Перед поездкой
Получив назначение, я холодно простился с командиром, т.к. он после случая с аварией при поездке в Каменск-Шахтинский, относился ко мне предвзято и с высокомерием. Мы быстро собрались, но надо было на кого-то оставить квартиру. Мы по договору сдали ее прапорщику с нашей дивизии, закрыв комнату, в которой была наша мебель и вещи, ненужные нам на Кубе. Приехав втроем (я, моя жена Галя и сын Олег) в Москву, (мой старший сын Саша еще учился, и оставался у бабушки в Орле), остановились в гостинице. Я поехал в управление кадров МО. Меня встретил Владимир Иванович Акимкин, выписал пропуск, и пригласил к себе в кабинет. Там мне было вручено предписание, в котором я назначался начальником штаба мотострелковой бригады на Кубе. Меня послали на склад, где я получил гражданскую одежду: костюм, две рубашки, галстук, туфли, шляпу и плащ. Акимкин сказал, чтобы я завтра поехал в аэропорт Шереметьево и взял билет на Кубу. Когда мы приехали с Галей в аэропорт, билетов на завтрашний день не оказалось, только на послезавтра. Я позвонил Владимиру Ивановичу, и он сказал: "Бери на послезавтра". Я не знал, что в этот день меня защитил мой ангел-хранитель. У нас в запасе оказался целый день. Мы отправили в Орел посылку с моей военной формой и погуляли по Москве. На следующий день днем сели в самолет, и начался наш длительный перелет.
Полет на Кубу
Летели мы 17 часов, с посадкой для дозаправки в Рабате, столице Марокко. Прилетели туда через восемь часов ночью. В темноте вышли из самолета и зашли в одноэтажное здание. Нас, как скот, загнали в небольшой закуток в зале. Снаружи аэровокзала у загородок сидели полицейские с оружием, зорко наблюдая за нами. Ощущение было такое, что мы - преступники, и нас держат под прицелом. Было душно, хотелось пить, мы с собой не взяли ни воды, ни сока. Олег капризничал, просил пить, но все было закрыто и нас никуда не пускали. Кое-как промучились более часа, и за нами пришла стюардесса. В Рабате вышла часть пассажиров, и в самолете стало много свободных мест. Мы на задних креслах салона уложили Олега, а сами, крутясь на сиденьях, скоротали ночь.
В Гавану, столицу Кубы, мы прилетели в десять утра. Светило солнце. Было непривычно жарко. Эта липкая жара, как в предбаннике, навалилась на нас, как только мы вышли из самолета. Он остановился метрах в 100-150 от одноэтажного аэровокзала. Машину к трапу не подали, и нам пришлось идти туда пешком. У нас было несколько чемоданов и мелких поклаж. Я, в плаще и шляпе, перебежками подносил по несколько вещей, и возвращался за другими, мокрый от пота, постепенно приближаясь к зданию. Вдруг я услышал знакомый голос:
- Славка, шляпу сними! Не замерзнешь!
На крыше аэровокзала, где была оборудована смотровая площадка, стояло несколько человек в гражданской одежде, и приветственно махали нам. Среди них был и мой друг Вася Лосев. Мы вошли в здание. Здесь было прохладно, и вовсю шел таможенный досмотр. Все наши вещи досмотрели: изъяли фрукты, колбасу и еще что-то из съестного, объяснив, что в продуктах могут быть заразные микробы. Пока мы продвигались к выходу, наши "подозрительные" продукты съели кубинские таможенники. На выходе мы попали в дружеские объятия Лосева, и он представил нам своих спутников: комбрига Шевченко, замполита Карпов и замкомбрига Балышева, все с женами.
Ангел-хранитель
Уставшие, но счастливые, что наше путешествие закончилось, мы были огорошены, а затем чуть не потеряли дар речи. Оказывается, нас ожидали вчера и думали, что мы погибли! Ведь вчерашний самолет при посадке разбился! Я мысленно перекрестился, поблагодарив моего ангела-хранителя, который спас меня еще раз. В Орле родители Гали, у которых жил наш старший сын, тоже прочитали маленькую заметочку в газете "Правда", что в Гаване при посадке разбился самолет. Они тоже считали нас погибшими, пока не получили наше письмо. Эту маленькую, вырезанную из газеты, заметочку Галин папа прислал нам на Кубу.
На следующий день Вася ознакомил меня с моими обязанностями и с расположением бригады, а еще через день мы поехали в мотострелковый батальон, который стоял отдельно от бригады. Мы проезжали мимо аэродрома, и Вася показал видневшийся вдалеке, между редкими пальмами, хвост разбившегося самолета. Причиной катастрофы стали густой туман и самоуверенность командира лайнера. Он постоянно летал в Гавану, и не пожелал сделать дополнительный круг, чтобы зайти с другой стороны полосы. Он раньше времени снизился, чтобы лучше видеть местность, и не сумел во время среагировать на появившуюся внезапно перед ним из тумана высоковольтную линию электропередач. Самолет зацепился выпущенными шасси за провода, клюнул носом, ударился одним крылом о пальмы и рухнул на землю. Отвалился хвост, фюзеляж загорелся. Собравшиеся вокруг жители ближайших отдельно стоящих домов, не пытались помочь горящим в огне пассажирам, может быть кто-то остался бы в живых, а так все погибли, сгорев в огне.
Вася на следующий день улетел в Москву, оставив мне служебную "Волгу" (Газ-21) с водителем Лешей и собаку Джульку. Кроме того, оставил в доме два ящика пустых бутылок из-под лимонада под названием "Рефреска" и ящик пивных бутылок. Такие "подарки" оставляли сменщики друг другу при убытии в Союз. В магазинах тебе продадут столько бутылок лимонада и пива, сколько ты сдашь бутылок. Купить пиво на вынос без сдачи бутылок невозможно ни в магазине, ни в ресторане. Так кубинцы решили проблему сбора пустых бутылок и битой стеклотары на улицах городов.
Наша каса
Особенности повседневной жизни на Кубе мы постигали постепенно, пользуясь советами жен моих сослуживцев. Поселились мы в одноэтажном железобетонном доме с плоской крышей. В нем в центре находился большой холл, а по бокам - кухня, туалет, детская комната, кладовка, наша спальня и рядом второй туалет с душем. В нашей спальне стоял кондиционер американского производства: старенький, но охлаждал спальню хорошо. У детей и в холле было по вентилятору. С тыльной стороны холла имелся выступ между кладовкой и спальней, там под легкой крышей стоял теннисный стол. В окнах не было стекол, вместо них стояли деревянные жалюзи, а снаружи все окна были защищены металлической крупной сеткой, чтобы не могли пролезть мелкие животные. Изнутри стояла противомоскитная сетка, и поверх всего снаружи - металлическая решетка от воров.
В холле находились телевизор, стол, стулья и кресло-качалка - любимое место Гали. По телевизору шли в основном американские фильмы на английском и испанском языках. Перед входом над дорожкой, по которой к дому подъезжала машина, на бетонных столбах был сделан навес. Справа росло большое раскидистое дерево со съедобными плодами в виде продолговатых орехов, слева под окном рос лимон: на нем были небольшие зеленые и желтые лимоны. Вокруг была буйная растительность, трава вырастала высотой до пояса, ее солдаты еженедельно срезали косами. Трава кишела насекомыми, лягушками, змеями и огромными пауками. В таких же домах жили комбриг и заместители, недалеко от нас.
Остальные офицеры жили в таких же домах, но по две семьи: в трех поселках - нашем Нарокко, Манагуа и трехэтажном отдельном доме недалеко от Гаваны, а некоторые даже на берегу моря. Там стояли дома, куда приезжали в воскресные дни отдыхать офицеры с семьями.
Все дома назывались по-кубински "каса". Наша каса стояла на перекрестке асфальтированных дорог, идущих из расположения бригады и дороги от нашего поселка на трассу, ведущую на берег моря и в Гавану. Напротив нас располагалась каса замполита Гены Карпова, наискосок через перекресток жил комбриг Шевченко, справа от нас через дорогу жил секретарь парткомиссии, а слева по дороге, метров пятьдесят от нас, стояла каса заместителя комбрига Жени Балышева. Зампотех Афонин, начальники РВиА Ротарь и ПВО Кольцов жили в Манагуа.
О песо и рублях
Я плавно вошел в коллектив, найдя со всеми общий язык, и включился в совершенствование планов боевой готовности: они были пятилетней давности и кое-что устарело. Близость нашего вероятного противника США (до берегов Флориды всего сто с небольшим километров) и наличие американской базы в Гуантанамо были тому основанием. Галя нигде не работала, хотя имелись должности для жен офицеров - в медпункте, столовой и штабе, но нам сразу дали понять: жен заместителей на работу не берут, дабы не вызывать лишних пересудов. Так как должностей было крайне мало, жены офицеров работали по шесть месяцев или году, чтобы затем дать возможность заработать другим. Они получали зарплату в кубинских "песо".
Платили нам два оклада, в рублях начисляли на книжку в Союзе, и в песо. Они тоже шли на книжку, но другую, кубинскую, в бригаде. Песо платили по званию, независимо от должности. Старшие офицеры - от майора и выше - получали оклад больше, чем младшие - до капитана. При убытии песо меняли по валютному курсу на чековые рубли Внешторга. По ним в специальных магазинах типа "Березка" можно было купить товары по сравнительно недорогим ценам, которые не поступали в свободную продажу. Так на чеки, заработанные за два года, старший офицер мог купить автомобиль "Волга", а младший - "Москвич" или "Жигули". После покупки машины у них оставалась пара сотен рублей на разную мелочь. Поэтому все старались не снимать с книжки кубинские деньги, чтобы побольше привезти домой чеков.
С обеих книжек снимались в обязательном порядке деньги для уплаты партийных взносов. На остальные песо, снятые с книжки, можно было покупать промтовары и продукты только в нашем магазине на территории бригады, где вся эта сумма записывалась для учета у продавцов. У кубинцев покупать ничего не разрешалось. Если вы сняли деньги и не отоварились в магазине, у вас могли спросить, куда вы их истратили, и привлечь к строгой ответственности, вплоть до отправки в Союз, за неоднократные "покупки на стороне". Если вы купили товаров в магазине на сумму, превышающую снятую, вас тоже могли привлечь к ответственности, и вы должны были отчитаться, где взяли "лишние" деньги. Все это делалось с благой целью - исключить спекуляцию.
На Кубе существовала строгая система обеспечения товарами населения, основанная на их экономном распределении. Все кубинцы во всех городах и поселках были распределены и приписаны к магазинам, где они покупали промтовары и продукты. В других магазинах, где они не были записаны, им товары не отпускали. Каждому кубинцу был положен на год, месяц, неделю определенный перечень товаров. Например: на два года - костюм, на год - две рубашки, брюки, ботинки или сандалии, продукты на месяц - две бутылки рома. Остальные продукты продавались в ограниченном количестве. Все это кубинцы приобретали по недорогим ценам, но если хотели купить что-то сверх установленного перечня, то платили гораздо больше. Так бутылка рома, продаваемая по перечню на месяц, стоила 3 песо, а сверх этого, в магазине, уже стоила 10, а в ресторане - все 30 песо. Даже пиво в ресторанах после 18-00 продавалось в два раза дороже.
Но, несмотря на такие меры, наши люди изобретали способы добывания денег и покупки товаров у кубинцев. Они находили кубинцев, которым были нужны определенные товары, и писали в Союз родственникам или хорошим знакомым. Те закупали товары и присылали их с офицерами, идущими кораблями на Кубу. Ходовыми товарами считались телевизоры и радиоаппаратура, особенно переносные транзисторы, бытовая техника и многое другое. Желание купить что-то нашим детям, молоко, мороженое, лимонад, свозить их в парк отдыха, покатать на каруселях, купить для себя пиво, съездить в знаменитый гаванский ресторан "Тропикана" на представление, да и многие другие товары и продукты, требовало денег. Более того, у нас средь бела дня украли Олежкину одежду, которую Галя постирав, повесила сушить сзади дома на веревку. После этого случая комбриг распорядился сделать круглосуточным ночной пост, который выставлялся для охраны магазина, а также кас комбрига и заместителей.
Мы тоже просили родителей Гали прислать нам кое-что из вещей для Олега и товары на продажу. Алексей Иванович, Галин папа, созвонился с Акимкиным, и Владимир Иванович свел его с людьми, которые выезжали к нам в бригаду теплоходом из Ленинграда, чтобы они передали мне посылку. Простые кубинцы сродни цыганам. Они были приучены добывать себе средства для существования любыми способами, в том числе и воровством. Хоть нас и предупреждали, что кубинцы могут обворовать, но мы не придали этому особого значения. Уповали на то, что у нас есть собака Джулька, но у нее в это время наступил брачный период, и она моталась, где придется, с другими собаками. Моя чистюля постирала Олежкину одежду и повесила с тыльной стороны дома, в проеме, где стоял теннисный стол. Буквально через несколько минут одежда исчезла. Это стало для Галки шоком: другой сменной одежды у Олега не было.
Дети и собаки
Буквально в первые месяцы пребывания на Кубе Олег где-то подцепил кубинскую лихорадку. Болезнь была очень тяжелой: он метался в жару, с температурой выше 40 градусов. Мы не знали, что делать, и чуть не потеряли его. Врачи делали уколы, но болезнь продолжалась, а через пару дней пошла на убыль. Слава богу, больше он на Кубе не болел, но от перенесенной лихорадки, а может, это было врожденное, по весне у него стала возникала аллергия: слезились глаза, появлялся насморк.
Надо сказать, что собаки, жившие с русскими, люто ненавидели кубинцев - как мужчин, так и женщин - определяя их по каким-то признакам. Завидев идущего кубинца или кубинку, они с лаем бросались на них, и приходилось звать или отгонять собаку от людей. На наших людей они не реагировали, а когда те сворачивали с дороги к дому, даже дружелюбно виляли хвостом. Постоянные своры кобелей вокруг нашей Джульки, вынудили нас отдать ее на полигон, а оттуда нам привезли упитанного черного с белыми пятнами щенка. Мы назвали его Шариком. Через три месяца наш Шарик превратился в огромного дружелюбного пса, также злобно бросавшегося на кубинцев, хотя мы его этому не учили.
В начале лета прилетел мой старший сын Саша. Он увлекался велоспортом, и мы приобрели для него велосипед, чтобы он мог немного тренироваться. Он облюбовал себе место на крыше. Там, в тени раскидистого ореха, иногда проводил время, грызя орехи.
Дислокация наших войск
Наша бригада стояла в двух городках. Основной городок, где стояли два мотострелковых батальона, танковый батальон, реактивный дивизион, артдивизион, зенитная батарея "Шилок", батарея ПТуРС на ГАЗ-69, рота связи, разведрота и хозяйственный взвод, располагался в Нарокко. Третий мотострелковый батальон находился под Гаваной.
Там размещался узел связи (УС), обеспечивающий закодированную правительственную связь (аппаратурой "Булава") кубинского руководства с Москвой, ведение радио- и радиолокационной разведки военных объектов и прослушивание радиопереговоров на армейских радиостанциях военнослужащих США. УС был укомплектован офицерами и солдатами, в совершенстве владеющими английским языком.
УС также обеспечивал шифрованную связь аппаратурой "Булава" и нашей бригады с Министерством Обороны. С помощью этой аппаратуры мы разговаривали открытым текстом, аппаратура кодировала наш разговор, а в Москве принимался этот закодированный сигнал. Он раскодировался там, в трубке слышалась обычная речь. Наш батальон предназначался для охраны и обороны этого узла связи в случае нападения противника.
Для обучения стрельбам и вождению танков, БМП и БТР у нас имелся полигон "Алькисар". Там были оборудованы стрельбище для мотострелков, в пешем порядке и на БМП и БТР, танковый огневой городок и большое тактическое поле.
Непонятная форма
Мы носили непонятную форму одежды: обычные оливково-зеленые рубашки без погон с короткими и длинными, в прохладную погоду, рукавами, зеленые брюки без канта, черные полуботинки и зеленые кепки с откидными клапанами на пуговицах и широким козырьком. На левом рукаве, между плечом и локтем, прикреплялась нашивка, обозначающая воинское звание.
У старших офицеров на нашивке имелись три горизонтальных золотых лычки и вертикальных: у майора - одна, у подполковника - две, у полковника - три. Младшие офицеры имели нашивку с двумя золотыми лычками и вертикальными полосками: у капитана - четыре, и у лейтенантов соответственно три и две. У прапорщиков - одна горизонтальная и вертикальных, соответственно три и две.
Никто не понимал, для чего мы носили такую форму. Вероятно, хотели скрыть от иностранной разведки, что это наши, советские военнослужащие. Но, кроме нас, больше никто не носил такой формы. Кубинцы носили почти такую же форму, как наши офицеры в Союзе, за исключением фуражки и френча.
По-моему, это была одна из тех глупостей, которыми характеризуются многие необдуманные решения, принимаемые у нас в стране. Но кто-то умный все же нашелся, и за полгода до моего отъезда в Союз, нас переодели в кубинскую форму. Мы перестали отличаться от кубинцев.
На случай холодов предусматривалась куртка, защитного цвета на подкладке. Холодной считалась погода, когда температура воздуха опускалась до +15 градусов. Как правило, она бывала в зимние месяцы. Кубинцы-военнослужащие, приезжая к нам, были одеты в такие же куртки и дрожали от холода, а мы радовались, что можно, наконец, отдохнуть от изнуряющей жары, постоянно идущих сезонных проливных дождей.
Сезон дождей и борьба с насекомыми
В сезон дождей, который обычно начинался в конце весны и продолжался почти все лето, дожди шли регулярно, в одно и тоже время. Это были настоящие тропические ливни: вода падала с небес сплошным потоком, словно на тебя обрушился водопад, и шли обычно около двух часов. Ливень начинался внезапно, обычно около 13-00. Мгновенно на слепящее и душившее жарой солнце откуда-то набегали тучи. Сразу темнело. Падали первые, крупные и тяжелые, величиной с вишню, капли дождя. За ними сразу лавиной обрушивался поток теплой воды, как на водопаде, заливавший все вокруг. Дождь кончался также внезапно. Сквозь тучи прорывалось солнце, чтобы горячим теплом своих лучей высушить мокрую землю. От нее сразу поднимался густой пар, и становилось невыносимо душно и жарче, чем было до дождя.
У нас с 13-00 до 15-00 как раз по распорядку был обед. Если не успел сесть в машину до дождя, то, пока пробежишь пятнадцать метров от дверей штаба до машины, промокнешь, словно нырнул в воду. В касе было хорошо. Спасал навес у дома, под который заезжала машина: там дождь был не страшен.
Такая погода способствовала буйной растительности и размножению насекомых и мелких животных. Из травы в дом пробирались лягушки, излюбленным местом у них были окна. Там имелось недоступное для нас пространство между металлической сеткой и жалюзи. Прячась там, они ловили комаров и различных мошек, которых манил запах жилища. Пролезть в комнаты они не могли, мешала прибитая изнутри противомоскитная сетка. Лягушки забирались под жалюзи окон по стенам дома, используя присоски на лапках. По вечерам они устраивали "музыкальные" концерты, от которых было невозможно заснуть. Выковырять их оттуда палочкой не удавалось, она их не доставала.
Тогда я изобрел способ их извлечения. Брал соль и бросал несколько щепоток, стараясь попасть в лягушку. Соль начинала разъедать слизь на шкуре, и лягушка через некоторое время с писком выскакивала из окна. Пару дней, пока соль не смывалась дождем, было тихо. Потом все повторялось сначала. Один или два раза за все время приползали змеи. Это было днем, а ночью, может быть, посещали чаще.
Раз в году, осенью, мы подвергались нашествию крылатых муравьев размерами чуть больше осы. Они прилетали ночью на свет лампочки, горевшей на входе в дом и над раковиной мойки со стороны кухни. Каса ночью освещалась, чтобы часовой, охраняющий дома комбрига и заместителей, мог видеть подходы к домам. Стена мойки была сделана из керамических фигурных плиток, напоминающих ячейки сетки-рабицы. Через нее налетало столько муравьев, что стена, на которой горела лампочка, казалась шевелящимся ковром. Муравьи обжигались о стекло лампочки, падали на пол и ползали по бетонному полу, пытаясь подняться на стену. Пол также был усеян ими, так что было некуда ступить ногой.
Мне утром надо было на работу. Я хотел выйти на мойку умыться. Ни о чем не догадываясь, открыл дверь с противомоскитной сеткой с кухни на мойку, и на меня сразу налетел жужжащий муравьиный рой. Я захлопнул дверь, начал отряхиваться и давить крылатых насекомых. Потом резко открыл дверь и, нащупав выключатель, выключил свет на мойке. Через некоторое время выглянул. Основной рой улетел, но на полу и стене было полно муравьев с обожженными от лампочки крыльями. Я половой щеткой очистил пол у двери, чтобы можно было выйти, и в темноте умылся, отбиваясь от отдельных прилетавших насекомых. Такой же вылет крылатых муравьев случился ровно через год. Но тогда я уже знал, как с ними бороться.
Как-то раз к дому подползла пресноводная черепаха. Я отдал ее препарировать, и получилось неплохое чучело. Этим занимались два умельца солдатика в специально оборудованной мастерской. Там делались сувениры из красного дерева. В основном, танки. Очищались от моллюсков и наростов грязи большие раковины и покрывались лаком. Препарировались крокодилы, вараны, рыба-шар и много других животных и предметов.
Однажды в кухню с мойки забежал огромный паук-яйцеед. Его черное брюшко, величиной с донышко кружки, было увенчано лохматыми ногами, на которых он быстро передвигался. Паук вызывал одновременно страх и отвращение. Мы его еле выгнали щеткой из-под холодильника, куда он забрался и вымели на улицу. Каждый раз, прежде чем выйти на мойку, мы, приоткрыв дверь, осматривали помещение мойки, пытаясь убедиться, что там нет скорпионов и пауков-яйцеедов. Особенно боялись небольших, величиной с вишню, черных пауков, с четырьмя белыми, крестообразно расположенными, пятнышками на спинке. Они назывались "черная вдова". Самка паука после оплодотворения ее самцом, набрасывалась на него, и съедала, чтобы на этой пище вырастить свое потомство. Укусы этого паука были смертельны. Кроме того, они могли совершать прыжки до метра, поэтому мы внимательно осматривали декоративную стенку мойки, стараясь обнаружить притаившегося паука.
По вечерам мы ходили в кино. Кинотеатра не было. Фильмы крутили на улице, из небольшой кинобудки. Зрители сидели на лавках перед полотняным экраном: из кинобудки к динамикам, стоящим у экрана, над головами зрителей тянулись кабели. Иногда во время сеанса по ним перебегали такие же огромные пауки, которых, вероятно привлекал свет экрана. Многие люди вскакивали и пересаживались, опасаясь, что паук может свалиться им на голову.
Мы боролись с насекомыми, как могли. Особенно сложно было прогнать красных и мелких черных муравьев, которые, если их выводили в одном месте, через некоторое время появлялись в другом. Снаружи касы, почти по всему периметру, были видны горки земли, вынесенной муравьями из своих гнезд. Иногда земля появлялась и в комнатах. В поселке Манагуа в одной из кас даже просела стена, от пустот, созданных муравьями под ней. Дом едва не завалился: пришлось делать подпорки и усиливать фундамент.
Кубинские военнослужащие
Отношения с кубинцами, и особенно, с военнослужащими, были очень теплые и дружеские. На Кубе все знали про нашу бригаду, она скрывалась под скромным наименованием "Учебный центр по оказанию помощи РВС (Революционным Вооруженным Силам) Кубы по обучению военнослужащих". На самом деле, это была хорошо обученная и боеспособная, мобильная, маленькая дивизия, численностью три с лишним тысячи человек. Так как у кубинцев в войсках находилась наша техника и вооружение, они нередко обращались к нам с просьбой оказать помощь в обслуживании техники и устранении неисправностей, которые не могли устранить своими силами.
Особенно дружеские связи сложились у нас с полком связи кубинских РВС. Я познакомился с командованием полка, но больше всего подружился с начальником штаба полка майором Максимо Куба.
Перед инспекторскими проверками, по просьбе Максимо, я давал ему толкового прапорщика и грамотного солдатика. Они вдвоем, вместе с кубинцами, за несколько дней проводили все регламентные работы на радиостанциях, и полк получал за содержание техники хорошую оценку. Мы даже устраивали соревнования между нашими и кубинскими связистами по развертыванию технических средств связи во время праздничных мероприятий на территории полка связи. Наши и кубинские солдаты старались изо всех сил, чтобы победить в отработке нормативов, но после разбора и определения результатов соревнования, побеждала дружба. Нам и руководству полка было наглядно видно, над чем надо работать, что было упущено в обучении личного состава. Мы приглашали руководство полка на наши государственные и военные праздники, а они, соответственно, на свои. Посещая кубинцев, я везде получал теплый прием и дружеское участие. Это было не только в полку связи, но и во всех других военных и гражданских организациях.
После дружеских рукопожатий разговор начинался с обязательной чашечки кофе. Это был не наш растворимый кофе, а самый настоящий заваренный кубинский кофе с приятной долей сахара. От него исходил неповторимый, густой кофейный аромат, и пить его надо было, смакуя, маленькими глотками. Иногда на столе появлялся ром или коктейль "Хайбл", приготовленный из рома и "Рефрески", в котором плавали половинка лимонной дольки и кусочки льда. Из-за постоянной жары все охлаждающие напитки на Кубе подавались посетителям холодными или с кусочками льда, а в солидных ресторанах подавали даже охлажденные керамические кружки для холодного пива.
В ресторане никогда не подавали теплое пиво или лимонад. Однажды, возвращаясь с полигона "Алькисар", мы с начальниками оперативного отдела и связи, измученные жарой и жаждой, остановились у деревенского ресторанчика, чтобы промочить горло глотком холодного пива. Но в ресторан только что привезли пиво: его загружали в стоящий на полу большой металлический, квадратный чан, засыпанный колотыми кусками льда. Мы попросили продать пива, но нам сказали "кальенте", что означало "теплое" и не продали. Переводчика с нами не было. Мы стали объяснять, что выпьем и теплое, так нас мучает жажда. Тогда хозяин ресторанчика поставил на стол стаканы, накрошил туда кусочки льда, и вылил в каждый по бутылке пива. Таким способом он выполнил святое правило - продавать только холодное пиво, а мы утолили жажду.
Корабли из Союза: разгрузка, погрузка, общение с капитанами
Дважды в год, в мае-июне и ноябре-декабре, к нам из Союза приходили корабли. Они привозили новую смену офицеров, прапорщиков с семьями и солдат, а увозили отслуживших свой срок военнослужащих. Офицеры и прапорщики служили по два года, а солдаты - по полтора. Перед приходом корабля я, с переводчиком и начальником связи, ездил в порт, чтобы узнать, к какому причалу прибудет корабль. Для вывоза личного состава с кораблей готовились автомобили, и, по моей команде, подавались к причалу.
При погрузке в порту отправления солдаты и сержанты временно разбивались на взводы и роты, командовать которыми, на весь путь следования, назначались офицеры и прапорщики. Но самым главным начальником на судне был капитан корабля: ему подчинялся весь личный состав. Все военнослужащие были одеты в гражданскую форму одежды. Это накладывало определенные сложности на взаимоотношения между командирами и подчиненными. Но, как правило, все поездки на Кубу и обратно проходили без происшествий. На стоящий на рейде, в ожидании разгрузки, корабль на портовом катере выезжали кубинцы: лоцман и представители санитарно-эпидемического контроля и таможни. Пока лоцман вел корабль в гавань, кубинцы проверяли санитарное состояние корабля и документы на груз. Капитан, естественно, угощал их всех, накрыв столик в каюте, чтобы избежать возможных недоразумений по приходу в порт.
Корабль вставал у причала и, прежде чем начиналась разгрузка, на борт поднимались комбриг с заместителями, принимался доклад начальника личного состава, прибывшего по замене, о состоянии дел за время плавания. После этого давалась команда на разгрузку. Капитан обычно приглашал руководство бригады к себе в каюту выпить кофе, и информировал руководство о поведении личного состава во время рейса.
Разгрузка проводилась под руководством командира прибывшего личного состава, а на пирсе старшие машин, офицеры бригады, принимали людей. Первыми спускались по трапу жены с детьми и легким скарбом: их увозили на сборный пункт в Манагуа. Затем подавали машины под личный состав, и, под командой офицеров, перевозили в расположение бригады. Часть офицеров оставляли для разгрузки привезенного имущества офицеров и прапорщиков. На следующий день корабль загружался имуществом убывающего личного состава. Капитан корабля, с главным механиком, старпомом и помполитом, в тот день приглашались в касу заместителей на море, где им накрывали стол с угощениями. Они отдыхали, купались целый день, и к вечеру их отвозили обратно на корабль.
Наша каса, в которой они отдыхали, стояла на берегу моря прямо у воды, на бетонном возвышении, с которого можно было нырять в морские волны. Сам дом был довольно большой: огромный холл, в котором посредине стоял бильярд, а у торцовой стены - холодильник и большой, семейный стол, за которым мы обедали, отмечали государственные праздники, дни рождения и Новый год.
Визит на "Эстонию"
Капитан "Эстонии", красивого современного корабля, который обслуживал морские круизы по странам Балтики, отдохнув у нас на море, пригласил руководство бригады с женами посетить корабль. Теплоход был действительно шикарный. Несмотря на то, что он два дня назад выгрузил пассажиров, все блистало ослепительной чистотой. Вышколенная обслуга корабля отличалась любезной учтивостью и подобострастием. Сразу чувствовалась, что они приучены к общению с богатыми иностранцами.
В просторной кают-компании был накрыт шикарный стол, с разнообразными холодными закусками. Перед каждым едоком стояла тарелка. Справа и слева от нее лежало по несколько ножей, ложек и вилок, а за каждым из нас встало по официанту. Не знаю, как остальные, но я чувствовал себя "не в своей тарелке", ощущая за спиной официантку, старающуюся предугадать мои желания.
Начались приветственные тосты. Мы с Галкой стали посматривать на соседей: с чего начинать, какую вилку брать, что чем закусывать, ведь для нас это было впервые и трудно постижимо. Галя только что положила себе на тарелку мясное ассорти и еще что-то, немного поела, но тут комбриг начал произносить тост. Она, чтобы не жевать во время его выступления, положила вилку и нож крест-накрест на тарелку, чтобы не пачкать скатерть, как думала она. Стоящая за ней официантка быстро убрала тарелку с едой, обескуражив ничего не понимающую мою Галину. Она, чуть не плача, посмотрела на меня. Я потихоньку ей объяснил, чтобы приборы так на тарелку не клала, это знак, что она поела. Кое-как промучившись за этим этикетом, все же с аппетитом поели.
После обеда капитан организовал экскурсию по кораблю, сам выступил в роли гида. Мы осмотрели рестораны, танцевальные залы, бассейн, различные по вместимости каюты для пассажиров, отличавшиеся комфортом и всеми удобствами. После экскурсии в большом зале для нас были организованы танцы. В общем, как в сказке, был праздничный бал. У нас остались незабываемые впечатления о посещении этого сказочно-шикарного корабля "Эстония".
Отдых на море
Мы приезжали в нашу касу, на море, отдыхать в воскресенье. У каждого зама было по комнате. Они располагались - три на первом и три на втором этажах. Когда мы выезжали на море, то брали с собой Шарика. Он так полюбил эти поездки, что, когда за нами приходила машина, первым садился на переднее сиденье, и выгнать его оттуда было сложно. Шарик обожал ребят, и они с ним возились все свободное время. Приехав на море, пока мы носили сумки с поклажей из машины, Шарик сходу бросался в воду, и почти не вылезал из нее до самого отъезда. Шарик, как и все собаки, живущие в русских касах, люто ненавидел кубинцев, выделяя их из проходящих людей. Узнав, что здесь живет злой пес, кубинцы обходили нашу касу стороной.
Школы: начальная и посольская
Осенью ребята пошли в школу. Начальная школа, до четвертого класса, находилась в нашем поселке, недалеко от нас. Школа была одноэтажная. Там имелось четыре классных комнаты, по одной для каждого класса. Учителями работали жены военнослужащих. В управлении кадров в Москве специально отобрали несколько офицеров, жены которых работали в Союзе учителями. Так выходили из положения, не вербуя преподавателей для этой начальной школы. В классах было темновато, так как небольшие окна, оборудованные деревянными жалюзи, не пропускали достаточно света. Там постоянно горел электрический свет. Может, нехватка достаточного освещения отразилась на зрении Олега, он рано надел очки.
Саша, вместе с ребятами из поселков Нарокко и Манагуа, каждое утро уезжал на автобусе в Посольскую школу в Гаване. Там учились дети работников посольства и наших советников (генералов и офицеров), находящихся при Министерстве обороны, а также дети советских специалистов, работавших на нефтедобывающих и некоторых других предприятиях Кубы. Школа была укомплектована постоянным учительским составом и считалась престижным учебным заведением. Учителей туда подбирали самых лучших, на конкурсной основе. Саша опять трудно входил в коллектив класса, стесняясь своего роста. Да и учеба давалась ему нелегко, повышенные требования в этой школе были для него трудноваты. Друзей он так и не приобрел за два года учебы, так как встречался с ними только в школе, а в нашем поселке ребят с его класса не было. В свободное от учебы время он катался на велосипеде, и частенько занимался с Олегом.
Жара и тревоги
Больше всего нас выматывала жара. Она не проходила с наступлением ночи, как в России, с утра и весь день нестерпимо палило солнце. Когда по утрам бригада выстраивалась на развод на занятия, температура в тени была уже не менее +40 градусов, чувствовалось, как по позвоночнику стекает струйка пота. По некоторым офицерам сразу было видно, кто накануне переборщил с употреблением спиртных напитков, его спина сразу становилась мокрой, пот струился по лицу, выдавая нарушителя дисциплины с потрохами.
Бригада ежедневно занималась боевой подготовкой, не отвлекаясь ни на какие посторонние мероприятия. Стрельбы, вождение, тактические учения проводились на полигоне "Алькисар", а остальные занятия - в классах и на местности в окрестностях военного городка бригады. Наша бригада подчинялась генеральному штабу, а на Кубе, старшему советнику при МО Кубинских РВС, генералу Кривоплясову. Два раза в год, весной и осенью, он назначал офицеров, которые проводили инспекторские проверки боевой подготовки в управлении и в частях бригады. Эти офицеры работали советниками при дивизиях и в управлении старшего советника. Они с удовольствием приезжали к нам в бригаду, так как здесь можно было найти то, чего не производилось на Кубе. Проверяя нас, они с большим аппетитом объедались солдатским борщом, селедкой, квашеной капустой, этих "деликатесов" не встретишь в ресторанах и военных столовых на Кубе, где они питались.
Иногда нас поднимали по тревоге, и бригада, действуя быстро, четко и слаженно, покидала городок. Тридцать БМП, тридцать БТР 60ПБ, сорок танков Т-62, четыре ЗСУ "Шилка", шесть установок реактивных минометов "Град", шесть 122 мм гаубиц, на прицепах за Газ-66, и больше сотни автомобилей, сотрясая Остров Свободы, выходили в свои районы сосредоточения. Бригада имела задачу оказать поддержку кубинским войскам в отражении американской агрессии на Кубу. Третий, 20 отдельный мотострелковый батальон, который охранял правительственный узел связи (УС), своими тридцатью БТР занимал вокруг него круговую оборону. Задача - не допустить противника на УС и, при прорыве обороны и угрозе захвата узла связи противником, подорвать радиостанцию, имевшую совершенно секретную аппаратуру для связи с Москвой. Эта аппаратура под названием "Булава" обладала высокой стойкостью к расшифровке проводимых переговоров, гарантированная стойкость дешифрирования составляла более 20 лет! Батальон ценой своей жизни должен был выполнить эту задачу, чтобы аппаратура не попала в руки врага.
При старом комбриге мы всего один раз за год выходили в район сосредоточения. Но приехал новый комбриг Гавриков, и все изменилось. Тревоги проходили чуть ли не каждый месяц, хотя я ему говорил, что это добром не кончится. Во-первых, вся Куба перегорожена изгородями на пастбища, на которых проводится выпас как личного, так и государственного крупного рогатого скота. От фермы, где содержится скот, проделаны проходы из жердей, по которым скот утром самостоятельно проходит на определенный участок, где не съедена трава, а вечером возвращается на ферму. Потом фермер разгораживает новый участок, закрыв старый, и скот идет на новый участок. Хоть мы и предупреждали командиров не наносить ущерба пастбищам и имуществу граждан Кубы, все равно, то тут, то там, какой-нибудь водитель, не справившись с управлением тяжелой бронетанковой техники, вылетал на пастбище и причинял материальный ущерб людям. Это вызывало недовольство кубинцев. И хотя обычно подобные потравы не становились достоянием гласности на вышестоящем уровне, все равно наносили моральный вред советско-кубинским отношениям.
Во-вторых, близость США, которые не оставляли без внимания все, что делалось на Кубе. Этому их научил Карибский кризис, когда чуть не разразилась третья Мировая война. Такое бряцанье оружием вблизи их территории не давало им спокойно жить и привлекало особое внимание американской разведки. И когда возникла необходимость подписания договора ОСВ-2 (О сокращении вооружений), американцы отказались его подписать, заявив, что у них под боком на Кубе находится советская боеспособная воинская часть. Комбрига Гаврикова одернули, но было уже поздно, а я в это время, уже закончив службу на Кубе, служил в Камышине.
При выходе в район сосредоточения по тревоге штаб бригады занимал командный пункт (КП), который был оборудован внутри горы для ракетной бригады, располагавшейся в нашем городке в 1962 году во время Карибского кризиса. КП представлял собой железобетонный бункер. Главный вход был защищен массивной металлической дверью с мощными запорами. Длинный коридор в виде буквы "Г" вел к находящемуся в торце залу совещаний, где стояли столы для комбрига и офицерского состава, из расчета на 20-25 человек. По бокам коридора располагались помещения для бригадного узла связи, и кабинеты для работы и отдыха комбрига и его заместителей. В каждом кабинете стоял стол два-три стула и солдатская кровать. За те пятнадцать лет, прошедших с того времени, когда был возведен бункер, он сохранился в хорошем состоянии. Единственное, кое-где стала просачиваться вода, постоянные тропические ливни нарушили в некоторых местах гидроизоляцию.
Новый год и Праздник Нептуна
Новый 1978 год мы встречали в нашей касе на море. Все замы подкупили кое-каких продуктов и водки в нашем магазине, и организовали общий стол. Елку нам привезли на корабле из Архангельска. Новый год получился необычный и удивительный. Мы поднимали тосты за Новый год, и, закусив, прыгали в морские волны. Это было восхитительно!
Саша оставался дома: были каникулы и он катался на велосипеде. Наша школа совместно с политотделом, организовали Новогодний праздник "Нептуна". Было представление. Участвовали не только ребята нашей начальной школы, но и старших классов. Все это было организовано на берегу моря недалеко от нашей касы: там тоже стояли наши касы для офицеров бригады. Около домов была хорошая площадка в тени пальм, и там собрались дети и родители, все, кто смог приехать на праздник.
На этом представлении из воды выходил Нептун в наряде, что-то среднее между Повелителем морей и Дедом Морозом, с трезубцем в руке и слугами, размалеванными красками ребятишками, своими ужимками напоминающих чертей. Нептун читал новогоднее поздравление, в котором награждались подарками ребята и кое-кто из активных родителей, и затем повеление искупать тех, кто, пересекая экватор, не подвергался обычаю искупаться в морской стихии.
Все, кто плыл на кораблях, когда проходили экватор, по морскому обычаю должны были искупаться в океане. Находясь на палубе корабля, искупаться в море было невозможно, там организовывалось представление с Нептуном, и всех пассажиров обливали забортной водой из шлангов. Я, ничего не подозревая, стоял среди зрителей, дивясь необычному представлению. Вдруг, по повелению Нептуна, кого-то схватили слуги морского владыки и потащили в воду прямо в одежде. Человек сопротивлялся, упираясь, но слуги отчаянными усилиями, подхватив за руки и ноги, десятком ребячьих рук сбросили его в воду.
Собравшиеся смеялись: всем было весело. Тут черномазые, размалеванные красками, слуги набросились на меня, и потащили в воду. Я упирался, как мог, но несколько женщин (видимо, мамы этих ребятишек), включились в борьбу и, одолев мое сопротивление, вместе с ребятами подхватили меня за ноги, руки. Общими усилиями я был сброшен в океан прямо в одежде. Ритуал посвящения в моряки был успешно выполнен: начальник штаба бригады, который пересек экватор на самолете, тоже стал настоящим мореплавателем.
Танцы
В 1978 году мне присвоили очередное воинское звание "полковник". Его тоже обмывали вместе с комбригом и замами на море, в нашей касе, а также я приглашал несколько моих друзей-кубинцев к себе домой. По вечерам в воскресенье и в праздники, около нашей школы устраивались танцы для семей военнослужащих бригады. Все заместители, а на праздники и комбриг Шевченко, с удовольствием принимали участие в танцах, которые проходили под бригадный оркестр на площадке у школы. Это было единственное, кроме кино, развлечение для молодых людей. Оно собирало много народу. Приходили и дети, посмотреть, как танцуют взрослые, некоторые принимали участие в танцах. Наш Олег научился хорошо танцевать, и девчонки наперебой сами приглашали его.
Нам с Галей нравилась одна мелодия, которую играл наш оркестр в порту при встрече и проводах наших кораблей. Она называлась "Эль Бимбо" композитора Поля Мариа. Оркестр, который был мне подчинен по службе, часто на танцах играл эту мелодию по нашей просьбе. Потом, видя, что мы идем на танцы, дирижер сам начинал играть "Эль Бимбо". Евгению Балышеву с супругой нравилась песня "Листья желтые", и его тоже стали встречать этой мелодией. Столько приятных впечатлений осталось от той командировки на Кубу, что все не расскажешь.
Награждение
В 1979 году исполнялась двадцатая годовщина начала Кубинской революции, когда отряд революционеров во главе с Фиделем Кастро высадился в провинции Орьенте с небольшого корабля "Гранма". Отряд стал пробиваться с боями в горы Сьера-Маэстро, в ходе боев от него осталось 12 человек во главе с Фиделем Кастро. К этой горстке революционеров присоединились жители окрестных городов и деревень, и она, возглавив восстание, разгромила войска диктатора Батисты.
2 января 1959 года была освобождена Гавана. В честь этой победы, началом которой была высадка отряда с корабля "Гранма", была учреждена медаль "20 лет Гранмы". Вероятно, Кубинское руководство знало историю Октябрьской революции, когда крейсер "Аврора" 7 ноября 1917 года выстрелом из носового орудия возвестил о начале штурма Зимнего дворца. Они решили сделать на Кубе свою "Аврору". Этот небольшой корабль - яхта "Гранма", стал символом Кубинской революции. Он находится в музее Революции под Гаваной. Корабль установлен на постаменте на суше, и закрыт стеклянным колпаком, и постоянно открыт для посещения и осмотра.
По статусу медалью награждались кубинцы, принимавшие участие вместе с Фиделем Кастро в разгроме войск Батисты; кубинские офицеры, не имеющие взысканий, отлично зарекомендовавшие себя в службе в РВС Кубы и советские офицеры с такой же безупречной репутацией, прослужившие на Кубе не менее года. Комбриг Гавриков был обделен медалью, так как прослужил на Кубе всего полгода.
Вручение наград проходило в резиденции Кубинского правительства в специальном, предназначенном для приема почетных гостей, одноэтажном здании, с высокими потолками и большими окнами. Огромный зал украсили растущими в огромных квадратных, облицованных мрамором, емкостях пальмами и различными тропическими растениями. Вдоль стен был сделан, также облицованный белым мрамором, глубиной и шириной по полметра, канал, где, среди морских водорослей, плавали панцирные щуки длиной от полуметра и более. Было такое впечатление, словно находишься в огромной оранжерее.
По одной стороне холла стояли фуршетные столы, уставленные блюдами с различными закусками, бутылками с ромом, водкой, прохладительными напитками, рюмками, фужерами, стаканами и горками тарелок. Почти весь холл был заполнен собравшимися военными специалистами, работавшими советниками при командирах частей, в аппарате старшего советника при МО Кубинских РВС. Также присутствовали наши офицеры с бригады вместе с женами. Вскоре последовала команда построиться. Военные специалисты, работавшие в аппарате старшего советника, выстроились отдельно, а остальные, в том числе и наши офицеры, образовали другую шеренгу.
В это время из комнат, расположенных в торце холла, вышли Фидель Кастро, его брат Рауль и члены правительства. Вынесли столики с коробочками, в которых лежали медали, и начался процесс вручения наград.
Фидель вручал медали специалистам, стоявшим в первой шеренге, а нам - Рауль. После торжественной церемонии нас пригласили к столам. Народ вначале начал скромно наливать спиртное. Прозвучали тосты, выпили, стали закусывать, а потом началась пьянка и обжорство. Особенно этим отличались военные специалисты. Они наливали и пили, и ели, ели. Было неудобно смотреть, как захмелевшие офицеры, запихивали в рот нанизанные на вилки по несколько кусков или ломтиков, различных закусок, и вливали в рот новую порцию вина, как будто они давно не ели. В момент столы опустели, а напитки будто испарились. Я, забрав своих офицеров, уехал от стыда подальше, в бригаду, чтобы не быть свидетелем пьяных выходок военных советников.
Первая рыбалка: охота на лангустов
Дважды кубинцы приглашали меня на морскую рыбалку. Первый раз мы поехали на двух небольших катерах с восточного побережья Кубы. Через полчаса или чуть больше, подошли к мангровым рощам. Эти деревья росли прямо в воде, образуя непроходимые заросли. Корни деревьев, возвышаясь над водой, переплетались, образовывая отличные места для гнездовий водоплавающих птиц. Некоторые из них вили гнезда на верхних ветках деревьев. Огромные цапли, сидящие на ветках деревьев, при нашем приближении с криком срывались с места, и, пролетев подальше, вновь усаживались на ветки. Кое-где между зарослями имелись проходы, и мы устремились к ним. Вода была прозрачная, яркое солнце просвечивало ее до самого дна.
Я думал, что мы здесь будем рыбачить, но оказалось, что мы заехали сюда посмотреть, как ловят лангустов, огромных морских раков без клешней. За одним из катеров на буксире тащилась лодка, и только теперь я понял зачем. В лодку сели два кубинца: у одного была маска с трубкой и обычное ведро со стеклянным дном, второй сидел на веслах. Первый, опустив ведро в воду, через стекло рассматривал дно, второй потихоньку подгребал, медленно ведя лодку. По сигналу первого лодка остановилась, и кубинец, надев перчатки с обрезанными пальцами и маску с трубкой, осторожно спустился в воду и нырнул. Его тело, сверкая в лучах солнца, поплыло вниз, повинуясь мощным гребкам рук. Доплыв до дна, он задержался там, а затем всплыл, держа в руке огромного усатого лангуста. Безжалостно переломив его пополам, бросил усатую половину в воду, а хвост в лодку, и нырнул снова.
Солнце припекало, и я решил освежиться. Разделся, взял маску и осторожно спустился с катера в воду, чтобы не пугать лангустов, которых ловили с лодки. Плавая, я через маску любовался подводным миром, мелькающими, стайками небольших рыбешек, и вдруг увидел морскую звезду. Она, шевеля лучами, медленно двигалась по дну.
Во мне проснулся охотник-ныряльщик. Я набрал воздуха в легкие и нырнул. Звезда, казалось, была рядом, чуть протяни руку и хватай, но не тут-то было. Я греб руками, но звезда не приближалась, а воздуху не хватало. Тогда я развернулся, и, отчаянно работая руками и ногами, рванул наверх. С выпученными глазами, пулей вынырнул, хватая воздух раскрытым ртом. На катере дружно засмеялись моей неудачной попытке достать звезду, и вытащили меня на палубу. Один из присутствовавших на катере кубинцев надел маску, и, похлопав меня по плечу, нырнул в воду. Через минуту он вынырнул, держа в руках красавицу-звезду. Я, поблагодарив, после рыбалки привез ее домой, и отдал препарировать.
Наловив с десяток лангустов, мы поплыли в открытое море. Там, на глубине, начали рыбачить на спиннинги. Насадкой служили куски мелкой рыбешки, которую привезли с собой в ящике со льдом. Клевало не очень хорошо. Потом переплыли мористее, клев улучшился. Попадался морской окунь, а я поймал красивую рыбу попугай, с разноцветными полосами и твердыми губами, похожими на клюв попугая, которыми она откусывает кусочки кораллов. Полежав некоторое время на палубе, попугай превратился в обычную светло-серую рыбину, его краски поблекли, потеряв свою радужную красоту. Половив часа три, вернулись на берег, так как день уже клонился к вечеру.
Вторая рыбалка: остров Пинос, тюрьма Фиделя, акулы.
Но самые незабываемые впечатления я получил от второй рыбалки. Она была организована кубинцами для директора какого-то большого завода, который когда-то, в числе тех двенадцати человек, высадился с Фиделем Кастро в провинции Орьенте и воевал вместе с ним. Вообще для кубинцев, все, связанное с Фиделем, глубоко и трепетно почитаемо, и вызывало у всех, в том числе и у нас, уважение к этим людям. Меня пригласили, чтобы составить ему компанию, а я взял с собой своих подчиненных -разведчика, связиста и начопера. Мы везли с собой двадцать бутылок водки и консервы, (так как ехали на два дня, а народу ожидалось много). Приехали на завод. Познакомившись с директором, вместе выехали в порт Сьенфуэгос, откуда на пароме поплыли на остров Пинос.
Корабль был рейсовый. Кроме нас, ехало много других пассажиров. Директор, как нам рассказали кубинцы, жил в постоянном напряжении сил, руководил заводом и первый раз за двадцать лет взял отпуск. Он не имел даже выходных, чтобы отдохнуть, а тут почувствовал свободу и расслабился. Когда корабль отошел от причала, мы решили отметить это событие. Расположились в небольшой кают-компании. Мест было мало, и многие стояли. Выпили по паре рюмок, пошли посмотреть корабль, и погулять на свежем воздухе. Директор завода, размякнув от выпитого, прицепился ко мне, что-то объясняя на своем языке. Потом попросил выпить. Отказывать было неудобно. Потихоньку он один выпил бутылку. Когда подошли к Пиносу, он был настолько пьян, что его выгружали, как тяжелый мешок, сам он идти не мог. От причала мы должны были переехать на противоположный берег острова. Там нас ждало приспособленное для отдыха и рыбалки судно.
По дороге, где-то в центре острова, находилась тюрьма, в которой до восстания сидел Фидель Кастро. Мы заехали туда. Теперь это был музей. Он, как и все, связанное с Фиделем, почитался и охранялся. Я удивился конструкции тюрьмы. Это было абсолютно круглое здание, с пятью рядами зарешеченных окон, напоминающее огромную толстостенную трубу, высотой с пятиэтажный дом. К нему примыкало одноэтажное здание, где готовилась пища и располагалась охрана.
Внутри, по стенам, в пять этажей, один над другим, располагались камеры заключенных. На каждом этаже вдоль камер имелся проход с перилами, который оканчивался металлической лестницей, ведущей вниз. Все камеры имели три стены, в виде буквы "П". Со стороны проходов они не имели стен, тропический климат давал такую возможность, люди в камерах не мерзли. Зато все, что делалось в камере, было видно, как на ладони, а там, где стоял унитаз, была невысокая стенка.
По проходам заключенные выходили из камер и спускались вниз, в столовую и возвращались обратно. Внизу, у подножья лестницы, вдоль стены, где снаружи находилась кухня, стояли столы без скамеек, и в стене имелись узкие прорези, для подачи подносов из кухни заключенным. Подносы были сделаны из алюминия, с выдавленными углублениями, для первого, второго и для стакана. После еды подносы, через отдельную прорезь возвращались на кухню.
Все заключенные охранялись одним охранником, который располагался наверху башни, стоявшей в центре этой тюрьмы. Внутри башни шла скрытая от глаз лестница, по которой поднимался на пост охранник, подземным ходом башня соединялась с помещением охраны. Ночью в камерах горел свет, и, кроме этого, имелись прожекторы, включаемые охранником в случае необходимости. При возникновении беспорядков в камерах, охранник стрелял по нарушителям, иногда без предупреждения, поэтому беспорядков почти не было. Убежать из такой тюрьмы было невозможно.
Фидель сумел убежать из этой тюрьмы только когда попал в тюремную больницу, симулировав болезнь. Эта тюремная лечебница находилась рядом. Нам показали палату, где он находился "на лечении". Соратники подготовили побег, подкупив охрану, и вывезли его с острова. Так был спасен великий кормчий Кубинской революции.
Осмотрев тюрьму, мы двинулись дальше, находясь под впечатлением от увиденного. К вечеру прибыли на место и переночевали прямо в корабле. Утром, чуть свет, снялись с якоря, и вышли в море.
Наш директор утром проснулся с тяжелого похмелья, и ему было не до рыбалки. Пришлось его "полечить". Вначале он не хотел видеть спиртное, и с отвращением смотрел на налитый стакан. Потом, после разъяснения переводчика, что это - один из методов похмелья, выпил грамм сто, и через полчасика пришел в себя. У него появился интерес к жизни, и он вспомнил, зачем он находится на судне.
Наш корабль медленно продвигался вперед, идя по каким-то особым ориентирам. Рыская то вправо, то влево, подчиняясь сигналам впередсмотрящего на носу, мы продвигались рывками. Вскоре остановились у красно-белого буя.
Подтянув багром буй, двое кубинцев за веревку вытянули большую металлическую раколовку, в которой шевелилось несколько лангустов. Опустив на дно пустую раколовку, направились искать следующую. Спустя некоторое время, подняли еще две раколовки, но в них было всего два лангуста. Один из наших моряков распотрошил лангустов на подносе, сбрызнув их мясо соком двух лимонов, хорошо перемешал, и минут через пятнадцать пригласил нас попробовать. Хотя мясо было сырое, но вкус был даже очень приятным, особенно, если перед этим сделать пару глотков водки.
Через некоторое время катер застопорил ход. Все стали разматывать удочки. Мне дали спиннинг с мощной катушкой, и леской толщиной не менее 1 мм. На конце лески был большущий крючок и грузило. Насадкой служила рыбешка, величиной с ладошку, которую насаживали, кто целую, а кто разрезав пополам. Клевало почти у всех. Рыбы были разные: и плоские, и круглые, и цветные, и светлые. Я получал несравнимое удовольствие, таская рыбин, вес которых был не меньше килограмма. Кубинцы некоторых рыб выбрасывали в воду, якобы непригодных для еды.
Вдруг клев прекратился. Мы безуспешно подергивали удочки, но поклевок не было. Вдруг на противоположном борту послышался вскрик, у капитана катера чуть не вылетел спиннинг из рук. На крючке, видать, повисла громадная рыбина. Катушка трещала от перегрузки, его короткий спиннинг изогнулся дугой, готовый вот-вот сломаться. Он одной рукой схватил перчатку, лежащую на палубе, ему помогли надеть ее и вторую. Капитан, взявшись за леску, с огромным трудом стал подтягивать рыбину из глубины. Мы стояли вокруг, и глазели на этот захватывающий поединок.
Наконец, из воды мелькнул торчащий треугольный плавник. Затем показалась длинная темно-коричневая спина. Акула! Да, это была она, собственной персоной! Стоящий рядом кубинец схватил багорик, и, изловчившись, ударил под жабры. Акула, извиваясь, скользила по палубе, пачкая ее кровью, вытекавшей из ранки. Она была длиной метра полтора.
Мы вернулись к своим удочкам. Так вот почему перестало клевать! Акулы, привлеченные выброшенными рыбами и запахом резаных рыбок для насадки, а их, вероятно, подошло немало, потому, как еще один рыбак стал выуживать акулу. Вдруг мощный рывок чуть не вырвал мой спиннинг. Я с перепугу схватил леску голой рукой, натянутая леска сразу прорезала кожу на сгибе фаланги, мне подали перчатку. Началась упорная борьба с мощной рыбой. Леска звенела от напряжения, рыба неохотно сдавала сантиметры, упорно давя вниз. Я медленно, но все же подтягивал леску, опершись грудью на леера. Вокруг собрались все, у кого не было поклевок, и давали советы, кто по-русски, кто по-кубински. В конце концов, я одержал верх. Показалась темная спина с треугольным плавником, и метровая акула заходила кругами, стараясь уйти в глубину. Я медленно подтащил сопротивляющуюся акулу к борту, где ее ловко забагрил кубинец и поднял на борт. Акула заерзала, подпрыгивая на палубе, не давая вытащить крючок из зубастой пасти.
Кубинцы отрезали у пойманных акул плавники, а их выбросили в воду, где они стали легкой добычей своих сородичей. Было решено отойти подальше от этого места, так как акулы разогнали остальную рыбу. На новом месте повторилась та же история: вначале ловили нормальную рыбу, а потом клев прекратился. Видно, опять подошли огромные хищники. Посовещавшись, развернули судно к причалу. День уже был на исходе, а следовало еще от причала проехать через остров, и успеть на паром, идущий в порт Сьенфуэгос. В целом, рыбалка принесла столько впечатлений, что хватило на всю жизнь.
Пруд с биохаками
Недалеко от нашего поселка были небольшие пресные пруды. Я несколько раз выезжал туда, но незнакомый с местными условиями рыбалки, кроме мелочи, ничего не ловил. Однажды на праздник 8 марта, мы с заместителями решили выехать на одно из таких озер. Там, по словам замкомбрига Жени Балышева, на червя хорошо ловились биохаки. Эта рыба по строению напоминала нашего леща, а по поведению и вкусу - нашего окуня, только у биохака были черные вертикальные полосы. Нам захотелось приготовить на природе уху, и вместе с семьями отметить праздник. Приехали все замы с женами и детишками. Короче, народу собралось много. Жены с детишками на поляне устроили игры и стали разбирать и готовить продукты к трапезе. А на озере все рыбаки заняли уже "обжитые" места. Было видно, что здесь не раз сидели рыбаки. Один только Женя Балышев выехал на лодке с начальником физподготовки, и встал посредине пруда.
Я забросил удочки и стал ожидать поклевок. Но меня отвлек Олег. Он стал просить меня сделать ему тоже удочку. Чтобы он отстал, я нашел небольшую палку, длиной чуть больше метра, привязал к ней кусок лески такой же длины, на конце крючок, грузило, а вместо поплавка пристроил палочку. Насадил червяка и отдал сыну. Он отошел от меня метров на пять и забросил удочку прямо у берега, а сам стал возиться рядом. У меня начало поклевывать, я стал таскать небольших, с ладошку, рыбешек.
Вдруг раздался истошный крик: "Папа!" Я оглянулся. Олег, упираясь ногами и отклонившись назад, держал свою палку, которая дергалась, готовая вырваться у него из рук. Вода перед ним бурлила. В два прыжка я подскочил к нему, и перехватив палку, подтянул к берегу упирающуюся рыбину. Я без всякой осторожности выбросил ее на берег. Это оказался огромный биохак. Таких больших по размеру рыб я ловил разве только в Германии, но там были лещи, а в этом биохаке было больше килограмма. На крик сбежались женщины и дети. Охая и ахая, они старались подержать в руках увесистую рыбину. Олег был на седьмом небе от счастья и восхищенных похвал.
Вскоре жены накрыли импровизированный стол, постелив подстилки на траве, и позвали рыбаков перекусить. И тут все они были посрамлены, увидев в кастрюле распотрошенного Олежкиного биохака. В их уловах, за исключением двух-трех рыбок, величиной чуть больше ладошки, преобладала рыбная мелочь. Олег вновь пережил триумф, когда его хвалили взрослые рыбаки. С тех пор в моем сыне проснулся настоящий рыбак. Женщины быстро почистили рыбу, а мужчины развели костер из привезенных с собой дров. Пока поднимали тосты за женщин и закусывали, поспела настоящая, рыбацко-кубинская уха, вкус был необыкновенный, такую дома не сваришь.
Пиво с воблой
Иногда после работы мы впятером: я, Балышев, Афонин, Ротарь и Харкевич, выезжали в соседнюю деревушку. Там находился летний круглый ресторан под крышей из пальмовых листьев. Стен у него не было, а крыша держалась на столбах, расположенных по периметру, и на основном, находящемся в центре. Пиво подавалось холодное, выносить с собой не разрешалось. Мы приносили с собой воблу. Ее давали нам на паек, в больших, по размеру рыбин, консервных банках, наподобие банок, в которых хранилась томатная паста. В банке было уложено торчком по десять штук отличной вяленой воблы. Закусывая воблой, пили пивко, обсуждая насущные дела, т.е., говорили о работе.
Однажды за разговором не заметили, что время перевалило за 18-00. Когда мы повторили заказ, с нас содрали в два раза дороже: у кубинцев с шести вечера цена на все напитки увеличивалась вдвое. Мы, не ожидая такого подвоха, еле-еле наскребли нужную сумму, одолжив даже пару песо у водителя Балышева, которому он как-то давал на мороженное, но тот не потратил. С тех пор мы, если нам не хватало пива для продолжения беседы, заказывали его заранее, до 18 часов.
Автомобильная авария
Я подружился еще с одним нашим офицером, военным прокурором Юрием Гриневым. Он с председателем военного трибунала жили с семьями под Гаваной, в поселке для военных специалистов. Юра был москвич. По его словам, он приходился дальним родственником Хрущеву по линии своей жены, чернобровой украинки, и вращался в элитных кругах. Это был знаток своего дела, образованный во всех отношениях офицер, веселый, остроумный и отзывчивый человек. Мы встречались на всех торжественных мероприятиях, проводимых в бригаде, и он не раз бывал у нас в доме. Однажды он помог мне избежать больших неприятностей с моим водителем, допустившим аварию.
С Лешей, моим первым водителем, оставшимся после Василия Лосева, мы катались на "Волге" полгода. Леша, демобилизовавшись, уехал в Союз, а у "Волги" из-за сырого влажного климата за несколько лет нахождения на Кубе проржавел корпус. На ней стало опасно ездить. Все "Волги" Газ-21 заместителей комбрига были заменены на новые "Уазики". Леша, по установившейся традиции, сам подобрал для меня нового водителя Володю. Это был добрый, покладистый, добросовестный и скромный паренек. Мы все, особенно ребята, полюбили его, и он стал, как бы членом нашей семьи, на которого можно положиться.
Володя, мой водитель, иногда обучал Олега водить машину, который, сидя у него на коленях, крутил баранку. Через год он также демобилизовался, и порекомендовал мне водителем, в принципе неплохого паренька, сына офицера, который на гражданке немного водил отцовские "Жигули". Он был немного увлекающийся и забывал про осторожность. Мне частенько приходилось сдерживать его стремление к быстрой езде.
Авария случилась, когда мы ехали с Галей в порт на корабль, куда капитан пригласил комбрига и всех заместителей на ужин. Мы уже въезжали в Гавану. Дорога была широкая, полос пять, не меньше. Проезжая мимо остановившегося автобуса по третьей полосе, мой водитель Саша, как всегда, не сбавил скорость. А мы шли 60-70 км/час. Вдруг из-за носа автобуса выскакивает женщина, и бежит через дорогу. Саша резко тормозит, но машина еще едет. Женщина, увидев наш Уазик, приостанавливается, но видя, что мы тормозим, вновь бросается вперед, а водитель в это время отпускает тормоз, не ожидая, что она побежит. Саша вновь тормозит, и машина, уже "на излете", ударяет женщину. Она падает. Мы останавливаемся и выскакиваем из машины. Поднимаем ее: у нее на лбу у правого виска - ссадина, а глаза какие-то чумные.
Подбежали кубинцы. Один из них, очевидец, вызвался показать дорогу до госпиталя. Пока в госпитале женщине оказывали помощь, подъехали полицейские. Они записали наши данные, изъяли права у водителя, и записали показания кубинца-очевидца. Он дал показания, что женщина - сумасшедшая, якобы он ее знает. Женщину поместили в палату, и мы, записав номер палаты, поехали домой.
Комбриг, когда я доложил ему о случившемся, выразил неудовольствие. Заявил, что я не руководил действиями водителя, что мы превысили скорость, но все же дал переводчика - поехать в больницу и уладить дело с потерпевшей. На следующий день мы, взяв с собой консервов, соков, фруктов, приехали в госпиталь, где накануне оставили женщину. Нам сказали, что ее выписали, и дали домашний адрес. С переводчиком поговорили с родственниками девушки. Они нам сказали, что она сумасшедшая, часто убегает из дома, и пропадает по несколько дней. Мы оставили продукты. Родные написали записку, что они не имеют к нам претензий. Мы уехали, посчитав, что инцидент исчерпан, осталось забрать права в полиции.
Но полицейский комиссар сказал, что дело передано в суд. В протоколе было записано, что, в результате аварии, потерпевшей нанесена травма головы, от которой та сошла с ума и нуждается в длительном лечении. За такое тяжкое преступление, по кубинским законам, водителю грозило пожизненное заключение и оплата лечения потерпевшей. Мы выслушали комиссара в шоковом состоянии. Наши попытки объяснить, что сумасшедшая, перебегая дорогу, сама попала под машину, не возымели результата. Полицейский только разводил руками, и говорил, что все решит суд. Когда вернулись в бригаду, там уже ждал прокурор Юрий Гринев с кубинским следователем. Мы дали показания, предоставили записку родных, что они не имеют претензий. Все документы следователь вместе с Гриневым отвезли в кубинскую прокуратуру. Потянулись долгие дни ожидания. Особенно тягостными они были для водителя Саши, которому грозило пожизненное заключение.
Наконец, приехал Юра. Ему удалось получить медицинское заключение, что потерпевшая на момент аварии была психически больна, и в невменяемом состоянии убежала из дома. Это стоило мне ящика водки, который мне дал знакомый с Советского торгового представительства на Кубе. За это я пообещал отправить его багаж в Союз с первым теплоходом. Водитель был оправдан, и тяжелый камень свалился с моей души, а наши отношения с Гриневым Юрием еще больше укрепились.
Но этот водитель из-за своей беспечности еще раз попал в дорожно-транспортное происшествие. Он повез в санчасть Галю, уколовшую при чистке рыбы костью руку, которая мгновенно распухла. Буквально рядом с домом, на перекрестке, Саша чуть не налетел на бригадный автобус с детьми, уходя от столкновения. Саша съехал в кювет и УАЗ завалился на правый бок. Галя, сидевшая на заднем сиденье, при падении машины на бок ударилась головой и рукой о стойки задней дверки. Автобус с детьми не пострадал, а Уазик мне пришлось восстанавливать у кубинцев.
Начальник кубинской тюрьмы
Меня до этого познакомили с начальником тюрьмы. У него среди заключенных сидели хорошие специалисты, которых он использовал для ремонта автомобилей и для различных поделок. На Кубе своего производства автомобилей не было, а машин имелось много, различных производителей, особенно американских, английских и советских. Машины были в основном старых образцов и многолетней давности, поэтому работы в тюрьме хватало. Я взял пару бутылок водки и поехал к начальнику тюрьмы. Он обещал помочь восстановить мой Уазик, а заодно попросил достать за его деньги ящик водки. В нашем магазине я не мог этого сделать, и мой знакомый в Торговом представительстве помог приобрести на эти деньги водку.
Уазик был отремонтирован почти задаром. Мы получили из Союза новые противотанковые пусковые установки на базе БРДМ. Старые, на базе Газ-69, грузовой вариант, было приказано демонтировать, а их базовые автомобили списать и уничтожить. Как раз незадолго до этого, начальник тюрьмы обращался ко мне с просьбой как бы купить в нашей части списанный автомобиль. Я выпросил один списанный автомобиль у комбрига, якобы в счет оплаты за ремонт моего автомобиля. Отпечатал дарственную, что воинская часть передает в личное пользование списанный автомобиль, указав фамилию кубинца, и поставил гербовую печать, закрыв номер части на штампе. Такая бумага была нужна для регистрации автомобиля в кубинской полиции.
Через некоторое время с КПП позвонили: меня спрашивал какой-то кубинец. Я вышел на проходную, где меня ждал начальник тюрьмы. Мы подошли к стоящему новому легковому автомобилю Газ-69. Он немного изъяснялся по-русски, и спросил, узнаю ли я автомобиль? Я не поверил своим глазам. Из грузового варианта он превратился в легковой. Блестящая светло-зеленая краска, переливалась на солнце перламутровыми бликами; зеленый прорезиненный тент туго облегал каркас кузова; внутри, все рычаги блистали никелем; а темно-коричневые сиденья из натуральной кожи придавали автомобилю праздничный вид.
"Вот это да!", - вырвалось у меня.
Из почти сгнившего автомобиля была сделана "конфетка". Он все пытался спросить, чем он мне может отплатить. Я отмахнулся, сказав, что скоро уезжаю. Тогда, через несколько дней, он привез живого, почти двухметрового крокодила, которого мне препарировали солдаты в нашей сувенирной мастерской.
Достать крокодила для наших офицеров было проблемой. Маленькие крокодилята продавались недорого в Гаване, а такого, как у меня, не купишь, нужны большие деньги. Крокодильчик, которого мы до этого купили в магазине сувениров, был забальзамирован. Он продавался в парке отдыха имени Ленина, где было много аттракционов. Мы несколько раз ездили туда втроем с Галей и Олегом.
Спартакиада дружественных армий
В 1977 году на Кубе проходила Спартакиада дружественных армий стран-участников Варшавского договора. Соревновались армейские команды Болгарии, Венгрии, ГДР, Румынии, Польши, Чехословакии, Польши и Кубы по легкой атлетике, боксу, плаванию, футболу, хоккею, и другим видам спорта. Вместе со спортсменами приехала делегация наших выдающихся артистов, космонавтов и других знаменитостей. Спортсмены жили в олимпийской деревне. С ними также жили некоторые артисты. Они давали для них небольшие концерты и оказывали поддержку на соревнованиях.
Мне удалось побывать на соревнованиях по легкой атлетике и боксу. На стадион, где соревновались легкоатлеты, мы приехали с моими подчиненными, начальником связи, разведки и оперативного отдела. Мы были в своей непонятной, но всем известной, форме. Ни слова не понимая по-испански, нам все же удалось пройти на стадион. Но мы не знали, где найти свободные места, и пошли по проходу между заполненными до отказа секторами.
Кто-то из охраны, которая стояла через каждые 5-10 метров, что-то спросил у нас. Мой начальник связи произнес два слова: "Бригада советико". Тут кубинец дал команду и нас препроводили к двум свободным секторам в центре трибуны. Первый был прямо перед беговой дорожкой, а второй, куда нас направили, сразу за ним. Оба сектора были почти свободны, в каждом сидело по несколько человек. На этом стадионе должно было состояться открытие Спартакиады, ждали только Фиделя.
Вдруг по стадиону пошел какой-то гул. Народ стал подниматься со скамеек и аплодировать. Мы тоже встали и посмотрели назад. Сверху, по проходу, прямо к нам, шел Фидель Кастро в своем излюбленном зеленом френче, сопровождаемый братом Раулем и несколькими гражданскими мужчинами и женщинами. Поравнявшись с нами, Фидель посмотрел в нашу сторону.
Мы отдали ему честь. Он приветливо кивнул головой. Вся свита прошла в первый сектор, сев в первых рядах. Мы сидели от них в десяти метрах, и прекрасно видели, как непринужденно вел себя выдающийся революционер в неофициальной обстановке, общаясь с коллегами, родными и близкими. Через несколько минут сыграли фанфары, подняли кубинский флаг и прозвучал гимн Республики Кубы. Затем прошли команды с государственными флагами, и начались соревнования.
Первыми проходили забеги на 400, 200 и 100 метров. В первом забеге уверенно победил кубинский бегун Хуанторено. Он бежал, как олень, гордо неся голову, высоко и красиво выбрасывая вперед сильные, длинные ноги. Спортсмен бежал впереди, как бы, не напрягаясь, но иногда поглядывая через плечо, да так и закончил дистанцию, не пропустив никого вперед. Забег был отборочный. В финальном забеге Хуанторено обставил всех бегущих на 4-5 метров. Стадион ревел от восторга: все стоя приветствовали победителя.
Финиш был недалеко от сектора, в котором сидел "команданте", как по воинскому званию величают на Кубе Фиделя Кастро. После победного финиша Фидель подозвал победителя к сектору и, поздравляя, поцеловал его. В это время из соседнего сектора вышла малышка, годика три, кудрявая мулаточка, в белом платьице и, забавно топая ножками, побежала к Хуанторено. Отец поднял ее на руки, но в это время Фидель что-то сказал ему. Хуанторено передал дочку ему, и тот прижал к себе ребенка. Стадион как будто вскипел, все встали, бурно аплодируя, и скандируя: "Фидель! Фидель! Фидель!" Приветственно помахав народу, Кастро передал дитя отцу, а тот отдал дочку матери.
Соревнования продолжились. Шли забеги на различные дистанции, в секторах начались прыжки в высоту и длину, а к вечеру должен был состояться футбол. Но нам, к сожалению, надо было уезжать в бригаду.
Второй раз по приглашению кубинцев мы с женой Галей присутствовали во дворце спорта на соревнованиях по боксу. Огромный круглый зал со сферической крышей, трибунами и балконом с ярусами рядов, вмещал около 5000 человек. В центре находился ринг, освещенный прожекторами. В зале было прохладно, даже довольно холодно. Мы сидели на балконе. Оттуда все было видно, как на ладони. Бои не начинались, ждали Фиделя. Он появился в сопровождении охраны и соратников, и расположился на отдельной трибуне под балконом.
Начались бои. Кубинцы доминировали на ринге. Почти все бои с их участием заканчивались победой боксеров острова Свободы.
Бои были финальные. После боя финалисты сразу награждались медалями. Пьедестал стоял рядом с рингом. Первый кубинец, награжденный золотой медалью, спрыгнув с пьедестала, побежал по проходу к Фиделю. Тот встал, чтобы обнять его, но победитель, сняв с шеи медаль, надел ее через голову на шею команданте, и поднял руки вверх. Зал взорвался аплодисментами и криками: "Вива Фидель!" Кастро обнял победителя и тот убежал в раздевалку. После этого каждый победивший кубинец надевал свою медаль на шею Фиделя и зал взрывался аплодисментами.
Общение с артистами
Во время соревнований в одно из воскресений к нам приехала делегация наших артистов в составе композитора Пахмутовой, ее мужа поэта Добронравова, певцов И. Понаровской, И. Кобзона и В. Винокура.
В летнем клубе должен был состояться концерт для офицеров, их жен и солдат. Пока собирался народ, гостям показывали, как живут наши солдаты. Юрий Гринев, знакомый с Кобзоном по Москве, отбил его от делегации, взяв с собой, и познакомил нас. Иосиф Давыдович, тогда просто Иосиф, чувствовал себя неважно. Накануне они отмечали очередную победу наших спортсменов в олимпийской деревне, а утренняя жара его разморила. Я предложил ему помыться в нашей парной, которая со вчерашнего вечера была еще горячей. Он с удовольствием принял предложение, и через тридцать минут вышел оттуда посвежевший.
Мы сфотографировались втроем, и я предложил пропустить по рюмочке коньяка у меня в кабинете. Кобзон засомневался, ведь ему предстояло спеть насколько песен на предстоящем концерте. Однако мой довод, что здоровому человеку после бани рюмка коньяка пойдет только на пользу, разрушил все сомненья. Мы пошли в штаб. Выпив рюмочку, Кобзон пришел окончательно в норму, и вдохновенно выступал на сцене нашего клуба.
Пахмутова поиграла на рояле свои песни и аккомпанировала Ирине Понаровской, Кобзону и Винокуру. Владимира Винокура я тогда увидел впервые, он еще и пародировал Леву Лещенко в песне "Соловьиная роща". Концерт прошел "на ура". Люди, давно не слышавшие русских песен, соскучившись по любимым артистам, не жалели своих ладоней, а артисты, не ожидавшие такого теплого и бурного приема, исполняли номера самозабвенно и с высоким чувством. После концерта артистов покормили в офицерской столовой, пожелав им в тостах успехов и творческого роста, чего они с успехом добились в настоящее время.
На следующий день я съездил в олимпийскую деревню. Там, в импровизированных магазинах, как мне сказали, можно было приобрести хорошую одежду и продукты. Я походил по деревне. Везде было много народу - кубинцы, иностранные спортсмены.. И вдруг, на балконе одного дома, я увидел облокотившегося на перила и смотрящего вниз на толпу Льва Лещенко! Я сначала не поверил своим глазам. Затем по лестнице поднялся на балкон и подошел к певцу.
- Лева, добрый день, - неуверенно произнес я, все еще сомневаясь, что это он.
Но Лева выпрямился и, повернувшись ко мне, ответил на приветствие.
Я спросил его, почему он не приезжал к нам в бригаду вместе со всеми артистами. Он сослался на простуду, которую подхватил от кондиционера. Я высказал сожаление, что не удалось его послушать, на что Лещенко ответил, что Винокур его успешно представил зрителям. Я пожелал ему успехов и простился, пожав руку.
Генерал армии Лелюшенко Д.Д.
На следующий день бригаду посетила еще одна делегация, в составе которой были большие чиновники из Политуправления МО, секретариата ЦК КПСС и космонавт Береговой Георгий Тимофеевич. Отдельно от них, на фургончике "Форд", с переводчиком подполковником из МО Кубинских РВС, приехал в парадной форме генерал-армии Лелюшенко Дмитрий Данилович.
Комбриг метался от одного чиновника к другому, не зная, кому больше угодить. Нас, заместителей, также представили гостям. Я, представляясь Лелюшенко, сказал, что в Германии служил в полку, которым командовал его племянник. Он обрадовался и сказал комбригу, чтобы он отдал ему меня, он хочет со мной пройтись по бригаде и посмотреть, как живут солдаты.
Комбриг с облегчением кивнул головой и повел остальных гостей в штаб. Одной заботой для него стало меньше. Мы с генералом остались вдвоем, и направились к казармам, где жили солдаты.
Здания казарм были рассчитаны на роту, и представляли собой прямоугольные, с тонкими бетонными стенами, строения с коньковой крышей. Крыша не лежала вплотную на стенах, а крепилась на арматуре выше стен. Под ней, таким образом, создавался промежуток для циркуляции воздуха шириной пятнадцать-двадцать сантиметров. Входных дверей не было. Вместо них имелся широкий проем. Окна - небольшие, а вместо стекол - деревянные жалюзи. В казармах царил идеальный порядок: койки, на которых были натянуты накомарники, выровнены, постели аккуратно заправлены, командиры за этим следили.
Дежурные и дневальные, увидев советского генерала, теряли дар речи. От волнения некоторые путались в докладах: называли генерала армии, у него на погонах была одна, как у маршала, но малая звезда, "маршалом", что ему конечно льстило. Дмитрий Данилович задавал солдатам вопросы по уставу. Те, конечно, от страха путались. Он по-отечески хлопал их по плечу, отчего они совсем робели.
Затем генерал укоризненно сказал мне: "Над этим надо будет поработать". Я отвечал: "Будь вы на их месте, увидев впервые в жизни "маршала", тоже бы заикались от волнения". Солдат не должен теряться в любых условиях жизни, на то он и солдат", - ответил Дмитрий Данилович. И он был по-своему прав.
Посмотрев еще пару казарм, генерал остался доволен, и мы пошли к солдатской столовой. Там я предложил Лелюшенко попробовать армейского борща.
У столовой нас встретил начальник столовой: матерый, видавший виды, толковый прапорщик. Он четко доложил, что приготовлено на обед. Мы прошли в зал. На длинных артельных столах уже стояли бачки с пищей. Мы сели за первый стол, и прапорщик налил в алюминиевые миски густой наваристый борщ, издающий такой аромат, что во рту появились слюни. Покопавшись в кармане брюк, Лелюшенко, со словами: "А вот этого у вас, конечно, нет", достал два малюсеньких зубчика чеснока. Я кивнул прапорщику.. Тот через две минуты принес с кухни две крупные головки чеснока, и положил на стол. Генерал в момент сграбастал чеснок и спрятал в кармане брюк.
Съев две миски борща, Дмитрий Данилович, отдуваясь, поблагодарил начальника столовой за обед. Мы вышли на площадку перед столовой, куда стали подходить подразделения, идущие на обед. Старшины по очереди стали докладывать о прибытии на обед, но я дал команду заводить людей, а мы с Лелюшенко присели на скамейку передохнуть после сытного обеда.
По просьбе генерала, после обеда, я построил роты, и Дмитрий Данилович произнес проникновенную речь о защитниках Родины, находящихся на передовых рубежах, с честью выполняющих интернациональный долг, и передал приветствие от министра обороны. Закончив речь, он предложил солдатам сфотографироваться с ним, и пошел к скамейке. Что тут началось?! Каждый хотел сесть рядом с генералом. Его так тесно облепили, что мне пришлось вмешаться, чтобы Лелюшенко не задавили. Откуда-то появились фотоаппараты и защелкали камеры. Бригадный фотограф прибежал, когда все стали расходиться, и он еле успел сделать пару кадров на ходу.
По дороге в штаб Дмитрий Данилович спросил у меня: есть ли на Кубе мед. Я видел недалеко от бригады в стороне от центральной дороги пасеку, где стояло несколько ульев, но где можно достать мед, я не знал. Я вызвался показать, где стояли эти ульи. Кое-как мы объяснили сопровождающему генерала, кубинскому подполковнику, чего захотелось его подопечному. У пасеки, кроме шести ульев, никого не было. Подполковник спросил у проезжавшего на велосипеде кубинца, где живет пасечник, но тот не знал. Дмитрий Данилович уехал к себе в гостиницу, высадив меня на КПП у штаба.
К нашей бригаде был прикомандирован комендант, офицер-кубинец. Он занимался вопросами хозяйственного обеспечения и электроводоснабжения бригады. Я спросил: может, он знает, где купить банку меда для генерала Лелюшенко? Комендант пообещал все разузнать, и уже на следующий день привез трехлитровую банку меда. Комбриг дал два танка-сувенира из красного дерева для космонавта Берегового и для генерала Лелюшенко, сказав, что обещал гостям сувениры, но на всех в тот день не хватило.
В фешенебельной высотной гостинице "Ривьера", которая располагалась на набережной Гаваны, метрдотель не знал, кто такой Лелюшенко Дмитрий Данилович и где он живет. Когда я упомянул космонавта Георгия Тимофеевича, он сразу закивал головой, и на бумажке написал этаж и номер комнаты. Я знал, что они жили рядом, и поднялся на лифте на этаж. Со мной был офицер, который помогал тащить сувениры и мед. Я зашел вначале к Береговому Г.Т. , и вручил ему сувенир. Он был очень рад, что комбриг выполнил свое обещание, и пожелал успехов нашей бригаде.
От него я постучал к Дмитрию Даниловичу. Тот так обрадовался меду, что обнял меня и поцеловал, предложил мне выпить, но я отказался. На прощанье он сказал, что, как я приеду в Москву, чтобы обязательно позвонил ему. Выходя из гостиницы, я увидел сидящую в скверике на скамеечке Эдиту Пьеху. Она, вероятно, вышла погулять перед сном.
Я, смущаясь, подошел к ней, и представился. Большой поклонник ее творчества, я с обожанием смотрел на живую, не на экране телевизора, а на сидящую рядом, певицу. Я сказал, что мы все хотели бы видеть ее у нас в бригаде, послушать ее вместе со всеми артистами, но она ответила, что неважно себя чувствовала и не поехала к нам в бригаду. Тогда я, набравшись смелости, пригласил ее посетить нашу бригаду завтра и дать небольшой концерт для советских военнослужащих. Но она ответила, что весь инструмент сегодня уже отправлен в Союз, а она завтра тоже улетает.
На память о нашей встрече Эдита Пьеха подарила мне свое фото, написав по моей просьбе "Галине Алексеевне с наилучшими пожеланиями". Я объяснил ей, почему не мне, да чтобы жена не приревновала ее. Певица мило улыбнулась, поставила подпись, и вручила фотографию мне.
Последний корабль
Уже перед самым отъездом с Кубы я опять встречал наши корабли. Утром мы приехали в порт Гаваны с переводчиком. Зашли в диспетчерскую порта, чтобы выяснить, к какому причалу подойдет наш корабль. Там сидели два диспетчера. Мы были хорошо знакомы, и они дружелюбно встретили нас. Один из них, Умберто, был "болен", накануне приняв солидную дозу спиртного. Диспетчер сидел за столом, положив голову на руки, и тяжко стонал. Его товарищ, смеясь, рассказывал пикантные подробности его вчерашних похождений. Я сжалился над ним и послал переводчика принести из машины бутылку водки. У меня всегда в машине лежала в запасе водка, на всякий случай.
Умберто вначале воспротивился, но мы ему объяснили, что "клин вышибается клином", и убедили немного выпить. Мы с переводчиком и коллегой Умберто тоже выпили по чуть-чуть за компанию. Минут через пятнадцать, пока кубинцы звонили и уточняли место для причала нашего корабля, Умберто пришел в себя и повеселел. Ему захотелось выпить еще. Он налил себе полстакана и медленно, со смаком, выпил, а так как закуски не было, то минут через десять снова захмелел, причем довольно сильно. Он смотрел на нас мутными глазами, и с трудом ворочал языком.
В это время в диспетчерскую зашел начальник порта, здоровенный, под два метра, негр и, как удав на кролика, уставился на пьяного подчиненного, а также на стоящую, на столе бутылку. Умберто начал что-то лепетать, и я, чтобы спасти его, налил водки в стакан и поднес негру. Сказал, что у меня сегодня день рожденья, и попросил его выпить с нами. Тот без удовольствия выпил, пожелав мне здоровья.
Ничего не узнав, мы, по совету кубинцев, поехали в лоцманскую контору. Они лучше диспетчеров знали, куда встанет корабль. Лоцман с таможенником и врачом как раз собирались плыть на катере на корабль. Дали нам номер причала, а мне предложили пойти вместе с ними. Катер стоял рядом, тихо плескались волны, было заманчиво приплыть на корабле в порт, и я согласился.
Отправив переводчика на машине, чтобы тот сообщил в бригаду на какой причал придет корабль, я по сходням прошел на борт катера. Резво набрав скорость, катер пошел к выходу из продолговатой Гаванской бухты. Вскоре он очутился в открытом море. Там, на рейде, в километре или больше от нас, стоял на якоре наш корабль. И тут я пожалел, что поплыл на катере. Наше небольшое суденышко подбрасывала океанская волна. Катер, то зарываясь носом, то подпрыгивая, поднимал снопы брызг, от которых мы спрятались в небольшой рубке.
На корабле нас уже ждали. С борта спустили штормтрап и десятки любопытных голов, свесившись с борта, смотрели на нас. Катер левым боком подошел к борту лайнера, который возвышался, как стена четырехэтажного дома. На нем, болтаясь из стороны в сторону, висел веревочный, с деревянными ступеньками, штормтрап. Таможенник подошел к нему первым. Мне казалось, что штормтрап то взлетает вверх, то ныряет куда-то вниз, а это наш катер качался на огромных волнах. Поймать его было сложно, он мог вырваться из рук, и человек мог оказаться в воде.
Я в растерянности стоял рядом. Таможенник сказал мне по-испански: "Смотри!", - и когда трап опустился, быстро и ловко взялся руками за веревки трапа, а ногами встал на нижнюю ступеньку. В ту же минуту он, казалось, вознесся вверх, и, перебирая руками, переставляя ноги, полез по трапу наверх. Лоцман, хлопнув меня по плечу, легонько подтолкнул к трапу, как бы указывая: "Давай вперед".
Я сделал также как таможенник. Дождавшись, когда трап опустился вниз и как бы на мгновенье замер, я схватился руками за веревку и быстро встал на ступеньку. В ту же секунду наш катер провалился куда-то вниз. От страха, что могу сорваться, я заработал руками, подтягиваясь вверх, так, что еле успевал попадать ногами на ступеньки. Почти на одних руках, на одном дыханье, я поднялся наверх до края борта. Тут сильные руки двух матросов подхватили меня, и, перенеся через леера, поставили на палубу.
- Ну, ты даешь, Вячеслав Степанович! - услышал я голос и увидел идущего ко мне старпома. - Ну, отчаянный моряк!
Мы обнялись, как старые друзья. Этот корабль за мою службу четвертый раз пришел на Кубу, и мы были хорошо знакомы. Я зашел в рубку. Капитан радушно поздоровался со мной, и распорядился предоставить таможеннику и санэпидемврачу судовые документы в своей каюте. Лоцману, который вел корабль, давая команды рулевому, принесли кофе и бутерброды.
Пока корабль неторопливо шел в бухту, капитан вручил мне диплом о том, что я совершил путешествие на корабле "Мария Ермолова", пересек экватор, и стал настоящим мореплавателем. Официантка принесла на подносе всем по рюмке водки и бутерброду, и мое звание мореплавателя было сразу обмыто.
На причале нас встречал комбриг, замы и офицеры, ответственные за вывоз с корабля личного состава. Все удивились, увидев, что я приветственно помахивал рукой с борта лайнера. Руководство бригады первым поднялось на борт. Комбриг, выслушав доклад начальника прибывшего воинского контингента, дал команду начать разгрузку. Затем все прошли в каюту капитана. Заслушав доклад капитана обо всех замечаниях, имевших место на протяжении рейса, по его приглашению прошли в кают-компанию. Здесь был накрыт стол. Мы подняли тост за благополучное прибытие лайнера, и закусили, оценив по достоинству гостеприимство капитана.
Доски для ящиков
Потихоньку мы с супругой стали готовиться к отъезду. Надо было где-то найти доски для ящиков, чтобы упаковать свои вещи. На Кубе это - большая проблема, ведь пальмы непригодны для изготовления досок. У них ствол представлял собой твердую оболочку толщиной два-три сантиметра, внутри которой находилась волокнистая сердцевина. Из этой круглой оболочки получались узкие дощечки, которые шли, в основном, на жалюзи окон. Эти дощечки были такие твердые, что вбить в них гвоздь было практически невозможно. Принимая корабли в порту, я много раз видел, как с них разгружались отборные доски в пакетах, метр на метр на три (1х1х3), стянутые металлической лентой. Я решил попросить в порту немного этих досок для ящиков, и, взяв с собой грузовую машину Газ-66, отправился в порт.
Там располагался портовый склад, куда сосредотачивались материальные ценности, привозимые нашими кораблями. У меня с собой имелись две бутылки водки для начала разговора, и со мной находился переводчик Володя. Остановившись перед въездом в склад, нашли начальника склада. У него был протез. Он тоже был в составе тех двенадцати, оставшихся в живых, революционеров, поднявших восстание вместе с Фиделем.
Начальник склада любезно встретил меня, предложил кофе и по рюмочке рома. Я сразу же послал Володю взять из машины бутылку водки. После кофе с ромом выпили по чуть-чуть водки. Я объяснил, что нам для изготовления щитов наглядной агитации нужны доски. Он позвал бухгалтера, что-то сказал ему, и спросил меня, сколько надо досок. Я ответил: "Сколько не жалко".
Он улыбнулся и спросил, что за машина у меня. Я показал на Газ-66 с брезентовым тентом. Он покачал головой и показал на четыре пакета, которые предназначались мне. Я обомлел, но не подал виду. В растерянности сразу подумал: "А как я их перевезу?" Тогда кубинец что-то сказал грузчикам. Те подогнали трейлер и стали грузить пакеты досок на его платформу. Я послал Володю в машину. Он принес еще бутылку водки. Я с благодарностью отдал ее начальнику склада.
Я еще раз убедился, что кубинцы очень хорошо относились к нашим советским людям. Колонной из трех машин мы въехали в бригаду. Комбриг вытаращил глаза, увидев такое богатство, и наложил лапу на три пакета. Мой пакет пошел на ящики для меня и начальника связи. Мы подружились с его семьей, иногда брали их с собой, выезжая на экскурсии по достопримечательным местам Кубы.
Поездки по Кубе
В горах Сьерра-Маэстро, в центре Кубы, где воевал Ф. Кастро, в живописном месте, на извилистой дороге, прилепился к горе, старинный замок. С него во все стороны просматривалась Куба до самого горизонта. Замок был переделан под ресторан. Его небольшие комнаты, напоминавшие монастырские кельи, были оборудованы под залы, в которых за столиками располагались посетители. Эти залы соединялись между собой узкими коридорами с винтовыми лестницами. В залах было прохладно, несмотря на жару на улице: его каменные стены были сделаны так, что комнаты не нуждались в охлаждении кондиционерами. Там подавали жареных в оливковом масле кур, необыкновенно вкусных, и приносили большие керамические кружки под пиво, доставая их из холодильника.
Пиво подавали в бутылках тоже холодное. Благодаря холодным кружкам, оно дольше не нагревалось. Пиво на Кубе было очень вкусное, его изготавливали по старинным рецептам, завезенным европейцами, то ли из Баварии, то ли из Чехии. Воду для изготовления брали из единственной на Кубе скважины, которая для других целей не использовалась. Я выпросил у официанта одну кружку, конечно, за деньги, на память.
Бывали мы с Галей и на знаменитом пляже "Варадеро". Там были построены гостиницы в стиле огромных туземных хижин, покрытых крышами из пальмовых листьев, и таких же ресторанов. Мы просто проехали, посмотрев на эту "первобытную" красоту, и, найдя свободное место на громадном пляже, остановились и искупались.
На Кубе постоянно была напряженка с пресной водой. Питьевая подавалась по трубам, а для умывания на каждой касе стоял цементный бак: туда наливалась вода два раза в сутки, и создавался своеобразный запас. В этих баках, закрываемых крышками, иногда заводились лягушки и различные водяные насекомые.
Путь домой
В апреле подошел к концу срок моей командировки. Я, Галя и Олег собрались уезжать, а Саша оставался до завершения учебного года. С начальником связи договорились, что сын это время поживет у них, и они также отправят наш багаж - несколько деревянных ящиков с вещами и сувенирами - с ближайшим теплоходом. Провожали меня комбриг, все замы, прокурор Юрий Гринев, мои друзья-кубинцы. Зал аэропорта еле вместил всех провожающих.
Мне в нагрузку дали довести до Москвы дочку, лет двенадцати, начальника РВиА Ротаря, и дошкольника, сына начальника особого отдела. В Москву мы летели через Канаду, с посадкой в Торонто. Там мы также больше часа сидели в аэропорту, ожидая, когда дозаправят самолет.
Был поздний вечер. В огромном зале, расцвеченном неоновой рекламой, народу было мало. Многочисленные киоски с сувенирами и прохладительными напитками были закрыты. Единственное, что отличало эту остановку от предыдущей в Рабате, что нас никто не охранял. Мы смогли походить по залу, полюбоваться на обилие сувениров в киосках. Кстати, летели мы по маршруту "Гавана-Торонто-Москва" на три часа меньше, чем через Марокко.
Все было бы ничего, с девочкой проблем не было, но парень нас вымотал. Он весь рейс не давал нам покоя: хулиганил, просил пить, есть, а то вскакивал и убегал в другой салон, и стюардесса выговаривала нам, что мы не можем успокоить своего ребенка. Бить его было нехорошо, все же чужой, а по-другому, он, по-моему, не понимал.
С нами было еще две души: мы везли в коробке двух больших зеленых попугаев. Дома они вели себя очень шумно, громко перекликались и свистели, кричали слово "Рита".
Перед вылетом, по совету бывалых, мы им дали по таблетке демидрола, чтобы они заснули и не кричали. Для вывоза этих птиц требовалось разрешение, которое надо было доставать у кубинцев за деньги. Это заняло бы дня три, а нам принесли попугаев перед самым отъездом. В самолете они молчали. Я думал, они спят. Но, когда я приоткрывал крышку, чтобы посмотреть, как они там, меня встречали глаза птиц, бодро смотревших на меня.
Мы боялись, что в Шереметьеве они начнут кричать, и их конфискуют таможенники. У нас с собой вещей было еще больше, чем когда летели на Кубу, прибавилось двое детей и их багаж. Уже почти все пассажиры нашего рейса прошли пограничный и таможенный контроль, когда мы с Галей и тремя детьми, а также кучей чемоданов, сумок и авосек, перебежками перетаскивая чемоданы, подошли к пограничнику и таможеннику. Пограничник, не глядя на нас, отметил паспорта, а таможенник, сочувственно глядя на меня, поставил штамп и махнул рукой, чтобы проходили. Мы, не веря себе, от радости, что избежали досмотра багажа, быстрей похватали вещи, и выскочили в зал ожидания, и только там вздохнули облегченно.
Девочку забрали сразу в зале бабушка и дедушка, а за пацаном никто не пришел. Пришлось ехать с ним в гостиницу. Оттуда стали звонить по телефонам по номерам, которые нам дали. Одни, вероятно, зная характер пацана, сослались на то, что заняты, и дали нам другой телефон. Там тоже не очень охотно восприняли предложение забрать парня. Но я пригрозил, что сегодня уезжаю и оставлю его в гостинице. Угроза возымела действие, и вскоре пацана забрали.
Наши попугаи, выпущенные из коробки, подняли такой галдеж, что пришла администратор посмотреть на диковинных птиц. На следующий день я приехал в управление кадров к Акимкину В.И., и он передал меня в другой отдел, который занимался назначением офицеров в Сухопутные войска по Союзу. Вот так завершилась моя командировка в прекрасную страну под названием Куба.
Полковник в отставке Татьянин Вячеслав Степанович.