Мы с Колькой сидели на лоджии общежития и курили. Голые. Вышли в чем мама родила. Старший товарищ предложил, а я не спорил. Длинный, сутулый, с выпирающими ребрами и куриной грудью, Колька напоминал Дон Кихота в бане.
С пятого этажа нам было хорошо видно, как внизу выстраивается очередь к бочке с квасом. Пропустить бы кружечку не помешало. А лучше пивка. Для рывка.
Напротив бочки какой-то умник повесил плакат с бодро шагающими комсомольцами. Аршинными буквами на нем было написано: «Ленинский комсомол — надежный помощник партии, передовой отряд молодых строителей коммунизма!» Это выходит, мы с Колькой - тоже передовой отряд молодых строителей коммунизма.
- Уехать бы сейчас куда-нибудь, - провожая взглядом хвост пассажирского поезда, вздыхает Колька.
- Куда?
- Да куда-нибудь на море. Ты был на море?
- Нет...
- И я не был.
- Ладно, пошли! - Колька затушил сигарету и щелчком отправил ее в космический полет.
- Пошли...
Несмотря на занавешенные шторы в комнате было светло. Я рыбкой нырнул под бок к Ольге, Колька — к Надьке. Нас разделял письменный стол со следами ночного пиршества: подсохшим хлебом, колбасными шкурками, огрызками яблок и бычками сигарет. На полу стояла дружная кампания пустых бутылок: две «колдуньи» и чекушка. С «ершом» это моя инициатива, Колька так и не понял, зачем я брал в магазине четверку водки. Хотя только благодаря ей удалось и уложить девчат в койки.
2
Мы высмотрели их на «Веранде» — круглой под навесом танцплощадке в парке моторного завода. Школьники сюда не совались. Приходила в основном рабочая молодежь.
Я выбрал худенькую с короткой стрижкой. А Кольке досталась ее рыженькая грудастая подруга. Он любил пышечек и спорить не стал. От девчат пахло красным вином и духами «Индийский сандал». А одеты они были, как сестры-близняшки во все одинаковое, и что больше всего убивало — на ногах короткие резиновые сапоги!
От танца к танцу новые знакомые становились нам все ближе и родней. И через десять минут танцевальных объятий я знал, что мою барышню зовут Оля, а Колькину — Надя, обе работают на фабрике, а живут у черта на куличках на краю города.
Естественно сразу встал вопрос: ехать на троллейбусе до их общежития или соскочить возле нашего. Время позднее и не хватало только застрять где-нибудь на окраине. Мы рассказывали спутницам не очень приличные анекдоты, а на троллейбусной остановке поставили вопрос ребром: можем ли рассчитывать на ночлег? А то, мол, ночь на дворе, переночевать негде, а вокруг одни хулиганы.
- А мы хулиганов не боимся, - рассмеялась Ольга, лихо достав из правого сапога мельхиоровый нож. Надя играючи вытащила еще один.
- Ни фига себе! - вздрогнул от неожиданности Колька. Ножички у девчонок были явно из одного столового сервиза, красивые, но тупые.
- Девчонки, пустите к себе или будете в ножички играть? - не отступал я.
- Смотря, как себя будете вести!
Вопрос с ночлегом был решен.
3
Мало того, что фабричное общежитие занесло на край города, так и располагалось оно в здании, построенном после отмены крепостного права. Длинный из красного кирпича корпус с большими, как ворота окнами. И за каждым, судя по доносившейся музыке и разговорам, бурлила жизнь. Как только рама одного из них со скрипом приоткрылось — мы с Колькой полезли внутрь.
- Тихо! - приложив палец к губам, прошептала Ольга. - Если вахтерша что-то заподозрит — вызовет милицию.
Дурачась, мы, словно глухонемые стали объясняться жестами. Щелкали пальцем по горлу, намекая, что не против чего-нибудь выпить. И закусить. И вообще культурно провести время. Намек был понят. Закончив с вином, мы, как порядочные, перешли к культурной программе.
Ольга достала из этажерки увесистый в бархатном переплете альбом с фотографиями и с шутками-прибаутками стала показывать своих одноклассников и подруг. В конце альбома лежал тетрадный листочек со стихами. Развернув его, я стал читать вслух:
Как только разжались объятья,
Девчонка вскочила с травы,
Смущенно поправила платье
И встала под сенью листвы.
Чуть брезжил предутренний свет,
Девчонка губу закусила,
Потом еле слышно спросила:
— Ты муж мне теперь или нет?
- Твои? - спросил я Ольгу.
- Нет. Это написал Эдуард Асадов, слепой поэт, у которого все стихи про любовь. У нас девчонки в училище, как сумасшедшие, переписывали их друг у друга. Вот сохранилось одно.
- Ольга много знает наизусть, - отбиваясь от притязаний моего приятеля, оживилась Надя. - Оль, почитай!
И Ольга читала. Про брошенную девушку, про не целованные губы, про сидящих на краю обрыва влюбленных, за спиной которых стояло счастье...
4
Как обычно все испортил Колька:
- Девчонки, мне бы это... в туалет...
- Взял да сходил, - огрызнулась Надя.
- Можно? - метнулся к двери приятель, но девушка схватила его за руку. - Какой туалет?! С ума, что ли, сошел! В окно иди!
- ?
- Да, да. Забыл, где входил?
Короче, пока мы с Колькой вылезали на улицу, девчата выключили свет.
- Все, мальчики, спокойной ночи! - объявили они, забравшись в одну кровать.
- Спокойной! - ответил я. - Пусть на новом месте приснится жених невесте!
Мы с Колькой разделись и легли вдвоем на свободную койку. Приятель сразу повернулся к стенке, и по его негромкому посапыванию я понял, что он смирился со своей участью. Меня же такой поворот на самом интересном месте совершенно не устраивал. Чтобы разом не уснуть, я таращил глаза и прислушался к девичьему хихиканью, а потом неслышно поднялся и завалился на подруг поверх одеяла:
- Третий линий, уходи! - шутил я, помня, что главное быстрота и натиск. И точно. Надя покорно перебралась к Кольке. А я, стараясь не скрипеть панцирной сеткой, стал пробираться туда, где меня ждали. И дождались...
И тут в окно постучали. Я затаил дыхание. Стук повторился. Потом открылась форточка и в нее просунулась лохматая голова:
- Оля, спишь?!
- Сплю! - накрыв меня с головой одеялом, поднялась моя подруга. - Чего тебе?
- Да так, решил вот проверить, не завела ли себе кого-нибудь!
- Валер, ты хоть соображаешь, что говоришь?! Три часа ночи! Днем приходи!
- Понимаю, не дурак. Один поцелуй — и ухожу баиньки!
Поцелуй затянулся минут на десять. И все это время я как идиот лежал под одеялом, понимая, что если выдам себя, бить Валера меня будет долго и сильно, возможно ногами. Но все закончилось благополучно. Лохматый ушел, а моя девушка снова оказалась рядом. И грех было этим не воспользоваться...
Судя по тишине на соседней койке там давно все спали. Но тут прямо к окну подкатила машина. Громко хлопнула дверца. В стекло постучали:
- Открывайте, милиция!
- Надька, вставай, Лепешкин приехал, - окрикнула подругу Ольга.
- Какой еще Лепешкин? - переспросил я.
- Да Надькин мент, он всегда во время ночного дежурства заезжает. Надя, иди объясни человеку, что мы спим.
В отличие от работяги Валеры мента Лепешкина поцелуи через форточку не устроили. Он настоял чтобы Надя вылезла к нему в окно... Обратно она вернулась под утро, когда на улице забрезжил рассвет.
5
После таких приключений мы с Колькой решили в это общежитие больше ни ногой. Береженого Бог бережет.
Лежа в кроватях, мы с ним часто болтали на ночь про армию, про девчонок и вообще про жизнь. Колька хоть и худой, а умный, у него на любой вопрос есть ответ. Как-то, помню, у нас зашел разговор о смерти. Не о чужой — про нее-то чего говорить, видели, знаем. А про свою, от одной мысли о которой становится не по себе. Иной раз вспомнишь, что когда-нибудь все закончится — руки ни к чему не лежат.
А Колька говорит:
- Не бери в голову! Не нашего это ума дело!
Здесь Колька прав. Послушаешь его и жить хочется. И в армию не страшно идти. Мне бы с ним, заморышем, в одну часть попасть — все повадней было. А после армии в какой-нибудь институт поступить на заочное отделение. Выучиться на инженера — и уехать куда-нибудь. На Крайний Север...
Осенью весь город обсуждал жуткую историю о том, как один больной на голову чувак пришел к своей подруге в общагу и застукав ее в койке с другим, прирезал обеих. Его Валерой звали. А ее Ольгой. И я понял, как мне повезло.