Когда цвели сады

Наталья Сокова
    

     КОГДА ЦВЕЛИ САДЫ



     Погода стояла отличная. Солнцем залитый сад звенел птицами. В голубой шелк нарядилось небо. Ветер озорничал все утро, а к обеду стих – запутался, наверное, в зеленых дредах ив. Сады цвели, и такой сумасшедший дурманящий аромат издавали, что голова кружилась, и хотелось натворить глупостей. Но Ольга  глупостям не поддавалась, она привыкла к тому, что весной сады всегда цвели, и к небу голубому привыкла, подумаешь, небо. Ее всегда удивляло, почему горожане, как только приедут на дачи, так сразу в небо пялятся и восклицают: «какая красота!». Или того чуднее, дождутся ночи, встанут посреди двора и звезды разглядывают. Бездельники! Ольге некогда звездами любоваться, дел полно. Муж порядок любил, чтобы белье постельное и полотенца каждый день менялись, а это стирки на полдня. Еще грядки прополоть, то да се посадить, полить, в магазин сбегать… Ольга фартук не снимала (все время у плиты или в огороде), он словно прирос к ней, как вторая кожа. Муж смеялся: «Кто зимой и летом одним цветом?». И сам же отвечал: «Моя Леля». Вот и сейчас кто-то, может, цветущими садами любуется  и ароматы нюхает, а Ольге надо с одеждой в шкафах разобраться, не поела ли моль шапки, да пальто.
Мягкая, пушистая, немного колкая, пахнущая новизной в шкафу висела ни разу не выгулянная шуба. Рядом с ней висела новенькая дубленка, правда, она давно уже задохнулась от нафталина. За дубленкой следовала еще дубленка, только раз надетое пальто, куртка… А сколько платьев и кофточек – не сосчитать! Муж Ольги был щедрым, жену баловал, да только, как говорится, не в коня корм. Ольга ворчала, мол, зачем деньги тратишь, и подарки мужа в шкаф складывала – до лучших времен. Раньше, по молодости, муж Ольгу на море возил, в Коктебеле дачу снимал, но и там она умудрялась в делах закрутиться. И ходил муж один купаться, да загорать. А последние годы жену с собой перестал брать – чего зря деньги на билет переводить. Поначалу жили они в Москве вместе, но с прошлого года решила Ольга перебраться на дачу, тут как-то веселее. А муж пускай в своей Москве смогами травится. Муж поначалу ворчал – как он один всю неделю будет, но Ольга настояла на своем. По понедельникам в Москву приезжала, белье перестирает, порядок наведет, еды наготовит, холодильник продуктами накормит, и опять в деревню. А в пятницу муж мчит на дачу. Сначала видно было – скучал по жене, то обнимет, то шлепнет влюбленно, но Ольга никогда не понимала, что за удовольствие женщины от всех этих ласк и шлепков получают. Бывало, на дачу приезжали именитые гости (муж редактором в издательстве работал, дружил с писателями и поэтами), мужчины все солидные с женами красавицами. Жены все в «Армани» да Гуччи» разодеты, «Шанелью» благоухают, куда уж Ольге до них. Муж просит: «Надень то платье, что я тебе из Польши привез». Но Ольга встанет перед шкафом, на платье посмотрит и подумает: «Жаль такую дорогую вещь надевать, все равно у плиты крутиться, вдруг запачкается». И закроет шкаф, а сама  натянет на себя что-нибудь простенькое ситцевое и фартуком сверху прикроет. Подруги часто Ольгу корили, мол, сорок лет, а одеваешься, как старуха, дома сиднем сидишь, пока муженек с другими бабами по курортам разъезжает. Но Ольга только вздыхала в ответ: «Может, я и дура, но деньги то и дело занимать вы ко мне прибегаете». Так и жила Ольга: сады цветут, а она все в делах, все бережет. Пылесос новый в чулан запрятала, старый еще неплохо пыль сосет, вот сломается – тогда и новый достать можно. Сковородки, что ей подружки на день рождения подарили, тоже до лучших времен припрятала. Муж всю Европу объездил, с собой звал в Египет. А на кого она дом оставит? Собака вот еще приблудилась, приручилась. Кто ее кормить будет, пока Ольга пирамиды разглядывает? Да и что такого в этих пирамидах? Глыбы – да и только… Крутилась Ольга «волчком» по дому и не замечала, как  пух тополиный снегом сменялся. И опять нужно в шкафу порядок наводить, одежду на мороз выносить, а то совсем нафталином пропахла.
На этот раз Ольга раскрыла шкаф и задумалась, заскочила в один из вагончиков памяти, и поезд помчал ее в детство, далеко, туда, где пестрые птички пели за голубым окошком с комочками ваты,  и солнечные зайчики жили в маминой хрустальной вазе. Еще там, в детстве, на коленях у Оли лежала кошка, большая такая, мягкая, пушистая, недавно помытая импортным шампунем, поэтому пахнущая, как новенькая игрушка. Кошку звали Муська. У Муськи была черная мордочка и зеленые глазищи, умные, но хитрющие-прехитрющие, словно бы она знала все тайны на свете, которые никому бы ни за что не промурлыкала. Оля привязалась к Муське, они с ней часто оставались дома вдвоем, мама и папа работали допоздна. А когда мамы и папы дома не было по вечерам, чернота без спросу в дом забиралась (а до выключателя на стене не дотянуться), становилось жутко, хоть плачь, тут и приходила на помощь Муська. На диван к Оле запрыгнет, на колени ляжет, заурчит, и станет тепло и спокойно. Только вот недолго прожила Муська в Олиной семье, отдали ее в хорошие руки по объявлению, у папы открылась аллергия на кошачью шерсть. Муськи не стало, и темнота обнаглела, разрасталась, лезла на диван, пытаясь схватить девочку за ноги. Долго Оля плакала… Не раз приходилось ей ради других людей от своих мечтаний отказываться. Сначала кошка, потом театральное училище – мама не пустила, хотела, чтобы дочь достойную профессию выбрала. Замуж вышла не по любви, мама заставила, найдя дочери подходящую партию. Когда мама умерла, порывалась Ольга развестись. Ухаживал тогда за ней тайком один военный, хоть и не богатый, но симпатичный и заботливый. Но муж Ольги тяжело заболел, а как больного бросишь? Пришлось Ольге с работы уйти, мужа на ноги поднимать. Могла детей родить, ведь мечтала о троих, но муж был против, то денег нет, то работа такая, что не до орущих младенцев... Теперь вот гладила Ольга свою новенькую шубу и  плакала…
Когда Ольга узнала, что больна раком, тоже цвели сады. Другой на ее месте, узнав, что жить осталось считанные месяцы, вышел бы в сад, вдохнул бы полной грудью аромат яблонь, одурманился и пустился во все тяжкие, растрынькал бы деньги на путешествия и прочие радости жизни. Ольга же  отнесла свои накопления в банк, завещав их мужу, затем отключила телефон, чтобы никто из подруг не беспокоил расспросами, и с двойным рвением принялась начищать дом.
Каким ажурным и ярко-зеленым был лес в ту весну! Как трепетала на ветру листва тоненьких березок, будто они девицами были скромными и пугливыми. Ничего не замечала Ольга, торопясь через лес к станции. Приезжала Ольга в Москву – и за уборку в квартире, натирала полы, мыла окна, меняла белье, и не замечала Ольга чужие вещи в шкафах, или не хотела замечать.
В ночь, когда тихо падал первый снег, Ольги не стало…
Через полгода после ее похорон вошла в дом красивая молодая женщина, огляделась и решила – всю рухлядь нужно выкинуть. Никто и не возражал. Даже муж покойной. На кухне зашкворчала картошка на новенькой сковородке, засипел новый пылесос, а старый сиротливо стоял на помойке. Все окна в доме были распахнуты, ветер резвился в комнатах, выгоняя духов прошлого. А потом все лето дом сотрясался от шумных компаний, задыхался дымом с мангала, ворчал, недовольный беспорядком. А осенью, брошенный, чихал от пыли. Зимой же стонал под тяжестью нечищеного снега.
А под Новый год новая хозяйка достала из шкафа Ольгину шубу (немного великовата, но не страшно), и отправилась в ней в аэропорт, откуда самолет помчал ее в Египет.