Здравствуйте, дамы с разлитием желчи! Здравствуйте, дворники! Здравствуйте, жэковские орлы, орланы, подорлики! Здравствуйте, активист с авторучкой наперевес! Вызываю огонь на себя.
Жизнь вокруг нас стала сплошь электромагнитной, перфокартной, железобетонной. Человек замотался и порвал со своими истоками. Головою, телом он погружен в техницизм и лишь пятками иногда торчит в родную природу.
Умный доктор щупает нервного, изношенного человека, и даже трудно поверить, что произошел он от обезьяны, а не от алгебры.
Пока существуют Мацеста и Сочи. Отдохнуть от века доктор посылает граждан туда. Человек уезжает и возвращается посвежевший, с лавровым листом в петлице. Но век тут же хватает его, защемляет дверями метро, крутит, высасывает.
Тут гражданин пытается нейтрализовать действие века потреблением не одной, а уже двух пачек сигарет "Вирджиния слимз". Затем на чашу весов рядом с сигаретами бросают патентованное (в Марьиной роще?) средство "Интенсаин", рекомендуют сосредоточиться на замедленных красочных зрелищах (наблюдение роста самшита и саксаула).
Но век, схватив человека за шиворот, продолжает насиловать психику.
-А вот, доктор, есть японские подушки такие. На нее ухом лег, а там будто дождик идет, птички вспискивают…
-Да, - отзывается доктор, - скоро везде на научной основе будут прописывать журчания, шелест.
-А может быть, - подозрительно оживляясь, говорит пациент - бульканье? Колыбельная вещь. На волнах алкоголя.
-Бульканью - бой! - говорит доктор и придвигает рецепт. - Вот что уравновесит, раскрепостит вас, вернет в колею…
И прописывает больному в рецепте приобрести canis (собаку), или psittaci (попугая), или sciurus (белку).
Криво улыбаясь, идет человек домой. В самом деле - как это трехпалая птица амазон кубинский, склочная и постоянно вопящая: "Ментам веры нет! Ментам веры нет!", может вырвать человека из когтей турбодинамики, непрерывной разливки стали, проблем самотвердеющих смесей и пр.?
-Лучше уж canis, - заключает человек и решает проблему на максимальном уровне. Он идет в собаководческий клуб, где путем сложных интриг урывает щенка доберман-пинчера из Германии, от великих Эльзаса Второго и Лотты Веймар-Штубе Пятнадцатой.
Три месяца излечивающийся псом соотечественник приходит в квартиру, напоминающую Карелию с воздуха: озера, озера, озера…Он потчует щенка, втискивает в него для окреплости скелета глицерофосфат, глюконат кальция, костную муку; он садится на стул, путем самокопания анализируя истекший период, и щенок вьется тут же.
Техницист делает выводы: да, раздражительность поубавилась. Появилось нечто вроде дружелюбия к окружающим и зачатки других добрых качеств. Да, это большой насос по откачке нравственных напряжений - собака.
И дальше дело идет ничего себе, весьма ложась в схему для кинокомедии. По утрам, в 6.00, у технициста звонит телефон и голосит яростным басом:
-Как, вы еще не вывели щенка на прогулку? Вы ответите! Кто говорит? Сука Амалия, элита породы, владелец (фамилия известного музыканта). Немедленно на воздух собаку!
-Др-рынь! Техницист Такой-то? Почему не вывели щенка на прогулку? Это даром вам не пройдет! Кто говорит? Сука Нота, чемпион породы, владелец (фамилия неизвестного слесаря). Почему так раскипятился? А как же иначе? У вас свежая кровь, нам с вами спариваться!
Словом, обычный и милый сердцу кошмар собаководческого энтузиазма.
То же самое происходит в миру попугаистов, сиамкодержателей, ежепоклонников, белколюбителей, макакофилов, канареевладельцев и других самоспасающихся.
Нет сомнения, что взрослые лучшают, общаясь с животными. Просветленность и мир в человеке, владельце животного. Нет сомнения, что друг семьи кролик Пупа формирует школьников Авдея и Милу иной раз получше, чем Академия педнаук. Тут внедрить бы животное в быт для всеобщего блага, как внедрились утюг или аудиоплеер. Налицо благородная, большая полезность.
И нет. Не внедрить. Общество в целом еще не готово. Если вы хотите с обществом расплеваться, ожесточить отношения - купите канарейку, макаку, собаку.
Вот что мы видим: подмосковная электричка движется в Болшево. Публика довольно-таки разношерстная. У пожилой гражданки под суконным пальто сидит голубой веселый макак. В пять крошечных пальцев макак берет мандаринную дольку - свой плотный обед. Дети стоят вокруг и ликуют.
-А вот, - бурчит мирянин на соседнем сидении, - нацелился я плодов нездешних купить - так нету! Ить такое стерво фунта два в себя мнет! На трудовой доход не пропитаешь.
-И пускают же в транспорт! Антоша, ступай сюда. - И соседке громко, на публику: - Далеко ль до инвазии. Гельминтоз - вещь нешуточная.
-Чего?
-Глисты! Прицепится вот такой солитерища!
-С жиру обезьянов-то держат. Были б дети - так не до мартышков.
Так идет обложная травля, со вкусом. Понятно, есть в вагоне сочувствующие. Но они тут же вперяются в книжки распространенной библиотеки "Подвиг", едва торча ушами из разлома страниц.
Кого-то обидел начальник. Кому-то не досталось чего-то. Кто-то прошляпил завидную вакансию, - и все будет вымещено на кошке, собаке, кожистой черепахе. Пулей вылетит из вагона владелец, не доехав пять станций до места, и будет стыдиться он толстой кожистой черепахи, глянцевой шерсти кота, будто свершил постыдное дело, подорвал кормежкой животного продовольственные устои страны.
Туго, туго энтузиасту с животным. Повсюду торчат в небо стрелы башенных кранов, на фоне облаков маячат расторопные каменщики. Под это улучшение жилищных условий человек тем паче тяготеет к животному, надеясь взмывать с ним в лифте на четырнадцатый этаж. Но не взмоет он, ох, не взмоет. Хотя нету такого закона - общественность, ударяя в грудь пятерней, авоськой с картофелем, детским велосипедом или доской скейтборда - выдворяет друга природы из лифта.
Во дворе, под лестницами досуги антисанитарных пьянчуг. Здесь вводят в себя тяжелые отравительные напитки, где пия - там и лья. Но пьянчугу окрестный житель жалеет, чтит за блаженненького. Иной раз даже добавит недостающую гривну. Заметьте: житель даже не пугает пьянчугой детей, и под ненавистную манную кашу на ребенка скликаются милиционер, дядька с мешком и гав-гав.
Но стоит во дворе пискнуть болонке!
Страшен становится обыватель. Доглатывая колбасу, он выпрастывается по пояс в окно, свешиваясь кулаками почти до земли:
-Сами кобели - и собак развели!
Надев выходной престижный костюм, обыватель - манифестатор летит в родственный ЖЭК.
-С гневным протестом! - наседает он, отирая влажные щеки.
-А за квартиру уплочено?
-Во, по ноябрь.
-Тогда дело. Что там у вас по существу?
-Собаки! Коты! Аксолотля пригрели на восьмом этаже!
-Лады, - оживляются жэковские орлы, орланы, подорлики. - Тут нам не занимать стать.
Пусть текут краны. Пусть прохудились кровли. Пусть радиаторы отопления вынуждают отдергивать руку - как лед: жилищная контора уходит в большую борьбу. Дворники мечут в сиамского кота толстые струи из шлангов. Активист домкома с дрекольем настигает вынесенного к солнцу ежа. В детской песочнице дама из солидарных, выбрав наименее разрушенную часть тела, приспосабливается давить черепаху.
А машинистка ЖЭКа бьет на рыжей бумаге повестки: явиться.
И сколько комплексов развивается у владельца животного! Робкий, томимый, вертит он повестку в руках:
-Тоня, а может быть - не пойти? Все уляжется?
Летчики-испытатели, кавалеры Ордена славы трех степеней, герои дрейфующих льдов - куда все девалось! Съежившись, идут они в ЖЭК подвергаться. И здесь еще хуже герою, здесь его попрекнут:
-Вот, товарищ, вы покоритель пространства, почетный житель района, а инициативная группа вчера кал от вашей собаки установила. Некрасота!
-Да как же… - лепечет герой и выметывает на стол последнее, чем хочет обелиться - фотографии великих людей с животными на руках. - Вот и Гёте писал: "Даже самый брезгливый человек будет благосклонен к хорошо воспитанной собаке". Опять же Максим Горький высказывался: "Люди, не любящие животных, представляются мне людьми сомнительными, на них положиться нельзя".
Герой тут же спохватывается, что самоубился - но поздно.
-Значит, вам я представляюсь сомнительным? Его от меня воротит! Он бы меня с собой в разведку не взял. Ладно!
И мы видим, как идет известный академик с терьером, с лопаточкой и ведерком, чтобы культурно подобрать все за собакой, как вслед ему семенят герои и просто хорошие люди, беззаветно любя живое. Они гуляют канатоходчески, по бровке, разделяющей мостовую и тротуар. А за ними в бинокли "Цайсс и Кон", "Кельвинатор", "Йашика", в морские пятнадцатикратные призматические, в школьные телескопы следят члены домкома.
А по улице спешит начальник всех московских собаководов к большому транспортному начальнику. Мольба: дайте хотя бы пятьсот разрешений на провоз молодых собак к учебным площадкам.
-Никогда! - отрезает начальник.
-Но слепым с собаками-поводырями можно? Смотрите: собаки членов нашего клуба обнаруживают магистральные утечки газа, помогают в борьбе с хулиганством, натасканы на наркотики… Разрешите трамвай и троллейбус. Пожалуйста. В намордниках. На поводках. Ведь это нонсенс: члены клуба гримируются уже под слепых, чтобы доставить собак на площадки.
-Даже так? Ну-ну. Будет отдан приказ контролерам освидетельствовать слепых.
И пристально косят контролеры под темные очки человека с собакой…
Есть, конечно, и сдвиги в любви к животным. Люди из санэпида, стоя перед курганом зловонных отбросов посреди заводского двора, распушают карательные блокнотики.
Да, - потеет и мямлит заводская администрация, - мы бы единым махом все вывезли, но в этом кургане птичка свила гнездо. Горихвостка. Она теперь на сносях. Вот она выведет птенчиков - мы в тот же миг…
На пятом этаже отеля "Москва", отвлекая гостей столицы от тягостных мыслей, что опять не удалось склонить к здравым решениям очередного российского премьер-министра, и вообще скоро гостиница накроется медным тазом как таковая - поет канарейка.
Но вот в день после новогоднего праздника тучный гражданин, чьи прогулки полагалось бы измерять в тонно-километрах, решает начать новую жизнь и встает на лыжи. Он скользит в подмосковном лесу, но вдруг вскрикивает, пятится задом и врывается в Москву с перекошенным лицом. По его сигналу выезжают на место члены Общества охраны животных.
Здесь отметила Новый год большая компания. Бал гудел вокруг лесной ели, и украсил ее коллектив - повесив на сучья живых кошек, собак, морских свинок. То - то было весело, как они дрыгались под музыку транзисторов, повешенные в свете костра на гитарных басовых струнах!
Ах без восклицательного знака. Ох. Баловники. Но это когда еще было, почти полгода назад. За полгода самосознание россиянина растет знаете как?
Н-дас. Подрастает. И при аплодисментах в зале, будто убили три моли, принимаются смутные подобия законов об ответственности за жестокое обращение с животными.
И при нынешнем отношении к животному в городе мы опять недосчитаемся многих.