Мир не был больше тем, который я знал и любил. Смерть умеет уродовать: глаза мои заволокла делающая незрячим пелена страха, а дыхание теперь навсегда было отравлено отчаянием. Самые крепкие сердца становятся тряпочными в ее чудовищных руках, что уж говорить о моем птичьем сердечке…
Уши мои все еще слышали жуткое бульканье.
«Как странно, ведь он уже, наверное, на дне… – думал я, больно прикусив нижнюю губу, побарывая горькие всхлипы. – Неужели?..» – и усталый, измученный мозг заботливо оборвал быстрый поток чудовищных образов, хищно хлынувших в воспаленный разум. А бульканье все не смолкало… Жизнь – уже лишь физическая, дикая, первобытная, та, что заставляет тело казненного дергаться, когда голова уже отсечена, – все еще боролась с удушьем, с ледяной затягивающей водой, с немощью мертвого существа… Она была уже побеждена, но почему-то не сдавалась. Жизнь сильна, и только теперь я понимал, насколько. Но тощая, старая, вечно голодная смерть брала свое…
«Господи, он не может до сих пор быть жив! Пусть он не будет жив, прошу, ведь он не заслуживает таких страданий! Никто не заслуживает!» – Слезы уже не бежали, лишь только кровоточила душа…
Но тут бульканье смолкло, и я выдохнул и закрыл глаза. Кончено…
Я видел, как мужчина алчно обшаривал порванную куртку, как загорелись его бегающие глазки, когда он нашел кошелек и хороший сотовый телефон. Меня трясло от отвращения. Не верилось, что существуют люди, которые так запросто, без особых волнений, способны оборвать чужую жизнь.
Тут мужчина извлек нечто, что вызвало у него лишь презрительный смешок. Он бросил этот предмет на землю и принялся дальше обыскивать куртку.
Во мне не было сил подняться, я чувствовал себя высушенным осенним листком, втоптанным в грязь. Но брошенный квадратик неподалеку привлек мое внимание, и я пополз к нему. Это оказался фотоснимок, на нем были двое – молодая светловолосая девушка с веселыми ямочками на щеках и тот самый парень с длинными темными волосами и пронзительно синими глазами, которых я еще не видел нетронутыми ужасом и смертью. Оба счастливо улыбались на ярко-зеленом фоне весенней листвы, будто и не было в мире никакого зла. Я прерывисто вздохнул и хотел было перевернуть снимок, позабыв, что здесь я всего лишь призрак. Мои пальцы прошли сквозь бумагу, а фото так и осталось неподвижно лежать на земле.
Но тут неожиданно поднялся ветер, будто помогая мне. Снимок дрогнул и перевернулся. Я низко склонился над ним, внимательно разглядывая.
«Кристиан и Элада, вместе навсегда…» – красивым, ровным почерком было выведено на испачканной обратной стороне. Вот, значит, его имя – Кристиан. Фото снова перевернулось, и молодое, приветливое лицо дружески взглянуло на меня.
– Теперь ты знаешь мое лицо и имя, – прошелестел тихий знакомый голос. – И помог мне вспомнить их. И ее… – Печальная пауза, только листья слабо шуршат да ветер заунывно подвывает. И первые капли дождя касаются моих щек и горько сжатых губ… Рокот далекого грома приглушил звук тоскливого, слышимого лишь мне плача. – Ты скажи ей, что я ее… жду. – Я кивнул, а он продолжил: – Она больна. Тяжело больна. А все я виноват… Не может она без меня, понимаешь? И зачем только я пошел на прогулку той ночью? Зачем?! Молодость – это глупость… Я ведь счастлив был, чего мне не хватало? Почему жизнь свою не берег? Пошел непонятно куда, ночью… Не верил я, что со мной что-то случиться может. Да и вообще в смерть не верил, не боялся ее. А она, оказывается, такого не любит. Я любил осень и дождь, не мог сопротивляться их манящему зову. А теперь вся моя душа без остатка растворена в них. В этой одной бесконечной ночи…
Я тяжело вздохнул. Я понимал его. Наверное, поэтому он и выбрал меня.
– Что мне делать? – беззвучно спросил я.
Кристиан ответил:
– Элада не знает, что случилось со мной. Никто не знает. Только ты да эта проклятая молчаливая луна. И еще озеро… Оно до сих пор держит меня, царапает мои легкие, душит и без того искалеченное горло. – Он глубоко вздохнул, будто пытаясь вобрать весь воздух вокруг. – Все должны узнать. Подари мне покой, прошу! – Последнее его слово потонуло в оглушительном раскате грома такой силы, что я невольно вздрогнул. Дождь зачастил крупными холодными каплями. Мужчины неподалеку громко перекликались, обсуждая, кому и за сколько можно продать телефон. Они были настолько самоуверенны, – или жестоки? – что совсем не торопились покидать место своего злодеяния. Я крепко сжал зубы, меня мутило от одних только их сиплых голосов.
– Эти люди должны сполна заплатить за все это, – прошипел я, чувствуя такую ярость, как никогда в жизни.
Я не мог видеть, но почувствовал его улыбку.
– Они заплатят, поверь. Все рано или поздно платят. Не пускай в свое сердце ненависть, она хуже любой болезни.
Дождь лил как из ведра. Кругом была такая темень, что даже убийцам стало не по себе. Один из них взял куртку и бросил ее в озеро, отчего-то выругавшись.
– Все, хватит тут торчать, – глухо пробубнил он и поспешно направился прочь. Остальные последовали его примеру.
– Я пойду, – поднимаясь с земли, взволнованно бросил я. – Они выведут меня в город.
– Ты смелый человек, – в голосе звучала дружеская теплота и в то же время грусть. – Но чем дальше ты будешь уходить от этого места, тем меньше будешь ощущать мое присутствие. Ты ведь поможешь мне, правда? – я ощутил легкую неуверенность в этих словах. Ему было страшно. До сих пор.
Я торопливо покивал. Говорить ничего не хотелось, как и думать о том, что мне еще предстоит сделать. Пусть все будет, так как будет. Но я твердо знал одно: Кристиану не стоит сомневаться во мне. После того, что я пережил, просто невозможно было повернуть назад. И я в последний раз огляделся, стараясь как можно отчетливей запомнить все детали, ведь мне придется снова отыскивать это место, а я еще ни разу не приходил сюда обычным способом. Мужчины были уже на приличном расстоянии, и я припустил за ними, все еще бесшумно, но трава под моими невидимыми ногами теперь приминалась.
– До свиданья, – шелестел голос Кристиана. Или это был дождь, или листва, гонимая с ветвей уже по-зимнему колючим ветром? – Я буду ждать… До свиданья…
С каждым шагом я чувствовал, как промокает моя одежда. Тело начало мерзнуть, и я сообразил, что одет в легкий хлопковый домашний костюм, причем весь грязный и драный. Если меня в таком виде увидит полиция, проблем потом не оберешься. Но что мне было делать?
Убийцы – а следом за ними и я – миновали небольшую лесополосу, густо засаженную соснами и березами, потом высокий, поросший вереском и кустами холм. Они не оглядывались, им и в голову не могло прийти, что кто-то может преследовать их. Я не знал этих мест. Наверное, мы были до сих пор за городом.
Когда впереди показалось широкое поле, я тяжело вздохнул. Здесь они наверняка заметят меня. И тогда… Я опустился на землю и пополз по расплывшейся от ливня тропе. Мне даже повезло, что всюду была такая грязища: не так сильно страдали мои колени и локти. Да и сильный шум льющей с небес воды делал неслышным мое передвижение. Пыхтя и тяжело дыша, я все же не сильно отставал от убийц.
И тут что-то произошло. У меня в голове как-то странно щелкнуло, я крепко сжал виски и, удивленно заморгав, понял, что впереди никого нет. Зато виднелся въезд в город.
Я поднялся и втянул сквозь стучащие зубы холодный воздух. Пот лил с меня градом, его не смывал даже все не прекращающийся ливень. В груди сильно горело.
«Похоже, по врачам мне еще долго придется ходить», – подумалось мне, и эта мысль оказалась пророческой. – Но куда же подевались эти гады? Не могли же они сквозь землю провалиться! Может, в машину какую сели?»
Но никаких машин поблизости не было. Неудивительно, время, наверное, часа четыре ночи, если не больше. Я неуверенно двинулся к арке с написанным на ней названием города и тут резко остановился и хлопнул себя по лбу.
«Вот же дурак! Убийство-то непонятно когда было! А я, похоже, теперь уже не в том кошмаре, который видел… Ведь моей задачей было просто узнать, где именно все свершилось, чтобы…»
– Кристиан? – Услышав звук своего голоса, я ощутил легкую радость. Мне отозвался лишь тихий, рокочущий гул грозы. Да, похоже, я прав.
Мое тело громко кричало о том, что пора домой, в горячую ванну и свежую постель. Наверное, у меня была температура. Но я знал, что домой зайду лишь для того, чтобы одеться потеплее и взять кое-что, что могло мне помочь в предстоящем деле.
Я брел по спящему городу, через старые дворы и проулки. Грязный, дрожащий, но решительный, как никогда. Увиденный кошмар так засел мне в голову, что я подскакивал при каждом шорохе. И неустанно благодарил небеса за дождь, ведь только благодаря ему нигде не было ни души: ни пьянчуг, для которых ночное время обычно самое бодрое и активное, ни бандитов или еще кого похуже. От ветра слезились глаза, я уже не чувствовал тела, сам себе казался задыхающимся призраком, одиноким и всеми забытым. Даже лунный свет не освещал моего пути. Но я шел и шел вперед, к дому, который медленно-медленно, но все же приближался.
И вот тот самый парк, та аллея, где мы встретились. Точно так же блестит мокрый асфальт, шумит ветер, кружа и разметывая остатки тоскливой осени. Только фонари не горят. Как и люди, они погружены в долгий – аж до следующего вечера – сон. Я тихо крался по краю дорожки, когда вдруг вспомнил, где меня нашли после первой встречи с Кристианом. Это был заброшенный дом неподалеку отсюда. Почему-то я понял, что именно там он когда-то жил. Один или с Эладой? Это мне еще предстояло узнать. И я двинулся туда. Домой ведь всегда успею.
Черные пустые глазницы здания равнодушно взирали на мое приближение. Запах плесени и мха – запах неумолимого времени – коснулся моего носа. Полусгнившая дверь висела на одной петле, и, легко отодвинув ее, я пролез внутрь. Странно, но здесь все еще были вещи: кое-какая мебель, старое большое зеркало с паутиной трещин и громоздкая старинная кровать. Я тихо вскрикнул, увидев на ней… молодую женщину, укрытую светлым покрывалом.
От моего возгласа она подскочила с постели, слепо вглядываясь в темноту. Длинные волосы окутывали хрупкую фигурку светлым облачком, делая ее похожей на привидение.
– Кто здесь? Сейчас же убирайтесь! Здесь нет ни денег, ничего! Убирайтесь! – громко закричала она, обхватив себя руками, будто отгораживаясь от враждебного мира. Я плохо видел ее лицо, но сразу же узнал его.
– Элада, не бойтесь, я не причиню вам вреда… – неловко и тихо проговорил я, для убедительности отойдя от нее на пару шагов.
Женщина пугливо зашарила рукой возле себя. Вспыхнул маленький, но яркий огонек – она зажгла свечку, стоящую на колченогом табурете у кровати. Темнота отступила от ее лица, и я поразился тому, как оно отличалось от того, что я видел на фото. Она так постарела… Светлые волосы были неухоженными, немытыми и наполовину седыми, сетка морщин испещрила бледную, будто голубоватую, кожу. Ветхое платье висела на худых дрожащих плечах.
– Кто вы? Откуда знаете меня? Чего вы хотите?! – срывающимся высоким голосом, почти плача, выкрикнула она.
– Я… я… Меня зовут Верджин Белл, – неловко забормотал я. Смущение и тоска лишили меня способности здравомыслия. Да и что я должен был сказать бедной, больной и насмерть перепуганной женщине, нарушив ее покой глубокой ночью? Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Горький вкус стыда заполнил мой рот, и я, осторожно приблизившись, опустил дрожащую руку на ее плечо. Оно было таким слабым, что тотчас поникло под чудовищной для него тяжестью. Элада брезгливо оттолкнула меня. И неудивительно: перед ней стоял молодой мужчина, с ног до головы заляпанный грязью, в когда-то светлой, теперь окровавленной и испачканной пижаме, с багровыми (из-за высокой температуры) щеками и безумными, с лихорадочным блеском, глазами. Я бы сам себя в тот момент испугался.
– Кристиан… Я хочу поговорить с вами о Кристиане! – пытался найтись я в лабиринте захлестнувших меня эмоций. Мозг упрямо отказывался работать, ноги были будто ватные. Я покачивался на месте, будто пьяный.
Услышав до слез знакомое, любимое имя, женщина вдруг замерла и обратила ко мне сделавшееся восковым лицо.
– Что ты несешь, мерзавец? – прошипела она, как животное, охраняющее свое логово от внезапно нагрянувшего врага. Ее глаза колючими иголками вонзились в меня. Мне показалось, что еще миг – и она набросится на меня. О чем могли говорить друг с другом двое безумцев? Одна обезумела от лишений и горя, другой – от страха, боли и телесной слабости. Я тяжело осел на пол, зажимая раскалывающуюся голову руками, будто это могло спасти от отчаяния. Из груди рвался глухой стон, из глаз полились горячие слезы. Мокрая одежда, облепившая разгоряченное тело, казалась ледяной броней, но только не защищающей, а убивающей. Я задыхался от лихорадки и трясся всем телом от озноба, а по спине сползали крупные капли пота.
Видя, что со мной творится что-то неладное, женщина все-таки приблизилась ко мне – медленно и боязливо, как ребенок, впервые увидевший щенка.
– Что с вами? Вы здоровы? – Я не отзывался, мир уже мерк перед глазами, а ее голос тонул в биении крови в висках. Тогда она очень-очень медленно протянула руку к моему покрытому испариной лбу. – Господи, да вы весь горите! Надо скорее вызвать врачей! – Женщина ринулась было к двери, но я смог остановить ее, крепко ухватив за руку, и очень хриплым голосом взмолился, мутными глазами уставившись в ее лицо:
– Элада… Пожалуйста, не нужно врачей! Они запрут меня в больнице, а мне нужно… нужно… кое-что показать вам. И рассказать. Кристиан… Я видел его! И должен… ему помочь.
Слушая мои сбивчивые торопливые слова, она еще сильней побледнела. Ее руки устало упали, и она села на пол рядом со мной, глядя на меня такими несчастными глазами… Это были глаза старухи, а не молодой женщины, которая была, скорей всего, примерно моего возраста.
– Послушайте, как вас там… Верджин Белл? Так вот, Верджин, мой Кристиан… Он пропал два года назад. Ровно два года, понимаете? Вот в этот самый день… То есть, в эту самую ночь, ровно два… года… назад… – Она на секунду зажала рот руками, сдерживая подступившее рыдание. Потом, собрав остатки сил, продолжила: – Если это какая-то шутка, то вы… вы…
Я схватил ее за руку и затряс головой. Перед глазами тут же ярко вспыхнули огненные искры.
– Нет, нет, это правда! Поверьте мне, прошу вас! – горячее перебил я. Она смотрела прямо мне в глаза. Твердо, сухо, так, что у меня сжалось сердце. Вспомнились веселые ямочки на ее щеках, красивые, миндалевидные глаза, в которых цвела счастливая улыбка. Я уронил голову на грудь и замолк. Элада еще какое-то время вглядывалась мне в лицо, потом крепко схватила меня под руки и затащила на кровать.
Помню мягкие, прохладные пальцы, осторожно расстегивающие пуговицы на моей пижаме, помню запах йода, мяты и свежего чая, помню тихий голос, бормотавший что-то утешительное, когда рубец на шее жгли какие-то лекарства. А еще помню свет. Элада вся как будто светилась изнутри теплым, белым сиянием. Может быть, это был мой бред, а может, и нет.
Я вроде бы заснул на какое-то время. Мне снился Кристиан. Он, улыбаясь, шел навстречу мне из голубого мутного круга где-то вдали. Когда его рука коснулась моей головы, покрывало глубокого покоя укутало мое тело.
– Ты не умрешь, друг мой. Ты еще успеешь сделать много хорошего в этой жизни. Спи, а потом – живи!
Продолжение следует...