Я знаю что в темном углу около окна, мы скоро перестанем дышать. У меня закончится воздух в легких, а наши отблески света пропадут в трещащем звуке ночной улицы: я снова и снова прокручу в голове все мимолетные планы, которые мы никогда не воплотим вместе, смешаю скудные краски, тени, скользящие туманные шумы, заставлю тебя подождать еще одну единственную вечность, скрещу ноги в коленях, прижму к животу и тихо разрыдаюсь от боли в сухом горле.
Мне страшно выпасть из твоего окна. Внизу видны отражения ламп и огней, которые я ненавижу, хотя люблю смотреть на ночной город с высоты. Я не сплю, но и не бодрствую. Кружится голова, я прижимаюсь к твоим плечам, стараюсь возненавидеть боль в собственной спине, ужасные полосы на экране, гасить, жечь и изничтожать старые виньетки - цветные и смятые, из памяти. Я в твоем доме. Время от времени ты скрипишь дверью, перекладываешь шуршащие листы на твоем рабочем столе - это мой самый любимый звук. Звук накопившейся творческой работы, звук скорого начала мысли, чувства, переживания. Звук того непонятного многим состояния, когда ты наблюдаешь внутри себя зарождение бурного сопротивления. Скрип исписанных листов, словно архивы самой светлой памяти, самого кристального воображения, способного черпать хрустальную крошку из горстки залежавшейся пыли, которую собирают по углам чужие люди.
- Папа, папа! Мне очень тебя не хватает. На полках сложены в ящики еженедельные билеты в кино. Прикасаясь к ним я чувствую отцовский запах: то, чем пахло от него всегда, по утрам и вечерам, неизменно. Запах терпкого мужского одеколона, крепкий, но не навязчивый, какой я всегда любила. Запах его кожи, как пахнут отцы, нежностью, строгостью, скрытой, незамеченной мною заботой и любовью - как пахнут мокрые зонты, горячий шоколад, кофе, и наверное, галстуки в галантерейных магазинах.