Дед Силантий через забор узрел соседа Прошку, который сидел у себя на завалинке и курил самокрутку. Силантий быстро засеменил к сараюшке, согнал с гнезда курицу и вытащил из-под соломы припрятанную бутылку самогона, которую тут же засунул за пазуху.
Он воровато осмотрелся по сторонам, хотя точно знал, уехавшая к дочери бабка, прибудет не раньше завтрашнего дня. Чтоб не видели вездесущие соседи, Силантий не стал выходить на улицу, а убрал в заборе несколько штакетин и на четвереньках перелез в Прошкину малину.
Пощупав на месте ли бутылка, он так и пополз по малине, не поднимаясь на ноги. Прошка не брал с собой очки на завалинку, но слух у него был отменный:
- Неужто снова пацаны малину воруют? Ах вы, сукины дети!
Прошка схватил дрын, который завсегда наготове и не разбирая, что к чему, смачно опустил деревину кому-то на спину. Разглядевшись, он перекрестился:
- Мать честная, я, кажись, Силантия убил.
Отшвырнув дрын, Прошка помчался за ведром холодной воды, может ещё не всё потеряно? После одиннадцатой цибарки Силантий очухался. Прошка сгрёб в охапку худенького соседа и дотащил до завалинки:
- Силантьюшка, прости ради Христа, думал мальцы балуют.
- Погодь, Прошка, не тарахти. Дай посчитать ущерб. За то, что завтра будет синяк огроменный на всю спину, с тебя причитается три литра самогона. А за то, что поставил на место два позвонка - два литра вычитается в твою пользу. Ну, а коли разбил мою, за пазухой, ставишь втройне.
Осмотрев вытащенную бутылку:
- Не, кажись, цела! Итак, с тебя литруха и закусь.
Не успел Силантий воду повыливать из галош, а Прошка уже обернулся, поставил на завалинку две бутылки и что-то съестное в миске. Силантий поводил носом:
- Это, чтой-то у тебя, капустка, что ли квашенная?
- Она, родимая, первейшая закусь для самогоночки!
- А чего ж так мало? Тут всего две ложки.
- А нам больше и не надо. Первую бутылку мы занюхаем, вторую - закусим по ложке, а после третьей, если мало будет двух - нам уже ничего не понадобится. Я ж, Силантий, живу бобылём и чего у меня только нету: мяса - нету, колбасы - нету, сала - тоже нету!
Под такую закуску захмелели после первой бутылки, особенно Прошка. А после второй он и вовсе уснул. А деду Силантию скучно и он, как рассказывал ему свои прибаутки, так и продолжал рассказывать спящему.
- Не знаю как тебя, Прошка, а меня проносит, когда черешни поем, не успеваю бегать в нужник. Вот только пойдёт черешня, так и шастаю, аж подошва дымится. Дюже обидно, Прошка! Бабка навернёт целое ведро и хоть бы что, а я каких-то две-три пригоршни и картина Репина "Приплыли".
Бабка заставила дорожку прокосить к уборной, видите ли, об кузнечиков она спотыкается, когда идёт в туалет. Так я ей не только дорожку вытоптал, но и щавель затоптал, даже коса не понадобилась. Старуха ворчит:
- Если твой желудок хорошо усваивает один самогон, то зачем было исть черешню?
А меня ж, Прошка, завитки берут, как она поставит перед собой ведро черешни и только успевает косточки выплёвывать. Я ей говорю:
- Бабка, ты хоть прожёвываешь то, что глотаешь?
А она:
- Не твоего ума дела, я в нужник не бегаю. Нечего было жадничать, чтоб мне меньше досталось, а теперь тебе все виноваты. Уборная - виновата, что далеко стоит. А кто её туда поставил? Ты же и поставил, старый козёл. Потом ему я виновата, что насадила этой черешни целых пять деревин. А кто саженцы принёс? Ты и принёс, старый дурак:
- Посади, мол, бабка, лет через пять будет нам черешенка глаз радовать!
Вот и радуйся теперь, через задницу. Даже черешня ему, и та виновата:
- Наладилась кажный год так родить, как скаженная.
Если ты, старый пенёк, совсем из ума выжил, то вспомни молодость - теперь побегай, только хорошенько не забывай подтираться. А то в прошлом годе, так и не достиралась пятеро кальсон, пришлось Полкашке в будку постелить, так собака жить отказалась в собственной конуре.
Оно то, Прошка, если рассудить, старуха моя права, но как же можно не покушать этой черешни? Она же такая сочная, такая вкусная! Одно название сорта чего стоит - "Наполеон розовый"! Понятно, Прошка? Это тебе не халам-балам, а Наполеон да ещё и розовый.
Кстати, а почему розовый? Не жёлтый, не зелёный, а именно розовый? Не знаешь, Прошка? Я даже ни разу не слыхал, чтобы Наполеон был голубым, а тут розовый. Наверное, порозовел, хороняка, когда попал под русские морозы! Ну да Бог с ним, с Наполеоном, чегой-то мы про него?
Я тебе хотел рассказать один случАй. Ага, значит слухай. Вот эти соседи мои, что беженцы, удумали построить катушок для своих поросят рядом с моей уборной. Должон теперь я сидеть, по-большому, и нюхать этот свинарник. Ну ничего, я перед ними в долгу не останусь. У меня, Прошка, опосля самогона такой духан идёт, что ихние поросята на следующий же день запросятся оттуда.
Ладно, не в этом дело. Позвали соседи зятя своего, тот приехал с друзьями из города да свояка позвали и начали строить катушок. А в это время идёт сезон черешни. Я, как всегда, сделал бабке назло и полакомился ягодками, и как всегда нашёл на свой зад приключения.
Бегу в нужник, на ходу портки расстёгиваю, чтобы побыстрей. Выскакиваю из-за угла, а там эти строители. Не могу же я, Прошка, садиться, когда рядом с уборной столько людей. Неудобно как-то... Да и звуки у меня издаются при этом, что сам побаиваюсь.
Я, круть-верть и шмыг за свою сараюшку. Просто так сесть не могу, бабка со свету сживёт, а придавило уже так, что не только днище, но и крышу срывает. Глядь, старая цибарка стоит, ну я и уселся на неё. Да как дунул... От воздержания пошла дробь по всему ведру, видать я косточки забывал выплёвывать. Звук получился такой, что сам оглох, а ещё с каким-то урчанием. Вот знаешь, Прошка, навроде, как шурануть по железной стенке горохом из пушки. В общем, капут фашистам.
А тогда, думаю, это ж не только я, но и строители, наверное, услышали. И стал смотреть в щелку между досок. Точно. Вижу, прислушались, а потом стали принюхиваться. Ихний свояк отделился от артели и решил проверить, в чём дело?
Я-то знаю, что если у них перелезть через маленький заборчик, обойти летнюю кухню - и вот он я, как на ладони, весь на виду! Ну, думаю, надо вскакивать, быстро натягивать портки и дёру отседова. Да не тут-то было! Хочу встать с ведра, а никак. Задницу, как вакуумом присосало.
Чувствую, что время уже работает не на меня, я и дал маху вместе с цибаркой. С переляку заскочил прямо в хату. А бабка расслабилась, чаёвничает, сидит на табуретке, ноги вытянула. Я с порога как заору:
- Чё, старая, расселась? Иди на подмогу, ведро задницу засосало вместе с мошонкой!
А когда пригляделся, бабка не одна. В уголке у окна - Витальевна, её подруга, примостилась. Витальевна так и задавилась бубликом. Бабка обмерла, не знает кого спасать: то ли меня, то ли её? А у той уже губы посинели.
Хоть и недолюбливаю её подругу, что в гости часто захаживает да жрёт, как сивый мерин, а всё ж таки человек, и кинулся спасать. На окошке у нас стоял утюг, им и приложился пару раз к спине Витальевны. Она закашлялась, а с неё как посыпались бублики целиком. Килограмма два высыпалось и пол-цибарки чаю вылилось. А меня как задавила жаба, что она стольким у нас поживилась и я, на нервной почве, завилял задом.
Ведро ударилось об рукомойник да так и покатилось по всей хате. Моя бабка ни только нос, но и рот рушником прикрыла, глаза у неё, аж на лоб повылазили. Витальевна то помирала, а то, прям вытаращилась на моё между ног. Что она там нашла? Я сам ничего не нахожу уже почитай, как лет десять. Но спросить не успел.
Как будто им двоим, кто дал стартовый сигнал из пистолета. Я только наполовину рот открыл, а их, как ветром сдуло. Бабка, правда, крикнула в окно:
- Чтобы всё, старый пенёк, было вылизано, приду через неделю, когда ароматы проветрятся.
Вот такие дела. Но дух мой, Прошка, не сломлен! Я и на будущий год черешни наемось.
Посидел дед Силантий, поскучал, что говорить со спящим? Неинтересно. Перевёл взгляд на кусты ягод:
- А малина у тебя, Прошка, нонешний год, хоть куда!
Силантий узрел ведро на заборе да и собрал весь урожай. Приехавшая на утро бабка, обрадованно спросила:
- Дед, а где ты малинки раздобыл-разжился?
- Да Прошка угостил, но ты лучше ему об этом не говори. Он сказал:
- Не стоит благодарности!