«Милосердия двери отверзи нам»
Из православной молитвы
«Всякое знание есть не что иное, как воспоминание».
Платон
В тот год я работала редактором в глянцевом журнале. Требование было одно, но существенное: подавать материал гламурно, опережая на полшага моду и её направления. Соблюсти этот посыл было не так-то просто, но я старалась вовсю, утопая в красивостях до бессовестности и чувствуя себя гладиатором на арене. Объём у журнала был внушительный, работников не хватало, директор издания наставлял, что возвышенная правда рождается в мозгах, а не из тусклой жизни, поэтому приходилось перемежать собственное воображение выдержками из интернетовской «Википедии».
Статья о путешествии в Турцию, точнее сокровищах Ликии, по заказу одного туристического агентства так и родилась. В ход пошли красивые фотки, переработанная информация плюс собственные ахи-вздохи для вящей убедительности. Речь шла о древнейших наскальных захоронениях, церкви Николая-угодника и сопутствующей экскурсии с посещением затонувшего города Симены.
А ровно через неделю я уже летела на самолёте в ту самую Турцию (нежданно-негаданно агентство, на которое я работала, решило отблагодарить горящей путёвкой – бесплатно), грех было не воспользоваться, на то и польстилась.
«Не иначе как fatum, судьба, – подумала я. - Если повезёт, побываю на тех местах, которые заочно живописала». Желающего судьба ведёт, а нежелающего тащит, это Сенека, в моём случае - буквально на крыльях несёт… Журнал и тусовка вокруг него, пожирающие время и силы, изрядно утомили за год, хотелось отдохновения и покоя, и столь удачное стечение обстоятельств я восприняла как благословение свыше. Я жаждала завернуться в кокон холодного одиночества, душа просила одиночества с умной книжкой в руке.
И вот, что называется, свершилось. У ног моих - берег турецкий.
… Наблюдала я похожие виды у пятизвёздочных отелей в других жарких странах. Мультипликационные яркие краски пейзажа, мясистые непахнущие цветы, услужливый персонал (челюсти сведены от постоянной улыбки), надраенная до блеска территория и ни одной мошки или бабочки на всю округу. В первую же ночь, выйдя на балкон, я поняла, почему: регулярная дезинфекция. Казалось, что этот приветливый яркий пейзаж и всех этих услужливых людей можно свернуть в рулон, как фотообои, их просто не станет…
Средиземное море тоже не пахло, из-за его солёности вблизи от берега не было никого и ничего живого, кроме туристов. Кстати, о людях. Русских уже в первой декаде мая оказалось столько же, сколько наших сограждан на ПМЖ в государстве Израиль, то есть, больше половины. Попугай, чья клетка регулярно появлялась рано утром и исчезала вечером из ресторана отеля, знал два слова, да и то по-русски: «привет», а второе, почему-то, «мяу». Определённо, наших туристов и деньги в этой стране ценили.
Соотечественников было слишком много даже на столь раннюю пору начала отпусков. И я старалась больше времени проводить в своих одиночных покоях. На руку сыграл мой инвалидский номер. Да-да. Как выяснилось в гостинице, туристическая фирма решила сэкономить на моём благотворительном туре: меня поселили в «социальном номере», раньше я о таких и не слыхивала.
Отличия от обычных гостиничных покоев и забота о ближних были налицо. Сначала я увидела высокий унитаз и ванну с табуреткой, и только потом – табличку на двери с эмблемой в виде каталки и пологий съезд вместо ступеней. Но это и к лучшему, подумала я. С такой антирекламой мой дом прочно защищён от донжуанов всех мастей и искателей приключений - возможность обнаружить срытые дефекты во мне, по виду вполне нормальной, проводила жирную черту между мной и ночными приключениями отеля.
Выбиралась на море рано утром, днём листала журналы и русскоязычные книги из местной библиотеки, а ближе к вечеру - дефилировала по турецкому посёлку, ограниченному линией пёстрых доморощенных лавок. Одним словом, отдыхала от своей заштампованной суетной работы, проветривала на морском ветерке мозги.
С утра было хорошо. Кромка моря до самого горизонта цвета парного молока и сливается с таким же девственно - белым небом (в старину Средиземное море называлось Белое). Редкие одиночки выбираются из отеля, побуждаемые различными причинами: кто-то - бегать трусцой, кто-то - устроиться на лежаке под зонтиком, а кто-то - поиграть мелкой галькой. Море приветствует всех спокойствием. – Я почти что стала поэтом. - И совершенно не верилось, что величественные спокойные волны настолько безучастны к людским делам, что вот так, запросто, на этой же территории, пережили крушение 12 цивилизаций, которые некогда мостились у их берегов. Примерно такие ясные мысли посещали по утрам мою просветленную и успокоенную голову. И тут появляется на сцене она.
***
Ещё пару дней назад я заприметила её игривую фигурку безвозрастной маленькой шлюшки в вызывающем купальнике. Ей могло оказаться сколько угодно – и 35 лет, и все 50, с тридцати шагов (примерно на таком расстоянии от меня она кружила по пляжу, постепенно сужая свои круги, сущее безумие!) не угадаешь, но двигалась она вихляющей танцевальной походкой очень легко. И вот наконец подошла.
И я разглядела её поближе.
- Как отдыхается?
«Вопрос не столь уж и нелеп, - с раздражением подумала я, – по крайней мере даёт шанс на разговорчик. Но что за беспардонность!»
Как ни крути, а первый «заплыв» на беседу сделан, придётся ответить. Ну что ж, слова - не более чем слова.
- Классно! Примерно, как и все. (Чего ещё от меня ты ждала?)
- Надолго в этом отеле? Я смотрю, припекает, а у меня отличный крем от загара. Хотите попробовать?
- Спасибо, не надо. (Подразумевается, спасибо и «досвидос», идите отсюда!)
Это её не остановило нисколько.
- Я Алевтина, - затараторила. И рассказала примитивно и быстро всю свою скудную жизнь, в цветистых оттенках.
Выяснилось, что Аля (хорошо ещё, что не Аделаида, - едко подумала я) из маленького подмосковного городка, но полностью ощущает себя жительницей столицы. Успешна: у неё есть квартира, машина и дача. Да, кстати, дом – полная чаша, в шкафах несколько шуб и всё остальное, чего требуют приличия и её положение, так и сказала.
Я смотрела на выражение лица Алевтины и видела то ли наивность, то ли полную безмятежность. Всё остальное в ней было как будто мнимым, нарисованным. Её появление – это стрельба по мне, точно в яблочко. Алевтина явилась из мира глянцевого журнала, была прототипом моих героинь, каким-то образом я её материализовала, притянула к себе неведомыми заклинаньями и теперь буду от этого страдать.
Но продолжаю. Женихи и мужья, по её словам, были, были, были, но у каждого из них не хватало чего-то – то денег, то чистого благородного профиля и гордой осанки; всё точно из литературной комедии – одним словом, сейчас она свободна как птица в полёте и можно отправляться на новые поиски.
В ответ на её восторги мне захотелось произнести табуированный набор слов, но я сдержалась.
- И сколько лет вы мне дадите? (десять лет без права переписки, устало подумала я, предугадывая, что моё благословенное одиночество, по-видимому, разрушено надолго, а может, и до конца поездки). – Лет 30, 35? А ведь мне все 40! («Как бы не так!»)
- Вот как!
«Сорок пять, как минимум», - не согласилась я про себя. Все эти мешки под глазами, затонированные модными средствами, обвисшая кожа – тут явно нужна уже пластика, а отнюдь не кремы, таковы пределы косметологической ответственности. Добавьте жгуче-чёрный окрас модной стрижки и вязкий запах духов, какими бы лучше не пользоваться.
Я поняла, что в своей профессии она сущее дитя, не знаю, как в отношениях с мужчинами.
Конкретная мадам, ярко выраженная, все её цели – у неё на лице. Было очевидно, что новая знакомая ещё держала в уме видимость былого успеха, но своё поражение с сильным полом чётко решила отыграть на новой роли подруги и компаньонки. Бог в помощь, но почему именно со мной?
Про себя я решила, что новая подружка успела как следует рассмотреть мой консервативный купальник и скромную сумку, составила обо мне приватное представление и решила навязать роль серенькой курортной сопровождающей. Я решила сопротивляться её натиску насколько смогу. Но как выяснилось, мои мысли и желания ничего ровным счётом не значили.
Напор Алевтины оказался не только чрезмерен, но и сокрушителен. Первую половину дня она, как могла, заполняла мелкими хлопотливыми делами: ходила по пятам за аниматорами, тормоша и развлекая народ, играла в дротики и волейбол, что-то там выигрывая. А вечер полностью выпадал на мою долю.
Почти сразу после знакомства она позвонила с приглашением отужинать в рыбном ресторане. Слава Богу, мой инвалидский номер пока что оставался для неё некой запретной чертой, сквозь которую она, как демонические силы, не могла перепрыгнуть. «И как вы только не боитесь показаться неполноценной?» - кидала она камешек в мой огород, и терпеливо названивала по телефону, не решаясь войти в мою социальную келью.
Я отказалась от культпохода, сославшись на головную боль, но не тут-то было. Через отельного посыльного она передала записку со слёзными просьбами разделить её одиночество и помочь советом, на этом воля моя была сломлена. Я вышла.
Повышенная сексуальность, которую Алевтина щедро распространяла в воздухе, в рыбном ресторане осталась незамеченной. Она пыталась встретиться с кем-то взглядом – ничего не получалось. Это было в порядке вещей – мужчины пришли со своими дамами просто, чтобы попробовать рыбные блюда. Своим присутствием в этом месте Алевтина портила жёнам настроение, и только.
Я поняла, что ужин испорчен. Впрочем, как и весь отдых, это уже очевидно.
А самое ужасное, перед её демоническим запалом капитулировали даже служащие отеля. Всеми правдами и неправдами Алевтина добилась, чтобы меня переселили в обычный номер на том же этаже, где жила она. Ко мне прочно прилипала роль её подруги.
- Я выражаю себя только через любовь, у меня большая потребность в любви, - однажды выпалила она и задумалась. - А ты другая, холодная. Тебе никто и нигде не нужен. Даже в общении.
- Вот ещё! Если тебе требуется исповедник, то он живёт через номер. Рыженький такой, круглый, правда, ходит в светской одежде, поскольку на отдыхе; как–то мы обедали за одним столиком, он мне цитировал Библию. Но, боюсь, что священники не любят излишних подробностей (сказала, и устыдилась собственной чёрствости).
- Ты не понимаешь, это совсем другое, мне нужна другая любовь. Не общечеловеческая, а личная, только очень и очень много!
Этот вопль был вызывающим, но Алевтина ещё пыталась сохранить видимость былого высокого полёта.
- Прицелься и выстрели. Только один раз, как киллер, без лишней суетливости. В любом деле нужна обстоятельность.
- Нет-нет, я не об этом. Жизнь смысл теряет, годы уходят… Ну ладно, свернём эту тему, если так хочешь…
- Если ты пытаешься заарканить кого-то из местных, то это пустая попытка превратить воду в вино, вода так и останется водой и вряд ли тебя порадует. К тому же, курортный роман – это пошло.
Отбритая мной Алевтина с кислым выражением лица отправилась в номер переодеться. И бросила через плечо:
- Сегодня надену купальник №3, бежевый с красными цветами, может, хоть в нём повезёт. Тебе коктейль по дороге прихватить?
Воистину, её желание услужить не знало границ, на неё даже невозможно было всерьёз сердиться за её излишне наивное пламенеющее сердце. Алевтина повсюду искала сигналы судьбы, находила, напрямую увязывала их с цветом и любила одеться как красный сигнал светофора.
Мы обсудили с ней эту тему.
- Если женщина одевается в красный, то это – крик, - ничуть не смущаясь ответила она. - . Крик радости или крик о помощи.
Как видите, её мысли были целенаправленны и не лишены проницательности.
- Буду ждать тебя как обычно, на рецепции, пройдёмся, людям себя покажем.... Взмахнула рукой и настояла на том, чтобы купить мне стакан морковного фрэша, сто лет бы он мне сдался…
***
Экскурсию, на которую мы отправились, тоже облюбовала она. Блуждала по каким-то агентствам полдня, прослышала, что на длинном (трёхдневном) экскурсионном маршруте водитель заснул, и автобус с русскими рухнул в пропасть, и выбрала для нас тур однодневный. Такой вот стиль поведения.
Я попыталась заартачиться.
- Экскурсия – это лишнее, в автобусе трястись…
Но заглянув в Алевтинин рекламный буклет, взяла свои слова обратно.
Предлагалась поездка в Демре – как раз к тем ликийским древностям, которые я описала в журнале, ещё не видя самих этих древностей. В Демре, по-старинному, Мире, служил наш особо почитаемый святой Николай Чудотворец. К поездке было «пристёгнуто» посещение затонувшего города Симена. Маршрут точно такой, какой я обещала клиентам в своём «гламуре». Одним словом, стечение обстоятельств, места и времени, хорошо бы, не роковое.
Встали рано. Туристический автобус, уже объехавший несколько отелей, забрал нас последними. Люди на сиденьях дремали. Вместе с нами в салон сел молодой православный священник, рыженький, из соседнего номера, о котором я уже говорила. Уселся прямо напротив нас. Мы с Алевтиной тоже попытались сомкнуть глаза.
- Фази, меня зовут Фази, - разбудил громкий голос в микрофон. – Все думают, что это название фирмы в интернете, а это я, будем знакомы. - Акцента нет, да и шуточки русские, не после адаптированного перевода, значит, откуда-нибудь из нашей средней полосы, - лениво подумала я. И пока Фази (как позже выяснилось, Наталья) продолжала шутить о своей высокой популярности, я смежила ресницы и заснула. Проснулась от неестественной тишины. Автобус петлял по серпантинной дороге над морем, те, кто не спали, старались не смотреть вниз. Священник напротив шевелил губами, до меня долетали слова молитвы. Моя подруга отсчитывала повороты откуда-то с заднего кресла:
– 35, 36…
Интересно, зачем она перебралась назад (а ведь сидела рядом со мной) и что она там, собственно, делает? Когда крутые изгибы дороги закончились и пассажиры дружно захлопали в ладоши, эта нимфоманка наконец-то приблизилась и затараторила на ухо:
- Ты спала, а мне было так страшно, сзади нас сидел молодой турок…
- И ты не устояла и разделила его одиночество. Ну и как хотя бы зовут твоего абрека?
- Хасан, и у него свой магазинчик недалеко от нашего отеля... – голос её звучал почти виновато.
- Аля! Ты сумасшедшая, которая застыла на рубеже переходного возраста! У всех, как послушаешь, свои магазинчики, и все ждут свою принцессу. Курортная чушь!
Я пожала плечами и отвернулась, всё ещё хотелось дремать, и я твёрдо решила про себя, что разбудят меня только на экскурсионной остановке, когда прибудем на место. Вот ещё, рассуждать об Алевтининых джигитах, Боже меня упаси…
Спустя полчаса, устав от дороги, я тоже нашла себе собеседника - пересела к молодому священнику, и он рассказал легкомысленные, ни к чему не обязывающие семинаристские байки. Никогда бы не подумала, что и в этой сфере можно найти нечто весёлое, но что значит, молодость! К примеру, священник упомянул, что суть его работы сводится к тому, что он передаёт на службах «приветы с того света и обратно; а в семинарии они по-мальчиковски именовали себя «люди в чёрных халатах».
Так и не поняла, монах он или женатый.
Когда дружною гурьбой вывалились из автобуса в Мире, нас вдруг оказалось трое: я, Алевтина и её новый спутник, не знаю, зачем они лепились ко мне, наверное, по старой её привычке. Молодой турок с набриолиненными волосами плотоядно скалился в улыбке, вполне прилично изъяснялся на русском, как, впрочем, и вся эта гостеприимная страна, и цели его относительно моей Алевтины были ясны и понятны. Но, собственно, куда же я лезу? Моя спутница – уже совсем взрослая девочка, знает, что делает…
Сначала отправились обедать в национальное кафе, там подали чечевицу под соусом, перченый суп и айран.
- Еда не особо пышная, - кисло сказала Алевтина.
А Хасан, тщательно разжёвывая чечевицу, постарался выяснить, почему мы с Алевтиной держимся вместе.
- Соблазнить женщину сумеет каждый турок, - ответила я, подразумевая слово «дурак». – А вот расстаться с ней в самый патетический момент – на это нужно искусство. Вообще моей подруге больше нравятся зрелые мужчины.
Мой благой порыв не вызвал у Алевтины ответного отклика.
- Красивая легенда, - откликнулся Хасик. – И что вас тревожит? – сказал и ухмыльнулся.
- Меня тревожит отсутствие социализма в Турции и во всём мире в целом, - отрезала я. – Да и вообще, шёл бы ты…
И пока мы двигались в сторону иконного магазина, Хасан, уже ничуть меня не смущаясь, приглашал её прокатиться на мотоцикле на грандиозную ночную дискотеку в соседний турецкий посёлок….
- Русские женщины такие красавицы! Только бы ты пришла! Не обманешь?
- Может, не спешить? Как-нибудь, в свободное время…- промямлила Алевтина.
- Дорогая, я нетерпелив! Надо дорожить каждым мгновением!
Похоже, Алевтина ещё колебалась. Её былая решимость завязать приключение таяла на глазах («а как же твои прошлые «подвиги», танцы на столе, и прочее, прочее, о чём ты так вдохновенно рассказывала?» - не без сарказма думала я).
- Ты великолепно! У меня здесь нет партнёрши лучше тебя! – выкрикивал искуситель.
- Что ты думаешь по этому поводу? – Алевтина развернулась ко мне.
Но я не успела вставить ни «за», ни «против».
- Как известно, - дикторским голосом вступила в свою роль экскурсовод Фази, - святитель Николай стал прообразом любимого во всём мире Деда Мороза – Святой Николас, Санта Клаус - это всё о нём. Именно святитель Николай, помогая бедным людям, ввёл традицию опускать подарки в чулок и даже переправлял свои дары через печную трубу, отсюда и пошли новогодние традиции! Приобретите икону Николая в магазинчике, куда мы сейчас прибудем, и загадайте желание, оно обязательно исполнится!
- Ты мой главный приз, - продолжал нашёптывать Хася.
Наш суетный туристический отряд встрепенулся, и мы дружною толпой отправились в иконную лавку приобретать каждый своё, по вере. Процессию возглавил наш рыжий батюшка, у него даже какая-то плавность появилась в движениях.
Новые сластолюбцы от меня отделились. Я увидела Алевтину ещё раз, когда ей упаковывали возле кассы в красивую коробку одну из самых дорогих икон св. Николая – в серебряном окладе с рубинами. Она выбрала образ на защиту семьи.
- Забудь про него, сама же разочаруешься.
- А если он меня любит?
- Не будь идиоткой!
- А может, ты просто ревнуешь и злишься? И не ходи за мной, не хочу, чтобы ты ходила за мной… - воскликнула патетически, чуть не на всхлипе.
- Значит, ты поддалась на его уговоры? Одумайся, «он не отбрасывает тени», - неловко попробовала пошутить я.
И отвернулась на время, чтобы оплатить бумажную иконку, залитую воском, и пару свечей – они здесь высокие, светлые, благоухают миррой. Обернулась, а Али уже рядом не было…
К церкви святителя Николая двинулись вереницей и как-то сосредоточенно, размышляя о своём. Вошли под старинные своды, и время будто остановилось. Каждый старинный, рукотворно обработанный камень – как некая буква, знаки складываются в мысль и становятся символами. Фази – умнейшая женщина - провела экскурсию кратко и ненавязчиво, я бы сказала, в лирическом стиле. Батюшка из нашего отеля, хоть я и ждала этого момента, комментировать и дополнять её речь не стал, быть может, оттого, что среди нас были мусульмане.
Группа разбрелась, все пошли кто куда. Я трогала руками старинные камни, бывшие свидетелями древней истории, бед и величия этого края. И мне казалось, что молитвы и сказания «истекали» из них в ответ на мои руки. Время остановилось. Люди распались как точки в этой полузасыпанной песком церкви. Каждый – как дополнительный знак в её письменах. Я ещё успела заглянуть в зал с удивительной подкупольной росписью Тайной вечери, на которой изображены два Христа – Спаситель, преломляющий хлеб, и Спаситель, раздающий вино. Наверное, художник использовал это решение, чтобы в круговой росписи ни один из учеников не оказался к Учителю спиной… Умели изъяснить и веру, и благолепие…
Свою приятельницу я заметила у гробницы святого Николая, у которой сама побывала раньше. Алевтина припала губами к толстому стеклу, огораживающему святое место, и все что-то шептала, наверное, перечисляла свои многочисленные желания и просьбы, сзади шикали и толпились, но она всё не поднималась с колен, будто бы ждала чуда здесь и сейчас, немедленно, недаром что святой Николай был добрым дедом Морозом…
- Ты идёшь?
- Ничего, ничего, я в полном порядке, просто сильно устала.
А я подумала, что каждый из нас в этом храме по-своему искал личного контакта с Богом и пытался превзойти себя, настоящего. И тут же устыдилась своей духовной дальнозоркости. Двусмысленность выходила, ох, полная двусмысленность…
***
В экскурсионном автобусе, когда я прибежала, запыхавшись, собрались все, кроме меня, Али и джигита. Фази нервничала и курила на улице тонкие сигареты одну за другой. Подождали ещё полчаса. Это время наш гид потратила на то, чтобы обзвонить своих турецких коллег. На гортанном языке с множеством согласных она просила поискать Алю с номерком на шее сначала в храме, потом рядом с ликийскими наскальными гробницами, а может, она задержалась в греческом амфитеатре? Там статуя Фортуны – сфотографируйся в обнимку, и удача от тебя не отступит… Руки у Фази тряслись. Судя по всему, пропавший абориген, как его? кажется, Хасан или Хесейн? не вызывал у экскурсовода тревоги, наверное, за местных спрашивают не строго… Всё дело было в Але. Пассажиры в автобусе ёрзали и нервничали. Кто-то выкрикнул, что, мол, пора трогаться, почему из-за одной русской дурочки (в автобусе, кроме наших, ехали пара итальянцев и турки с детьми) все должны пожертвовать экскурсией в Кеково, к затонувшему городу, катер нас ждать не будет…
- Плюньте на неё, она знала, на что шла (о, люди, всё прояснили раньше меня!)
- Просто дамочке захотелось шика и юного мальчика, всё нормалёк, ха-ха!
- Ей столько же, сколько тебе, да? И вы с ней подруги? – это уже ко мне.
- А она красивая, жалко…
- Да полноте, салонный экспонат!
- Не торопитесь, - это встрял мой священник. – В святом месте ничего худого случиться не может, на всё промысел Божий. – В автобусе на время затихли, так это торжественно у него прозвучало. - Веры нам не хватает за грехи наши. И то правда: иудеи из Ветхого завета напрямую с Богом общались и то спорили, и дерзить пытались, ослушивались. Ликийцы с Николаем-угодником, одним из наиболее почитаемых на Руси святых, бок о бок жили, в темницу отправили, а нам только камни созерцать осталось… Потому нам особо большая вера требуется, чтобы выстоять. Большая вера и чистота сердца!
- И всё же, прости господи, какая идиотка!
- Эх, жалко, конечно, дамочку! Потеряться на туретчине…
- Я собираюсь на Эфес, там обреталась в свои последние годы Пресвятая Богородица, - священник развернулся ко мне. – Её привёз туда Иоанн Богослов. Монахи умертвили себя, чтобы не выдать её захоронения. Поедете?
О, вечные ценности, с которыми не поспоришь! Не знала раньше, что огромная часть древнехристианского мира сосредоточена на землях нынешней Турции. Святитель Николай, которого многие мои соплеменники считают исконно русским, пресвятая Богородица, в голове всё смешалось… Непреходящие вечные ценности. Но мне бы заботы этого батюшки, мне бы его заботы.
Неведомая прежде печаль разлились и поплыла по воздуху. И всё же Фази приняла решение ехать.
Почти что часовая дорога прошла в молчании. Молча погрузились на катер, похожий на яхту, и когда капитан предложил отведать мраморных креветок, приготовленных тут же, за стойкой, все дружно отказались… Не стали купаться с палубы в ярко-бирюзовой глубоководной бухте, которую запечатлел в своей «Одиссее» Жак Ив Кусто… Катер шёл, оставляя за собой бурлящую пену с солёными брызгами. На нижней палубе, в напольных иллюминаторах, под нами оставался город, затонувший при землетрясении, обломки колонн, фрагменты ступеней, черепицы от глиняных горшков и амфор. Велико и страшно было одиночество этих примет цивилизации там, внизу, в толще воды… Похожая картина представала взору и вдоль берега: обломки некогда величественных древних строений. И это пройдёт, как говорил Соломон…
Но вовсе не мысли о противоборстве сиюминутного и вечного смущали мой покой и всех тех, кто должен был насладиться прогулкой. Она, Алевтина-Аля, засела под сердцем как болезненная заноза, не думать о ней было невозможно. Беспокойно-тревожное состояние охватило попутчиков по автобусу, которые недавно её осуждали, накрыло единой волной. Она казалась нелепой, смешной, а вот теперь… Я ощутила сильнейшую грусть. Корила себя за то, что даже не взяла у неё номер мобильника, на который можно было бы позвонить – ведь каждый раз новоявленная навязчивая подруга сама и искала, и находила меня. И вот теперь, когда она исчезла, мне бы вздохнуть и успокоиться, а меня мучает совесть. И это состояние самоукоризны и самоедства можно выразить словами: «Однако он при всём при том был и остался дураком», это я про себя, как Фауст, и даже несколько раз повторила вслух. Ведь по большому счёту именно я притянула к себе её жизнь, материализовала Алевтину рядом с собой и была за неё в ответе. Где теперь эта безбашенная, далеко не юная искательница приключений, что с ней случилось?
- Алечка, отзовись!
- Вы слишком взвинченны, выпейте валерианы, - ко мне подошла сердобольная толстушка.
- Что вы во всём этом понимаете!
- Да уж двоих детей вырастила, не с дуба упали, - соседка поджала губы.
- Это я всегда боялась любви, даже дружбы её сторонилась, а пострадала она, давайте свою таблетку!
- Всё будет хорошо!
- По телевизору постоянно идут передачи про секс-туризм и про то, чем это может закончиться. В данном случае все мы, кто с этим согласился, – источник бессердечия, и прежде всего я, её подруга.
- Не будьте ребёнком, она сама сделала свой выбор…
Но, может, у неё всё случилось не так, как у других, а по-настоящему? И мчится она со своим возлюбленным на вечернюю дискотеку в соседний город, а оттуда – в модный салон покупать наряды для свадьбы? Не о таком ли чуде просила Алевтина ликийского Деда Мороза и нашего святого Николая? А может, всё проще, банальнее, но тоже неплохо. Покатается Алевтина со своим жгучим джигитом на его скоростном мотоцикле всю ночь, а поутру я её встречу как ни в чём не бывало в коридоре отеля или за завтраком, и она расскажет восхитительно-дерзкую историю о вечной любви на одну ночь – но какую! - от которой даже у меня, циничной журналистки, глаза полезут на лоб…
Но как-то не верилось в хороший исход. Я вспоминала огромные чемоданы в её номере, которые она притащила на чужбину – как будто в них была собрана вся её жизнь, как будто она решали оставить далеко позади, отрезать от себя всё допрежнее и начать, если получится, заново… В этом - и легковесность, и отчаяние, и много-много печали…
- Аля – звучит почти как Алеф, - сказала я вслух, меня заносило всё дальше на сентиментальность и философию. - Алеф – начальная буква священного языка, в каббале даже говорится, что эта буква имеет очертания человека, указывающего на небо и на землю. Человек этот свидетельствует, что нижний мир есть зеркало и карта мира горнего. Так ли уж всё случайно? Появление Али на этом курорте и её исчезновение в святых местах раннего христианства? Быть может, в этом есть свой сакральный смысл, который откроется или не откроется позже, как знать.
- Не впадайте в маразм, - посоветовала моя соседка. Почитайте–ка лучше журнал, освежите мозги. И всучила мне в руки моё же издание, от которого я бежала за тридевять земель. Стрелки циферблата времени сделали свой поворот и встали на место.
Я вспоминала о наивности Али, её желании нравиться и «жить в позитиве», и сердце сжималось. Не я ли стала тем последним камнем на греческих и римских обломках, о который споткнулась её, в общем-то беззащитная и незрелая душа, не я ли своим равнодушием подтолкнула её к такому поступку…
***
Спустя полгода я наткнулась на страничку Фази в «Контакте». Гидша действительно популярна в Инете не хуже отдельной фирмы. Так вот, Фази передавала всем нам, её бывшим туристам, приветы и приглашала вновь посетить Турцию.
Батюшка, наш случайный знакомый, прислал открытку, я оставляла ему свой адрес. Пишет, что принял монашество и служит теперь в Греции, в православном монастыре на Афоне, о чём многие мечтают, ведь это место почитается как Удел Пресвятой Богородицы. А ещё переслал письмо Али. Увидев измятый конверт и косые строчки (я никогда не знала её почерк), меня будто обожгло. Цитирую, чтобы ничего не упустить.
«Здравствуй, подруга (ведь я могу тебя так называть?) Мы встретились в не лучший для меня период. Совсем я заблудилась в своей жизни, годы идут, а за спиной – ничего. После развода – комната в молодожёнке, и только, весь свой «гламур» привезла с собой в чемоданах, всё уместилось. Ты быстро, наверное, меня раскусила – мою опустошенность и маяту. Но ведь и я не дурочка, сама это понимала. Купила горящий тур, бежала сама от себя в Турцию, думала, этим спасусь. Отдохну, повеселюсь и вернусь домой к осмысленной настоящей жизни, пора ведь когда-то начинать.
С турком всё вышло отвратительно. То ли подпоили меня чем-то на дискотеке, то ли таблеток подсыпали. Очнулась одна на задворках избитая и растерзанная. Спасибо ранний таксист заметил и в больницу отвёз. Человека этого, моего спасителя, Тунжяр зовут. Тяжело мне было, но не иначе как батюшка тот, наш попутчик, за меня молился или Николай-угодник помог, иначе б не выжила. Тунжяр на следующий день в больницу ко мне приехал, а когда выписали, домой к себе отвёз, вместе жить предложил. Человек он небогатый, но добрый, и я ему благодарна. Как ты уже поняла, мне обязательно надо отдавать кому-то свою любовь, мне нужно, чтобы в моей любви кто-то нуждался. Жаль, что этого не случилось на родине, но ведь на всё Божья воля, теперь я это понимаю. Дома молодожёнку пока что не продала, подруги сдают квартирантам, вдруг ещё пригодится? Так что в любом случае на родину приеду, Бог даст, увидимся. Твоя Аля».
Не знаю, того ли я ожидала, ведь все женщины, по большому счёту идеалистки, и как-то верилось в лучшее. Может, не стоило Алевтине быть столь вызывающей и бесшабашной, не стоило молоть чепуху и совершать отчаянные поступки. Единственное, чему порадовалась и что внушило надежду – она всё же начала новую жизнь, к которой стремилась, у каждого свой путь к себе, ей выпал тяжелый.
Вспоминаю её рассуждения о её же красивой фигуре, пренебрежение к ней русских женатых мужчин, её самоотверженное сопротивление чужому равнодушию и желание доказать собственную эксклюзивность, штучность.
А ещё я вспоминаю место действия происходящего и первые свои впечатления. И снова вижу эту картину.
«Кромка моря до самого горизонта цвета парного молока и сливается с таким же девственно-белым небом (в старину Средиземное море называлось Белое). Редкие одиночки выбираются из отеля, побуждаемые различными причинами: кто-то - бегать трусцой, кто-то - устроиться на лежаке под зонтиком, а кто-то - поиграть с мелкой галькой. Море приветствует всех спокойствием. И совершенно не верится, что величественные спокойные волны настолько безучастны к людским делам, что вот так, запросто, на этой же территории, пережили крушение 12 цивилизаций, которые некогда мостились у их берегов», чего уж говорить о единичных переломанных людских судьбах – их за это время было немало.
Что касается меня, то моё жизненное колесо продолжает вращаться в том же темпе. Я по-прежнему работаю в глянцевом журнале, не очень-то поспевая за модой. Наверное, мне не хватает бесшабашности или отчаянья, чтобы что-то изменить в своей жизни.
Эта история тоже меня чему-то научила. Я стала не такой равнодушной, стараюсь замечать людей вокруг себя.
Такое продолжение имел «берег турецкий», такое имел продолжение.