Солнце еще щедро поливает мир своим расплавленным золотом, румянит яблокам пухлые щеки, а ветер уже сменил парфюм: вместо знойного горьковатого запаха прогретых древесных стволов несет заграничный дорогой букет холодных фьордов и горных дождей.
Мой сад трепещет, кланяется осеннему господину.
Две молоденькие айвы, приподнимая пышные юбки, кокетливо приседают в реверансе, памятуя теплоту и нежность его июньских рук, и наивно полагая, что господская холодность временна и наигранна.
Старушка-алыча опять рассыпала свои янтарные бусы, кряхтит, жалуется соседкам на неловкость, смущенно дергая худенькими морщинистыми плечиками.
Я собираю ее спелые ягоды, прошу не печалиться и снова цвести по весне, напоминая, насколько ей идет белая кисея.
Она благодарно украшает мои волосы миниатюрным золотым листочком и отдает последние бусины.
А на просторе шумно!
Разноцветные облака трут небесный фаянс, сминаясь в сатиновую ветошь туч на востоке. Западный, значит, дует, — жди дождя.
Скоро, уже очень скоро его обманчивая мокрость посыплется на землю снежной трухой, и мои этюды поменяют колорит, покрываясь ломкой голубой наледью предзимней печали.
Дом с сожалением поснимает гераниевые жабо, закроет окна, закутается в дымный шарф камина и станет бережно сохранять доверенное ему человечье тепло.
А пока… а пока — август и ветер.