, прописки у вас нет, и номер почтового ящика вы не знаете. А вдруг, вы преступник?
- Я!? – возмутился Чудаков.
- Вы, - невозмутимо отозвался Шура. – Узнали, что в квартире живет одна женщина. Молодая, беззащитная. Вот и решили поживиться.
Чудаков беспомощно посмотрел на меня.
- Вы тоже так думаете? Жанна, я действительно работаю с вашими родителями. Я как-то не подумал, что нужно запастись рекомендательным письмом. Куда же мне тогда деваться?
- Идите в гостиницу, - распорядился Шура.
- Не могу, - развел руками Чудаков, - я ведь еще и работать сюда приехал. Мне нужна специальная литература, условия.
- Для этого существуют библиотеки, - парировал Шура.
- Но у меня недостаточно денег, чтобы жить в гостинице, - не сдавался Чудаков.
- Странно, - удивленно приподнял брови Шура, - вы научный работник, секретный работник, и не заработали на недельный отпуск? По-моему, сейчас, вам неплохо платят. Не так, как было три – четыре года назад. Тем более, что вы живете один. Куда же вы деньги тратите?
- На книги. – Чудаков чуть не плакал.
Мне стало его жалко. Он такой же фанатик своего дела, как и мои родители. Он живет вне времени. Кто я такая, чтобы осуждать его? Для таких, как он не существует ничего, кроме науки и их работы. Шуре этого не понять. Хватит издеваться над человеком, пусть живет. Я открыла, было, рот, но Шура, увидев, что я хочу что-то сказать, остановил меня взглядом. Он снова обратился к Чудакову.
- Вопрос решается легко и просто: позвоните родителям Жанны, пусть они скажут дочери о вас.
- Я не могу, - Василий Пантелеевич посмотрел на меня, - вы ведь знаете, что у нас нет телефонов на квартире. Можно звонить только через коммутатор. Но для этого надо, чтобы ваши родители пришли туда.
 - Ну, на нет, и суда нет, - развел руками Шура. – Давайте сделаем так: сейчас я провожу вас до гостиницы, оплачу сутки, а Жанна даст телеграмму родителям, и вызовет их на переговоры на завтра. Если они подтвердят ваш приезд, то вы останетесь здесь.
- Так вы же завтра уезжаете? – напомнил Василий Пантелеевич. – Хотя, вы, наверное, правы. Что ж, ладно, пойду в гостиницу.
- Ничего, - успокоил его Шура, - мы завтра вечером поздно уезжаем. Успеете все сделать.
Чудаков поднялся, с тоской окинул гостиную, взял свой дипломат, и направился к двери. Шура пошел следом за ним. Я схватила его за руку, и прошипела:
- Ты чего распоряжаешься? Зачем его выгоняешь? Это моя квартира. Пусть остается. Я так решила!
Шура вырвал руку, и быстро пошел вслед за Чудаковым, кинув мне на прощание:
- Солнце мое, никуда не уходи, у нас еще много дел. Я скоро вернусь.
Дверь за ними захлопнулась, и я осталась одна. Взяв опустевший поднос, я поплелась на кухню. Открыв холодильник, я посмотрела на полупустые полки, и вздохнула.
Может, оно и к лучшему? Целую неделю кормить здорового мужчину, никаких денег не хватит. А Василий Пантелеевич, по-видимому, рассчитывал на полный пансион. Я отломила себе кусок «Краковской» колбасы, налила в чашку чай, и села к столу.
Так, я уже стала, как Шура. Разве раньше я могла себе позволить такое? Я бы вначале очистила колбасу от пленки, потом, нарезала ее маленькими кружочками, положила на тарелку, и только после этого стала бы ее, есть. А теперь я сижу, и жую не чищеную колбасу, откусывая ее, от неровно обломанного куска. Дурной пример заразителен. 
Никакой телеграммы родителям я посылать не буду. Это уже дело принципа. Если бы они хотели со мной поговорить, то позвонили бы мне сами. Раз Шура взял решение этого вопроса на себя, пусть и решает, а я умываю руки. Еще и командует, где мне быть, а где нет.
Я поставила грязную посуду в мойку, и направилась в свою комнату. Сняв с себя платье, я влезла в джинсы, надела теплый свитер, ветровку, кепку с большим козырьком, взяла сумочку, и вышла из квартиры.

                Глава 8
 
  Времени было всего шесть часов. На работу мне к десяти. Куда убить время, я не знала, но одно знала точно, что видеть сейчас Шуру, я не хочу. Да и потом, придется объясняться с ним по поводу моего вечернего отсутствия. Куда можно пойти без денег? Только в Пассаж, или ГУМ. Там тепло, сухо, и можно бродить, сколько твоей душе угодно. Пусть Шура побеситься, не застав меня дома. Еще и Костя будет вечером звонить.  Вот прикол будет! Зато Шура убедиться, что и ко мне можно испытывать не только братские чувства. Представляю их разговор.
Мне стало весело, и легко. Пусть все идет к черту! Надоело! Могу я хоть на время забыть о неприятностях, сыплющихся на меня, как из рога изобилия. Окунусь в мир дорогих, роскошных  тряпок, украшений, аксессуаров.
Время действительно пролетело незаметно. Козырек кепки практически закрывал мое лицо, поэтому опухшей физиономии, и синяка видно не было. Никто не глядел на меня подозрительно и презрительно. Да и опухоль к концу дня практически спала, и была уже не так заметна.
Если честно, я была поражена тем, что увидела. Вместо красивых элегантных костюмов и строгих платьев классического покроя, я увидела на вешалках какие-то яркие пестрые тряпочки, стоившие баснословные суммы, и которые, впору носить, только малолеткам, не старше пятнадцати лет. Открытый пупок тридцатилетней дамы если и может что-нибудь вызвать, то только недоумение. При мне зашла одна такая. Ее фигура пятьдесят второго размера была утянута в ядовито зеленые брючки до колена, сидящие на крутых массивных бедрах и алую маечку едва прикрывавшую большую обвисшую грудь не меньше пятого размера.  Жир, выпирающий наружу: и сверху и снизу колыхался при ее ходьбе, как  студень. А в пупке болтаясь, звенел колокольчик. Отвратительнее зрелища я не видела. Не знаю, может, я и отстала от моды, но я считаю, что одежда должна скрывать изъяны фигуры, а не показывать их. И полной женщине больше подойдут свободные легкие одежды, нежели обтягивающие футболки и детские штанишки. Хотя, это конечно дело вкуса. Возможно, и я в своих консервативных одеждах вызываю у кого-то такое же недоумение.
Я долго простояла у витрины с куклами, и никак не могла от нее отойти. Они были, как живые. Их восковые личики, широко открытые глаза, румяные щечки и пухлые губы вкупе с шикарными платьями и шляпками девятнадцатого века были прелестны. Во времена моего детства таких кукол не было. Тогда выпускали пластмассовых голышей, одетых в скромные платьица или вообще без одежды, у которых почему-то все время выпадали глаза, и отклеивался парик, сделанный из чего-то наподобие пакли.
А сейчас, просто глаза разбегаются! Как, наверное, здорово иметь такую красивую куклу. Хотя, и сейчас это удовольствие не всем по карману. Когда я увидела ценники, я просто ахнула. Одна такая кукла стоила больше моей месячной зарплаты учительницы.
С сожалением, глянув последний раз на эту красоту, я направилась к выходу. По дороге, на ходу я проглотила два пирожка с вишней и запила их соком из маленькой пачки. Теперь можно и поработать.  На Ленинградском проспекте я была без десяти десять вечера. 
Сергей встретил меня, как старую знакомую.
- Пришла? Вот и молодец. Пошли, я покажу тебе, где у нас санитарная комната. Там возьмешь инвентарь, и можешь приступать. Все уже разошлись. В офисе, кроме нас с тобой никого нет. – Он подвел меня к двери, и распахнул ее, - вот, заходи, а я пошел к себе. Если чего надо, крикнешь. Мусор ссыпай в мешок, видишь, одноразовые лежат? – указал он мне на пачку целлофановых пакетов, - я потом покажу тебе, куда их надо выбрасывать.
Он ушел. Я вошла в комнату, и закрыв за собой дверь, огляделась. В коробке на полу стоял пылесос, рядом с ним небольшое пластмассовое ведро и швабра. На полке красовались порошки, моющие средства, губки, тряпочки, полотенца. На стене висел черный сатиновый халат.
Ну, что ж пора приниматься за работу. Назвался груздем, полезай в кузов. Завтра я вряд ли еще сюда приду, а вот сегодня, придется потрудиться. А вдруг, да чего найду?
Я натянула халат, вытащила из коробки пылесос, и вышла в коридор. Начну  прямо с кабинета Тучина. Там уж я потружусь на славу. Переверну, и перерою все до мелочей. Шансов найти что-то стоящее конечно мало, но все же.
Я вошла в приемную. Дверь в кабинет Тучина была открыта. Я включила свет, и огляделась. Кабинет поражал своей роскошью. Большие черные кожаные диваны, мягкие и зовущие опуститься в их манящие объятия. Стильная мебель орехового цвета. Позолоченные, а может, золотые бра и люстра, выполненные в виде закручивающейся спирали. Овальный стол, на котором стоял компьютер последней модели с плоским монитором, как у «Нот – бука», телефон, и богатый, кожаный канцелярский набор, с перекидным календарем.
Я устремилась к нему, и начала быстро перелистывать его, пытаясь найти запись, связанную с именем или фамилией Вадима.
- Ну, что, все нашла? – услышала я голос Сергея, и отскочила от стола.
Он заглянул в кабинет.
- Я спрашиваю, все нашла? – повторил он.
- Да, да, - закивала я, - вот вначале пылесосом пройдусь, потом протру все, а после уж мыть буду.
- Давай, старайся, - кивнул Сергей, - а то я за тебя поручился. Не подводи меня.
- Не подведу, не волнуйся - залебезила я, - спасибо тебе еще раз.
- Ладно, работай, не буду мешать. – Сергей скрылся за дверью.
Я перевела дух. Надо быть осторожнее, а то не долго и попасться. Он тогда быстро милость на гнев сменит.  Мало не покажется. Да, но как же мне тогда быть? Мой взгляд задержался на пылесосе. Эврика! Я воткнула штепсель в розетку, и включила его. Пылесос натужно загудел.  Подтянув шланг к столу, я вышла в приемную, и выглянула в коридор. Сергей сидел у монитора, и читал книгу. Так, теперь он в ближайшие десять – пятнадцать минут, вряд ли снова придет сюда. Он слышит, что я работаю. Пылесос орет во всю,  при таком шуме не наговоришься. А просто стоять, смотреть, он не будет. Надо действовать.
Я включила компьютер, и пока он  запускался, снова принялась листать ежедневник. Так, вот оно! На листке крупными буквами было написано Вадим, и стояло три восклицательных знака. А рядом был записан телефон и имя Илья. Я взяла ручку, листок бумаги и быстро переписала этот телефон. Сунув листок в карман халата, я снова принялась изучать ежедневник. Кинув взгляд на монитор, я увидела, что он запросил пароль.
Так, приплыли. Угадать пароль, который придумал  незнакомый тебе человек, практически нереально. Это может быть все, что угодно. День и год его рождения, или имя любимой женщины, или просто набор цифр, которые ему нравятся. Здесь, скорее всего, не только пароль, но еще и защита такая поставлена, что с моими познаниями в компьютерах, рассчитывать на удачу не приходится. Фирма занимается компьютерами и компьютерными разработками. Смешно было бы, если бы они не могли обезопасить сами себя. Так, монитор можно выключать. Что остается? Только попробовать найти Учредительный договор, там должен быть домашний адрес Тучина.
Я подошла к шкафу, и начала проглядывать папки, стоявшие там рядком. Там было все: нормативная документация, переписка, договора, брошюры, даже Устав, но Учредительного договора не было. Я начала лихорадочно листать, и просматривать все подряд, надеясь на удачу. Но видимо удача  отвернулась от меня окончательно и бесповоротно, потому, что в комнате внезапно наступила звенящая тишина, и в этой тишине я услышала громовой голос:
- Кто вы такая и, чем тут занимаетесь?
Я медленно повернула голову, и наткнулась на разъяренный взгляд  мужчины, стоящего у двери.
- Не слышу ответа. Сергей! – мужчина выглянул в приемную, - подойди сюда.
Я стояла, и тупо молчала. А что я могла сказать? Попалась на месте преступления. Что теперь со мной будет? Еще и Сергея подвела. Я уже поняла, кто стоит предо мной. Тучин, собственной персоной. Кто еще может запросто, ночью войти в этот кабинет, минуя охранника, кроме хозяина?
В голову полезли какие-то совсем не подходящие для этого момента мысли. Толи от страха, толи от безысходности. Меня внезапно охватило состояние полного пофигизма.   Я вдруг подумала, что Ляна оказалась права. Он действительно чем-то напоминал  ворону. Человек, стоящий сейчас передо мной был черноволос, черноглаз, плотного телосложения, с крупным носом и тонкими губами. Одет он был в дорогой летний льняной костюм. Мой нос уловил запах хорошего парфюма. В руке он держал мобильный телефон.  От него так и веяло  властью, деньгами и благополучием.
В кабинет ворвался Сергей.
- Вы меня звали Леонид Юрьевич?
- Звал, - коротко отозвался Тучин. – Кто это? – он ткнул в меня пальцем, - и, что она тут делает?
Сергей с недоумением посмотрел на меня, и повернулся к шефу.
- Уборщица. А в чем дело?
- Почему уборщица копается в документах, и пытается «взломать» мой компьютер? Ты можешь мне объяснить?
Я кинула взгляд на монитор, и застонала про себя. Конечно, я как всегда в своем репертуаре. Подумать-то я подумала, что надо выключить компьютер, но не сделала этого. Его экран мерцает голубым цветом. На счет папок еще можно как-то отпереться, что вытирала пыль, а вот с компьютером сложнее. Для того, чтобы вытереть экран совсем не обязательно включать его.
Сергей растерянно посмотрел на меня, потом на шефа.
- Я не знаю. Она сегодня пришла устраиваться на работу, с ней Надежда беседовала, а после подвела ко мне, и сказала, что с сегодняшнего дня она у нас работает. А, чтоб народ не пугать ее разукрашенной физиономией, велела ей приходить рано утром, и вечером, после десяти. Вот я ее и пустил.
- Так, понятно, - кивнул Тучин, - с Надеждой я завтра поговорю, а сейчас давай этой дамой займемся. – Он повернулся ко мне, - я жду ответа. Что ты искала в моем кабинете? Только не надо врать. Я стоял несколько минут, и наблюдал за тобой. Так, что сказку про белого бычка мне рассказывать не надо. Ты рылась в папках,  явно искала какую-то бумагу. Я хочу знать какую?  Кто тебя послал?  На кого работаешь?
- На себя, - буркнула я.
- Так, это уже интересно. – Прищурился Тучин, и подошел ко мне. – Кепку сними. Я хочу посмотреть на тебя.
Я сняла кепку, и в упор посмотрела на него. Тучин удивленно вскинул брови.
- А это уже совсем интересно. Вечер обещает быть не скучным. Если я не ошибаюсь, мадам Заяц, собственной персоной?  Не скажу, что очень рад видеть вас у себя. Какими судьбами? Только не надо говорить, что вы находитесь в столь плачевном состоянии, что вынуждены пойти в уборщицы, и именно ко мне.
Я кипела от негодования. Весь мой страх испарился, стоило мне услышать, как он назвал меня «мадам Заяц». Это прозвучало в его устах, как издевательство. Что он о себе возомнил? Тоже мне, обвинитель нашелся! Черная, жирная, носатая ворона!
- А мы, оказывается, знакомы? – ехидно поинтересовалась я, - правда в одностороннем порядке. 
 - Почему же в одностороннем? – насмешливо отозвался Тучин, - как оказалось, моя персона тоже вам небезызвестна, и даже чем-то интересна, если я вижу вас тут, в своем кабинете. Чем могу помочь? – он повернулся к Сергею, - ты можешь идти, я сам тут разберусь.
- Леонид Юрьевич, - охранник переминался с ноги на ногу, не поднимая от пола глаз, - извините. Кто мог подумать? Она сказала, что у нее двое детей, муж пьет, бьет, вот мы ее и пожалели.
С лица Тучина моментально слетела маска доброжелательности.
- С вами, тобой и Надеждой я завтра буду разбираться. Жалостливые вы мои. Ты документы ее смотрел?
- Нет, - покаянно покачал головой Сергей. – Я думал, Надежда проверяла. Она мне сказала пропустить, я и пропустил. Я здесь охранник, а она…
- Вот в том-то и дело, что охранник! – рыкнул Тучин. – Ты здесь для чего сидишь? Все, сказал, завтра значит, завтра! Ступай! – он махнул рукой в сторону выхода.
Сергей тихо вышел, и закрыл за собой дверь. Мне стало, его жаль. Ведь он сделал доброе дело, а теперь может лишиться работы. И все из-за меня. В следующий раз, если вдруг действительно кто-то будет нуждаться в его поддержке, участии, он, наученный горьким опытом, уже не поможет. Что же я натворила?!
- Не надо его наказывать, - попросила я, - он не виноват. Доброта, это не порок.
- Нет, голубушка, - возразил мне Тучин, - добро наказуемо. Нельзя быть добрым за чужой счет! У себя дома, на улице, где угодно, кроме работы, пусть будет хоть святым. А на работе, извините! Он находится здесь, чтобы охранять мою фирму. А, что получается? Любой, придумавший мало-мальски слезливую историю, может свободно пробраться сюда, и делать, что ему вздумается? Вот вы, моя милая, копались в моих документах, а он в это время спокойно сидел у себя за столом, и листал журнал. Если бы я не вернулся, за дискетой, которую забыл, я бы никогда не узнал об этом. Зачем мне такой охранник? Я так понимаю, что и моя правая рука, то бишь, Надежда, тоже не удосужилась проверить ваши документы? Иначе, она бы знала, что никаких плачущих деток у вас нет, и изверга мужа тоже. В этом, конечно, есть и моя толика вины. Сам подбирал руководящие кадры. Век живи, век учись. Зато на будущее мне хороший урок будет. Правильно говорят: « доверяй, но проверяй». Пустил дело на самотек, вот и получил «подарок», в виде вас, моя красавица.
- Я не ваша красавица, - фыркнула я. В принципе, я была с ним согласна. Я ведь тоже возмущалась про себя, что никто здесь даже не поинтересовался моими документами, и то, как легко я смогла сюда проникнуть.
- Ну, ладно, будем считать, что свои адвокатские обязанности, по отношению к моим сотрудникам, вы выполнили полностью, а теперь займемся нашими делами. – Тучин прошел к столу, отодвинул кресло, и сел в него, вытянув ноги. – И так, я вас слушаю.
А, что, может так даже и лучше. Я ведь хотела выяснить у него на счет той, другой женщины, используемой Вадимом, и так похожей на меня и  Ангелину Семину? Хотела. Судьба подарила мне этот шанс. Просто на блюдечке с голубой каемочкой поднесла. Грех им не воспользоваться.
Я подошла  к креслу, и с удовольствием приняла его мягкие ласковые объятия. Хорошенько устроившись, я откинула голову на спинку, и посмотрела на Тучина, который насмешливо наблюдал за моими телодвижениями.
- Удобно устроились? Нигде, ничего не мешает? – заботливо, с приторной лаской в голосе  поинтересовался Тучин. – Чай, кофе, виски?
- Спасибо не надо, - я изобразила на лице вежливую улыбку. – Я не пью крепкие напитки.
- Мое дело предложить, ваше отказаться, - повел бровями Тучин, - а я, уж не обессудьте, выпью немного. – Он открыл бар, достал оттуда бутылку шотландского виски, и щедро плеснул в пузатый бокал. – Надо снять напряжение, - пояснил он мне, отхлебывая большой глоток. – Уж больно ситуация неординарная. Выбила меня из колеи. И так, я готов. Слушаю.
Я решила не тянуть кота за хвост, и начать сразу с главного.
- Вы знаете женщину, которую Вадим использовал так же, как и меня?
- Что вы имеете в виду? – осторожно поинтересовался Тучин.
- Ой, да бросьте вы! – возмутилась я, - вы отлично все понимаете. Вадим был вашим другом, и делился с вами своими проблемами. Иначе, откуда вы знаете меня?
- Ляна рассказала, - не растерялся Тучин. – Я с ней разговаривал после смерти Вадима. 
- И рассказала, и показала, - хмыкнула я.
Тучин смутился.
- Ну, …
- Давайте не будем играть в кошки – мышки? – предложила я. – Ведь вы хотите найти убийцу друга? Вот и я хочу того же самого. Получается, мы с вами союзники.
- Резонно, - протянул Тучин. - А почему вы решили, что я знаю ту, другую женщину? – Тучин осушил бокал до дна, и отставив в сторону, посмотрел  мне в глаза.
- А почему, вы не стали преследовать меня, после убийства Вадима? – вопросом на вопрос ответила я. – Потому, что вы знали, я этого не делала. Правильно? – Тучин молчал, я продолжила, - а раз вы это знали, значит, вы знали и то, кто это сделал, или мог бы это сделать еще, кроме меня. Или я не права?
- Права, права, - тяжело вздохнул Тучин.
 Он вдруг перешел на – «ты».  Я не стала его одергивать. Какая разница? Тут уж не до этикетов.
 – Ладно, - видимо решился он, - давай так, ты сейчас мне расскажешь, что известно тебе, а потом я расскажу, что известно мне. Договорились?
- Договорились, - согласилась я.
И я поведала ему всю эпопею с моим личным расследованием. Об Ангелине Семиной, о ее ревнивом муже, и о своей незавидной роли во всей этой истории. О подозрениях милиции, в отношении меня. О фото роботе. Я не рассказала ему только об одном, что была в квартире Вадима, и о Шуре. Я решила, ему совершенно не обязательно знать об этом. Зачем мне лишние осложнения и неприятности?
- Так, значит, ты все об Ангелине знаешь? – констатировал Тучин, после окончания моего рассказа. – Я предупреждал Вадима, что все это плохо кончиться, но он не захотел слушать меня. Казанова хренов! – в сердцах кинул он, - сколько раз говорил ему: «не связывайся с замужними бабами! Мало ли девок, да разведенок»? Нет, он, видите ли, считал, что так безопаснее. Не будут напрягать с замужеством, канючить о любви до гробовой доски. Вот и получил! Когда Ангелина приперла его к стенке, и начала говорить о разводе с Семиным, он навел справки об ее муженьке, и струхнул не на шутку. Его охарактеризовали, как отморозка, для которого, убить человека, все равно, что прихлопнуть муху. Наши друзья узнали о том, что Семин нанял детектива, чтобы выяснить с кем ему изменяет любимая женушка. Вадим тут же порвал все отношения с Ангелиной, и решил на время исчезнуть из страны. И тут ему попалась ты. Он говорил мне, что вначале, даже глазам своим не поверил. Решил, что Ангелина совсем «съехала с катушек» и притащилась на выставку, чтобы устроить ему скандал. А когда разобрался что к чему, и понял – ты это не она, то у него сразу же возник план, как можно тебя использовать.
- Погодите, - остановила его я, - а когда же он нашел второго  двойника Ангелины? Ведь он же на следующий день, после нашей встречи,  улетел в Германию? Когда же он успел? Только не говорите, что  в этот же вечер! Ни за что в это не поверю!
- В том-то и весь фокус! – воскликнул Тучин. – Не  было никакого второго двойника! Он и тебя-то встретил совершенно случайно! Позвонил мне перед отлетом, и поделился счастьем, свалившимся на его голову, то есть тобой. Сказал, чтобы я за тобой приглядывал. Назвал твой домашний адрес, и попросил, чтобы помог тебе в случае чего.
- Вот уж спасибо! – фыркнула я, - проявил заботу об овечке, оставленной на заклание.
- Зря ты так, - возразил мне Тучин, - ничего с тобой не случилось. Семин поверил,  и успокоился. А вот Вадим теперь…, - он махнул рукой, - никак не могу врубиться, за что его грохнули?
- Еще не известно, как со мной поступит этот Семин теперь, когда  Ангелина выдала себя с головой, пытаясь свести счеты с жизнью? Теперь-то у него нет сомнений в том, что именно она была любовницей Вадима, – сердито буркнула я. – Кто, узнав о смерти чужого мужика, будет лишать себя жизни? Тут и дураку понятно. А Семин, не дурак. 
- Я, думаю, ему сейчас не до тебя, - попытался успокоить меня Тучин, - иначе бы ты сидела тут передо мной.   
- Вот спасибо, обрадовали, - хмыкнула я, - значит, пока ему не до меня, а когда опомниться, то мне можно прощаться с жизнью, так что ли?
- Ну, подумай, зачем ты ему теперь нужна? – начал разуверять меня Тучин, - соперник мертв, жена при смерти. Если только в отместку.
- Вы специально меня пугаете, или пошутить решили? – взвилась я. – У меня других забот мало, чтобы еще этого отморозка бояться?
- Погоди, - остановил меня Тучин, - мы с тобой куда-то не туда поехали. Забыли о Семине. Это уже пройденный этап.
- Для кого пройденный, а для кого и нет, - не унималась я, - вам легко об этом говорить. Я вообще не понимаю, как можно распоряжаться чужой жизнью? Что вы за люди такие? Неужели для вас нет ничего святого? Подсунуть меня этому бандиту, как котенка в пасть льва, лишь бы самому спасти свою задницу!
- О мертвых или хорошо, или никак, - напомнил мне Тучин. – Вадим своё уже получил. И потом, каким бы он ни был, не забывай, он был моим другом. 
Я так разнервничалась, услышав про Семина, что до меня сразу и не дошли слова Тучина, о том, что никакой другой женщины, похожей на Ангелину, не было.
- Погодите, что вы сказали вначале нашего разговора? До меня только сейчас дошло!  Как это не было никакой другой женщины? – воскликнула я, - а кто же тогда убил Вадима? Ведь на фото роботе мой двойник, только с родинкой на лице? Ангелина в это время была дома, я ждала Вадима у Мэрии…
- Я знаю, - кивнул Тучин. – Вадим позвонил мне из дома утром. Мы пообщались с ним  немного, он рассказал мне о вашей будущей встрече. Даже пошутил, что заочно влюбился с тебя. Сказал, что ему понравились ваши телефонные разговоры. А раз ты еще и похожа на Ангелину, да к тому же свободна от супружеских обязанностей, то почему бы и не попробовать завязать отношения? Во время нашего разговора, ему позвонили в дверь. Он просил подождать меня у аппарата, а сам пошел посмотреть, кто к нему пришел. Вернулся растерянный, и сказал, что у двери стоишь ты, собственной персоной, и, что он пошел открывать дверь. Попросил меня приехать.
- Зачем? – удивилась я.
Тучин замялся.
- Ну, я могу только предполагать. Может, испугался, что ты все знаешь, о его проделках? Или решил первую встречу провести не один на один? Женщины настолько коварны. Никогда не знаешь, что от вашего брата можно ожидать.
- Кто бы говорил! – насмешливо бросила я.
Тучин смешался. Он снова щедро плеснул в свой бокал спиртное, и припал к нему, как живительному источнику.
- Мне не хотелось бы, чтобы вы напились здесь до бесчувствия, - попеняла  ему я, - а то, потом обвините меня во всех смертных грехах. Что-нибудь пропадет, или того хуже.
- Чего? – не понял Тучин.
- Ну, как же, - я сделала удивленное лицо, - мы же женщины так коварны, непредсказуемы. Соблазню вас, а утром потребую штамп в паспорт. И вы, как честный человек должны будите на мне жениться. Ни этого ли так боялся ваш друг? Так, что я бы не советовала вам  расслабляться.
- Да ладно тебе, - отмахнулся Тучин, - нашла время шутить. Да и женить тебе меня на себе не получиться, опоздала.
- Как это? – удивилась я. – Почему?
- А потому, - пьяно рассмеялся Тучин, - не далее, как вчера, я женился во второй раз. Мою новую жену можно показывать в фильме ужасов, без грима. Она тщеславна, глупа, как пробка, но у нее есть одно достоинство, которое перевешивает все остальные  ее недостатки. Она единственная наследница своего папы, а папа в этом мире не последний человек. Он богат до неприличия, и имеет связи с такими людьми, о которых приято говорить только шепотом. Поняла?
- А как же любовь?
Тучин посмотрел на меня, как на помешанную. Я уже сама поняла, что сморозила глупость. Сейчас браки по любви в «высшем свете», у богатых людей, это нонсенс. Они соединяют состояния, а не любящие сердца. Они бояться «чужаков», как огня. Многие из них еще вчера ходили в штопаных носках, и рваных колготках. Ели жареную картошку и пили водку. О живописцах, писателях, поэтах, знали только то, что получили в рамках школьной программы. Но, сумев попасть в струю, во времена перестройки и реформ, когда в мутной воде каждый хватал, что мог, ухватили себе большой кусок, и теперь считали себя элитой. Многие из них купили себе дворянские титулы, и отныне величали себя ни как не иначе, чем: князь, баронесса, графиня, и тому подобное.  Пили они теперь только дорогие коньяки, виски, вина. Ели авокадо, папайю, морепродукты, и черную икру. Тусовались на модных тусовках, но книг по-прежнему не читали, и картины изучали по каталогам, с единственной целью: выгоднее вложить наворованный капитал. И чем ниже стоял человек, вознесшийся так высоко теперь, тем более он был снобом. Тем более явно он показывал всем окружающим его, бывшим друзьям, знакомым, коллегам, родственникам, оставшимся где-то «внизу», свое превосходство. Попав «из грязи в князи»,  он тут же, моментально утрачивал и все нормальные человеческие качества вроде таких «мелочей», как: дружба, любовь, доброта, сострадание, порядочность, честность. Они отмирали, как ненужные, раздражающие атавизмы. И чем больше становилось его финансовое состояние, тем быстрее происходил процесс этого отмирания. Зато появлялись новые приоритеты: подозрительность, жестокость, жадность, высокомерие.
Я вспомнила, как моя коллега по работе, учитель физики, Татьяна, рассказывала о своем двоюродном брате, и его четвертой жене. Брат на заре перестройки занимался собиранием денег, а если точнее, рэкетом. Успел вовремя выйти из этого бизнеса. Многих его дружков, чуть затянувших этот процесс, давно нет в живых. А Виктор, ее брат, купил на первый свой капитал «автосервис». Поменял жену на более молодую.  Купил четырехкомнатную квартиру в центре, и начал перекрашивать ворованные машины,  менять кузова, внутренности, а после  продавать. Когда на этот бизнес стали «наезжать», он продал его и, купил заправочную станцию. Поменял жену на еще более молодую. Построил  трехэтажный загородный дом, купил БМВ последней модели, и с еще большим рвением принялся наращивать свой капитал. И вот совсем недавно он стал хозяином уже пяти автозаправочных станций. Купил себе дворянский титул, виллу в Испании и снова поменял жену, которая теперь уже была моложе его на двадцать три года. Девочка была из «высшего света», избалованная, с детства привыкшая к роскоши. Для нее тысяча долларов, это были деньги «на мороженое». Она привыкла тратить их, не задумываясь.  Училась в Англии в престижном колледже. А Виктор имел десятилетку, ПТУ, и школу «бандитского бизнеса». И вот он жаловался сестре, что молодая в конец разорит его, да еще и с «закидонами». На днях начала требовать какую-то шанель. Он решил, что ей нужна шинель из солдатского сукна. Ну, «золотая» молодежь сейчас одевается так, что не всякий бомж рискнет надеть на себя. Когда же он узнал, что так называются французские духи, которые любит ее мама, то предложил ей деньги на их покупку. У молодой началась истерика. Она кричала, что в Москве и вообще в России нет  настоящей «шанели». Их можно купить только в Париже. Он предложил ей прошвырнуться в Париж, но молодая жена заявила, что в ближайшие три дня она не может лететь туда сама, так как ложиться в медицинский центр на коррекцию фигуры. Она должна ко дню рождения матери выглядеть сногсшибательно и не старше, чем на шестнадцать лет. Она пригрозила Виктору разводом, если через три дня у нее не будет этих самых любимых мамой духов. Ее отец занимает не последнюю должность в нефтяном бизнесе. Развод означает не только потерю  очередной жены, но и бизнеса, как такового. Виктор полетел в Париж. Как он там искал эту «шанель», отдельная песня. Вернувшись, получил от жены нагоняй за то, что купил маленький флакон, всего на сто миллилитров.
 Но к чему я это все вспомнила. Он приехал к сестре, которая растит сына одна на свою нищенскую зарплату, на шикарной машине, в дорогой одежде, и не привез даже дешевой шоколадки племяннику, но рассчитывая на  сочувствие и понимание с ее стороны. Как тяжело ему живется! Столько забот, столько проблем! А то, что сестру качает ветром от худобы, и костюм на ней штопан, перештопан сотни раз, его не волновало. Еще он кинулся рассказывать ей на полном серьезе, что не понимает, чего все так восхищаются Лувром? Маленький, задрипанный домишко. У его тестя и то больше, чем у бывших французских королей. Таня удивилась, что он был в Лувре. Поинтересовалась, как там внутри? На что братец ответил ей: «откуда я знаю? Меня таксист мимо провозил, показал. Сарай, сараем. Ходить, пялиться на картины у меня не было ни времени, ни желания. Это только такие, как ты, чокнутые, могут любоваться и восхищаться этой мазней. Вот в ресторане я посидел нормально. Хотя, еда мне их не понравилась. То ли дело наши пельмени и шашлык с водочкой да селедочкой. А у них больше по тарелке возишь, чем ешь. Я к тебе чего приехал? Ты мне  скажи, ты же тоже баба, что моей красавице от меня надо? Я из кожи вон лезу, а угодить ей не могу. Чего ей не хватает? Брюликами вся обвешана с ног до головы. Барахла на сто человек хватит и еще останется. Прислуги полон дом. Я каждый ее каприз исполняю. А ей все мало».
  Вот так пожаловавшись на свою «тяжелую» жизнь, братец отбыл, не спросив сестру, нуждается ли она в помощи, и не пригласив к себе,  домой,  ни ее, ни племянника.  Татьяна шутила, что богатые оказывается, тоже плачут. Только слезы у них другие и по другому поводу.               
        - Ты о чем бормочешь, подруга? – Вернул меня назад из моих мыслей Тучин. Он удивленно смотрел на меня уже совершенно окосевшим взглядом. – Какая такая любовь? Ты до сих пор веришь в эти детские сказочки? Даже после того, как узнала о Вадимовых проделках? Ну, ты и дура! Вся эта ваша любовь,  муси-пуси, все это большая …, - он запнулся, потом продолжил, - фигня на постном масле, если не сказать грубее. Любая любовь корыстна. Она всегда чего-то ждет от обратной стороны. Поклонения, подчинения, самопожертвования, отказа от чего-либо.
- Даже родительская? – внутри меня уже все клокотало от возмущения.
- И родительская тоже, - отозвался Тучин. – Сколько родителей упрекают своих чад в том, что они отдали им всю свою любовь, силы,  здоровье, вложили в них целый капитал, а благодарности не дождались? Сколько женщин кричат при разводе своим супругам, что они подарили им свою молодость, красоту, и рассчитывали получить за это счастливую и благополучную старость, пусть уже и без любви? И ребенок, тыкающийся в щеку мокрыми губами, и шепчущий на ухо: «Мама я тебя люблю», вырастая, уходит в свою жизнь, и забывает о своей любви. Хорошо, если позвонит раз в год, или напишет открытку. Почему это происходит? Да потому, что каждый человек на подсознательном уровне считает, что тот, кому ты даришь свою любовь, обязан отплатить тебе за это. Поэтому я и говорю, что бескорыстной любви не бывает. Или я не прав?
Я молчала. Тучин поразил меня своими философскими размышлениями. Я была подавлена, но не могла с ними не согласиться.  Даже в таком состоянии, он рассуждает трезво, и ему не откажешь в логике. Я начала лихорадочно вспоминать литературных героев, и с прискорбием констатировала, что никто из них, ни Ромео и Джульетта, ни Каренина и Вронский, ни Наташа Ростова и Болконский не выдерживают ни какой критики. Каждый ждал от любви чего-то своего, и не дождался. Разве, что Татьяна Ларина? Хотя, нет, ведь и она ожидала, что Онегин заберет ее из этой глуши. И Онегин воспылал к ней любовью только после того, как она стала богата, и знаменита, да к тому же была замужем. Значит, любовный роман ни к чему не обязывал…
Тучин встал, и подойдя к окну, распахнул его настежь. В комнату ворвался свежий прохладный воздух.
- Так, что, дорогая моя, - Тучин повернул голову ко мне, и  взглянул на меня уже почти совершенно трезвыми глазами, - любовь, это конечно хорошо, но трезвый расчет и взаимное уважение все же лучше.
- Кому как, - не  сдавалась я.
Мне не хотелось думать, что я так и проживу свою жизнь без любимого человека. Мне претило думать, что когда-нибудь я выйду замуж только для того, чтобы получить статус замужней дамы, то есть по расчету. Пусть я глупая, наивная дурочка, верящая в сказки и в принца на белом коне, но лучше быть такой, чем бездушной, черствой стервой, у которой  все рассчитано на сто лет вперед.
- Ладно, - Тучин вздохнул, и отошел от окна, - время позднее, мне надо к молодой жене. Не забывай, у меня медовый месяц. Завтра, вернее уже сегодня, - он посмотрел на часы, - улетаем с ней в Ниццу. Тесть расщедрился, сделал свадебный подарок. Давай окончательно выясним,  что ты от меня хочешь? К чему всю эту комедию устроила с уборщицей и прочей ерундой? Я уже что-то запутался, о чем мы говорим. Да, кстати, кто тебе такой фингал под глаз засадил?
- Сама бы хотела знать, - буркнула я в ответ.
- Тебе его под наркозом ставили? – съехидничал Тучин.
- Можно сказать и так, - согласилась я. – Но это к делу не относиться. Давайте вернемся к воскресенью. Вы поехали к Вадиму, когда он вас попросил?    
Лицо Тучина приобрело сосредоточенное выражение. Он снова сел в свое кресло, откинулся на спинку, и  вытянул ноги.
- Да, я поехал к нему. Когда я подъехал к дому, из его подъезда вышла женщина, даже скорее выбежала. Вначале я подумал, что это ты. Но, потом, вдруг увидел, что женщина садится  за руль синего «Пежо», и уезжает. Я машинально, не знаю почему, но поехал за ней. Потом, я уже понял, что меня в ней насторожило. Я ведь знаю, что у тебя никогда не было машины, и нет прав. Я навел о тебе все справки, после просьбы Вадима. А тут такая машина и ты за рулем. Женщина поехала в сторону Ленинского проспекта. И тут я сделал глупость. Я решил, что это Ангелина. Вадим ошибся, решив, что к нему приехала ты. Ангелина каким-то образом узнала о приезде Вадима, и приехала «качать права». И я повернул назад. Правда, предварительно «срисовав» номер машины.  Приехал, поднялся к квартире, звонил, звонил, но Вадим мне не открыл. Я решил, что он уехал на встречу с тобой, не стал меня дожидаться. Ну а на следующий день я узнал о его убийстве.
- А вечером вы тоже не пытались связаться с другом? – удивилась я.
- Почему, не пытался? – пожал плечами Тучин, - пытался, конечно. Но у меня своих забот полон рот, свадьба на носу, да и к тому же он не ребенок. Если честно, я решил, что он у тебя на ночь остался. Когда захочет поговорить, сам меня разыщет. У меня не было особых причин для волнения. Я же не знал, что кто-то собирается его убить?
- А когда узнали, почему решили, что это сделала не я?
Тучин поднял указательный палец правой руки вверх.
- Вот тут-то я и вспомнил об этой женщине на  «Пежо». Навел справки об Ангелине, узнал, что у нее нет такой машины, и, что она вообще, находиться в больнице. Поговорил с Ляной о тебе. Она, конечно во всех грехах обвинила тебя, но подтвердила, что у тебя нет машины, да и никогда не было. Ты сама ей об этом говорила. Живешь ты очень скромно. Денег едва хватает на еду и кое-какие тряпки. Я нанял детектива.
- Илью? – кивнула я на ежедневник.
Тучин рассмеялся.
- Наш пострел везде поспел. Молодец. Я тебя недооценил. А ты ничего! – он одобрительно окинул меня взглядом, - смелая и предприимчивая. Сама, значит, решила заняться расследованием? Не доверяешь нашей доблестной милиции?
- Я ей доверяю, - хмыкнула в ответ я, - а вот она мне нет. К вашему сведению, я у них подозреваемый номер один. А мне сидеть в тюрьме за убийство, которого я не совершала, как-то не очень хочется.
- М-да, - протянул Тучин, - я тебя понимаю. Им бы только козла отпущения найти. А ты на эту роль очень даже подходишь. Заступиться за тебя некому. Живешь одна. Учительница. Повод для убийства был.
-   Какой еще повод? – возмутилась я.
- Как какой? – удивился Тучин, - самый прямой. Вадим тебя обманул, использовал. Ты решила отомстить. Сейчас еще время такое, что никто особенно и разбираться-то не будет, вникать. Им процент раскрываемости важен, а не человеческая жизнь. Но я тебе верю. Потому, что знаю, что это сделала другая женщина.
- Кто? – я замерла в ожидании ответа.
- Та, которой ты чем-то очень сильно насолила. – Тучин внимательно посмотрел мне в глаза. – Думай, кому ты перешла дорогу. Кто решил избавиться от тебя таким оригинальным способом?
- У меня нет таких врагов, - покачала головой я. – Может, это не меня хотели подставить, а Ангелину?
- Не-т, - протянул Тучин, - именно тебя. У Ангелины было железное алиби. В это время она была дома, и это могут подтвердить не только ее муж, но и домработница, и охранник мужа, и соседка, которая заходила к ним позвонить, чтобы вызвать скорую помощь ребенку. Илья это все выяснил. Для милиции это тоже не составило бы труда. Так, что хотели подставить именно тебя, дорогая.
- А если это была просто очередная подруга Вадима? – предположила я.
- Да, и она отчего-то решила вырядиться, и сделать макияж под тебя? – усмехнулся Тучин, - смешно, согласись. И потом, Вадим сказал, что это ты пришла. Именно ты, а не Ангелина, или кто-то еще. Эта женщина «работала» именно под тебя. Она так нашумела в подъезде Вадима, что многие ее запомнили. Если человек хочет остаться незаметным, он не ведет себя так, чтобы привлечь максимум внимания. А она вела себя именно так.
- Хорошо, я согласна с вами, - кивнула я, - но тогда зачем она сделал так, чтобы видели машину? Если она хотела подставить меня, то она должна была знать, что у меня нет машины!
- А она и не рассчитывала, что кто-то увидит ее в машине, - возразил мне Тучин, - ей просто не повезло, ее увидел именно я. Она поставила машину не рядом с подъездом Вадима, а у дальнего подъезда. Соседка Вадима, которая столкнулась с ней, не знала об убийстве, поэтому просто запомнила, что она вышла из квартиры Вадима, и  спустилась вниз, а куда она пошла дальше, она же не смотрела. И я-то и то обратил на нее внимание, только потому, что ожидал увидеть именно тебя, и знал тебя в лицо. Поэтому, эта женщина ничем не рисковала. Она сделал свое дело, и уехала. А вот почему она это сделала, я пытаюсь выяснить.
- И, что вам удалось выяснить? – Моя голова снова шла кругом. Слова Тучина о том, что женщина хотела подставить именно меня, не выходили из моей головы. У меня нет таких врагов! Я никому не переходила дорогу, ни с кем не конфликтовала. Получается, Вадима убили из-за меня? Чушь! Такого не может быть! Это какое-то недоразумение.
- Детектив, которого я нанял, как раз сейчас эти и занимается. Ему удалось узнать, кому принадлежит эта машина, - Тучин достал записную книжку, и полистав ее, воскликнул, - вот! Она числится за Суровцевой Адой Христофоровной. Прописана эта дама в городе Москве,  на Ленинском проспекте. Ей тридцать с небольшим, работает переводчицей в американской фирме. Не замужем, детей не имеет. Кстати, у нее русые волосы и более изящная фигура, чем у тебя (не в обиду тебе будет сказано). Это еще раз подтверждает мою гипотезу, что «уплотнив» себя, и надев парик с твоим цветом волос, и такой же прической, она «работала» именно под тебя.
- Вы разговаривали с ней? – я затаила дыхание в ожидании ответа.
- О чем? – удивился Тучин. – Ты совсем наивная, или просто прикидываешься? – он покачал головой, -  как ты себе это представляешь? Я, подхожу к ней и спрашиваю: «это вы убили Вадима»? Она покрутит пальцем у виска, и будет права. Доказательств-то у меня против нее нет.
-  Как это нет? – возмутилась я, - вы же сами сказали, что видели ее, выходящей из подъезда Вадима! И то, что она уехала на этой машине.
- Нет, подруга, - покачал головой Тучин, - не так. Во-первых, видел я не ее, а женщину с каштановыми, а не русыми волосами, плотного телосложения, а не хрупкого, и то, что я видел ее машину, это тоже не  доказательство. Она скажет, что приезжала к подруге, или вообще я ошибся номером.
- И маркой машины? – съязвила я.
-  И маркой машины, - невозмутимо отозвался Тучин.- И потом, я не видел ее выходящей из квартиры Вадима. Я видел ее у дома. А это разные вещи. 
- И что же тогда делать? – Я поняла, что он прав. Мы зашли в тупик. Доказать ее вину, практически не возможно.
- Я установил за ней слежку, - отозвался Тучин. – Илья следит за этой дамочкой день и ночь. Отслеживает ее встречи, разговоры. Как только будет что-то стоящее внимания, он мне сразу сообщит.
- Куда! – разозлилась я, - вы же уезжаете в свадебное путешествие. Не успели друга похоронить, уже и свадебку справили, - попеняла я ему.
- Это тоже разные вещи, - невозмутимо отозвался Тучин, - одно другому не мешает. Я же тебе говорил, что это деловое мероприятие, а не романтические бредни. Это своего рода контракт, пропуск в высший свет. Смерть смертью, а жизнь жизнью. И не надо так на меня смотреть. Я не монстр какой-то, а обычный земной человек. У меня сыну пятнадцать лет, мне надо его учить и не здесь, а в хорошем колледже, за рубежом. И потом, ему старт хороший обеспечить. Жену бывшую содержать. Родителей, любовниц. А для этого надо иметь большие деньги. Надо чтобы бизнес работал, как часы. Не для себя стараюсь. – Поймав мой насмешливый взгляд, он развел руками, - такова жизнь, моя дорогая. С моей новой женушкой можно заниматься сексом только глубокой ночью, в темноте, в хорошем подпитии, и желательно не чаще двух раз в месяц, иначе стошнит. Поэтому и нужны любовницы. Так сказать для души и тела. И не тебе меня судить!
- Я и не собираюсь, - рассердилась я, - живите, с кем хотите, какое мне до этого дело! Ваше моральное разложение, и сомнительные принципы, касаются только вас и только вам за них отвечать перед своей совестью. Конкретно меня интересует Суровцева и, почему она убила Вадима? Если вы уезжаете отдыхать, то хотя бы познакомьте меня с этим вашим детективом Ильей. Может, с его помощью я и распутаю этот клубок лжи и интриг против меня?
Тучин задумался. Потом достал мобильный телефон, и набрал номер.
- Илья? Это Леонид. Ты где? Что ты там делаешь? Что?! Ты ничего не путаешь? Так, диктуй точный адрес, сейчас я подъеду к тебе с одной дамой. Не важно, все на месте расскажу. – Он отключил телефон, и посмотрел на меня. - С каждой минутой становиться все интереснее и интереснее жить. Сегодня меня ждал нудный, скучный вечер в обществе молодой супруги, но появилась ты, и все меняется просто на глазах.
- Что вам сказал Илья? – я впилась глазами в Тучина.
- Поехали, по дороге объясню, - коротко отозвался он.
Мы пошли к  выходу. Сергей соскочил со стула при виде нас, и вытянулся в струнку. Тучин, не глядя, прошел мимо него. Я виновато пожала плечами, и шепнула:
- Извини.
На улице, мы сели в машину, и поехали.  Я не разбираюсь в машинах, но даже я поняла, что это очень дорогая машина. В салоне было уютно, просторно, тепло и пахло свежестью.  Мягкое, удобное  сиденье, тихая ненавязчивая музыка, мигающие лампочки, тихое покачивание, а не тряска, мурлыканье, а не рычание мотора. Да, красиво жить не запретишь.
- Так куда мы едем? – снова поинтересовалась я.
- За город, - не глядя на меня, отозвался Тучин. – Суровцева сейчас там. Илье удалось пристроиться не далеко от дома, и он смог услышать очень интересные вещи.
- Он, что под окно пробрался? – ужаснулась я, - а если его обнаружат? Они же убью  его!
- Под какое окно? – удивился Тучин. – Ты о чем?
- Ну, как, - растерялась я, - если он подслушал разговор, значит, был или под окном, или непосредственно в доме. Или он слышит на расстоянии? – хихикнула я.
Тучин преувеличенно тяжело вздохнул.
- Темнота! Ты, в каком веке живешь? Зачем ему лезть в дом, или сидеть под окном, если есть специальное приспособление. Сидишь себе в машине, напротив окна, и слушаешь, о чем говорят в доме. Есть такие штучки, которые улавливают на расстоянии до километра. Поняла? Мало ли в поселке машин стоит? Тем более, ночью. Так, что не волнуйся, никто его не обнаружит.
- И, что он услышал? – я решила не обижаться на его – «темноту». А вообще-то, почему я должна знать о всяких там шпионских штучках? Я не детектив. Я обычная учительница. Люблю классическую литературу. Толстых, например. И Льва и Алексея. Тургенева люблю. А из детективов я читала только Агату Кристи, а там ничего такого нет. Там тихая ласковая старушка из любопытства сует нос во все дела, а за одно и раскрывает убийство, как бы между делом. Или еще маленький толстый человечек, с усами и глазками буравчиками  тоже только при помощи логики и умозаключений докапывается до истины. Никто из них никогда при раскрытии преступлений не пользовался всякими шпионскими приспособлениями, как Джеймс Бонд. Но фильм про него я видела только  один раз, и то пол серии, мне стало неинтересно, скучно, и я выключила телевизор. Сказка для мужчин среднего возраста. Тешит их самолюбие, и поддерживает иллюзию об их исключительности, силе и неотразимости для слабого пола, то есть нас, женщин.
- Вот любопытная Варвара! – в сердцах воскликнул Тучин, и покачал головой, - погоди немного. Сейчас приедем, и все узнаешь. До чего же вы бабы нетерпеливый народ! Любопытство родилось раньше вас. Во все надо свой нос засунуть.
- Зато вы, ну просто ангелы, только без крыльев, - огрызнулась я.
- Почему без крыльев? – весело поинтересовался Тучин.
- Приземленные вы все какие-то, - пояснила я. -  Высокие чувства и порывы вам недоступны. Банка пива, диван, телевизор и футбол, больше вам ничего в этой жизни не надо.
Тучин рассмеялся.
- Ты права, детка. Лишь одно маленькое дополнение к тому, что ты сказала – секс. Пиво, диван, телевизор, футбол и хороший секс. А любовные охи и вздохи мы оставим вам. Устраивает?
Я фыркнула, и промолчала. Внезапно я поймала себя на мысли, что меня совершенно не смущает то обстоятельство, что я еду ночью неизвестно куда с практически незнакомым мне мужчиной, и веду с ним такие сомнительные  разговоры на интимные темы. Еще месяц назад я не могла бы об этом даже помыслить. Наверное, повзрослела. Кем я была раньше? Бабушкиной внучкой. Жила так, чтобы не расстроить ее своим поведением, угодить ей. И в то же время знала, что она моя «крепость». Она поможет, подскажет, спасет. А теперь я могу рассчитывать только на себя. С осмыслением этого, пришла и взрослость. А общение с Шурой раскрепостило меня, сделало свободной, и избавило  от многих комплексов. Да, Шура сейчас рвет, и мечет. Ничего, пусть понервничает, ему это полезно, чтобы не очень зарывался. А то возомнил себя: братом, отцом и Богом в одном лице.
- Чего примолкла? Обиделась? – услышала я голос Тучина. – Подъезжаем уже. Сейчас все узнаешь.
Он остановился, достал мобильный телефон и набрал номер.               
 - Илья, мы здесь. Напротив киоска остановились. Куда дальше? Так, понял. Вижу. Хорошо. Давай. – Он отключил телефон, и снова завел машину.
Мы проехали буквально сто метров, завернули за угол, остановились, и погасили огни. Через несколько минут задняя дверца машины открылась и в нее втиснулся высокий, мощный мужчина, от которого терпко пахло  лосьоном и табаком.
Тучин повернулся к нему.
- Ну, чего скажешь?
- А это кто с вами? – вопросом на вопрос ответил Илья.
- Знакомься, Жанна. Я тебе о ней говорил, - кивнул в мою сторону Тучин.
- Это которая, Заяц? – поинтересовался наш гость.
- Та самая, - кивнул Тучин.
Они говорили обо мне так, как будто меня здесь не было. Надо же, получается, они обсуждали мою скромную персону? Какая честь! А этот человек-гора, еще и таким тоном произнес мою фамилию, что мне захотелось стукнуть его чем-нибудь по голове.
- Может, это даже и к лучшему, что она здесь, - услышала я голос детектива. – Потому, что здесь какие-то непонятные дела творятся.
- Давай по порядку, - приказал Тучин.
- Хорошо, - Илья повозился, пытаясь устроиться поудобнее, и начал рассказ, - вечером Ада была дома. Потом ей позвонил мужчина, и сказал, чтобы она срочно приехала к нему. Возникли проблемы, а времени больше нет. Она примчалась сюда. Я, естественно поехал за ней. Когда настроился на их разговор, то услышал, ругань. Ада кричала на этого мужика, которого называла Славиком, говорила, что именно он завалил всю операцию.  Что, она сразу предлагала убрать бабку и внучку, и не было бы никаких проблем. Уже давно бы все было в ажуре. А теперь они могут потерять не только большие деньги, но и головы. Упоминали имена: Костя, Вася, еще Альберт.
- Вы хотите сказать, что это именно они убили мою бабушку? – прошептала я. Мне стало страшно.
- Думаю, да, - ответил Илья. –  Потом им кто-то позвонил. Этот Слава, услышав, что ему сказали, начал крыть матом, да так, что у меня уши завяли. Он сказал Аде, что  им пришлось убрать какого-то мужика, который жил у тебя.
- Шуру?!- я помертвела. Нет, этого не может быть! Да что же это такое твориться?! Что им надо от меня? За что?!
- Кто такой Шура? – напрягся Тучин. – Ты мне о нем ничего не говорила.
Но я сидела и не могла вымолвить ни слова. Тучин махнул рукой.
- Так, впала в ступор. Сейчас с ней бесполезно о чем-то говорить. Надо решать, что делать дальше. Я предлагаю, пойти к дому, проверить, сколько их там, запереть, и вызвать милицию.
- И что мы им предъявим? – возразил Илья. – У нас нет против них весомых улик. Все разговоры, записанные мной не в счет. Доказать, что именно Ада была тем утром у Вадима, нам тоже не удастся.
- Но я же видел ее машину! – возразил Тучин.
- Ну, и что? Леонид Юрьевич, поймите, - начал убеждать его Илья, - вы видели машину у дома, но в этом доме живут сотни людей. Как вы докажите, что она приезжала именно к вашему другу? Вы видели светловолосую голубоглазую девушку? Нет, вы видели женщину, похожую на Жанну. Так ведь?
- Так, - вздохнул Тучин.
Он молчал минут пять, потом повернулся к Илье.
- А давай просто войдем в этот дом, и выложим им все, что знаем об их делишках, а? Посмотрим на их реакцию, а дальше будем действовать по обстановке. Если они проколются на чем-нибудь, тогда у нас будут необходимые улики. Ведь тогда мы становимся свидетелями, и нас трое. А это уже не хухры мухры. Или я не прав?
- Можно попробовать – неуверенно отозвался Илья.
Я слушала их разговор, как бы со стороны. Я была оглушена известием о Шуре, и ни о чем больше не могла думать. Неужели шумного, бесцеремонного, веселого Шуры больше нет в живых? Из-за меня! Но при чем тут я? В чем моя вина? Вначале бабушка, потом Вадим, а теперь Шура? Да, они же хотели убить еще и меня! Нет, теперь я уже вообще ничего не понимаю. Илья упомянул имя Костя. Неужели во всем этом замешан Костя Минин? Но мы же с ним познакомились случайно!  Он защитил меня от приставаний какого-то нахала. И потом, он же бабушкин студент. А если он обманул меня? Зачем? Нет, не понимаю.
- Пошли. Выходи из машины. – Я почувствовала, что кто-то теребит меня за плечо.
- Ну, давай же, очнись! – Тучин встряхнул меня так, что я клацнула зубами. – Потом будешь оплакивать своего Шуру. Еще не известно, может, он жив, и здоров. Илья мог что-то не так понять. Мне через пять часов надо быть в аэропорту. Не могу же я улететь, не разобравшись, и бросить тебя на съедение этим волкам.
- Почему? – тупо поинтересовалась я.
- Потому, что следующей жертвой можешь быть ты. – Терпеливо пояснил Тучин, - больше вопросов нет? Тогда выбирайся из машины, и вперед.
Я увидела в руках Тучина и Ильи пистолеты.
- А это зачем?
Тучин с жалостью посмотрел на меня, и тяжело вздохнул:
 – Ох, и тяжело же порой с этими бабами разговаривать. В войнушку поиграть захотелось. – Он повысил голос, - они убийцы, понимаешь? Ты предлагаешь идти к ним с голыми руками? Мне еще жить хочется. У меня, между прочим, молодая жена!
- А мне?
- Чего тебе? – удивился Тучин.
- Пистолет. Я же с голыми руками. – Я показала ему пустые ладошки. 
- А ты стрелять-то умеешь? Горе луковое, - покачал головой Тучин. – Нас еще перебьешь, вместо бандитов. Пошли уже. – Он подтолкнул меня к дому.
- Может, ее здесь лучше  оставить? – предложил Илья. – Она не в себе. Только мешать будет.
Я замотала головой, и вцепилась в рукав Тучина.
- Нет, я с вами. Я здесь одна не останусь! 
Тучин посмотрел на Илью, потом на меня.
- Нет, пусть с нами идет. Надо, чтоб они ее увидели. Понимаешь, здесь может сработать эффект неожиданности. Они растеряются, и оплошают. Вот на этом мы их и возьмем.
Мы направились к высокому забору, за которым находился трехэтажный, кирпичный особняк.
- А как мы туда попадем? – поинтересовалась я.- Забор-то высокий.
- Не волнуйся, - зашептал Илья, - здесь есть…
Он не успел досказать фразу, как прямо перед нами появились люди в камуфляжной форме и масках, окружили нас, и закрыв нам рты, потащили куда-то. Последнее, что я запомнила, перед тем, как отключиться, это яркое звездное небо, мелькнувшее перед глазами.

                Глава 9
 
  Очнулась я на своем любимом диване, в своей комнате. Рядом со мной сидел целый и невредимый Шура!
- Ну, вот и умничка, - ласково проговорил он.
Шура, ты жив! – я кинулась  к нему на шею.
- А, что мне сделается? – улыбнулся Шура. – А вот за тебя я уже волноваться начал. Два часа в себя не приходишь. Хотели уже врача вызывать. Ребята немного с дозой переборщили.
- Какие ребята? – Я прислушалась. В доме слышались голоса, визг дрели, топот ног, стук падающих книг. – Что это? – я с удивлением посмотрела на Шуру. – Как я здесь очутилась? Где Тучин и Илья?
- Товарищ майор, можно вас на минутку? – в комнату вошел молодой мужчина, и посмотрел на Шуру.
- Сейчас, выйду, - кивнул ему Шура.
- Майор?!- изумилась я. – Кто майор? Ты!?
Шура смущенно улыбнулся.
- Я. Скоро ты все поймешь. А сейчас пошли, нам требуется твоя помощь.
- Кому это вам? – прошептала я.
- Мне и моим коллегам, - не вдаваясь в подробности, ответил Шура.
Мы вышли в коридор, который весь был завален книгами. Всюду сновали люди. В кухне за столом я увидела Тучина и Илью, Они что-то говорили худому высокому мужчине, средних лет, внимательно слушающему их. В гостиной на диване сидели молодая, красивая женщина с большими голубыми глазами, яркий жгучий брюнет средних лет, Костя Минин, и… Василий Пантелеевич Чудаков. Все они были в наручниках. Их охраняли люди в камуфляжной форме. 
 Мы вошли в кабинет, который встретил меня практически голыми стеллажами. Бабушкин сейф за картиной и металлическая пластина под потолком, которую мы собирались вскрыть с Шурой, зияли черными пустыми квадратами. 
Все это напоминало кошмарный сон. Я потрясла головой. Ко мне подошел не высокий плотный мужчина, и посмотрев на Шуру, спросил:
- Как она, в порядке?
- В относительном, - отозвался Шура. – Может, не будем ее трогать?
- Рады бы, да не получится, - отозвался мужчина. – Сам знаешь, кое-что нашли, но это совсем не то, что нам надо. Это доклад, в нем общие концепции и не более того. Это то, что она читала на конгрессе. А настоящих расчетов и  образцов нет. А ведь пропали еще и ампулы.  Надо искать,  но где? Они должны быть здесь! Недаром вся эта шушера здесь крутилась.  И кому, как не ей знать в доме все укромные места и уголки?
- Что здесь происходит? – одеревеневшими губами прошептала я.
- Успокойся, Жанна, - погладил меня по руке Шура, - все нормально. Теперь все позади. Потерпи еще чуть-чуть, и помоги нам. Обещаю, я тебе все расскажу. Только немного погодя.
- Нам надо найти небольшую коробочку, размером с карманную книгу и тетрадь на сорок восмь или девяносто шесть листов. Как вы думаете, где ее могли бы спрятать в вашей квартире? – обратился ко мне мужчина.
- Все книги  у нас хранятся в кабинете, на стеллажах, - ответила я.
- При чем тут ваши книги! – сердито отозвался мужчина.
- Ну, вы же говорите о них, - растерялась я, - или нет?
- Конечно же, нет! – отрезал мужчина, и раздраженно посмотрел на Шуру, - Котенев, она дебильная, что ли? Или приставляется? А. может, она заодно с…
Шура перебил его.
- Замолчи! Не ори на нее.
- Тогда сам с ней разговаривай! – буркнул мужчина. – Всю ночь здесь бьемся и все без толку. Весь дом уже вверх ногами перевернули. Но, ничего, надо будет, камня на камне не оставим, а найдем. – Он угрожающе посмотрел на меня, и сплюнул прямо на пол, себе под ноги, - я уже с ног валюсь, а ты в благородство играть надумал. Давай, сюсюкай с этой….  . Лет двадцать назад с ней по-другому бы разговаривали. Развели дерьмократию.
Шура снова набычился. Мужчина махнул рукой и отошел. Шура осторожно усадил меня в кресло, и присел рядом со мной на корточки.
- Жанна, я вижу, ты в растерянности,  и ничего не понимаешь, но попробуй сосредоточиться. Вспомни, куда вы с бабушкой обычно клали то, что хотели спрятать от чужих глаз?
- В сейф, - отозвалась я.
- Ну, это понятно, - кивнул Шура, - а еще?
Я пожала плечами.
- Не знаю. Теперь я уже ничего не знаю. Оказывается, было еще что-то вроде сейфа, - я мотнула головой  в сторону зияющей пустоты наверху, - а я не знала.  И вообще, что тут происходит? Что вы ищите? Или мне нельзя об этом знать? 
- Можно, только позже, - пообещал Шура, и  заглянул мне в глаза. -  А сейчас подумай хорошо, может,  у вас с бабушкой была какая-то своя игра, тайной место для секретов? Или у  твоей мамы?
Я вдруг отчетливо вспомнила, как бабушка, смеясь, прятала часть своей пенсии и моей зарплаты, в конверт, клала его в табурет, и говорила при этом:
-  Ни один вор не додумается искать на самом видном месте. В прямом смысле будет сидеть на деньгах, и ни за что не догадается!
 Когда приезжали родители, бабушка открывала свой «сверхсекретный сейф», и делилась с ними нашими сбережениями. 
- Ты что-то вспомнила! – воскликнул Шура.
Я кивнула.
- Да. У нас на кухне два табурета есть. У них откидывается крышка, а там пустота. Бабушка прятала там деньги на «черный день». Я совершенно забыла об этом. У меня как-то вылетело это из головы.
Шура встал, и кивнул сердитому мужчине, так грубо разговаривающему со мной.
- Слышал?  Пошли, посмотрим. Там мы действительно не смотрели.
- Да, только бабы и могли до этого додуматься, - буркнул в ответ Шурин коллега. 
Они вышли, я поплелась следом. Тучина и Илью, сидевших на этих самых табуретах, попросили встать. Я прислонилась к косяку. Тучин подошел ко мне.
- Как ты? – спросил он тихо.
- Нормально, - отозвалась я, безучастно наблюдая за действиями Шуры, пытающегося открыть крышку табурета. – Там кнопочка есть, - подсказала я.
Шура поднял голову.
- Где?
Я подошла, и нащупав кнопку, нажала ее. Раздался щелчок, и крышка откинулась. Внутри лежал конверт с деньгами, спрятанными бабушкой.
- Так, тут, кроме денег, ничего. Десять тысяч рублей, - констатировал Шура, и посмотрел на сердитого мужчину, копающегося со вторым табуретом. Снова раздался щелчок, крышка поднялась, и мужчина радостно воскликнул:
- Есть!
В кухню вошли еще трое, видимо ранее находившиеся в гостиной с теми, кого я видела сидевшими  на диване.
- Нашли? – громко спросил один из них.
- Похоже на то! – радостно отозвался мой недруг. – Сейчас посмотрим. – Он осторожно достал маленькую коробочку,  и открыл ее. Внутри она была обложена ватой. – Вот они!  Две ампулы, как и должно быть. А вот и тетрадка с расчетами. Я так и думал, что они вели домашние записи. Поэтому мы и не смогли их засечь! Они ничего не выносили из центра. Не было ни какой фотопленки. Им не нужны были фотографии, у них это все было в голове. А вот с ампулами они оплошали. Хотя, если бы не пропажа ампул,  мы не смогли бы узнать, что произошла утечка и вербовка господ Заяц. Посчитали бы, что их либо убрали, либо выкрали.  Но, все хорошо, что хорошо кончается, - радостно добавил он, потирая руки. – Вот она, эта пресловутая «сладкая отрава»!
- Какая отрава? – я устремила непонимающий взгляд на Шуру.
- Ладно, кончай играть в непонятку! Твои родители, вместе с твоей бабкой предатели Родины! Они  пытались продать сверхсекретные разработки и образцы за границу! Сволочи! Но ничего у них не вышло! И я не верю, что ты не знала об этом! – мужчина испепелял меня взглядом, - ты такая же преступница, как и они!
У меня все поплыло перед глазами.
- Кто предатели? О чем вы говорите?! Я не понимаю. – Взглядом, я пыталась отыскать Шуру, но кухня вдруг начала вращаться с бешенной скоростью, уши заложило, в голове стоял звон, во рту пересохло. Я попыталась сесть, и упала. Последнее, что я видела, Шуру метнувшегося ко мне, и потеряла сознание…
Грузный мужчина, лет пятидесяти, подошел к Шуре.
- Она добровольно показала, где была спрятана коробка? 
- Так точно. – Отрапортовал Шура.
- Знала? Или…
- Нет, не знала. Я просто попросил ее вспомнить, где они с бабушкой еще могли прятать деньги или драгоценности? Вот она и вспомнила. Я же просил вашего разрешения поговорить с ней об этом раньше, вы отказали. Сказали, можем спугнуть преступников. Не время. А теперь… .   Это она нам помогла, товарищ генерал. Мы бы сами ни за что не догадались. Табуреты  полые, с секретом. Пришлось бы каждый стул, кресло, диван вскрывать, каждую дощечку выворачивать из пола. И вообще, я вам докладывал, она ничего не знала. Иначе…
- Ладно, защитник, - остановил его жестом генерал, - уговорил. Верю. Раз ты говоришь, что она ни при чем, значит, ни при чем. Я и сам так думаю. Месяц ее дело лично на контроле держал. Хотя, показания у нее все же придется взять, как положено. Ясно? Мы уезжаем, ты с нами?
- Если можно, я задержусь не надолго? – Шура вопросительно посмотрел на своего непосредственного начальника.
- Лады Котенев.- Согласился тот. –  Жду тебя к вечеру с подробным отчетом.  Забирайте всех, и поехали! – распорядился он не высокому мужчине, стоявшему рядом, и вышел. – У нас еще работы непочатый край. Пока мы взяли только  верхушку айсберга, а еще предстоит выяснить, кто находится под водой, в самых глубинах.    
                .
                Глава 10

  Я сидела, уставившись ничего не видящим взглядом в стену. Голова гудела, как телеграфный столб, в ушах звенело, а  вместо сердца в груди был тяжелый камень. Каждый вздох доставлял боль, как будто я дышала не кислородом, а угарным газом. Мне хотелось умереть.
На мое плечо опустилась тяжелая, горячая рука, и я услышала голос Шуры.
- Жанна, очнись, приди в себя. Я понимаю, тебе сейчас очень тяжело. Но во всем произошедшем нет твоей вины. Надо жить дальше, девочка.
Я молчала. Мне не хотелось ни говорить, ни слушать, кого бы то ни было. А уж тем более, Шуру. Вернее, майора ФСБ Котенева. Как он мог так поступить со мной? Как все они могли так поступить со мной?! Больше месяца я жила во лжи, как в паутине. Не хо-чу!
Шура погладил меня по голове.
- Поплачь. Тебе станет легче. Только не замыкайся в себе, я прошу тебя. Хочешь, ударь меня. Устрой истерику, скандал.  Сделай хоть что-нибудь! Я знаю, ты  сильная  и  храбрая девочка. Тебе столько пришлось пережить за это время, но ты не сломалась. Так не делай этого и теперь.
Во мне вдруг что-то взорвалось, и я закричала:
- Почему? Почему? Ты можешь  объяснить мне, почему? Я не понимаю! Предатели! Вы все предатели! И ты в том числе! Ты сказал, что будешь мне вместо брата, и я поверила тебе! Я доверяла тебе! А ты смеялся над моей доверчивостью и глупостью. Уголовник. Как бы не так! Вы плохой актер товарищ майор! Или теперь я должна обращаться к вам – гражданин?
Шура молча смотрел на меня.
 - Молчишь? Нечего сказать? Кстати, меня сразу насторожило то, что ты слишком начитан, и благороден, для обычного уголовника. Хоть ты и пытался разговаривать, и вести себя, как бывший зек, но тебе это не всегда удавалось. Вернее, плохо удавалось.  Ты думал я ничего не замечаю? Ты думал я такая наивная дура, что проглочу все, что ты мне не скажешь? Дудки! 
Шура одобрительно посмотрел на меня. 
- Вот так-то лучше. Такая ты мне больше нравишься. Говори, говори, тебе надо выговориться. – Он протянул к моей голове руку, пытаясь погладить меня по волосам. 
Я оттолкнула его.
- Не указывай, что мне делать! По-прежнему пытаешься командовать мной? Все еще не вышел из роли? Мне больше не нужна ни твоя помощь, ни твое сочувствие. Уходи! Я не хочу тебя видеть! Никогда! И вообще, никого не хочу больше видеть! – из моих глаз хлынули слезы. Они лились бесконечным потоком, пока не закончились икотой.
Шура вздохнул.
- Давай, я уложу тебя в постель, и дам снотворное. Тебе надо поспать, успокоиться, прийти в себя. А когда ты проснешься, мы с тобой обо всем поговорим. Хорошо?
- Нет! – прошипела я, - не хорошо. Я хочу, чтобы ты сейчас рассказал мне обо всем, и в подробностях.
Шура покачал головой.
- Сейчас ты не можешь воспринимать что-либо адекватно. В тебе кипит обида и  злость на весь мир. А это не лучшее состояние для восприятия того, что я должен рассказать тебе.  Я побуду здесь, пока ты спишь.
Меня охватила апатия, и безразличие.  Словно со слезами ушли и  эмоции, и сама жизнь.
Шура поднял меня на руки, и понес в мою комнату. Я отключилась моментально, стоило только коснуться головой подушки. Сколько я спала, не знаю, но когда я открыла глаза, то сразу же встретилась  с его внимательным взглядом.
- Как ты? – тихо спросил он. – Лучше?
Я молча кивнула головой.
- Ну, вот и молодец, - обрадовался Шура. – Сейчас я принесу тебе чай, ты попьешь его, и мы с тобой обо всем спокойно поговорим. – Он вышел из комнаты, и буквально через минуту вернулся с чашкой дымящегося чая, и бутербродом с сыром. – Давай, подкрепись немного.
- Спасибо, - пробормотала я, - и отхлебнула сладкий, крепкий напиток, как я понимаю состоящий в основном из заварки и сахара. Есть мне не хотелось совсем.  Вид бутерброда  не вызывал ничего, кроме тошноты. Шура не стал настаивать, и убрал тарелку с едой на стол.
С каждым глотком, ко мне возвращалась жизнь. В голове прояснилось, исчезла дымка перед глазами, они обрели четкость. Сердце перестало трепыхаться, как пойманная в силок птичка, и  стало ровнее биться в груди. Руки потеплели. Я ожила. 
 Отставив, пустую чашку, я глубоко вздохнула, и посмотрела на Шуру.   
- Я готова.
Шура внимательно окинул меня взглядом, и произнес:
- Ну, раз готова, то слушай:
- Как ты уже поняла, я сотрудник ФСБ. Нам стало известно, что происходит утечка секретной информации в одной из закрытых зон, где занимаются особо секретными научными разработками для военно-промышленного комплекса.  Мы начали расследование. Сразу скажу, что твои родители попали в зону нашего внимания в последнюю очередь. Все знали их буквально фанатичную преданность делу и стране. Но тут внезапно во время вручения  государственных наград и премий группе, в которую входили и твои родители, они исчезают. Оба, сразу. Первая наша реакция, это, что их убрали. Так, как они были мозгом программы. В то же время, мы  не исключали вариант, что их выкрали, с целью получения секретной информации. Но, в результате расследования выяснилось, что вместе с их исчезновением, исчезла и часть документов, расчетов и опытные образцы того, над, чем они работали.
Но это было еще не все!    Катастрофа заключалась в том, что они еще и выборочно уничтожили перед тем, как сбежать часть документов архива. Представляешь, что это такое?  Для восстановления утраченного понадобились бы не месяцы, а годы.  Каким образом им удалось  вывезти образцы сюда, в Москву, я пока не знаю, это мы выясняем. Скорее всего, у них был сообщник, и не один. Хоть ампулы и  маленькие, ты сама видела, но на объекте тройной контроль проверки. А уж бумаги с расчетами вообще просто так не вынесешь. Мы были в недоумении. Получалось, что мы проморгали целую группу людей работающих на другую державу. Ты, понимаешь, что это значит?
Ни американцы, ни немцы, пока не смогли добиться таких результатов в этом виде вооружения. Естественно, мы перекрыли все аэропорты, вокзалы. На пограничных пропускных пунктах круглосуточно, дежурили наши люди. Но твои родители провалились, как сквозь землю. Мы разговаривали с твоей бабушкой, но она сказала, что ничего не знает о месте их нахождения.  Естественно, мы взяли на контроль  вашу квартиру, и непосредственно вас: тебя и твою бабушку. Наблюдение за  квартирой велось круглосуточно. За тобой, тоже. Мы надеялись, что родители захотят увидеться с тобой для того, чтобы попрощаться, или для того, чтобы вывезти тебя  с собой. Ты их единственный ребенок. 
Но, как всегда бывает, проглядели. Наш сотрудник, дежуривший в доме, отлучился буквально на несколько минут, когда вернулся, весь дом был обесточен. Он бросился выяснять, что произошло? Мог быть просто сбой в подаче электроэнергии, или авария на подстанции. Доложил руководству, предупредил людей, которые вели наблюдение за домом. Когда вернулся, услышал шум, доносящийся из вашей квартиры (для наблюдения, и прослушивания, мы задействовали квартиру этажом ниже). Пока  разобрался, в чем дело, поднялся в квартиру, было уже поздно.  Твоя бабушка  была мертва. Преступникам  удалось уйти. Видимо, они вошли в другой подъезд, и через крышу, спустились  к вашей квартире. Поэтому, наши люди и пропустили их.
Мы сразу поняли, что это было не простое ограбление. Это была инсценировка ограбления. А на самом деле, им надо было что-то забрать из квартиры. И это, вероятнее всего  были материалы, которые были вывезены из секретной зоны. Для этого они и обесточили дом. Знали, что за квартирой ведется наблюдение. Знали, что поиски твоих родителей ведутся с момента их исчезновения. Но в то же время они знали, что о документах и опытных образцах мы не знаем ничего. В смысле, где они находятся и, что с ними? То, что они спрятаны в вашем доме, никто даже и не предполагал. Это не логично, согласись? Ведь первыми, кто попадает под подозрение, это родственники, то есть, вы, и ваша квартира. Твои родители не могли этого не знать. Поэтому, вариант, что документы находятся здесь, мы отмели практически сразу, и получается, снова просчитались. Мы вели за квартирой наблюдение, рассчитывая лишь на то, что кто-то из твоих родителей попытается связаться с тобой или твоей бабушкой. Это был шанс, задержать их. К сожалению, твоя бабушка не сказала, что ее дочь заходила домой перед своим исчезновением. Это была ее ошибка, за которую она и поплатилась. Почему она это скрыла от нас, мы не знаем, и теперь вряд ли узнаем.
- Она ничего не говорила мне о вашем  с ней разговоре, - потрясенно проговорила я. – А почему вы не спросили меня об этом?
Шура пожал плечами.
- Не знаю. Видимо, у руководства не было причин не доверять твоей бабушке. А, может, решили не говорить, чтобы не спугнуть тебя и твоих родителей, если ты с ними заодно. Но, после убийства твоей бабушки, мы поняли, что документы были в квартире. В ней явно что-то искали. Все было перевернуто вверх дном.  Мы не знали, удалось ли им забрать эти материалы или нет? И, почему они убили Жанну Игоревну? Или она не захотела им отдать эти документы, или она была не в курсе происходящих событий, и, поэтому они убили ее?
 После нашего фиаско, за тобой было установлено уже более тщательное наблюдение. Но, все было спокойно. К тебе никто не приходил, кроме твоей университетской подруги. От обыска квартиры, мы  решили временно отказаться. Во-первых, мы понимали, что если они забрали материалы, то обыск ничего не даст. А во-вторых, если материалы все еще в квартире, то они обязательно попытаются еще раз изъять их, и мы можем взять их с поличным.
- Когда мама заходила к нам с бабушкой, после приема в Кремле, - тихо проговорила я, – они уходили с бабушкой в кабинет. Неужели, бабушка тоже была в курсе их дел? Я не верю в это. Уж кто-кто, а бабушка не могла так поступить. Родителей своих, я можно сказать и не знала, а бабушку… 
Шура пожал плечами.
- Ну, теперь мы этого никогда не узнаем. Твоя мама ведь просто могла попросить ее спрятать важные бумаги, не объясняя ничего.
- Скорее всего, так и было, - сразу согласилась я. Мне не хотелось верить в обратное. – Да, кстати, мама в тот приезд очень нервничала. Я сочла, что это на нее так подействовало посещение Кремля, и встреча с президентом. Она начала спрашивать меня об учебе, хотя знала наверняка, что я уже работаю. Сказала, что очень спешит, и практически даже не поговорив со мной, убежала. А я еще возмущалась, почему они не приехали на похороны бабушки?
Шура немного помолчал, потом продолжил:
- Но, если твоя мама попросила ее спрятать документы, то почему она не сказала о них нам, когда мы с ней разговаривали?
Я промолчала. А, что я могла сказать в ответ? Ответа у меня не было. 
- Так, вот, - продолжил Шура, - какое-то время мы были в полной неизвестности, где твои родители, и, что с ними?  И тут вдруг по милицейской сводке сообщают, что обнаружены два трупа: мужчины и женщины по описанию схожие с теми, кого мы ищем. Их совершенно случайно обнаружил человек, который гулял с собакой в лесу, недалеко от поселка Марфино. Собака начала выть, и разгребать землю лапами. Он вызвал милицию. Мы выехали туда. Была проведена экспертиза …
Я закрыла глаза, и судорожно вздохнула. Шура досадливо крякнул:
- Извини, я понимаю, как тебе тяжело все это слушать.
- Это были мои родители? Они мертвы? – с трудом проговорила я.
- Да, - выдохнул Шура.
- Ошибки быть не может? –  с надеждой спросила я.
 - Нет, - покачал головой Шура, -  ты же понимаешь, что твои родители работали в таком подразделении, где каждый человек был на особом учете. Поэтому, определить они это или нет, не составило особого труда.
- Почему их убили? – я открыла глаза, и посмотрела на Шуру.
- Пока, я могу это только предполагать, - ответил он, - мы это обязательно выясним. Я тебе обещаю. Люди, совершившие это, сейчас дают показания. Один из вариантов, это  то, что, твои родители, не доверяли своим сообщникам, поэтому спрятали документы дома. Пытались таким образом получить гарантии для себя, обезопасить свои жизни, и получить больше денег. На этой почве, мог произойти конфликт, который и послужил причиной их смерти. По неосторожности, или под пытками, но они рассказали, что документы находятся в вашей квартире, и даже предположительно где. Правда, утаили настоящее местонахождение документов и образцов. А может, специально обманули их, сказав, что все находиться в одном из сейфов, потому, что уже поняли, что их ожидает, и надеялись на помощь с нашей стороны. Не знаю.
 Эти люди явились проверить. Убедились, что указанное место существует на самом деле, но открыть его не смогли. Инсценировали ограбление с убийством, и на время ретировались.
 Но, скорее всего, они уже просто не нуждались в твоих родителях.  Понимали: вывезти их за пределы страны вряд ли удастся. А без твоих родителей, все проблемы исчезали сами собой. Ведь этих людей, до сегодняшнего дня,  ни кто не знал в лицо. Понимаешь?  Зато они знали главное: где находятся материалы, и, что в квартире осталась теперь одна молодая девушка.  Я предполагаю, что им с самого начала   были нужны только сами материалы и образцы.  Когда твои родители сделали свое дело,  их просто убрали, как ненужных свидетелей.  Жанна Игоревна, очевидно, отказалась помогать им, не сказала, как открывается сейф, поэтому они  и убили ее, как ненужного свидетеля. У них не было времени с ней возиться. Инсценировали ограбление, дали нам понять, что документы изъяты, и на время затаились.   Сейчас мы можем гадать с тобой обо всем этом сколь угодно долго. Но это будет гадание на кофейной гуще. 
- Ладно, - кивнула я, - рассказывай дальше.
- А дальше полный штиль, практически три недели, - Шура устало потер переносицу. – Видимо, они решили выждать удобный момент, искали открытый доступ в твой дом, чтобы это не вызвало ни чьих подозрений.  Даже твоих.  Рисковать еще раз, лезть в наглую, не захотели. Этим бы они точно показали, что материалы еще находятся здесь. Мы со своей стороны тоже сделали все, чтобы они поверили - мы заглотили их наживку, и восприняли убийство  Жанны Игоревны, как обычную бытовуху, простое совпадение. Поэтому милиция  было приказано спустить все это на тормозах. Иначе поступить на тот момент было нельзя. Они тоже следили за тобой, и знали, ты была в милиции, качала права, но ничего не добилась.  Дело зачислили в «висяк», и особо никто не напрягается. И вот тут происходит твое знакомство с Вадимом Каневским на выставке в Манеже.
- Он, что, тоже был из этих? – пораженно воскликнула я.
- Нет, - покачал головой Шура, - но тогда мы этого не знали. Твое поразительное сходство с его бывшей любовницей, сослужило ему плохую службу. При помощи тебя, он хотел решить свои проблемы,  а напоролся на твои.
 Нас сразу насторожило то, что он является соучредителем и генеральным директором совместного предприятия, и партнеры его немцы. А как я тебе говорил ранее, и немцы и американцы тоже работают над тем, над чем работали твои родители, только пока безуспешно. Естественно, мы сразу же решили, что именно при помощи Вадима, спецслужбы Германии рассчитывают выйти на тебя.
Мужик дьявольски красив, обаятелен, красноречив. Беспроигрышный вариант. Но тут  начинаются странности. Он везет тебя к себе на фирму, оформляет на временную работу, и на утро улетает. Это вызвало недоумение. Ты извини, но мы прослушивали ваши с ним разговоры. Такая работа. – Шура смущенно улыбнулся. – Разговоры были рабочие с легким налетом флирта. Мы решили, что этим он добивается твоей полной капитуляции. Чтобы ты крепче села на крючок.
- И вы в этом не ошиблись – выдохнула я. 
Шура развел руками.
- Се ля ви, как говорят французы. Женщины живут эмоциями, иллюзиями, мечтами. А мужчины этим пользуются.
- Еще как! – хмыкнула я. – Если честно, то я к его возвращению в Москву уже настолько далеко ушла в своих мечтах, что видела нас с ним в окружении наших общих детей на летней лужайке, усыпанной цветами.
- Вот, вот, - кивнул Шура, - мы  тоже пришли к такому выводу, что ты уже «созрела» для более тесного контакта, и Вадим может беспрепятственно проникнуть в твой дом, на практически законных основаниях, как жених, и ни у кого это не вызовет никаких подозрений. Ведь ваше знакомство продолжалось больше месяца, и за все это время он ни разу не был у тебя дома. Интерес проявлял только к тебе.
 Когда ты отправилась на встречу с ним, я пошел следом за тобой.  «Вести» Вадима было поручено другому сотруднику. Да, скажу я тебе, выглядела ты на этом солнцепеке, в своем шикарном костюме из плотного шелка, как эскимос в пустыне. Мне тебя даже жалко стало. На какие только жертвы не идут женщины, чтобы понравиться мужчине! Перед тем, как тебе упасть в обморок, я уже готов был убить, этого красавчика за то, что он заставляет тебя так мучиться. Я думал, что этим он набивает себе цену. Ну, чтоб уж наверняка тебя заарканить. Когда вокруг тебя собралась толпа, я влился в их ряды. Это получилось очень органично. А после того, как все разбежались по своим неотложным делам, и я остался с тобой один на один,  понял, что могу попасть в твой дом, и даже остаться в нем на время абсолютно естественным путем, не вызывая  подозрений преступников. Не воспользоваться этим шансом было бы грешно. Даже если их люди тоже наблюдали за тобой, то они видели, что какой-то мужик помогает женщине попавшей в беду, вот и все. На всякий случай мы готовили разные варианты событий. Вот я представился тебе бывшим уголовником. Но, чтобы не отпугнуть тебя, таким безобидным уголовником, вроде Робин Гуда. Согласись, я уж не совсем плохо играл свою роль. Ты же поверила мне? – Шура выжидающе посмотрел на меня.
- Не обольщайся, - усмехнулась я, - вспомни, сколько раз я тебе говорила, что ты слишком начитан для обычного уголовника?  Я никогда не доверяла тебе до конца.
- И на старуху бывает проруха, - изобразил смущение Шура. -  Могучий интеллект не скроешь, как не пытайся.
Я улыбнулась. Шура повеселел.
- Ну, вот, ты вроде начала оживать. Шутить начинаешь. Это хороший признак. Когда начнешь язвить, я успокоюсь полностью.
Я с тоской подумала о том, как я теперь буду жить, без постоянных подколов и шуток Шуры? Я так привыкла к его присутствию, и его помощи. А я ведь теперь совершенно одна во всем свете! Мне стало страшно,  я зябко поежилась, и всхлипнула.
Улыбка сбежала с лица Шуры.
- Ну, вот, не успел я обрадоваться, как ты снова начала погружаться в меланхолию и уныние. Жанна, - он погрозил мне пальцем, - прекращай это сырое дело. Кончай хлюпать носом, а то не буду ничего больше рассказывать.- Он достал из кармана носовой платок, и протянул его мне.
Я высморкалась, вытерла мокрые от слез глаза, и посмотрела на хмурящегося Шуру.
- Все, больше не буду. Говори.
- Ладно, - Шура на мгновение задумался, - на чем я остановился? А, да, я без особых проблем смог получить твое разрешение остаться  несколько дней у тебя в квартире. Кстати, Жанна, это уже без дураков. Но нельзя же быть такой доверчивой! Тебя обвести вокруг пальца пара пустяков. А если бы я оказался действительно уголовником или убийцей? Я понимаю, ты жила в своем придуманном мире, в мире интеллигенции, которая окружала твою бабушку, и никогда не сталкивалась с темной стороной жизни. Твои школьные взаимоотношения с девочками и мальчиками, я в расчет не беру. Это такие мелочи, о которых и упоминать-то не стоит. Согласись?
 Обиды на родителей тоже. Смерть бабушки была твоим первым  уроком в этой жизни. Но эту смерть ты не смогла еще осознать до конца. У тебя просто не было  для этого времени. Настоящее осознание потери приходит позже. Гораздо позже. И все же, ты читаешь книги, смотришь телевизор, где постоянно показывают насилие, кровь, смерть. И это не просто кино, это жизнь.
- Теперь ты можешь мне об этом не говорить, - горестно прошептала я. – Сейчас вокруг меня столько смертей и крови, что хватит на всю оставшуюся жизнь.
- Ты права, - согласился Шура. – Извини. Идиотская манера постоянно кого-то поучать. Ни как не могу искоренить этот недостаток в себе. Сказываются гены. Мои родители учителя, и сестра тоже, - пояснил он. – Один я отбился от стаи.
- Значит, жалостливый рассказ, про алкоголика папу и бедную маму, очередная ложь? – вздохнула я.
- Не ложь, а легенда, - поправил меня Шура. – Это две абсолютно разные вещи. Не мог же я рассказывать тебе о моей такой добропорядочной семье, и о себе уголовнике? Тогда, ты бы уж точно не поверила мне.
- Почему же? – удивилась я. – Сейчас столько непорядочных людей, выросших именно в добропорядочных интеллигентных семьях. Далеко за примером ходить не надо. – На мои глаза снова стали набегать непрошенные слезы, - мои родители. Я теперь дочь врагов народа? Да?
Шура растерялся.
- Ну, ты скажешь тоже. Сейчас другое время. Дети за родителей не отвечают. И анкет, где спрашивается об осужденных родственниках, тоже нет. Выкинь эту дурь из головы.
- А, может, я тоже была в сговоре с этими преступниками? – Мое сердце ухнуло куда-то в пятки.
А если они действительно решат, что я такая же, как мои родители? Господи, какой ужас! И вообще, как я теперь буду жить, учить детей? Учить детей…
 Вряд ли мне теперь позволят это делать. Какая бы власть не была, но дочь шпионов, торгующих секретами Родины, всегда будет под подозрением. Как они могли пойти на это? Ведь  они всегда казались такими бескорыстными, непрактичными, не думающими о деньгах, людьми, фанатично увлеченными своей работой. Именно папа всегда говорил мне о Родине высокопарными словами, о долге, чести, совести. А мама…
 Что заставило их предать Родину и нас с бабушкой? Нет, что бы мне сейчас Шура не говорил. Я всегда буду в поле зрения органов безопасности.
То, что я читала или слышала о КГБ, повергало меня в шок. Люди, работающие на  «органы», это своеобразные роботы, для которых не существует таких понятий, как: жалость, привязанность, сочувствие, понимание. Они способны переступить через все для достижения своей цели.  Даже через родных и близких. Их всегда можно отличить в толпе по стальному, жесткому, гипнотизирующему взгляду. И улыбаются они только губами. И смеются натужно, через силу.   А сколько невинных, погубленных жизней на их совести?
Я вспомнила бабушкину приятельницу Агнессу Георгиевну. Как-то раз я подслушала их с бабушкой разговор. Тогда мне было лет четырнадцать, или пятнадцать. Не помню. Они считали, что в библиотеке никого кроме них нет, а я как читала, так и уснула в нише, в которой последнее время, все прятался Шура, и говорили, не особо стесняясь в выражениях. Они вспоминали свою молодость. Агнесса Георгиевна рассказывала бабушке, как в 1939 году были арестованы ее родители. Ее отец был крупным военным спецом. А арестовывать их пришел давний друг семьи, который был крестным отцом Агнессы. В их дом он зашел с улыбкой на лице и стальным взглядом во взоре. Родители, видимо все поняли сразу, потому, что побледнели, и остались стоять в прихожей. А Агнесса кинулась к крестному на шею. Ей тогда было двенадцать лет. Он отбросил ее на пол, как щенка. Агнесса больно ушиблась, и заплакала. Она не понимала, что произошло. И только когда ее вместе с родителями затолкали в машину, до нее дошел весь ужас происходящего. Родителей расстреляли, а ее отправили в лагерь для детей врагов народа. Сколько унижений, боли и горя пришлось пережить ей за те долгие пятнадцать лет, что она провела там, не передать. Она поседела в шестнадцать, когда охранники взяли ее немного поразвлечься, и пустили по кругу. После смерти Сталина ее родителей реабилитировали, а ей позволили вернуться в Москву. Прошло еще пять лет, и однажды, она столкнулась со своим крестным прямо на улице. Он не узнал ее. Зато она узнала его сразу по той же фальшивой, натянутой улыбке и стальному взгляду. Конечно, он постарел, но выглядел еще бодрым и достаточно здоровым. И она кинулась на него с кулаками. Когда он вспомнил ее, то не стал оправдываться, и даже не смутился, а произнес сакраментальную фразу, которую она запомнила на всю оставшуюся жизнь. Он сказал так: «Враг народа, кем бы он ни был, даже моим отцом, для меня всегда будет врагом народа. И у меня не дрогнет рука, уничтожая его. Так меня воспитала партия. А ошибки бывают у всех. И в нашей работе они были тоже. Но зато их было гораздо меньше, чем истины. Лес рубят, щепки летят. Твои родители и ты оказались щепками. Но зато и леса было повалено не мало. За мою работу и преданность делу я имею несколько высоких правительственных наград, и горжусь этим». Он ушел, а Агнесса еще долго не могла прийти в себя. А совсем недавно, когда рассекретили архивы, ей удалось прочесть дело ее родителей. Главным обвиняемым в деле фигурировал ее крестный. Арест отца был необходим ему для того, чтобы прикрыть огрехи в своей работе, и продвинуться выше по служебной лестнице, «разоблачив» врага народа союзного значения. И после всего этого он теперь отдыхал на «заслуженном» отдыхе, получал персональную пенсию, и пользовался всеми льготами и привилегиями. То есть радовался жизни. А ее родители  такие молодые, красивые, честные, порядочные, давно сгнили в болотах, куда кидали трупы расстрелянных. Ее жизнь была ежедневным адом, потому, что едва ей стоило ночью закрыть глаза, как она переносилась в барак. Видела испуганные глаза девочек, и слышала их надсадные крики. Видела себя истерзанную, избитую, окровавленную, и слышала издевательский смех мучителей.
Агнесса Георгиевна не могла понять, почему жизнь так несправедлива? Почему хорошие, честные люди страдают, умирают. А жестокие, непорядочные, сволочные живут и радуются? Говорила, что если это случиться еще раз, то она лучше покончит с собой, чем снова позволит издеваться над собой.
Я помню, как после ее ухода, я еще долго сидела в своем убежище, захлебываясь слезами, и дрожа от ужаса. И вот один из таких людей сейчас сидит  передо мной. Он следил за каждым моим шагом. Обманом проник в мой дом. Обманывал меня во всем. Смеялся над моей глупостью и наивностью. А я так верила ему.
Да, пока я не видела от него ничего плохого. Но ведь и я не сделал ничего такого, за что меня можно было бы привлечь к ответственности. А если бы было? Неужели, Шура тоже смог бы издеваться надо мной так, как издевались над Агнессой Георгиевной его коллеги?            
- Ты в своем уме? – очнулась я от окрика Шуры. – Или меня за идиота принимаешь? Если бы ты была с ними в сговоре, то тогда зачем, скажи на милость им бы надо было пробираться в твою квартиру с такими сложностями? Ты просто принесла им эти материалы и дело с концом. Не вздумай сказать такое еще кому-нибудь, кроме меня.
- А, что будет, если скажу? – прищурилась я.
- Тебе лучше этого не знать, - процедил Шура.- Ты уже не ребенок, и должна понимать: где можно пошутить и с кем, а где нельзя. Жизнь, это не игрушки, и не кино. Тебя, лично,  никто не осуждает. Но твои родители нарушили закон, и если сейчас они были бы живы, то их бы судили по всей строгости этого закона.
Шура насупился, и замолчал. Я тоже молчала.
Действительно, кто я такая, чтобы судить его? Он занимается своей непосредственной работой. И, кстати, делает ее хорошо. И все это время, пока он был со мной, он поддерживал меня, помогал, спасал. Хотя, по идее, не должен был этого делать. Ведь это именно из-за моих родителей ему и его коллегам пришлось столько побегать, чтобы не был причинен ущерб обороноспособности нашей страны. И даже сейчас, он не ушел вместе со всеми, а остался со мной, чтобы я не осталась один на один с жуткой действительностью, свалившейся на меня. В каждой стае есть паршивая овца, такая, какой был крестный Агнессы, или этот мужчина, который орал на меня сегодня. Но по этим двум нельзя судить обо всех остальных. А я, как всегда бросаюсь в крайности. 
- Извини, - покаянно проговорила я, - заглядывая Шуре в глаза, - я не благодарная свинья.
Взгляд Шуры потеплел.
- Ладно, чего там, я не обижаюсь. Я понимаю тебя. Знаешь, мне порой, кажется, что ты действительно моя младшая неразумная сестра. Я привязался к тебе за это время. Я буду скучать.
- Я тоже, - на мои глаза снова навернулись непрошенные слезы.
 В комнате снова повисла тишина. Только часы методично и четко отсчитывали время. Вот так же они отсчитывали его для бабушки, для моих родителей, теперь вот для меня. Время вечно и в тоже время быстротечно. Оно вечно для вселенной, для Земли и быстротечно для человека. Меня не будет, а время будет бежать секунда за секундой, стремиться к минутам, часам, суткам, годам, столетиям, тысячелетием, и не заканчиваться. У времени нет ни начала, ни конца. У времени нет смерти. Оно бессмертно. У времени есть только один недостаток: оно спешит, замедляет бег, или останавливается, перестает существовать,  только для какого-то одного конкретного человека. 
- Может, пойдем на кухню? – услышала я встревоженный голос Шуры, – выпьем по чашечке кофе. Да и перекусить тебе надо бы. Ты сегодня вообще хоть что-то ела?
Я помотала головой.
- Нет. Я не хочу. Если ты хочешь? – я вопросительно посмотрела на него.
Шура кивнул.
- Я бы не прочь проглотить чего-нибудь. Тоже как-то не до еды было сегодня.
- Тогда пошли, - я встала, всунула ноги в тапочки, и на трясущихся ногах поковыляла к двери.
- А ты ничего?  Можешь идти? – Шура взял меня за локоть. – Ты вся дрожишь. Давай-ка назад, в кровать. Я сварю кофе, сооружу чего-нибудь на скорую руку, и принесу сюда.
- Нет, нет, я не хочу больше лежать, - заупрямилась я. На самом деле мне просто не хотелось оставаться одной со своими мыслями. – Лучше я посижу с тобой. Пока ты готовишь, глядишь  у меня и аппетит появиться. И потом, ты же мне расскажешь все до конца, правда?
- Расскажу, расскажу, - успокоил меня Шура, - только давай договоримся так: героиню из себя не изображай. Если тебе плохо, ложись, и лежи. Я быстро.
- Нет, все в порядке. Пошли. – Не соглашалась я. Мне вдруг показалось, что как только Шура выйдет из моей комнаты, я его больше не увижу. Он уйдет.
- Ну, как знаешь, - Шура махнул рукой. – Если ты чего решила, тебя не переупрямишь. Пошли.
На кухне он осторожно посадил меня на стул, и принялся за готовку. Вскоре по комнате поплыл аромат поджаренного лука и помидор, потом зашкворчали  яйца. Большие ломти хлеба, щедро намазанные маслом и покрытые сверху сыром, вдруг вызывали во мне зверский аппетит.
Я не заметила, как уничтожила все, что поставил передо мной Шура. Я и не предполагала, что настолько голодна. Еще час назад мне казалось, что больше я не смогу, не то, что есть, а даже жить. Слабое все же существо – человек. А, может я не права? Наоборот – сильный. И только так он и может выжить в этой порой невыносимо трудной жизни?
Шура поставил передо мной чашку с кофе, и спросил:
- Ну, оклемалась немного? Готова слушать дальше?
- Готова, - встрепенулась я.
- Тогда, поехали, - Шура расслабленно откинулся к стене. – Если помнишь, когда ты уснула, в тот день, в воскресенье, я ушел из квартиры? Тебе я сказал, что ходил в казино. На самом деле я ездил к себе на службу. Когда я пришел туда, на меня накинулось начальство, с упреком, как я мог  проморгать тебя? Я опешил. Вначале, никак не мог врубиться в ситуацию. Я, оставил тебя дома, спящей, вконец измученной. А они утверждали, что ты в то время, как я наблюдал за твоими страданиями под палящим солнцем,  вошла в квартиру Каневского, а через некоторое время вышла от него, и  исчезла. Села в машину, и уехала. Они потеряли тебя в районе Ленинградского проспекта. Ты сумела оторваться от слежки, проехала на красный светофор, и скрылась во дворах. Каневский из квартиры не выходил. На дверной звонок не отзывался. Оснований, для вскрытия квартиры у нас не было.
- Почему? – удивилась я.
- Да, потому, - пояснил Шура, - человек может принимать душ, спать, или просто не хочет никому открывать. Имеет на это  полное право. Квартира, это его частная собственность. Поэтому, я вернулся сюда, и практически уговорил тебя поехать к Вадиму домой.
-  Я думала об этом, - кивнула я, - мне  еще тогда показалась подозрительной твоя настойчивость поехать к Вадиму. Я даже предположила, что это именно ты его убил, и тебе надо  зачем-то вернуться в его квартиру еще раз.
- Ну, вот, - продолжил Шура, - надо было срочно разгадать этот ребус. Во-первых, у тебя нет машины, и я-то уж точно знал, что ты была на условленном месте, а не в квартире Вадима.  Если они нашли твоего двойника, то зачем? Напрашивался только один ответ: убрать тебя, и оставить ее вместо тебя.  На время. Потом, «ты» могла продать квартиру, переехать в другой район, вообще уехать из города. Не понятно было только одно: зачем им понадобилось «светить» твоего двойника? Надо было разобраться в этом. Когда мы вошли и увидели труп Каневского, то я в конец был обескуражен. Какой смысл  в его смерти? Зачем было разыгрывать такую сложную комбинацию со знакомством, устройством тебя на работу, ухаживанием, посылами на будущее, чтобы, не выполнив задуманного, убить? Да еще предварительно «засветив» «тебя»?  Это был воскресный день, к тому же летний, жаркий. Полдень, когда народ, проснувшись, выползает из своих квартир кто куда. Кто за город, на природу позагорать, искупаться. Кто в гости, в парк. Обязательно найдется, хоть один человек, запомнивший женщину, выходящую из чужой квартиры. Жильцы друг другу уже примелькались. Вадим, фигура заметная. Красив, богат, одинок. Такие  мужчины всегда привлекают внимание женщин, живущих в этом доме. 
Я оказался прав. Милиции практически сразу же стали известны приметы женщины, посещавшей Каневского  и в полдень и ночью. Они промахнулись только в одном, у той женщины была родинка. Своя, настоящая, которую убрать невозможно. Они, видимо рассчитывали, что никто не будет акцентировать на ней внимание. Расскажут о цвете волос, фигуре, одежде.  Нам удалось попридержать ретивых оперов.  Но, полностью изолировать тебя от них, было бы неразумно. Для нас стало очевидным, что убийство Вадима каким-то образом связано именно с тобой и пропавшими документами. Но каким? Тут еще ты начала играть в мисс Марпл, и путать нам карты. Занялась самостоятельным расследованием. Хотя, если ты помнишь, я запретил тебе делать это.
- Зато, именно мне удалось узнать о Семиной, и об обмане Вадима, - надулась я.
- А вот за это, тебе отдельное спасибо, - улыбнулся Шура. – Понимаешь, до этого, мы как-то не рассматривали его отдельно, от интересующей нас проблемы. Уж очень все совпадало. Сотрудничает с немцами, а их спецслужбы  тоже занимаются этими же разработками, который год, но пока безрезультатно. Я не имею в виду конкретно эту фирму. Я говорю о стране в целом. Зацепил тебя, именно тогда, когда был необходим выход на твою квартиру. Названивал тебе каждый день. Пригласил на свидание. Нам и в голову не могло прийти, что во всем этом замешан обычный любовный треугольник. В котором муж выступал в роли Отелло. То, что ты попалась ему на глаза, обычная случайность. Он все равно собирался на время, пока все утихнет, исчезнуть из Москвы. У него уже была запланирована командировка, куплен билет. И тут ты! Это было все равно, что выиграть миллион в лотерею. Он не преминул воспользоваться этим шансом. Позвонил своему заму, проинструктировал его, подготовил, и потом привез тебя к себе на фирму. Дело было сделано. Если ревнивый муж не поверит своим глазам, и начнет пытать тебя, то пострадаешь ты, а не он. А чего ему было тебя жалеть? Он и видел-то тебя всего один раз. И звонил он тебе каждый день, проверяя, если ты на работе, значит все в порядке. Он выждал время, и, когда понял, что его план сработал, решил вернуться домой. Он и предположить не мог, что попал из огня, да в полымя. Те, кто параллельно с нами следили за вашим «романом», уже имели на этот счет свой план. Им надо было изолировать тебя. Заставить исчезнуть из квартиры, и не на время, а надолго.
-  А почему они не могли сделать все это, когда я была на работе? – удивилась я. – Я ведь практически каждый день отсутствовала дома по восемь-девять часов.
- А вот это дает возможность предположить, что твои родители даже перед смертью не рассказали им, где конкретно спрятали  опытные образцы, и как вскрыть то, в чем  спрятаны документы. Они знали только, что документы находятся в  кабинете в одном из сейфов. Поторопились, перестарались, убрали всех, кто это знал, кроме тебя, и не хотели больше рисковать. Убить или попытаться насильно выбить из тебя код сейфа, значит, привлечь к себе внимание, и проиграть игру. Они решили пойти другим путем. Изолировать тебя, убрать из дома руками милиции. И потом, для того, чтобы найти тайник и не один, вскрыть их мало восьми часов. И для этого, надо еще снять все книги со стеллажей, простучать пол, стены, проверить все ящички и мебель. А  если ты вернешься, и увидишь, что все перевернуто вверх дном, ты же снова побежишь в милицию, а им это не нужно.  Перекладывать книги аккуратно, не изменив ничего, не реально. Понимаешь?
- Тогда, почему они не попытались выведать про этот тайник и код у меня?
- Элементарно, Ватсон, - усмехнулся Шура, - за это время они уже успели выяснить о тебе все, и поняли, что ты «не от мира сего». Тебя не интересуют деньги, как таковые. Иначе, ты бы продала квартиру, купила поменьше, и жила бы в свое удовольствие. Кутила, водила мужиков, перерыла бы сама все тайники в поисках денег и драгоценностей, если бы знала о таковых. А ты «пахала на дядю» от зари до зари. Вечерами сидела дома у телевизора. Ни с кем не встречалась, и не шарила по дому. А вдруг, ты после их разговора сразу же побежала в милицию? 
- Какая есть, - буркнула я.
- Хорошая. – Шура тепло посмотрел на меня. – Таких, как ты сейчас единицы. Днем с огнем не сыщешь.
- Вот никто и не ищет, - вздохнула я.
- Это уже другой вопрос, - согласился Шура. – Мужчина, по природе своей, как та сорока: видит только то, что блестит. То есть в первую очередь обращает внимание на внешнюю красоту, лоск, яркую одежду. И в последнюю, на внутреннюю красоту и порядочность. Чаще всего это бывает только тогда, когда он начинает подыскивать себе подругу жизни. Так сказать для продолжения рода и семейного уюта. Мы с тобой еще поговорим об этом, а сейчас не будем отвлекаться. Я очень устал. Хочу закончить свой рассказ, и пойти отдохнуть.
- Ты уйдешь домой? – дрогнувшим голосом поинтересовалась я.
Шура внимательно посмотрел на меня.
- Ты боишься оставаться одна? Теперь тебе нечего бояться.
Я опустила голову, и молчала. Конечно, Шура не нянька, чтобы нянчиться со мной. Он свою работу выполнил. Да еще вдобавок, делает мне одолжение, рассказывает обо всем.
- Хорошо, - услышала я его тяжелый вздох, - сегодня я останусь ночевать, как обычно в кабинете. Пойдет?
- Пойдет, - повеселела я.
- Ну, и лады, - Шура допил кофе, и собрав пустые тарелки и чашки, отнес их в мойку. – Поехали дальше. Значит, они подкидывают свидетелей  ментам, в надежде, что тебя задержат, и отправят в Сизо. Ты еще и помогла им в этом. Решила отравиться, потом вызвала «скорую помощь», те дали показания о твоей неустойчивой психике, и попытке суицида. Если не брать в расчет действительную ситуацию,  и то, что и мы и милиция  были в курсе происходившего, что бы еще оставалось ментам думать? Утром, женщина, похожая на тебя, как две капли воды, убивает Каневского, потом эта женщина пытается отравиться сама, но в последний момент пугается, и вызывает «скорую помощь», а после едет на квартиру убитого. Тем более и пальчики твои там остались.
- Значит, все же остались? – переспросила я.
- Остались, - кивнул Шура. – Ты же цеплялась там за все, что попадалось под руку. Оставить пальцы на зеркале, это вообще «высший пилотаж».
Я виновато шмыгнула носом, и пробурчала:
- Если бы я занималась убийствами и грабежом постоянно, то знала бы, как надо себя вести, и за что хвататься, чтобы не оставить следов. Но у меня другая профессия, если ты помнишь.    
- Помню, можешь не сомневаться, - рассмеялся Шура. – Так вот, они рассчитывали, что улик против тебя выше крыши, и  твой арест, это  дело нескольких часов или дней. Через день-два в твоей квартире появился бы твой двойник.
- Но ведь в доме бы знали, что я арестована? – засомневалась я. – Я читала, при обыске или аресте нужны понятые. И в основном, ими бывают соседи.  Где же здесь логика?
Шура поцокал языком.
- Ты не права девочка. Логика здесь железная. Во-первых, полдома в отъезде, в отпусках, на даче. Во-вторых, очень мало людей по настоящему разбираются в законах и юриспруденции. Она бы сказала, что выпустили до суда, или вообще оправдали. Да мало ли, что можно придумать. И тогда, не спеша, спокойно, они могли бы искать свои документы. И  спецслужбы, по их понятиям, сняли бы наблюдение за квартирой.  Раз тебя нет, и квартира опечатана, зачем за ней вести наблюдение? А если  и не сняли, то, увидев, пока бы разобрались, что к чему. Она могла сказать, что  отпустили до суда и все. Какие проблемы? 
- Так квартиру же опечатывают? Или нет? – засомневалась я.- И участковый должен проверять. 
- По идее, да, - согласился Шура. – Но ты же понимаешь, сотрудников не хватает, дел море, кто будет следить за закрытой квартирой? Раньше участковый обходил такие квартиры, да и вообще неблагополучные квартиры. Теперь же этим не занимается никто. Время такое. Теперь любого спроси: «кто твой участковый, знаешь?»  Девяносто девять процентов ответят отрицательно. И вообще мы, по их расчетам, как сказала Суровцева, (это та самая женщина, которая выдавала себя за тебя) после твоего ареста, должны были снять наблюдение за квартирой. Прошло больше месяца, никто в квартире чужой не появился, это должно было убедить нас в том, что в ней ничего интересного нет. А твоя история, дело обычное. Ревность, неуравновешенность, сумасбродство, одиночество. Чего еще надо?   
- Ну, и кто же им помешал это сделать? – я пыталась размышлять, анализировать, но у меня почему-то это плохо получалось.
- Я, - коротко отозвался Шура.
Я удивленно вскинула на него глаза.
- Ты?
- Вот именно, - ухмыльнулся он. – Я, собственной персоной. Ну, и конечно моя контора. Контора притормозила оперов, а я поселился у тебя.
- Выходит, Вадим все же погиб из-за меня? – удручено вздохнула я.
- Судьба, - пожал плечами Шура. – Твоей вины  здесь нет. Он хотел подставить тебя, а поплатился сам. Тут уж ничего не поделаешь. Десять Христовых заповедей все знают, а чтят, и выполняют единицы. А там, между прочим, есть одна, которая гласит: «Не пожелай жены ближнего своего».  Так, по-моему? Я, честно говоря,  в этом не силен. С рождения атеист, но кое, что все же знаю. А он пожелал, вот и получил сполна. Так, что кончай себя казнить. Поняла?
- Поняла. – Умом-то я понимала, а вот сердцем… 
- Когда они увидели, что их план не увенчался успехом, - продолжил Шура, - ты на свободе, и пока никто не собирается арестовывать тебя, они решили зайти к тебе с другого бока. А именно, через твою общительную подругу. Их начало поджимать время. 
- Через Леру? – удивилась я.
- Вот именно, - кивнул он. – Твоя подруга очаровательное создание, но жуткая болтушка.
- Я бы такого не сказала, пробормотала я, - она любит поговорить, но она не болтушка.
- Значит, на нее так повлиял медовый месяц, - ухмыльнулся Шура. – Так бывает. Когда ты счастлив сам, тебе хочется осчастливить всех и вся. Видимо она действительно очень хорошо к тебе относится, поэтому и решила устроить твое счастье. Всем одиноким мужчинам в этом круизе, она расписывала, какая у нее замечательная, умная, добрая, и порядочная подруга. Как она мечтает о семье. Мужа будет холить, и лелеять. Жилищной проблемы нет. Огромная квартира в центре столицы. Но, ты же понимаешь, одинокие мужчины в круизе, не всегда одиноки на самом деле. Дома они в большинстве  своем давно уже имеют семью и детей, да к тому же не одну. А вот Кочкин, клюнул. Он начал подробнее интересоваться тобой, изъявил желание посмотреть на тебя. Лера обрадовалась, и побежала звонить тебе.
Наблюдая за тобой, эти люди знали, что у тебя есть единственная подруга и эта подруга сейчас находиться  в свадебном путешествии. Организация не слабая, как ты понимаешь, поэтому послать своего человека к ней, на теплоход, им не составило труда. Они хотели действовать через нее, но тут подвернулся вариант с Кочкиным.   Подобрать похожего человека, загримировать,  и прислать его раньше, чем объявиться настоящий Кочкин, для них тоже труда не составило. Тем более, что настоящий Кочкин должен был появиться у тебя только через два дня, после звонка Леры. А два дня, это не малый срок. Они решили, что успеют. Или изолируют настоящего Кочкина, если в этом будет необходимость.  И потом, им надо было выяснить: кто такой я, и представляю ли для них какую-то угрозу? Тетя Соня ведь успела всем интересующимся, рассказать о жильце молодой соседки, не только милиции.  Поэтому и появился лже Кочкин. Он был моложе и красивее настоящего, но на это и был сделан расчет. Ты должна была проникнуться к нему любовью и доверием. Он рассчитывал произвести на тебя неизгладимое впечатление, чтобы ты влюбилась с первого взгляда. Раз ты влюбилась в Вадима с первого взгляда, почему не можешь влюбиться в другого такого же красавца? И ты клюнула на их приманку. Тем более, что обмануть тебя не сложно. Ты даже документы у него не спросила.
- Но я же не знала ничего, - мое лицо залила краска стыда. Ведь я действительно оказалась лопухом. – Но в одном ты не прав. Мне он не понравился с первого взгляда. Начал нести чушь про соки, правильное питание. Смотрел на меня, как на букашку под своими ногами.
- Отрадно слышать, - хмыкнул Шура. – Значит, я ошибся. А чушь про питание, он начал нести, как ты выражаешься, по одной простой причине: он узнал, что я просто снимаю у тебя комнату, временно, и значит, для них не опасен. Он побежал доложить это своему шефу.
- Так же, как и ты, – насмешливо проговорила я.
- Все мы люди подневольные, - развел руками Шура, - без согласования, ни шагу не можем сделать. Так, вот, он сбегал, получил разрешение на поиск, вернулся, попробовал изолировать меня, при помощи скандала.  Ты же помнишь? Ему ведь кабинет нужен был пустой, а не в придачу со мной. У него не получилось. И тут он сделал ошибку. Он решил действовать самостоятельно, без согласования с руководством. Решил, что провернет это дело быстро и без шума. Подслушав наш с тобой разговор,  он подсыпал снотворное в заварной чайник, и стал ждать. Все складывалось в его пользу. Во-первых, я остался спать в гостиной, а во-вторых, он был уверен, что, выпив чай, мы уснем крепко и надолго.
- А если бы ему предложили выпить чаю? – удивилась я.
- Ты забыла? – спросил Шура, - он же сразу предупредил, что  пьет только зеленый чай и минеральную воду. Он ни чем не рисковал. Но я, предполагая подвох, не стал пить этот чай. Я специально так громко и крикнул тебе, чтобы ты его мне принесла, ожидая подобного.
- Я тоже, отхлебнула всего два глотка, - вспомнила я.
- Вот поэтому-то он и попался, - кивнул Шура. – Правда, я вынужден согласиться, что он не дурак. Он очень удачно выбрал время. Четыре часа утра, это самый глубокий сон. И я действительно задремал. Но, когда у него упала книга, я проснулся.  Дальше ты помнишь, что было.
- Ну, да, - хмыкнула я, - ты полез сам смотреть, и чуть не свалился. Пока я спасала тебя, наш «друг» сбежал.
- И на старуху бывает проруха, - не растерялся Шура. – Дело в том, что он-то знал, где находиться тайник, а я нет. Мне надо было посмотреть, что он нашел, поэтому я и полез на стремянку. А вдруг он сумел вскрыть сейф, и успел забрать документы? Кто же знал, что так получиться. Я все держал под контролем. Но непредвиденные обстоятельства случаются везде.
-  А документы-то в конечном итоге оказались совсем не там. – Вздохнула я.
- Да. Но, это мы теперь знаем, - ответил Шура, - а тогда ведь не знали. Я ведь обыскал в твое отсутствие практически всю квартиру, простучал каждую паркетину, подоконники, стены и ничего. Нашел тайники, сейф. Сообщил об этом. Но, кто же мог предположить, что все это храниться в табуретке? Додуматься до такого могли только женщины с нестандартной логикой мышления.
- Ты хотел сказать « с приветом»? – хмыкнула я.
- Заметь, это не я сказал, - насмешливо произнес Шура.
- Не сказал, так подумал, - пробурчала я в ответ. И съехидничала, - значит, все же «легенда» пригодилась?
- Не понял, - нахмурился Шура.
- Чего ж тут непонятного? Ты же изображал из себя вора? Вот, как вор и обшаривал всю квартиру, пока меня дома не было. В нижнем белье тоже шарился? Понравилось?
Шура обиженно засопел.
- Ничего тебе больше рассказывать не буду.
- Ладно, ладно, не обижайся, я пошутила, - испугалась я не на шутку.
Я все время забывала, что Шура «при исполнении», и вовсе не обязан что-либо рассказывать. Я до сих пор не могла поверить в реальность происходящего. Мне казалось, что это дурной сон, который должен вот-вот кончиться. Я проснусь, и все будет по-прежнему. Мама с папой будут живы, и здоровы. Бабушка скоро вернется с очередной лекции, и будет ворчать на меня за то, что я забыла купить хлеб, а я буду оправдываться, придумывая всякие небылицы.      
- Эй, ты не уснула? – Шура помахал перед моими глазами рукой.- Так и быть я тебя прощаю. Дальше слушать будешь?
Буду, - я тяжело вздохнула, возвращаясь в реалии жизни.
- Ну, так вот, они,  однажды уже побывав в твоей квартире, знали это место. Лже Кочкин прибыл с инструментами, которые видимо, были в чемодане. Но я помешал ему вскрыть тайник.
- А почему ты сам это не сделал? – удивилась я, -  Тебе-то это не составило бы большого труда, не так ли?
- Конечно, - кивнул Шура, и широко зевнул. – Устал чего-то. Которую ночь нормально не сплю, все время в напряжении. Понимаешь, вскрыть-то несложно, но небольшая промашка, оплошность, и все, ищи,  свищи этих людей. А нам были важны не только документы, но и люди. Тем более, надо было выяснить, где идет утечка? Кто еще работает на них?  Малейшая ошибка и это был бы уже настоящий провал. Мы и так прокололись. У нас под боком работает организация, занимающаяся шпионской деятельностью, а мы ни сном, ни духом. Если бы твои родители сразу отдали им все документы и опытные образцы, то они могли уйти  безнаказанно, и сейчас многие бы из моих начальников, в том числе и я лишились своих погон и должностей. Хотя, если честно, я был за то, что бы вскрыть все тайники, но я человек военный, без приказа не имею права. А приказа не было.
- Ты мне так и не скажешь, чем занимались мои родители? – я сделала умоляющее лицо. – Ну, хотя бы намекни.
-  Меньше будешь знать, крепче будешь спать. – Не поддался на мою уловку Шура. – Ни к чему тебе знать об этом, - уже совершенно серьезно добавил он. – Скажу одно, если бы им удалось это сделать, то мало не показалось бы никому. Не говоря уже о том, какой урон был бы нанесен безопасности нашей страны, ее науке и престижу. Твои родители были гениями. Только злыми. Давай я уже доведу до конца свое повествование, и пойду спать.
- Давай, - уныло пробормотала я.
- Умничка, - ласково улыбнулся Шура. – Так вот, видишь ли, у вас огромная библиотека. Стеллажи от пола до потолка. Книги стоят в два, а то и в три ряда. Чтобы добраться до стены, надо все это убрать, а проще скинуть на пол. Иначе не получиться. Ты в этом убедилась сама.  Так  именно   и пришлось им сделать, в конце концов, чтобы обнаружить тайники. Кстати,  ты знаешь, что их  целых четыре?
Я отрицательно помотала головой.
- Я только про сейф знала. 
 - И как ты дальше жить будешь? – вздохнул Шура, - ума не приложу. Святая простота. Ладно, поехали дальше. Два из них сделаны в наше время, видимо твоими родителями или дедами, а два других, еще в прошлом веке, при строительстве дома. Теперь понимаешь? Если они обнаружили, что их четыре, значит, надо проверять все, либо надеяться на удачу. А удача, подружка капризная. Чаще всего поворачивается к нам спиной. Это я понял тогда, когда увидел тебя на полу без сознания. Как я перепугался! Я думал, они убили тебя. То есть, пошли ва-банк. Я старался быть всегда где-то рядом, но ты же у нас девушка непредсказуемая и упрямая до безобразия. Идешь куда хочешь, делаешь что хочешь, никого не спрашивая, и не советуясь.
Я потупилась. И про себя начала бухтеть на Шуру.
Конечно, поучать легче всего. Если бы он сразу мне сказал: кто он и, откуда, то я бы не пыталась в одиночку найти убийцу Вадима, и оправдать себя. Он ведь сразу знал, что я ни при чем, но даже не намекнул об этом. Наоборот, запугивал меня отпечатками пальцев, и прочими уликами. Даже предлагал бежать с ним, предварительно заключив фиктивный брак. 
- А зачем ты предлагал мне фиктивный брак? – озвучила я свои мысли.
- Ты о чем? – изумился Шура.
- Все о том же! – фыркнула. – Зачем мне предлагал с тобой бежать, и замуж звал?
- Что у тебя в голове твориться? Я ей о таких серьезных вещах рассказываю, а она бог знает, о чем думает!
- Ты не ответил на вопрос.
Шура покачал головой, и махнул рукой.
- С тобой бесполезно спорить. Почему, почему? Потому, что после покушения на тебя, испугался за твою жизнь, – пояснил он,  – думал вывести тебя из этой смертельной игры. Но мне не позволили. – Шура помрачнел. – Тогда никто из наших людей не смог бы находиться в этой квартире легально.
- А кто пытался убить меня? – поинтересовалась я.
- Ну, скорее не убить, - покачал головой Шура, - а вывести на время из игры. Это  был лже Кочкин. После своего фиаско, он решил рискнуть еще раз.  Боялся гнева  хозяев. Вряд ли он сразу же рассказал им о своем провале. Но, то, что он действовал не один, это наверняка.
- Почему? – удивилась я.
- Да потому, что ему кто-то успел сообщить о моем появлении у дома. Иначе, я бы застукал его на месте преступления. А ему удалось скрыться, до того, как я вошел в квартиру. Он не ожидал моего прихода. Я сказал, что до утра буду в казино, играть в рулетку. Кстати, он пошарил по моим карманам вечером, когда я был на кухне, и прочел мою липовую справку об освобождении из зоны строгого режима.
- Откуда ты знаешь?
 Прямо ясновидящий какой-то. Меня всегда злил его самоуверенный тон. И мне захотелось сбить с него эту спесь.
Шура понимающе усмехнулся.
- Ты права, я не ясновидящий, и глаз на затылке у меня тоже нет. – На мою отвисшую челюсть, он отреагировал смехом, - у тебя же все на лице написано огромными буквами. Да еще и в глазах ехидство светится. А шкатулочка открывается очень просто. Я в справку свернутую вчетверо засунул волос. Утром, когда проверял, этого волоса там уже не было. Поэтому, он успокоился, посчитав, что ты действительно «пригрела» у себя уголовника.
Когда его вторая попытка тоже сорвалась, ему видимо, пришлось доложить хозяевам, о своем провале.  А тут еще настоящий Кочкин приехал раньше времени. Каким-то образом они его проглядели. Видишь, и у них бывают проколы. Началась вся эта неразбериха. Они струхнули, что ты побежишь в милицию. Но когда я проводил Кочкина и он уехал, они успокоились, и  решили действовать наверняка, то есть послали к тебе уже не одного, а двух человек.
- Костю и Василия Пантелеевича? – догадалась я.
- Вот именно, - согласился Шура. – Костя сыграл роль спасителя. А для того, чтобы ты прониклась к нему доверием, они подкинули тебе сведения, что он был студентом твоей бабушки, и уже раньше бывал у вас дома.
- Он «прокололся» сразу! - воскликнула я.
- Каким образом? – Шура  удивленно вскинул брови.
- А он сказал мне, что ему очень нравиться наша гостиная, и, что она ничуть не изменилась с того дня, как он был здесь последний раз, – затараторила я. – Но я-то знаю, что бабушка никогда не водила студентов в гостиную. Она принимала у них зачеты и экзамены в кабинете. Гостиная была только для ее подруг, и важных гостей.
- А почему ты мне об этом ничего не сказала? – нахмурился Шура. – И вообще скрыла вначале это знакомство. В результате, жизнью уже чуть не поплатился я. 
- Я не знала, что это так важно, - виновато отозвалась я.
- Ладно, проехали, - кивнул он. – Так вот, этот Костя должен был войти к тебе в доверие, и постараться сделать так, чтобы ты как можно дольше отсутствовала дома. А Чудаков в это время должен был спокойно заниматься поиском документов. Здесь они рассчитали правильно, (им надо было сразу так и поступать) что коллега твоих родителей, не вызовет у тебя подозрения. И даже  наоборот, ты проникнешься к нему особым доверием.  Друг и коллега родителей, это святое. Да и он к тому же сразу намекнул тебе о том, что будет и днем и по ночам работать в библиотеке над своей темой. Для этого ему понадобятся  книги. Поэтому, у тебя не  возникло бы никакого удивления, застань ты его внезапно переставляющим книги с места на место. Ведь так?
- В принципе, да. – Согласилась я. – Знаешь, а я еще так удивилась, когда буквально на следующее утро увидела у своей двери Костю с букетом цветов.
- И ты, опять же не сказала мне ничего, - снова попенял Шура.
- А почему я должна была тебе об этом докладывать? – взбрыкнула я. – Я посчитала, что это, не имеет ни какого отношения к нашим с тобой делам. Думала, он будет мне другом, с которым я смогу посоветоваться, которому, я могу поплакаться в жилетку. Ты не обижайся, - я тронула Шуру за плечо, - тебя я не знала, сомневалась в твоей искренности. А он был студентом бабушки. Для меня, это почти что родня. На самом деле, он не учился у моей бабушки, да?
- Нет, - покачал головой Шура. – Он бывший спортсмен. Окончил физкультурный институт.  Парень видный, спортивный. Ладно, не об этом речь.  Хорошо, что наши ребята «слушали» квартиру, и успели предупредить меня о твоем «новом» поклоннике, и к его вечернему появлению, я был готов. А иначе, было бы худо. Но вернемся к нашим баранам. Вначале, Чудаков обрадовался, узнав про наш с тобой отъезд на юг. Он посчитал, что все проблемы решены. Путь открыт, и горит зеленый свет. Но, когда мы с тобой буквально «прижали» Чудакова к стенке, заявив, что без звонка твоих родителей, не оставим его в квартире, он скис. Я же буквально насильно отвел его в гостиницу. Он понял, что именно я снова торможу их планы, и посоветовавшись, они решили избавиться от меня. Они ведь были уверены, что я уголовник, и сумел запудрить тебе мозги. Я предполагал такой поворот событий. Даже надеялся на него. Нам надо было, чтобы они хоть как-то себя проявили. Я для этого даже затеял разговор о вскрытии тайника, который мы с тобой обнаружили после бегства лже Кочкина. Они испугались, что мы доберемся до документов первыми и пошли ва-банк. 
- А как они рассчитывали после уговорить меня? – возразила я, - ведь я же потребовала от Чудакова звонка от родителей.
- Ну, это проще простого, - махнул рукой Шура. – Меня устраняют. Ты остаешься одна, в растрепанных чувствах. Я исчез бесследно, даже не попрощавшись. Тебе страшно. Милиция сидит на «хвосте», грозит тюремное заключение. Костя успокаивает тебя, соблазняет. И тут появляется Чудаков, и сообщает тебе, что твои родители на каких-нибудь испытаниях, и с ними сейчас невозможно связаться. Вдвоем они обрабатывают тебя. Говорят о том, что в доме должен быть мужчина, на которого можно положиться. Так спокойнее, и безопаснее. Ты подавлена моим исчезновением. И все, дело в шляпе. В отличие от меня, пустившего тебя «на вольные хлеба», они следили за каждым твоим шагом, и узнали от охранника фирмы Тучина, что ты устроилась работать туда уборщицей. И знали, что ты вернешься домой за полночь. Я этого не знал. За квартирой наблюдение мы вели, а за тобой уже нет. Им нужна была квартира, а не ты. Поэтому, с тобой ничего страшного случиться в ближайшее время не могло.   Но, когда вначале первого ночи в дверь позвонил незнакомый парень и начал кричать, что во дворе убивают Жанну, я за это время так успел накрутить себя, так испугался, что забыл о предупреждении коллег про нового  «поклонника», и кинулся «тебя спасать». И только увидев темный пустынный двор, куда меня заманил Минин, я сообразил, что к чему. Если бы на мне не было бронежилета, отчитывался бы я сейчас перед Господом Богом на небесах, а не разговаривал тут с тобой. Чудаков выстрелил в меня, я упал. Пуля, попадающая в бронежилет с небольшого расстояния,  не убивает, но эффект такой же, как от сильнейшего удара, после которого наступает нокаут.
- Неужели? – изумилась я. Лично я была уверена, что бронежилет это, как стальной щит, при ударе об который пуля расплющивается, не нанося никакого урона человеку. – А тогда зачем он нужен?
- Ну, как бы больно мне не было, - улыбнулся Шура, - но я жив, и относительно здоров. А синяки и шрамы, как ты знаешь, только украшают настоящего мужчину. Пуля срикошетила, и зацепила мне правое ухо. Я и не знал, что  от такого маленького органа может быть столько крови. Это, видимо и спасло мне жизнь.  Чудаков и Минин очень торопились, боясь, что кто-то может их увидеть, поэтому быстро оттащили меня в соседний двор, и бросили у мусорных баков, не проверив, жив я или мертв. Я весь был в крови, и без сознания от болевого шока.  Они были уверены, что вскоре появишься ты, и боялись пропустить твое возвращение.
- А я не появилась.
- Да, ты не появилась, - Шура хмыкнул, - они же не знали, что это только с виду ты такая безобидная, тихая, как ягненок. А на самом деле, ты еще тот фрукт. Костя караулил тебя у входа почти до двух часов ночи. Ему было необходимо убедить тебя в своей пылкой влюбленности, и желании видеть тебя, не взирая на время. Когда ты не появилась, они посовещались, и решили, что Костя остается ждать тебя у дома, А Чудаков, убедившись в моей смерти (очухались), пойдет на фирму, и попытается навести о тебе справки у охранника. Наши ребята к тому времени уже привели меня в чувство, и разыграли спектакль с появлением ментов. Семенов «слушал» квартиру и сообщил моим коллегам о том, что я побежал во двор. Они видели, как Чудаков и Минин тащили меня к мусорным бакам. Послали туда наших двух ребят, вроде с мусором, которые и «обнаружив» меня, вызвали милицию. Чудаков убедился собственными глазами, как меня увозили в труповозке, и побежал на Ленинградский проспект.
- А почему они не воспользовались моим отсутствием, и не начали поиск сразу же, ночью? – удивилась я.
- Ты же могла появиться в любой момент. Как бы они объяснили свое присутствие в твоей квартире, да еще оба? В их планы не входило убивать еще и тебя. – Пояснил Шура.
- И все равно я не понимаю, - заупрямилась я, - они ведь не могли не знать, что за домом ведется наблюдение. Они же не дураки.
- Конечно, не дураки, - согласился Шура. – Но именно поэтому, они и выжидали так долго. Ты невнимательно слушаешь. Я уже говорил тебе, что они рассчитывали,  месяца вполне достаточно, чтобы мы уверились в том, что документов в доме нет, и сняли наблюдение. А потом, они же не знали, что мы нашли тела твоих родителей, и идентифицировали их. Смерть твоей бабушки, и квартира, в которой все было перевернуто вверх дном, должны были убедить нас, что если документы и были здесь, то они найдены, и изъяты. А если они изъяты, какой смысл возвращаться сюда снова?  Каждый, в глубине души,  считает себя гением. Верит, и надеется, что он самый умный, и смог перехитрить всех остальных. Вот и они понадеялись на нашу расхлябанность, лень, и безразличие. На всякий пожарный, они все же страховались. Этим и объясняется не грубое устранение тебя, а появление рядом с тобой всех этих Мининых, Чудаковых, и лже Кочкиных.          
 - Понятно. – Я сказала, что мне понятно. Но, на самом деле я не понимала ничего! Я не понимала, как мои родители, всю жизнь гордившиеся своим патриотизмом принципиальностью, смогли пойти предательство и кражу? Я не понимала, как можно убить старую, ни в чем не повинную женщину, из-за пусть и сверх секретных, но все же бумажек? Я не понимала, как можно лишить жизни молодого, полного жизни и планов мужчину, только для того, чтобы изолировать меня? В конце концов, сломать и мою жизнь, засадив на долгий срок за решетку. Ах, мама, мама, знала ли ты, принося сюда, украденные тобой и отцом документы, сколько горя ты доставишь всем нам? Не могла не знать! Вы готовы были пожертвовать нами, ради своего благополучия. Ведь если бы ваш план удался, вы сбежали бы заграницу, бросив нас на произвол судьбы. Хотя, чему тут удивляться? Вы никогда и не заботились о нас с бабушкой. Если могли забирать последнее, не думая, как и чем мы будем жить. Что же вы были за люди?! Как больно…
- Эй, с тобой все нормально? – Шура склонился к моему лицу, и заглянул в мои глаза полные слез. – Ну, вот опять сырость разводить вздумала. Смотри, соседи вызовут аварийку. Весь дом слезами затопила. – Он пытался шутить, растормошить меня, но я продолжала хлюпать. – Так, - решительно произнес Шура, - или ты сей час же прекращаешь реветь, или я прекращаю свой рассказ.
Его ультимативный тон подействовал на меня отрезвляюще, как холодный душ. Я достала носовой платок, высморкалась, вытерла глаза, и даже попробовала слегка улыбнуться.
- Все, рассказывай дальше, я больше не буду, - пообещала я.
   - Ребенок! Честное слово, ты ведешь себя, как ребенок, - покачал головой  Шура.-
 Да, жизнь обошлась с тобой чересчур сурово, согласен. Такой удар бывает не под силу вынести и здоровому мужику, не то, что женщине. Но, выбора-то нет. Надо жить дальше. До этого ты жила в иллюзорном, скорее придуманном, чем настоящем мире. А настоящий мир, это не только мечты, книги, смех и слезы из-за несостоявшегося свидания. Это еще и боль, смерть близких, предательство и постоянные разочарования.
- А я не хочу жить в таком мире! – закричала я. – Не хочу!
- Вот это ты зря, - расстроился Шура. – Жизнь тем и интересна, что разнообразна, и многогранна. И испытания, посланные нам, закаляют нашу душу, делают нас мудрее и терпимее. Я верю в тебя. Сейчас, ты сможешь преодолеть все преграды, которые могут возникнуть на твоем пути. В тебе появился стержень, которого не было раньше. Когда я впервые увидел тебя, ты была слабой, романтичной, впечатлительной  девушкой не способной вынести даже такую мелочь, как не приход понравившегося тебе парня, на свидание. Ты сразу же кинулась сводить счеты с жизнью. А сейчас передо мной сидит женщина, не побоявшаяся противостоять двум вооруженным бандитам. Женщина, которая не опустила руки, и не сдалась на милость судьбы, когда против нее было столько улик, столько неопровержимых доказательств в ее виновности, а наоборот, практически в одиночку занялась расследованием, и нашла убийцу. Помогла не только себе, но и нам. И ты хочешь уверить меня, что после всего этого ты снова смалодушничаешь? Что выберешь на этот раз: веревку, или вены перережешь?
Мне стало стыдно, от такой отповеди. Действительно, веду себя, как истеричная барышня девятнадцатого века. Слезы есть, крики есть, осталось только в обморок грохнуться для полноты картины. Шура вообще мог, ничего не объясняя мне, хлопнуть дверью и уйти, как все. Он остался. Сидит, нянчится со мной, успокаивает, рассказывает, а я капризничаю. Действительно, как маленький, неразумный ребенок.
- Ладно, остаюсь жить. Так и быть, уговорил. – Попыталась неловко пошутить я.
- Вот это, уже другой разговор, - совершенно серьезно отозвался Шура. – Ну, что, продолжим?
- Продолжим, - согласилась я.
- Когда Чудаков выяснил, что ты уехала с Тучиным, он запаниковал. Они знали, что Тучин  друг Каневского, и кричит на каждом углу о том, что найдет его убийц непременно, но не воспринимали это всерьез. Они были уверены, что он ничего не сможет раскопать. Раз он не трогал тебя, значит, был уверен в твоей невиновности. Это было главное. Пока он не трогал тебя, они не трогали его. Пусть себе капается в дерьме, строит из себя Шерлока Холмса. Если до чего-то докопается, тогда его и уберут. Лишние трупы им тоже ни к чему. И даже, когда ты устроилась к нему  на фирму уборщицей, они не придали этому большого значения. Рассчитывали, что ты не пойдешь с ним на открытый контакт, испугаешься. Помашешь там тряпкой  день другой, и уйдешь не солоно хлебавши. И тут вдруг такой сюрприз!  Чудаков примчался назад, к твоему дому. Посовещавшись, они вошли в твою квартиру, и вот тут-то, то ли растерялись, то ли сдали нервы, они начали звонить своему шефу прямо с твоего телефона. А как я тебе говорил ранее, он стоял  на прослушке. Наши сотрудники успели засечь, и выяснить, куда они звонят. До этого, сколько наши ребята не вели их, они не допустили ни одного прокола. Звонили из телефона-автомата, говорили несколько секунд, тщательно закрывая цифры, которые набирали. После обязательно  перезванивали по любому пришедшему на ум номеру, и вешали трубку. А тут такая удача! Дальше было уже совсем просто. Им было дано указание действовать. Их шеф сказал, что они больше не могут миндальничать. Слишком много потеряно времени, растет количество трупов, а толку нет. Утром, в связи с моим «убийством» появятся менты, и начнут шастать по квартирам. Выяснят, где я жил, а тут появиться Тучин с тобой, и как мужик не глупый все поймет. Наведет справки о Минине и Чудакове, быстро выяснит, что ни тот, ни другой никакого отношения к семье Митяевых – Заяц не имеют. Путь в дом будет закрыт. Это же не уголовник, коим они считали меня, а крутой бизнесмен, с большими связями и возможностями. 
Шура задумался, потом посмотрел на меня, и тепло улыбнулся.
- Да, даже порой тщательно продуманный план, выверенный практически до мелочей, дает сбой. В своем плане они отвели тебе слишком маленькую роль, и поплатились за это. Они думали, что ты «проглотишь» все, не задумываясь. Влюбишься в Минина по уши. Девушка ты не молоденькая уже, годы уходят, а тут такой красавец, да еще герой! Спас тебя от рук «насильника», и сам воспылал к тебе страстью. А любовь, как известно СЛАДКАЯ ОТРАВА. Знаешь, что можно отравиться до смерти, но пьешь. И главное, делаешь это добровольно, и с удовольствием. А уж после, когда ты будешь «есть» с рук Минина можно считать, что дело  «в шляпе». Они судили о тебе по прошлому, и не знали, что сведения устарели.
- Не без твоей помощи, - съехидничала я. – Правду говорят: «С кем поведешься, от того и наберешься».
- Ну не так уж я и плох, - усмехнулся Шура  - Зато теперь я за тебя спокоен. Ты в этой жизни не пропадешь.
Нет, умеет все-таки Шура где-то подстегнуть, где-то подсластить пилюлю. Этого у него не отнимешь. После его слов я почувствовала себя, чуть ли не героиней.
- После разговора с шефом, мужики принялись потрошить библиотеку. Мы держали руку на пульсе, но до поры до времени не вмешивались. – Продолжил свое повествование Шура, - нам надо было взять их с поличным. Другие наши сотрудники поехали по адресу, выявленному в результате телефонного разговора.  Но, тоже, пока только наблюдали. Каково же было их изумление, когда они увидели тебя и Тучина, подъехавших на машине к этому дому.
- Они, конечно, сразу же подумали, что я была в курсе всех дел с самого начала? – напряглась я, ожидая ответа.
- Не скрою, первоначальная реакция была – шок, - кивнул Шура. – А что бы ты подумала на их месте? – он внимательно посмотрел на меня. – Мы только-только с большим трудом выяснили адрес руководителя преступной группировки, а ты спокойно подъезжаешь к его дому. Естественно возникло подозрение, что все это время не мы, а ты водила нас за нос, разыгрывала спектакль. И теперь, после моего «убийства», решила бежать. А пока мы играли в твою игру, документы и образцы уже давно заграницей, там, где их ждали.
- И я убила свою бабушку, и родителей заодно. Так?! – возмутилась я. – Ну, это уже черт знает что!
- Девочка моя, знала бы ты, на что способен человек ради денег. Ради больших денег, - протянул Шура. – Пятнадцатилетний мальчик, вырезающий всю семью: мать, бабушку, сестренку, ради тысячи рублей. Дочь, убивающая свою мать ради квартиры. Я могу привести тебе массу таких примеров. Убивают из-за бутылки водки. А тут огромные денжищи! Что ты теряла? Родителей ты практически не знала, и видела очень редко. Могла затаить на них обиду, злость, и даже возненавидеть за такое пренебрежительное отношение. Бабушку, которая воспитывала тебя по спартански,  и не позволяла ни себе, ни тебе обычных человеческих слабостей? И, потом, не забывай, это я успел изучить тебя достаточно, чтобы знать, что ты на такое не способна. Но все остальные знали о тебе не так много. Знали о твоей неуравновешенности, авантюрном характере.
- Это у меня авантюрный характер? – неподдельно изумилась я.
- А это твое частное расследование, обман сотрудников милиции, попытка суицида, это разве не авантюра? – возразил мне Шура. – А то, что ты пустила к себе на квартиру «уголовника», то есть меня, и всех этих хлынувших «друзей», это не авантюра? Практически не зная меня, ты ночью, поехала со мной, вскрыла чужую квартиру, и скрылась с места преступления, не вызвав милицию, как сделал бы любая другая законопослушная гражданка. Как ты это назовешь?
- Растерянностью, страхом, временным помутнением рассудка, - парировала я. – Это ты привык к трупам и экстремальным ситуациям. А я простая обывательница, «книжный червь», «училка», слабая одинокая девушка, внезапно оказавшаяся в эпицентре урагана. И этот «уголовник», был единственным на тот момент человеком, оказавшимся рядом, проявившим к ней хоть какое-то  сочувствие и на которого она могла опереться в трудную минуту.
- Все, сдаюсь, - Шура поднял вверх руки, - ты права. Здесь замешаны серьезные мужские игры, не на жизнь, а на смерть. Мне очень жаль, что слабая, маленькая девочка оказалась в нее втянута.
- Но не забывай, что благодаря именно этой слабой, маленькой девочке, вы смогли поймать всех этих бандитов! – язвительно хмыкнула я.
Шура от души расхохотался.
- Так давай все же определимся, какая ты на самом деле: беззащитный ягненок, или бесстрашная львица? Я что-то не пойму.
Я вспыхнула до корней волос. Он опять поймал меня на моих противоречиях. Как же хорошо он успел меня изучить! Нет, это просто невыносимо! Кинув сердитый взгляд на Шуру, я наткнулась на его смеющиеся глаза, и внезапно рассмеялась сама.
- Да, ну тебя! Все время насмехаешься надо мной. Именно благодаря тебе, я чувствую себя полной дурой.
Шура притворно вздохнул, и опустил глаза:
- Ну, что ты, дорогая!  Не стоит благодарности. Ты переоцениваешь мои возможности, право слово.
- Нет, ты действительно невыносим! – застонала я. – Если у тебя есть жена, то я ей не завидую.  Ты кого угодно приведешь в бешенство за одну минуту, и одновременно заставишь чувствовать себя никчемным существом, букашкой у твоих ног. Убить тебя за это мало!
- Да, кто-то здесь еще минуту назад говорил о своей безобидности, и беспомощности, -  вскинул брови Шура. – Оказывается, ты кровожадная женщина. - Он покачал головой, - Как я ошибался!  Век живи, век учись.
Я возмущенно фыркнула.  Шура лукаво посмотрел мне в глаза.
- Или ты таким путем пытаешься выяснить мое семейное положение?
- Еще чего! – возмутилась я. Хотя действительно, только при одной мысли о том, что у Шуры есть жена, меня, отчего-то охватывала обида и злость, так похожие на ревность. Вот это номер! Только этого мне не хватало. Сейчас самое время для нежных чувств, и особенно к Шуре. Для него я «рабочий объект». Он забудет обо мне, как только выйдет за дверь квартиры. У него таких «Объектов», как я, воз и маленькая тележка. Да и он не герой моего романа. Совсем не таким я представляла своего суженого. Во-первых, он намного старше меня. На целых пятнадцать лет. Во-вторых…
 А, что, во-вторых? Да ничего! Я рассердилась сама на себя. Какая же каша у меня в голове, если, пережив сегодня такой стресс, узнав правду о гибели своих родителей и бабушки, я сижу и рассуждаю о любви и ревности. Или я действительно дура, или…
- Ладно, не заводись, - примиряющим голосом произнес Шура, - я пошутил. Стараюсь немного отвлечь тебя от плохих мыслей, но видимо плохо удается. А если серьезно, то я не женат. При моей профессии, иметь жену и детей, не логично. Какая жена выдержит такие вот недельные, а то и месячные отлучки неизвестно куда, не требуя объяснений? Да и сиротить детей непорядочно по отношению к ним. Я всегда хожу по острию ножа. Если бы вчера пуля срикошетила чуть левее, то я бы сейчас с тобой не разговаривал, а делился бы своими впечатлениями от прожитой жизни с Всевышним. Такая работа. Сестра отдувается и за меня и за себя. У нее уже двое пацанов.
Ну, вот, подумала я, стоило только намекнуть о нежных чувствах с моей стороны, и тут же получила отставку в вежливой форме. Типа: «наша служба и опасна, и трудна…». Чтоб не строила никаких иллюзий. Неужели нет на все земле человека, который полюбил бы меня ради меня самой? Чтобы заботился обо мне не по обязанности, или необходимости, а по желанию и любви? Я не прошу много. Я хочу обычного женского счастья: мужа, детей, - семью. Я бы заботилась о них из всех сил. Мои дети никогда бы не были одиноки, и представлены сами себе. Они никогда бы не стеснялись выражать свои эмоции. Плакали, и смеялись вслух, а не в уголочке, уткнувшись в колени, как я. Они поверяли бы мне все свои секреты, не боясь быть непонятыми, или отвергнутыми. Мой муж, в моем лице, приобрел бы надежную и любящую подругу жизни. Почему, никто из мужчин, встречающихся на моем пути, не видит этого? Что во мне не так?
- Жанна! – услышала я тревожный голос Шуры. - Ты опять где-то далеко. Вернись сюда. Посмотри на меня. Ты обязательно встретишь свою вторую половинку, обещаю тебе. Ты красивая, умная, нежная и надежная женщина. Твой муж будет самым счастливым человеком на свете. А я, если ты позволишь, поведу тебя к алтарю, и буду крестным отцом твоих детей. Ведь я же твой брат, не забыла? Пусть не по крови, но по духу.
- Сколько у тебя таких сестер? - всхлипнула я, - уйдешь, и забудешь.
- Не говори ерунды, - мягко отозвался Шура. – Ты же сама знаешь, что это неправда. У меня была одна сестра, теперь стало две. Других нет. Поверь старому, лысому, толстому дяденьке, - попробовал свести все к шутке он.
- Верю, - хихикнула я, повеселев, - каждому зверю. Не верю ежу, и тебе погожу.
- Вот и договорились, -  кивнул Шура. – Ну, что, поехали дальше?
- Поехали. – Согласилась я.
- Так вот, - Шура достал сигарету, покрутил ее в пальцах, и снова засунул в пачку, - который раз пытаюсь бросить, и не могу, - пояснил он. – Когда вы с Тучиным,  и с его нанятым детективом вместо того, чтобы войти в дом, начали изображать из себя шпионов, и бегать вокруг ограды, заглядывая во внутрь, и кидая камешки, чтобы выяснить, есть ли во дворе собака?  Наши ребята поняли, что вы не сообщники, а сыщики-дилетанты, пытающиеся самостоятельно разгадать убийство Каневского, и это убийство, каким-то образом, все же связано с людьми, которые интересуют и нас. Им не оставалось ничего другого, как задержать вас.
- Да они напугали нас до полусмерти, - недовольно фыркнула я, - схватили молча, ничего не объясняя, и поволокли в машину. Я думала, это бандиты, и уже почти распрощалась с жизнью.
- Ну, конечно, - хмыкнул в ответ Шура, - они должны были представиться по полной форме, при свете фар, и громким голосом. Вы же могли сорвать всю операцию своими необдуманными действиями. Ну, а дальше, когда Минину и Чудакову удалось вскрыть  тайник, и они обнаружили там не то, что искали, они снова позвонили своему шефу – Медяннику Станиславу Федоровичу, который в это время находился в своем загородном доме с Суровцевой. Они кричали, что образцов нет, документов нет, и, где их искать, они не знают. Что они не справятся вдвоем. Квартира огромная, а времени мало. Медянник, вместе с Суровцевой выехал к ним на помощь. Вот тут-то мы их и взяли всех вместе. А благодаря твоей помощи, нашли и тетрадь с записями, и  опытные образцы. Практически, можно ставить в этой истории точку. Вернее, в твоей истории. Наша работа только начинается. Теперь предстоит выяснить, кому предназначалось все то, за чем охотились люди Медянника. Выяснить, кто помогал твоим родителям вынести, и вывезти секретные материалы и документы. Но это уже другая история. Кстати, за Суровцевой мы вели наблюдение все это время, но безрезультатно. Она вела себя безукоризненно. Вначале, мы посчитали, что ее машину просто угнали, чтобы совершить преступление. Но потом узнали, что ее отец работал вместе с твоими родителями, и сели ей на «хвост» капитально. Но нужны были доказательства. Теперь их предостаточно. 
- А что теперь будет со мной? – тихо спросила я.
- А, что с тобой? – Шура с удивлением посмотрел на меня. – Ничего. Будешь жить, учить детей, влюбляться. Когда-нибудь я выдам тебя замуж за хорошего человека, и стану крестным отцом твоих детей. Ты сменишь свою нелюбимую фамилию Заяц на какую-нибудь Уткину или Тараканову, - смешинки так и сверкали в его глазах, - и будешь счастлива.  Жизнь продолжается.
- А, может, я стану Жемчуговой, или Ивановой? – фыркнула я в ответ, - или Котеневой, - я ехидно прищурилась, - кто знает…
- Нет уж, - рассмеялся Шура, - забудь об этом. Во-первых, я детей совращать не привык, а ты мне почти, что в дочери годишься. А во-вторых, со своей свободой я не распрощался бы  даже ради моей любимой актрисы Веры Глаголевой. Или ты питаешь ко мне нежные чувства? – прищурился он.
- Еще чего! – хмыкнула я. - Шуток не понимаешь? Во-первых, ты явно не герой моего романа. А во-вторых, чего такого ты нашел в Глаголевой? Вечная женщина-подросток. И потом, она уже старая.
- Ты противоречишь сама себе, - вкрадчиво заметил Шура, - определись вначале: подросток, или старая? И потом, о вкусах не судят. Я же не обижаюсь на тебя за то, что не являюсь героем твоего романа? Хотя, я не так уж и плох. Можно даже сказать что совсем не плох, для мужчины моего возраста.
Я смешалась. Он опять завел меня в тупик. Как всегда сумел повернуть разговор так, что я осталась в дураках. Теперь выходило, что именно мне не нравиться Шура, как мужчина, а не я ему, как женщина. Да, психолог он хороший. Ему опять удалось увести разговор от гнетущей меня темы, совсем в другую сторону. Я на время даже забыла о том, что сегодня случилось со мной.
Шура посмотрел на мое несчастное лицо, и вздохнул.
- Так, мыло мочало начинай сначала? Давай-ка подруга моя, вставай, иди, умойся, причешись, и поехали-ка со мной.
- Куда? – испугалась я. – В КГБ, на допрос?
- Во-первых, не в КГБ, а в ФСБ. А во-вторых, не туда, а ко мне домой. Поживешь дня два-три, пока не успокоишься у моих родителей. И тебе спокойнее будет и мне. Тебе сейчас нельзя оставаться одной. Начнешь думать, и Бог знает, до чего додуматься можешь. Усеки на своем курносом носу, что ты ни в чем не виновата. Тебе нечего стыдиться. Ты честная и порядочная девушка.  И пока, даже о твоих родителях мы не знаем всей правды. Но скоро узнаем, и может, поймем, что их заставило встать на этот путь. Должно быть, какое-то логическое объяснение их поступку. И о бабушке твоей узнаем. Не городи огород раньше времени. Договорились? А, чтобы нам это поскорее выяснить, я должен ехать. Начальство ждет меня с докладом. Втык, за то, что упустил тебя, когда ты скрылась с Тучиным, и чуть не погиб сам, обеспечен. Одна надежда на то, что операция завершилась успешно, и начальство будет милостиво к моим огрехам. Хотя…   
Я  робко посмотрела на него.
- Извини, я же не знала. Скажи, а если, выясниться, что мои родители не виновны? Ну, может же такое быть?
- В этой жизни все, может быть, - кивнул Шура.
Я повеселела. А вдруг случиться чудо, и окажется, что мои родители не предатели? Их пытали, убили, а они так и не сказали, где находятся документы. Может, они даже герои, а я так плохо думала о них? Хотя, я опять пытаюсь уйти от реальности в мир иллюзий. А реальность такова, что они обманным путем вывезли документы и опытные образцы из закрытой зоны, и спрятали их дома. Зачем? Не для того же, чтобы они просто лежали здесь. Так, что нечего строить воздушные замки на песке, их все равно смоет водой. Лучше приготовиться к худшему, и принять удар судьбы достойно. И всей дальнейшей своей жизнью доказать, что я не такая, как они.
- Выражение твоего лица меняется, как лакмусовая бумажка, - покачал головой Шура, - то краснеет, то бледнеет. Не пытайся сейчас осмыслить все произошедшее. У тебя будет на это время. Много времени. Не в твоей власти изменить ход событий. Прими все, как есть. Поверь мне, я уже не мало лет прожил на этой земле, все проходит, и боль, если не забывается, то притупляется со временем.  Ты не одна. У тебя есть я. У тебя есть Лера. У тебя есть твой коллектив, ученики. Все образуется, поверь мне. Только не торопи события, и не наделай глупостей. Хорошо?
Я промолчала. Шура продолжил:
- А теперь, поехали.
- А где ты живешь? – шмыгнула носом я.
- На «Автозаводской», - ответил Шура, - две остановки от метро.
Если честно, мне не хотелось ехать к чужим людям, но оставаться здесь одной тоже. Какими бы хорошими людьми не были родители Шуры, я все равно буду себя чувствовать там себя неловко. Шура, скорее всего, расскажет им кто я такая и, что со мной случилось. А значит, они будут либо жалеть, либо осуждать меня. Но, если я останусь дома, то я сойду с ума от мыслей переполняющих меня. Как же быть?
И тут раздался звонок в дверь. Шура нахмурился.
- Кто бы это мог быть? Пойду, посмотрю. Сиди здесь, - распорядился он, и пошел к двери.
Я съежилась. А если это за мной? Вдруг, они передумали, и решили, что я виновна, и меня надо  арестовать? Или это за Шурой? Он сейчас уйдет, и я останусь одна в доме, где все перевернуто вверх дном? Я внезапно осознала, что после сегодняшней ночи, этот дом стал для меня чужим. В нем все было ложью. Патетические высказывания моих родителей об их великой любви к Родине, их бескорыстие, гордость бабушки по отношению к ним, ее высокие принципы, мое преклонение перед всеми ими, и самоуничижение. Мне нечего было больше сохранять его для потомков. Отныне здесь все будет напоминать мне о тех трагических событиях, которые произошли со всеми нами. Я приняла решение, если мне оставят эту квартиру, и меня в этой квартире, а не за решеткой, я продам ее. Мне одной эти хоромы ни к чему. Я куплю себе маленькую, уютную квартирку где-нибудь на Юго - Западе Москвы, а остальные деньги отдам в один из Детских домов. Мне не нужны эти деньги. Я молодая, здоровая, на жизнь себе заработаю сама. Начну жизнь с чистого листа.
- Где она? – услышала я звонкий голос своей подруги.
Я взвизгнула, и кинулась ей навстречу.
- Лерка! Господи, как же я рада тебя видеть! – я обняла подругу, и заревела.
- Ну, вот, нельзя оставить тебя ни на минуту! – преувеличенно бодрым голосом попеняла мне Лера, - вечно вляпаешься в какую-нибудь историю.
- А почему ты здесь? – всхлипнула я. – У вас же еще почти неделя отпуска.
- Какой отпуск?! Я как узнала, что с тобой случилось, тут же Олега за шиворот и на самолет.
- А откуда ты узнала? – удивилась я.
Лера смутилась, и посмотрела на Шуру, молча наблюдающего нашу встречу.
- Ну, понимаешь, люди из ФСБ беседовали с нами.
- Обо мне? – похолодела я, - и, что ты им сказала?
- Да, нет, - покачала головой Лера, они в основном расспрашивали о нашем окружении в круизе. С кем я разговаривала о тебе, кому давал твой адрес и телефон. Ну, и о тебе, конечно тоже. О твоей бабушке, родителях.
- Извини, я испортила тебе медовый месяц, отдых,  - вздохнула я.
- Да, брось ты! – отмахнулась Лера, - пустяки! Какой уж тут отдых, если я знаю, что ты в какой-то мере и по моей вине пострадала. Я ведь хотела, как лучше. Я даже и подумать не могла о том, чем обернется для тебя мое сватовство.- Она огляделась по сторонам, и присвистнула, - ни чего себе! Тут погром был что ли? Или…, - она осеклась. – Так теперь все становится более или менее понятным. Получается, я не зря сорвалась, и примчалась сюда.  Я, конечно, подозревала, раз делом занимается ФСБ, то это не шуточки, и брачные аферисты тут ни при чем, но признаюсь, такого поворота событий не ожидала. Ты расскажешь мне, что случилось? Или нельзя? – она посмотрела на Шуру.
Шура улыбнулся.
- Можно. Расскажет, если захочет. Ну, вы и метеор! Сто слов в минуту. Но я рад, что Жанна теперь не одна. Вы ведь не оставите ее? Или побоитесь?
- А чего это я должна бояться? – взвилась Лера. – Неужели вас? Или ФСБ? Так сейчас не тридцать седьмой год прошлого века. Если даже Жанну в чем-то обвиняют, то яиз кожи вон вылезу, но докажу ее невиновность. Она мухи не обидит. Святая простота! Я  буду драться за нее! Ясно? Кстати, а что вы тут делаете? Вы тюремщик?
- Яснее некуда, - хмыкнул Шура, - только смею вам сказать, что тюремщик бывает в тюрьме, а мы с вами находимся в квартире вашей подруги. А так же прошу заметить, что на ней нет ни цепей, ни наручников. И самое главное, я не дерусь с женщинами. У меня к ним другой подход. Я с удовольствием продемонстрировал бы вам его, но вы, к сожалению, связаны узами брака. А я, по возможности, стараюсь не нарушать заповеди Божьи.
- Зайка, ответь мне, наконец, кто это? – Лера прищурила глаза, и окинула Шуру надменным взглядом. – Только не говори, что это Вадим! Ты утверждала, что он красавчик. А этот…
- Вадима убили, - снова всхлипнула я.
Лера потрясенно опустилась на стул.
- Ты чего несешь!? Белены объелась? Может мне все-таки кто-нибудь объяснить по-человечески, что здесь происходит?
Шура подошел ко мне, и заглянул в глаза.
- Так ты чего решила: со мной поедешь, или дома останешься? 
- Никуда она с вами не поедет! – решительно заявила Лера. – Она поедет к нам с Олегом.
Шура молча смотрел на меня.
- Я с Лерой останусь, – решилась я.- Ты поезжай. Если будет возможность, сообщи мне о результатах расследования, что можно, естественно, хорошо?
- Конечно, - кивнул Шура. Он взял бумажку, что-то написал на ней, и протянул мне. – Вот мой адрес, и телефон. Если что, звони. И помни, о чем мы с тобой говорили. Ты для меня не чужая. Это не пустые слова. Помнишь, как у Маугли? «Мы с тобой одной крови». Я тебе верю. Ты поняла меня, девочка?
Я благодарно кивнула.
- Поняла. Иди.
Шура ушел. Лера подождала, когда за ним закроется дверь, и набросилась на меня с вопросами. Мне пришлось рассказывать все и о Вадиме и о родителях и о Шуре, обо всем, что со мной случилось за то время, пока Лера отсутствовала.
Когда я закончила  повествование, то почувствовала себя опустошенной, но мне стало легче. Я выговорилась. До приезда Леры, я все держала в себе. Даже Шуре я не могла открыть все свои мысли и страхи до конца. Они копились во мне, разрастались, и заполнили меня до отказа. Еще бы чуть-чуть и я взорвалась, разлетелась на мелкие кусочки. А сейчас, я была выжата, как лимон, но в то же время вместе с той информацией, которую я выплеснула на Леру, ушло и напряжение. Я знала, что отныне я не одна. Лера взбалмошная, немного суетливая, смешливая, но в то же время надежная и напористая.
- Так, вот, что я тебе подруга скажу, - Лера встала, подошла ко мне, села рядом со мной, и обняла меня за плечи. – В это трудно поверить. Это напоминает какой-то плохой американский боевик со шпионами, ампулами, и горами трупов. Но, к сожалению, жизнь порой более неправдоподобна, и нелепа, чем кино. Любые слова сочувствия и жалости сейчас,  будут звучать фальшиво. Просто знай, я с тобой. Единственное, зная тебя, как облупленную, хочу сказать: не вздумай чувствовать себя виноватой!  На твоих родителей у меня давно был большой зуб. Это они виноваты перед тобой, а не ты перед ними! Это из-за них ты всегда чувствовала себя ненужной, брошенной нелюбимой, одинокой. Твоя бабушка, кстати, тоже не лучше.
Я попыталась было возразить, но Лера не дала мне этого сделать.
- Не перебивай меня! Бабушка растила тебя, как в казарме. Туда нельзя, сюда нельзя. Плакать не смей, смеяться не смей. Лезь вон из кожи, но стань достойной своих великих родителей! Ты вспомни, когда мы начали дружить с тобой, только благодаря моей настойчивости и настырности, мы смогли сохранить эту дружбу. Она не хотела видеть никого возле тебя. Она вечно была недовольна тобой.
- Она любила меня по-своему. – Мне не хотелось верить в то, что говорит Лера. Да, бабушка была строгой, сдержанной в своих чувствах, можно даже сказать суровой, но она любила меня! Если я лишусь веры еще и в это, то, как мне тогда жить дальше?
Лера внимательно посмотрела на меня, и вдруг, кивнула.
- Ты права, извини. Бабушка действительно любила тебя. Помнишь, как она перепугалась, когда ты заболела кишечным гриппом? Она думала, тебя заберут в инфекцию на двадцать один день. Она названивала всем своим знакомым врачам, и по телефону заставляла ставить тебе диагноз. А потом, насушила тебе сухарей, сварила кисель, и сидела возле тебя две ночи подряд, пока тебе не стало лучше.
Я счастливо улыбнулась.
- Да, помню.
- А помнишь, как она принесла целый ананас, который ей кто-то подарил, и заставила нас с тобой съесть его весь? Сказала, что в нем масса витаминов. А сама не съела ни кусочка.
- Да мы с тобой еще хохотали, что не хватает только рябчиков, и будем настоящие буржуи, как у Блока.
И мы начали вспоминать все смешные, забавные случаи, связанные с бабушкой. Спохватились мы, когда раздался телефонный звонок.  Это был муж Леры, Олег. Он интересовался, когда молодая жена вернется домой.
Увидев мое потускневшее лицо, Лера произнесла:
- Ничего, подруга, прорвемся! Жизнь продолжается! Давай, собирайся, и поехали ко мне.
- Неудобно, наверное, - возразила я, - Олег будет недоволен. У тебя теперь своя жизнь, семья.
- Ты тоже моя семья, - твердо произнесла Лера, - и не вздумай больше возражать. А Олег, пусть только попробует, что-нибудь сказать! А если попробует, то Олегов на этом свете много, а подруга у меня одна. Поняла?  Завтра, придем, наведем здесь порядок.
- Я хочу продать эту квартиру, - сообщила я.
- Вот и правильно, - закивала Лера.- Правильно.
- Не знаю, только, может, мне не разрешат это сделать? – усомнилась я.
- Почему это? – удивилась она.
- А вдруг, ее конфискуют? Мои родители нанесли вред государству. Я плохо знаю Уголовный кодекс, но и в кино и в книгах, у таких людей обычно все забирают. - Я представила вдруг, как стою на улице в халате и в тапочках, и мне некуда идти. На лбу выступила испарина, сердце забилось, стало трудно дышать. 
- Ты чего? Совсем с катушек съехала? – рассердилась Лера, - это твоя квартира! Твои родители здесь давным-давно не живут. И потом, не они ее получали, а твоя бабушка и дед. Так ведь?
Я облегченно вздохнула.
- Так.
 Нет, я точно идиотка. Додумываю, домысливаю за других, накручиваю себя раньше времени. Когда я повзрослею, наконец? Пора уже расстаться с детскими привычками. Они никогда не доводили меня до добра. Чему быть, того не миновать. Надо решать проблемы по мере их поступления. Сколько раз я говорила себе, что надо жить сегодняшним днем, а не завтрашним? Вот с этого момента и начну. А сегодня я поеду  к Лере и Олегу, буду слушать их рассказы о заморских странах, смотреть фотографии и сувениры, пить кофе, и хоть на время забуду о своих несчастьях. Шура прав: жизнь продолжается, не смотря ни на что!


Эпилог


Прошло полгода. Приближался Новый год. Москва принарядилась. Витрины магазинов сияли разноцветными лампочками. На площадях стояли большие  пушистые ели: желтые, голубые, зеленые, украшенные игрушками и мишурой. Люди сновали туда сюда в поисках подарков. Мягкий пушистый снежок, кружась, падал на асфальт, и таял.
Я шла, не торопясь по Тверской улице, вдыхая морозную свежесть, и улыбалась. Сегодня мне позвонил старший лейтенант Зуев, и пригласил встретить Новый Год вместе с ним. А вчера вечером забегал Шура, и заявил тоном, не терпящим возражения, что Новый год я встречаю в его семье. Лера с Олегом ожидают прибавления, поэтому не сомневаются, что встречать праздник я буду именно с ними. А буквально полчаса назад, Тучин сказал, что я просто обязана встречать Новый Год в коллективе. Еще несколько месяцев назад у меня не было иной альтернативы, как встречать Новый Год или с бабушкой, или в гордом одиночестве. А сейчас я ну просто нарасхват. Моя жизнь стала насыщенной, наполненной смысла. У меня исчезли комплексы, пусть пока и не все, но все же. Я живу реальной, а не придуманной жизнью. Я стараюсь гнать от себя печальные воспоминания.
Щура действительно не обманул меня, он довольно часто забегает ко мне. Строжится, читает нотации, учит жить. Короче, ведет себя, как докучливый дядюшка. Но я рада этому. Его родители, с которыми он меня познакомил, стали для меня второй семьей. Анна Ильинична кормит меня пирожками, и жалуется на сына, от которого никак не может дождаться внуков. А Сергей Сергеевич  учит меня играть на балалайке. Я и не подозревала, что из трех струн можно получить такие красивые мелодии.
Шура выполнил свое обещание. Когда дело было закончено, он рассказал мне, как начиналась вся история падения моих родителей и ее финал.
Суровцева Ада Христофоровна родилась еще в Советском Союзе в довольно обеспеченной семье. Ее отец был крупным ученым, а мать известной актрисой. Она служила в театре Советской Армии. До пятнадцати лет Аня  ни в чем не знала отказа. Красивая одежда, вкусная еда, прекрасная квартира, услужливая домработница.
 Но вот началась перестройка с ее пустыми полками, карточной системой и сплошной говорильней, вместо работы. Вождь - перестроечник  очевидно руководством к действию считал слова известной песни пролетариата «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…». Разрушить-то ему удалось. Да еще как удалось! Могучий, нерушимый  Союз распался. Но то, что началось после, не мог предположить даже тот, кто всю эту кашу заварил. Мало того, что эти жернова перемололи его самого, так еще и повергли весь бывший советский народ в шок. Хаос, беспредел, передел собственности,  шоковая терапия, отъем государством у населения честно заработанных денег, задержки зарплаты, дефолт привели девяносто процентов населения страны к нищете. Эта  беда не обошла стороной и семью Суровцевых. Огромные суммы, вчера еще лежавшие на сберегательной книжке, растаяли, как дым, и осели в карманах предприимчивых чиновников. На походы в театр у народа не было ни денег, ни желания. Государственное финансирование театров прекратилось. Павильоны известных киностудий были пусты. Денег на производство фильмов не было. Мать осела дома и с горя начала прикладываться к рюмке. Через два года она умерла, от цирроза печени. Отец, после свертывания научных программ из-за отсутствия того же финансирования, и после отправки всех сотрудников института в бессрочный отпуск за свой счет,  занялся частным извозом. Благо машина была на ходу. Тройка «Жигули» шедшая на экспорт, и приобретенная еще до перестройки, была сделана на совесть.
 Домработница покинула их, как только возникли проблемы с оплатой, и теперь торговала на рынке. Моталась челноком между Турцией и Грецией. Она несколько раз приходила к бывшим хозяевам, чтобы похвастаться своей новой благополучной жизнью. Увешанная бриллиантами и золотом, она  с жалостью и презрением  смотрела на бывших хозяев, и с барского плеча дарила Адочке дешевые турецкие тряпки, которые не удалось продать из-за брака, а выбросить, было жаль. Ада скрипела зубами, и плакала по ночам. Она вспоминала свои наряды, украшения матери, распроданные в годы безденежья, обеспеченную красивую жизнь и в ней росла, и зрела злоба на всех и вся.
С грехом пополам она окончила бухгалтерские курсы, и теперь подрабатывала в двух фирмах приходящим бухгалтером. То есть делала квартальные, полугодовые и годовые балансы и отчеты. Денег платили мало. Но, устроиться на постоянную работу, не получалось.   
Как-то раз, когда она ездила ночью с отцом, потому, что участились нападения на частников занимающихся извозом, и к ним в машину сел иностранец. Он оказался немцем из Кельна. Они разговорились, а когда Курт, (так его звали) выходил из машины, то сунул ей в руку визитку с телефоном. Ада позвонила.
За две ночи, проведенные вместе, он заплатил ей столько, сколько отец и она, вместе взятые,  не зарабатывали за месяц. Через две недели он приехал снова. А потом познакомил ее со своими друзьями, и попросил обслужить и их. Так Ада стала проституткой, но для очень узкого круга клиентов.   
Так бы все  продолжалось до сих пор, если бы не господин случай. Государство опомнилось, и решило, что оно немного погорячилось, закрыв и распродав все оборонные предприятия, и  свернув все научные программы, направленные на обороноспособность и безопасность  страны. Отца снова призвали на государственную службу. Воспрянувший духом и повеселевший, он уехал. Ада осталась одна.
 В очередной приезд, Курт поинтересовался: куда подевался ее отец, почему она  ничего не говорит о нем? Ему требовалась машина на два дня. Ада похвасталась, что отец теперь работает в закрытом городе на секретном предприятии, он большой ученый. Курт удивился, усомнился, и Ада, дабы он не посчитал ее врунишкой,  показала ему письма от отца с номером почтового ящика, и сказала, что  очень надеется, что скоро все вернется на круги своя. Их семья снова станет уважаемой и обеспеченной. Отец заработает большие деньги,  и она сможет выбраться из той грязи, в которую угодила. Но, как оказалось в дальнейшем, она не только увязла в ней окончательно, но и утащила за собой отца. Курт был работником спецслужб низшего звена. В основном он выполнял работу курьера. Под видом бизнесмена он часто и беспрепятственно мог посещать Москву, не вызывая особого подозрения. Сейчас в Москве совместных предприятий больше, чем в лесу грибов. И тут ему представился шанс отличиться, да еще как отличиться! Не поставив свое руководство в известность, он решил сам разработать план вербовки сотрудников секретного предприятия, используя отца Ады, и потом преподнести результаты своей работы начальству, на блюдечке с голубой каемочкой. 
На этом закрытом объекте, где работал отец Ады, трудились и супруги Заяц. Только в отличие от него, они были мозгом предприятия, а он одним из винтиков. Но, как известно, без таких винтиков,  не работает даже самый сложный механизм.
Спецслужбы нескольких европейских стран знали о разработках, которые ведутся в этом небольшом, уютном местечке, именуемом «режимным предприятием»,  но доступа в святая святых у них не было. И тут болтливый язык Адочки и ее попытка показать свою значимость и принадлежность к определенному кругу сыграли роковую роль в судьбе стольких человек.
Как-то Христофор Маркович при выходе с режимного предприятия во время обеденного перерыва, он спешил на переговорный пункт, чтобы поговорить с дочерью, приславшей ему какое-то сумбурное, непонятное письмо,  был остановлен охранником. При проверке в кармане его плаща была обнаружена пленка «Кодак».  Христофор Маркович так растерялся, что даже не сообразил, что  охранник не вызвал спец наряд для задержания, и проверки, как предписывалось правилами. И потом, что охранник почему-то сегодня один, а не два, как было обычно.  Он начал клясться,  и божиться, что это не его, и он не знает, откуда она взялась. Охранник не стал поднимать тревогу, и изъяв у него пленку, отпустил Христофора Марковича, ничего никому не сказав. Не чувствуя за собой вины, Христофор Маркович все же почему-то почувствовал себя неловко. Он сам не знал, чего так испугался, и, почему охранник согласился не поднимать шум? Он обязан это был сделать по инструкции.
Ладно,  ему нечего  скрывать и некого  бояться. В конце - концов, он решил, что кто-то из коллег так решил над ним  «пошутить». Такие шутки у них хоть и не часто, но все же практиковались. Зависть и интриги присутствовали здесь особенно. 
 А через неделю уже охранник другого уровня снова задержал его, и при осмотре футляра из-под очков, вынул из-за замшевой подкладки бумагу с расчетами. Христофор Маркович уже испугался по-настоящему. Расчеты, это уже серьезно. Кому-то он «перешел дорогу», и тот решил таким путем, убрать его.  Он лихорадочно соображал: кому? И снова был настолько растерян,  что  не обратил внимания на то, что  бумага испещрена формулами и цифрами, не имеющими никакого отношения, к настоящим расчетам. И, что второй охранник, почему-то снова отсутствует.
 Христофор Маркович, смотрел на охранника умоляющим взглядом, что-то лепетал в свое оправдание, пытался объяснить про шутку коллег.  В конце – концов, тот забрал у него бумагу, и велел ждать его через три часа в кафе. Христофор Маркович от души поблагодарил, и через три часа, конечно же, был там, где ему было приказано быть.            
  За эти три часа он проанализировал ситуацию, и понял, что это были вовсе не шутки коллег. Он не был глупым или наивным человеком, и знал, что дважды в одну воронку бомба не падает. Его просто пытаются «поймать на крючок». А, поняв это, успокоился. С ним не раз говорили по этому поводу сотрудники безопасности. На то и секретное предприятие, чтобы к нему был особый интерес иностранных спецслужб. А, может, это очередная проверка, именно его, нашими же спецслужбами  на «вшивость»? Если это проверка, то оснований для волнения нет. Никакой вины он за собой не чувствует.  Если это попытка вербовки, что ж, им не повезло. Продаваться даже за очень большие деньги, он не собирается.
 И только, когда он увидел подходившего к нему охранника, назначившего «свидание», он внезапно понял, что все не так просто, как он думал. То, что это не «свои», он вдруг понял, как только увидел его глаза, напряженные и застывшие. Это вербовка! Но, только совершенно уверенные в успешном предприятии  люди могут позволить себе «засветить» своих агентов! А они позволили ему увидеть даже не одного, а двух! Получается, они абсолютно уверены, что он будет на них работать. Но, почему? Да, это не проверка.  Слишком грубо, и примитивно сработано. Значит…
Вскоре он получил более чем исчерпывающие объяснения, почему эти люди взяли в оборот именно его. Охранник, представившийся, Николаем, протянул ему большой бумажный пакет, из которого Суровцев вынул фотографии его Адочки, на которых она была снята в момент близости с разными мужчинами. Ксерокопии удостоверений мужчин. Все они оказались гражданами иностранных государств. Аудиозапись дочери, где она рассказывает о работе отца, и то, чем он занимается на этой работе. Фотографии его самого в тот момент, когда охранник вынимает из его кармана фотопленку, и лист бумаги с расчетами. Там была даже фотография, на которой Ада передает  неизвестному мужчине, какой-то небольшой пакет. Вырезка из газеты, с фотографией этого мужчины, сопровождающаяся надписью, «сотрудник посольства N… государства, был выслан из страны за  действия  не сопряженные с его дипломатической службой.
 Он понял, что «сгорел»! Даже если фотографии Адочки фотомонтаж, то его-то фотографии нет! Он сам виноват во всем. Надо было не прятать голову в песок, как страусу, когда его «застукали» с фотопленкой в первый раз, а поднимать шум, и требовать разбирательства. Тем самым он выбил бы все козыри из их рук. А теперь вкупе с Адочкиной болтовней по поводу его занятий и всем остальным компроматом у него нет другого пути, кроме того, который ему навязывают. Вернее путь есть: все рассказать ФСБ. Хорошо, если там сумеют во всем правильно разобраться, а если нет? Тогда вместе с дочерью он отправиться в край вечной мерзлоты навечно. Если бы это касалось только его, то он не раздумывал бы. Но сдать дочь?! По его вине, из-за его работы, она оказалась впутанной в эту грязную историю.
Он даже не допускал мысли о том, что именно его дочь и является виновницей всего того, что с ним произошло. Она глупенькая, наивная девочка.  Он оставил ее одну в большом городе, не думая о том, что она, в сущности, еще совсем ребенок и ее так легко обмануть, и запутать. Он так испугался за дочь, что с ней может произойти непоправимое, что практически не сопротивлялся. Он потерял жену. Потерю дочери он уже не переживет. Логика отказала ему впервые в жизни. Ведь если бы его дочь имела связи с сотрудниками иностранных спецслужб, ему бы никогда не позволили работать в режимном предприятии. Но страх на то и страх, чтобы лишать человека разума, воли, логики и всего того, что присуще умному трезвомыслящему человеку.
Последней каплей стали слова Николая о том, что в данный момент Ада находится у них, и от его решения зависит, какая участь ее ждет в дальнейшем. Если он откажется, то ее убьют, а все эти фотографии и аудиозаписи передадут в ФСБ (естественно, кроме фотографий с охранниками). Остаток своих дней он проведет за решеткой. Причем пожизненно, как шпион иностранной разведки. Враг нации. А если согласиться делать то, что ему прикажут, то на его счет, открытый в швейцарском банке переведут кругленькую сумму денег, и его любимая дочь будет обеспечена до конца жизни.
Суровцев согласился. Единственным его условием было еженедельное общение по телефону с дочерью, чтобы быть уверенным в том, что она жива. Согласие было получено. Николай, заставил его подписать какие-то документы, в которые он особенно и не вчитывался. Зачем? Все равно от него теперь ничего не зависело. Получив бумаги о добровольном сотрудничестве, Николай, облегченно вздохнув, сказал, что пока все не окончательно не утрясется, Ада  вернется домой, но какое-то время поживет там с их человеком. И им спокойнее и ему тоже. 
Покидая его, Николай сказал на прощание, что связь они будут держать через него. Скоро ему скажут, каких  услуг  от него ждут, и, что для этого потребуются. 
Дома Суровцев впервые в жизни напился до беспамятства. А, проснувшись утром, принял ледяной душ, выпил крепкий кофе, и немного придя в себя, начал анализировать вчерашний разговор и всю ту ситуацию, в которую попал. Ситуация действительно была безвыходная, но все же непонятная. Да, он работает там, куда у них нет доступа, но он мелкая сошка! Даже если он сможет им рассказать все, что знает сам, то это ничего не даст, и полной картины разработок не раскроет. Если кого и стоило вербовать, так это супругов Заяц, и Кириенко. А он, в упрощенном понятии, подсобный рабочий.
Суровцев повеселел. Большого урона государству он нанести не сможет, а значит, и вина его будет не так уж и велика, если его поймают. Зато он спасет дочь. Он даже начал насвистывать, одеваясь на работу.
Но радость его длилась недолго. Через два дня он, проходя мимо Николая, увидел, как тот кивнул ему, и прошептал: «на том же месте».
В кафе, он купил пачку сигарет, и проходя мимо, уронил газету на пол, а когда Суровцев нагнулся поднять ее, сунул ему в руку записку. Когда дома  Суровцев прочел ее, то обнаружил там инструкции. Ему предписывалось войти в тесный контакт с супругами Заяц. Попытаться стать их другом.
Но это было невыполнимо! Супруги Заяц были фанатиками своего дела, и у них не было друзей. Они им были просто не нужны. Они даже друг другу были нужны только в качестве научных соратников и коллег.
 Когда  НИИ перестали финансировать, практически все покинули его, кроме супругов Заяц и еще тех, которым просто некуда было деваться, или нужен был стаж работы и больше ничего. Но только супруги продолжали свои исследования, и торчали там сутками, не получая ни копейки за свою работу. Их  содержала мать госпожи Заяц, которая была востребованным профессором МГУ. А когда разработки снова возобновили на государственном уровне, и супруги стали получать неплохую зарплату, то стали тратить все заработанные деньги на дополнительные исследования.
 Все сотрудники центра осуждали их за наплевательское отношение к единственной дочери и престарелой матери. Они никогда не посылали им посылок, переводов,  как это делали другие. В их закрытом городке был хорошо поставлен вопрос с питанием и промышленными товарами. Они никогда не звонили им в праздники, и не показывали коллегами семейные фотографии, как это делали другие. И он должен подружиться с этими людьми? Каким образом?    
 Он попытался довести эти сведения до своих новых хозяев, но получил суровую отповедь, и предупреждение. Дочь поплакала ему в трубку, пожаловалась на плохое обращение, и он засуетился.
Вечером он зашел к супругам, якобы за хлебом, который забыл купить. Оказалось, что у них тоже нет хлеба. И вообще они питаются только на работе, а дома занимаются опять же работой. Им не до бытовых проблем. Суровцев удивился. Ведь расчеты и материалы запрещено выносить за пределы центра. Как же им это удалось?  Супруги рассмеялись, и постучали себя по голове. А это, мол, зачем? Главное-то здесь!
Суровцев доложил хозяевам, а дальше все было легко, и просто. Ему дали ручку-фотоаппарат, и в следующий приход он сфотографировал госпожу Заяц за расчетами в их квартире, развернутые конспекты, графики, чертежи. Они доверяли ему, так как знали не один десяток лет. А однажды попросили даже помочь в расчетах. Суровцев чувствовал себя предателем, сволочью, обидевшим неразумного ребенка, но что он мог поделать?
А потом наступило затишье. Месяца три никто ничего не приказывал, и не заставлял его делать. Дочь была весела, щебетала по телефону, как птичка, и он решил, что вдруг, произошло чудо, и они решили отказаться от своих помыслов. Может, на этом все и закончится?
Но не тут-то было! Оказывается, они выжидали. Из каких-то своих каналов знали, что дело близится к завершению, и ждали этого.
Как только опытные образцы были получены, и прошли апробацию, всю группу, занимавшуюся этими разработками, пригласили в Москву, в Кремль для вручения наград и премий. Суровцев тоже был в списке приглашенных. Вот тут-то все и началось! 
Когда до отъезда оставалось несколько дней,  ему было приказано поставить супругов Заяц в известность о том, что их халатность привела к тому, что в данное время часть  расчетов, графиков, выкладок, написанных их рукой, находится у спецслужб конкурирующей с Россией страны. И при отказе сотрудничества…  Дальше все было по стандарту, как и самим Суровцевым, но этим занимался уже не он. Он только передал им, что было велено.
Супругам Заяц было приказано  снять на пленку все расчеты сначала и до конца и передать все это Николаю. Но тут, вдруг, толи из-за того, что спецслужбы побоялись утечки информации, в связи с завершением работ, толи по каким другим причинам, но был максимально ужесточен пропускной контроль. Теперь, чтобы покинуть центр, надо было пройти тройной контроль, включая новейшую аппаратуру и несколько пар охранников.
Но радость Суровцева и супругов Заяц была преждевременной. Супругам напомнили об их феноменальной памяти, и потребовали все расчеты восстановить дома. Ведь это именно они вывели окончательную формулу, и разработали способ получения. А в настоящие расчеты приказали внести «поправки», чтобы после их исчезновения, коллегам не сразу удалось найти ошибку. Время до выезда в Москву поджимало. Супруги задергались. Они понимали, что, отдав записи сейчас, они рискуют потерять к себе интерес «хозяев», и вообще попрощаться с жизнью. Тогда они решили подкинуть им «утку».  Они сообщили, что в свое время смогли вынести несколько ампул с образцами домой, до ужесточения контроля. Сейчас они находятся у них в квартире. В данный момент они передадут ампулы, а документы, и окончательные расчеты,  они допишут, и отдадут  в Москве.
Ампулы были переданы, но  естественно не с опытными образцами, а с дистиллированной водой, в которую были добавлены некоторые химические растворы и микроэлементы. Таким образом, они, как они считали,   успокоили «хозяев», и выиграли время. Они понимали, что для проверки опытных образцов требуется время и специальное оборудование, поэтому ничем особенно не рискуют, идя на обман. 
 В Москве, мадам Заяц сумела на время скрыться от наблюдения. В Кремль допуск был ограничен, а на беседу к президенту вообще пригласили только пятерых человек, имеющих непосредственное отношение к научному открытию. После беседы был фуршет, вот тут-то она и смогла ускользнуть через другой выход. А когда появилась обратно, то сказала опешившему Медянику, поджидавшему их у выхода из Кремля, что и настоящие ампулы, и расчеты надежно спрятаны, и пока не будут выполнены  условия, которые  устраивают их:  ее и мужа, они их никому не отдадут.
А условия были таковы:  их переправляют за границу, открывают им  счет в банке, кладут туда крупную сумму денег, гарантируют им защиту, и работу на Западе, и только после этого, они в свою очередь говорят, где спрятаны  материалы. То, что материалы не «липа», можно будет убедиться в их присутствии. Они люди порядочные. Для них главное работа, а где и на кого, не суть важно. Раз в России больше работать невозможно, значит, они будут работать там, где это возможно. 
Вячеслав Медяник, правая рука Курта в Москве, связался с хозяином, и сообщил ему о возникших осложнениях, и своих подозрениях по поводу того, где предположительно могут быть спрятаны документы.
 Курт рвал, и метал. Он уже успел доложить шефу о своем успехе. А тот, выше по инстанции.  Медяник получил по первое число, и сроку не более двух дней.  Вследствие чего, и было совершено поспешное  «ограбление» квартиры, где жили Жанна Игоревна Митяева и Жанна Заяц. Жанну Игоревну он убил, чтобы показать супругам Заяц, кто в этой игре хозяин, и, что с ними никто шутить не собирается. Правда, предварительно Медяник допросил старуху с пристрастием, но она либо ничего действительно не знала, либо не захотела сказать. Времени было в обрез, поэтому возиться с ней дольше он не мог, а оставлять живого свидетеля было нельзя.
Посмотрев квартиру, Медяник пришел к выводу, что найти документы, не зная места, где они спрятаны, будет довольно сложно, если вообще возможно. В доме была огромная библиотека, и масса стеллажей и шкафчиков. Искать можно было до второго пришествия. Даже сейф, который Медяник обнаружил сразу, был встроен, вынести его было нельзя, а для вскрытия опять же нужно было время.
Когда он показал супругам Заяц фотографии убитой Жанны Игоревны, и пригрозил, что следующей будет их дочь, если они не скажут, где находятся документы и ампулы, супруги только пожали плечами. Такие мелочи их не волновали. Раз они теперь не могут вернуться назад, в свою лабораторию (не по их вине, ведь они уже находятся в розыске), то пусть новые хозяева предоставят им ее, тогда и будет настоящий разговор.
Даже Медянику, повидавшему в своей жизни всякое, и на совести которого была не одна загубленная душа,   стало страшно. Перед ним действительно были фанатики, роботы, без души и сердца. Убита их мать, смерть грозит их дочери, а они думают только о себе, и о работе.
Суровцев в это время вернулся вместе с делегацией назад, и сообщил Николаю, что после исчезновения супругов Заяц, было проведено тщательное обследование лаборатории, в результате чего  стало известно о подмене  ампул с опытными образцами. А так же проверена вся секретная  документация.  Обнаружено исчезновение ключевых листов с расчетами. В лабораторных журналах вырваны страницы. В связи с этим, теперь    супругов Заяц разыскивают все, кто только может, и милиция и ФСБ и другие структуры, заинтересованные в этом деле.
     Медяник понял, что вывезти чету Заяц из страны, в ближайшее время не реально. Курт требовал материалы, а супруги Заяц артачились. Вот тут-то Ада Суровцева и подкинула ему мысль, что сами супруги им, в общем-то, и не к чему, с ними только одна морока. Они опасны. Надо выбить из них признание, где они спрятали документы, и ампулы, и избавиться от них.
Госпожа Заяц держалась до последнего. Она уже поняла, что никто не собирается переправлять их за границу, они никому там не нужны. Работа завершена, и нужны только результаты.  Как она сразу не поняла этого? Там, эти результаты представят, как собственные разработки. Им ни к чему русские ученые. Они были обречены сразу, как только позволили себя завербовать. Стоит ей только  назвать место, которое они от нее требуют, ее тут же убьют.  Хотя, умирать придется в любом случае. А умирать так не хочется! В голове еще столько нереализованных идей, мыслей, планов...  Неожиданно, у нее произошла остановка сердца...  Ни врач, находившийся тут же, ни лекарства не смоли заставить ее сердце забиться снова.
А вот господин Заяц не оказался таким стойким. Правда, как оказалось, он знал только, что материалы спрятаны в доме его тещи, и предположительно где. Он назвал два места: сейф, и специальное углубление в стене, у потолка, за стеллажами с книгами. Но это были только предположения. Видимо, супруги не доверяли даже друг другу. Как открыть их, он тоже не знал. Шифр знали теща и жена.  Медяник понял, что промахнулся еще раз, теперь уже основательно. Его неосторожные действия привели  к тому, что он лишился именно тех двух людей, которые  знали, но были мертвы. Он поставил на короля, а главной фигурой в игре оказалась королева. Что ж, провал, это еще не окончательное поражение. Он знает, где находятся документы, и рано или поздно, они будут у него. Этот нытик ему больше ник чему. Надо избавиться и от него. Все равно сказать больше того, что он уже сказал, он не сможет.
Супругов Заяц разыскивали, поэтому было решено обезобразить их лица, сделать неузнаваемыми. В наше время безвестных трупов больше, чем бродячих собак. Пока разберутся, что к чему, если будут разбираться, все уже будет сделано. В доме осталась одна слабоумная училка, затюканная бабушкой. Они найдут способ, как подобраться к ней. Курт снова будет недоволен, но назад дороги нет. И к тому же, Суровцев уверил, что у российской стороны теперь нет ни документальных подтверждений, ни опытных образцов. Спасибо хотя бы за это супругам Заяц.  На восстановление документации и получение новых образцов понадобиться время, и не малое. Он успеет.
За домом Заяц в Москве, конечно же, ведется наблюдение. Но и оно не будет вестись до бесконечности. Люди из ФСБ могут только предполагать, что документы были спрятаны в доме. Но  убийство бабки, и ограбление квартиры,  должно было уверить их, что теперь документов в доме нет. А раз нет документов, то и смысла в наблюдении за квартирой тоже нет. Там тоже сидят не дураки, и должны понимать, раз убита мать госпожи Заяц, значит, и самих господ Заяц в живых уже нет, и ждать их появления в доме бессмысленно. И на старуху бывает проруха, и спецслужбы ошибаются. Не провели обыск квартиры сразу, не арестовали бабку с внучкой, надеялись «накрыть» всех скопом, а получили дырку от бублика. Перехитрили сами себя. Вот пусть теперь перед кремлевским начальством и каются, рвут на голове волосы, и мотают сопли на кулак. 
В Москву на помощь  вместе с Куртом прилетели двое: Фридрих и Шульц. Они взяли дело под свой контроль. Медянику отныне отведена была  роль «шестерки». Его это безумно злило, но он понимал, что сам виноват в сложившейся ситуации, поэтому, сжав зубы, молча выполнял их поручения.
За Жанной было установлено круглосуточное наблюдение. Хотя на дворе стояло лето, и нормальные люди разъехались на дачи и в отпуска, эта дамочка сидела дома, и  никуда, по-видимому, не собиралась уезжать.  Даже наоборот, нашла себе временную работу. А ее всеми правдами и неправдами надо было выкурить из квартиры, хотя бы на неделю, другую. Вначале было решено завербовать Каневского, который в это время находился в Дрездене, и действовать через него, но шеф Курта отверг этот план. Если ФСБ ведет слежку за Жанной, то и Каневский, как ее приятель и работодатель, тоже находится под подозрением. 
И тут снова вмешалась Ада. Она предложила свой план. Курту, а тот своим коллегам. План понравился. Ада предложила разыграть «бытовуху». Жанна по уши влюблена в Каневского, млеет от его голоса, и мечтает о большой и чистой любви. А он мужчина очень неразборчивый в связях. Бывшие жены, бывшие любовницы, одна из которых ждет от него ребенка.  Надо устранить Каневского, только так, чтобы в милиции были уверены, что это дело рук Жанны Заяц. Повод – ревность, ссора, нервный срыв, и как следствие – убийство. Она попадает в следственный изолятор, и путь в квартиру открыт.
Ада убила Каневского, и сделала все для того, чтобы ее, загримированную под Жанну Заяц, запомнили соседи Каневского. А после и сама Жанна помогает им в этом. Она является на квартиру к своему любовнику вместе с каким-то мужиком, ночью, и ее снова видит соседка Каневского которая живет напротив. Вроде все, дело в шляпе! Но, российская милиция почему-то не спешит брать Жанну под стражу. К ней приходят следователи, разговаривают с ней, и… уходят одни, без нее. План не сработал! Фридрих с Шульцем в недоумении. А Медяник злорадствует про себя. Это вам не немецкая педантичность и четкость. Думали, он дурак, а они очень умные, вместе с этой потаскушкой! Как же, есть улики, есть свидетели, есть повод, а результата нет? Они видимо не слышали про российскую расхлябанность, безответственность, и пофигизм. Вот они-то и  сыграли против них.
А время-то идет, а время поджимает. Недовольство со стороны «хозяев» все растет. Они начинают отрабатывать связи Жанны. Возможность выхода на нее через друзей. И  узнают, что ближайшая подруга Жанны находится в свадебном путешествии, в круизе по Средиземному морю, и совмещая приятное с полезным, сватает всем окружающим ее мужчинам, свою подругу.
Так в  квартире появляется лже Кочкин, который узнает, что вместе с Жанной, в данный момент живет бывший зека, который каким-то образом сумел втереться к ней в доверие, и поселиться у нее дома. Это помеха, к тому же большая помеха. Фрязину, исполняющему роль Кочкина, приказывают  выдворить зека из квартиры, и остаться один на один с хозяйкой.  Настоящий Кочкин до квартиры естественно не доберется. Ему устроят маленькую аварию, а если надо, то и большую. Фрязин парень видный. Жанна  в отчаянии, в растерянности, испугана, а тут такой мужчина! Утешит, приласкает, успокоит. День, другой, и она будет, есть у него из рук. Все, квартира в полном распоряжении. И даже если фсбэшники с квартиры пока еще не сняли наблюдение, то, пробив по своим каналам Кочкина, они успокоятся. Обычный бизнесмен из Питера, пытающийся подцепить невесту с московской пропиской.
Но Фрязину Шура оказался не по зубам. С позором, покинув приделы квартиры, он прямиком помчался к Аде, и попытался свалить всю вину на нее. Кричал, что это была ее идея, и отвечать за провал придется ей, а не ему. В его обязанность входило охмурить девку, а не бороться с зеком. Поорав друг на друга, они поняли, что крайними останутся оба, и решили рискнуть еще разок на свой страх и риск. Так Фрязин во второй раз проник в дом Жанны, где она его и застала, когда он пытался вскрыть верхний сейф. Уж чего- чего, а сейфы вскрывать он мастер. Оглушив Жанну, Фрязин продолжил свою работу, но тут вернулся Шура, и ему пришлось бежать во второй раз.
Плюс ко всему этому, они еще и упустили настоящего Кочкина. Он сорвался с отдыха на день раньше, никого не предупредив об этом. Пока хватились, было уже поздно. А это уже был серьезный провал. Мало того, что у Жанны резонно возникал вопрос: что было нужно в ее доме человеку, выдававшему себя за Кочкина? Но главное, это вопрос мог возникнуть и у «органов», если они все же не сняли наблюдение за квартирой. И ответ напрашивался сам собой: документы, которые исчезли вместе с супругами Заяц.
Курт рвал, и метал. Шанс подняться на ступеньку выше по служебной лестнице, уплывал прямо из-под носа. Он, получив нагоняй от своих, за самодеятельность, и недальновидность, учинил разнос Медянику, а тот в свою очередь отыгрался на Суровцевой и Фрязине.
Время шло, а результат по-прежнему оставался нулевым. Они выждали два дня, и убедившись в том, что обыска в квартире Жанны не было, успокоились. Значит, наблюдение снято.  Они совсем уже было, решились на ее физическое устранение, но тут к ней снова пришел следователь. Да и подружка должна была скоро вернуться из круиза.  Тогда решено было задействовать сразу двух человек, чтоб уж наверняка. Так появились Минин и Чудаков. И все бы было прекрасно, девчонка клюнула и на бабушкиного «ученика», и на коллегу родителей, но снова все дело испортил тот же зек, который словно приклеился к ней. Медяник навел о нем справки. Обычный уголовник, по кличке Шура-молоток. Освободился две недели назад. Понятно, нашел дуру с лежбищем, и так просто от него не избавишься. Ему ни другие «квартиранты», вроде Чудакова, ни новые «друзья», вроде Минина, ни к чему. Он просто так, за здорово живешь, свое, завоеванное, не отдаст. Зека со справкой, никто искать не будет. Значит, выход только один…
То, что Жанна занялась своим расследованием гибели Каневского, им было только на руку. Мысли заняты только одним, и думать, размышлять о странностях то и дело возникающих в ее жизни, просто некогда. Меньше бывает дома. Пусть ищет. Главное, поселить там Чудакова, а дальше будет видно. Минин подстрахует. Но тут Жанна вышла на Тучина, установила с ним контакт, и они «сорвались».
Что произошло дальше, я уже  знала. Шура рассказал это мне еще в тот страшный для меня день, когда я узнала о смерти своих родителей, и их предательстве. Курта и его коллег задержать конечно не удалось, они покинули пределы страны, прежде, чем были получены показания Медяника и Суровцевой против них. А вся российская компания, включая и отца Ады Суровцевой и охранников центра, получили все, что им причиталось. Благодаря записям в тетради, которые были обнаружены у нас в доме, вся необходимая документация была восстановлена, и работы продолжены. Я выступала на закрытом слушании, как свидетель. Эта история так повлияла на меня, что я пробыла в депрессии более двух месяцев, и поняла, что не могу больше учить детей, и смотреть им в глаза. Умом я понимала, что моей вины во всем произошедшем со мной и моей семьей нет, и все же, я подала заявление, и ушла с работы преподавателя. 
Да, теперь я работаю у Тучина. Мы с ним большие друзья, как не странно. Порой он шутит, что худа без добра не бывает. Потеряв одного друга, то есть Вадима, он приобрел другого, то есть меня. И, что друг, проверенный в бою, это самый верный друг. А мы были с ним под пулями, да еще и с двух сторон. Это его точка зрения, не моя. Но я не возражаю. Если человеку хочется  почувствовать себя героем, пусть чувствует. Он ведь действительно не знал, чем закончиться наше с ним путешествие к дому Медяника, но поехал со мной. И потом, уже у меня дома, тоже пытался поддержать меня.
  Вечерами, немного перебрав, он жалуется мне на свою молодую жену, вызывающую у него рвотный рефлекс, и всячески оттягивает уход домой. Я подкалываю его, что большие деньги надо отрабатывать. Он начинает орать, что я ничего не понимаю в этой жизни, и мое наплевательское отношение к деньгам, это ненормально. Я, как дворовая кошка, которую устроит место и под крыльцом, лишь бы не капало. Мы ссоримся, расходимся по домам, а утром, он приходит в мой кабинет, и просит прощения.
Ляна родила девочку, ее родители удочерили ее, а она вышла замуж, и уехала в Лондон. Теперь она леди. Тучин стал крестным отцом малышки. Говорит, что она очень похожа на Вадима...
Как хорошо, что в нашей жизни есть такой праздник, как Новый Год. Я начну его с чистого листа. Все свои горести, боль, разочарования, и обиды я оставлю в старом году. Я захлопну его, как старую книгу, которую помнят, но никогда не перечитывают. Иногда я буду вытаскивать ее на свет, но никогда не открою ни одной страницы. А, может, со временем, когда боль притупиться, я и смогу перечитать ее снова. Не знаю.   
 В Новый Год я возьму только старых, проверенных  друзей и свою неистребимую надежду на  лучшее будущее. И кто знает, может уже в этом Новом году я все же смогу  сменить свою ненавистную фамилию Заяц.  Я согласна даже на  Кроликову или Мышкину! Хотя, не отказалась бы и от  Зуевой…