Мне ещё не исполнилось 18 лет, и тогда я работал продавцом в магазине Ленэлектростройторга на Большом пр.,44 П.С. В магазине было три отдела: обойный, химико-москательный и метизный. В каждом из них было по четыре продавца, из которых десять были женщинами и девушками разного возраста. Хотя товарооборот в магазине был большой, но основная торговля (магазин работал с 11.00 до 20.00) шла по вечерам, когда люди шли в магазин после окончания своей работы, и по выходным дням, и тогда в торговом зале работали сразу две кассы. Обычно с дневное время к заднему входу в магазин подъезжали машины с товаром, и меня вместе с мужчиной-продавцом — ему было слегка за 40 лет — приглашали на разгрузку в помощь двум рабочим, одному из которых было далеко за 60, а другому — под 60. Если машина была с краской, лаками, скипидаром, олифой и прочими подобными товарами — они были в деревянных ящиках, то мы их снимали с машины и подносили к лестнице, ведущей в подвал. После разгрузки мы несли ящики вниз и подносили к стеллажам, а затем банки или бутылки выставляли на полки. Каждый ящик весил где-то в пределах от 25 до 35 кг. С метизными товарами было проще — мы носили коробки или ящиками с ними прямо в кладовую, которая располагалась на первом же этаже. Но когда приходила машина с обойной фабрики, то здесь мне было сложнее: хотя пачки с обоями, в каждой было по 50 рулонов, носить по подсобным помещениям магазина было не надо, но они были, во-первых, тяжёлыми, во-вторых, их надо было ставить в коридоре торцом друг на друга и так высоко, насколько это было возможно. Обои шли тогда в основном с Ленинградской обойной фабрики и цена за каждый 12-метровый рулон составляла соответственно 28, 36 и 54 копейки. Понятно, что, чем дешевле были обои, тем тоньше бумага и тем легче была пачка. И в зависимости от этого она весила от 35 до 45 кг, а если это были импортные обои, то и все 50 кг. На первых порах носить, а носили их на правом плече, мне было очень тяжело, но с течением времени привык, видимо, «поднакачался» и даже возомнил себя силачом.
Где-то вскоре после наступления 1964 года к нам в магазин пришёл новый продавец. Это был чуть выше меня 23-летний парень. Звали его Женя. У него были прямые светлые густые волосы, которые, как это часто бывает, не рассыпались, а лежали всегда красиво и аккуратно. Его лицо, с безупречно правильными чертами, было несколько худощаво и невозмутимо. Так же невозмутимо он и разговаривал со всеми, включая администрацию, и даже с самыми скандальными покупателями. Так как я был единственный из мужчин наиболее близкий ему по возрасту, то он стал ходить со мной обедать в столовую недалеко расположенного ПТУ. После работы мы шли на остановку и садились в один автобус (он, правда, выходил раньше). Мало- помалу Женя рассказал о себе. Мать у него была кандидатом биологических наук, работала зав. лабораторией в каком-то НИИ и получала 400 рублей в месяц — у нас с Женей ежемесячная зарплата вместе с премией не превышала 70-75 рублей. Старший брат у него учился в аспирантуре. Сказал он и том, что «был дурак», не послушался матери и не стал после школы поступать в институт, а поехал за романтикой по комсомольской путёвке на целину. Их с поезда высадили посередине казахстанской степи, и они, завшивленные, до тех пор пока не построили бараки и бытовые помещения, жили в палатках. В конце концов он не выдержал и через восемь месяцев вернулся домой. Вскоре его призвали на флот, где он «оттрубил» четыре года. Сказал он и том, что в этом году собирается поступать в институт на дневное отделение и с 1 августа начнёт сдавать экзамены. В итоге у меня сложилось мнение, что он — маменькин сынок и хлюпик.
И вот, вскоре пришла машина с обоями. Нас пригласили на выгрузку. И, когда мы шли, я подумал: «Посмотрим, как этот Женя будет их носить!» — Но когда он, не побоюсь сказать, с какой-то элегантной лёгкостью взял пачку обоев, положил на плечо, а затем подошёл с ней к стопке из четырёх пачек обоев высотой два метра и играючи закинул её точно на место, то понял, что, возомнив себя «силачом», я сильно погорячился.
Ещё через несколько дней мы с ним сели в автобус. Это был «25»-й маршрут, и в нём всегда было много пассажиров. Меня от него оттеснили, а когда на очередной остановке часть людей вышла, я увидел, как он плотно прижимает к себе одну из наших продавщиц, и прижимает так, что их носы чуть ли не соприкасаются. Но меня удивило не это, а то, что эта девица широко ему улыбалась. Ей было 23 или 24 года, и можно сказать, что она была в нашем магазине самой красивой. Она всегда вела себя, как женщина, знающая себе цену. Правда, на меня она производила несколько отталкивающее впечатление, может быть, потому, что на её лице было слишком много яркой косметики.
На следующий день мы с Женей, как обычно, пошли в столовую. По пути туда он решил зайти в пивную, а узнав, что я не пью, предложил зайти туда с ним за кампанию. Там он купил кружку пива и два сырых яйца. Затем, разбив их поочерёдно о край кружки, вылил их в пиво, размешал и выпил. Я смотрел на него с некоторым удивлением, он это заметил и сказал: «Сегодня опять ночь не спать». — Думая, что он занимается подготовкой к вступительным экзаменам, спросил: «Так это «лекарство» не спать помогает?» — спросил я. — «Нет. Это «лекарство» для любви». — И рассказал, что вчера домой он не доехал, а был до утра у С. — «Так это у вас любовь с первого взгляда?» — «Да какая там любовь. Это для того, чтобы заполнить пустоту». — Я не знал, что сказать, а он добавил: «Я ей сказал, что буду встречаться с ней только до 1 августа». — Тут уж я спросил: «А что она?» — «Промолчала».— «Ну, может быть, ты её до того времени полюбишь!» — Теперь промолчал уже он.
31 июля Женя отработал в магазине последний день — уволился по собственному желанию. А через неделю и я должен был приступить к работе в другом магазине на открывавшейся там вакансии старшего продавца. В последний день своей работы после окончания рабочего дня в раздевалке увидел С. — она уже переоделась и собиралась уходить — и я спросил: «С., а ты Женю увидишь?» — Бросив на меня взгляд раненного зверя, она ответила: «Нет. После 31 июля мы больше не встречаемся».