Борис Роланд
ДОМОЙ
В районной поликлинике Колиному отцу сказали:
- У вашего сына ревмокардит. Ему необходимо постоянное медицинское наблюдение.
За месяц пребывания в санаторной школе – интернате он так и не смог привыкнуть ни к режиму дня, ни к воспитателям, ни к ребятам – все было в тягость в этих похожих друг на друга днях. К концу дня он ходит осторожно и тихо, оглядываясь, а по ночам часто вскакивает во сне и шарит сонными руками в темноте. А наутро у него болит голова, и он отпрашивается у врачей с зарядки.
Первое время ребята пытались вовлечь его в свои игры. Он неохотно соглашался, но обычно в самом разгаре игры незаметно исчезал.
Его всегда ищут. В интернате уже привыкли к взволнованному голосу воспитателя из четвертого «Б»: «Коля! Горбин!» Голос летит, как коршун, кажется, он один в этом огромном пространстве между небом и землей. И только лес останавливает его – словно сосны ловят голос и низвергают на землю.
Может быть, поэтому Коля, заслышав голос, вбирает голову в плечи и бежит густой боковой аллей в лес. Он хорошо знает, что этого делать нельзя: все равно его найдут, отругают, но он терпеливо выносит это, и никто не догадывается, что он с надеждой и радостью выслушивает очередной приговор воспитателя: «Еще раз повторится –отправим домой».
Назавтра он вновь убегает в лес… но домой его почему-то не отправляют.
В лесу Коля садится на поваленное дерево передохнуть. Чуть кружится голова. Он закрывает глаза, и тогда кажется, что сидит он в лодке, привязанной к березе. От быстрого течения лодка жмется к берегу и трещит старыми покореженными досками. Посредине реки проносится моторная лодка, и волны, искрясь, как длинные рыбы, накатываются на берег и исчезают; а лодка еще долго дрожит и ворчит на мокнущую в воде ржавую цепь.
Коля нехотя открывает глаза и видит, как потемнели стволы сосен. Надо возвращаться в школу. Но он продолжает сидеть неподвижно и думает, как хорошо сейчас дома. Отец поминутно хлопает дверью: кормит скотину, носит воду, ладит и чинит что-то. Мать готовит на завтра обед. А Лена сидит на подоконнике и смотрит, как на пустыре в сумерках мальчишки гоняют мяч.
Тут он вспоминает, что мама в больнице, и не может представить – как это ее нет дома. Он видит печку, пылающий огонь, скачущий в открытой пасти печи ухват – и только тогда он видит все ясно, когда представляет рядом со всем этим красное от жары лицо матери, ее растрепанные, спадающие из-под голубой косынки на глаза волосы и оголенные руки с вздрагивающими под кожей мышцами. Руки у нее розовые и горячие. Она кричит на Колю незлобно, но громко, чтобы он готовил уроки. Но он не слушает ее и тянется к блинам, дымящимся горкой на чистой доске.
« Ну бери, бери,- улыбается мать. Огонь пляшет на ее добром лице и ярко зажигает большие белые зубы. - Да Лене поди дай: о сестре надо думать – ты старший…»
Долго и жалостливо вздыхает Коля, и сочувственно вздыхает за ним лес.
Коля хочет домой. Очень хочет.
Коля нехотя встает и окольным путем между кустами пробирается к вспыхивающим огням школы.
В воскресенье, когда четвертый «Б» делал уроки, в дверь просунулась стриженая голова Витьки из пятого «А». Отыскав своими черными смеющимися глазами Колю, он громко крикнул: « Горбин, к тебе приехали!»
- Можешь идти,- сказала воспитательница, не отрываясь от лежащих перед ней на столе тетрадей.
Коля вскочил, выбежал из класса и увидел отца. Схватил его тугие пальцы своими влажными ладонями и вжался лицом в пиджак, пахнущий домом, мамкой и деревенской улицей, всегда прохладной от близости реки.
Не выпуская его руку, Коля повел отца в лес, где всегда было так тихо и пустынно. Они остановились на опушке, залитой солнцем: как рыжая кошка, оно взобралось на самый высокий холм, и все небо были чистым и синим.
Отец подгреб сухие прошлогодние листья к стволу сосны, снял кепку и бросил поверх. В мягких слежавшихся волосах обнажились большие залысины - и крупное лицо стало сразу уже. Коля как-то по-новому увидел отца. Он молча смотрел, как появляются на газете яйца, сало, хлеб, и все почему-то не решался протянуть руку, а ждал, когда об этом скажет отец.
Кашлянув, отец вытащил бутылку вина и, помедлив, сказал, не глядя на сына:
- Немножко я…воскресенье все ж…
Коля пожал плечами.
- Не сыро тебе?
- Не, папка,- ответил Коля и, глядя, как отец сосет вино прямо из горлышка, попросил: - Ты много не пей, а то мамка заругает.
- Мамке еще долго в больнице лежать, - ответил отец, отрываясь от бутылки, и вытер губы. - Вишь, не повезло нам.
- А ты возьми меня домой! - поспешно попросил Коля.- Я уж ничего…
- Никак нельзя. Врачи говорят, еще годик продержат тебя здесь.
- Возьми, папка, трудно тебе одному…С Ленкой поди совсем замаялся. А я все могу делать, сам знаешь…А как мамка из больницы придет, опять сюда сдадите.
- Нет, сынок, нельзя. Сколько хлопотать пришлось, пока сюда тебя пристроили. А забери – опять морока пойдет.
- Возьми…
- Ты ешь, ешь. Не похудай смотри, - отец подталкивает к нему харчи. – Доктор говорит, тебе силы нужны.
- У нас пять раз в день кормят, - успокаивает его Коля. - И ругают, когда не ешь.
- Это хорошо, что ругают, - рассудительно качая головой, говорит отец и наставляет: - Ты слушай докторов и воспитателей. Они тебе добра хотят. Знаешь, порок сердца – дело плохое…Смотри, делай все, как врачи велят. Вылечишься, здоровый домой вернешься… Вишь, как у нас получилось: и мамка уж который месяц в больнице…
Они едят медленно, степенно. Когда отец тянется к бутылке, Коля смотрит на его желтую ладонь и упрашивает:
- Не надо, а…
- Еще чуток,- говорит отец и делает большой глоток. Коля смотрит с опаской на его прыгающий кадык: не захлебнулся бы. - А учишься как? Двойки есть?
- Нету, - солгал Коля. Он не боится отца, просто не хочет его расстраивать.
- Смотри, учись хорошо, человеком будешь. Ты же видишь, как мы с мамкой неученые, так и жизнь у нас трудная. Я для тебя все положу, только ты уж старайся. Потом сам благодарить будешь… Ладно уж, на дне осталось, - отец запрокидывает голову, допивает остатки вина и кладет бутылку в сумку. - Ну, подъел?
- Забрал бы ты меня домой, - снова осторожно просит Коля. – Пока мамки нет, тебе со мной сподручней будет.
- Брось об этом, - перебивает отец. - Вылечишься, на твой век работы хватит.
Потом они долго беседуют о доме, о колхозе, о соседях. Отец понемногу пьянеет, говорит длинно, путано, желтые короткие ресницы под красными линиями его век слипаются. Он жалуется на бригадира, рассказывает о строительстве новой школы – «совсем около дома, на том пустыре, где вы мяч гоняете. Вот теперь хорошо будет». Сокрушается, что никак не может выбраться в город к матери в больницу, что трудно пришлось в этом году с огородом: «Одной картошкой засадил и ладно будет…»
Коля внимательно слушает его, понимает, хотя и не может многое представить из того, что он рассказывает. Внимание его рассеивается, и лишь глаза по-прежнему серьезны.
Отец, расслабившись от вина и солнца, клонит голову на траву и засыпает. Коля смотрит на его розовые от вина щеки, сбрасывает муравья, ползущего по длинному свисающему с головы волосу и, увидев, что вокруг их уже много, крошит конфету на лист и опускает его поодаль на землю. Муравьи, обнаружив лакомство, больше не тревожат отца.
- Ишь, соснул,- просыпаясь, говорит отец и трет глаза. - Знаешь, что снил? Мамку... словно дома она…Ну, да ладно, ехать надо.
Наступил май. Его дни, светлые и долгие, казалось, затягивали пребывание Коли в интернате.
В понедельник на общешкольной линейке выступил директор и объявил, что у одного из старшеклассников пропали часы, но виновник пока не обнаружен. Притихший зал настороженно молчал. И тогда директор заключил, что виновник все равно будет найден и строго наказан – вплоть до исключения из школы.
Услыхав последние слова, Коля, неожиданно для себя, радостно выскочил вперед и крикнул:
- Часы эти я… я!
Когда все вдруг повернулись к нему, он оторопел и бросился на свое место. Но строй сомкнулся перед ним.
В кабинете директора у него долго допытывались, где часы.
- Не знаю, - только и отвечал он: такого вопроса он не ожидал.
- Ты знаешь, сколько стоят часы? – повысил голос директор. - Вот напишем родителям, и им придется оплатить их стоимость.
- Лучше выгоньте меня, - умоляюще ответил он и поднял голову.
- Нет. Или вернешь часы или родителям придется заплатить! – решительно сказал директор.
- Выгоньте лучше домой, - повторял Коля. Лицо его бледнело, и розовые уши просвечивались. - Вы же обещали…
Так ничего вразумительного не добившись, Колю отправили спать.
Опустив голову, он шел по длинному шумному коридору в спальню и не отвечал на задевающие его окрики ребят. Он видел себя уже дома - и стало хорошо от этой мысли.
Он вошел в спальню, не глядя на притихших мальчиков, и увидел, что соседняя койка, его друга Саши, отодвинута.
Коля молча разделся, лег и укрылся с головой одеялом. И тут ему стало по-настоящему стыдно, словно действительно украл часы он.
А назавтра потерпевший нашел свои часы в платяном шкафу. И теперь все спрашивали у Коли, почему он взял вину на себя. Коля молчал и не знал, радоваться ему или плакать.
Вечером он увидел, что Сашина кровать снова вплотную придвинута к его кровати. Он посмотрел на Сашу. Тот опустил глаза, полез в свою тумбочку и протянул водяной пистолет:
- Возьми…поиграй…а можешь насовсем.
Коля не решался брать: это был единственный в классе пистолет, зависть всех мальчишек.
- Бери, бери, - добродушно сказал Саша.
Коля медленно и недоверчиво протянул руку.
Ночью, отвернувшись лицом к окну и прижимая к себе нагретый в ладонях пистолет, он лежит с открытыми глазами и думает о матери, Лене, отце и долго не может уснуть.
В большое чистое окно светит, пробиваясь сквозь густо распустившуюся зелень лип, низкая полная луна, изредка незлобно покрикивают сквозь сон вороны, и фонарь тихо качается под легким ветром и мигает ему дружески, словно недремлющее око ночи.