Всю-то себя Овдюха семье да робятам отдала, а здоровье-то на колхозной работе оставила. Робята выросли, выучились, поженились и в городе живут. Сама трудовую пенсию получает, живи да радуйся: в сытости да уюте. Нет, не до спокою нынче Овдюхе. Не зря в народе говорят, что в семье не без урода. Есть увяза, да не маленькой робёнок, а сын-неробь. Уже который год у мамки на шее сидит. Нету в наше время мужикам в деревне работы. Колхоз давно разграбили, что получше да поценнее начальство себе «прихватизировало». А то, что не приколочено да людям нужнее, мужики по дешёвке пропили. Вот и у Овдюхи, Филька-сын остался без работы. Не может мать понять: «Почему нет нынче в деревне работы?» Сколько себя помнит, чего-чего, а работы в её жизни хватало и с большим запасом. Веками себя деревня кормила да поила, а сколько за жизнь сроблено-перероблено, то никто не учитывал, и не знает. Теперь нет работы в сельской местности, хоть и зарастают поля, и луга мелким кустарником. Раньше лошадкой поля пахались, да гоились руками колхозников, и жили с хлебом, мясом, молоком. Теперь столько всякой техники, всё машина обрабатывает. Только паши да сей вволю, а земля-то бро-шенная да ничейная стала. В Филькины-то годы, работу мять да ломить надо, а у его другое звание - безработный. Получает нишенскую подачку и ту до матери не сможет донести, пропивает не хватает на один час. Мужиков не напоить, сколько не наливай, всегда скажут: мало.Теперь ведь как: напоить надо до поросячьего визгу и на завтра опохмелять столько-же .На пьянку никаких денег не хватит. Ругается мать да всё без толку, что в лоб, что по лбу. Кого поит, те потом не кормят. Пропьется и к матери, жорать подавай. Да ладно бы ел, что подадут, а то этого не хочу, и того не надобе. Перестал есть свое, доморощенное, на магазинское потянуло. Там намного вкусней и приятней, но за деньги продают, а дома-то даром. Да равзе хватит материнской пенсии, чтобы двоима на магазинных продуктах жить? Вон с большими пенсиями на своём стараются сэкономить, а тут лентяка-сына корми. Ладно бы заработанное в дом приносил, не несёт. У какой-нибудь бабки подзаработает сотню-другую рублей, и те на пропой. Овдюха в ругань да в слёзы, начинает срамить да стыдить, а Фильке не стыдно и не обидно. Привык, знает, что мать отходчивая, поругает и пожалеет. Спросит, почему вино-то жорёшь? - отвечает: « Лечу мать депрессию, привожу в порядок нервенную систему», - и денег на выпивку попросит. Мать возьмётся, сгоряча, за ухват, давай перед ним махать, тумаков надавать, а он прочь от неё бежать. В город не раз уезжал в поисках работы. Только что толку: пропьёт все деньги, и домой приезжал. Овдюхе на сына досадно, обидно, да и на сердце не совсем ладно. Когда сын перепьёт, в пьяном угаре мать изругает, в душу наплюёт. В подушку поплачет, поревёт и опять вперёд живёт. Перед жонками сына хвалит, да за-щищает, приговаривает: «Куды дёваиссе жонки, худой - да мой, хорошой да не мой». Промолчат соседки, не чем утешить Овдюху, да и себя тоже: у самих сыновья на шее сидят. Раздумается Овдюха, ночами длинными, да бессонными, о своей жизни и о пьянстве сына: «Ну куда его денешь? - Не для того родила, чтобы куда-то девать. Пить в последнее время стал много, дак кто нонь не пьёт»? Пьяные поступки сына старается оправдать плохим качеством палёной водки и технического спирта, от которого мужики дичеют. Пьяный ругает, да не так и часто, у иных намного хуже есть.Иногда бывает ласковым да податливым, когда на бутылку денег просит. Да и как прожить в деревне без сына, без помощника-то? Кто дров да воды принесёт, годы-то всё в даль идут, а с ними уходит здоровье. Дочки давно мать в город зовут, на лёгкую жизнь, с удобствами городскими. Да только не хочет никуда ехать из своей избушки, где прожила всю жизнь. Не на спокое жить там будет, а с одной думой о сыне-пьянице: «Как бы дом по пьянке не спалил, да сам не сгорел»? Дом-то можно опять построить, а нового-то сына-то где возьмёшь, да купишь? От одних дум бестолковых заболеешь да и помрёшь в городских удобствах. Нет уж, пока жива-здорова, дак дома век свой доживу да сына прокормлю. А вот когда умру, то и Фильке без матери не жить, не прожить и дня. Без матери-то, кто дурака да пьеничу кормить-то станет? Жонки с робятами не бывало, сёстрам неробь –пьенича тоже не надо, на которую сулёму да увязу, когда мужики свои пьют. Не захошь да помрёшь. А Филька жил, порато не тужил, да и о чём горевать да плакать? Жил-то одним днём. Знал, что дома всегда ждёт какая-никакая жрачка и тёплая постель, ошит и омыт. Вы-пивку всегда найти можно, было бы желание: собутыльники нальют или закалымить можно. Где пьянка - там и на курево стрельнуть можно. Вот так, изо дня в день, пропивал-прожигал Филька молодую жизнь, без особых забот и хлопот. Вскоре заболела Овдюха, мало и полежала, помучилась, внедолге померла. И остался Филька один-одинёшенек в этой жизни. Вспомнились ему слова да причитания родимой матушки на смертном одре: « Не живать тибе сынок без матери, ох, не живать после моей смерти, чуёт, серчо-то, не пожить долго.
Права оказалась мать, мало и пожил Филька: от пьянки да голодовки вскоре помер.