Нонна знает всё. Ни у кого нет такой умной и доброй сестры!
Вот вы знаете, когда лучше всего собирать чернику? А Нонна знает: на растущую Луну, утром, сразу после того, как высохнет роса. Ягоды тогда синеют на бледном солнышке – даже листочки не нужно отодвигать! Девчонки собирают комбайном, а Ире сестра запретила: можно запросто листочки покалечить, веточки ободрать... Только руками! Ну и что, что медленно? Зато не нанесешь никакого вреда!
А землянику лучше всего собирать днем, когда она солнца напьётся; и ни в коем случае не в бидончик – только в корзинку! Нельзя солнышку, что в ягодах прячется, с металлом соприкасаться – оно от этого свою силу теряет. А в корзинку, на донышко, положить чистую белую тряпочку... почему белую – Нонна не знает; но иначе, говорит, ягоды сомнутся и будут плохо сохнуть. Их ведь сразу не съешь, нужно посушить на потом... А знаете, как определить, что они уже высохли, а свежесть не потеряли? Нужно взять их в кулачок, подержать чуть-чуть, и если ладошка не окрасится – значит, готовы.
Повезло Ире с сестрой. Она всегда это знала, а теперь, после маминой смерти – особенно.
«Неоперабельный рак, - сказали папе в Боровлянах, куда он отвез обессилевшую маму. – Где же вы раньше были?»
А где они были? Дома. Они не знали, что мама болеет, она никогда не жаловалась.
Мама умирала тяжело – целых восемь месяцев. Восемь печальных месяцев... В тот вечер они смотрели по телевизору «Неуловимые мстители».
...И над степью зловещей
Ворон пусть не кружит,
Мы ведь целую вечность
Собираемся жить...
- Девочки, - позвала неожиданно мама, - сделайте тише...
Нонна поспешно выключила телевизор и взяла маму за руку.
- Папу позвать?
- Потом... Нонна, ты – старшая. Береги сестру. И себя береги. И папу. Я никогда не говорила тебе, но... береги его. Не оставляйте его. – И еле слышно: - Позови папу.
«Обо мне и собаки не лаяли...»
***
Каждую пятницу вечером Ира встречала сестру на станции. Они шли по едва заметной тропинке в спрятанный в сосновых лесах городок, и Нонна рассказывала, что нового в институте, а Ира - как прошла неделя: что они с папой ели, какие она получила отметки, что интересного в школе... сколько дней в неделю папа пил, а потом – сколько дней в неделю папа не пил.
Всё чаще Ира старалась задержаться у кого-нибудь из подружек – лишь бы приходить домой позже. В тот год, когда Нонна вернулась домой, получив распределение в родную школу, Ира закончила десятый класс и уехала в город: подальше от дома! От мрачного, ставшего чужим папы.
«Нонна знает всё!»
Нонна действительно знала всё. Но не знала, что делать с папой. Он приходил с работы, равнодушно спрашивал: - Как дела? - иногда вспоминал об Ире: - Сестра не звонила? - и уходил в свою комнату, чтобы выйти к ужину с неизменной бутылкой в руках.
- Мама, - сквозь слёзы просила Нонна, - научи: что мне делать? Мне так нужна твоя помощь... и папе нужна... и Ире...
Тишина.
***
В школе готовились встречать Новый год.
- Девушка, - услышала Нонна, - куда ёлку тащить? Где тут у вас актовый зал?
- Ой, наконец-то! – обрадовалась Нонна. – Мы уж заждались. А красавица-то какая!
- А как же! – засмеялся лейтенант. – Два дня выбирали! Для таких красивых девушек и елка должна быть что надо! Вы в каком классе?
- Ни в каком, - засмеялась Нонна. – Я химию преподаю.
- Химичка, значит? Ну и дела! Терпеть не мог химию; наверное, потому, что у нас такой красивой учительницы не было. Вы придете на вечер?
- Конечно. Мой класс – дежурный.
- И я постараюсь. Второй танец – мой, хорошо?
- Хорошо.
- Кстати, разрешите представиться: подпоручик Сапрон. Сергей.
- Нонна Кирилловна. Нонна.
И первый танец был его, и второй, и десятый...
И почему она думала, что всё знает в их городке? Каждую тропинку знала, каждую выбоину в асфальте, каждый уголок... и не находила ничего интересного. То ли дело –город, где она училась целых пять лет! И Оперный театр, и Троицкое предместье, и Ратуша, и просто здания, и все разные, некоторые с башенками на крыше... именно здания, а не однообразные ДОСы. Конечно, там хорошо; но и их городок – замечательный! Жаль, что им велено писать в обратном адресе: в/ч 31874; жаль, что приходится скрывать такое красивое название! Тот, кто его придумал, наверняка был поэтом: дать городку, где живут серьёзные люди – ракетчики; где под землёй бурлит огромный военный завод; куда не пройдешь без специального пропуска, а найти еле заметную тропинку, ведущую к ним от края платформы на станции, где притормаживают даже скорые поезда, легко только тем, кто знает, где она; где как из-под земли вырастают на земляничной поляне суровые автоматчики: «Дальше запретная зона»... и вот этому городку кто-то дал удивительное название – Ржаные Поля. Может, и были здесь когда-то ржаные поля, но Нонна их не помнит. Только сосны, сосны, сосны... да орешник, да ягоды...
Они бродили с Сергеем по заснеженным улицам городка, и она сама удивлялась, сколько может о нем расказать:
- Мы с Иришкой шли из школы, и вот здесь,прямо на асфальте, увидели медянку. Испугались, отбежали подальше... Хорошо, Люсин папа шёл мимо: раздавил ее сапогом. Я потом долго по ночам эту медянку видела, и в лес долго боялась ходить. Знаешь, чего я в жизни больше всего боюсь? Змей и зубных врачей. Ну, что ты смеёшься? У змей – ядовитые жала, а у этих - клещи... Неизвестно, что страшней. А в этом ДОСе жил Витя Стручков, мой одноклассник, ему на переменке нечаянно глаз выбили. Его отца потом куда-то перевели. А ещё я помню, как ворота на КПП зелёной краской покрасили; мы в тот день за грибами ходили и не знали, что их покрасят; и Юрка Скворцов – ты его знаешь, он в папином цеху работает – прислонился к воротам, и мало того, что рубашку запачкал – всю красоту испортил: пришлось солдатам их перекрашивать. А вон в том ДОСе – видишь, за парком виднеется? - живёт Зоя Павловна, моя любимая учительница, кстати, тоже химичка. Она работала, пока я институт не закончила, и ушла на пенсию – место мне уступила. А почему ты химию не любил? По-моему, самый интересный предмет, не то, что математика. У меня в классе есть Вова Жлобин, двоечник тот еще, так он как-то заявил, что скучнее химии ничего нет; представляешь, глупый какой? А вон на том пригорке летом разводят костер и жарят шашлыки. Я их не люблю, они жесткие; а ты любишь?
- Не откажусь, - засмеялся Сергей. – Нас у мамы четверо, нам мясо не так часто доставалось. Вот будет у меня отпуск – поедем с тобой в Палласовку, это маленький город в Заволжье. У нас тоже красиво – только по-другому. Конечно, лесов у нас нет, зато в степи море тюльпанов. Мой дядька за один сезон на них мотоцикл купил: в Москву возил продавать. Особенно когда ветер, красиво: будто тюльпановое море колышется. Поедешь со мной?
- Посмотрим на твое поведение, - засмеялась Нонна. – Это мама так говорила. Мы с Ирой попросим что-то – и ждем, что она скажет: если «посмотрим на ваше поведение» - значит, согласна, просто обещать не хочет, а когда сердилась, называла нас «друг ситцевый». Вот скажет мне: «Ну, друг ты мой ситцевый...» - я сразу вспоминать начинаю: в чём провинилась? А теперь... ни за что бы её не расстраивала! Ей бы и не пришлось меня так называть. А какая она – твоя мама?
- Строгая. Но с нами и нельзя было иначе. Я теперь её понимаю: четверо сорванцов, шляются где-то целыми днями, хорошо, если школу не прогуливают. А она на работе целый день, а то и ночью дежурит. Она телефонисткой была на станции. Отца я не помню, он умер, когда мне три года было. Я ведь самый младший, и самый был хулиганистый. Хорошо, военрук за меня вовремя взялся, а то не знаю, кем бы я стал. Этот военрук – Дмитрий Петрович – ко всем мальчишкам подход нашёл. Вот кто настоящий педагог, хоть и без образования. Из моего класса почти все ребята в военные училища пошли, правда, в средние. О высшем я и мечтать не смел. А теперь рад: и в Ржаные Поля попал – о них у нас легенды ходили, и самую красивую химичку встретил...
***
Они медленно шли по знакомой тропинке на станцию.
Какой печальный день. Даже дождик накрапывает, оплакивая грядущую разлуку.
- И почему я не пошла на математику? - вздыхала Нонна. – Татьяна Владимировна бы меня подменила, а так... я и просить не смела... единственный химик... Зоя Павловна болеет... кто ж меня сейчас отпустит? Давай я хоть сумку понесу; чемодан, наверное, тяжелый?
- Да нет, не тяжелый. Ты только не скучай, я там за двоих буду скучать. Надо же... так мечтал об отпуске – а теперь и ехать не хочу. Ты меня жди, хорошо?
- Хорошо. А ты смотри – на девушек не заглядывайся. А то почувствую что-нибудь – и приеду в твою Палласовку. И не посмотрю, что уроки, экзамены... А потом меня уволят, останусь без работы, и ты будешь виноват...
Поезд прибыл минута в минута; когда нужно опоздать, поезда не опаздывают.
Опустела земля.
Даже воздух стал туманным и липким; и тишина звенит на тоскливой ноте, и птиц не слышно, и дождь прекратился.
Опустела без тебя земля,
Как мне несколько часов прожить?..
Сколько это – несколько часов? Два? Три? Десять? Всё равно – это только несколько часов... а не двадцать три дня.
Сейчас она придёт домой и раскрасит в календаре жёлтым все дни без Серёжи, а потом каждый вечер будет вычёркивать прожитый день зеленым фломастером. Фломастером цвета надежды.
Как по-разному течёт время! Ещё неделю назад оно летело: и тетради нужно проверить, и к урокам подготовиться, и обед-ужин сварить, и постирать, и купить, и Иришку встретить на станции, и – самое главное – на свидание не опоздать. А сейчас только на часы и смотрит: когда же день закончится – ещё один долгий бессмысленный день без Серёжи.
Тридцатого мая Нонна торжествующе перечеркнула зелёным последний жёлтый квадратик: завтра в пять вечера она встретит Серёжу на станции!
Поезд опоздал на пятнадцать минут; когда ждёшь, поезда не приходят вовремя.
Сергей спрыгнул с подножки, обнял сияющую Нонну:
- Ни-ког-да! Ни-ко-гда ни-ка-ких раз-лук! Поняла?
- Поняла! Ни-ког-да!
http://www.proza.ru/2013/07/20/1493