«Есть особый литературный жанр — записная книжка.
Л.Я. Гинзбург считала, что его создал Вяземский...
И письма, и анекдоты, и записки он называл литературой, применяя к ней эпитеты обиходная и житейская. Документальная и изустная, можно еще добавить. Лидия Гинзбург назвала ее промежуточной.
“Записная книжка и есть форма ничем не предопределенного совмещения материала” (Гинзбург).
Форма эта дает необыкновенно много. ..
Мозаика записной книжки фиксирует спонтанную мысль человека, отражает характер ума, вкусы и пристрастия.
Фрагментарность записей напоминает цитирование. Некоторые фрагменты и есть цитаты. Но даже пространные мысли, мемуарные заметки и социологические наблюдения, будучи собраны под одной обложкой вместе с афоризмами и забавными mot, приобретают некую лирическую общность, они словно смотрят в одну сторону, освещаемые светом внутренней жизни автора.
Дрейфуя в свободном плавании, лишенные общей идеи, темы и сюжета, они получают — как цитата — максимально широкий контекст ассоциаций».
Елена Невзглядова. За письменным столом
><>< >
Цитата получилась длинной, впрочем, это честнее, чем скрытое заимствование. Острое разочарование испытываешь, обнаруживая вдруг в добротном тексте что-то знакомое, но обработанное так искусно, что лишь огорчающая памятливость неохотно приводит в заветное место, откуда взята эта мысль или великолепно перефразированная философема.
Итак, «промежуточный» жанр. Что ж, попробуем, точное, надо сказать, определение, поскольку и живём как-то промежуточно.
><>< >
О ДОБЛЕСТИ О ПОДВИГАХ...
Читала недавно на Прозе дежурные очерки не очерки, шут знает что, короче написанные к «очередной дате» автором, более чем активным, берущим не талантом, а усердием. Прочла, отметив, что словечка от сердца не проскользнуло, и вспоминался попутно рассказ немолодой женщины, жившей в землянке в описанных автором Прозы местах, у того самого ратного поля. Хата сгорела при налёте ещё в начале войны.
А рассказывала не о трудностях повседневной жизни, а о том, как впервые поняла, что война –это трагедия, перед которой все равны . Немцы выгнали детей собирать трупы погибших солдат, специальные бригады не справлялись, а тут ещё жара. Рассказывала, как тащили они волоком слабыми ручонками останки погибших врагов и плакали над ними, от жалости и страха.
Повидав столько горя, 12 -13 –летние дети не разучились сострадать. Она рассказывала и плакала, говоря о том, что погибшие были немногим старше их. Поведала и о радости освобождения. «Сначала тишина, а потом такой мат!»- все смеялись и плакали одновременно, слушая его, как музыку действительной свободы.
А в очерке о той битве прочла сухие дежурные строки, переполненные цифрами, именами, констатацией фактов, утративших свою остроту под равнодушным пером. А ведь у нас осталось совсем мало времени, чтобы собрать и сохранить свидетельства очевидцев. ><>< >
НЕРАЗУМНАЯ СИЛА ИСКУССТВА
У филолога Елены Невзглядовой, встретилась мысль, которая давно не даёт покоя. Нужны ли читателю сокровенные подробности жизни писателя, не утратит ли он что –то в своём восприятии произведений, если окунётся в обыденную жизнь своего «кумира». И автор приходит к выводу: чем меньше знаешь о писателе, тем он ближе, если расстояние сокращается, ощущение внутренней близости уходит.
Наверное, это так. Ведь иногда бессознательно ловишь себя на наивном стремлении объединить автора и его персонажей, хотя написанное может быть намного значительнее личности самого писателя. Не помню, кому принадлежит эта мысль. Но ещё хуже, когда вослед давно ушедшему звучат недобрые, а то и циничные оценки. Такой, мол, как и все мы, земной и грешный… Не такой, хочется ответить скептику!
В каждом что –то своё, и когда он уходит, с ним уходит уникальный и неповторимый мир. Я не люблю книги зарубежных биографов, они свободные, раскованные, бесцеремонные. Иной менталитет, наверное, мне они чужды. И не потому что авторы их слишком увлечены стремлением показать писателя, музыканта, художника в земных, а, может, заземлённых(?) ипостасях. Это как в любви, когда что-то неуловимо меняется в отношениях, когда утрачивается завораживающая тайна отстранённости и безбытности. Не это ли подвигло Тютчева на своё бессмертное Silentium.
><>< >
АРХИТЕКТУРА ИЛИ ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ
Фаркферковая архитектура, пленившая раз и навсегда моё сердце. Что в них особенного, в этих домах, белоснежных, с пересекающимися черными полосами брёвен, простоявших несколько столетий на набережных Мозеля и Рейна, в небольших городках и хуторах Германии, Скандинавии, Франции.
Что завораживает в них? Может быть, особый аромат вечности, навсегда поселившийся в них. На некоторых сохранились даты. Начиная с XVI в. их возводили из глины с солью или каменной крошкой, скрепляли каркасом из брёвен, стоявшем на цоколе из природных камней. Они строились с размахом, на века, добротно и прочно.
А я вспоминаю наши покосившиеся хатёнки, слепленные поспешно, кое-как. Некоторые, вросшие в землю, высотой с человеческий рост, ещё встречались на окраине в детстве, сохранились и сейчас. А тогда, школьницей, боялась проходить мимо дома, наполовину разрушенного. Рассказывали, что жила в нём женщина –инвалид. Долго обивала пороги сановных кабинетов с просьбой помочь в ремонте жактовского дома, потом не выдержала и запустила чернильницей в ту самую фигуру, рукой водящую.Женщину осудили надолго, пиджак пострадавшего был облит чернилами при исполнении им…
Женщину осудили надого, в тюрьму отправили на носилках, оттуда уже не вернулась. Соседи судачили: «всё лучше, крыша там течь не будет, худо-бедно, а баландой накормят». А те развалины долго ещё напоминали о «самом справедливом в мире советском правосудии». Впрочем, сейчас оно иначе зовётся, красивей, что ли. То Басманное, то ещё какое –нибудь, прогресс, что ни говори.
Впрочем, отвлеклась. Строили жильё наспех, понятно, нищета, послевоенная разруха, но почему потом нельзя было обустраивать для жизни, а не для отчётов. Друг юности вернулся из родных мест и рассказал как-то о своём соседе. У того, единственного в деревне, не только отстроенный после войны дом, но и все надворные постройки поражали добротностью, аккуратностью отделки, каким –то нездешним порядком.
Не удержался товарищ, задал вопрос немолодому крестьянину, не жаль было столько денег вкладывать в обустройство подворья, известно, какие доходы были в те годы, да и строительство растянулось на годы. А тот вдруг разоткровенничался и признался, что служил в Германии, видел, как строили и восстанавливали свои дома немцы. Вот и решил, чтобы не только его дети, но и правнуки жили достойно и вспоминали его добром.
С Петровских времён всё учимся чему -то, но не идёт нам впрок эта наука. Вспомнился эпизод из книги известного прежде партийного лидера, прославившегося своими новациями на Полтавщине. Прочла в мемуарах, как не уставал умиляться украинским белоснежным хатам –мазанкам, покрытым камышом. «Экологично, комфортно в жаркую погоду в таком жилище» особенно уютно».
А мне хотелось спросить, доводилось ли ему видеть, как горят такие крыши, в какой извечной тревоге люди живут в этих хатёнках. А, может, ещё удобней в хрущёвках, с одно- двухкомнатным счастьем для семьи, где слышно каждое движение и даже щелчок выключателя в соседней квартире. О прочем не говорю.
Не оттуда ли умиляющая непосредственность и простота нравов. Но более всего - неискоренимое ощущение зыбкости и непрочности всего. Ветхие, ненадёжные стены, непрочные отношения. Какой смысл обустраиваться, если всё вот-вот рухнет. И рушится, горит, взрывается. Ощущение временности, необустроенности, никчёмности существования.
><>< >
ВСЁ ВОКРУГ КОЛХОЗНОЕ,ВСЁ ВОКРУГ МОЁ...
Банальная, набившая оскомину фраза. Ею оправдывали бесхозяйственность, отсутствие чувства собственника. Теперь колхозов нет, на работу никто не выталкивает, лежи на печи, жди, когда грядущее счастье свалится прямиком на голову. Свобода самовыражения до полного посинения, как говорит мой старый приятель. У него прочные корни в родной деревне, мать в город перевёз, а сам в выходные туда, дом присмотра требует.
Всё не так просто. Не стало колхозов, и замерла жизнь на земле, потому что разрушали с упоением, у нас это получается хорошо, а вот с восстановлением, как всегда, заминка. Выживают единицы, расплачиваясь чёрным трудом и здоровьем, изношенным до предела. Знаю по знакомым мне людям: трудятся с утра до ночи, а отдача… А тут ещё подрубили последние корни: закрыли школы, фельдшерские пункты, а магазины, высмеянной острословами, кооперации, приказали долго жить ещё в 90-е..
Довелось мне как-то разговаривать с пожилой украинкой. Она вспоминала коммуну, в которой жила до войны с семьей, как лучшие, светлые и праздничные годы своей жизни. Скот объединили. Для проживания облюбовали бывший барский дом, где на семью выделили по комнате. Женщины, которые не могли трудиться на тяжелой работе, присматривали за детьми или готовили в столовой, находившейся тут же. По вечерам после работы коммунары ужинали в общей столовой, ходили в клуб, смотрели кино, танцевали.
Дети были присмотрены, за скотиной ходить не нужно, нормированный труд, как на заводе в городе, да ещё никаких забот по хозяйству. За скотом, с которым пришли в коммуну, ухаживали выделенные работники. Мне не очень верилось в эти сказочные рассказы. Какой там по счёту «сон Веры Павловны»? А дочь женщины подтвердила, что было именно так, даже в школу сводила, которую открыли на месте той коммуны. А потом счастье этой семьи завершилось трагедией, как это иногда случается.
Коммуна распалась, женщина с мужем купили хатёнку в этом же селе, долго перестраивали её, и в один недобрый день всё рухнуло. Мужа и 16-летнего сына моей собеседницы засыпало в глиняном карьере, осталась молодая вдова с пятью детьми, старшему из которых было 13 лет. Единственная кормилица потом и сама слегла почти на год. Как выжили дети - отдельная история, ещё более трагичная, потому что даже ближайшая родня не торопилась помочь осиротевшим детям. Каждый уже жил сам по себе.
Рассказ той женщины поколебал сложившийся стереотип, что все коллективные хозяйства были бедствием. Та сельская коммуна пережила голодные годы без потерь. Жизнь не укладывается в схемы, как бы настойчиво её в них не загоняли.
><>< >
СТРАННЫЕ ИЛИ НЕНУЖНЫЕ СБЛИЖЕНИЯ
Иногда задумываешься, можно ли сближаться с малознакомыми людьми… Опасность подстерегает обычно с теми, чьих глаз, жестов, манеры говорить и держать себя, не видишь.. . Вот и вспыхивают войны на сайте, особенно неприятные, когда в прошлом близкий человек обнаруживает низкую и подлую мстительность, вынося на всеобщее обозрение то, что узнал в доверительном общении, а чаще нафантазировал ради сиюминутной популярности.
Трудно понять, что движет ослеплённым злобой. Он уже не замечает, что к нему относятся с брезгливостью и продолжает писать, назойливо навязывая читателям свои бездарные и пошлые откровения, с тупым упорством анонсируя чёрные выплески.
В эпоху повсеместного развития интернета сетевое общение для многих стало значить больше реального, и здесь не стоит забывать, что оно не даёт точного представления о человеке. Причине не в энном количестве мифической соли, которую должны съесть собеседники.
Иногда невозможность идентификации рождает в человеке желание сыграть придуманную роль, не задумываясь о последствиях. Возникает соблазн примерить на себя уже не шляпку, а другую жизнь, поиграть не словами, а сердцами. Проза ру богата такими примерами. Сколько разочарования и горечи это приносит.
Понимаешь искусственность подобных связей, но трудно победить желание лучше узнать того, кто поразил своим творчеством, преодолеть соблазн общения, а значит, неизбежного сближения, хотя понимаешь, что стоить это может дорого.
><>< >
О ЛЮБВИ И НЕ ТОЛЬКО
У филолога, уже упоминавшегося мной, встретилось: «Я завидую тем, о ком говорят, -«самодостаточный». Но знаю, что тоска по любви может быть такой же сильной, как любовь». Мне кажется, что иногда тоска по любви превосходит любовь, возможно, это тоска не по любви, а по чему-то другому, способному вырвать из пут обыденности… Кажется, у В. Шугаева в одном из рассказов встретила созвучное: «Ему хотелось в общении духовности, высокой неразберихи чувств».
Но никак не желание обладать, довлеть, не о том ли счастье внутренней близости, обретения близкой души у В.Лихоносова в повести «Люблю тебя светло». Зачастую за любовь мы принимаем зависимость, вот где таится подлинная terra incognita.
Эта тема бесконечна. Вижу одно:от любви её отличает желание освободиться. Есть люди, не выносящие даже малейшей зависимости, это трагедия их жизни: «одинокому везде пустыня». А, может быть, они боятся увидеть себя глазами другого или это страх обнаружить при сближении ту же обыденность?
«Мудрый подобен зеркалу. Оно отражает тьму вещей, оставаясь ясным и незамутнённым…
Чжуан-цы
Недостижимо!