1.016. Николай Михайлович Языков.
(1803—1847)
Лучше всех о Языкове сказал его друг Н. Гоголь: «Из поэтов времени Пушкина более всех отделился Языков. С появленьем первых стихов его всем послышалась новая лира, разгул и буйство сил, удаль всякого выраженья, свет молодого восторга и язык, который в такой силе, совершенстве и строгой подчиненности господину еще не являлся дотоле ни в ком. Имя Языков пришлось ему недаром. Владеет он языком, как араб диким конем своим, и еще как бы хвастается своею властью... Когда появились его стихи отдельной книгой, Пушкин сказал с досадой: «Зачем он назвал их: «Стихотворенья Языкова»! их бы следовало назвать просто: «хмель»! Человек с обыкновенными силами ничего не сделает подобного; тут потребно буйство сил»… Я первый раз увидел тогда слезы на лице Пушкина… Я помню те строфы, которые произвели у него слезы…, где описывается неслыханное самопожертвование, — предать огню собственную столицу со всем, что ни есть в ней священного для всей земли:
Пламень в небо упирая,
Лют пожар Москвы ревет.
Златоглавая, святая,
Ты ли гибнешь? Русь, вперед!
Громче буря истребленья!
Крепче смелый ей отпор!
Это жертвенник спасенья,
Это пламя очищенья,
Это фениксов костер!
…Для дифирамба и гимна родился он».
Будущий поэт явился на свет 4 (16) марта 1803 г. в Симбирской губернии в многодетной семье состоятельного помещика Михаила Петровича Языкова и Екатерины Александровны, урожденной Ермоловой, близкой родственницы двух генералов, героев Отечественной войны 1812 г. — наместника Кавказа А.П. Ермолова и поэта-партизана Д.В. Давыдова.
В 11 лет Николай был определен в Петербургский горный кадетский корпус, а в 16 — в Институт корпуса путей сообщения. Языков не горел желанием стать инженером, и через год его «за нехождение в классы» исключили из института. Юноша не унывал, поскольку он был богат, знатен, независим; с 10 лет увлекаясь словесностью, экзальтированно воспринимал жизнь и сочинял стихи, один из которых — послание к другу юности А. Кулибину — опубликовал не где-нибудь, а в престижном журнале «Вольного общества любителей российской словесности» (в 1824 г. поэт стал действительным членом этого общества).
Два года молодой человек вел в столице рассеянный образ жизни, завязал знакомства в писательских кругах, изредка печатался в литературных журналах, пока по совету друга А. Воейкова и по настоянию старших братьев не поступил на философский факультет лучшего по тем временам Дерптского (Тартуского) университета.
Языков был душой компаний — «в одной рубашке, со стаканом в руке, с разгоревшимися щеками и с блестящими глазами, он был поэтически прекрасен». Юношу окружала «полунемецкая» обстановка, тем не менее, он организовал кружок русских студентов, горячо споривших о будущем России и о великом значении славян, о засилье байронизма в русской романтической поэзии.
Участие в разудалой жизни не помешало студенту, решившему стать поэтом-творцом, помимо программы заниматься еще латинским и греческим языками, изучать историю и политэкономию, статистику и государственное право, западноевропейскую и русскую литературу, классическую и современную — Ф. Шиллера, И. Крылова, А. Грибоедова и т.д.
Поэт собрал приличную библиотеку, центральное место в которой заняла «История государства Российского» Карамзина.
В совершенстве овладев немецким языком, Языков занимался переводами, писал вакхические и амурные стихи. Сочинения поэта, появившиеся в петербургских журналах: «Моя родина», «Чужбина», «Гимн», «Песнь Баяна», «Услад», «Евпатий» и др., а также его студенческие песни («Чинов мы ищем не ползком», «Из страны, страны далекой» и др.) молодежь декламировала наизусть и распевала на всех своих вечеринках. И не только молодежь.
Д. Давыдов возил языковскую «Песню короля Регнера» «за пазухой, как волшебную ладанку, имеющую свойство возвышать душу и умножать бодрость духа и жажду к битвам и славе». «Мы бились жестоко — и гордые нами / Потомки, отвагой подобные нам, / Развесят кольчуги с щитами, с мечами, / В чертогах отцовских на память сынам». В. Жуковский, А. Пушкин, А. Дельвиг, К. Рылеев и др. поэты с восторгом приняли многие произведения собрата, который «к пластике и мелодичности стиха поэтов школы Жуковского прибавил мощь, громкозвучность и торжественность стиха классицистов Ломоносова и Державина».
По приглашению Пушкина «поэт радости и хмеля» гостил у него в 1826 г. в Михайловском. Об этой встрече Языков отозвался в своем «Вечере», «Тригорском» и двух посланиях «К П.А. Осиновой».
Заболев тяжелой болезнью позвоночника, не окончив курса, Языков в 1829 г. уехал в Москву, чтобы сдать экзамены за Дерптский университет в Московском. Экзамены сдавать не стал, а продолжил свои литературные занятия, посещал литературный салон А. Елагиной, писал стихи, которые, по словам Пушкина, «стояли дыбом». Языковский «Пловец» стал любимой народной песнью — «Нелюдимо наше море...». От одной строфы поэтического шедевра «Ау!» древняя столица едва не сошла с ума:
Я здесь! — Да здравствует Москва!
Вот небеса мои родные!
Здесь наша матушка-Россия
Семисотлетняя жива!
Здесь все бывало: плен, свобода,
Орда, и Польша, и Литва,
Французы, лавр и хмель народа,
Все, все!.. Да здравствует Москва!
В 1831 г. Языков вместе с П. Киреевским начал собирать материалы по русской народной поэзии, сблизился со славянофилами (семьей Аксаковых, А. Хомяковым и др.); поступил на службу в Межевую канцелярию, но через 2 года вышел в отставку, издал первый сборник стихов, сильно пострадавший от цензуры, и уже тяжело больной переехал в свою симбирскую деревню, где и прожил 5 лет, «наслаждаясь поэтической ленью».
В 1838 г. по настоянию врачей поэт отправился на воды в Германию, где познакомился в Ганау с Н. Гоголем, и с ним поехал в Венецию и в Рим. В творчестве поэта возникли новые мотивы патриархальных ценностей, библейской и религиозной тематики, свет увидели его поэтические шедевры «Буря», «Морское купание», «Конь», «Кубок», «Поэту», «Молитва», «К Рейну» и др.
Испытывая от болезни неимоверные страдания, некогда пышущий здоровьем поэт превратился в «согбенного иссохшего старика», хотя и не был сломлен духом. Писал он по-прежнему много, «и стих его, кажется, стал еще блестящее и крепче» (И. Киреевский).
На родину Языков вернулся в 1843 г. в безнадежном состоянии. Жил уединенно; «за исключением некоторых приятелей, он мало водился с людьми, был неразговорчив и необщежителен» (П. Вяземский), позволяя себе раз в неделю приглашать близких по духу московских литераторов.
Поэт издал два поэтических сборника: «56 стихотворений Н.М. Языкова» и «Новые стихотворения», живо интересовался русским изобразительным искусством, проблемами художественного образования в России.
Много шуму наделали ходившие в списках полемические стихи Языкова — «К Чаадаеву», «К ненашим» (опубликовано в 1871 г.) и др., направленные против тех, кто хотел «преобразить, испортить» русских и «онемечить Русь», «противу тех, которые хотят доказать, что они имеют не только право, но и обязанность презирать народ русский, и доказать тем, что в нем много порчи, тогда как эту порчу родило, воспитало и еще родит и воспитывает именно то, что они называют своим убеждением!» Эти вещи, по словам автора, «отделили овец от козлищ» — патриотов от западников.
Демократы (В. Белинский, А. Герцен, Н. Некрасов и др.), назвав их «доносом в стихах», обрушились на Языкова всей своей публицистической мощью, на время «пригасив» патриотическую страсть строк Языкова, однако же по сути возразить им было нечего, и через полвека стихи Николая Михайловича стали вновь востребованы «серебряными» поэтами и революционной молодежью. Они и сегодня звучат пророчески, но уже почти безнадежно: «Русская земля / От вас не примет просвещенья, / Вы страшны ей: вы влюблены / В свои предательские мненья / И святотатственные сны!»
В последние годы жизни Языков создал несколько прекрасных поэм и стихотворений («Сержант Сурмин», «Липы», «Землетрясенье», «Сампсон» и др.), сказок («Жар-птица», «Встреча Нового года» и др.).
После еще одного курса водолечения Языкову немного полегчало, но он простудился, две недели пролежал в лихорадке и 26 декабря 1846 г. (7 января 1847) скончался. Похоронен был на кладбище Донского монастыря в Москве. В 1931 г. его прах перенесли и захоронили на Новодевичьем кладбище.
P.S. По византийскому преданию во время ужасного землетрясения в Константинополе на небо был взят мальчик, которого ангелы научили молитве «Святый Боже, Святый крепкий, Святый безсмертный, помилуй нас». Когда потом все люди произнесли слова этой молитвы, долго не утихавшее землетрясение закончилось. Этому событию Языков посвятил свое программное стихотворение «Землетрясенье» (1844), в котором есть строки о миссии поэта, ставшие для самого Николая Михайловича его молитвой:
Так ты, поэт, в годину страха
И колебания земли
Носись душой превыше праха
И ликом ангельским внемли.
И приноси дрожащим людям
Молитвы с горней вышины,
Да в сердце примем их и будем
Мы нашей верой спасены.