Первое, что вспомнила баба Лида, очнувшись в палате интенсивной терапии после операции - как везли ее в машине «Скорой помощи» в больницу. Врач переговаривалась с кем-то по телефону.
Она слышала разговор и поняла, что ее боятся не довезти.
« Оставили б уж дома, пожила на белом свете, и хватит, слава тебе господи…»,- думала она на тряской той дороге.
Теперь же, при всей невыносимой временами боли в груди на месте, где под свежим швом у нее теперь отбивало ритм ее второе сердце, благодарно вспоминала хирурга, который, взяв ее за руку, сказал: « В рубашке родилась ты бабуль… сколько лет назад это было?»,- и засмеялся, довольный.
Знал доктор, что ровно восемьдесят стукнуло накануне пациентке, которой поставил он вчера кардиостимулятор.
«В рубашке,- повторила про себя фразу доктора баба Лида,- да, в рубашке…»
В страшном тридцать третьем появилась она на белый свет. Голодомор ли в том виной или здоровья не осталось после пяти подряд родов у матери ее, только сразу после родов стала та чахнуть. Малышка теребила иссохшую материнскую грудь, надрываясь от крика.
…Мать похоронили, когда было Лидочке всего шесть месяцев. У сосавшей последние дни лишь тряпку с варевом малышки уже не оставалось сил даже на крик.
Через день после похорон привел отец в дом Наталью. У той за плечами своя беда – была замужем, сыночка вскоре после родов потеряла, слабенький больно родился, не жилец говорили старухи, и оказались правы.
Муж первый,недолгий часто бил Наталью, гулял с соседской вдовушкой. Отец не стал укорять дочь, когда вернулась та домой, хоть и лишнего рта у них прибавилось.
А тут беда у друга его – ребятишки мал, мала меньше, младшенькую, хоть бы господь прибрал, жаль ведь дитя, а кормить и некому, и нечем…
«Назар просит жалостно, иди, Наталья, за него, мужик он неплохой, непьющий, грамотный, ветеринар все ж … А что ребятишек много, так тут уж ничего не поделаешь… Авось и слюбитесь».
Мама Наталья вспоминала много лет спустя: «Привел меня Назар в хату. Глянула я на ребятишек, да как же мне справиться с ними!..». И чуть ли не в слезы сама.
Ночь проспали мы с отцом твоим. Понравился он мне, сильный был мужик, ничего не скажу…
Утром-то опять в глаза деткам смотреть не могу, жалко их до слез. А ты, Лидочка, совсем уже не жилец была, ровно, как сыночек мой, двух недель не проживший...
Говорю Назару-то: «Нет, не смогу, не справлюсь я, прости…»
И уходить собралась. А средненькая сестрица твоя шестилетняя Маруся схватилась за подол мой: « Мама, не уходи!..». Я и обомлела. И осталась.
Привыкали потихоньку дети ко мне, и я – к ним.
Вот только с тобой… На третий день стала ты синеть на глазах. Я к мужу: «Назар. помирает ведь Лидочка!..».
А он рукой только махнул горестно. И в контору бегом.
… Не знаю уж, и откуда она взялась, эта сербка. Только кто-то прознал, что родом эта женщина в черном из Сербии, потому мы назвали незнакомку ту сербкой.
Как, откуда в наши края?.. Видели ее еще где-то вроде после.
Зашла в нашу деревню, прошла мимо одного дома, второго, зашла в третий. Третий с краю дом был наш. Посмотрела маме Наташе в глаза. Подошла, молча, к люльке, попросил принести воды ковш, и велела всем выйти из дому.
Никто не воспротивился, не засомневался, чего это из своего дома нас гонят. Вышли все, сели на завалинку.
Сербка вышла из избы часа через полтора. Сказала Наталье: «Будет спать малая, не будите, сама проснется назавтра».
И так оно и случилось. Наутро Лидочка проснулась, и синюшности как и не было, бледненькая только, но вскоре стала крепнуть потихоньку, день ото дня.
Наталья за пазухой, украдкой, чекушечку молока с фермы, бывало, несет. Идет сама по деревне, спину несет ровнехонько, чтобы никто и ничего не заподозрил.
Старшенькие понимали все, не просили себе молока, хотя не видали его уже с год как.
Маруська не отходила от Натальи, с первого дня называя ту мамой. Только старшая Катя невзлюбила мачеху, все поперек старалась делать.
А когда народились еще братья, сестры, нянчились с ними поочередно, помогали маме Наташе. Так и росли вместе большой семьей, голодно, но не горестно.
Надрывалась мамка их молодая, чтобы накормить, если и не досыта, то хоть, чтоб не отощали совсем.
А о том, как сербка та спасла меня от верной смерти, Наталья часто вспоминала.
«Идите,- говорит,- и молитесь». Пошла я во двор, а у самой такая легкость в ногах, будто взлететь могу. И страха никакого, что оставила Лидочку с чужой». Ребятишки вокруг меня сели и молчат,присмирев, не галдят,как обычно, словно ждут чего…
Уже взрослой стала замечать за собой Лида такое – то привидится ей: муж идет прямо через поле, и балетка с углами оббитыми в руках его болтается.
Глядь, к вечеру он и вернулся с командировки. На день раньше обещанного.
А как-то в Москву они с дочерью в году восьмидесятом за покупками отправились. К вечеру первого же дня умаялись так, что ног не чуяли. Прилегла Лида на диван, дочь телевизор включила. Смотрит Лида бездумно на экран тот, видит в углу его точку маленькую, которая вдруг расти стала прямо на глазах, превращаясь… в лицо Ивана, мужа ее. Появился Иван на экране и также внезапно, как явился, исчез.
Говорит потрясенная: «Марина, ты отца сейчас видела по телевизору?»
-Не мешай, мама, я фильм смотрю…- отмахнулась дочь.
Приезжают домой - сестра вместо мужа встречает их на станции.
А Иван… Иван в больнице областной лежит, сбили его, когда на мотоцикле ехал за пивом с другом. Покалечился сильно, но руки-ноги целы.
«Лечу,- рассказывал потом муж, с мотоцикла,- а у самого в голове – мои вот приедут, а меня нет…»
Маме Наташе жизнь досталась нелегкая. Но никогда не делила она детишек своих многочисленных, на родных и неродных. И они любили ее. Даже Катя со временем понятливей стала и нет-нет да пришлет издалека гостинец мамке, а то и навестит хоть раз в несколько лет, хоть и далеко ее судьба закинула.
Вот только от самого младшего и любимого сыночка Павлика и досталось Наталье за все ее надрывное сердце. Выгнал мать из дому, не постеснялся. Жене глупой и сварливой угодить захотел.
Уехала Наталья на Алтай к старшей дочери, и часто и горько плакала, скучая по непутевому Павлухе, с которым с тех пор никто из родни общаться не хотел.
Лида, пока могла еще далекие путешествия совершать, ездила каждый год проведать мать. Слушать рассказы ее про жизнь их с отцом, да ими, малыми и несмышлеными, которых Наталья всем своим огромным сердцем матери-мачехи спасла в тот страшный год.
А что до сербки… Думает сейчас баба Лида, лежа под капельницей – а ведь это мать их, что родила, да не в силах была вскормить, с небес послала им спасительницу в помощь Наталье... В благодарность за приход ее в их осиротевший дом.