/"Пряничный домик"/
/
- Мио, какой то ты выглядишь грустной или влюбленной... Это пугает! Тебя надо излечить!!! Я буду твоим доктором!!! Ах, Мио, у твоей Ириски быстро-быстро застучало сердце... Слышишь?
- Не стоит беспокоиться! Со мной все хорошо, Ириска! Успокойся и не волнуйся! - Мио услышала тоненький звонкий стук в груди Ириски и посмотрела вопросительно в сияющие глаза подруги.
- Нет-нет, куколка, ни в коем случае! Ты на грани поломки и твое состояние нужно срочно исправить!
- Ты прямо как мой друг Лафф - в его присутствии страшно вдруг перестать улыбаться. Причем совершенно искренне - неискренняя улыбка видится ему гримасой боли...
- Лафф? Ах, вот как... Ты мне о нем ничего не рассказывала! СВОЕЙ ПОДРУГЕ??? МИО!!!
- Ах, Ириска! Разве?.. А моя кукла? Он - мой сказочный друг! И он помогает мне стать собой, настоящей Мио... Зачем я так много говорю... - Мио посмотрела на свои руки, грустно улыбаясь и подумала о том, как давно она не видела Лаффа - словно тот и правда был гостем в её фантазии, хотя трудно было представить, что подобное создание вдруг могло случайно попасть в её всегда такие мрачные и угрюмые фантазии... Нет! Он точно настоящий и она счастлива, что встретила его!
Ириска смотрела на неё с тревогой, но Мио не могла скрыть печаль и комично надула губы.
- Я буду твоим личным особенным лекарем! - гордо и счастливо заявила Ириска.
- Оу... - Мио задумалась, в чем же может заключаться её лечение.
- Мио, смотри! И записывай, чтобы не забыть - я обязательно проверю, как ты исполняешь мои предписания! Ириска изящным жестом посадила на нос забавные игрушечные очки, которые она кокетливо выманила из ящичка своего туалетного столика, призвав их исполнить роль помощника заботливо-показной строгости учительницы или врача детских игр. Тоненькая указка-трость со сверкающим рубином на конце милостиво согласилась элегантно дополнить образ, склонив рубиновую голову из-за цветущей ширмы.
- Итак, Мио, прошу, "Рецепты звездной радости от кукольной подруги Ириски":
1. Утро непременно начинать с комплиментов себе и всем своим друзьям. -
- Ириска взяла розовенькое с черными кружевами и бусинками ручное зеркальце, ослепительно улыбнулась сама себе и, удивительно, но не менее ослепительно улыбнулась Мио. Так, что у той аж кольнуло в сердце от восторга. -
2. Продолжить, зарядив себя чем-то очень приятным! Горячим чаем, кофе, ложечкой заварного крема и безе? Что может быть лучше маленького чудного сахарного кролика? - Ириска нежно поцеловала белого кролика-безе, похищенного из уютного гнездышка из цветных карамелек и мармелада с подноса, который Мио только что заметила. И снова вспомнив Лаффа, улыбнулась почти так же широко, глядя как стремительно разбежались в стороны уголки её губ, отражающиеся в широком донышке чайника. -
3. Ну, а если вы куколка, то у вас просто не может не быть миллиона и одной блестящей штучки, флакончика, заколочки и локона! От всего этого должны приходить в восторг совсем маленькие куколки. Вы обязательно должны поприветствовать каждого из ваших маленьких друзей! - Ириска плавно обвела рукой все вокруг и Мио с испугом подумала, сколько же времени занимает обычно приветствие ничуть не меньше тысячи маленьких штучек, собравшихся вокруг королевы Ириски. Но спросить она не решилась, чтобы вдруг не увидеть повтор церемонии, происходящей судя по всему, каждое прекрасное и очень раннее утро. Не обращая внимания на удивление подруги, Ириска продолжала, -
4. Если на вашем карамельном сердечке появилась царапинка или трещинка - о, ужас! - немедленно утилизируйте его и возьмите новое! Прозрачное как стеклышко, звонкое и сверкающее! У куколки не может быть разбитого сердца! Кукла с разбитым сердцем превращается в марионетку... Локоны её путаются, образ тускнеет, платье рвется... Куколка может лишь вздыхать под грустные песенки и глядя на то, как бьется у ног её чье-то сердце... Но лучше сердечко не менять, а очень беречь и даже держать под замочком, в чудесной ажурной клеточке и брать с собой на прогулку на цветочное поле, где поют птицы. А если часто менять расколовшиеся сердца или носить в груди расколовшееся и оцарапанное, то можно стать совсем не милой куколкой... Или очень грустной и жестокой, или очень-очень холодной... Часто сменяемые друг друга сердца не смогут найти контакты с памятью и всем остальным... - Ириска открыла один из ящичков и показала ахнувшей Мио целый ряд ярких и сверкающих, как хрусталь, алых и розовых сердечек, расположившихся на ажурных подставках, некоторые из которых оказались крылатыми качелями. Она заметила, что некоторые сердечки оказались склеенными и Ириска, словно предвосхищая вопрос, сказала, - Ну а если вдруг ваше сердечко всё-таки разбилось, а заменить его нет никакой возможности или не хочется... И почему может хотеться страдать, да? - Глаза Ириски вдруг наполнились слезами, которые потекли по её щекам, превращаясь в небесно-голубые бусинки и зазвенели, рассыпавшись по полу, удивляя Мио всё больше и больше, которая подалась назад, прижав руку к груди. Но Ириска уже, как ни в чем не бывало, смахнула последнюю слезинку и, взяв удивительно изогнутый и витой чайник, начала лить горячую карамель прямо на кроликов из безе, которые раскололись, утонув в сладком потоке и растаявшем мармеладе. - Превратите свои страдания в искусство и красоту! Пусть ваша боль станет красивым сверкающим бриллиантом! - Ириска, нахмурившись обмакнула палец в карамель и облизнув его, чарующе улыбнулась Мио, протягивая той полупрозрачную ажурную чашечку.
- Спасибо за рецепт, доктор! Вы уверены, что это именно то, что мне поможет?
- Несомненно! Но необходима регулярность! Поэтому ведите дневник приема. Доверьте это вашему электронному спутнику-ежедневнику. Ну или вашему дневнику-у-у... - Протянула Ириска, присаживаясь на краешек полосатого диванчика среди пушистых облаков кружев и подушек. Внезапно она воскликнула, едва не заставив Мио пролить на себя горячую карамель от неожиданности. - Но это не все, мой любимый пациент! Это далеко не все предписания, которые вам следует выполнять! Но остальные вы получите, когда будет заметно улучшение вашего состояния!
- Спасибо, мой любимый доктор! - Мио искренне рассмеялась и звонким щебетом к ней присоединилась Ириска вместе с эхом всех звонких и ярких сердечек в её шкафу.
"Интересно, а какие на вкус сердца, которые выглядят, как фруктовая карамель?", - подумала, пугаясь сама своей мысли, Мио. "Но я точно не сердцеедка! А вот Ириска..."
/
/
- Кто я? - Пеппи медленно открыла глаза и подняла почти прозрачную руку, с любопытством её разглядывая.
- Ты... Ты самый талантливый актер - единственный, во власти которого всегда было заставить зрителя улыбаться и забывать обо всем! - Доктор Лео с участием смотрел на Пеппи, наблюдая за её пробуждением после очень долгого "сна".
- Клоун? Актер, который не имеет права плакать и показывать свою боль? Никогда? - Серебристый голос Пеппи дрогнул.
- Нет-нет, актер, который не знает, что такое слезы, кроме слез восхищения красотой, не знает более сильных чувств, чем вдохновение и счастье играть... Актер, чья главная роль - озарять всё вокруг, даря людям ту самую радость, наполнять их сердца любовью и теплом, являя им образы красоты, достижимой верой и силой духа, открывая им красоту и любовь в них самих... - Лео Араши тихо вздохнул, убрав прядь волос с её лица. Пеппи приподнялась на локтях, с тревогой и мольбой, глядя ему в глаза:
- И они будут счастливы? Они будут счастливы видеть меня сияющим?
- Да, дорогая! Конечно! Они все об этом мечтают! Они уже тысячи лет ждут твоего выхода...
Пеппи задумчиво опустила глаза:
- Это ведь грустный клоун... Если он их спасет от сожжения и погребения... Я - точно он! Но... как же меня зовут?
- "Totus mundus agit histrionem..."* - задумчиво прошептал Лео, машинально поправляя галстук и не узнавая сам себя в последние несколько минут.
- Гистриона? - спросила его Пеппи и Лео, удивленно приподняв брови, хотел было что-то сказать, но улыбнулся и помедлив пару секунд, ответил, - ты можешь выбрать любое имя. Это ведь твой театр. - Он понизил голос, глядя на неё поверх очков, - Но почему бы и нет?
/
(* Южин стал тем, чем он был и чем он не мог не сделаться. Он был актер в самом глубоком и истинном значении этого слова, и к его сочинениям, как к его игре, как и ко всей его жизни, можно было бы поставить эпиграфом былую надпись на фронтоне старого шекспировского театра "Globe": "Totus mundus agit histrionem", что значит в более или менее близком переводе "весь мир актерствует" или "весь мир изображает актера" или, наконец, "весь мир - это театральная сцена". (А. Р. Кугель, А. И. Южин.)