Два портрета

Альбина Толстоброва
А имею ли я, грешная, право вторгаться в высокие сферы и описывать то, что мне видеть и знать не положено? Но я видела с предельной четкостью, хотя долго не могла осознать, что это? кто это? Почему? Зачем?

После гибели моего Юрочки в ноябре 1993 года я постоянно пребывала в настроении скорби и отчаяния. Боль не утихала, сердце не смирялось, утешения и успокоения не предвиделось.
В июле 2007 года сижу как-то днем на диване. Не помню, о чем думала. Может, опять предавалась скорбным мыслям. Вдруг вижу, что чуть левее моего лица вспыхнуло яркое, почти как огонь, изображение: молодой человек лет 20, блондин, с тонкими, но резкими чертами лица, сидит в пол-оборота ко мне и внимательно то ли читает, то ли рассматривает что-то. Глаза полуоткрыты, рот тоже. Видно его голову и плечи в белой рубашечке. Верхняя пуговка у ворота расстегнута.

С каждой секундой изображение становилось все резче, отчетливее. И вдруг я поняла: это Юра. Его лоб, щеки, нос, рот, глаза. Его светлые волосы, только не прямые, длинные, как при жизни, а чем-то смазанные и уложенные в красивую волнистую прическу. Такую точно прическу, только на темных волосах, я видела потом у Алеши, сына Юры. Действительно, он чем-то волосы мазал.

Вглядываюсь, да, это он, его лицо. Только как-то мало похож на человека из плоти и крови. Кожа лица как будто чуть прозрачная, светится, в глазах пробегают язычки пламени, губы яркие. Все до того резкое и четкое, хотя у него всегда личико было мягкое, нежное. Думаю, а что, если он на меня посмотрит, увидит? И он действительно начал поворачиваться ко мне, но именно тут его закрыла черная тень, и в последний миг я видела только отблески его лба и носа, черно-белые.

Да, выражение лица было предельно серьезное, он очень напряженно думал. Мысли, чувства обуревали меня несказанно. Сразу промелькнула перед глазами вся его жизнь с нами, я лихорадочно перебрала в памяти, в чем я виновата перед ним.

Но, странное дело, с тех пор я начала понемногу успокаиваться. Я читала в «Агни-Йоге» об «Огненном мире», одном из высших уровней мироздания, что редко кто туда попадает после смерти, только достойнейшие из достойнейших, в том числе невинные мученики.

Не потому ли мой сынок явился мне, чтобы мы поняли, что он уже не страдалец, а один из тех, кто своей жизнью, мыслями оказался достойным этого высшего мира? Человек-то он был действительно прекрасный – чистый, честный, добрый, умный, красивый душой и телом. С тех пор я не столько скорблю, сколько горжусь, что воспитала такого прекрасного человека.
Ах, как он был чудесен в том видении!..


Летом 2008 года моя внучка Ляля на даче у одноклассника, где они собирались всем классом, чтобы отметить окончание учебного года, познакомилась с одним мальчиком с соседней дачи, Сашей. Вспыхнула любовь, да такая, какая бывает только раз в жизни. Это было наваждение, угар. Они не могли наговориться, наглядеться, налюбоваться друг другом. По телефону говорили ночь напролет.

Прошло лето, настала осень, Ляля простудилась, но, больная, в любую погоду продолжала ходить на свидания и, наконец, так разболелась, что слегла в больницу.

Никакое лечение не помогало, горло болело страшно. Это был мононуклеоз. В отчаянии я стала горячо, исступленно молиться перед иконой Спаса Нерукотворного, которую сама вышила. Я эту икону считала почти чудотворной, потому что она очень четко реагировала на все обращения: улыбалась, хмурилась, успокаивала. С тех пор, как  почти ослепла, я уже замечала такие тонкости. И вот я прошу, прошу, молю-молю: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную! Спаси Лялечку! Аминь». И вдруг! О чудо! Из рамы, сквозь стекло выплыл листок бумаги с портретом неизвестного мужчины. За ним другой, третий… Выходили листки пачками изо рта вышитого Христа, тут же начинали увеличиваться,  достигали размера иконы и улетали вверх, исчезали. Сначала я удивилась, почему лицо на портрете не похоже на вышитое, потом решила посмотреть повнимательнее, чье же это лицо. Портрет был больше похож на нарисованный черно-коричневым фломастером, чем на фотографию. Итак, это было совершенно необычно, так что я растерялась. Мысленно попросила, чтобы дали рассмотреть. Это бесконечное движение листков прекратилось. Большое полотно остановилось и закрыло всю раму. И что?

Это был мужчина лет 35, похожий чертами лица на испанца. Темные, с каштановым отливом волосы. Голова, усы, борода – всё ухоженное. Волосы не длинные, а подстриженные пониже ушей. Шеи не видно, одежды тоже. Одна голова в четверть оборота. Большие черные глаза смотрят справа налево, тонкий нос. Рот большой, губы плотно сжаты. Меня больше всего поразил взгляд. Он в точности такой, как на иконе Рублёва «Спас Вседержитель» - свободный, вольный, уверенный, как будто говорящий: «Я все знаю. Я все могу. Я всех люблю. Я ничего не боюсь» - сплошное доброжелательство и самая твердая уверенность.

Потом, на следующих листках, человек на портрете как будто становился старше: 40-50-60 лет. Лицо выглядело более худощавым, растительность на голове и лице – не столь пышной. Листки идут, я сходила на кухню зачем-то, прихожу – а они так же пачками вылезают и разлетаются.

Если бы я могла рисовать, как прежде, я бы обязательно запечатлела этот образ. Обычный человек, каких много на картинах Гойи и Веласкеса. Кстати, после того, как был показан образ самого старшего, опять пошли изображения самого первого образца, когда он только появился.

Потом, когда я наконец задалась вопросом: кто же это и что все это значит – все прекратилось и исчезло.

Лялечка начала выздоравливать, и с тех пор этой болезнью не болела. Спасибо врачам, конечно. А может, моя молитва помогла и Тот, Кому я молилась? Я уж не менее получаса спустя вдруг додумалась спросить, а кто же этот мужчина? Уж не Сам ли Вседержитель? Говорят же, что человек создан по Его образу и подобию.

…Спустя год Лялечка всё же рассталась со своим Сашей. Химия любви улетучилась, он стал ей неинтересен. Уверена, что так безоглядно она уже никого не полюбит.

Пожелаем ей большого счастья и настоящей любви – красивой, глубокой и крепкой.

19 июля 2010 года.