Столько всегда было в его письмах об этом домике, а он даже не предложил мне, не желает ли пан осмотреть.
Посидим немного на террасе - сказал. - Раскрыть зонтик или пан хочет так? - После чего вынес плетеный из ивы столик, два таких же кресла, две банки пива, два бокала. – Видит пан надписи? Я купил эти стаканы после того вечера, на память.
- Да, действительно – ответил я.
- Пан не голоден? - спросил. - Пока выпьем. А потом я по-быстрому что-нибудь приготовлю.
Было похоже на то, что его что-то беспокоит, мы пили пиво, а он почти и не говорил, так, время от времени, пробурчит то или иное слово без особого значения. Зато меня охватила полная беспомощность перед тем, что расстилалось вокруг. И не нужно было мне слов, какими бы важными они не казались на первый взгляд. Мы сидели, попивая пиво, а солнце поднималось и поднималось, словно всходя на самую вершину неба, и вместо того, чтобы начать склоняться к западу, намеревалось подниматься до тех пор, пока не исчезнет, не растворится где-то там, в вышине, наперекор извечному закону природы. Так что даже это солнце словно бы изменилось с тех пор, когда оно точно так же ежедневно заходило за видневшееся вдали взгорье. Ничто здесь уже не походило на самоё себя, на то, каким оно было прежде. От лесов вроде бы и тянуло смолой, но этой смоле я как-то не мог поверить. Ее запах показался мне иным, выветрившимся, без прежней горечи. А ведь когда-то даже в носу свербило, слезы сами из глаз текли, особенно когда смола собиралась со старых, вековых деревьев. Но эти деревья росли только в моих глазах, потому что глядя вокруг, на всё то, что раскинулось перед нами, я смотрел вглубь себя. Но многого мне не удавалось поднять из памяти. Даже где здесь текла Рутка. Может потому, что над всем главенствовал залив, над землей, небом, лесами, памятью. Тем более, залив шумел, полнился голосами, дрожал от окриков, зова, увещеваний, смеха, словно показывая мне всю силу изменений этого мира. Берега его как бы расширились, вошли далеко вглубь лесов. Или, может, леса сами уступили ему место, освобождая его для загорающих тел, которые все это время высыпали из домиков, из подъезжавших автомобилей, выходили из воды. А воду буквально устилали лодки, байдарки, надувные матрасы и головы, головы в цветных шапочках, неспешно, без толку и какой-то цели, расползающиеся по поверхности во все стороны. Они исчезали, чтобы снова появиться несколькими метрами дальше, выпрыгивали над водой, словно пробовали вырваться из её заключения. Огромное количество голов. Они напомнили мне прошлое, кувшинки в широко раскинувшейся излучине Рутки, в пору их цветения. Глядя на всё это, я почувствовал, не то, чтобы в меня вошла, а словно я сам превратился в большую, острую колючку, которая только и может причинять боль и мне самому, и окружающим, потому как на что другое я, наверное, уже не способен. И я решил уехать. Сегодня же. Ещё до ночи.
Я уже хотел сказать об этом пану Роберту, когда он, первым нарушив наше молчание, обратился ко мне:
- Мне кажется, в одном из своих писем я как-то писал пану, что собираюсь продать этот домик. Даю пану слово, он мне об этом никогда не писал. Зачем он тогда меня приглашал? Попрощаться с этим домиком?
- Хочу уехать. Отсюда, из города. Вообще. Пока не знаю - когда. Жду, хорошего покупателя. Есть, вообще-то, один, но он бы хотел в рассрочку. А пан и сам знает, что такое оплата в рассрочку. Первый, второй взнос заплатит, а со следующими - будет тянуть. С платежами, оно всегда так, обязательно найдутся более важные и неотложные дела, а очередные платежи могут и подождать.
- Так, может, я купил бы? – пошутил я. И в тот же самый момент пожалел об этой шутке. Слова словно помимо моей воли, в обход моих мыслей и желания, сами вылетели. Тем более, что именно в этот момент я хотел другое, совсем другое сказать: - Досадно мне, пан Роберт, но уже сегодня вечером мне надо уехать. Дорога длинная, а утром нужно быть на месте. Обязанности, пан и сам понимает.
- Пан? – он засмеялся, но в этом его смехе я не почувствовал, чтобы он расценил мои слова, как шутку. - Пан? - повторил с оттенком насмешки в голосе. - Пан меня рассмешил. Пан живет в другой стране, за столько километров отсюда. А здесь бы у пана был дачный домик. И что, пан также приезжал бы, самое большее - на день, на два?
- Иногда и на день, на два очень хорошо поменять место – продолжил я, словно наперекор себе, наперекор ему, только потому, что он не принял всё это за шутку.
- И пан приезжал бы? Уж я-то вижу. Столько писем, столько лет, а я всё не мог пана уговорить. И чтобы теперь пан приезжал. Уж я-то вижу. И как часто?
- Это бы зависело не только от меня.
- От чего ещё?
- От обстоятельств.
- Каких?
- Разных. Обстоятельства невозможно предвидеть.
- Но такой домик не может стоять и ждать, когда обстоятельства будут пану благоприятствовать. За ним надо присматривать. Не говорю о том, что постоянно, но всегда есть что-то, к чему надо бы приложить руки. И уже начавшееся воровство пана не смущает? Не проходит и недели, чтобы где-то что-то не взломали. Мы пробовали установить общественное дежурство, так то один не приехал, то другой забыл, а третьему что-то помешало. Лучше всего было бы нанять кого-то, чтобы присматривал за всем, но тогда он должен был бы здесь жить. – И после небольшой паузы, словно раздумывая: - И пан бы, может раз в году...
- Может два - я прервал, не дав ему закончить, мне было непонятно его сопротивление.
Он с подозрением посмотрел на меня:
- Пусть бы даже и так. Но зачем? Зачем? – бросил раздраженно, с непонятной злостью в голосе.
- За тем же, зачем сюда приезжают все остальные – ответил я. Хотя не уверен, что ему, может, даже больше, - сам себе. - Подышать свежим воздухом. Отдохнуть, отвлечься от всего.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/08/02/531