Хотите, расскажу, почему наша мама Ирочка так зовется? Почему мы с дедушкой Олегом так назвали дочку? В честь одной очень хорошей девочки, Иры Никифоровой, моей однокашницы по школе и университету.
Итак, эта девочка, как понимаете, из Горького, Нижнего Новгорода. Жили мы с ней по соседству. Наша семья – на улице Лядова (Б. Печорка), её – на улице Трудовой, на углу которой находилась остановка трамвая №2, где мы всегда сходили, приезжая из города. Дом, где жила Ира, назывался «Домом врачей», так как населяли его в основном семьи медработников. Там жили еще несколько наших одноклассников: Нина Куницына, Альберт Башкиров, Женя Чазов (тот самый, будущий академик). Дом тогда был новый, квартиры просторные, все обставленные скромно и строго.
Ира (ее мать была зубным врачом, а отец, кажется, преподавал в политехническом институте) была на год старше меня. И поэтому я ее все время «догоняла».
В 1936 году была открыта школа №13, и Ира тогда пошла в первый класс. Мы пошли в школу в 1937 году, как-то так получилось, что я сразу заметила тоненькую черноволосую девочку с туго заплетенными косичками. Девочка была такая хорошенькая, вернее, симпатичная, такая непосредственная, живая, простая, воспитанная, что невольно обращала на себя внимание. Она, как и все, носилась по коридорам и лестницам, ее тонкий голосок звенел тут и там, ее всегда было видно в центре всех школьных мероприятий. Очень живая, активная была девочка. И очень скромная. Одевали ее просто, без затей, но всегда она отличалась аккуратным видом, подтянутостью, интеллигентностью. Всегда у нее было прекрасное настроение, ко всем без исключения относилась дружелюбно. К ней тянулись, как к магниту.
Художественными талантами Ира не блистала, не пела, не рисовала, не танцевала.
Спортсменкой тоже не была, хотя отличалась отменным здоровьем, была, что называется, кровь с молоком. Статная, довольно высокая и очень стройная. Однако, если надо, и в хоре подпоет, и в пляске попляшет, и стих расскажет. Зато была мастер организовать и провести любое мероприятие.
Одевалась просто, но по-интеллигентному элегантно. И у ее мамы, и у самой Иры был очень хороший вкус и чувство меры. Платье, например, простого фасона, но из добротной ткани, прекрасно сшито, а воротничок, пуговки или еще какая-то мелочь придавали облику тот самый неотразимый шарм, которым отличались лучшие русские красавицы. Примером такой красоты является, на мой взгляд, «Неизвестная» И.Крамского. Вот и Ира Никифорова была такого же типа, только лицо чуть поуже.
Особенно все восторгались демисезонным пальто серого цвета, которое та носила в студенческие годы: светло-серый драп в чуть заметную крапинку, оригинальный асимметричный воротник, пояс тоже с оригинальной пряжкой. Пальто дополняла красивая темно-зеленая шляпа типа берета. Все вместе представляло собой великолепный ансамбль.
Прически Ира носила простые, гладкие. В детстве – косы, потом она укладывала косы сзади, у шеи «корзиночкой». Как же ей шла эта «корзиночка» - лучше не придумаешь.
Вспоминаю такую историю с этим пальто. Как-то весной на откосе, внизу, проводился кросс: студенты ГГУ группами бежали определенный отрезок. Смотрю – и сама Ира, организатор кросса, сама побежала в первом же забеге. Никаких шаровар. Бежит в том самом пальто. Легконогой ее не назовешь, бежала старательно и тяжеловато. Но прибежала все же с основной группой. Пальто к концу оказалось расстегнутым, шляпа сбилась назад, держась на одной резинке под подбородком.
Я стою, смотрю, думаю: «Надо же, такого пальто не пожалела! Вот это комсомолка!» Вдруг слышу сзади себя голос одного из наших евреев-острословов (то ли Фимы, то ли Симы): «Ира – что, а я пять рублей не пожалел бы, чтобы посмотреть, как побежит наша певица Рогунова». Я учла это замечание и кросс не побежала.
Довольно близко мы с Ирой сошлись на деловой почве. Летом 1945 года при школе была организована «площадка» для будущих первоклассников – семилеток. До того в первый класс брали с 8 лет. Старшей вожатой назначили Иру, а помощницей предложили стать мне. Дело было в здании на углу улиц имени Пискунова и Фигнера, как раз напротив музыкального училища. Дети и мы приходили на площадку утром, проводили на ней весь день, а вечером шли домой. Кажется, ребятки наши (одни девочки) и спали днем, потому что Ира в этот час отдыхала или занималась английским языком, или рассказывала мне содержание «Анны Карениной», которую надо было прочесть девятиклассникам.
Мы с ребятами гуляли, играли в разные подвижные или другие игры, читали книжки и т.д. Заводилой всего воспитательного процесса была Ира. Сколько она знала игр, загадок, сказок! Я больше отсиживалась рядом в роли наблюдателя. Она прыгает с ребятами, не жалея туфель, а я стою в сторонке.
По утрам я заходила за ней домой, так как было по пути. На трамвае не ездили. За несколько минут отмахивали всю улицу Лядова и часть Пискунова. Обратно шли врозь, так как она отводила домой одну группу девочек, а я – другую.
За время работы на площадке я отъелась, поправилась. Когда Ида в конце августа приехала, вся черная, из колхоза вместе с классом (а то и школой), она посмотрела на меня и заплакала: «А Алька-то барышня!»
Мудрая директор школы №13, Анна Ивановна Лебедева, по поручению которой мне всю войну пришлось очень много рисовать всевозможной наглядной агитации, жалела меня и мои руки и никогда не посылала в колхоз. И в голодном 46-м таким образом подкормила «художницу».
Вернемся к Ире. В 1946 году она окончила 10 классов и поступила на 1 курс только что открывшегося историко-филологического факультета ГГУ. Я туда поступила в 1947-м. И опять надо сказать доброе слово об Анне Ивановне. Она (или по ее указанию) мне, как выпускнице школы, написала такую блестящую характеристику, что меня приняли в университет безоговорочно. Хотя конкурс был 6 человек на место, а главный экзамен - сочинение по литературе - я написала на «тройку». Русский язык я сдала на 4, немецкий язык на 5. Я уже писала выше, как меня закрутили в университете с первых дней. Ира, как и следовало ожидать, тоже сразу оказалась в активе, была членом комитета ВЛКСМ. Работала так же увлеченно, с энтузиазмом. Носилась по коридорам и аудиториям, то тут, то там звенел ее высокий голос. Все время что-то организовывала и проводила.
Вспоминается такой случай. Однажды в перерыве между лекциями ко мне подошла одна из членов факультетского бюро и сказала, чтобы я зашла на заседание этого бюро. Ну, думаю, опять что-нибудь рисовать надо. Захожу, а мне строго говорят: «Товарищ Рогунова, мы вызвали вас, чтобы спросить, почему вы не выполнили важное комсомольское поручение – не написали объявление в нужном количестве? Это поручение вам давал товарищ Магидов». - «Товарищ Магидов, - говорю, - просил меня написать объявление, и я его написала. А что требовалось его «размножить», я не знала». - «Как не знали, я вам тогда-то в коридоре сказал». – «Да что ты, Лёвка, говоришь, ничего ты не сказал. Если бы сказал, я бы обязательно сделала».
Ира первой расхохоталась и отпустила меня с миром. Пункт о грозящем мне выговоре был вычеркнут.
Вскоре для нас обеих появилась еще одна общая тема: мы вышли замуж за моряков. Моего звали Олег, её – Гена, «Геночка». Рассказывая о нем, она именно так ласкательно его называла. Она стала Киреевой, я – Толстобровой.
В зимние каникулы обе съездили к мужьям на свидание. По приезде со смехом рассказывали, как мерзли в снятых квартирах и как было весело. Они жили в Либаве у латвийки, которая не давала молодым шагу ступить, не содрав как следует мзду, а мы – в поселке Комстигал под Балтийском, тоже без удобств, но без хозяев и бесплатно. С удовольствием помянули спасительницы – печки.
После окончания университета мы как-то раз встретились в трамвае. Она была так же прекрасна, но чуть располнела. Приглашала заходить – познакомиться с дочкой Мариной. Выглядела Ира немного растерянной и утомленной. Дочке исполнился только один месяц. Я от души ее поздравила и позавидовала: мой Юрочка тогда еще не предвиделся.
В последний раз я видела Иру в ноябре 1986 года, когда отмечалось 50-летие нашей школы. Торжество проходило в клубе КГБ на Воробьевке. Была только торжественная часть. Мы с Идой приехали специально на один день (и потрясли старых знакомых своей моложавостью и, не побоюсь этого слова, красотой.
Выступали только начальство и самые знаменитые из выпускников: Ира (доктор филологических наук), Ида (доктор физико-математических наук) и Люся Шилова (кандидат педагогических наук). Женю Чазова и Валю Федотову ( главного редактора журнала «Советская женщина») только упомянули.
Ира к тому времени стала не только доктором, но и зав. кафедрой западно-европейской литературы ГГУ. Она опять носила фамилию Никифорова. Изменилась мало. Только фигура стала поплотнее. Полнил ее и бело-коричневый костюм в крупную клетку. Все выступавшие говорили в основном о детских и школьных годах. И Ира прежним звонким голосом рассказала, какой она в детстве была разбойницей. Когда она пошла в первый раз в первый класс, одна нога была обута в обычную туфлю, а к другой была привязана веревочкой галоша: играя накануне в казаки-разбойники, упала с дерева и повредила ногу.
Подойти к ней и поговорить в тот вечер так и не удалось: ее окружила толпа, нас с Идой тоже окружили. Да я, откровенно говоря, и сробела, не решилась беспокоить старую подругу. Мне было хвалиться нечем. Кто помнит, как я пела, рисовала и т.д.?
Друзья рассказали, что Ира давно развелась с мужем, так как он не поддерживал ее желание идти дальше в аспирантуру, и, похоже, замуж так и не вышла. А может, вышла, я не знаю. Такой красавице да не выйти! Но для такой достойного найти ох как трудно.
Вот в честь такой прекрасной, обаятельной, умной, необыкновенно щедрой душой девочки-женщины я и назвала свою дочку Ирочкой. Прекрасное имя! Ведь его носит Ира Никифорова. И моя Ира.
Лето-осень 2004 года.