О личности А. С. Пушкина -7 Материалы к патографии

Любаша Жукова
  7 ГЛАВА  Часть первая   

Я. В. Минц,  Материалы к патографии  Пушкина.


   Вместо вступления:
   
   В этой главе мы познакомимся с работой психиатра  Я. В. Минца  «Материалы к патографии Пушкина», опубликованной  в  издававшемся в 1925–1930 гг. «Клиническом Архиве  Гениальности и Одарённости (эвропатологии)» Г. В. Сегалина.
(Том 1, Вып. 2, 1925 г). http://www.psychiatry.ru/lib/163/book/114/chapter/3

 
Многие моменты в этих «Материалах» показались мне спорными и недостаточно мотивированными,  но,  долго сомневаясь, я пришла к выводу, что  есть смысл  всё-таки показать полностью эту работу Я. В. Минца (с очень незначительными сокращениями) и без комментариев.  Своё отношение к жанру патографии и к этой работе я выскажу позже.
 
   Читателю  не стоит забывать, что патография – это  область клинической психотерапии, особый жанр биографии человека с медицинской и психоаналитической точки зрения, когда исследуется  жизнь и творчество великих людей через призму их характерологических особенностей (в самом широком смысле, включая и болезненные расстройства).

В патографиях  используются такие медицинские или психоаналитические термины, которые до этого в применении к знаменитости никто не употреблял. И когда автор-психиатр, например, пишет о шизоиде, «шизоидном типе характера» или «шизоидном компоненте», мы тут же делаем заключение, что патограф оговаривает нашего кумира, придумывает ему диагноз психической болезни – шизофрении.  На самом деле,  «шизоид» и «шизофреник» – далеко не одно и то же. Шизофрения - это диагноз болезни, когда больного нужно лечить, а шизоид - это специфический склад личности.
То же касается многих других терминов. Например, «психические особенности»  и  «психические отклонения» – это  не  диагноз  «психопатии»  как болезни.   Депрессия – это не кратковременное пониженное настроение, а определённое, угнетённое  длительное  состояние.
А «ненормальность»  – это отклонение от нормы как в одну, так и в другую сторону. «Сверхнормальность»  – это тоже ненормальность!


   Патографии предназначены не всем любопытствующим, а прежде всего коллегам-психиатрам, хорошо понимающим медицинскую терминологию, специалистам по психологии творчества, биографам того или иного деятеля, что оправдывается профессиональными интересами.

 
   Приступая  в 1925 году к работе над  патографией  А.С. Пушкина, автор, д-р Минц, не обещает полной патографии, «считая это делом будущего», «а только намечает ту канву, на которой может быть построена  патография  Пушкина». 

ПАТОГРАФИЧЕСКИЙ ОТДЕЛ.
Материалы к патографии Пушкина
Д-ра Я. В. МИНЦА.

„Это состояние души можно назвать юродством поэта. Оно замечается  в Пушкине до самой женитьбы, а, может быть ещё позднее".
                П. И. Бартенев, Пушкин в Южной России.


   В то время, как на Западе патографическая литература всё более разрастается и большинство величайших мастеров слова (по крайней мере  в Германии) освещены так или иначе патографически, у нас в России в этом отношении сделано очень и очень мало. А один из величайших мастеров слова  — А. С. Пушкин до сих пор патографически совершенно не освещён. Давно уже пора к этому приступить».

   «Прежде всего, отметим те наследственные данные, из которых сложилась личность поэта,- пишет патограф. - Как известно, родоначальником Пушкиных был прусский выходец Радши, выехавший в Россию при Александре Невском. Самое имя Пушкиных пошло от потомка Радши в шестом поколении — Григория Пушки.

Изучая родословную Пушкина, можно отметить, с одной стороны, целый ряд душевнобольных и резко патологических типов, с другой — лиц творчески одарённых, поэтов и писателей.

Прадед поэта по отцу, Александр Петрович Пушкин, умер весьма молодым, в припадке сумасшествия зарезав свою жену, находившуюся в родах; сын его, Лев Александрович, представлял собой ярко патологическую личность: пылкий и жестокий, он из ревности замучил свою жену, заключив её в домашнюю тюрьму, где она умерла на соломе.

От отца своего поэт унаследовал, с одной стороны, одарённость, поэтический талант, с другой – некоторые психопатические черты. Сергей Львович был известен во всей аристократической Москве своими каламбурами, остротами и стихами; стихотворство было его страстью. Он был раздражителен и очень тяжёл в домашней жизни; нрава был непостоянного, мелочного, попеременно то мотал деньгами, то бывал неимоверно скуп. Барон Корф считал Сергея Львовича человеком «пустым, бестолковым и безмолвным рабом своей жены».
 
Кроме отца, мы встречаем в семье Пушкина ещё несколько лиц, поэтически одарённых: Василий Львович (дядя поэта) пользовался славой хорошего стихотворца; также был известен своими стихами младший брат поэта — Лев Сергеевич Пушкин. Лев Сергеевич отличался своими «странностями» и чудачествами.


Мать поэта происходила из рода Ганнибалов, родоначальником которого был известный Абрам Петрович Ганнибал, африканский негр, подаренный Петру Великому турецким султаном. Как у родоначальника, так и у всех потомков Ганнибала мы можем отметить резко выраженные психопатические черты характера: Абрам Петрович был очень сварлив и неуживчив и постоянно ссорился со своими сослуживцами; будучи необузданно ревнив, он отличался в семейной жизни своеволием и скупостью. Сын его (Петр) был алкоголик, другой сын (Осип), умерший от «невоздержанной жизни», отличался «пылкой страстью» и «легкомыслием», вследствие чего брак его с дочерью Алексея Фёдоровича Пушкина  Марией Алексеевной  был «несчастным» и окончился разводом.

Как мы видим, мать Пушкина, Надежда Осиповна Ганнибал и отец поэта были в родстве. Надежда Осиповна была женщиной вспыльчивой, эксцентричной, взбалмошной и рассеянной до крайности. Все эти черты характера поэт унаследовал от матери, как мы увидим ниже.

Таким образом,  из этих (правда, скудных) данных мы видим, что Пушкин был отягчён как по материнской, так и по отцовской линии. Литературную же одарённость он получил по отцовской линии".

  (Припомним, что  ранее то же утверждает СИКОРСКИЙ. (см. главу 3):
«Индивидуальные черты поэта объясняются из двух источников.
Африканское начало в крови и нервах великого поэта, наделив его дико-инстинктивным качеством, одарило, вместе с тем, и одним многоценным даром, который, в психическом единении с элементами белого начала, послужил к созданию той острой наблюдательности, какая была присуща поэту.  На этом типическом африканском дичке был насажен здоровый привиток тонкой белой культурной души старинного дворянского рода Пушкиных. Вся природа Пушкиных мощно вошла в будущее большое дерево, придав ему свои свойства и предоставив чисто служебную роль африканскому началу... Такая замысловатая биологическая комбинация придала процессам восприятия поразительное совершенство»…) (ред.)


    Переходя к анализу личности поэта,  д-р Минц отмечает "лишь некоторые выпуклые и бросающиеся в глаза моменты в патопсихической структуре личности Пушкина"  с точки  зрения медицинской.

   "Самым характерным является резкая неустойчивость его психики, имеющая ярко выраженную цикличность смены настроений и  далеко выходящая за пределы нормальной ритмичности настроений обыкновенных здоровых людей.

Если мы обратимся к материалам, иллюстрирующим доподлинную (а не искусственно панегирическую) биографию Пушкина, то всё течение его психической жизни в её сменах настроений пришлось бы графически изобразить в виде волнистой кривой с крутыми колебаниями и подъёмами то вниз, то вверх. Эти колебания будут соответствовать колебаниям его бурной психики то в форме резкого возбуждения, то в форме депрессии. У Пушкина подъёмы возбуждения будут преобладать и доминировать над депрессией.
Это — первая особенность, которую бы можно было отметить.

Вторая особенность - это то, что в последний период его жизни депрессивные приступы стали учащаться и даже, пожалуй, удлиняться. Эта психическая неустойчивость и цикличность психики резко бросалась в глаза даже всем тем из его современников, которые далеки были до каких-либо психиатрических оценок его настроений. „Случалось удивляться переходам в нём",— пишет И. И. Пущин, товарищ Пушкина, в своих заметках о Пушкине.

Правда, современники его и даже его близкие люди, не понимая конституцию психики поэта, часто ложно истолковывали эти резкие смены настроения, приписывая их той или иной мнимой причине, якобы зависящей от его воли и желаний. Так, брат его, Лев Сергеевич, говорит: „Должен заметить, что редко можно встретить человека, который бы объяснялся так вяло и несносно, как Пушкин, когда предмет разговора не занимал его, но он становился блестяще красноречивым, когда дело шло о чём-нибудь близком его душе. Тогда он являлся поэтом и гораздо более вдохновенным, чем во всех своих сочинениях".

Точно также говорит А. М. Керн о Пушкине:
„Трудно было с ним сблизиться. Он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен, и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту. Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-либо приятно вдохновляло его. Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи".

Конечно, дело тут не в том, что Пушкин “вяло и несносно” держал себя и был “томительно скучен”, потому что “предмет разговора не занимал его”, также и не потому он “становился блестяще красноречивыми, что дело шло о чём-нибудь близком его душе и не потому, что он “решался быть любезным”, а дело тут в том, в каком настроении, какой фазе маниакально-депрессивного состояния находился Пушкин в данный момент — в депрессивной или в маниакальной. И верно подметила А. М. Керн в Пушкине: что “он не умел скрывать свои чувств, выражал их всегда искренно”, так как он не мог их скрывать в силу конституциональных особенностей маниакально-депрессивного состояния, а не потому, что хотел или “решался быть любезным” или “томительно скучным”.


   Теперь перейдем к иллюстрации тех моментов из биографии Пушкина, которые характеризуют вышеупомянутую кривую в её подъёмах и спусках.
   Уже с детства и юношества замечается эта циклическая смена кривой, которая то вверх (возбуждение), то вниз (депрессия) сменяет одна другую. Так, в раннем детстве — до семи лет — поэт был толстым, неповоротливым, угрюмым и сосредоточенным ребёнком, предпочитавшим уединение всем играм и шалостям. Вдруг в возрасте 7 лет в Пушкине произошла резкая перемена: он стал резвым и шаловливым; родители пришли в ужас от внезапно проявившейся необузданности. Испытав все меры к его “укрощению”, они успокоились на мысли, что ненормальность природы их сына ничем исправить нельзя.

На 8-ом году Пушкин стал сочинять комедии и эпиграммы, 12-ти лет поэт поступил в Лицей. Здесь он поразил всех товарищей ранним развитием, раздражительностью и необузданностью; опять-таки здесь отмечается, что характер его был неровный: то расшалится без удержу, то вдруг задумается и долго сидит неподвижно. “Видишь его поглощённым не по летам в думы и чтение”, и тут же он внезапно оставляет занятия, входит в какай-то припадок бешенства из-за каких-тo  пустяков: из-за того, что другой перебежал его или одним ударом уронил все кегли. “Пушкин с самого начала пребывания в Лицее был раздражительнее всех и потому не возбуждал общей симпатии”,— рассказывал Пущин в своих воспоминаниях».

   Вот  как сам  Пушкин пишет о себе в одном из лицейских стихотворений «МОЙ ПОРТРЕТ» по теме, заданной всем лицеистам:  "Мой внешний и духовный портрет".

(Перевод  с французского сделан с подстрочника, который приводится в полном собрании сочинений А. С. Пушкина, Москва, "Художественная Литература",1974 год,
том первый. Французский оригинал стихотворения приводится там же.)

Вы просите у меня мой портрет,
Но написанный с натуры,
Мой милый, он быстро будет готов,
Хотя и в миниатюре.

Я молодой повеса,
Ещё на школьной скамье,
Не глуп, говорю, не стесняясь,
И без жеманного кривлянья.

Никогда не было болтуна,
Или  доктора Сорбонны -
Надоедливее и крикливее,
Чем собственная моя особа.

Мой рост с ростом самых долговязых
Не может равняться,
У меня свежий цвет лица, русые волосы
И кудрявая голова.

Я люблю свет и его шум,
Уединение я ненавижу,
Мне претят ссоры и препирательства,
А отчасти и учение.

Спектакли, балы мне очень нравятся,
И если быть откровенным,
Я сказал бы, что я ещё люблю...
Если бы не был в Лицее.

По всему этому, мой милый друг,
Меня можно узнать.
Да, таким, как Бог меня создал,
Я и хочу всегда казаться.

Сущий бес в проказах,
Сущая обезьяна лицом,
Много, слишком много ветрености -
Да, таков Пушкин.

   
  «Учился Пушкин очень небрежно и только благодаря блестящей памяти смог сдать хорошо большинство экзаменов; известно, что он не любил математики и немецкого языка. Поэт окончил Лицей в 18 лет. По описанию его друзей он был среднего роста, широкоплечий, худощавый, имел темно-русые курчавые волосы, светло-голубые глаза, высокий лоб, смуглое небольшое лицо и толстые губы. 
Он был очень неровен в обращении: то шумливо весел, то грустен, то робок, то дерзок.

 С 1817 по 1820 год  он живёт в Петербурге. 
Этот период характеризуется резкими приступами возбуждения, далеко выходящего за пределы нормального повышения психического тонуса, свойственного юношам такого возраста.

   Вот воспоминания современников о Пушкине этого времени:
   “Пушкин был вспыльчив до бешенства, вечно рассеянный, погружённый в мечтания, с необузданными страстями. Характерная черта души поэта — полная неуравновешенность, готовность отдаться впечатлениям, способность глубоко, но мимолётно их переживать”.
 
И, действительно, в Петербурге он предаётся вихрю развлечений, разгула и разврата; дни и ночи проводит в оргиях и вакханалиях, низводивших его не раз на край могилы; о его бесконечных дуэлях, странностях и выходках говорил весь Петербург. Отдыхает он и занимается серьёзным литературным творчеством только тогда, когда бывает  болен венерическими болезнями.
Приведём отрывки писем современников:

А. И. Тургенев пишет П. А. Вяземскому 18.IX.1818 г.: „Сверчёк (название Пушкина как члена Арзамаса) прыгает по бульвару и по б..., но при всём беспутном образе жизни его он кончает четвёртую песнь поэмы. Если ещё два или три, так дело в шляпе. Первая... болезнь была и первой кормилицей его поэмы" (Остафьевск. Архив, ч. I, стр. 174).
„Старое пристало к новому и пришлось ему опять за поэму приниматься,— радуется Вяземский,—Венера пригвоздила его к постели" (Там же, стр. 191).
„Пушкин простудился, дожидаясь у дверей Б..., которая не пускала его в дождь к себе для того, чтобы не заразить его своей болезнью. Какая борьба великодушия любви и разврата". (Тургенев в письме от 1819 г. Там же стр. 253).
В одной из черновых тетрадей Пушкин кается в своих грехах и их последствиях таким образом:

„ Я стражду 8 дней
С лекарствами в желудке,
С Меркурием в крови,
С раскаяньем в рассудке".


   Состояние резкого возбуждения прерывается вскоре  наступившей  тоже резкой  меланхолией:  в 1819 г. в письмах к друзьям он говорит о полной апатии, об омертвелости духа, о недоступности каким бы то ни было впечатлениям; он пишет об утрате поэтического вдохновения:

“И ты, моя задумчивая лира,
Найдёшь ли вновь утраченные звуки”.

Был ли этот приступ депрессии за этот петербургский период единственным или были ещё такие же — мы не знаем, но вскоре наступила снова фаза возбуждения.
Находясь в сильно возбуждённом психическом состоянии, он ведёт разгульный образ жизни, творит величайшие безумства, и в результате – из-за вызывающего, скандального поведения, Пушкин высылается административно из Петербурга  в распоряжение генерала Инзова, в Екатеринослав.

   Такое поведение в ненормальном и сильном возбуждении, соответствует маниакальному или гипоманиакальному.
 
   Летом 1820 года, на юге, у Пушкина наступает новый  более длительный период депрессии. Он, обычно любивший делиться своими впечатлениями, не подаёт о себе никаких вестей с юга близким и друзьям до половины сентября месяца.
В эту же пору пониженного настроения  творчество Пушкина замирает и становится вдруг ему недоступно. Замечается  упадок творческих сил, как никогда (такие приступы отсутствия творчества у Пушкина были неоднократно).
Им овладевает то нравственное омертвение, когда психический тонус понижается настолько, что на южное великолепие картин природы он глядит со странным равнодушием, которому сам впоследствии удивляется. За четыре месяца этого периода (май—август 1820 г.) написаны им только две коротенькие элегии, носящие имя „Дориды" и незаконченный отрывок „Мне бой знаком, люблю я звук мечей", да ещё эпиграммы на Аракчеева.
Также во время пребывания на Кавказе написан лишь эпилог к “Руслану и Людмиле”, и здесь об упадке его творческих сил он делает сам горькое признание:

“На скате каменных стремнин
Питаюсь чувствами немыми
И чудной прелестью картин
Природы дикой и угрюмой;
Душа как прежде, каждый час
Полна томительною думой,
Но огонь поэзии угас.
Ищу напрасно впечатлений.
Она прошла, пора стихов,
Пора любви, весёлых снов
Пора сердечных вдохновений.
Восторгов каждый день протек
И скрылась от меня на век
Богиня тихих песнопений...".

Позже когда он стал выздоравливать:

„И ты, моя задумчивая лира,
Найдёшь ли вновь утраченные звуки" (“Желание”, 1821).

Напрасно хотят авторы приписать этому упадку творчества как причину затаённую какую-то любовь.

Депрессивный приступ этот, сопровождаемый глубоким упадком телесных и духовных сил, сменяется затем возбуждением, которое он позже в письме к Дельвигу (1824 г) называет «лихорадкой, и, по-видимому, переживает не впервые.  Рассказывая ему о своём путешествии на юге, Пушкин между прочим пишет:  „В Бахчисарай приехал я больной”. Описывая далее развалины дворца и фонтана и проч., он замечает:  "... но не тем в то время сердце полно было - лихорадка меня мучила...”.

   Черты необузданности и нервного возбуждения мы встречаем в период изгнания его в Кишинёве и Одессе.
   Бартенев так описывает период жизни в Кишинёве:
“У Пушкина отмечаются частые вспышки неудержимого гнева, которые находили на него по поводу ничтожнейших случаев в жизни. Резко обозначалось противоречие между его повседневной жизнью и художественным служением; в нём было два Пушкина: Пушкин—человек, Пушкин—поэт".
 
Начальник его в Кишинёве получал бесконечное число жалоб на „шалости и проказы" Пушкина; драки, дуэли и т.п. похождения служили темой постоянных толков.

Этот период - наиболее выраженный в патологическом отношении. Пребывание в Кишинёве отличается скандальной хроникой его жизни, и недаром биографы этот период обозначают как период сатанизма* и байронизма**.

Анненков (“Вестник Европы”, 1873—74. „О Пушкине по новым документам") по поводу кишинёвского периода, касаясь найденной тетради с изображением чертей и „всяких гадостей," говорит: „Надо быть в патологическом состоянии,  чтобы подолгу останавливаться на производстве этого цикла" и относит эти произведения прямо к душевной болезни Пушкина. В своё время это мнение Анненкова вызвало резкое недовольство и протест среди поклонников Пушкина. 
(Ред. Знал ли Анненков о «Гавриилиаде»?)

Некоторые же из петербургских журналистов в то время также были того мнения, что многие эскизы Пушкина изобличают такую „дикую изобретательность, такое горячечное свирепое состояние фантазии", что приобретают уже значение симптома душевной болезни. Другие же готовы были считать даже некоторые проявления его психики как симптомы душевной болезни.
 
Вообще, кишинёвский период характеризуется сильными приступами возбуждения, которые сопровождаются цинизмом, граничащим с порнографией, авантюризмом, скандалами, драками, дуэлями из-за любовных приключений.
Вот несколько любовных скандалов: Пушкин был в связи с женой помещика Инглези. Муж, узнав, запер её в чулан, а Пушкина вызвал на дуэль. За этот скандал Пушкин был посажен его начальником Инзовым на 10 дней на гауптвахту. Жёны кишинёвских нотабелей Мариола Рали и Аника Сандулаки, по-видимому, были тоже в числе возлюбленных Пушкина. Можно думать, что у него была связь с Мариолой Баят, молодой супругой члена Верховного Совета Годараки Баята, но связь эта скоро прервалась. Красивая Мариола затаила злобу на Пушкина и преследовала его разными обидными намёками так, что он в конце концов вызвал на дуэль, а потом ударил по лицу её мужа-почтенного и уже пожилого боярина. Это дело повлекло для Пушкина новое заточение под арестом (Цит, по Губеру. Дон-Жуанский список, стр. 69)

Приступы возбуждения кишинёвского периода можно считать как один из наиболее сильных приступов возбуждения. Кроме того, в этот период (а, может быть, и несколько раньше) примешивается и новый психотический компонент в развитии его психики, отчего маниакально-депрессивные состояния с этого времени получают несколько иную окраску, другой колорит, а потому кишинёвский период надо ещё считать и переломным в развитии его психики. Этот новый психотический компонент есть «шизоидный компонент».
Тот „сатанизм", о котором говорят различные литературные критики и литературные историки, точно так же, как и „байронизм", начавшиеся именно в эту эпоху жизни Пушкина — есть именно результат развернувшегося в психике Пушкина шизоидного начала, которое, развиваясь на фоне маниакально-депрессивных состояний, в дальнейшем изменит более правильную смену возбуждения и депрессии, характерную для первого периода жизни Пушкина—периода ссылок и репрессий.

   В дальнейшем характер маниакально-депрессивных состояний,(благодаря шизоидному компоненту) меняется. Приступы возбуждения развиваются не так ярко и резко, зато приступы депрессии делаются как будто длительнее и чаще. Тут, конечно, необходимы более детальные исследования, чтоб эти моменты более определённо осветить, что в дальнейшем и должно быть сделано. Здесь мы пока только это намечаем.

   Краткий одесский период также характеризуется аналогичными состояниями его психики: возбуждённое состояние, ажитация, повышенный сексуализм и связанное с этим агрессивное поведение с авантюризмом и скандальными выходками. Этим вызывается и его новая высылка из Одессы.
Из Одессы поэт был выслан в село Михайловское, где он прожил несколько лет.

   В 1825 г. отмечается снова резкое угнетённое настроение, тоска, резиньяция и разорванность со своими. „Я не могу больше работать",— пишет сам Пушкин,—„здесь на берегу реки я хотел бы построить себе хижину и сделаться отшельником". Вообще, как уже выше было сказано, в эту эпоху жизни и в последующие годы бросаются в глаза менее приступы возбуждения, более приступы депрессии.

   В 1827 г. он стал избегать людей. В обществе бывал редко, а если и бывал, то или скучающим, или придирчивым, озлобленным и неприятным. По свидетельству А. П. Керн, Пушкин в эту зиму часто бывает мрачным рассеянным и апатичным. В нём проявляется недовольство самим собой и другими. Под влиянием какой-то безотчётной тоски Пушкин то едет в Москву, то в Петербург. К концу года это состояние временно проходит, но вскоре он опять начинает „хандрить". В это время он пишет:

„Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты нам дана?
Цели нет передо мною,
Сердце пусто, праздней ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум".

   И эта тоска всё более его пожирала, несмотря на растущую славу поэта.
Наблюдатель, видевший Пушкина в Москве в начале 1827 г., очень тонко подметил  его состояние: 
„Судя по всему, что я здесь слышал и видел, Пушкин здесь на розах. Его знает весь город, все им интересуются, отличнейшая молодёжь собирается к нему, как древле к великому ларуэту собирались все, имевшие хоть немного здравого смысла в голове. Со всем тем Пушкин скучает. Так он мне сам сказал... Пушкин очень переменился наружностью: страшные чёрные бакенбарды придали лицу его какое-то чертовское выражение, впрочем он всё тот же — так же жив, скор и по-прежнему в одну минуту переходит от весёлого смеха к задумчивости и размышлению".

***

Продолжение во второй части 7 главы.

28 августа 2013 г.
 

Примечание:

*Сатанизм – это не религия, а мировоззрение, философия, не подразумевающая веры в Бога. В начале 19 века - символы сатанизма: свобода, индивидуализм и восстание против несправедливости, бунт.   С метафизической точки зрения в основе любого бунта обычно лежат два момента, условно определяемые как позитивный и негативный:      
      1. свободолюбие и свобода воли;
      2. тщеславие и гордыня.

**Байронизм  -  романтическое течение в литературе начала 19 века, возникшее под влиянием англ. поэта Байрона и характеризующееся резким индивидуализмом, разладом между поэтом и обществом, разочарованностью, пессимистическим  отношением  к жизни, обществу.  (Ушаков, Толковый словарь русского языка).

*** Акцентуация (от лат. accentus — ударение) - находящаяся в пределах клинической нормы особенность характера (в других источниках — личности), при которой отдельные его черты чрезмерно усилены, вследствие чего обнаруживается избирательная уязвимость в отношении одних психогенных воздействий при сохранении хорошей устойчивости к другим.

 
ЛИТЕРАТУРА, используемая Минцем:

А. С. Пушкин. Родословная Пушкиных и Ганнибалов.
А. С. Пушкин. Моя родословная.
Анненков. Пушкин в Александровскую эпоху.
Анненский. Пушкин и Царское село.
Бартенев. Пушкин в Южной России.
А. Вульф. Пушкин и его современники.
Гершензон. Образцы прошлого.
Губер. Дон-Жуанский список Пушкина.
Заозерский. Пушкин в воспоминаниях современников.
Лернер. Труды и дни Пушкина.
Лицейская тетрадь Пушкина.
Майков. Биографические материалы о Пушкине.
Модзалевский. Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина.
Пущин. Записки о Пушкине.
Сборник Пушкинского дома.
Сиповский. Пушкин, его жизнь и творчество.
Стоюнин. Пушкин.
Кречмер. Строение тела и характер,
Рыбаков. Душевные болезни.

Ссылки: САЙТ ПАТОГРАФИЯ http://pathographia.narod.ru/

ПРОДОЛЖЕНИЕ ВО ВТОРОЙ ЧАСТИ ГЛАВЫ №7
http://www.proza.ru/2013/08/29/1360