Колдунья

Сан Саныч Кузнецов
   
   Моя мама, смеясь сама над собой, рассказывала, что сделали меня (понимай, зачали) второпях, в день, когда началась война, и когда отец уезжал на фронт.  Может из-за этого, я и был всю жизнь таким суетливым.  Я и родился то с приключениями, и роды принимала местная  сельская колдунья, и одновременно повитуха баба Маша, жившая напротив.  И это, при всём притом, что мать была медсестрой местной участковой больницы.  Хочу поведать об этой самой бабе Маши.  Как же я её боялся в детстве. Боялся до дрожи в коленях, до заикания, хотя она была удивительно доброй, но и строгой одновременно.  Сказки моей бабушки, которые она мне читала про бабу ягу, находили своё подтверждение, стоило только глянуть на соседку, бабу Машу.

   Клочковатые, с седыми космами, волосы, густые косматые брови, нависающие над глазами, острый пронзительный взгляд бесцветных глаз, крючковатый длинный нос, с большими трепетными ноздрями, шевелящимися при разговоре, вечно дымящаяся козья ножка во впалом беззубом  рту, могли напугать кого угодно, не говоря про двухлетнего ребёнка. Баба Маша всегда ходила с кривой клюкой, с ручкой в виде набалдашника, на котором была вырезана морда не то тигра, не то кошки. В детскую память навечно впечаталось, что в палисаднике бабы Маши не росла даже трава, а под десятком вишен не было ни травинки, только в углу ярко зеленела грядка табака, да по забору вились плети дуропьяна, из которого она делала какие-то настойки.
 
    Когда мне исполнилось три года, маме при больнице дали однокомнатную квартиру, куда мы с мамой и перебрались.  Я вздохнул с облегчением, теперь рядом не было бабы Маши, которую я ужасно боялся.  Хотя в более взрослом возрасте, приходя навестить бабушку, мы с ней даже подружились и она часто меня зазывала к себе, и показывала карточные фокусы, которых знала множество.  И ещё одно немаловажное обстоятельство, которое  привлекало меня у неё, это всегда полная ваза конфет, хотя времена тогда были голодными.  Но она сама очень любила конфеты и люди, зная это, приносили ей различные сладости. Так они расплачивались за оказанные услуги. Баба Маша умела ворожить, гадала на картах, предсказывая будущее, лечила настоями из трав.  Заканчивая повествование про бабу Машу, не могу не рассказать, как она до смерти напугала своего собственного мужа, у которого после этого случая появилась седая прядь на голове.  Её муж Лука, был не дурак выпить, особенно когда на дармовщинку, когда люди угощали его за какие-то услуги, оказанные бабой Машей.  Лука всегда с уважение относился к жене, даже иногда подобострастно, но стоило ему выпить рюмку, он в корне менялся и начинал гонять бедную бабу Машу.

    Вот как-то в очередной раз, угостившись где-то, он возвращался домой и увидел у калитки бабу Машу.  Подняв воинственно кулак, он бросился к жене, которая тут же сноровисто юркнула в избу.  Лука, громко матерясь, бросился за ней, но, забежав в избу, он, как не пытался, не смог найти бабу Машу. Он заглянул на русскую печку, под кровать, приподнял скатерть стола, но жены нигде не было.  Сердито ворча и проклиная ведьм, которые на глазах могут исчезать, он устало опустился на лавку у окна и, свернув козью ножку, закурил.  А затем вообще растянулся на лавке, делая глубокие затяжки.  Надо сказать, баба Маша сама выращивала табак и делала самосад, и он у неё был с мелко перетёртым черносливом, донником и другими травами, поэтому дым был каким-то очень ароматный и приятный.  Сделав очередную затяжку, Лука вдруг услышал голос жены, но какой-то изменённый, будто из подземелья:
   -Лука, Лука, дай закурить!
   Лука вскочил с лавки и испуганно огляделся.  Голос он слышал  рядом с собой, но в избе явно никого не было, да и подпола у них в избе отродясь не существовало.  У них на дворе был амбар с погребом, а в доме подвала не было.  Не увидев никого и в очередной раз матюгнувшись, Лука опять прилег на лавку, но стоило ему только сделать очередную затяжку, как опять загробный голос попросил:
   -Лука, не жадничай, дай закурить!
   С расширенными от испуга глазами Лука вновь вскочил с лавки и, оглядевшись, снова никого не увидел.  С вставшими дыбом волосами на голове, он бросился из избы, крича при этом, что есть мочи:
   -Ведьма семейная, в гроб вогнать хочешь!  Ну, сука, погоди, попадёшься, голову оторву!

   Выскочив из избы, он прибежал, матерясь и проклиная колдунью бабу Машу, к моей бабушке Прасковье и потребовал от испуга водки.  Моя бабушка долго не могла понять бессвязную речь соседа, но, так и не разобравшись, налила Луке стакан водки и пошла к соседке.  Та спокойно сидела за столом в избе и сладко потягивала табачную самокрутку. 
   -Маш, ты где была? И чем ты так напугала мужа? У Луки аж седая прядь появилась. Он сам не свой, дрожит весь, как осиновый лист.
   Баба Маша, хитро улыбаясь, показала на огромную кадку, стоящую в углу возле лавки.  В ней они обычно хранили зерно для кур и специально держали в доме, подальше от мышей.
   -В ней спряталась и накрылась крышкой, - ответила баба Маша и опять сильно затянувшись, выпустила острую струю дыма в сторону окна.
   -Зерно кончилось, вот я и воспользовалась ею, чтобы Лука не отдубасил, а что испугался - это хорошо, я давно его хотела проучить, да всё недосуг было, - продолжила своё повествование баба Маша и истово перекрестилась, глядя на иконы в переднем углу.  Эту историю мне рассказала моя бабушка, когда я подрос.  А ещё бабушка рассказала, как баба Маша принимала роды у моей мамы, когда та рожала меня.

   В тот момент в больнице почему-то не было акушерки, и мать решила рожать дома под присмотром бабы Маши, которая иногда выполняла обязанности повитухи.  Часов в семь утра, мама почувствовала дикие боли и наступление кульминационного момента моего появления на свет и велела бабушке позвать бабу Машу.  Та тут же пришла и, бесцеремонно откинув одеяло, положила руку на живот мамы.
   -Девка, да у тебя будет парень, ишь как ворочается, но рожать ты будешь не раньше десяти часов, так что жди и не ори так, рано ещё, - сказав это, она ушла.
   А у мамы после этого прекратились боли, как будто баба Маша унесла их с собой.  Кстати, как сказала мне мама, родился я действительно в десять часов, и родила она меня без диких болей, которые были у неё при родах последующих моих братьев.  И это необычное явление мама относила к присутствию колдуньи бабы Маши во время моих родов.  Она явно знала какие-то колдовские наговоры, снимающие боль, или обладала даром гипноза и внушения.  Эта история каким-то образом дошла до моих сверстников и с тех пор ко мне прилипла кличка – колдун.
 
   Когда баба Маша умирала, то возле неё была моя тётя Вера, которая была страшно любопытной. Баба Маша уже с трудом говорила, но, тем не менее, на вопрос тётки о колдовских секретах, она с иронией ответила:
   -Верк, я не знаю, откуда у меня появились такие способности ворожить, лечить, предсказывать. Это родилось со мной, вместе со мной и умрёт, скорей бы уж, а то замучила я вас всех....
   Каждый раз, бывая на кладбище, я обязательно посещаю не только могилу родителей и родственников, но и бабы Маши, оказавшей на меня сильное влияние и приучившая видеть то, что порой проскальзывает мимо взгляда. Вспоминая сейчас мои посещения бабы Маши и те разговоры, которые она вела, удивляюсь её мудрости и дару предвидения. Она в простом всегда видела какое-то величие и приучала обходиться малым.