Надеяться на снисхождение судьбы? Что за глупость, спросите вы? Конечно глупость! Очередная невыносимая нелепость Сальвадора Дали! Кто мог знать, кто мог поверить, кто мог подумать, что нечто свыше имеет право, имеет нелепую возможность отобрать у меня самое ценное?
Я спал и видел цветные сны, по сотне цветных снов за ночь, миллионы цветных снов за всю мою жизнь. Я был одарен Богом самым хрупким и непростым в исполнении даром – даром видеть что-то важное и прекрасное вблизи самого себя. Это был сущий пустяк, за который сейчас никто не скажет мне спасибо. В течение долгих лет я прятал, тщательно скрывал всю правду, что жила в моей душе за толстыми слоями краски, за длинными черными усами, за своими глупыми выходками, на которые у меня хватало больше смелости чем на то, чтобы преподнести себя на блюде обществу – голого и открытого со всех сторон, показать всю свою душу, такую, какой она была на самом деле. Я заштриховывал неровности, закрашивал ошибки на полотнах, на которых рисовал свою жизнь. Рисовал так, чтобы никто никогда не смог понять, что же изображено на моих картинах. В ярких пятнах и неясных формах жили мои родители, моя семья, некогда дарящая мне радость и смех. В размалеванных пейзажах и нечетко прорисованных частях этого мира, в мозаиках и легких штрихах жил самый дорогой мне человек, призрак мое юности – мой брат, моя душа, мое второе я, имя которому Федерико Гарсиа Лорка. В растекающихся часах, которым я изо всех сил старался придать неправильную форму только с целью того, чтобы стрелки на них бежали медленнее, я рисовал Галу, мою любовь, мое наслаждение и всю мою жизнь. Я расплавлял изображение, чтобы расплавить мир, в котором мы существовали, чтобы время вовсе исчезло, и мы повисли в вечной невесомости, протягивая друг к другу руки, упираясь ногами и головой в бездонную пустоту. Пусть она окажется бестелесной и безжизненной, но нашей с тобой. Я шел к этому разными ложными путями лишь бы обмануть реальность, лишь бы затмить тень, которая надвигалась на нас с тобой с каждым годом все ближе, отстраняя меня, забирая тебя из моих объятий. Я ощущал потерю с каждый годом все сильнее, ты уплывала слишком быстро и далеко, и я не мог догнать корабля твоей жизни. Мне – пусть и великому Сальвадору Дали, было это не под силу. Потому что я всегда был, есть и остаюсь человеком. Мне хотелось бы верить, что ты где-то там, наверху, в том месте, где я смогу дотянуться до тебя, дотронуться рукой до кончиков твоих пальцев, всего на миг. Мне бы хотелось верить, что ты рядом. Я готов отдать первому встречному все свои деньги, всю свою славу, все мгновения радости и печали, все успехи и разочарования, лишь бы снова быть рядом с тобой. Я мог бы возмутиться такой невозможности: Бог решил, что ему ты нужнее, нежели мне! Разве все это – не чуждая нам обоим несуразица, в которой даже не видно намека на истину? Пусть так. Пусть это ужасная ошибка. Пусть это грех, совершенный не нами. Но ни я, ни ты не можем ничего исправить.
Сейчас мне стыдно. Стыдно за годы, когда я скрывал себя настоящего или когда был чрезмерно правдив и честен с людьми, которые того не заслуживали. А я ведь никогда не говорил, как сильно люблю тебя. Это было само собой разумеющимся, мы не обсуждали подобных мелочей. Я старался передать эту простую фразу сквозь полотна холстов и вычурные выдумки, броские декорации и противоречивые реплики, ты была разноцветным миром, который я рисовал для других, ибо делиться тобой с кем-то еще другими способами было невозможно, а мне так хотелось поделиться! Так хотелось показать всем, какая ты у меня замечательная! Какая ты необыкновенная и только моя, потому что не могла быть чей-то еще: только моей. Моей душой, моей второй половинкой, моей музой, моим вдохновением!
Чего ради, каждый из нас живет на этой земле? Чтобы приходить и умирать? Чтобы приходить и жить? Или чтобы приходить и ждать, пока уйдут другие – те, кого ты любил искренне и пылко, кого ни за что на свете не отдал бы вперед себя. Значит ли это, что ты любила меня меньше, если Бог решил, что страданий заслуживаю лишь я? Было ли это заранее обговорено, или просто ты попала в сети смерти первой совершенно случайно, может, я был более осторожным? Или ты не была настолько увлечена этой жизнью, как был увлечен ею я? Или какая другая причина установила порядок этого ухода со сцены? Кто писал наш сценарий и почему в нем так мало актов? Почему в нем так мало слов и излишне много бездействия? Почему так часто фигуры на сцене нашего театра замирали от безысходности, продолжая творить, но прекращая верить и любить, прекращая играть самих себя?
Моя любимая, милая Гала, если бы ты знала, как сильно я стремлюсь понять этот мир. Бог наградил меня даром видеть нечто, чего не видят другие, но ведь другие видели тебя, а разве не ты – самое большое открытие всей моей жизни?
Очень сложно осознавать, что чему-то приходит конец. Что какая-то краска постепенно тускнеет, что какая-то картина исчезает с выставки в никуда, что чье-то творение становится забытым и ненужным. Я бы пожелал, чтобы мир забыл все мои картины, все мои творения и деяния, только бы каждый живущий на этой земле вспомнил самый яркий мой образ и самый яркий подлинник – тебя, моя Гала.