Наконец после долгого ожидания пришел приказ о моем назначении начальником кафедры «Тактики и общевоинских дисциплин» в Камышинское высшее военное командное строительное училище. Я продал машину, т.к. хранить ее мне в Камышине было негде, у меня еще и квартиры не было, не то, что гаража, да и зеленый цвет мне не очень нравился. Мы собрались и втроем поехали к новому месту службы. Устроились в Кэчевской гостинице, которая подчинялась училищу, и располагалась в жилом доме, через дорогу от места моей будущей работы. Я стал принимать должность и старый начальник кафедры посоветовал мне взять ту же дисциплину, которую он вел - «Военную историю», чтобы не бегать по полям, как преподаватели «Тактики». Я учел его рекомендации, и взял, для преподавания «Военную историю». Он два дня вводил меня в курс дел на кафедре, и мы проводили его на пенсию. На кафедре я встретил бывшего моего соседа, по квартире в Урюпинске, подполковника Денисова В.В., жена которого не давала житья моей Галке на общей кухне. Они жили в том же доме, где располагалась квартира, которая была приспособлена под гостиницу. В первый же день, когда я пришел домой на обед, Денисовы зашли к нам, и чуть не силой затащили нас к себе на обед. Его жена из той фурии, которая терроризировала Галю, на совместной кухне, превратилась в гостеприимную, обходительную и любезную хозяйку, которая не знала, как нам лучше угодить. Мы чувствовали себя, как будто не в своей тарелке, и желали, чтоб скорей закончился этот слащавый обед. Вот так началась моя служба в должности начальника кафедры. Вскоре, начальник училища, живший рядом с училищем, на улице Набережной, получил квартиру в городе, а свою старую, трехкомнатную квартиру, на первом этаже отдал мне. Это был трехэтажный дом, сталинских времен постройки, с двумя подъездами, с большими комнатами и высокими потолками. На нашей улице было три подобных дома, и один, пятиэтажный, многоквартирный дом. Это была небольшая часть Набережной улицы, ее начало, красивое место, в тени деревьев, стоящих на обрывистом берегу Волги, завершал эту улицу Дом офицеров, а с другой стороны, сзади офицерских домов, за высоким забором располагалось училище. В трехэтажных домах жили заместители начальника училища, начальники кафедр и некоторые офицеры кафедр, в пятиэтажке жили офицеры, а так же рабочие и служащие, работавшие в училище. В нашем доме, со стороны улицы половину первого этажа занимала офицерская столовая, там, кроме наших офицеров, в отдельном зале, питались, приезжающие на проверку училища, офицеры и генералы, а также именитые гости. Надо сказать, что почти все офицеры, училища проживали в домах располагавшихся рядом с училищем, только с другой его стороны, по улице Гороховской. Получив квартиру, я отправился в Новочеркасск за вещами, и получить справку, о сдаче в местный ЖЭК своей бывшей квартиры. Вещи я отправил, а справку мне не дали, так как квартира была занята прапорщиком, жившим там по договору, и не желавшим ее освобождать. Мои просьбы освободить квартиру, он отвергал, сказав, что станет в дверях с топором, и убьет каждого, кто придет выселять его. Я приехал в училище, объяснил ситуацию в Камышинском ЖЭК, но мне сказали, что пока справки не будет, ордер на квартиру мне не выдадут. Я написал письмо в Ростов, но мне ответили, что я должен сдать квартиру в ЖЭК. Получился замкнутый круг, это тянулось несколько месяцев. Галя не могла устроиться на работу, т.к. не было прописки, и командование училища стало сомневаться и думать, а не затеял ли я, какую нибудь аферу с квартирой. Моя служба на кафедре была непривычна для меня, привыкшего к напряженной кипучей деятельности, когда с утра и до позднего вечера приходилось трудиться на работе. Я приказал начальнику связи училища, который работал преподавателем у меня на кафедре, поставить на квартире телефон, чтобы в любую минуту прибыть на кафедру для выполнения неотложных задач. Приходя домой, я удивлялся, что никто не звонит, меня никуда не вызывают. Здесь шла размеренная, спокойная работа, подчиненная расписанию занятий. Лекции сменялись практическими занятиями, семинарами, зачетами. Меня вначале бесило, что мои офицеры приходят утром за пять-десять минут до начала занятий, а не готовятся к ним, придя заранее, минут за двадцать-тридцать. Я выговаривал им, на что они отвечали, что они из года в год ведут одни и те же занятия, им не надо ничего готовить, лаборанты обеспечивают занятия плакатами и наглядными пособиями, по заявке преподавателями поданной накануне. Но я, пока не набравшись опыта проведения занятий, приходил пораньше, и задерживался в кабинете, готовясь к завтрашним занятиям. Заместителем у меня был подполковник Аксенов М.П., грамотный подготовленный офицер, но «сам себе на уме». Он, вероятно, планировал занять место увольняющегося в запас Губарева, но тут некстати появился я. Поэтому он вел себя сдержанно, не раскрываясь передо мной, и не особенно помогая мне на первых порах. Почти все мои офицеры служили в войсках, и имели достаточный опыт проведения занятий. Тактику преподавали шесть офицеров, инженерную подготовку пять, ОМП тоже пять, военную историю два (вместе со мной), огневую и подготовку по связи вели по одному человеку. Прапорщики, служившие на кафедре, мне понравились, один был хозяйственный, он отвечал за имущество кафедры, второй хорошо разбирался в электронных схемах, и мог мастерить и ремонтировать различные электронные приборы, а третий был по специальности связист. Лаборантки работали на кафедре продолжительное время, одна была женой преподавателя математики, ходила на протезе, у нее не было одной ноги до колена, вторая была женой прапорщика, заведующего складом. Впоследствии, я взял еще одну, молодую девушку, немку по национальности, из семьи Поволжских немцев, проживавших целыми поселениями с незапамятных времен в деревнях Волгоградской и Саратовской областей. Особист был против нее, напомнив мне, что она немка по национальности и может быть связана с иностранной разведкой, я, смеясь, и тем более настойчиво, убедил его, что дисциплины, которые преподаются на кафедре, не являются государственной тайной, и печатаются в доступной для читателей литературе. Мои лаборантки отличались очень высокой ответственностью и пунктуальной исполнительностью, безотказностью, порядочностью и добросовестностью в работе.В то время в округе большое внимание уделялось вопросам боевой и мобилизационной готовности войск и военных учебных заведений. В училище офицеров, знающих эти вопросы, не было, и я решил помочь командованию разработать планы боевой готовности и отмобилизования развертываемого на базе действующего училища, нового училища. С начальником моботделения, капитаном Володей Мамыкиным, я включился в работу, возложив, часть своих занятий, на старшего преподавателя Ефременко Ю.Ф. Отработав планы мы, с начальником училища Посошковым И.Н., повезли их на утверждение в штаб СКВО. Наши планы были утверждены без замечаний, полковник Посошков И.Н. был очень доволен. Встретив в штабе округа, заместителя командующего по строительству и расквартированию войск, я пожаловался ему, что в Новочеркасске мне не дают справку о сдаче квартиры, а я давно живу в Камышине, и объяснил суть дела. Этот генерал распорядился, и мне прислали в Камышин справку из Новочеркасска, о том, что я сдал там квартиру. Наконец наши мучения кончились, и нам выписали ордер на квартиру. Моя Галочка в сентябре сумела устроиться на работу, в городскую детскую поликлинику, ребята пошли в школу, Саша в десятый, Олег в третий классы. Летом я построил гараж с погребом, в пяти минутах ходьбы от дома, и купил машину Ваз 21011 белого цвета. Боря Садовый, ставший к этому времени, замом начопера штаба округа по старой памяти стал привлекать меня на различные проверки в войска округа. За годы работы в училище я ездил на проверки в Волгоград, в Новороссийск, в Орджоникидзе (ныне Владикавказ), и даже в Ульяновск в танковое училище. В Волгограде я встречался с моими друзьями Ю. Кикиным, зам. по тылу из Новочеркасска, и В. Щербиниым, которого перевели из Урюпинска на такую же должность начальника артвооружения дивизии, но оклад здесь был выше. Бывая в частях и училищах, я знакомился с их материальной базой для проведения занятий, и все, что подходило для моей кафедры, записывал, чтобы потом внедрить в учебный процесс. Саша окончил школу, в 1980 году, и был призван в армию, я его сумел устроить в спортивную роту, при штабе СКВО, чтобы он мог продолжать тренироваться по велоспорту. Однако в этой роте велоспорт не практиковался, здесь тренировались спортсмены по различным видам спорта, кроме велосипедного. Промучившись в ней несколько месяцев, стоя в наряде у тумбочки, он, по моей просьбе, был направлен в войска, и попал в Майкоп в дивизию кадра, где солдаты больше занимались охраной техники, нарядами и работами, чем боевой подготовкой. Здесь он столкнулся с издевательствами, со стороны, лиц кавказской национальности, служивших в его роте. Получив, как-то от него письмо, что он может не выдержать глумлений над ним этих «чурок», я прямо из дома, по телефону, используя свои старые связи, дозвонился к нему в роту, чтобы успокоить его, но он, стесняясь говорить, стал просить, чтоб я больше ему не звонил сюда. В марте 1981 года меня послали в Москву в академию им М.В. Фрунзе на трехмесячные курсы по «Военной истории». Учась на курсах, я несколько раз заходил к Акимкину В.И. узнал, что его дочь Татьяна замужем, имеет двух дочерей, что у них с мужем не сложились семейные отношения, они развелись, и живет она в Москве. Заходил я и к д. Ване, папиному брату, у них тоже были новости в семье, Ира, младшая дочь, вышла замуж, и живет тоже в Москве. Курсы я окончил на «отлично», и в мае вернулся домой. Жизнь продолжалась, родители Гали побывали у нас в гостях, город им понравился. Мы несколько раз ездили на рыбалку, на небольшую и тихую речку Иловлю, недалеко от нашего города. Съехав с волгоградской трассы на проселочную дорогу, где не было машин, я сажал Олега на колени, и он учился водить машину. Летом, я взял отпуск, и мы поехали на своей машине втроем, отдохнуть «дикарями» на берегу Черного моря. Путь нам предстоял неблизкий, мы ехали через Волгоград, Элисту и далее на Майкоп, а потом через Горячий Ключ, к перевалу через горы и на море. Выехали утром, через два часа въехали в Волгоград, который растянулся вдоль Волги на 75 км, сейчас он намного удлинился и расширился. Мы купили в магазине еды, чтоб после города остановиться и покушать на природе. От города спустились к Кумоманыческой впадине, стали попадаться озера, поросшие камышом, остановились возле одного передохнуть. Я размотал удочки и наловил несколько карасиков величиной с ладошку, хотели организовать обед, но место не понравилось, донимали комары, и решили поискать другое. Проехав несколько километров, въехали на неширокую дамбу, с обеих сторон которой была вода, огромных озер. На ней в некоторых местах располагались на отдых проезжающие, мы вскоре нашли хорошее местечко и остановились. Я достал бензиновый примус «Шмель» и стал его настраивать, Олег взял удочку и устроился, неподалеку, на хлеб ловить рыбу. Галя почистила пойманную раньше рыбу, и стала варить уху, а на второе, мы сварили сосиски, которые купили в Волгограде. Покушав, стали собираться, Олег, ничего не поймав на хлеб, взял кусочек сосиски и насадил на крючок, предварительно спросив у меня, ловится ли рыба на нее. Я сказал, что ни разу не слышал, чтобы рыбу ловили на сосиски, и стал собирать пожитки. Вдруг истошный крик Олега: «Папа!», - заставил меня вздрогнуть. Я глянул на него, Олег, кое-как сдерживая рывки какой-то рыбины, положив удочку на плечо, которая, согнулась в дугу, шагает медленно от воды, волоком таща что-то огромное, и бурлящее в воде. Я кинулся на помощь, и, перехватив удочку, с усилием подтянул огромного сазана, который почувствовав берег, стал биться с новой силой, и тут леска лопнула и сазан, подпрыгнув, плюхнулся на урез воды. Олег, недолго думая, кинулся на сазана, прижав его своим телом. Я схватил торчащую голову сазана за жабры и вытащил его из-под Олега. Надо было видеть в это время моего сына, грязный, мокрый, но бесконечно счастливый, гордый, что поймал такого огромного сазана, на насадку, на которую, как сказал папа, никто не ловил, а он поймал! Сазан был длиной около полметра, весов у нас не было, но на взгляд не менее двух кг, а ужин потом из него получился отменный. Дальше мы проехали до Майкопа без приключений. Я нашел часть, где служил Саша, командира его полка я не знал, но зато я хорошо знал командира дивизии, Николая Нестеренко, мы с ним учились в одной роте в академии БТВ. Я зашел к нему в кабинет, и без труда выпросил Сашу на десять суток, по семейным обстоятельствам, заверив Колю, что привезу Сашу в срок. Мои Галя и ребята были несказанно рады, особенно Саша, который на десять дней забудет о своей службе. Через несколько часов мы, переехав через перевал, спустились на побережье, и направились в сторону Сочи, подыскивая место для остановки. Стоянку было найти довольно трудно, так как весь берег был занят отдыхающими на машинах. Но, наконец-то, мы нашли более-менее подходящее свободное место в устье небольшой горной речки, и расположились там. Поставили палатку, и натянули большой, закрывший всю машину, белый матерчатый тент. Я сделал из него даже навес, в тени которого можно было принимать пищу и спасаться от палящих лучей южного солнца. Мы рисковали, если в горах пройдет дождь, то безводное устье речки, превратится в бурный поток, и если мы не сумеем во время уехать, нас может смыть водой. До морского пляжа было шагов 100-150, который находился сразу за железнодорожной насыпью. Мы по очереди ходили купаться, оставляя кого нибудь у машины. Я пробовал рыбачить на море, но кроме нескольких бычков, мне не удавалось ничего поймать. Саша с Олегом, гуляя по берегу, нашли небольшое пресное озерко, метров пятьдесят в диаметре, спрятанное в тени деревьев под склонами гор. В этом озерке обитали огромные более полуметра рыбины, поймать которых мне никак не удавалось. Они проходили под нависшими деревьями, как торпеды, и исчезали в глубине, не реагируя на приманку. Десять дней пролетели, как один день, и мы двинулись в обратный путь. После перевала, спускаясь по серпантину, мы видели трагические последствия двух аварий с человеческими жертвами, произошедших буквально перед нами, о которых страшно вспоминать. Возвратив Сашу в часть, мы, с тяжелым осадком, вызванным расставанием с ним, поехали домой. Остаток отпуска проводили на Иловле, и пару раз ездили на Волгу в овражки (небольшие заливчики), к которым можно было подъехать на машине поближе к воде. Наш правый берег Волги, у города и далее по всей Волге, был высокий и обрывистый. Вблизи нашего дома спусков к воде почти не было, а там, где был спуск, тропинка проложенная рыбаками, можно было, спускаясь сломать шею, настолько он был крутой. Недалеко от нашего дома напротив Дома офицеров, на обрывистом берегу была построена купальня, для проведения занятий с курсантами по плаванию, летом там выставлялся наряд, не допускавший посторонних. Я иногда по утрам, после зарядки приходил сюда искупаться, и встречал здесь много наших офицеров, любителей водных процедур. В прохладное время года, с купальни можно было порыбачить. Олег тоже стал приспосабливаться к рыбалке на Волге рядом с домом. Он ловил на кораблик, который мы сделали, по рисунку из альманаха «Рыболов спортсмен». На леске, в метре от кораблика, было привязано 5-7 крючков с белыми кембриками. Он спускался на берег с купальни, и шел по узкой полоске осыпавшихся камней и глины, под обрывистым берегом, запуская на спиннинге свою необычную снасть. Кораблик под напором течения отходил от берега на 50-70 метров, и жирующий окунь, засекался, хватая кембрики, имитирующие мальков. По утрам, в дни хорошего клева за одну проводку, Олег иногда вытаскивал столько окуней, сколько на леске было крючков. С лодок рыбаки ловили жирующую селедку, но мне она, ни разу не попадалась. Мои офицеры, не все, но многие, увлекались рыбалкой. Валерий Сукманов, старший преподаватель, он же начальник инженерной службы, имел лодку и ставил переметы на сомов, и у него получалось. Он ловил сомов, солил и коптил их, угощая иногда вкусным балычком. Однажды, когда у нас гостила Галина мама, он принес большого сома. Когда мы его положили в ванну, хвост сома загнулся, не поместившись в ней. В конце нашей улицы начинались ряды гаражей, где был и мой гараж. Дальше был небольшой залив от Волги, образованный длинным оврагом, отделявший окраину города от тюремной территории, и домов, где жил обслуживающий персонал тюрьмы. Залив назывался «Беленький овражек», в нем иногда зимовали небольшие буксиры и самоходные баржи. Зимой мы рыбачили в этом заливчике, здесь можно было безопасно спуститься по дороге, по которой поднимались и спускались машины, переезжавшие зимой Волгу, когда река замерзала. В овражке иногда хорошо клевала рыба, особенно по первому и последнему льду. Как-то мы человек 15-20 с нашего училища, по весне, когда лед уже становился рыхлым, но еще неплохо державший рыбаков, рыбачили в овражке. Рыба клевала, но не активно, приходилось ее искать, буря все время новые лунки. Я переходил от лунки к лунке, пробуя ловить в каждой, обходя темноватое пятно на льду, а потом, расслабился и неосторожно, пошел через это темное пятно. Сделав второй шаг по пятну, я провалился по пояс, но хорошо, что по краям лед был еще крепкий, и пятно было не-большим, я, перевалившись на бок, выбросил ноги на лед, и немного откатившись от полыньи, встал на ноги. Никто из рыбаков не успел среагировать, чтоб помочь мне. В валенки попала вода, брюки намокли, пришлось подняться наверх, в гараже у меня были теплые брюки от танкового комбинезона, чтобы переодеться. После этого я вернулся и продолжил рыбалку. На следующий год, дело было в средине зимы в будний день, я взял отгул, за воскресный наряд и спустился в «Беленький овражек», порыбачить. Погода была солнечная, мороз совсем не чувствовался, рыбачил без перчаток, но клева не было. Я решил пройти по льду Волги до «Третьего овражка», так назывался еще один небольшой, меньше «Беленького» заливчик. До него было минут тридцать ходу по льду. Я отошел от берега метров на 100 мористее, чтобы обойти сливавшуюся по трубе канализацию из тюрьмы, она была внизу подо льдом, и там лед был намного тоньше, и пошел вдоль берега. Я был в армейской защитной куртке и брюках, на ногах валенки, а сверху на них химчулки. Через плечо, висел металлический рыболовный ящик, а в руках бур. Шел совершенно один, дыша полной грудью, наслаждаясь прекрасной погодой, щурясь от слепящего солнца. Вдруг, когда я сделал очередной шаг, моя нога провалилась под лед, и я инстинктивно упал на левый бок, и сразу отбросил бур от себя влево. Моя вторая нога провалилась тоже, но лед подо мной держал, и я, сняв, с плеча ящик, осторожно подвинул его в сторону бура, а сам попробовал повернуться на спину, приподняв ноги. Это мне удалось, и я, не вставая, еще пару раз перевернулся назад по своим следам, и приподнялся на коленях. Лед попрежнему держал, но я, не стал рисковать, ползком подполз к ящику, взял его за ремень, дотянулся до бура, и пополз от полыньи и подальше от берега. Все это я делал как-то машинально, и только отойдя от полыньи метров на двадцать, поднялся и сел на ящик. Вот только сейчас я осознал ужас своего положения, если бы лед не выдержал меня, когда я упал на бок, мне бы не удалось, так быстро вылезти. Помощи мне оказать было некому, на льду никого не было, а до «Беленького овражка», где сидело два рыбака, было далеко, и их не было видно. Очевидно, я попал на самый край тонкого льда, который находился над местом, где из канализационной трубы выходила вода. Мне сейчас думается, что скорей всего, меня опять спас мой ангел-хранитель, о котором в то время, я как-то не подумал. Я снял валенки, выжал носки, туда попало немного воды, несмотря на то, что химчулки, надетые на валенки, были туго затянуты лямками. Переобувшись, я продолжил свой путь в «Третий овражек». Там я поймал, несколько бычков и окуньков, и вернулся домой без приключений. Несколько раз мы ездили коллективом, в большой, раздвоенный, как рога козы овраг, так и называемый «Козий овраг». Там иногда мы неплохо ловили окуней, судаков и белую рыбу, особенно по последнему льду ближе к весне. Не помню, на какой Новый год, после коллективного отмечания праздника в Доме офицеров, часам к десяти первого января, на лед, прочистить легкие, и освежить головы, от алкоголя, вышли самые заядлые рыбаки. Было несколько моих офицеров, еще пришло несколько человек, с других кафедр и вышел на лед, и начальник училища, в это время уже генерал, Посошков И.Н. После принятия на вечере спиртного, многим хотелось пить и самые смелые, пробурив лунки, пили ледяную воду, лежа на льду. Я тоже пару раз попробовал волжской водички, она была холодная и приятная на вкус, вероятно потому, что во рту было сухо, и мучила жажда. Половив часа два мы с моими офицерами, решили перекусить и к нам присоединился начальник кафедры Топографии и геодезии Якуш Н. М. Он достал бутылку, и мы, посоветовавшись, позвали Игоря Николаевича. Посошков, в белом полушубке, не отнекиваясь, подошел, и мы, похмелившись, с удовольствием перекусили, и потом разошлись по лункам. Рыбача, мы перемещались по большой площади от лунки к лунке, ища рыбу, и не сразу обратили внимание на нашего генерала Посошкова И.Н., который упорно сидел на одной лунке, никуда не двигаясь. Нас разобрало любопытство, сидит не месте, значит, у него клюет! Постепенно с Якушем Н.М. мы приблизились к Игорю Николаевичу, и обнаружили, что он, сидя на невысокой скамеечке, спит, пригревшись на солнышке. Я не разрешил Николаю Михайловичу его будить, он был в теплых штанах, полушубке валенках, а погода к полудню стала плюсовая. Вскоре на льду появилась жена начальника, простая, милая и порядочная женщина, она разбудила своего рыбака, помогла собрать снасти, и они под ручку пошли потихоньку домой. Некоторые рыбаки продолжали рыбачить, иногда прикладываясь к лункам, чтобы попить водицы. Через некоторое время, я, окончательно проветрившись, тоже, нехотя, покинул ледовое поле, так ничего не поймав. После праздников, зам. начальника училища Казанский А.Н. подтрунивал над нами с Якушем Н.М., что некоторые рыбаки, после празднования Нового года, утром специально выходят на лед, и бурят лунки, чтобы не ловить рыбу, а попить из них водички. Кто-то продал нас ему с «потрохами», вот и надейся на рыбацкую солидарность. Галины родители, еще раз навестили нас, им понравился наш Камышин, но больше всего они хотели быть поближе к нам. Они нашли желающих совершить обмен Орел на Камышин и в июне 1982 г. переехали к нам. Их квартира располагалась в другой полови-не города, за заливом, глубоко разделяющим город на две части соединявшиеся стареньким мостом. Из-за ветхости моста, его сделали пешеходным, и движение по нему автомобилей запретили, они стаи ездить объезжая кругом этот длинный залив. Мы иногда ездили вместе с родителями Гали по выходным на Иловлю, где были чудесные места для рыбалки, несколько раз мы брали с собой резиновую лодку, которую мне подарил Галин папа на день рождения. Я рыбачил с лодки, а они отдыхали на берегу. У нас был дома кот Мишка, которого мы как-то раз взяли на рыбалку, он любил свежую рыбу. Кот все время был возле нас, а когда стали собираться и складывать вещи, он пропал. Сколько мы его не звали, он не появлялся. Тогда мы решили ехать домой, думая, что он убежал за птичками. Я стал разворачиваться и вдруг из под крыла заднего колеса сваливается Мишка, все закричали, я затормозил, но было уже поздно, он попал под то же колесо, и я придавил ему всю заднюю часть и он умер. Мы завели дворняжку, тоже назвав его Шариком, это был небольшой, рыжий с белыми пятнами пес. Он очень любил меня, если он гулял вместе с Галей, то услышав мой свист, мчался ко мне сломя голову, и прыгал на меня, радуясь, что я пришел с работы. Он только невзлюбил Сашу, когда тот приехал из армии. У них эта нелюбовь была обоюдной. Саша устроился на курсы электриков, закончил, и до отъезда из Камышина работал электромонтером, по прокладке кабельных линий. В Камышине мы подружились с соседями Евгением Ивановичем и Зинаидой Трофимовной Целых, у них были сын и дочь, окончившие школу. Они и их друзья с его кафедры Кривонос Игорь и его жена Лена, стали нашими друзьями, и мы вместе отмечали все праздники, дни рождения и все знаменательные события. Иногда на дни рождения я приглашал своих офицеров, Колю Хиценко, Матвиенко, его жена работала в военторге с Зинаидой Трофимовной, была «нужным» человеком. Праздновали мы и у Целыхов, Зинаида Трофимовна, как и моя Галя, тоже готовила множество кушаний, но с украинским уклоном. Зимой мы, после застолья, чтобы немного растрясти наполненные животы, выходили в наш двор, поиграть в снежки и в хоккей, у меня было несколько клюшек, это были незабываемые дни, мы резвились, как дети, вызывая зависть соседей. А один раз, когда день рождения Гали совпал с праздником пасхи, пошли на ночную службу. Народу было не протолкнуться, мы, офицеры коммунисты, опасались, что нас могут увидеть, и стояли на улице, пока женщины пробрались сквозь толпу в церковь. Два раза, я ездил, на сборы руководящего состава в города Нижний Новгород и в Ленинград. С Нижнего Новгорода нам организовали поездку в Рязанское училище ВДВ, знакомиться с учебной матбазой, которая была в то время признана лучшей из всех военных училищ, но то, что было нужно для обучения десантников, для военных строителей было неприемлемо. Зато мы побывали в Музее Сергея Есенина, ознакомились с жизнью и творчеством великого и несчастного поэта. В Ленинград мы ездили с начальником учебного отдела Бондаревым С.Д. в Высшее инженерное техническое училище (ВИТУ) на совещание, его выпускники считали себя выше на голову, выпускников камышинского, новгородского, пушкинского и тольяттинского училищ. Хотя я один раз бывал в Ленинграде, когда ездил туда, будучи в отпуске из Германии, эта поездка понравилась мне больше. Сергей Данилович, за-кончивший ВИТУ, показал мне много таких достопримечательностей, которые, в тот отпуск я не увидел. Мы съездили в Петергоф, погуляли по его паркам, посмотрели Петродворец и каскад фонтанов, во главе с «Самсоном, раздирающим пасть льва», да и погуляли по городу, осматривая памятники старины. Командование училища неоднократно приглашалось в штаб округа на командно-штабные тренировки и учения, и начальник училища постоянно брал меня с собой, чтобы я помогал ему в решении тактических задач. Имея большой опыт работы в оперативном отделе, я отрабатывал карты, писал распоряжения, и наши документы, с оформленными решениями ставились в пример даже командирам дивизий, которые участвовали на этих занятиях. Начальник училища был страшно доволен, что строители утерли нос тактикам из армейских соединений. Проверяя волгоградскую дивизию, куда я был направлен по приказу из округа, я узнал, что Володя Щербинин выдал замуж свою дочку Ларису за болгарина Стамена, и они уехали, после окончания его учебы в Волгоградском госуниверситете, в Болгарию. Жена Володи Лена ездила к ним в гости, и познакомилась с родителями Стамена, пожила там с полмесяца и вернулась, удовлетворенная знакомством с родственниками. После демобилизации Володя с Леной побывали у своих родных в Болгарии. Юра Кикин мне жаловался, что не очень ладит с командиром дивизии. Их дивизия, стоящая в городе-герое Волгограде, постоянно обеспечивает все празднования, связанные с освобождением города от фашистских захватчиков. Встречает и провожает, различные правительственные делегации, иностранных высокопоставленных гостей и крупных военных начальников, приезжающих посмотреть мемориал, посвященный Сталинградской битве. Все эти мероприятия требовали вложения определенных средств, а денег и продуктов на это отпускалось мало. Командир дивизии давал команду зам. по тылу обеспечить угощение, а когда дело доходило до списания этих средств, начинал придираться, что много израсходовано, обвиняя Кикина в расточительности и неумении находить где-нибудь побочные средства. Несколько раз Юра платил свои деньги за спиртное, кроме того присутствуя на праздничных обедах и ужинах, приходилось выпивать, что тоже подмечал командир, обвиняя его в пьянстве. В общем, комдив состряпал дело о служебном несоответствии, и удачно подсунул под «пьяную руку» заместителю начальника тыла В.С., приехавшему в Волгоград с какой-то делегацией, и Юрку уволили. Он остался без работы с женой и двумя детьми, с горя Юрка запил. Я как раз побывал в это время у них, и мы дали ему разгон вместе с женой Ириной за пьянство, взяв с него слово, что прекратит пить, и напишет письмо Министру обороны, чтоб восстановили в должности. Он выполнил свое обещание, через некоторое время, его вызвали в военкомат, и сообщили, что его восстановили в должности, он бежал домой, чтобы обрадовать семью, и на лестнице упал, не дойдя до своей двери, сердце не выдержало. Я с Галей и Олегом ездил на своей машине, на похороны, его схоронили со всеми военными почестями. Ему было чуть больше сорока лет, осталась жена Ирина и двое детей. Мы возвращались с похорон, простившись с Ириной, не оставшись на поминки. Была поздняя осень, быстро темнело, а нам ехать до дома два часа. Погода стала портиться, пошел дождь, встречные машины ослепляли светом фар, забрызгивали грязью стекло нашей машины. Вдобавок, от Волги, вдоль которой, в одном - полутора километров шла наша дорога, пошел густой туман, Видимость была почти нулевая. Я ориентировался по разнице, освещенности асфальта, он был темнее, обочины, которая смотрелась чуть светлее. Несколько раз возникало желание остановиться, и переждать туман, но, сколько он будет длиться, неизвестно, и пройдет ли до утра вообще. Мы продвигались медленно, как бы на ощупь, Галя и Олег тоже помогали мне смотреть за дорогой, подсказывая, где появляются препятствия на пути. Только перед самым Камышином, когда дорога поднялась в гору, туман пропал, стало ехать намного легче. Вместо двух часов, мы ехали три с половиной часа, это было, как прощальное испытание от разлуки с самым лучшим моим другом. На место Юры через некоторое время назначили подполковника Балякина, с ним мы тоже были знакомы, он приехал на Кубу в нашу бригаду заместителем по тылу, за полгода до моего отъезда. Я случайно узнал про него, как-то раз, мы встретились, и я его поздравил с назначением. У него тоже трагическая судьба, они, со своим замом, ночью возвращались на машине с учений в Волгоград, проехав несколько сот километров. Под утро, не доезжая до го-рода несколько километров, водитель заснул, машина на большой скорости врезалась в стоящий на правой стороне дороги каток, он и водитель погибли сразу, зама доставили в больницу в тяжелом состоянии. Я встречал его жену после похорон, она была в смятении, что делать, как жить дальше, жизнь для нее потеряла смысл, ее утешали, как могли, но она, только отрешенно качала головой. У Балякина также осталось двое детей, это был какой-то злой рок свалившийся на эту дивизию, за короткое время погибли два зампотылу. Через некоторое время я узнаю, что схоронили моего друга Володю Щербинина. Его жена Лена уехала к дочке, в Болгарию, о дальнейшей судьбе этих трех женщин, жен моих друзей, я не знаю, все связи оборвались. В Камышине я познакомился с хорошим человеком Орловым В.И. майором Внутренних войск, он служил в тюрьме, за Беленьким оврагом, и жил недалеко от нее в частном доме. Его сын Сергей поступил в наше училище, и я иногда, по просьбе Василия Ивановича, через комбата, или ротного отпрашивал Сергея домой. По выпуску я помог направить Сергея за границу. Орлов постоянно уговаривал нас купить дачу, и подыскал нам подходящий участок с домиком, и деревьями, недалеко от его дачи, которая была почти рядом с его домом. Мы купили эту дачу, и стали постигать азы садоводства и огородничества. Дача нам нравилась, особенно домик, небольшой, кирпичный, оштукатуренный, уютный домик. Внутри он состоял из двух комнат, стены были побелены, а деревянные полы покрашены. В огороде было две яблони груша, виноград, смородина, клубника и грядки для овощей. От нашего дома до дачи было пять минут езды на машине. Пробовали мы себя и в бахчеводстве, взяли за городом участок и посадили арбузы. Опыта у нас не было, наши арбузы получились мелкие и невкусные. Я осенью садился на машину, брал бутылку, или две, ехал на бахчу и у сторожей за водку набирал целый багажник арбузов, привозил в гараж, и никаких проблем, ели до самого нового года. Бывая в штабе округа, я выпросил два комплекта учебных тактических классов, один с использованием переносных армейских радиостанций, а второй на танковых радиостанциях Р-113 со шлемофонами. Мы сделали два класса, для проведения занятий по тактике, на столах которых стояли эти радиостанции, а на передних стенах изготовили макеты местности, на которых создавалась тактическая обстановка, и курсанты по ней принимали решение, и докладывали руководителю занятия по радио, обучаясь одновременно правилам ведения радиообмена. Справа и слева от макета, вверху, в стене монтировались два телевизора, по которым показывались учебные фильмы. Кроме тактических классов из округа прислали, макеты и плакаты для оборудования классов по огневой, инженерной, ОМП и подготовке по связи. Командование училища оказывало нашей кафедре большую помощь в создании материальной базы кафедры, обеспечивая мате-риалами. Создавая классную учебно-материальную базу, я решил поднять авторитет кафедры путем создания образцового порядка в расположении кафедры, установил дежурство офицеров на период занятий, и запретил курение на территории кафедры и в туалете. Прежде, чем принять решение о запрещении курения, мне самому надо было бросить курить. Я один раз бросал, в академии, не курил почти три года, сидячий образ действий в академии, наложил свой отпечаток на мою внешность, я растолстел, и снова стал курить. Теперь я решил бросить курить окончательно, и стал к тому же агитировать своих подчиненных офицеров. Двое согласились, Спиряков С.В. и Курбатов Ю.А. и мы заключили пари, кто проспорит, ставит бутылку коньяка. Спор заключался в присутствии остальных офицеров кафедры, поэтому все предвкушали интересное развитие событий. Дело было в субботу, собираясь идти, домой, я выбросил остатки курева в урну. Мне казалось, ну, что такого, как бросить курить, запросто! проще пареной репы! Но не тут-то было, дома все мои мысли были о сигаретах, о курении, ни о чем другом думать не хотелось. Я терпел весь вечер, и утро воскресенья, но потом не вы-держал, не найдя дома «бычков», я сбегал в офицерскую столовую, располагавшуюся в нашем доме, и в буфете купил сигарет, и с наслаждением затянулся. Придя на работу, принес с собой коньяк, и демонстративно закурил в кабинете. Первый офицер, увидавший меня с сигаретой, сразу же порадовал моих коллег по пари, и те, потирая ладони от предстоящего угощения, спросили, принес ли я коньяк. Я открыл сейф, показал бутылку и сказал, что расплата будет после занятий. Дня через два-три ко мне привели Курбатова Ю.А., поймали с поличным, курил на первом этаже, спрятавшись под лестницей. Распили его бутылку, а Спиряков С.В. через три с лишним месяца, когда окончательно бросил курить, принес коньяк за то, что помогли ему бросить курить. Но я, чувствуя, что стало трудно подниматься на этажи, стал задыхаться, и решил окончательно завязать с курением. Я нашел убедительный повод, нарушить который было невозможно, я объявил жене, что делаю ей подарок на день рожденья, бросив курить. Три месяца я терпел, постоянно думая о курении, а потом стал забывать, но иногда «стал курить» во сне, ощущая, как наполняются дымом легкие, и просыпался в холодном поту, с мыслью: «Ведь я же бросил курить!». Последний мой сон про курение, еду в УАЗике с водителем, достаю пачку «Беломора» и вспоминаю, ведь я бросил курить, смяв ее, выбросил пачку в форточку. После этого забыл про курение, а дым сигарет стал вызвать отвращение и кашель. Поэтому я стал у себя на кафедре рьяно бороться с курением. Уставной порядок на кафедре, дисциплинировал курсантов, повышал их успеваемость, вызывал уважение к кафедре со стороны командования училища. В 1983 году меня привлекли на осеннюю итоговую проверку мсд, в составе окружной комиссии, в город - герой Новороссийск. Командиром этой дивизии оказался мой бывший командир танковой дивизии в Новочеркасске, здесь должность была такая же, но город престижнее. Он остался таким же чванливым, высокомерным, но к окружному начальству угодливым. Со мной он поздоровался без высокомерия, вероятно, понимая, что оценка командирской подготовки, которую я должен был проверять, в его дивизии зависит от меня. Три дня я проверял командирскую подготовку офицеров дивизии и полков, нашел столько недостатков в управлении дивизии, что можно было ставить двойку, не проверяя эту дисциплину в полках. Особенно много было очковтирательства. Командно-штабные тренировки, КШУ в журналах записано, что отрабатывались, выставлены оценки за ответы, за отработку карт, но, ни один офицер не мог показать мне, ни одну свою карту, на которой он работал на этих занятиях. Я не свирепствовал, тыкал носом молодого начопера, показывая, как надо было все делать. В полках была та же картина, только похуже. Но я не стал злобствовать и здесь, разобрал недостатки с начальниками штабов, и поставил общую оценку «удовлетворительно», благо некоторые недостатки они устраняли тут же на месте. Отдав результаты проверки председателю комиссии, я поужинав, пришел в гостиницу, чтобы привести себя в порядок, на завтра были куплены билеты на вечерний поезд, идущий на Волгоград. Я планировал найти на следующий день Анатолия Гончарова, бывшего зампотеха новочеркасской дивизии, который демобилизовавшись, уехал в Новороссийск. Хотелось встретиться с этим добрым, порядочным человеком через столько лет разлуки, узнать, как он здесь устроился. Через местных офицеров, знавших его, я попросил, чтобы завтра с утра он прибыл ко мне в гостиницу, и мы бы пообщались с ним. Но мои планы помыться и привести себя в порядок, были нарушены посыльным, меня вызывал председатель комиссии. От него я узнал, что мне предстоит до проверить один мотострелковый полк, который получил по вождению БТР офицерами «двойку». Расклад был такой, если выставить эту оценку, то полк получает общую оценку «два», и тянет на двойку всю дивизию. Командование полка собрало всех офицеров, кто по каким либо причинам отсутствовал на ночном вождении, и если хоть один из них получит двойку, то двойка останется. Вообщем, мне сказали, что в моих руках судьба дивизии, и ее командира. Я сел в машину командира полка, и мы с зампотехом поехали на автодром, я бы мог отыграться и здесь, но не стал портить службу людям, они за эту проверку буквально вымотались. На автодроме у вышки под горящим фонарем, были построены пять офицеров, которые не водили это упражнение. Один в тот день стоял в наряде, двое были, больны, и еще двое, отсутствовали по каким-то причинам. Я взял ведомость, сверил список с присутствующими офицерами, и проверил у каждого удостоверение личности, предупредил их, что от них зависит оценка полку и дивизии, и дал команду начать вождение. Мы поднялись на вышку, на исходном положении стоял БТР, освещенный светом прожектора, и возле него стоял первый обучаемый. По команде с вышки: «К бою» офицер занял свое место и доложил о готовности. Я взял секундомер, и скомандовал; «Вперед», БТР тронулся и скрылся в ночи, как он там ехал, и даже кто вел БТР, никому не было видно. Я понимал, что это вождение, такая же фикция, как и командирская подготовка, которую я проверял. Чтобы мне знать, как прошел БТР по трассе, на ней должны стоять помощники поверяющего, и докладывать мне о прохождении препятствий, от этого тоже зависит оценка обучаемого. В БТРе должен сидеть независимый инструктор от проверяющего, вот тогда этот экзамен будет настоящий. Поэтому я фиксировал только время, которое затрачивал БТР на трассе. Отводивший офицер поднимался на вышку, и я объявлял ему оценку. К 6.00 вождение было закончено, я подвел итог, и объявил общую оценку - «удовлетворительно», и мы, с зам. командира полка по техчасти, поехали в городок. Из-за того, что большинство проверяющих офицеров, должны были уезжать в Ростов в девять часов, подведение итогов проверки было назначено на 7.00 в клубе военного городка. Мы приехали туда минут за 15 до начала, операторы штаба округа уже вывесили плакаты с результатами проверки, там были пустые клетки оценок по вождению и общая оценка дивизии. Я отдал ведомость и они стали на весу тушью рисовать тройку. В это время в зал вошел комдив. Ему подали команду «Товарищи офицеры» и все встали, он не обращая внимания на своего начальника штаба, который пошел докладывать ему, направился ко мне. Пожал мне руку, и спросил, что я собираюсь делать, я сказал ему, что хотел бы посмотреть на «Малую землю», а вечером мне надо доехать на вокзал, на поезд. Он сказал, что его машина будет в моем полном распоряжении. Я пошел в гостиницу, немного подремать, так как не спал всю ночь. Часов в десять меня разбудили, пришел Толя Гончаров, мы обнялись, оба от души обрадовавшись встрече. Пока я приводил себя в порядок, мы обменивались новостями, вспоминая наших общих друзей. В это время заходит командир полка, вождение, которого я проверял этой ночью, и приносит пятилитровую канистру виноградного вина, мы хотели выпить, но он сказал, что приглашает нас на шашлык. Делать нечего пришлось соглашаться. Я смотрю на этого подполковника, и про себя думаю, где я его видел, уж больно лицо знакомое. А он, в свою очередь, спрашивает меня, не помню ли я его, ведь мы с вами, товарищ полковник, «воевали» в Средних Ачалуках. И тут на меня нашло озарение, ведь это тот командир батальона, который вместе с нами (Борей Садовым и мной) готовил к показному занятию «Мотострелковый батальон с танковой ротой в наступлении в горах», а потом организовал для нас шикарный обед, у своего брата, который зарезал и приготовил барашка. Я вы-звал машину, и мы поехали в небольшой ресторанчик, стоящий в посадке недалеко от дороги. На площадке, рядом с небольшим зданием ресторанчика, стояло несколько столиков, где обедали посетители. Нас усадили за отдельный столик, на котором в мгновение ока появились салаты, зелень, водка, коньяк. От коньяка мы отказались и подняли по рюмке водки за успешную сдачу проверки. Вскоре нам принесли шашлык, я посмотрел на соседний столик, там шашлыки были раза в три меньше, чем наши, и куски мяса у нас были намного крупнее. Мы поели, с удовольствием вспоминая события не так давно минувших лет, и, поблагодарив хозяев, расстались. Толя пригласил меня к себе домой, мы заехали в гостиницу, я расплатился за проживание, забрал вещи, и мы поехали к нему домой. Его жена симпатичная, еще нестарая женщина, я ее всего один раз видел в Новочеркасске, когда она приезжала в гости к мужу, она, сохраняя квартиру в Новороссийске, жила постоянно там, стала накрывать на стол. Мы с То-лей, перед телевизором, вспоминали нашу жизнь, когда жили в «Красных казармах» и наших друзей. Жена усадила нас за богато приготовленный стол, я с удовольствием по-ел борща, чтобы разбавить мясо шашлыка. В конце обеда я произнес тост за хозяйку, отдав должное ее кулинарным способностям, радушию и гостеприимству. После обеда поехали на экскурсию, на Малую землю, где располагался мемориал защитникам го-рода. Он был создан, не столько в честь павших десантников, высадившихся с моря и захвативших плацдарм, сколько для того, чтобы увековечить память, воевавшего здесь Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Л.И.. Быть в Новороссийске и не съездить на «Малую землю» для коммуниста, расценивалось бы как неуважение к партии и ее руководителю. Мемориал был создан в стиле выжженной земли с грудами искореженного металла, бетонными надолбами, металлическими ежами, блиндажами, воронками от разрывов снарядов, вообщем мрачное зрелище. Возвращаясь назад, заехали на аэродромный вокзал, Толя уже не мог остановиться, его тянуло выпить, а я хотел попить водички. Здание было небольшое одноэтажное в зале стояли столы, за которыми гуляла свадьба. Несколько человек было в летной форме, остальные в гражданской. Впоследствии, мы узнали, гражданские были из обслуживающего персонала аэропорта, а женился летчик на стюардессе. Подвыпившая компания, завидев свежих людей, и тем более полковника, подхватила нас под руки, и усадила за стол, заставив выпить за здоровье молодых. Потом заиграла музыка, начались танцы, и так как мужиков было мало, мы с Толей оказались в центре внимания. Но время неумолимо двигалось вперед, до отхода поезда оставалось не более часа, и мы еле вырвались из гущи танцующих, и рванули на вокзал. На вокзале Толя где-то купил бутылку, чтобы выпить со мной «на посошок». Был уже вечер, стемнело, но на улице пить не будешь из горлышка, и я, увидев над дверью надпись «Милиция», направился туда. Я объяснил дежурному, что нам негде выпить на прощание и не смог, ли он нам помочь в этом. Он сочувственно улыбнулся, и, открыв камеру для задержанных, где был стол и стул, принес второй стул, два стакана, и на тарелке кусок хлеба с помидоркой, разрезанной пополам. Мы пригласили его выпить с нами, но он отказался, сославшись на то, что на работе не пьет. Мы выпили по полстакана на прощание, Толя расчувствовался, и полез целоваться. Поблагодарив старлея за гостеприимство, оставили ему недопитую бутылку, и вышли на улицу. На привокзальной площади сновал народ, объявили посадку на мой поезд, Толя хотел провожать меня до вагона, но был настолько пьян, что мне пришлось его, чуть не силой посадить в машину и шофер повез его домой. В поезде, как обычно, после начала поездки, все садятся за столик, и принимаются за еду. Мои соседи по купе разложили еду на столе и пригласили поужинать меня. Чтоб не быть в долгу, я достал канистру и налил всем по стакану вина. После ужина я заснул как младенец, а на утро пришлось, снова доставать канистру, потому, что от вчерашней смеси водки и вина, голова была тяжелой, и во рту было противно сухо. Домой я добрался на автобусе, сделав пересадку с поезда в Волгограде.
Училищу выделили участок местности в пятидесяти километрах от города для создания учебно-полевого центра (УПЦ). Это был большой овраг с широким дном, по краям которого прилегали небольшие, не пахотные земли, непригодные для посева. Я выбрал места для постройки учебного тактического поля, инженерного, химического городков и стрельбища и началось их строительство. Строительная кафедра тоже строила различные тренажеры по обучению курсантов строительной специальности. Силами курсантов, время их производственной практики, возводились вышки на тактическом поле и стрельбище, макеты блиндажей, окопов и все инженерные сооружения на тактическом поле. Строились жилые помещения для полигонной команды и офицерского состава, а также столовая и стационарная кухня. Солдаты и курсанты летом жили в палаточном городке, а зимой на УПЦ оставалась полигонная команда, которая охраняла учебные поля и городки. Все это делалось на протяжении двух лет, и наращивалось в ходе проведения занятий, офицеры моей кафедры поочередно находились на УПЦ, одновременно оборудуя учебные поля и проводя занятия. Для выхода на занятия по нашим дисциплинам в УПЦ, мы создавали тактическую обстановку, и роты выдвигались туда в пешем порядке, совершая пятидесятикилометровый марш, в предвидении встречи с «противником». Командиры взводов и рот, контролируя действия курсантов назначенных действовать в роли командиров подразделений, сами обучались ведению боевых действий на марше. Это давало большую пользу, как курсантам, так и офицерам, в изучении тактической подготовки. Для обозначения «противника» выделялся взвод курсантов на автомобиле с одним из преподавателей. На определенных участках местности этот взвод обозначал различные виды боевых действий, заставлявших выдвигавшихся на марше обучаемых, принимать решения по отражению нападения «противника», или по его уничтожению. Курсантский батальон в день занятий до подъема поднимался по тревоге, и выстраивался на строевом плацу. Проверялась экипировка курсантов и готовность к выходу в УПЦ. После проверки, курсанты возвращались в казармы, приводились в порядок, завтракали, и рота, которая первой выходила в лагерь, вновь выстраивалась на плацу для получения задачи на марш. На первом таком занятии я решил сам поучаствовать, и притом довольно активно, взяв на себя роль преподавателя, который с взводом курсантов должен был действовать за «противника». Я сел в кабину автомобиля с этим взводом, и мы выехали первыми по маршруту движения курсантов. Преподавателям тактических дисциплин, которые в ходе марша обучали и контролировали действия курсантов и их командиров подразделений, я о своих действиях в хо-де марша не стал информировать. У меня была карта, на которой был нанесен маршрут и тактическая обстановка по данному занятию. Я не стал придерживаться нанесенной обстановки о противнике, выбирал на местности точки, которые можно было использовать для скрытного расположения моего взвода и внезапного нападения на выдвигающуюся по маршруту колонну курсантов. Выбрав первую точку на опушке небольшой рощицы, я дал команду взводу спешиться, машину поставили в кусты и замаскировали. Я поставил задачу взводу с этого рубежа при подходе колонны атаковать колонну в пешем порядке, с применением холостых патронов и взрывпакетов, а затем по моей команде, сесть в машину, чтобы выдвинуться на новую точку. Взвод расположился на местности справа от дороги на удалении до 500 метров, на фронте около 100 метров и замаскировался. Мы стали ждать подхода колонны, которая выдвигалась с маршевой скоростью 4 -5 км в час. С начала марша прошло около полутора часов. Вскоре показалось охранение, в составе отделения курсантов, они шли беспечно, немного притомившись, и не соблюдали осторожности. Это охранение мы решили пропустить, и они прошли дальше по дороге. Через несколько минут показалась колонна первой роты. Ничего не подозревая, надеясь на охранение, рота шла по – взводно, в колонну по три. Я дал команду, и мой взвод цепью пошел в атаку на противника, с криками: «УРА!», - стреляя холостыми патронами. Я и взводный бросили по взрывпакету, чтобы привлечь внимание идущей по дороге колонны. Рота вначале, по команде командира: «К бою!», залегла на обочине дороги, кое-кто из курсантов выстрелил холостыми патронами. Но тут, видимо по команде преподавателя тактики, шедшего с курсантами, рота, стала разворачиваться в боевую линию, чтобы атаковать «противника». Не дожидаясь, когда рота полностью развернется, я дал сигнал водителю, и тот, выехав из укрытия, подъехал ко мне, и мой взвод быстро свернувшись в колонну по два, через задний борт занял места в машине. Мы, не обращая на стрельбу и крики «УРА!» атакующей роты, рванули на следующую точку. Там я решил совершить нападение, на охранение, идущее впереди колонны. Я расположил взвод на небольшом пригорке, спрятав машину за ним. Взвод залег по обеим сторонам дороги на удалении до ста метров. Вскоре показалось охранение, в отличие от прошлого этапа, вероятно, после того, как преподаватель дал этому отделению разгон за их беспечность, что позволило «противнику атаковать роту, оно действовало совсем по-другому. Справа и слева от дороги на удалении до пятидесяти метров шло по курсанту, а в составе отделения шел еще и командир взвода. Они внимательно осматривали местность, перекликаясь друг с другом, сообщая обстановку. Подпустив их на расстояние до двухсот метров, мы открыли «огонь» из автоматов. Отделение залегло, и стало отстреливаться, а командир взвода выстрелил из ракетницы красной ракетой. Идущая сзади, на удалении видимости рота стала разворачиваться в линию взводных колонн, а затем в боевую линию. Я увидел, что действия охранения и роты на этом этапе, более грамотны, и дал команду взводу: «К машине!». Погрузившись, поехали на третью точку, где я хотел применить один из способов на падения на колонну, применительно к боевым действиям в Афганистане. В то время это было модно и необходимо, так как некоторые выпускники училища направлялись служить в Афганистан. Генеральный штаб обобщал опыт ведения боевых действий нашими войсками в этой стране, и доводил его до Вооруженных сил и военных учебных заведений. Даже я чуть не съездил туда, на ознакомительную поездку, которую предложил мне начальник училища генерал Посошков И.Н., но она по какой-то причине не состоялась. Эта третья точка была мной определена на привале, в ходе которого рота должна была пообедать из полевой армейской кухни, немного передохнуть, и продолжить выдвижение в УПЦ. Привал был выбран в длинном, узком, шириной 40 – 50 метров и до 10 метров глубиной, овраге, через который проходила дорога. В центре оврага на ровной площадке расположилась кухня, с грузовой машины выгрузили и расставили несколько столов со стульями для офицеров, а курсанты, должны были, получив пищу на кухне, принимать ее из котелков в расположении подразделений. Я отправил машину в овраг, поближе к кухне, и расположил взвод на удалении метров 300 от оврага, в готовности по моему сигналу выдвинуться к оврагу и стрельбой из автоматов нанести поражение «противнику» находящемуся на привале. Сигналом для нападения должно послужить снятие мной головного убора, и обмахивание им как веером. К 14.00 часам, когда мы заняли исходное положение на третьей точке, было действительно жарко, солнце стояло в зените и нещадно палило. Я нашел небольшую канавку метров 50 от оврага, и прилег в ней, наблюдая за прилегающей местностью, в ожидании подхода курсантских подразделений. Вскоре вдали показалось охранение, оно шло по дороге, соблюдая осторожность, а справа и слева на удалении до 50 метров шло по курсанту. При подходе к оврагу отделение с командиром взвода, увидев, что внизу в овраге дымится кухня, стало спускаться по дороге вниз, но курсант, который шел справа, внезапно увидел меня и, взяв наизготовку автомат, пошел ко мне. Я вынужден был подняться, и сказать курсанту, что хватит воевать, надо идти обедать. Он недоверчиво отнесся к моим словам, но, не увидев ничего подозрительного, спустился в овраг. Я присел на бугорок, и вскоре увидел, как на дороге показалась рота. Курсанты, пройдя половину пятидесяти километрового марша, выглядели уставшими, но предвкушение небольшого привала и горячего обеда, взбодрило их, и они ускорили шаг, спускаясь в овраг. Командиры дали команду, снять вещмешки, достать котелки и взвода построились в колонну по одному у кухни. Оружие осталось в местах расположения подразделений, и не было выставлено ни одного наблюдателя. Офицеры присели за столы у кухни, им солдат из хозвзвода, в белой куртке стал подавать первое. Я встал, снял фуражку, и, помахивая ей, как веером, увидел, что мой взвод, поднялся со своего рубежа и бегом направился к нам. Спустившись тоже в овраг, чтоб никто не заподозрил, что – нибудь плохое, уселся за стол, я сразу получил тарелку дымящегося борща. В это время с двух сторон оврага раздались автоматные очереди, «противник» нас расстреливал сверху, как цыплят. Курсанты, с котелками в руках, стали метаться, ища укрытие, некоторые кинулись к оружию, послышалась запоздалая команда ротного: «В ружье! К бою!». Курсанты хватали оружие и, ложась на спину, стреляли вверх по противнику. Я поднял фуражку, привлекая внимание, моего взводного, и дал команду прекратить стрельбу. Ротный собрал роту и дал команду продолжить обед. После обеда я перед ротой, сидящей на траве, подвел итог эти трех этапов, отметив недостатки и положительные стороны. Дальше рота совершала марш без участия противника, этот взвод занял свое место в колонне. К ужину рота сосредоточилась в УПЦ и разместилась в палатках. На этих занятиях, как правило, присутствовал кто-нибудь из командования училища, которые давали высокую оценку работе моей кафедре в обучении курсантов. Итогом создания учебно-материальной базы в училище, было проведение сборов руководящего состава Квартирно-строительных органов МО, где присутствовали начальники Главков, УНР, начальники всех строительных училищ, их заместители, и начальники ведущих кафедр. Наши учебные классы поразили генералов и офицеров, такой учебной базы не было ни в одном училище, главное все работало практически. На тактическом поле мы показывали тему занятия «Наступление мотострелкового взвода на опорный пункт противника». С преподавателями мы несколько раз тренировали этот взвод и добились четкого выполнения курсантами учебного занятия. Начало занятия было предусмотрено по взрыву фугаса имитирующего взрыв ядерной бомбы в центре опорного пункта противника, а взрыв должен произойти по моему сигналу с вышки. И, как всегда, нас чуть не подвела маленькая случайность, отказала радиостанция у преподавателя, который должен подорвать этот фугас. И вот представьте такую картину, на вышке с биноклями в руках генералы и офицеры, человек сто, все готово к началу занятия. Я передаю по радио условный сигнал, перед нами, как на ладони, на противоположной стороне оврага опорный пункт противника, видны траншеи, макеты танков, и огневых средств «противника», а там никакого взрыва. Я повторяю сигнал, опять никакого взрыва, я холодею, но не подаю вида, пауза затягивается, стоящие рядом офицеры, с недоумением смотрят на меня, я называю позывной второго преподавателя, который, находился недалеко от фугаса, и даю ему команду передать сигнал первому. И вдруг долгожданный взрыв, дымный гриб поднялся над опорным пунктом. Сразу заработали радиостанции наступающих, усиленные динамиками, установленными на вышке. Я облегченно вздохнул, теперь все пойдет без остановки. Сзади вышки вышли, развернутые в линию, три автомашины ГАЗ-66, имитирующие БТРы с курсантами. На уровне нашей вышки взвод спешился, и в отделенных колоннах двинулся, вниз по склону, на рубеж атаки. В опорном пункте «противника» стали рваться фугасы и взрывпакеты, обозначавшие артподготовку наступающих. На рубеже атаки взвод разворачивается в боевую линию, и с криками «Ура» врывается на передовую траншею опорного пункта. Крики «Ура», мы записали на магнитофон, стоящий на вышке, заранее, и включили в нужный момент, эти крики слышали по динамикам на вышке, получилось очень эффектно. Это была моя идея, а то те крики наступающих, находящихся от нас в трехстах метрах, вообще не были бы слышны. Все, присутствующие остались очень довольны показным занятием, и никто не вспомнил о той небольшой заминке, которая образовалась вначале. Остальные учебные городки кафедры были высоко оценены заместителем министра по строительству и расквартированию войск. За создание учебной и материальной базы кафедры, я был награжден орденом «Красная звезда». Мои офицеры также были поощрены, кто получил очередное звание, кто должность старшего преподавателя, кто ценные подарки. В конце февраля 1985 года, согласно требованиям к преподавательскому составу, через пять лет, каждый должен пройти стажировку в войсках, чтобы все новое, что появилось за это время, внедрить в учебный процесс. Меня послали стажироваться на мою последнюю должность, начальника штаба дивизии, и не куда-нибудь, а в мою бывшую, сформированную мной 14 танковую дивизию, в город Новочеркасск. Командиром дивизии был недавно назначенный, полковник Наумов, мне он понравился. Спокойный, рассудительный, грамотный командир, он утвердил мой план стажировки, и я включился в работу. Знакомых мне офицеров осталось мало, я работал в штабах дивизии и полков, помогая разрабатывать планы проведения занятий по командирской подготовке, проверке этих занятий в частях дивизии. Я побывал во всех полках, в том числе и в Каменск-Шахтинске. Там я встретил бывшего начальника продслужбы бригады на Кубе, он стал заместителем командира полка по тылу. Обрадовавшись встречи со мной, он мне презентовал большой пакет черного перца, я говорил ему, зачем столько много, но он, сказал, что пригодится. Этого пакета мне хватило на двадцать с лишним лет. За работой я не заметил, как месяц моей командировки подошел к концу. Я привез положительный отзыв о проведенной стажировке, и узнал о новых методах проведения занятий по командирской подготовке, появившихся в войсках. У меня была дома мелкокалиберная пятизарядная винтовка, привезенная тайком с Кубы. Ее надо было зарегистрировать, но у меня на нее не было документов, хранить ее дома было опасно, сдать в органы милиции, в то время без объяснения, где взял, было невозможно, могли привлечь за хранение огнестрельного оружия. Галя настояла, чтобы избавиться от нее, и мы поехали на рыбалку с ней на Волгу, выплыв на лодке, я утопил ее на большой глубине, жалко было до слез. В декабре этого же года, начальник училища Посошков И.Н. предал мне приказ выехать в Москву, в управление кадров Квартирно-строительных войск, причину не объяснил. Зайдя в управление кадров, я был огорошен, мне предложили должность заместителем начальника училища в Тольятти. Тогда оно было филиалом Камышинского училища, и после инспекторской проверки в сентябре получило оценку «неуд». Все руководство училища было отстранено от должностей за исключением, начальника, его пожалели, он в должности был менее года, и его оставили исправлять положение. Я подумал, зачем мне эта должность, мне осталось служить три года, у меня все есть, квартира, гараж, машина, дача, купил мебель, тесть с тёщей переехали в Камышин. А там, в Тольятти квартиры нет, гаража тоже не предвидится, что же, мне все бросать и мчаться туда, не знаю куда. Я об этом сказал кадровику, и отказался от должности заместителя. Меня уговаривали, другие начальники из управления КС органов, я стоял на своем, мне сказали, подумай в гостинице, завтра приходи. На завтра меня уговаривал начальник управления кадров, стал аргументировать, что город перспективный, завод, много высших Учебных заведений, рядом областной город Куйбышев (ныне Самара), вообщем я подумал о детях, их надо где-то пристраивать, а в Камышине такой возможности нет, и согласился. Приехав домой, я огорошил своих родных согласием на перевод в Тольятти, и стал ждать предписания на перевод к новому месту службы.