«И ВНОВЬ Я ПОСЕТИЛ…»
По лесному перелогу,
По ракитовым кустам
Прямо выйду на дорогу
К дорогим моим местам.
Анатолий Жигулин
Лето стояло ненастное. Лишь отдельные деньки выдались по-летнему жаркие, когда и взрослых после тяжелого сенокосного труда тянуло в воду. Август все хмурился, надувался тучами и плакал дождями какими-то безветренными, прямыми. И так перевалился в сентябрь, мокрыми плакучими подтёками на стенах домов, непроходимыми лывами. Земля уже не принимала дождевую влагу, и та мутными потоками, используя любое природное корыто, имеющее наклон, лилась по земле. Журчала, наполняла желтой разведенной глиной небольшие горные речки, а те, в свою очередь, превратили в сточный грязевой поток реку Койву, подняв ее берега до уровня весеннего паводка.
Всё однообразное быстро надоедает. Наскучили изумрудно-зеленые полянки, где в низкой траве хлюпала вода. Наскучило изобилие рыжиков, которые быстро росли при обилии влаги и отсутствия заморозков. А тут еще синоптики наобещали по радио в сентябре всего два солнечных дня.
И вот, вдруг, в субботу, без каких-либо предварительных намеков на сухую погоду, с утра, весь поселок накрыл густой туман. Ближайший лес и дома не были видны и в пятидесяти метрах. Последние капли позднего вчерашнего дождя глухо стучали по мокрому деревянному настилу. Солнце где-то только к десяти часам утра обозначилось бледным кругом. Но это уже было солнце, пусть сентябрьского тепла и света, которого мы не ощущали более недели. Все стало меняться: исчез туман с лесного ближайшего массива, и елки с какой-то чистотой устремили свои вершины к открывшемуся голубому бездонному небу. Серое марево быстро отступало, прижимаясь к реке, к ее скользким берегам.
Народился первый день нынешнего бабьего лета. Все население устремилось в поля, огороды - убирать урожай. На следующий день все повторилось сначала. В душе стало тоскливо: «А вдруг, как обещали синоптики, это солнечный последний день сентября». От этой мысли-сомнения, я становлюсь решительным и оставляю все свои дела на потом.
И вот лесная тропа, по которой, по воле обстоятельств, я не ходил с мая месяца. На целый природный цикл – лето, осталась для меня нехоженой знакомая тропа. Муравейники, казалось, подросли за лето на вершок. Поверхность тропы была цветной от многообразия опавших листьев. Во многих местах тропу пересекали вспученные кротами холмики земли. А весной, на оттаявшем рыхлом теле земли повсюду просматривались следы мышиных следов. По этой лесной тропе, срезая значительное расстояние, я выхожу на так называемую «новую дорогу» и по ней еще километров десять-двенадцать иду до Камешка.
Чистое высокое небо, облака, где-то по горизонту, совсем далеко, напоминают о прошедшем мокром августе.
«Что это может значить? – возникает естественный вопрос, - и как поведут себя эти облака под вечер?» Как-то быстро и неожиданно остановила природа их дождливую беспрерывную деятельность.
Дорога поднимается в гору. Окружающий лес всё тесней прижимается к ней. Горизонт исчезает, и только узкий коридор каньон показывает синие дали гор. Поет свою песню ручей, бегущий мне навстречу, весной полный талыми водами, сейчас - дождевыми. Но только ручей, кажется, и остался неизменным в своем быстром, легком беге под гору. Все остальное поменялось.
Белые полянки нескончаемых подснежников, изумруд свежей травы, заменили редкие кустики лесной придорожной ромашки. Да и то в большинстве отцветшими потерявшими лепестки, раскачивающихся на слабом ветерке почерневшими, от семян головках. Трава высохла, ее высокие стебли с пустыми метелками отражают солнечный свет.
Песни веселых птиц затихли до будущих времен. И только часто раздается крик вороны да тоскливое одинокое пение: «пи-пи-ль», незнакомой мне птички. Шелестит своими еще не покрасневшими пожухлыми листьями осина. Красавица береза не уступает ей золотым нарядом. Только рябина багряна. В этом году рябина принесла лесным жителям богатый урожай.
Но что-то стало подозрительно тихо. Я остановился, огляделся. Тихо… Оказывается, дорога привела меня на вершину перевала. Здесь ручей потерял силу, певчий голос его затих в жухлой траве. Так было и весной. Сейчас ручей появится только с противоположной стороны перевала. На вершине и горизонт поменялся: раньше он был у меня сзади, за спиной, а сейчас перед глазами. Впереди передо мной неглубокая, но длинная - километров на пять, впадина.
Здесь свой особый микроклимат. В начале мая здесь уже цвела береза, в то время, как в поселке этого еще не было. Над березовыми серьгами жужжал шмель. Всюду летали бабочки: траурницы, пестрокрыльницы, большие перламутровки. Белые с неторопливым достоинством. И садились то на теплый придорожный камень, то на цветущий подснежник. Кружились, исчезали и вновь появлялись. Так было весной, так и сейчас, в начале осени.
Но мир меняется и в этой долине.
Ветер шевелит верхушки лиственных деревьев и как будто открыл крышку с дорогих духов, добавляет в воздух аромат настоянный за лето и осень, очищая легкие от смрада цивилизации. Сильный порыв ветра поднимает опавшую листву, пыль с дороги, приносит откуда-то из космоса предчувствие предстоящей зимы и холодный воздух. Но стих ветер - и вновь в долине тепло и уютно.
Солнце, солнце, кругом солнце. Даже облака, которые все больше зашторивают небо, стараются не попадаться на пути его лучей в этой долине. Под ногами все больше попадаются лужи. Ручьи в этой низине часто журчат прямо на дороге, медленно размывая ее. Пусты и безжизненны придорожные канавы, и их затхлую жидкость тревожат только колеса редко проходящего транспорта. Весной эти канавы были местом свидания и любовных утех для лягушек. Их было так много, что они занимались любовью в прозрачных чистейших ямках, в которых еще не дотаял лед. Во всех лужах бурлила содомская лягушачья жизнь. Из всех водоемов торчали, как перископы подводных лодок, головы сторожевых самцов, оглашавших криком окрестность при появлении опасности. Крапчатые сгустки наметанной икры были столь прочны, что их невозможно было разделить палкой. «Если звезды зажигают, - значит это кому-нибудь нужно…», - сказал поэт. Если каждую весну живой мир леса стремится с такой быстротой и увлеченностью к своему обновлению, значит это ему необходимо, значит, ничто в мире не должно этому препятствовать.
Вдалеке, на дороге, что-то мелькнуло черной точкой, а затем, стало увеличиваться в размерах. Легкий синий дымок неотрывно стлался за черным движущимся предметом. Слабый треск мотоциклетного мотора достиг слуха.
- Вы как тут оказались? – удивленно воскликнул знакомый, резко остановив своего заезженного железного коня. Он был в полной экипировке охотника. Зачехленное ружье висело на груди, маленький рюкзак сзади.
- Гуляю.
- Вот так, пешком? – все еще продолжал удивляться знакомый, - хоть бы на велосипеде.
Мне было понятно его удивление, ведь он был по жизни шофером и пешком ходил не дальше туалета на огороде.
- Как охота? – остановил я его встречным вопросом.
- Да, так. Пять штук рябчиков подстрелил.
Дальше пошла какая-то смесь вопросов и ответов, которая обычно возникает между двумя знакомыми людьми при внезапной встрече.
Цель моей прогулки был Камешек. Это такое скальное нагромождение на вершине горы. Когда я был здесь в первый раз несколько лет назад, этот Камешек был виден с дороги, но сейчас его прикрывают подросшие березы и ели. Сейчас на вершине Камешка построили ротонду, поставили стол и скамейки - удобно для отдыха, лишь бы не ломали.
Приходят пешком, приезжают на машинах сюда люди очень часто, здесь интересное место для отдыха и познания своего края. С Камешка открывается удивительный вид. Камешек вознесся над громадной чашей пространства. Впадина, заполнена лесом, а по далекому горизонту на севере - синие горы заповедника «Басеги» возвышаются над лесным массивом. Просматривается несколько вершин, присыпанных снегом.
На западе по траверсу горной цепи стоят редкие ели. Внизу, в лесах, разбросаны поселения, связанные железной дорогой. Юг и восток не просматриваются из-за молодого подросшего леса. Ветер гуляет на вершине. Прохладно. Ради этого простора, величия и красоты природы этой местности совершаю регулярно эти прогулки.
На память приходят слова из стихотворения забытого мной автора:
Мне мало надо!
Краюшку хлеба
И каплю молока.
Да это небо,
Да эти облака!
Шагаю обратно по лесной "новой дороге" и от себя добавляю - российского простора.